Кузьма

ОБРЕТЕНИЕ ЧЕРЕЗ

100 лет назад его внуку был годик, пошёл второй.
Внуку предстояло быть нужным Отечеству,
но не столь известным, как полезным
в связи со спецификой службы.

А дедушка его, Кузьма, о котором пойдёт речь,
был человеком на редкость счастливым среди деревенских.
Ведь он обрёл любимую. Хоть и через... беду.
Да, то, что случилось с ней, для девушки в то время, была беда.

КУЗЬМА

Дым шёл от него. Ну, он так сел, спиной к реке, чтоб дым шёл от него. Правда, тот игриво крутясь, залетал, бывало, и в нос. Как будто шутил с ним, сбивал его с грусти.
Костёр был небольшой, но спереди-то хорошо поджаривал. А сзади безопасно лупили в спину комары, и прохлада с Мологи бодрила поясницу. А рыба что, рыба, она позвонит, ежели клюнёт, чо за ей следить-то – бубенец привязан специально, чтоб звякнуло.
И эти вечерние контрасты у костра, и выживательские заботы – рыбалка для Кузьмы ведь не забавой была, а добычей пропитания – не давали долго засидеться в душе унынию. Кузьма любил с природой быть наедине. Не боялся ничего. И она как – утишала его.

Девочки-ёлочки, девушки-сосенки,
Мальчики-клёнчики ряжены осенькой.
В морюшке-небушке тучки без вёселек.
В валенках дедушки, внученьки босыньки.

Бабушки мудреньки, девоньки-косыньки.
Детушки кудреньки. Хлебушка досыта.
Это Россия, Отчизна родимая.
Ты мне, как я тебе – необходимая!

Но то всё – отвлекательные мелочи. А вот чуял он другую, сурьёзную мощь, коя вышла на войну с его печалью! Эта пробивная сила терпелииииивого ожидания, которая разгребала времена и события… Не ведаю, как называл её Кузьма, а мы-то знаем, ей имя – надежда. Это она его уста к молитве открывала.
Не перед образами в передней в вышитых полотенцах и не в храме… А там, где никто другой не слышал. И никто его горя не видал, кроме берёз да травы луговой... Его любимую, желанную – отослали в прислуги помещикам в Ярославль. Увезли его зазнобушку, красоту ненаглядную, подале от его влюблённых глаз. И другой бы… – ну, всё, попрощайся с мечтой и строй новьё. Так нет ведь – Кузьма-то жда-а-а-ал.
Кузьма был молодец крепкий, добрый, мастеровой. Не бача1, не лёжонь. Добротный деревенский мужик, хоть в хозяйстве, хоть для жизни. За него замуж выйти – любая бы обрадела.
Его печаль пущай и несла внутренние слёзы, но не была кромешной. А его ожидание имело такую притягательную силу, что сжимало пространство до позиции – рядом, вместе, обнимаю!
Не раз он внезапно для самого себя вдруг выкрикивал: «Верни!!!». Он знал, Кому. Тому, Кого считал величественно далёким. А тут Он оказывался рядом, и слышал, и сострадал. Он – слышал Кузьму. Эх! Никто не видел Кузиных слёз. Только Он. Тогда относительно такого пристрастия, как у Кузьмы к Липе, не было в обиходе слова «любимая». И он всё повторял: «Миленька моя! Миленька ты моя! Липушка миленька…»
Иной раз его охватывало этакое мужество да уверенность… Не в смысле, мол, обойдусь, справлюсь, проживу. Нет. А что – это точно моё, и ему не должно быть отняту, оно моё и со мной!
А бывало, страсть возбуждала его думкой – съездить, найти, увидеть пущай глазком однем. Но он вдруг сдёргивал себя с шалопайного мечтания в буддень бытовой. И ждал чего-то. Чего ждал?
Не глядел на сторону ни на кого, чужился бабьей породы, не приставлял к себе, примеряючи, никакую. А ведь они, девки-то, хоть и крадучись, а пялились.
…И опять заботы да природа занимали Кузьму. Отвлекали от печали драматичностью своей.

Крону пышную приметил
Средь других красоток ветер.
Стал ветвями шевелить,
И шептать, и даже ныть.

Ёлка тщательно стояла.
А ему всё было мало –
На устойчивость её
Дул желание своё.

Всё упорней хулиган,
Уж не ветер – ураган!
…Жить в лесу не одиноко,
Корни были неглубоко…

И пред клёнами-парнями
Взмыла ёлка вверх корнями,
Подминая ближних с криком
Тем падением великим…

И вдруг!
А такие чудеса, они эдак себя и ведут. Ждёшь его, чуда-то, ждёшь, и хочёшь2, и представляёшь… Так, что оно кажёццы этаким уже большим, далёким и невероятным. А оно раз, да и являёццы! Вот те на!
Вот и Липушка-то – явилася. Смущённая, глаза долу, всех избегаёт.
Животик заметно… Аа! Ну, вот, понятно, цево дома оказалася. Оттудова прислали – не нужна уж там боле.
А Кузьма и рад бы. Да эть мужик жо он. Как представит, что чужой побывал, да лапал, да порвал его деушку…
– Дак ты цего хотел-то, Кузьма? Цтоб она без руки-ноги, аль из-за другого какого увецья вёрнута была, а?
Это так он сам с собой рассуждал.
– Так вот жо она, любоф-то твоя! Бери. И с другими биться не нать. Не больно-то в оцередь встанут. А и девка-то прицём? Баре, оне такии – взяли силой, а девица потом как хошь…
Худые-то мысли, кои враг посылал, появлялись ненадолго. Забегали воровски, как мыши. И Кузьма их, что крысу валенком, и выганивал.
А свои думы – уверенные, дубовые – были таковы: «Моя! Ко мне вернулася! Господь пособил нам!»
И селянам погрозил: «Только слово худоё скажите, про неё, про дитятко ли – вот вам!» И кулак показывал. Крепкий был кулак у Кузи. Кто-то его и знавал уж…
Тяте-маменьке Липа объяснила: мол, схватил её барский сынок, и куды ж туто денёсси?!
А Кузьма-то и посваталсы. И полуцаёццы – выруцил всех. Да и себя самого вперёд.
Родители-те евонные, и отговорить бы, да знали, цто толку не будёт. Сами этакого вырастили. Ишо и радовались. С маленьких он был мужицком сурьёзным и завсегда знал, цево хоцёт, а цево нет – не размазня какая. И цуял3, как и цево сроботать. Пусь и шишки, а – сам. А они усмехались на нёго – нравилось им эть.

И тут мать, не ведая, как подступиццы – а в душе-то всё рвёццы – дак она, на куфне обряжаюцись, от цугунов из-за пецки как-то и крицит ёму:
– Кузя, дак люди-те головами кацяют, пальцями-те будут показывать вся деревня.
– Цо мне с того, ма? Мне с ыми постелю не мять, детей не ростить. Женюся – и всё туто! Пусь-ко попробуют кто – без пальцей и остануццы!
Ну, и не было больше розговору – не сломить его, цево задумал дак.
Вот эть, цисто, как в сказке – дождалсы и заполуцил, кого хотел.
Стали оне с Липонькой жить-поживать, детушок рожать, трудиццы, веселиццы.
Да эть и всяко бывало. Всё, как у людей. Дом Кузьма отстроил, скотину завели…

Сенокосной берёзовой квас!
Плесёнь сдунёшь и пьёшь до обливу.
Ветерок-от, нарошно для нас,
Раскацал ветки ивицы сивой…

Время есь – осмотреццы вокруг.
Запах нагусто! Мы – ровно в цаше.
Дном у ёй – энтот скошонной луг,
Крышкой – купол, закатом украшён.

Цисто4 в домнице, энтакой труд!
Днём варились, вецор5 упреваём…
И кипи-и-ит комариновой зуд
Вперемешку с сухим перелаём.

О-о-ох! пора сенокосна строга-а-а –
Поздо ляжёшь, и встанёццы рано…
А зимой-то кормильцы-стога
Молоцком да сметанкою станут!

Кузьма был ровесник Ленину, ну, Владимиру Ульянову. А не знал он тогда, что с ним в одних годах родился парень, от которого потом такой переворот пойдёт по всему миру! Что шибко заденет и его деревни – места родные – и его детей… Жизнь вся переменится.

Сын Кузьмы и Липы – ну, не совсем чтобы Кузьмин – родился в самом конце XIX века, в 1892 году. Имя дали ему для тех мест и времён необычное – Денис.
А теперь не скажете ли, дескать, не Кузьма Денису отец-то?
Давайте рассудим. Чьё семя в Олимпиаде зацепилось, не знаем. И влияние его на внешность и сколько-то на природную силу и особенности, конечно, есть.
Но кто – роды ждал, любя и заботясь, кто отчество мальчонке дал, и имя, и фамилию, а? Кто?! Кто кормил, одевал, учил, поднимал, мастерство передавал – кто? Вот настоящий отец Дениса – Кузьма Песков!

Кузьма наш, обычный – да не больно простой – житель земли Уломской из деревни Воротишино, совершил подвиг любви и принятия. И не знал он, что от его праведных усилий получится такой знатный род, что носит его фамилию!


ПОЯСНЕНИЯ:

1 Бача – болтун; каламонь, лёжень – лентяй («Словарь уездного череповецкого говора» М. Герасимова.
Михаил Герасимов в описываемое в этой главе время работал фельдшером в Кисове, неподалёку от Воротишина. Заодно был краеведом и этнографом.)
2 В наших вологодско-новгородских деревнях во многих словах произносили безударное «ё». И чаще всего цокали – вместо «Ч» произносили «Ц»; дольше других эта речевая особенность задержалась в д. Сергеево, в с. Улома…
3 Цуял, чуял – знал, чувствовал, слышал.
4 Цисто – чисто или ровно, что значит – как, словно, будто.
«Будто в домнице (старинная домна) этакой труд».
5 Вецор – вечор, вечером.

PS: Так что осчастливиться можно независимо
от положения в жизни. Надо только верить...

Детей от любимой у земляка моего Кузьмы,
после того, который их соединил, родилось ещё несколько.
Внук и правнук их были важными, но засекреченными.
А пра-правнук — известен всем в России и даже миру.
Нет, правда, некоторые не знают, как его зовут,
и даже, кто он, и кем является в правительстве.
Тем не менее, он советник — в самых важных делах в стране...