Комбинат

                Комбинат – есть такое слово, и мне работать здесь пять лет.
                А, может быть, и нет!

   Этот день начался с того, что отправили нас с Гуреевым от мясокомбината за скотом в колхоз «Заветы Ильича». Гурей (так все его звали) пошёл в колбасный цех и попросил палку колбасы в дорогу, но ему отказали: «Не жирно ли будет?» Сев за руль скотовозки, он был зол и взбешён отказом, всю дорогу грубо ругался, так как опять оставался без обеда. А я хитрый был, знал, что у нас ненормированный день, и положил в карман кусок хлеба. Чтобы побыстрее вернуться назад, Гурей выжимал из ЗИЛа-133 последний ресурс. Скорость была бешеная, но он называл её крейсерской. Спидометр зашкаливал и показывал по второму кругу 20 километров в час. Зеркала заднего вида от сильных струй встречного ветра загнулись к дверям, прильнули как уши у скаковой лошади, пустившейся в галоп. Деревья, сёла какие-то мелькали, мы даже не успевали этикетки читать. Даже звук из выхлопной трубы не был слышен. И вдруг на этой «сверхзвуковой» скорости к нам в дверь кто-то постучал: «Тук-тук-тук!» Мы удивлённо переглянулись.
   – Серёг, не открывай, спроси кто! – насторожился Гурей.
   Я сначала подумал, что это движок застучал – как бы ни заклинило. Окно открыл – никого! Глянул за дверь, а там уплотнительные резинки выскочили из зеркал и бьют по двери, трепеща на ветру. Самих зеркал уже не было. «Может, вернуться и поискать их? – мелькнула у меня мысль. – А какой смысл? Они теперь вдребезги разлетелись!» Не было и заднего борта, но это мы обнаружили позже, когда искали электросварку, чтобы заварить рассыпавшуюся клетку в кузове. Заварив обрамление и левый борт, мы загнали в кузов скотовозки 10 выбракованных коров и облегчённо вздохнули. Я достал хлеб из кармана и немного пожевал.
   – Едут с мясокомбината, а голодные как волки! – удивилась главный зоотехник хозяйства Елена Ивановна.
   – Мы за говядиной и свининой приехали, – оправдывались мы. – Дома сварим мясо и поедим.
   По дороге домой мы нашли свой задний борт, который лежал на обочине в снегу и осколки от зеркал. Приехали уже к вечеру злые и голодные. Бойцы в это время загоняли хряков на убой. Один «секач» с толстым панцирем по бокам и огромными клыками-бивнями весом килограммов под 350 разбежался и как дал по ногам бойцу Лаптеву, что тот улетел через забор в другую клетку. Лапоть встал, отряхнулся и посмотрел на свои широкие металлические ножны для ножа, на которых остались вмятины от клыков. Он сразу понял, что они спасли его от смерти. Рассердившись, Лаптев взял один из берёзовых стволов, предназначенных для копчения колбасы, и, закинув дубинку на плечо, пошёл на «вепря», целясь ему в лоб, чтобы оглушить. «Секач» резко как молния метнулся на Лаптя, но тот успел увернуться, и с криком «На!», нанёс мощнейший удар дубинкой по хребту зверя. Хряк не успел затормозить и со всего маху врезался в ограждение клетки, поскользнулся и упал, из пяточка закапала кровь. Лаптев, воспользовавшись моментом, нанёс ему удар между глаз. «Вепрь» упал на бок, полежал немного, встал и шатающейся походкой пошёл на убой. В убойном цеху, мы подвесили хряка за заднюю ногу, но ему это не понравилось, он начал визжать и брыкаться, да так сильно, что разворотил весь конвейер и, в конце концов, сорвался оттуда. Девки, увидев бегающего по цеху «секача», завизжали и попрятались по щелям, а одна даже на разделочный стол залезла. Лаптев взял берёзовую дубинку и побежал за хряком, который направился в угол цеха, где находилась входная дверь. Подогнав разъярённое животное к двери, Лапоть сплеча размахнулся и с криком: «Убью, падла!» хотел нанести разящий удар, но тут дверь неожиданно открылась, и в проёме возник образ главного инженера Соловьёва. Лицо его резко побледнело, когда он увидел искажённое в конвульсиях лицо Лаптя и летящую в него дубинку. «Ну вот и пришёл твой последний денёк, Валера!» – внезапно мелькнувшая мысль его парализовала. Соловьёв остался стоять, как вкопанный. В голове за доли секунды пролетела вся его жизнь. При форс-мажорных обстоятельствах время идёт медленнее, чем на самом деле, и, пока летит дубинка, можно успеть обдумать многое. От смерти Валерия Ивановича спасла дверная пружина, которая сжалась и резко закрыла дверь. Уже потом, когда в связи с поломкой конвейера начали искать главного инженера, то на проходной сказали, что он весь бледный, положа руку на сердце, молчаливо ушёл домой: «Наверное, заболел». Год на комбинате шёл за два.
   Когда Лаптев начал распиливать грудину у коровы, висящей на конвейере, из канализационной трубы вылезла огромная чёрная жаба и попрыгала в жировой цех. Я решил попугать мастера цеха Марью Петровну и сказать, что из коровы при распилке грудины выпала грудная жаба. Но не успел. Она уже выходила из цеха по делам, но увидев прыгающую на неё страшную жабу, завизжала и отпрянула назад, спрятавшись за котёл. Иван Гаврилович, мастер мясожирового цеха, сидел в своём кабинете и писал диссертацию по убою скота, но, услышав визг, он поднял голову и насторожился, пытаясь понять, что это, неужели свиней режут? Откуда здесь поросята, ведь их всех забили, может быть, недоглядели, и одному удалось спрятаться? «Накажу!» – вслух сказал мастер, бросил ручку на стол и встал, намереваясь пойти в цех и посмотреть, что там происходит. В это время к месту происшествия подбежал пожилой слесарь Архип и начал сбивать жабу струёй воды из шланга, но она плыла против течения. Поднялся жуткий вой и переполох. Подошедший врач-эксперт Гераськин что-то пытался сказать, подбирая нужные слова. На его лице не дрогнул ни один мускул, а в волосах не было ни одного седого волоска, хотя он и был уже на пенсии, потому что ко всему относился с философской мудростью и многое повидал на своём веку.
   – Что случилось? – с округлёнными глазами спросила подбежавшая на шум тётя Рая – рабочая из кишечного цеха.
   – Лаптев распиливал грудину у коровы, и оттуда выпала грудная жаба и прыгнула на Марь Петровну! – соврал я.
   – Ох-ох-ох!
   – Она испугалась, завизжала и закрылась в жировом цеху. А мы пытаемся взломать дверь.
   – Прекратить безобразие! – рявкнул подошедший сзади мастер цеха Иван Гаврилович. – Что здесь происходит?
   – Да вот... – развёл руками врач-эксперт.
   – Что, лягушку ни разу не видели?
   Слесарь бросил шланг, из которого продолжала течь вода на кафельный пол, а жаба, воспользовавшись моментом, прыгнула в канализационную трубу. Мы немного пошептались и разошлись по своим рабочим местам.
   На следующий день оказалось, что вчерашние приключения имели продолжение. Когда утром мы собрались на планёрку, рабочая мясожирового цеха Верка рассказала такую историю:
   – Вчера вечером, когда стемнело, мы набрали себе мяса полные сумки, да ещё насовали в разные места, будь они не ладны, и пошли через проходную. Смотрим, а там уазик стоит, мы испугались, подумали, что, наверное, менты ловят тех, кто с мясом выходит. А оказалось, что это главврач больницы Кукушкин зачем-то приехал. И у нас отлегло на душе. Ну мы на всякий случай бочком-бочком пошли мимо него, прижимаясь к стене и прикрывая сумки своим телом, чтобы он не видел, поскольку мы выносим мяса. А он обернулся и говорит: «Женщина!» Я поворачиваюсь к нему и отвечаю: «А? – а сама думаю, – Ну всё, попалась!» А он говорит: «У вас варежка упала!» Я глянула, и правда что-то чёрное лежит на снегу. Нагнулась, чтобы поднять, да свиная печёнка из лифчика выпала, я быстро подняла её, пока никто не видит, и в сумку положила. Потом второй раз нагнулась, чтобы варежку взять, а это коровья лепёшка, ну в темноте-то не различишь. Ну и шуточки у него! Говорят, он раньше психиатром работал. Вся вымазалась, фекалии воняют. Всю дорогу его ругала пока домой шли. Мясом надорвались. Руки и ноги болят, поясница ломит, надо бросать такую работу.