2024. Чтение худлит

Наташа Мостерт
Хранитель света и праха

Если «Сезон ведьмовства» читался влёт, то «Хранителя» едва дочитал. Очень уж не привлекателен описываемый там сегмент: потные мужики мутузят и калечат друг друга, какой-то глупый нью-эйдж, сомнительные псевдонаучные гипотезы, дикарские татухи…
Кстати, тату-салоны почти единственная сфера, где еще возможна имитация «малого бизнеса» и остальных «свобод», выражающихся в оккультных практиках и уродовании тел. Великой Мечты больше нет, а вместе с этим нет ни развития, ни даже желания  реального прогресса. Всяческая дурковатая эзотерика поначалу кажется даже интересной, но на самом деле выполняет функцию отвлечения внимания от действительно серьезных вопросов.
Это – если подходить к тексту серьезно. Но, возможно, что к нему так не надо подходить. Для чтения от скуки написано неплохо, Мостерт реально демонстрирует какое-то литературное мастерство. Ее романы много лучше прочих «загадок-бестселлеров». Но вопросы то остаются…



М.Юрсенар
Воспоминания Адриана

Читал её роман ещё в нежном возрасте и мало что помню. Побудительным мотивом к перечитыванию может выступить знакомство с заметками Маргерит Юрсенар, посвященных роману. Сколько десятилетий она мучилась им! Бросала и начинала, сжигала и забывала, путешествовала и перебирала культурные артефакты… Уже такие усилия вызывают интерес и уважение. Поздний Рим притягивает сильно (по аналогии?), а время «хороших императоров» восхищает: идеальные руководители и люди огромной культуры, хоть и не без срывов, характерных для эпохи.
Ещё обратил внимание на слова Юрсенар: «2 век интересен мне тем, что очень долго он был веком последних свободных людей». Но и роман, и античные исторические источники сразу не назовёшь «увлекательным чтением».
Historia Augusta – вещь скучная и мало достоверная, написана посредственностями в пору культурного упадка. Но Юрсенар даже там находит массу интересного и полезного. (Её культурно-исторические эссе я нахожу более интересными, чем исторические романы). В романах выбирать не приходится – слишком уж скудны данные о прошлых эпохах, приходится балансировать на крупицах, что сохранились, строить дом из песка и/или что-то домысливать. В «Адриане» Юрсенар собирала, что было в наличии. Но ведь сколько же  всего сгинуло во тьме веков! Но все же более-менее сбалансированное повествование писательнице построить удалось, хотя и после долгих неудачных попыток.



Теодор Драйзер.
Гений

Бабушка внучки любила читать Драйзера… Конечно, писатель этот выглядит сейчас несколько старомодным. Роман затянут (очень долго читал), персонажи порой изображены плоскими, многие коллизии или не логичны, или же непонятны по нынешним временам. Третья часть опасно приближается к «мыльной опере. И все же – это увлекательная история, притягивающая читателей без всяких ухищрений в духе «набоковщины» и т.п. Порой даже описываемые события и обстановку начинаешь воспринимать идиллически: никакого феминизма, никаких трансгендеров и прочего. Но это, конечно, иллюзия, жизнь героя не была сладкой, да и предрассудки общества давили, но все же, все же – насколько здоровее была моральная атмосфера, да и деловая тоже (хотя капиталистические акулы и щелкали зубами, и приходилось падать в яму бедности). И все же, хоть фермер, хоть художник могли добиться успеха, приложив для этого усилия. «Капитализм» тогда был более справедлив и пути наверх были более открытыми. Да и дорогие доллары платили за реальные дела, а не за имитацию.
Параллельно знакомился с идеями С.Савельева по поводу мозга и гениальности. Все же, если судить строго, главного героя романа назвать «гением нельзя» – переворота в искусстве он на совершил, а описание его творчества не всегда выглядит убедительно. Но все же, прочитанный роман – это талантливая история о талантливом человеке.




Н.Аржак (Юлий Даниэль).
Искупление

А Даниэль то прозаик изрядный, и он мне нравится (а вот Синявский – совсем нет). Даже безотносительно к биографии писателя, его тексты интересны, жаль, что их так мало. Сюжет этой повести (вряд ли сейчас многие читают Даниэля, а зря – остается актуальность, бывшей актуальной целую жизнь назад), так вот, сюжет крутится вокруг того, что главного героя бывший политзэк обвиняет в доносительстве. И хотя в конкретном случае наш художник не виноват, но все равно он чувствует свою вину, а такие же «молчальники» объявляют ему бойкот. (Ищут не где потеряли, а под фонарем, возмущены не истинными виновниками, а теми и тем, чем разрешено возмущеаься). Однако, это мироощущение автора, а на деле, стукачи отделались лёгким испугом, а вот у правдолюбцев жизнь была сломана (в данном случае, герой попадает в психушку, а автор – в концлагерь). Конечно, в раздавленной совести нет ничего хорошего, и за это приходится дорого платить. «Мы поименно вспомнит тех, кто поднял руку»? – ага! как же).
Фантомасы
Мы, россияне, добрые от безволья, от обреченности, от того, что всё вокруг, всё, что было и есть, – мираж, фантом. Всё зыбко и шатко. И злые мы от того же.


Б.И.Винокур.
Тайна кремлевских стен

Шпионские боевики я не люблю, но здесь привлекает время написания – 1987-й! По горячим следам описывается роковой 1982-й год – год смерти Брежнева. Интриги, спецслужбы, информационные войны и стремление пробиться.
Интересно сопоставить текст с опубликованными дневниками Ан.Черняева – работавшего у Б.Пономарева, а потом помощника Горби. В романе отделы – пономаревской и загладинский выглядят несколько брутализированными. Какая уж там мировая революцию – всё одряхлело, и даже болтуны были в одной «революционной» упряжке. Хотя больше Пономарев был известен как редактор «серой лошади» – полностью лживой истории КПСС, которую должны были сдавать все советские студенты. Как политический боевик – это гораздо круче какой-нибудь ерунды вроде «Чёрного квадрата». Сюжет панорамный – судьба нескольких семей: разочарование в коммунизме, вербовка-перевербовка, предательство, эмиграция ( в том числе и потомков тех, кто заварил всю эту социалистическую кашу), бытовые и политические убийства, мрак. Общий слоган для таких текстов: «Мы живем, под собою не чуя страны».


Мишель Уэльбек.
Уничтожить

Прочитал последний роман Уэльбека не только с увлечением, но и с недоумением.  Многие выделяют в нем три составляющие: терроризм, президентские выборы 2027 года и историю семьи главного героя.  Теракты вроде бы навесили на последователей Унабомбера, на выборах сторонникам «лепенихи» к власти не пробиться и она останется в руках «технократов, а вот с семьей все сложно. Семейным делам автор уделяет львиную долю своего внимания и текста, но, как показалось, использует уж слишком сильные средства: кома, суицид, рак – не слишком ли? На наш вкус западное суицидальное состояние было показано более страшным образом, когда у героя не хватало серотонина или же бывший француз принимал ислам и становился троеженцем.
А тут последние главы превращаются прямо-таки в какую-то французскую «смерть Ивана Ильича».  Это не совсем «бог из машины», но какое-то произвольное обрезание повествования через судьбу главного героя. После натуралистических уэльбековуских описаний даже страшно идти к стоматологу…  Но всё равно интересно.
Этот роман читал долго и параллельно с «Репликами 2020» - сборником статей и интервью Уэльбека. Так лучше понимаешь автора, его позицию, смысл более ранних произведений, да и понятней становится, откуда в «Уничтожить» что берется и почему.


Аркадий и Наталья Белинковы
Распря с веком. В два голоса

Интересно и трагично. От исторической России оставался сильнейший культурный потом, на пути которого поставили политическую, а, точнее, криминально-террористическую запруду. В литературной составляющей, чем мощнее была эта плотина, тем причудливее закручивался язык.
У Белинкова он вычурный и не всегда внятный, но если сравнить с А.Платоновым…
В трудной жизни писателя ему все же в последние полтора десятилетия повезло со спутницей.  Но и самого Белинкова нельзя считать каким-то графоманом.  У «Черновика чувств» судьба схожая со «Странниками ночи» Д.Андреева. И гонорар авторы получали в виде страшного срока.  Отделять здесь литературу от судьбы просто неправильно. Стилистически «необарокко» может не нравиться, но этот стиль передает «дух эпохи», чувства и мысли героев которой нам уже не воспроизвести и не понять, ибо не удастся полность прочувствовать обстоятельства выживания среди каннибализма. Есть разница между спокойными зарисовками и «репортажем с петлей на шее», к какому бы жанру этот репортаж не относился!
Что до замечаний В.Шкловского, К.Чуковского и т.п., то ч точки зрения чистого литературоведения они может быть, и имеют смысл. Но ведь эти шкловские-чуковские были Большими Приспособленцами. Все понимали, но удачно маскировались, хотя и не без риска, конечно. Вот у Чуковского – показательно – сын и дочь оказались по разные стороны от «советской литературы». Белинков же был не таков: для него искренность и оригинальность были не сестрами, а одним и тем же. Но эта искренность/оригинальность имели свою большую цену, но при оценке творчества писателя-диссидента одно не оторвать от другого.

Джон Краули
Бесконечные вещи

Как же может измениться со временем восприятие одного и того же автора. Когда-то я был без ума от «Эгипта» Краули, считал писателя  «волшебником» и даже в отношении «Маленького, большого» был близок к блумосвской восторженной оценке.
Вторую и третью часть эпопеи тоже прочел ис интересом. Но недавно, после длительного читательского перерыва открыл «Бесконечные вещи» и ничего кроме раздражения не испытал.  Даже если тема интересует, то лучше уж почитать какое-нибудь «Розенкрейцерское просвещение» (кстати, сама Йейтс вместе с сестрицей выведена персонажем романа Краули, что дает советы Пирсу). Самым любопытным было чтение Примечаний, где почему-то особенно много справок по поводу автомобильных марок.


Цань Чжуншу.
Осажденная крепость

Чувство удивления от старого китайского романа, который не только дочитал до конца, но который еще и понравился. Интересно и остроумно.  Автор знаком с Западом, в том числе, конечно, и европейской литературой. Французов, например, он высмеивает (за нечистоплотность), но и над соотечественниками ехидничает вовсю.  Постоянная ирония позволяет выдерживать авторскую дистанцию.
Время действия – 1937-38 гг. Эскалация японского вторжения в Китай и сопутствующие ужасы. Но о войне Чжуншу пишет мало и больше намеками. «Крепость» - это не военная позиция, а жизнь холостяка, за которым бегает одна, которому отказывает другая и, наконец, женит на себе третья девица.  Китайская жена ( в романе) – это ужасно и описание жизни молодоженов в последних главах полны ужаса и отвращения. (А ведь испытания войной и маоизмом еще впереди – если, конечно, удастся выжить, как автору книги!). Но любовные истории – это тоже больше фон. Основная прелесть повествования в беседах героев и комментариях. Несмотря на местный колорит в них больше «общечеловеческого», что и делает роман притягательным для иностранного читателя и спустя десятилетия. Ну, и еще интересно же описание периферийного вуза во внутренних провинциях – явные параллели с «реформами высшего образования» в отсталых странах. Еще Шанхай – как место «столкновения цивилизаций». Да и многое другое просто интересно. Если знаменитый «Сон в Красном тереме» одолеть мне так и не удалось, то вот «Осажденная крепость» была взята.
Дополнительную трудность представляли китайские имена, которые было трудно запомнить при быстром чтении.