2024. Чтиво фантастическое и попаданческое

Эдмонд Гамильтон.
Звездные короли

НФ – чтиво для подростков. В детстве я бы с удовольствием Гамильтона почитал, была бы такая возможность. Открыл «королей» только потому; что прочел, будто этим романом (1947) вдохновлялся Иван Ефремов, работая над «Туманностью Андромеды» (1957). Не знаю, чем там вдохновляться, но какие-то параллели заметить можно: двусоставные имена, галактические масштабы. Понятно и то, почему советского фантаста американские «космические оперы» возмущали. Слишком уж все легковесно, по-ковбойский, только вместо коней стрелки передвигаются на звездолетах. Планы меняются стремительно. Американец слишком «гонит лошадей». «Новая волна» ещё впереди и ЭГ на разработку психологии героев не заморачивается: персонажи вполне комиксные – «стимул-реакция».
Любопытно, что фантаст использует прием переноса сознания: из тела клерка, прошедшего Тихоокеанскую войну, в мозг «звездного принца», живущего в далеком будущем (200 тыс лет спустя). Сейчас «попаданцы», в основном, оказываются в прошлом, чтобы там ловко устроиться. Но ведь в «Звездных королях» Будущее – это тоже прошлое: императоры, бароны, принцессы – феодализм какой-то галактических масштабов! Нет, душа советского фантаста такого вынести решительно не могла. И.Ефремов подошел к делу серьезно (пожалуй, даже слишком).  В ТА (через 2 000 лет) соединено очень многое – от «Агни-Йоги» до «научного коммунизма», и характер героев он пытается разработать тщательно. Когда критиканы упрекают Ивана Антоновича, что его герои «плоские», то с кем его сравнивают: с Достоевским или с Азимовым?! Другое дело, что совершенное общество, и совершенных людей описать невероятно сложно.  Ефремов сделал из космической фантастики утопию (пожалуй, лучшую, на коммунистическую тему), а не развлечение, как в «Королях» и массе тому подобных «опер». Но ведь и то, и это – только плод фантазии, оба варианта в жизнь воплотиться никогда не смогут. Тогда – можно ли говорить о принципиальной разнице «серьезного» и «игрового» подхода к НФ?



Б.Келлерман
Туннель

Всерьез сейчас читать бестселлер 1913 года сейчас невозможно, но полистать любопытно.
Сама идея железнодорожного туннеля под Атлантическим океаном довольно глупа. Морские перевозки дешевле железнодорожных; и строительство не было бы рентабельным, не говоря уже о технических трудностях эпохи стимпанка. Но как предмет спекуляций – как биржевых, так и литературных – тема неплоха. Роман фантастика, но автор был соцреалистом еще до соцреализма: производственный роман, но и личная жизнь героя, и классовая борьба. Но выполнение  Плана важнее всего!
Роман немного напоминает лёхотолстовкий «Гиперболоид» (то есть, наоборот, конечно). Основатель киберпанка как-то заметил, что для того, чтобы понять дух эпохи, нужно рассмотреть ее страхи. Но грезы и мечты тоже материал для понимания.  Какую-то часть цайтгайста начала ХХ века (до ПМВ!) «Туннель» передает.


Иван Оченков.
Лабух

Оченков – способный автор, хоть литинститутов и не кончал. Может выстроить сюжет, увлечь читателя, прорисовать иронично и по-доброму характер своих героев. В общем, его роман про попаданцев приятно читать (хотя в этом направлении уже бежит четвертая волна графоманов, совсем темы измельчали!). Но и на автора «Лабуха» время также оказывает влияние. Вместо попадание в принца, спасающего Русь от Смуты или вояки-изобретателя из «Стрелка», на сей раз герой «вселился» в ресторанного исполнителя времен НЭПа, который проворачивает авантюры, помогая чека разрабатывать белогвардейца… О, времена! О, нравы!


Фантастический реализм Виктора Пелевина
Софья Хаги.
Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика.

Для того, чтобы понимать современный мир надо читать из зарубежных писателей Мишеля Уэльбека, а из «наших» Виктора Пелевина». Кризис здесь связан с тем, что происходит вокруг и одно неотделимо от другого.
Американская славистка написала интересную книгу. Я бы даже сказал, что это лучший анализ творчества Пелевина, с которым встречался. (Других бы, в том числе и «русскоязычных мародеров» я бы рядом не поставил). Конечно, тексты Пелевина не поддаются однозначной интерпретации и ни одна их трактовок не будет полной и правильной (такое вообще не по-постмодернистки!),  но версия Хаги мне импонирует. На мой взгляд, несмотря на все языковые завихрения, Пелевин продолжает критические традиции Ф.М.Достоевского (в книге эта связь прослеживается); другое дело, что писать о (пост)современном мире языком позапрошлого века было бы смешно. Используя художественно-философские методы, Пелевин гораздо глубже постигает окружающий кошмар, нежели обществоведы с их позитивистскими подходами.  Трактовать же творчество Пелевина в «квантово-буддийском» духе (все вокруг иллюзия) – это значительно обеднять смысл его произведений, что, впрочем, вполне отвечает целям недобросовестных и ангажированных критиков-мародёров.
Сама исследовательница занимает по отношению к современному миру отнюдь не нейтральную позицию и в творчестве своего героя находит подтверждение своим взглядам. Мнимая объективность – это тоже позавчерашний день. Современность в трактовке автора – это  крах свободы, разума и этики. Для объяснения пелевинских текстов Хаги привлекает труды Г.Маркузе и М.Фуко, а в предпоследней главе сравнивает Пелевина с Достоевским и Стругацкими. Помимо проблем постгуманизма, биополитики и пр., интересной получилась у Хаги часть, посвященная альтернативной истории.
Да книга вышла насыщенной и богатой концептуально. Проблема в другом: с проседанием «культурки» здесь разбираемые проблемы понятны и интересны все меньшему количеству людей, как, впрочем, и сами романы Виктора Олеговича.  Повторю, однозначная их трактовка невозможна, но вот, например, последняя компьютерно-имитационная модель ROMA3 так многое сейчас объясняет – гораздо больше, чем камлания соци-олухов и политоло-гав. Это не имеет особого практического значения, ведь тот же Достоевский все, что мог сказал о бесах в «бесах», что не помешало их дальнейшему триумфу. Период, о котором пишет Пелевин ознаменовался переходм из антиутопии Оруэлла в дивный новый мир Хаксли, и это вызвало психологический шок, новый, уже постоталитарный виток аннигиляции морали и желание «фарш прокрутить назад». Надежды не сбылись, будущее превратилось в прошлое. Спасение в глубине мира индивидуальной души, но где ее найти среди черного пиара и оранусов? Некоторые прозрения Достоевского или Пелевина материализуются едва ли не буквально (Вавилен и «банька с пауками»); зомби-апокалипсис пелевинской фантастики – это уже не совсем фантастика, а совсем наоборот. Остается вопрос о сценариях «всхлипа» и «взрыва» (акции последнего стремительно растут). Если удастся (вдруг!?) все это предотвратить, то только благодаря тому, что, как пишет Хаги, Пелевину «нравится думать». Если бы это ещё понравилось некоторому числу людей, которым бы удалось создать «критическую массу» контр-апокалипсиса.


Ю.Ра
Дневник восьмиклассника

Опять «попадание» в тело (и сознание) советского школьника. Автор начал так резко и бодренько с критики советской школы-тюрьмы, но потом скатился к обычному сюжету прогрессорства. Хорошо, хоть к формату «мини».  Герой не организует подпольную «цеховую» империю и не окучивает членов политбюро, а всего лишь организует выделку роликовых коньков и реанимирует школьный ВИА. Главное достижение – пробел авторскую статью в «Комсомольской неправде». Ну, и обнимашки с одноклассницей – как же без них. Есть достижения педагогическог плана – повлиял на членов семьи «донора» и педагогов.
Жанр дурацкий, но ностальгия сильнее – начинаешь вспоминать, как было в твоей зоне школы примерно в то же время…
А альтернатив особенно и нет, кроме уже  самых фантастических.