Герций В. М. Уголовная защита. Теория суждения

Публикуется на правах рукописи.
Уголовная защита. Теория судебного суждения.


Предисловие.

Мыслительные операции с юридическими понятиями на предельных уровнях сознания демонстрируют, что законы формальной, аристотелевской логики не работают. « В деятельности  интеллекта, нацеленной вовне, наличествует метафизика, или трансцеденция: эта деятельность есть Желание. Однако Желание, направленное вовне, развивается, на наш взгляд, не в объективном познании, а в Речи, которая, в свою очередь, в прямом признании  лица предстает как справедливость»1 Познание, в том числе  научное, рационально-объективное, т.е. внешне-логичное, направлено на то, что во-вне, на объекты внешнего мира, которые независимы от познающего лица-субъекта. Поэтому познание, достигшее успеха, итериоризирует (как бы «присваивает») объект. В  познанном объекте, а тем более в высказывании о внешнем объекте( в суждении о нём), уже содержится экстериоризация познающего Субъекта (его-Субъекта оценочное мнение), его «Я». Философ Э.Левинас, чья цитата приведена выше, описывает этот процесс познания, как разновидность  «поедания»2, у Гегеля этот мыслительный процесс назван «схватыванием» (сущности).
  И пусть «поедание» это метафора, но та, которую предлагается взять за основу процесса анализа судебного суждения и смысла, выраженного в нём. Сделано это по нескольким причинам: во первых, Э.Левинас — наш современник, еще не понятый и мало изученный философ, этик и метафизик, проведший несколько лет в концентрационных лагерях нацистской Германии, поэтому он знает, о чем говорит: о смысле страдания, и Этике страдания, в отличие, скажем, от философского концепта Гегеля, где нет этики вовсе, поэтому у Э. Левинаса — Желание, понятое через справедливость, а у Гегеля, онтология проекта, как генезис «самосознания духа».
Каждый из философских проектов по своему интересен, равно как и история жизни упомянутых философов, но в настоящей работе будет анализироваться  судебное суждение, поэтому этика нам будет нужна, чтобы через анализ Желания, прийти к архитектонике смысла судебного суждения. Другими словами, чтобы выявить и описать категории, в которых этот смысл обитает. И самое главное, как он работает во-вне.
Во вторых, работы таких авторов  как  В.Франкл, П.Рикер, также пойдут в помощь для понимания акта судебного суждения, как формы выражения смысла судебного суждения Субъекта, внешняя явленность его внутреннего Я. Так получилось, что и Э.Левинас, и В.Франкл, и П. Рикер крупнейшие философы ХХ века в своей жизни имели безусловный опыт человеческой трагедии, понимания хрупкости человеческой  жизни, проведя несколько лет в  концлагерях. Это  опыт балансирования на грани жизни и смерти, переживания «пограничной ситуации» (по Камю) и «пиковых переживаний» (по Ясперсу), поэтому при всем своеобразии и оригинальности их философских взглядов, они в общем то оперируют схожими ментальными конструктами: «интериорность «Я», «экстериорность», как выражение «Я» во-вне. Их концепты о том, как формируются ценностные суждения, т. е. умозаключения о справедливости, вине, смысле наказания или прощения.
В третьих, почему в этой работе речь пойдет о «Желании»  и судебном суждении? Ответ: автор почти 40 лет защищает людей от уголовного преследования, и поэтому, как никто другой, понимает цену Желания человека, находящегося под уголовным преследованием. Справедливо или нет это преследование, этот вопрос останется вне пределов рассмотрения настоящей работы. Задача, которая стоит перед автором заключается  в том, что, если для эффективности защиты адвокату нужно  взять на вооружение   последние достижения лингвистической науки и  исследования в области философии сознания, то это надо делать, так как адвокат со своим подзащитным стоят фактически один на один против атаки хорошо эшелонированной  правоохранительной системы. А в бою, как известно, все средства хороши, кроме аморальных.
И наконец, в четвертых, содержание  суждения, или то, что содержится в слове, вовсе не тождественна его предмету. Мало сказать, хотя бы и потому, что  сказать необходимо,  так как еще Л. Витгеннштейн в своем «Логико-философском трактате» заметил, что то, что не высказано, того не существует. Поэтому говорить нужно обязательно, уже хотя бы потому, что «не-существовать» вовсе  не значит «не- быть», не наличестовавть, не присутствовать здесь и сейчас. Да, в уголовном суде иногда, лучше и нужно промолчать, так как смысл очевиден, он уже вскрыт и ясен, всем причастным, он ощущается интуитивно, т. е. совестью. Поэтому у Витгенштейна неприменимый спор с Жилем Дилёзом, это у Витигштейна - то, о чем нельзя сказать того не существует; а у Дилёза — смысл «светозвукокнепроницаемая сущность», он (смысл) наличествует автономно, он существует на поверхности объектов, и только выражается предложением.  Просто не обо всё мы можем сказать, не обо всём можно высказаться. В конце концов, ещё Эклизиаст отмечал некую раздвоенность между словом и мыслью: «Слово, изреченное - есть ложь».   
Чтобы лучше понять этот феномен «Смысла», автор предлагает обратиться к работам структуралистов и пост-структуралистов М. Фуко и Ж. Дилеза, чтобы воспользовавшись  их  инструментами философского анализа, схватить существо Смысла, найти этот Смысл в конкретном уголовном деле и создать условия для реализации Желания, т. е. добиться реализации поставленных перед собой  задач и целей уголовной защиты.
Настоящая работа,  посвящена лишь одному аспекту теории  речевых актов, а именно подготовки речи Защитника  к  уголовному процессу.  Вопрос, который исследует автор на страницах этой работы, в том, как сделать Речь субстантивной, слово — действенным, а суждение, порождающим событие в реальном уголовном процессе.  Важность этой проблемы, как представляется автору,  ещё и в том, что практикующий юрист, часто  к прениям сторон в уголовном суде, подходит спустя рукава, ошибочно полагая, что процесс уже закончен, выводы  Судом уже сделаны, работа Защитника в принципе закончена: доказательства исследованы, свидетели-потерпевшие допрошены, все ходатайства поданы, в итоговой речи отсталость только резюмировать все важные аспекты дела, а там, как решит Суд...  А если  приговор не удовлетворит, обжалуем в апелляции, в конце концов... Это бессмысленный бег по кругу, если, кончено, не вкладывать самостоятельный смысл в использование всех процессуальных возможностей, предоставленных позитивным законом,  для защиты своих интересов. 
Однако, на страницах настоящей работы я поведу речь  о другом смысле. Уголовный Суд, делая вывод о виновности или невиновности человека, руководствуется законом и совестью, как об этом прямо говорит уголовный закон. И если с законом все более или менее понятно, он написан, в нем зафиксирована какая то норма права, о нем есть  комментарии и разъяснения Высших Судебных инстанций..., то иное дело с совестью, которой должен руководствоваться Судья, вынося свое суждение о вине человека в  конкретном уголовном преступлении.
По мнению автора, законодатель, допустив в уголовно-процессуальном законе отсылку к такой  категории как Совесть, которая на первый взгляд не имеет никакого отношения к юридический доктрине и четкой, конкретной дефиниции в законе, тем самым придал уникальное и особенное значение уголовному процессу в России, о чем ещё на заре ХХ века отмечал известный судебный деятель, адвокат С.А. Андреевский.3 В этой же работе С.А. Андреевский отмечал и неразрывную архетипическую связь между русской литературой и формированием судейского усмотрения в русском же уголовном Суде.  Подчеркну, что у С.А. Андреевского очень верно выражена  такая деталь судебного умозаключения о виновности, как различие в мышлении и юридической позиции, в которой это мышление выражено, т. е. вскрыт некий дуализм в том, что говорится, и то, о чем говорится. Слово и смысл, о котором это слово сказано, разведены по сторонам, сделано это методологически правильно, чтобы обрисовать те регионы мысли, в которых они формируются.
Этого же принципа на страницах настоящей работы  будет придерживаться и автор, стараясь не переступить эту тонкую грань между юридическим и формированием суждения о юридическом. И если первое, юридическое, автор намерено оставляет за скобками, так как юридическая доктрина сама по себе содержит  огромный объем материала и информации по этим вопросам, то процесс формирования суждения об юридическом, а именно лингвистический подход к юридическому суждению, автору представляется наиболее интересным. Хотя бы потому, что в электронной энциклопедии «Викепедия» раздел  «Правовая лингвистика» выделен красным цветом, т. е. ждет своего исследования и заполнения. Ну и главное в том, что такое смещение акцента в формировании юридической позиции, а в последующем её артикуляции в уголовном Суде, должно помочь донести мысль  Защитника до Суда. Правда, сама мысль, как объект исследования, чтобы она стала сущностно-субстативной и порождала  изменения в бытии, а не только «оставляла круги на воде», должна в этом случае подчиняться определенным законам, и отнюдь не юридическим.
Вот об этих законах суждения и мышления в сфере юридического региона мысли, ниже и пойдет речь. Решить эту задачу добросовестно, т.е.  исследовать  процесс формирования юридического суждения и последующей его артикуляции-высказывания в предложении, невозможно, по мнению автора, без понимания, как законов психологии личности, так и этики поступка, т.е. нравственной рефлексии  девиантного сознания субъекта-актора поступка. Так как Совесть — это именно про этику поступка, равно, как и личность.
Как уже говорилось, предмет настоящей работы не уголовное право, а непосредственно сама мысль о праве. Поэтому  триада: личность-вина-справедливость, и есть та питательная среда мысли, которая предшествует судебному суждению, это те категории, в которых и формируется юридическое суждение о преступлении, т. е. ещё до того, как человеческая рациональность начнет квалифицировать поступок субъекта по той или иной статье уголовного кодекса, наличествует мысль о виновности, либо невиновности лица в следовании  законам справедливости.
Важность данного исследования ещё и в том, что практикующие адвокаты часто имеют дело со случаями, когда   подсудимые, находятся в противоборстве  с правоохранительной системой, принципиально противостоят ей, отстаивают свою правду, свою позицию, доказывая  свою невиновность в инкриминируемом  деянии. По этой причине  автором в первый же абзац настоящей работы  вынесена мысль  З.А. Сокулер  о конечности  и бесполезности формальной логики в уголовном процессе.  Разве уголовный Суд не есть тот институт, где Судья в каждом деле подходит к предельному уровню сознания в мыслительных операциях с  юридическими понятиями и дефинициями, в которых и работает аристотелевская логика, где, собственно, и явлена её ограниченность: когда человек противопоставил свою логику поступка и свою волю  против логики и воли Системы, а  Другой — Уголовный Суд, обязан с необходимостью выносить умозаключение о справедливом, вине и личности лица, совершившим преступление, что это как не выход на «предельные уровни сознания»?  А какая логика  тогда работает, если не аристотелевская ? Кто тогда выносит суждение о вине?  Что есть справедливое в конкретном уголовном деле? При чём здесь совесть?
Рациональность, квинтэссенцией которой и является формальная логика, вновь подвергнута сомнению и критике. Впрочем в Кантовской метафизике ответ на этот вопрос уже дан: не всё может быть схвачено рациональным сознанием. Моральный субъект действия, постулирован Кантом, а П.Рикер пошел ещё дальше, исследовав механизм формирования смысла в субъекте, выносящим юридическое суждение о Справедливом. И конечно же этот субъект, выносящий суждение, должен быть морален, иначе само суждение не обладает атрибутом справедливого. Получается, что в  законы формальной логики должны быть включены положения о моральных ценностях, и сам поступок верифицирован сквозь их призму. Но это уже другая логика, раз уж мы заговорили о ценностях — трансцендентная логика И.Канта, которая, может быть, позволит приблизиться к ответу на вопрос, как высказать свою мысль о вине Другого  и убедить в этом Суд. Правда, здесь же возникает новая проблема, о какой логики действий можно говорить применительно к правоохранительной системе, как системе, а не личности-субъекту?
Ответ нуждается в каком то основании, пусть даже это будет обезЛиченная диалектическая логика Гегеля, которая аннигилирует преступную волю субъекта, снимая её посредством наказания, как это отмечено  в его «Философии права». Диалоговый, конвенциональный характер  уголовного процесса может увести мысль от столь абстрактных, на первый взгляд, «высоких» материй, как моральный императив, преступная воля, каковыми оперировали Кант и Гегель, сведя всё к смыслу-Желанию Субъекта.
Приземлив высокие материи на грешную землю юридических баталий, отметим, что универсум диалога, в парадигме которого развивается уголовный процесс,  помыслен такими  философами как Г.О. Аппель, Дерида, Ж.Дилёз,  и сводит диалог  к смыслу, автором которого и является внутренний Субъект говорящего. Задача перед Защитой  ставиться радикально: высказать свой смысл и   осуществить его в этом диалоге. 
Словом, допустив мысль о том, что формальная логика  плохое подспорье в формировании суждения при оперировании такими категориями, как вина-справедливость-личность, ещё не значит расписаться  в бесполезности поиска эффективного метода подготовки речи в уголовном суде, пусть даже юридическая речь будет содержать отсылку к таким абстрактным категориям, которые слишком субъективны, абстрактны, неформальны, с точки зрения юридического дискурса.
Наоборот, надо усилить поиск...