Рассветное утро старика Каведецкого

Старика Степана Каведецкого ничего в этой жизни уже
не радует. Совсем ничего. Жена умерла, друзья-старики
ушли в мир иной. Даже выпить толком не с кем. Дело ведь
не в водке. Важно, с кем пить и что при этом происходит в
душе твоей, а может, и во всём мире. С хорошим, всё пони-
мающим собеседником и помолчать за рюмкой в радость.
Одногодков в селе, считай, никого не осталось. Кажись,
недавно похоронили Трофима Кубасова. Не старый ещё
был, а вот и он отошёл, сердешный. Степан уверен был, что
Трофим его хоронить будет, – почти на пять лет моложе.
Трофиму под восемьдесят было, а он по бабам бегал, как
молодой. А вот оно как получилось... Ведь вместе тогда вы-
пивали. Эх, да что там говорить! Не хочется даже думать
об этом. Если б он тогда не ушёл, может, и жил бы Куба-
сов. Упал с чердака. А эта, с Каменки, огородами сбежала.
Как там было? Что там было? А Кубасова нет. И выпить
по-настоящему, со смаком, с песнями, с шутками не с кем.
А с молодыми разве посидишь? Пьянь подзаборная. Не
успеет рюмку опустошить, а уже пьян. И до дому не дойдёт
– уснёт на дороге. С таким ни поговорить, ни помолчать за
рюмкой.

Степан Каведецкий сидел у сарая на бревне и с тоской
смотрел на поленья дров. Готовит к зиме дрова, а приго-
дятся ли они? Всё делает по привычке: конец августа, днём
ещё жарко, но он всегда в это время закладывал поленни-
цу. В окне дома отражалось закатное солнце, словно пожар
на селе где-то полыхал. Прислушался к щебету ласточек.
Сидят, миленькие, рядком на электрических проводах и
щебечут. Радуются последнему теплу. Вспомнил, как вер-
нулся из армии и вот эту самую электролинию проклады-
вал. Своя электростанция в колхозе была, в селе Куневе,
на реке Вилии стояла. Потом, конечно, отжила старушка
своё, – село включили в общую украинскую систему элек-
троснабжения. Где-то через год после армии женился на
Нюре. Ждала его.

Печальное лицо старика Каведецкого осветилось из-
нутри, он даже слегка улыбнулся, но печаль снова, словно
тучка солнце, накрыла его лицо. Два года уже как Нюры
нет, а ему жить без неё невозможно. Дочь давно в городе
устроилась. Наезжает с зятем по выходным, но нет радости
от этих встреч. Ничего без Нюры нет.

– Степан, слышь, Степан! Володя Кубасов приехал. Про-
сил передать, чтоб зашёл.
– А-а, Надька. Заходь, – оживился Каведецкий, услы-
шав голос соседки.
– Не-е, не могу. Толик должен с заказчиком приехать.
Пойду к столу соберу что-нибудь.
– А-а, тогда ладно. А я к Вовке пойду.

Он с непонятной для самого себя завистью посмотрел
вслед соседке. Живёт при сыне. У того маленькая пилора-
ма. Покупает лес, распиливает брёвна под заказ и прода-
ёт. Дело есть. А что его зять? В городе ютятся в съёмной
комнатушке, плохо им там, а никак от города не отцепятся.
А он тут один кукует. Они его не понимают, и он их не по-
нимает. Может, так оно и лучше, что врозь. Да почти все
старики в селе без детей остались. Как будто вымело лю-
дей из села. Нина Ходунова, что у шоссе живёт, давно одна.
Дочь где-то в Ростовской области, наезжает изредка в от-
пуск. А сейчас разве наездишься, дорого всё. Сын, правда,
недалеко, в Луцке, по несколько раз в месяц наведывается.
Хорошие у Нины ребята. Её к себе сманивают, но она не
соглашается. Столько лет прошло после смерти мужа... Ни
во что не вмешивается, ни в каких сплетнях деревенских
не участвует. В хате чисто, опрятно. Правда, на село уже не
ходит – ноги болят. Летом-то ничего. Можно на скамеечке
во дворе покалякать с бабами. А зимой сидит в хате у око-
шечка, наблюдает за жизнью деревенской и радуется жиз-
ни, ждёт, когда дети явятся. Приедут дети – ещё большая
радость. Вспомнил дальнюю родню – Катерину Подайрук,
мать Саши, жены Володи Кубасова. Почти всю жизнь, счи-
тай, одна прожила. С тех пор как оставила мужа Валерьяна.
И дочь воспитала и замуж выдала, и с внучками нянчилась.
Хорошо жила. Никто о ней плохого слова не скажет. Но
теперь она, как и вся её родня, на кладбище уже лет семь
обитает.

Он долго ещё перебирал в памяти семьи сельчан. Полу-
чалось, что село стариковское. Рабочих рук раз-два да и об-
чёлся. Заработков нет, что тут молодым делать? А с другой
стороны, взять Надькиного Толика. Новый дом кирпич-
ный заложил. Можно жить в селе, если с умом да не пить.

Стемнело, а Степан Каведецкий продолжал сидеть на
бревне. Вспомнились молодые послевоенные годы. Село
бурлило: танцы в клубе, игры, вон даже в футбол и в во-
лейбол по воскресеньям играли. Каждый год на Ивана Ку-
палу разводили огромный костёр за селом. Искры до неба
взлетали, а потом, когда огонь спадёт, поутихнет немного, с
хохотом прыгали через него. Он посмотрел на высыпавшие
в небе звёзды. Вон маленький огонёк среди звёзд движет-
ся. Самолёт, наверное, а может, спутник. Этих спутников
скоро будет больше, чем звёзд. Внезапно другой огонёк со-
рвался в вышине, полетел вниз и спустя мгновенье погас.

«Ещё одна земная душа улетела в бесконечность. Мо-
жет, с моей Нюрой там встретится? Огромное небо, огром-
ный мир. Что там? Какие ещё миры за теми звёздами, что
нам с Земли видны? И где тот другой, незримый мир, куда
переселилось несколько поколений из маленького села До-
лочье? И Нюра там? И Кубасов? И Катерина? Сколько их
там, и где они все умещаются? Вона сколько за тыщи лет
ушло с Земли людей».

Он тяжело поднялся с бревна и пошёл к Кубасову. Во-
лодя с Сашей ужинать не начинали, ждали Каведецкого. За
ужином старик оживился, пропустил пару рюмок. Расска-
зывал о послевоенном житье в селе. Лицо стало ласковым
и добрым. Он перестал быть похожим на вечно колючего
Степана Каведецкого, который любил подшучивать над
всем и вся. Глаза его излучали тихий и печальный свет. Как
будто он был здесь, за столом, но глаза видели что-то дру-
гое, может, это была вся его прошлая жизнь, или тайна ка-
кая звала и не отпускала. А может, он увидел то, что не мог-
ли видеть другие, – пришла пора, и ему стало возможным
приблизиться к тому месту, откуда и прошлое, и грядущее
как на ладони.

Назавтра утром Володя засобирался ехать на машине до-
мой, в Киев. На улице было сыро – ночью дождик прошёл.
Летом так бывает: днём жарит, спасу нет, а ночью пробежит
скорый дождик, а то и короткий ливень. Утром благодать.
Птицы поют пуще прежнего, солнце взойдёт в полнеба, а
воздух, как говорится, – дышать и не надышаться.

«Эх, остаться бы здесь ещё на недельку! Так нет – ехать
надо», – подумал, доставая воду из колодца, чтоб в дорогу
с собой взять.

Перед отъездом забежал к Каведецкому занести продук-
тов. Была суббота. Старик сидел на кухне, как будто и не
ложился спать.

– Дядя Степан, мы уезжаем. Позвонили на мобильный с
работы. Вызывают. А вы что так рано встали?
– А я и не спал. С вечера не спалось, так до первых пету-
хов глаз и не сомкнул. А потом заслушался. Ох и поёт-за-
ливается Надькин маленький пёстрый петух! На всё село
голосит. Куда там моему увальню. Здоровый, а голос слов-
но надтреснутый. Ещё Нюра, небожка, его завела. При ней
пел на всю деревню, а после её смерти пропал у него голос.
Хрипит.

Володя с удивлением посмотрел на старика: чтоб Каве-
децкий рассуждал о пении петухов? Такого представить
невозможно. У него всегда были разговоры о делах сель-
ских да воспоминания, как оно раньше было. А тут смотрит
в какую-то дальнюю точку голубыми, выцветшими глаза-
ми, словно невидящими.

– Ближе к утру мелкий дождик пробежал, так я вышел
во двор, а небо чистое. Откуда тогда дождик? Как думаешь,
Володя?

Не дожидаясь ответа, старик продолжил:

– Я сегодня, Володя, словно в первый раз рассвет уви-
дел. Жизнь прожил, а рассвет вот так не встречал. Всё не-
когда было, всё бегом. А тут сижу на кухоньке, а в окне
вдруг лучик блеснул. Вышел, а солнце над верхушками
леса встало. А птички-то как поют! Вот истинно создания
Божии, невинные.

Володя молчал. Понимал, что надо молчать. Старик
вздохнул, умиротворённо улыбаясь:

– Не было в моей жизни таких рассветов. И Нюре не
смог показать. Она, сердешная, солнце встречала на гряд-
ке. Не в небо смотрела, а в землю. Зато теперь, наверное, с
неба смотрит. – Он опять вздохнул и добавил: – Лучше бы
ты задержался ещё на денёк, Володя!
– Самому хочется, но вызывают. Надо ехать.

На том и распрощались. Старик Каведецкий ещё долго
стоял у калитки, словно ожидая кого-то.

В дороге Кубасов задумался о последнем разговоре со
стариком. Рассвет как рассвет был. Что в нём необычного?
Володя любил на рассвете посидеть с удочкой у речки. Но
ему в голову не приходило любоваться рассветом и кому-
то об этом рассказывать.

«Как-то странно дядя Степан говорил, – рассуждал он.

– Как будто со мной говорил, а сам уже где-то в другом
месте находился. Может, он по дочери заскучал. Так она
сегодня должна к нему приехать на выходные». Вечером
ему позвонила Люся, дочь Каведецкого, и сказала, что отец
умер. Приехали с сыном в обед и нашли деда сидящим за
столом. Рука подпирала голову. Подумали, что уснул, а он
уже холодный. Одет был во всё праздничное. Перед ним
стояла полная рюмка самогонки, покрытая ломтиком ржа-
ного хлеба.

На следующий день утром Володя Кубасов уехал в село
на похороны старика Степана Каведецкого. Небо было за-
тянуто сплошь тучами. Моросило. Погода повернула на
осень.