Когда я на почте служил ямщиком

Всё нижеследующее является художественным вымыслом. Любые совпадения имён и событий случайны.

Наш коллектив

Зоя
Кого только не занесёт на наши галеры, например, Зою. Зоя - бывший профессор. Да-да, жизнь круче любой фантазии, чего только не бывает! Выяснилось это у Кати. Катя – наш старейший почтальон. Старейший не в смысле возраста, а в смысле пребывания в нашем отделении. И живёт Катя буквально в двух шагах. От порога до порога пять минут. У неё двое малолетних детей и две комнаты в коммуналке. Катя каждую пятницу устраивает что-то типа вечеринки: пойдёмте, девочки, отметим выходной. (Мы все тут, и двадцатилетние и шестидесятилетние, девочки, Маши, Кати, Даши). Ну, суббота, воскресенье – выходные только у почтальонов, операторы работают в смену. Но даже те, которым завтра выходить, на полчасика заглядывают, а некоторые, которые завтра выходные, так и зависнуть до утра могут. По дороге забежим в магазин, или заранее с собой принесём и, бывало, в тапочках по снегу из одной двери в другую – ширк! Так вот в первый же раз Зоя напилась и рассказала нам свою историю. Причём назавтра Зоя была не выходная, пришлось Кате её с утра в чувство приводить. Зоя с утра чуть от стыда не сгорела.
А история-то обыкновенная. Мантулила Зоя тридцать лет в одном универе, научные труды, звания, на международные конференции ездила! И поначалу её очень уважали. А потом начальство её очень невзлюбило, потому что студенты всё хуже и хуже, а Зоя – принципиальная, возьмёт да и завалит почти всю группу на экзаменах. Ректор в бешенстве – теперь  их нельзя выгонять, они же деньги платят. Сейчас же всё на коммерческой основе. Сначала пробовали с ней поговорить, приказывали, а она ни в какую. Да ещё спорить начала: «Нельзя опускать планку, нельзя плодить неучей, престиж вуза, престиж образования!» - и всё в таком духе. Ректор понял, что её не переломить, и однажды ей просто не продлили контракт, несмотря на её регалии и достижения. Для Зои это было катастрофой. Она понять не могла, как и за что? Она даже не за себя переживала, а за уровень образования. И до сих пор, кажется, не понимает, как учёные,  а ректор ведь учёный, могут так опускаться. Нашла она вуз попроще, полностью коммерческий. И сбежала оттуда через год. Не выдержала. Нам она сказала: «Я студенткой проходила практику в строительном техникуме. Так вот, скажу я вам, на 90 процентов мои тогдашние ученики – это интеллектуалы в пятом поколении по сравнению с этими, так называемыми, студентами. Это не высшее образование, это ПТУ, это безнадёжно. Я не хочу в этом участвовать».
Засевши дома, Зоя, которая на банкетах могла пригубить чуть-чуть шампанского, стала пить. И так лихо в это дело втянулась, что в один прекрасный день, проснувшись и глянув в зеркало и на свои дрожащие руки, испугалась. И побежала она туда, где берут сразу и всех. Так Зоя оказалась у нас. Но мы и так поняли, что Зоино пристрастие к алкоголю приобрело угрожающую направленность, и всем коллективом дружно этому противостоим.
Зоя называет накладную ведомостью, а кабинет заведующей кафедрой.
Зоя прощает нам мат и ругань. Она, как айсберг в океане, неколебимо плывёт в окружении тех, кто матом не ругается, а разговаривает, а вот со своими студентам она воевала за культуру речи, за что и погорела. Катя даже обиделась: «Чего это? Мы что, низшего сорта что ли? Она что нас, за людей не считает, профессор! Почему это студентам материться нельзя, а нам можно? Мы насекомые, да? Ругала бы нас. Воспитывала. Мы же понимаем, что нельзя. Просто тут работать по-другому невозможно».
Роза
Роза, увядшая розочка. Женщина настолько замученная, что не имеет возраста, ей можно дать и двадцать пять и сорок пять (на самом деле ей тридцать семь), при такой замученности это не имеет значения. Когда я её увидела в первый раз, я вспомнила кадры хроники, на которых советские войска освобождают концлагерь. Выходившие на волю пленники выглядели так же. Вдова с двумя парнями-подростками. Сначала я думала, что она гипер-ответственная, а сейчас подозреваю, что это качество в ней уже приобрело черты психического расстройства. Розочку можно заставить работать пять дней подряд по двенадцать часов. Розочку можно заставить работать в ночь. Начальство ей затыкает дыры, как хочет. Розочка устраивает нычки во всех углах нашего тесного помещеньица. Дело в том, что судебные и административные хранятся только полных семь дней, но Розочка, без времени увядшая наша, обладает феноменальной памятью и запоминает людей, которые появились в отделении хотя бы два раза, жалеет их и прячет для них письма, чтобы, если они явятся, пусть и с большим опозданием, получили свои судебные или административные. Всюду у нас папочки, связочки, отдельно лежащие письма с приколотыми записочками: «Для Сидорова с Кутузовского, 8», «Для Маланьиной с 5-й Коммунистической». Когда Розочка сломала ногу и ушла на больничный на три месяца, в отделении наступил коллапс.
Помимо обучения, Розочка просвещает меня относительно коллег:
- А ты знаешь, что Юлька – еврейка? У неё пять или шесть детей, она в синагогу ходит. Ей там помогают. А Катя мужика из семьи увела. Ходила, ходила в одну квартиру, пенсию носила, продукты впаривала, и увела мужика. Наконец, хоть зажила, помог он ей, из нищеты вытащил, а то у неё даже стекла в окне не было, фанерой было заколочено. Он старше её намного, ему уже шестьдесят, ревнивый. А Наталья с лучшей своей подругой Машкой перегрызлась из-за мужика, был тут у нас один, грузчик, ты его не видела, недолго поработал. Да и мужик-то – тьфу! Было б ради кого с лучшей подругой ссориться! Ну как можно! Ради мужика подругу предать! Главное, обе замужние, у обеих дети, а вот влюбились в одного!
Таких историй у неё бесконечный запас, она знает всё про всех.
Спокойно сидеть на больничном – это не про Розочку. Дня через четыре после того, как ей наложили гипс, она примчалась в отделение на такси. Закарабкалась на второй этаж и, морщась от боли и неудобства, стала рулить процессом. Глядя на неё, я подумала, что  больная она не на ногу, а на голову, и это серьёзно.
Но отдых делает своё дело. Розочка отоспалась, отъелась, увидела, насколько её пацаны отбились от рук, и перевелась в отделение поближе к дому, где и рабочий день нормирован и платят побольше.

Даша.
Даша работает на сортировке. Это малюсенькая проходная комнатка между нами и главным залом, вечно заваленная мешками. Первый раз я увидела Дашу за процессом переодевания. Ничуть не смущаясь шляющимися туда-сюда грузчиками и прочим почтовым людом, Даша сняла юбку, колготки и толстые рейтузы, обнажив свои белые ноги и необъятные трусы. Затем стала натягивать трико, попутно переговариваясь с грузчиком Сашей и охранником Димой. Всё это так бытово, по-родственному, что я, поначалу шокированная, прониклась ощущением абсолютной естественности демонстрации попы в трусах на рабочем месте. Даша бойкая, языкатая, шумная, естественная, как бумага в ящиках, наверно, в юности была безумно хороша. По возрасту пенсионерка, она до сих пор красива, её лицо притягивает взгляд. Даша покрикивает, грубовата, но у неё можно попросить помощи. Мы, необученные, брошенные в работу, как щенки в воду, постоянно бегаем к ней. Она кричит, что у неё много работы и ей некогда, но помогает всегда. Она сочувствует нам и подбадривает: «Ну что, тётки, как там у вас дела? Ничего, справитесь! Трудно только первые десять лет!» По прошествии некоторого времени я обнаружила, что Даша работает вообще без выходных. Каждый день по восемь часов. «Как же так? Даша, вы что, никогда не отдыхаете?» – «Я одна живу. Дома тоска смертная. А тут пришла – люди, движуха, жить хочется. Крутишься, крутишься, вот и день прошёл». Не может быть, чтобы такая темпераментная, яркая, красивая,  женщина не была замужем. Мои фантазии рисуют в её прошлом какую-то трагедию.
Кстати, охранник Дима, наверно, страдает деменцией. Каждый раз в свою смену он подходит ко мне и говорит: «А вы новенькая, да? Что-то я вас не припомню. Давайте знакомиться». И мы каждый раз с энтузиазмом знакомимся.
Лариса
Лариса – зам. зама. зава, начальник отделения за неимением других,  классическая пергидрольная блондинка с перманентом как в добрых восьмидесятых. Казалось бы, при наличии сейчас стольких профессиональных красок и мягких вариантов завивок, зачем сооружать на голове нечто сухое, жёсткое, торчащее, мёртвое, громоздкое? Ну, вот Лариса такая. Лариса – наш серый кардинал, монументальна, громоздка, гренадерского роста, однако ловко лавирующая между полок с посылками. Я догадываюсь, что она, как Синяя Борода, пережила уже штук шесть заведующих.
 Костя
Костя – толстый, сильный, большой, бесформенный, как джин из бутылки, и такой же безотказный.  Вообще-то почтальон, но и оператор, и грузчик, когда надо. В общем, Фигаро тут, Фигаро там.  Почти буквально. То и дело на всю нашу Доставку раздаётся: «Костя!!! Опять ты…!!!» И очередная порция обвинений сыплется на Костю. Костя вечно жуёт чипсы, батончики, пирожки, конфеты, печенье, пока не получит тычка, направляющего его в рабочее русло. На его столе гора рваной упаковкой, недоеденных кусочков и крошек, на радость крысам. Сколько его не ругают, бесполезно. Костя добродушен, безобиден, оптимистичен, обладает неубиваемым чувством  юмора, и с него как с гуся вода.
Валька
Валька, очень неприятная девка, работала раньше продавцом на рынке. Для неё почта – невиданный рывок в карьере, она старается, из шкуры лезет, чтобы понравиться «старичкам» и начальству, аккуратно записывает в тетрадочку все ходильники, постоянно бегает курить с Костей или с кем-нибудь из начальства, активна, напориста, голосиста, из неё выйдет толк.
Алка.
Алла ходит в короткой юбке, нагибаясь к ящикам за письмом или пакетом, сверкает полными ляжками. Разворачиваясь к прилавку, она уже имеет наготове зазывный взгляд.
- Чё, Алка, жениха ищешь?
- Ну. А где мне ещё его искать? В клубах только снимаются ходят, да и дорого, не находишься. В кино все уже по парочкам. А здесь и студенты ходят и мужики ничего так.
При произнесении слова «студенты» её тупенькая мордочка освещается плотоядным светом.
- Алка, это же «Электротехнологии», у них всегда много почты.
- Нету. В системе ничего нету.
Подхожу, смотрю в экран, а там «ИлектротИхнологии». Господи, ну кто взял такую дуру необразованную. Где она училась? Хотя, куда её ещё возьмут.
Алка вообще не припаривается что-то запоминать. Она может взять письма только из стандартных ящиков, на которых крупно написан номер, остальную информацию она отфильтровывает как избыточную. Алке невозможно растолковать, что такое «ставить письмо по увеличению номера». К ярости всех нас, она ставит их вперемешку. У неё сначала идёт 1035, а потом 999. Она аргументирует тем, что «ну девятка ведь больше единицы?» Попросить её поставить письма по алфавиту было смертельным номером. Она вообще пихала их рандомно. Не уследишь, так пихнёт сегодняшние в начало прошлого месяца.
Зато «клиентоориентированность»  у неё в приоритете. Как увидит интересного представителя мужского пола, вежливая до елейности: «Ой, у вас посылочка в другом зале, подождите, я вам её сейчас принесу!» Хотя этого мы не обязаны делать. Придёт и вручает, ставши в дверях, чтобы предельно сузить пространство между собой и клиентом. И глазками вся иссияется.
Наши почтальоны: вышеупомянутые Катя и Костя, Юля и подрабатывающий на полставки студент Саша.
Когда слепой поведёт слепого, то оба упадут в яму. Это про нас. Одна неумёха занесёт письма не под тот номер, или программа скорчит козью морду и сама номер поменяет, другая недоучка очерёдность перепутает, третья найти не может. Учить нас некому. Так и живём.
Есть ещё не виданная нами пока опытная Римма Максимовна, но она на каком-то вечном больничном. Её ждут как манны небесной. «Вот Римма выйдет, наведёт здесь порядок».

Аделаида Эдуардовна
Трудно найти более обиженное Богом существо по части внешности. У неё практически отсутствует нижняя челюсть и резко загнутые книзу уголки рта, что делает её необычайно похожей на жабу. Глазки, правда, малюсенькие, не на выкате, как у жабы, но жирно-жирно обведены чёрной подводкой, так же жирно намалёваны ссохшиеся губы и морщинистые щёки, вся эта «акварель» предназначена, видимо, сделать Аделаиду неотразимой. Её жалкая внешность компенсируется хроническим хамством, чванством прыща на ровном месте – ну, как же, она зам. главного бухгалтера! Я не знаю случая, чтобы её голос не дребезжал от сознания собственной значимости и возможности унизить всех, кто подвернется, или от подобострастности перед начальством. Куда там Риммина гордыня! Здесь грозящий лопнуть фурункул, к старости добившегося положения хоть маленького, но начальничка. Я пытаюсь её жалеть, но не получается.



Наши охранники
Я не знаю, кто и с какой целью берёт охранников на почту, в частности, в наше отделение. Думаю, что это чистейшая синекура. Для пристройства своих престарелых родственников. Помимо вышеупомянутого Димы, у нас есть ещё две новеньких тётеньки. Одна из которых по старости едва ходит, а вторая похожа на пожилую тростинку. Когда она пришла знакомиться, стала у меня спрашивать: «А что тут охранники делают?» Ну я ей отвечаю, что иногда к нам заявляются бомжи и пытаются в помещении почты распивать спиртные напитки, или, бывает, пьяные пристраиваются спать на лестнице, так что посетителям не войти. Всю эту братию надо либо выкидывать на улицу, либо, если не получается, вызывать полицию. На что она меня снова спрашивает: «А как вызывать полицию?»
Зато у них на форменных куртках есть гордая надпись «Росгвардия».

Медосмотр
Все почтовые работники обязаны проходить медосмотр.
В анкете правила хранения продуктов
- Зачем это? Я же на почту иду работать, а не в магазин?
- Почта России теперь занимается торговлей продовольственными и непродовольственными товарами.
- А-а-а-.а. Точно. Видела. Придёшь на почту, а там прилавки с шоколадками, крупами, консервами. И почтальонов заставляют помимо писем и газет ещё и продукты возить в своих тележках и впаривать народу. От этого зарплата зависит. Без продаж маленькая.  Хорошо, что у нас в отделении крысы завелись, продукты пришлось убрать, одни батарейки остались. Но почтальонов всё равно заставляют получать продукты на складе и таскать с собой.

В кабинете нарколога.
- Ваше отношение к алкоголю?
- Не поняла?
- Ну вы выпиваете? Нет, часто, регулярно, каждый день?
-Регулярно.
Парень аж вскинулся, вытаращил на меня глаза.
- Каждый год мы с друзьями ходим в баню»… смотрели этот фильм? Вы молодой, наверно, не знаете. Так вот, кто-то регулярно на Новый год ходит в баню, а кто-то пьёт шампанское.

- Никогда не произносите в кабинете нарколога эту фразу! Я вам уже печати поставил, а вы!
- Но наркологи же нормальные люди!
- Разные бывают. А всё-таки не говорите подобных вещей в кабинете нарколога больше никогда.
Кто меня за язык вечно тянет? На прошлую работу устраивалась, тоже брякнула что-то в этом роде. Меня же предупреждали.

Наша техника
Компьютер висел. Функция «Возврат РПО» не работала. Как только я кликала по такому необходимому мне окошку, комп оцепеневал. Я попробовала его подхлестнуть, от души хлопнув по клавише «enter», но он равнодушно сказал: «fuck» и вырубился. То есть, совсем. Экран погас и только в серединке крутился маленький голубой кружок. Мне кажется, он даже сплюнул шелуху от семок через губу, от совершенного равнодушия к моим проблемам. А проблемы были. Я уже упоминала о том, что письма с пометкой «судебные» и «административные» должны храниться на почте не более семи полных дней. А потом надо делать возврат. Если возврат не будет сделан в нужную дату, почтовое отделение будет оштрафовано. Как вы догадались, платить будет оператор, в чью смену возврат не был сделан. Поэтому я нервничала. Потому что плясала с бубном у компа, повторяя один и тот же ходильник уже в пятый раз. Рядом нервничала Зоя. Ей надо было почту принимать. Её комп гонял беленький кружок из крупного белого жемчуга по тридцать секунд, надрываясь над каждым письмом, а при нажатии клавиши «сохранить»  вылетал из программы, и надо  было снова вводить пароль. Точнее два пароля, ибо секретность на Почте России не знает границ. Сначала вы вводите тот пароль, который знают все, затем свой личный, который вам сочиняет главный по паролям, и который вам выдают не сразу, а, руководствуясь непонятно каким принципом, я так думаю, преданностью Почте, через неопределённый промежуток времени. Поскольку Зоя работала всего полтора месяца, и, видимо, ещё не доказала свою преданность, у неё личного пароля не было, и она входила под моим, который был написан на бумажке и висел, приколот на видном месте.
Делать было нечего, и я отправилась к Ларисе. Лариса отреагировала на моё нервозное сообщение о висящем компе так же апатично, как и виновник невроза, и через безразмерную паузу изрекла: «А я чё сделаю? Рожу вам интернет, что ли? Вон у людей по сорок минут висят». Я вернулась в нашу конуру и в бессилии села напротив тёмного экрана. Тут пришли клиенты, и пришлось «снять задачу» и через два пароля и кучу бестолковых кликов (бестолковость была не с моей стороны, она была заложена в архитектуру программы бестолковыми программистами), зайти в «Упрощённую выдачу». Пока я всё это проделывала, скопилась очередь. Зоя стеклянными глазами смотрела в экран. Её логичный мозг профессора впервые,  наверно, осознавал нелогичность приземлённых сторон жизни.
Кончился картридж в принтере. Поменять не на что, не завезли. Принтеры не скрывают глубокой неприязни по отношению к нам. Всё время норовят зажевать бумагу. Нажимаешь на «печатать», а в ответ – тишина. Смотришь на него укоризненным взглядом, он вздохнёт, зажужжит и не спеша начинает заглатывать листы, пару листов отпечатает и остановится. Приподнимешь крышку, пришлёпнешь о корпус -  поехал дальше. И как же им на нас не сердится. Вот и сейчас приходится без конца переставлять картридж из одного в другой, молясь, чтобы после очередной перестановки они не заглохли совсем.
К закрытию смены у нас оставалось пять неразобранных ящиков. Пришла Лариса и начала орать на Зою: «Ты говорила, что останется только три ящика! Ты же сказала, что эти в работе!» А Зоя, когда на неё начинали кричать и ругаться, оцепеневала не хуже наших компов. Это было забавное и пугающее зрелище, когда в нашей помойке Зоя не могла найти нужное письмо или бандероль, а клиенты начинали ругаться и орать, типа, что за бардак, что за безобразие, им некогда, они из-за какого-то пустяка вынуждены терять время, Зоя замирала на месте, нелепо раскинув руки, как робот, у которого кончился завод, и стеклянно смотрела в пустоту.
Лариса орала, орала, но Зоя, вдруг, вздрогнула, вышла из анабиоза и произнесла: «То есть, вы хотите сказать, что я виновата в том, что компьютеры не работают? Вы же видели сами, что программа либо висит, либо из неё выбивает? У меня ещё не настолько большой опыт, чтобы оценить масштабы работ и скорость, с которой я это могу сделать. Тем более, что я, когда намеревалась успеть сделать эти два ящика, автоматически в уме рассчитывала на нормальную скорость работы компьютеров, у меня не вышло учесть постоянные зависания». Лариса заткнулсь и уставилась на Зою. Потом развернулась и пошла, на ходу бросив: «Сильно умная, да?»

Наша программа
Тут будет немного узкопрофессионального стенания, которое непосвящённым может показаться скучным.
Если бы мне лет двадцать назад предложили поработать в такой программе, я бы, наверно, восхитилась. Но сейчас эта программа, которую почему-то называют «новая», безнадёжно устарела. Явно тот, кто её сочинял, никогда не работал в Доставке. Оператор решает сразу две задачи: отправить или принять почту и обслужить клиентов. Вот пришли ко мне люди, я хочу прикрыть одно окно и открыть другое, а не совершать многоходовочку на виснущем компе, накапливая очередь и теряя драгоценные минуты. Заказные письма при приёме мы сканируем три раза: под номер, под адрес, в «Задание почтальона». Теоретически, программа даёт возможность поставить сразу под номер и под адрес, то есть, сократить эту процедуру до двух раз, но сбои происходят настолько часто, что уже даже регулярно, и двумя разами почти никогда не обходится. Почему бы не посканировать по три раза письма, - полагают наши почтовые программисты, - это ведь такое увлекательное занятие, особенно когда писем этих где-то восемьсот в день, а за прилавком бесится очередь и обвиняет нас в том, что мы ни хрена не делаем, а только дурью маемся. И я с ними согласна. Мы дурью маемся. Почему бы не просканировать письма один раз, а остальные операции делать с помощью кликов? Но программисты почты России с нами не согласны.
А ещё мне кажется, что в почтовую программу внедрён какой-то особый изощренный почтовый бюрократизм. Например, внезапно, совершенно рядовое письмо, ничем не отличающееся от стопки других таких же, вдруг не встаёт никуда, так как компьютерный бюрократ выкидывает флаг: «Письмо ждёт экспертизы». С каких фигов оно вдруг её ждёт, какой такой экспертизы, на почте не знает никто. Ни начальник, ни самый опытный оператор.  Вы хотите его в извещение? Нет, не получится. Оно ждёт экспертизы. Вы хотите его в возврат за истечением срока? Опять не выйдет. Оно ждёт экспертизы. Ну, пусть ждёт. Это на совести программистов.
Время от времени, комп, издавая нормальный «пик» и давая письму номер, не берёт его на приход. Это выясняется в самый неподходящий момент. Иногда комп требует просканировать не только обычный штрих-код, но и квадратик-оплату с конверта. При этом он неизменно выдаёт: «Для текущего документа нет декодера». Потом ты нажимаешь ОК и письмо благополучно встаёт на приход. Спрашивается, какого лешего ты требуешь просканировать то, для чего у тебя нет декодера? Чтобы время наше сожрать?
В программе существует многоходовый способ закрывать бесконечные накладные, избежать этого путанного гадства невозможно, так как, стоит ошибиться, и письма потом ни выдать, ни отправить на возврат и хранение.
Особая «песня» с налогами. У нас их было девятнадцать ящиков, туго набитых тоненькими, как лепестки, письмами. Осталось девятнадцать не очень туго набитых. В  декабре истёк срок хранения и их отправили обратно. В январе мы получили девять ящиков налогов повторно. Только для частных лиц и видимо, с учётом оплаченных онлайн. Поскольку почтальонов у нас не хватает, извещения носить некому, треть людей так и не узнала, что налоги пришли. Большинство каким-то образом заплатило в январе, кто-то плевал с высокой башни на оплату налогов. В общем, на хранение нужно было отправлять те же девять ящиков, слегка прореженных. Чтоб вы знали, каждое письмо надо перечеркнуть и написать: «На хр-е». Без этого, сука, они ведь храниться не будут. Мало того. Компьютерный бюрократ требует после сканирования каждого письма, сука, вручную поменять индекс места хранения. Я, (программисты – суки), не могу один раз завести в программу правильный индекс, я должна несколько тысяч раз повторить эту операцию вручную. (Может, кто-то и знает, как поменять вводные, но не в моём ближайшем окружении).



Наши клиенты
В соседнем зале драка в три часа ночи: клиентка вцепилась Павлуше в волосы, выдрала пару клоков и расцарапала ему лицо, потому что ей не нашли посылку.
Бабка, которая является, как по расписанию двадцать третьего числа каждого месяца, забирает квитанции на весь дом и орет ровно полчаса, оскорбляя всех операторов и почтальонов, вставляя через каждые пять минут: «Я клиент, вы меня не имеете права оскорблять, а я вас могу!» Потом она пишет жалобу на двух листах корявым, нечитаемым почерком и удаляется.
Дед, которому Розочка выдавала письма так, без паспорта и телефона, не знаю уж, за какие заслуги, наверно, потому что запомнила его, обматерил и пошёл жаловаться начальству в большой зал, что ему не выдают письма просто по требованию, без документов, но его быстренько выпроводили оттуда, Лариса выпроводила своим зычным голосом, таким, что рупора не надо. (В следующий раз с паспортом пришёл. А то всё: «Розочка выдавала, а вы все б…ди!»)

Наши клиенты знают наши обязанности лучше нас.
- Вы должны к нашему приходу всю корреспонденцию подготовить и извещения напечатать, чтобы человек пришёл, расписался и ушёл. А вы очередь создаёте! Почему мы должны в очередях стоять?! Мы же постоянные клиенты!
- Да им сколько ни говори! Как придёшь, опять стоишь, стоишь, пока они копаются!
Конечно, люди, вы правы. Сейчас вот только начнём работать не по двенадцать часов в день, а по пятнадцать, и всё будет так, как вы хотите. А что мы после этого подохнем очень скоро, так ведь это не ваши проблемы.
«Это не наши проблемы» - одна из любимых расхожих фраз всех клиентов во всех местах. Зоя назвала эту фразу каким-то хитрым лингвистическим термином. Суть в том, что человек, у которого проблемы: письмо долго ищут или оно потерялось, в очереди нужно стоять, квитанции по домам не разносят, потому что почтальонов нет и проч., - обязательно произнесёт, что это не его проблема, хотя это именно его проблема. По большому счёту, оператору плевать, сколько человек стоит в очереди, или вынужден приходить за квитанциями сам. Поработав на почте, я стала намного терпеливее относиться к тому, что приходится ждать, когда тебя обслужат. В магазине ли, в банке ли, в любой очереди, от того, что вы будете кричать, оскорблять сотрудника, требовать начальство, быстрее не будет. Познайте дзен, имейте терпение. Великую благодарность я испытываю к клиентам, которые спокойно ждут.
Приходит пожилая пара. «Почему не приносят квитанции. Отвечаем, что нет почтальонов. И начинается лекция на сорок минут, о том, что это не их проблемы, что мы должны найти почтальонов, что им, пожилым людям, трудно ходить на почту, что им некогда. У нас каждая минутка на счету, нам машину отправлять, почту принимать, других клиентов обслуживать, а они нудят и нудят, о том, что мы должны да обязаны. Некогда им! Было бы некогда, не ныли бы по полчаса. У нас подобного возраста операторы ящики да мешки таскают, а им трудно на почту прийти. Так и хочется им ответить: «Гулять полезно», так ведь визгу и жалоб потом не оберёшься. На даче, небось, вкалывают, как два раба, а до почты дойти – «мы пожилые люди».
Но есть и исключения. Девушка вышла из терпения и орала, требуя найти ей письмо. Да, она хамила, грубила, наезжала, но добилась своего. Пришла Оля из главного зала, заместитель, и лично перерыла все ящики. Письмо нашлось. Римма и Валька без конца передразнивали скандальную клиентку и жаловались начальству, не способные осознать, что, в сущности, она права. Не поскандалила бы, письма не получила. Ведь почта отвечает за доставку письма. Но Римма знает, что на неё жаловаться бесполезно, у неё броня: «Надёжа-оператор, самый опытный сотрудник». Она работает дольше, чем всё начальство вместе взятое. Это к вопросу: чьи проблемы, если вас что-то не устраивает.
- Чем так работать, лучше вообще не работать. Не умеете, не беритесь. Закройте отделение совсем.
О, мужик! Как же я с тобой согласна! Только говорить это надо не мне, а руководству. Как бы я тоже хотела, чтобы меня сначала научили, а потом отправили работать, а не наоборот.
 
Есть у нас Капризная Клиентка. Ребята, это клиника. То ли климакс, то ли детские комплексы. У их организации  семь разных названий. СЕМЬ! И ещё штук пять названий, которые были раньше, а сейчас недействительны. И что это за странная организация? Такое ощущение, что они хотят кого-то запутать и сбить со следа. Но пока путают только почтовых операторов. Помимо этого они берут не все возвратные письма. И вот она приходит и начинает выламываться: «Я же вам говорила, что маленькие, тоненькие не берём, а большие я посмотрю. Если там есть трудовая книжка или что-то важное, я возьму». Вот есть у оператора время каждое письмо ощупывать на предмет наличия чего-то важного! Каждый раз, когда она приходит, жди скандала. Разговаривает она всегда кислым от обиды голосом. То «ждёшь, ждёшь по полчаса каждый раз, работать не умеют»,  то «позовите начальника, пусть сам письма ищет, не буду в очереди стоять, в прошлый раз у вас кучу времени потеряла! Я уже сто раз вам говорила, что «СК БВРК» – это мы, «СУ БВРК» - мы, ну и еще что-то, оставляла ведь вам памятку, я сама не помню, а вы должны, это ваша работа, а «СМУ БВРК» - не мы!!! Я жалобу напишу!» Явно синдром отсутствия внимания, отыгрываемый на почте. Больше, видимо, негде.
Цивилизация прилавка. Ещё одна сторона общества потребления. Прилавок в значении «барьер». Барьер-прилавок разделяет нас и рулит по принципу: «Разделяй и властвуй» лучше любого человеческого начальника. И мы постоянно оказываемся по разные стороны прилавка. Врач – пациент. Покупатель – продавец, учитель – ученик, почтовый оператор – человек, которому надо отправить посылку, приёмщик химчистки – клиент, сдающий пальто, - и так бесконечно. С одной стороны прилавка мы кричим: «Дайте мне моё! Я право имею! Я жаловаться буду!» А с другой стороны выдерживаем натиск, равнодушно или неравнодушно, отвечаем: «Жалуйтесь».

Я быстро поняла, что с клиентами лучше не разговаривать, ничего им не объяснять. Иначе перепалка затянется, и не успеешь выполнить свою работу.

Наша маршрутизация

Если вы захотите отправить письмо на соседнюю улицу, его не передадут из главного зала в нашу Доставку, где мы его либо взяли бы на приход (если оно заказное), либо просто отдали бы  почтальонам. И на следующий день письмо или извещение попало бы к адресату. Нет. Письмо сначала уйдёт из отделения на общую сортировку на другой конец города, там подождёт своей очереди, а потом уже вернётся обратно в наше отделение. То есть, путь на соседнюю улицу преодолеет дней за пять. Иногда у меня создаётся впечатление, что там, на Сортировке в Купчино, мягко говоря - иногда, работают, мягко говоря, не совсем трезвые сотрудники. Иначе, как объяснить, что письма в совершенно другие районы Питера, с совершенно другими индексами, отправляются в наше отделение? Но есть и совершенно мистические случаи: как письмо из одного района Москвы в другой район той же Москвы вдруг отказывается в Питере? Или как в нашем отделении оказывается письмо из Хабаровска в Краснодар?

Римма учит нас сортировке
Система сортировки на почте России поставлена что надо! Римма Максимовна стала учить новеньких сортировать письма.
«Технопарк» у нас идёт в эту ячейку. Смотрите, здесь написано: «Горького, 45». Вот туда «Технопарк» и ставьте». – «Но на письме написано: «Мясницкая, 5?» – «Это всё равно. Что Горького, 45, что Мясницкая, 5 – это одно и то же». «А почему на ячейке это не написано?» – «А зачем? Это и так понятно».
Зоино лицо отразило глубочайшее недоумение. Алка даже не припаривалась запоминать. Ей сортировку никто никогда не доверит. Хищная мордочка Вальки осветилась злорадством. Она схватила свою тетрадку и записала информацию.
– «Дуговая 9/10!».  Фирма «Пупкин и партнеры» по адресу Дуговая 9/10 идёт в этот ящик. Смотрите, на нём написано: «Дуговая 9/10!». Там большой бизнес-центр, все компании, которые там, в этот ящик!

- Вот, смотрите, фирма «Финанс-уникум» идёт под эту картоночку. Видите, на ней написано «Мясницкая, 13». Все компании на Мясницкую 13, идут под эту картоночку. Покажи, Валя, что ты туда положила?
 - «Бармалей-холдинг», Мясницкая, 13.
- Нет-нет-нет! «Бармалей-холдинг» у нас идёт под другую картоночку. Смотрите сюда.
Мы посмотрели и увидели ещё одну картоночку с надписью «Мясницкая, 13». Тут уже не только Зоино лицо выразило недоумение, но и Валькино тоже, и на незамутнённом интеллектом лице Алки залегла складочка между бровей. Алка наивно спросила: «А как различать-то?»
- Запомните, девочки, запомните.
И Римма, как чародей, лихо закрутила в воздухе смерч из писем, которые сами собой разлетались по разным полочкам, папочкам, ящикам, картонкам и ячейкам, при этом она приговаривала волшебные слова: «Арбуз-кракинг, 1-я Коммунистическая, 6, Французский, 9, Макаронинг-холл, Микола и братья, Революции, 22, ТЛИПМ, ВГПСТ…» А мы смотрели и восхищались, осознавая её превосходство и своё ничтожество.
- Зоя! Ты опять ставишь «Кубышка-Займинг» под номер?!
- Да, а что?
- «Кубышка-Займинг» это то же самое, что и «БРФВ»! У них же своя папка! Я же тебе говорила, смотри на адрес! «Гуляева, 1, помещение 14 – К, офис 3».  Вот их папка!
- Да как же я должна догадаться, что «Кубышка-Займинг» и «БРФВ» одно и то же? Ведь аббревиатура «БРФВ» никак не связана с «Кубышка-Займинг»? Как расшифровывается «БРФВ»?
- «Быстрое решение финансовых вопросов». Запомнить надо! Так же как и «Издательский дом «Снежинка» - это то же самое, как и «ЭЭПП» - Эдукейшен энд Продакшен Паблишерз. Это почта. Здесь запоминать нужно. А кто не может запоминать, те на выход. Профнепригодность.  – Римма, которая кроме почты в своей жизни ничего не видела, с такой гордостью и высокомерием произнесла эти слова и так выразительно глянула на Зою, что та поняла: куда там диссертации докторские писать или статьи на международные конференции, это всё тьфу по сравнению с работой почтового оператора.
Утро началось со скандала.
– Почему вы положили письмо «Петрову и партнёрам» в Дуговую 9/10?!!! Мы вчера с Костей не могли его  сорок минут найти! Его надо было под «111» поставить!
– Римма, вы мне сами говорили, что все компании на  Дуговая 9/10 кладутся в ящик «Дуговая 9/10!»
– Но не «Петров и партнёры»! Они идут под номер! И не «Фрукты в сиропе» и не «Термо-Абракадабринг!» Они идут под номер!
– Но у них же у всех адрес Дуговая 9/10?!!!
– Ну и что! Но они идут под номер! Мы их не ставим в «Дуговую 9/10!» «Телефонинг бокс» ставим. «ИП Кочерыжкин» – ставим.  «Пупкин и партнеры» – ставим! А «Петров и партнёры» не ставим! И «ИП Капустин» не ставим! Неужели не понятно?!
– Почему? Ведь это неудобно? Ведь должна быть какая-то система?! Если для Дуговой 9/10 существует отдельный ящик, значит, все компании с этим адресом должны идти туда!
– Нет! Нет! Туда идут не все!
– Почему?!!!!!!!!!!!!!!!!!!
– Потому что так надо.
– Так, как я должна была об этом догадаться?
– Это знать надо!
– Откуда?
– Понаберут тут всяких!
Риммин запас слов иссяк вместе со способностью к дискуссиям. Зоина профессорская логика опять понесла непоправимый урон.

Мой кошмарный сон

Мне так примелькались картоночки с «Мясницкой, 13», что всю ночь в кошмарном сне я боялась их перепутать и поставить «Хрень-Брень Консалтинг» на Мясницкой, 13, не под ту картоночку «Мясницкая, 13», что поближе, а под ту, что подальше, а «Клиника-Дерьматология» на Мясницкой, 13 наоборот. А потом началась уж совсем фантасмагория: чёртова дюжина – 13 – и кровавое название – «Мясницкая» воплотились в сочащиеся куски мяса, плавающие у меня перед глазами, выплывающие из кривой подвальной двери «Бармалей-Холдинг». Там в подвальном помещении режут людей,  потом продают их под видом баранины. Кровавое мясо дало название улице. И бородатые, мрачные мужики делают свое кроваво-мясное дело, с рассветом расползаясь по домам. А почта им приходит с сообщениями, конечно же зашифрованными, кого можно зарезать, и когда это удобнее сделать.
Римма учит меня складывать накладные
- Что ж ты криворукая такая? Не можешь ровно сложить? И Римма сгибает по новой тот листочек, который только что на её глазах сложила я. На какие-то только ей видимые миллиметры она поправляет мой сгиб. И любовно разглаживает получившуюся четвертинку.  – «И не надо сверху ложить листок с датой! Только снизу! Только снизу! Запомните! А то вдруг проверка придёт». Я не спорю. Хотя это совершенно однофигственно. Эти сложенные листочки уйдут в архив, и никто никогда больше не возьмёт их в руки.

Главный зал
Застаю у Ларисы несчастную Люсю из главного зала. Она в очередной раз проторговалась. На этот раз на двенадцать тысяч. Даже Лариса опешила. «Зачем кассу закрыла?! Почему мне не сказала?! Ведь ты же из своего кармана платишь?!» Люся слезливо мямлила: «Ну заплачу, если виновата. Что теперь делать?» - «Мне сказать, прежде всего, а не кассу закрывать!» Люся стаяла ко мне спиной, сгорбленная, с крысиной растрёпанной косичкой до лопаток. «Боже, - думала я, - несчастное существо! Как она живёт? Молодая девчонка. Забитая, личико затравленное. Она хоть чему-то в жизни радуется?»
В главном зале работает Ленка-клептоманка. Чуть оставишь что-нибудь без присмотра: пакет, ручку, чашку, ключи, - Ленка обязательно «приберёт». Если что пропало, иди к Ленке. «А что, я думала, не нужно никому». Отдаёт, правда, без возражений. Телефоны не трогает. Ленка исключительно честна и умела по части денег, у неё всегда сходится касса.


Как я брала телефоны у начальства.
Прихожу, заведующая Ирина Владимировна, даёт телефон, делает инструктаж: «Если что, звони заранее, если тебя нет на смене больше четырёх часов, ставлю прогул. Запомни, у нас главное – клиентоориентированность. Главное, чтобы клиент был доволен». Прихожу в отдел доставки. Встречает Наталья Александровна, сразу говорит: «Главное – чтобы не было очереди. Чтобы клиенты были обслужены и довольны. Вот мой телефон – если что, какие-то вопросы, звони». Через три дня ушла Ирина Владимировна – перевели в другое отделение. Через неделю ушла Наталья Александровна – к Ирине Владимировне. Осталась Розочка, которая, собственно, меня всему и научила. Дала свои телефон, сама названивала в свои выходные, чтобы проследить, как идут дела. Через три недели Розочка сломала ногу, сложный оскольчатый перелом, ушла на больничный на три месяца. Уж не я ли принесла разруху в это отделение? Может, мне не стоит ни у кого больше брать телефон? А как же предупредить, в таком случае, если заболею?
Алка увольняется

Да, Алка увольняется. Точнее, ей предложили альтернативу: перейти в почтальоны или уйти по-хорошему. Мало того, что она в очередной раз не выдала корреспонденцию: «Нет на вашу компанию ничего!» Клиент озверел и потребовал заведующую, и в очередной раз в строке поиска вместо «Тяжмаш» было «Тяшмаш». Так она ещё так закрыла накладные, что за три дня все письма и бандероли в нашем отделении оказались «вручёнными адресату почтальоном». Тут озверела Римма. Как фурия понеслась к начальству с требованием «убрать эту дебилку куда подальше». Две недели после этого мы урывками, улучая свободную минутку в нашем бешеном конвейере, устраняли последствие Алкиной деятельности. Но Алка не в накладе. Она, кажется, наконец, нашла хахаля. Последний раз она пришла в таком мини, что и без наклонов из-под подола отсвечивали её пышные ягодицы. «Ну и что. Пойду работать ночным администратором в клуб. Меня по знакомству устраивают». Она глухо простукала сапогами-котурнами на дикой платформе по нашему изношенному линолеуму, и только мы её и видели.

И на старуху бывает проруха

На этот раз облажалась я. Не то, чтобы я такой опытный сотрудник, но уж эту операцию могла делать с закрытыми глазами.  Как может подвести один несчастный клик! Рука дрогнула миллиметра на три. Вместо «Заказной» почты, я отправила «Правительственную». Прибежала Даша с сортировки: «Ты что наделала! И я не успела отследить, машина уже ушла! Ну, теперь жди по заднице!»
Что теперь будет? Меня уволят? Оштрафуют? Вызовут в ФСБ? В моей голове стали виться фантасмагоричные фантазии. Вот сидят Песков с Захаровой, и вдруг секретари с недоумёнными и тревожными лицами тащат им мой ящик. Дескать, мы тут открыли почту, а там сплошь всё неизвестная нам кодировка. Письма на адрес каких-то, подставных, видимо, компаний, которых нет в нашем списке. А внутри неизвестные нам обозначения. Может, пригласить кого-нибудь из ФСБ, кто в курсе шифров, мы не владеем этой информацией. Смотрят Захарова с Песковым и холодным потом обливаются. Вот письмо «Обществу защиты прав животных».  Может, это сторонники Навального так шифруются? А что там? «Мы рекомендуем вовлекать в волонтёрскую деятельность и школьников…» Точно! Навальный! С этими мыслями я уснула.

Система нычек
Когда Розочка вышла на больничный, мы её уничтожили, эту систему. Мы же не знаем постоянных клиентов, которые ходят сюда годами. Но Римма её возобновила. Приходит старик Мозольцев. В системе для него четыре письма. Обыскалась. Нету. Презрительно глянув на меня, Мозольцев выразительно, чуть не по слогам произносит: «А Розочка с Риммой всегда находили. К вам ходить толку нет, завтра Риммина смена? Завтра приду». Кучки и стопки, как оставленный крысами помёт, внезапно обнаруживались во всех уголках полочек и столов. Причём Римма не удосуживалась предупредить следующую смену. «Девочки! Вчера приходили «Булки и батоны?» – «Да». – «А что же вы не выдали письма?!! Я же специально вот здесь отложила!» - «Да как же мы должны были догадаться, что вы им всю корреспонденцию собрали?» – «Ну вы что, слепые? В адресе же написано «ООО «Булки и батоны», 2-я Коммунистическая, 25!!» – «Но мы же не знали, что они тут лежат». Римма в отчаянии бормочет: «Бестолочи!» Но убедить её отказаться от откладывания кучек невозможно. Её девиз по жизни: «Всё будет как раньше».
Когда Розочка решила перевестись в отделение рядом с домом, Римма была в отчаянии. В одиночку ей нас, новеньких, не перебороть, то есть, бардак будет продолжаться. Она-то надеялась, что выйдет Розочка, и они вынудят начальство нас уволить, оставить только Вальку-подхалимку. А теперь Риммины мечты разились. Работать некому.

Полковнику никто не пишет
Где-то раз в две недели приходит старик-инвалид. Он передвигается с помощью каких-то сложных костылей. Жалко его – как он забирается по узкой лестнице на второй этаж. Каждый раз он требует найти письма по адресу, отказываясь назвать фамилию. С пол-оборота начинает ругаться и скандалить, поливая нас грязью, и опять произнося ключевую для местного населения фразу: «Розочка и Римма всегда находят, всегда! А от вас, хамок, никогда ничего не дождёшься! Вас поувольнять всех надо, что вы тут делаете?! Вы ничего не можете, ничего! Лентяйки, хамки, вам только зарплату нравится получать, работать вам не нравится! Я тебе не обязан фамилию называть, ищи по адресу!» По названному им адресу находится коммуналка, и письма приходят его соседям. Это повод орать и хамить ещё больше. «Твари! Никогда ничего не могут! Чтоб вы сдохли!» Он тяжело пристраивает свои костыли и, грохоча, борется с тяжёлой железной дверью, чтобы уйти.  Потом стало понятно, что цель его прихода – спровоцировать скандал и выплеснуть на нас свой негатив. Я беру пример с Зои. Она настолько спокойна, что заражает своим спокойствием и меня. В смену с Зоей он покидает нас довольно быстро. Валька начинает громогласно, (голос у неё такой), что-то ему объяснять, и его посещение выливается в полноценную свару. А через несколько месяцев я поняла, что ему никто не пишет. Никогда.

Почтовый Барабашка
Не знаю, как в других отделениях, но у нас он точно живёт. Пропадают письма и бандероли. Хоть расшибись. В системе есть, по факту нету. Я однажды из упрямства осталась сверхурочно, чтобы найти пакет одного мужика. Всё пересмотрела, все ящики поштучно перебрала, Нету. Хоть застрелись. В другой зал ходила искать, не нашла. Ну, куда он мог пропасть? И ведь это не единичный случай. Регулярно пакеты и письма растворяются в пространстве. Ты берешь его на приход, присваиваешь номер,  предполагается, что, согласно номеру ставишь в ящик и… Потом не можешь найти. У меня нет этому объяснений. Я очень сочувствую клиентам, но сделать ничего не могу. Единственное объяснение – их крадёт Барабашка и выстилает ими своё гнездо.
Вообще, я теперь поражаюсь, как люди вообще рискуют посылать что-либо почтой, и как им несказанно везёт, когда они всё-таки получают своё. Для себя решила, что буду этого избегать по возможности.

Мой кошмарный сон №2
Барабашка Барабашкой, но тут как-то пропала целая куча писем. Через некоторое время опять. И всё в мою смену. В отделении стала нарастать истерия. Но я-то знаю, что делаю всё правильно! Барабашка так наглеть не может, и решила я выследить, что же происходит.
С вечера сняла видео на телефон. Принесла портняжный сантиметр и измерила расстояние, которые занимают мои письма в ящике. Было аж двадцать пять сантиметров. Много под «101» ушло, ведь десять ящиков разобрали с Дашей.
На следующий день зашла на Сортировку и говорю Даше: «Пойдём со мной, Доставку откроем, там у нас какая-то чертовщина творится. Даша поворчала, но пошла. Отрыли с ней Доставку, включили свет. Я снова камеру включил. «Даша, подойди сюда, смотри, сколько здесь писем? Ну, если я сожму? Сантиметров десять?» – «Ты чо дурью маешься? На хрен тебе это?» – «Нет, ты скажи, скажи, сколько?» – «Ну десять. Вы в своей Доставке совсем очумели!» Даша рассерженной походкой пошла к себе, на ходу крутя пальцем у виска.
А вчера вечером, когда я уходила, оставался только Костя. Подхожу к нему и шиплю в ухо: «Костя, у меня видео есть, что ты прячешь письма. Короче, я сейчас выхожу, а когда возвращаюсь, все письма, которые я приняла, стоят на месте, либо я иду к начальству и показываю кино там.
Выхожу, болтаю с девчонками в большом зале. Возвращаюсь – письма на месте. Вызывают на ковёр:  оказывается, Костя сбегал к начальству и нажаловался на меня. Светлана Артуровна спокойно спрашивает: «Что у вас там за конфликт с Костей?» Показываю ей видео. Объясняю. Ссылаюсь за свидетельство Даши. Светлана Артуровна идет в Доставку. Заходит к почтальонам и тихим голосом, в котором слышится треск бикфордова шнура, произносит: «Костя. Чтобы я тебя в операторском зале больше не видела. Чтобы к вечеру твой участок был закрыт на сто процентов. Вон, у тебя восемь ящиков простой почты стоят не разобраны, к вечеру чтобы чисто было!»  Костя бурчит: «Я не успею. Я три дня уже не разносил». – «Почему не разносил? Это твои обязанности». – «Я девочкам помогал, машины отправлял, они же не умеют». – «Всё они умеют. А не умеют – сами ответят, сами штрафы заплатят. А тебя чтобы в зале я не видела. Не разнесёшь, пеняй на себя. Тогда ты у меня штраф заплатишь за неисполнение обязанностей». Светлана Артуровна уходит. Пауза. Костя бурчит: «Я три года почтальоном отработал, имею право в операторы перейти. Я всё равно больше них знаю. А тут придут, без году неделя, и уже в начальство метят».
- Костя! В гробу я видела руководить такими как ты! Чтоб тебе твоя подстава боком вышла!
- Костян, ну ты дура-а-а-а-к! – Резюмировала Катя.
Проснулась в холодном поту. Почему моё подсознание выбрало в злодеи добрейшего, безответного Костю? Парень хочет быть оператором, но ему поставили невыполнимое условие: привести почтальона на своё место.

Наши проверяющие
Я тут проработала без году неделя, а уже пережила  нашествия нескольких комиссий. Каждый раз заведующая бегала и требовала с нас надеть белый верх, черный низ и обязательно чёрную обувь. Случилось мне зайти к заведующей, когда две очередные две тётеньки из проверяющих учили наше начальство и почтальонов, какими плакатами надо завесить клиентский зал. Вскользь уловила слова: «Вот такой график у вас должен висеть, чтобы клиенты сразу видели вашу заинтересованность и ваши показатели…»  Скажите, вас как клиентов очень интересуют графики на стенах почты, банка, магазина? Вам хочется побыстрей получить своё и уйти. Уж на графики всем пофиг. Как правило, всех интересует телефон для жалоб. Очереди громадные, сотрудников не хватает, перекусить некогда, квитанции и извещения по половине адресов не доставляются, но это всё пустяки. Главное – плакаты в клиентском зале развесить. Почтальонов нет, а проверяющие стадами ходят. Лучше бы пошли поработали хотя бы для выяснения обстановки.
Кстати, пара слов о дресс-коде

Приятно надеть белый свитерок и тягать ящики с письмами, которые валялись незнамо где и чистотой явно не блещут. А тут ещё китайские посылочки, от которых руки чернеют мгновенно, в перчатках работаем. А тут ещё чернильца в печать залить и не промахнуться, и весь день рукавами по столам возить. И с приятной удовлетворённостью каждый день наблюдать, как твои белые одежды покрываются грязевыми разводами. И чёрной обуви надо минимум три пары: зимой желательно ботиночки с носочком – по ногам дует, весной что-нибудь полегче – туфельки, и на летнюю жару ещё пару совсем уж лёгких туфелек, босоножки запрещены – с открытыми носами ни-ни! И всё это на операторскую зарплату.

Юле надо было идти в актрисы. Так трагически заламывать руки, так качественно изображать лицом бессилие по поводу нашего (операторского) незнания чего-то, что мы обязаны знать,  и так театрально орать, что мы не выполняем свою работу! Весь день в отсутствие Вальки они с Риммой орали и поливали её всеми мыслимыми и немыслимыми помоями. Дело в том, что Зоя заболела, и Валька работала одна, к тому же опять глючил интернет, и, как следствие, она половину не успела. Зрителем была я, добряк Костя, которому Валька нравилась, и меланхоличная Катя. Юлька, вопя, взывая к Римме как к арбитру и ловко вставляя ей комплименты, искоса метала в меня взгляд: доходит ли до новичка-оператора её почтальонский праведный гнев. На следующий день Юля попробовала было закатить повторный спектакль уже Вальке, но не тут-то было. Валька актёрскими способностями не отличалась, зато орала и материлась так искренне и злобно, что прибежала Лариса с главной кассы и велела обеим заткнуться, так как пошатнулась наша знаменитая клиентоориентированность, а проще говоря: в главном зале было слышно. Юля больше никогда не рисковала и в присутствии Вальки сидела тихо как мышь.

Зоя бросила пить – почта сыграла свою роль, и наш коллектив тоже, друзья вспомнили о Зое, ужаснулись, и вытащили ее методистом на какие-то курсы иностранных языков.
Валька не выдержала той самой потогонной системы, которой нас пугали при социализме. Вечный безотрывный конвейер, на обед нормальный не вырваться. Стала вспоминать с ностальгией, как торговала на рынке: «Пока следующий покупатель не придёт, так мы с девочками и семечек пощёлкаем и по…дим о том, о сём. А тут не продохнёшь. На кой мне этот геморрой? Тут втрое зарплату надо платить!»

На самом деле, «Прибыль, прибыль, прибыль!» - вот подлинный девиз современной почты, а никакая не клиентоориентировалось.

Стоял один из тех дней, в которые вспоминаешь, что Питербург славится нездоровым климатом. Это тем более обидно в преддверии Нового года. Когда мой журналистский опыт на почте России закончится. И я буду искать себе новое поприще. Вы спросите, зачем так надолго, для написания статьи месяца бы хватило. А я вам напомню, что не надо путать туризм с эмиграцией, и окунуться мне хотелось с головой и надолго. В следующий раз я буду по другую сторону прилавка: курьером, тайным покупателем или … до встречи, читатель, в самом неожиданном месте.