Ночь и туман. Нестандартная реакция

12 декабря 1941 года

Париж, оккупированная территория Франции

Борис Владиславович Новицкий детективом не был ни разу, поэтому откланялся – его работа была выполнена. Пришло время немного себя побаловать. Что он немедленно и сделал, приказав первой же встретившейся ему в коридоре местной женщине: «Пойдём со мной»

Та, будучи прекрасно осведомлённой, что в городе полным ходом идёт спецоперация СС – по слухам, во исполнение приказа лично фюрера – и не подумала отказываться. Ибо себе дороже точно выйдет.

Он уже присмотрел себе небольшое помещение (кабинетом это было невозможно назвать при всём желании), поэтому быстро нашёл его, открыл дверь и махнул рукой занимавшим его двум типа клеркам:

«Выметайтесь. Помещение реквизировано под нужды СС… до особого распоряжения». Обитатели, разумеется, немедленно подчинились.

Женщина покорно вошла вслед за ним в комнату; он закрыл дверь и запер её на задвижку, после чего приказал: «Догола раздевайся»

Она вздохнула – и спокойно разделась догола. Разделась функционально, даже не попытавшись устроить что-либо подобное стриптизу…, впрочем, у неё всё равно получилось неплохо. И эстетично, и чувственно, и женственно… и даже эротично.

Раздевшись донага, она легла грудью на стол, широко раздвинула ноги, взялась руками за противоположный край стола… после чего повернулась к нему и с улыбкой осведомилась: «Так?»

Он с усмешкой кивнул: «Так». После чего подошёл к ней сзади, спустил брюки и трусы и трахнул. Не изнасиловал – просто трахнул. Без особой нежности – но и без какой-либо жестокости. Она не кончила – от такого женщины не кончают – но было видно, что её это, по крайней мере, не неприятно.

Когда он закончил, она поднялась со стола, повернулась к нему и осведомилась, не торопясь одеваться (благо показать ей было очень даже что): «Неужели денег нет на ужин в ресторане с дамой?»

Борис уже давно не считал денег, а перед вылетом в Париж получил (в кассе ЕМК Гмбх на Александер-плац) весьма солидный аванс на оперативные расходы. Поэтому просто запустил руку в левый карман, достал оттуда все находившиеся в нём купюры (чуть более трёхсот рейхсмарок – солидная сумма по парижским меркам) и протянул женщине:

«Это тебе. Купи себе что-нибудь вкусненькое… или красивое…»

Она всем своим видом продемонстрировала, что совсем не это имела в виду, но деньги всё же взяла. Ибо женскому полу в патриархальных (как и почти всё во Франции) Специальных бригадах платили явно не ахти как.

«У тебя это не в первый раз, так ведь?» – осведомился он. Она пожала плечами:

«Здесь это в порядке вещей… как и много где, на самом деле. Уворачиваемся как можем… но удаётся не всегда». И тут же усмехнулась:

«Как будто у вас в рейхе не так…». Он совершенно неожиданно для неё покачал головой: «В нашей полиции не так совсем – за подобные вольности мигом лишишься погон и чина и загремишь в концлагерь… надолго. В других местах случается… пока ещё, но всё реже и реже…»

«Очень интересно» – удивлённо произнесла она. «И почему же у вас не так, как у нас?». Он спокойно объяснил:

«Новые власти просто помешаны на идее крепкой семьи, здорового потомства и так далее. Поэтому женщину у нас боготворят, холят, лелеют и оберегают. И потому изнасилование… вообще принуждение к сексу карается жёстко весьма»

«Так что только на оккупированных территориях?» – усмехнулась она. Он кивнул – хотя это было совсем не так, ибо он насиловал (скорее, впрочем, психологически принуждал к сексу) женщин, когда и где ему этого хотелось. А захотеть этого он мог где угодно – в том числе и в Берлине.

Его отношение к женщине сформировалось… правильно, в семье – где ж ещё. Его мама – хотя и русская по крови – растила (и вырастила) его как настоящего польского шляхтича, с традиционным польским романтическим, восторженным и заботливым отношением к женщине.

Она научила его всему – и чувствовать женщину; и говорить комплименты – какие надо и когда надо; и дарить правильные цветы и правильные подарки в правильное время; и грамотно ласкать девушку – приятно и целомудренно; и вообще окружать её умелой заботой и вниманием.

В результате у него отбоя не было от представительниц прекрасного пола… только вот они ему были не особо нужны. Точнее, ему не нужны были романтические отношения с ними. Ему нужна была лишь игра; романтический театр в котором он (будучи истинным Львом, как и Колокольцев) достиг почти что совершенства.

Нет, секс ему был нужен, конечно – причём с весьма раннего возраста (он лишился невинности в пятнадцать лет – с девушкой намного старше себя) … только секс такой, какому его научил отец-поляк; причём только и исключительно своим личным примером.

Как и практически в каждой польской семье (он родился и вырос в Варшаве, которую их семья вынуждена была покинуть после советско-польской войны, когда быть русским даже полукровкой в Польше для него стало невыносимо – а для его мамы тем более), полового воспитания у него не было и в помине.

Однако он был весьма наблюдательным мальчиком и довольно рано понял, что его мама была обязана давать его отцу секс, когда он захочет, где он захочет и как он захочет. Просто потому, что она женщина.

Он очень быстро решил, что это именно то, что ему нужно – и очень рано (и очень чётко) разделил женщин на две категории: для романтического театра и просто для секса.

Он был интересным, небедным (его отец и в Польше, и в СССР был полуподпольным предпринимателем), симпатичным, начитанным, умел красиво ухаживать… в общем ему бы и так дала каждая вторая… если вообще не каждая первая. К сожалению для прекрасного пола, ему это было совершенно неинтересно… разве что, когда ему было совсем лень.

Лень охотиться – ибо в нём очень рано проснулся охотник. Охотник на женщин. Ему было интересно в максимально короткое время либо просто взять женщину силой (если было лень возиться психологически), либо психологически принудить к сексу – что было гораздо интереснее.

Поэтому он очень рано начал насиловать и принуждать женщин к сексу – ещё в шестнадцать лет… и настолько в этом преуспел, что московской милиции и в голову не могло прийти, что серийный насильник (некоторые из его жертв всё же писали заявления впоследствии) – старшеклассник одной из элитных школ.

После школы он продолжил в том же духе… ну, а когда в Спецкурсе 8 в учебке ИНО ОГПУ из него (как и из Колокольцева в Спецкурсе 7) сделали фактически профессионального физического и психологического насильника, он развернулся по полной программе.

В отличие от Колокольцева, который насиловать женщин (да хоть принуждать) считал ниже своего достоинства – тот трахал женщин только и исключительно по доброму взаимному согласию.

Было и другое отличие – Колокольцев был секретным агентом высшего уровня (выше личного помощника рейхсфюрера СС было, пожалуй, уже некуда)… а Борис Новицкий был всего лишь ликвидатором… пусть даже тоже высшего уровня.

Причём ликвидатором проблемы – а не обязательно человека, хотя первое и обычно подразумевало второе. Обычно, но не всегда – в некоторых случаях убийство (пусть даже и замаскированное под несчастный случай – в этом он был гроссмейстером) привлекло бы к себе совсем ненужное его заказчикам внимание.

И тогда он пускал в ход, пожалуй, своё даже ещё более страшное и разрушительное оружие – сексуальное. Однажды – когда он уже работал на мафию (в тот раз на ирландскую), он не стал убивать сильно мешавший его заказчикам объект. Ровно по этой самой причине.

Вместо этого он ночью забрался в особняк к его семье, когда объект был в отъезде. Сначала анально изнасиловал её жену (максимально больно), а потом привязал её к кровати, заткнул ей рот кляпом…

После чего под угрозой ножа заставил на её глазах раздеться догола вытащенных им за волосы из кровати её дочек (они любили спать в одной постели) двенадцати и пятнадцати лет – и тоже у неё на глазах сделал их женщинами.

Причём настолько жестоко, что гарантировал им проблемы по женской части до конца жизни… да и с головой тоже. А их мама вообще необратимо сошла с ума. Понятно, что после такого объекту стало не до войны с его заказчиками… навсегда. Заявлять никто не стал – в Дублине такое считалось позором…

Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что, поступив на службу в ИНО ОГПУ (впоследствии НКВД), он окончательно и необратимо перестал быть человеком в общепринятом смысле… если он им вообще когда-либо был.

Что его полностью устраивало – ему совершенно не нужны были ни женская ласка, ни внимание, ни забота… ему от женщины не нужно было решительно ни-че-го (тем более, семьи или детей). Кроме секса по принуждению, конечно.

Для него, как для Базарова в тургеневских Отцах и детях, наслаждение от женщины было всё равно что наслаждение вкусным обедом… причём самолично пойманным и приготовленным.

Правда, Базаров в конечном итоге влюбился (причём нашёл в кого) … а Борис никогда в своей жизни даже не влюблялся – не говоря уже о любви. Он и не знал, что это такое – и не хотел знать.

Да, он прекрасно понимал, что он необратимо стал машиной для убийства, зарабатывания денег (убийствами, изнасилованиями и прочим спецоперациями) и насильственного секса – а потом и БДСМ – но это был его осознанный выбор. Никакой иной жизни он не знал… и не хотел знать.

Только что изнасилованная им (давайте называть вещи своими именами) женщина, не торопясь, оделась и не так чтобы уж неожиданно представилась:

«Меня зовут Люси. Люси Абеляр. Я здешняя художница – это я нарисовала портрет этого вашего… капитана Алена».  И неожиданно добавила: «Если тебе когда-нибудь захочется нормальной женской ласки, заботы и нежности… а не этой нелепой жести – ты меня здесь легко найдёшь…»

Усмехнулась, повернулась – и покинула комнату, оставив его в некотором замешательстве. Ибо с такой реакцией он никогда ранее не сталкивался.