Эпизоды переписки Берты фон Зутнер с Львом Толстым

                ЭПИЗОДЫ ПЕРЕПИСКИ
                БЕРТЫ ФОН ЗУТТНЕР С ЛЬВОМ ТОЛСТЫМ
                КАК ОБРАЗЕЦ ДРУЖЕСТВЕННОГО АНТИВОЕННОГО ДИАЛОГА
                С РАЗНЫХ ИДЕЙНЫХ ПОЗИЦИЙ

   [ ОТРЫВОК из моей книги «"Нет войне!" Льва Николаевича Толстого»   
    https://cloud.mail.ru/public/S9nj/7DKD7aGJh
    https://disk.yandex.ru/d/q4xfnZcyGjZ0rg 
  (PDF)]

   К 1891 году, но как «эхо 1880-х», возросших в эти годы известности и популярности Толстого за рубежом, относится весьма значительное знакомство Льва Николаевича «по переписке», с австрийской писательницей, пацифисткой, баронессой БЕРТОЙ ФОН ЗУТТНЕР (Bertha Sophie Felicitas Freifrau von Suttner, урож. гр. Kinsky; 1843 – 1914).

   Берта фон Зуттнер родилась 9 июня 1843 г. в Праге (в то время Австро-Венгрия), в семье австрийского фельдмаршала графа Франса Йозефа Кински фон Шиник унд Теттау. Отец скончался незадолго до рождения дочери, и её воспитанием занималась мать София Вильгемина, а также опекун, оба входившие в австрийские придворные круги. Так получилось, что Берта Кински была воспитана в милитаристских традициях австрийского аристократического общества — тех самых традициях, с которыми она вела беспощадную борьбу всю вторую, бОльшую и лучшую, половину своей сознательной жизни.

 По счастью, к тому времени, когда Берте исполнилось 30 лет, её мать промотала наследное состояние. Берта нанялась гувернанткой к четырём дочерям венского семейства Зуттнер и вскоре влюбилась в одного из трёх сыновей – барона Артура Гундаккара фон Зуттнера. Поженившись без согласия родителей Артура, Зуттнеры вынуждены были уехать в Россию, в Грузию, воспользовавшись приглашением семьи князя Дадиани. Когда между Россией и Турцией в 1877 г. началась война, Артур фон Зуттнер стал писать репортажи с театра военных действий в венские периодические издания. Популярность статей мужа вдохновила взяться за перо и Берту. Она сочиняла рассказы, эссе, вместе с Артуром — под влиянием Э. Золя, идей Ч. Дарвина и Г. Спенсера — написала четыре романа.

   В 1886 – 1887 гг. Зуттнеры живут в Париже, встречаются с Альфредом Нобелем и Эрнестом Ренаном, знакомятся с деятельностью Ассоциации мира и международного арбитража в Лондоне и аналогичных организаций в странах континентальной Европы. Загоревшись идеями арбитража, Берта фон Зуттнер пишет книгу «Эпоха машин» (1889), где выступает с критикой пропаганды национализма и милитаризма в европейских странах. Это произведение вызвало широкое обсуждение как в обществе, так и в кругах литературных критиков.

 В 1889 году Берта опубликовала малоталантливый, но получивший скандальную известность роман «Долой оружие!» («Die Waffen nieder! Eine Lebensgeschichte»). Его перевод на русском языке появился в 1891 г. под названием «Против войны: Роман из жизни» (СПб., 1891).

 Роман должен был показать всю нелепость войны, её безумие и ужас и побудить читателей стать противниками милитаризма. Героиня романа Марта — дочь боевого генерала, выросшая в атмосфере культа военных подвигов. Первый её муж, гусар, погибает во время итало-австрийской войны 1859 года. Второй муж, барон Тиллинг, — участник австро-прусской войны 1866 года. Не получая от него долгое время известий, Марта отправляется на театр войны, видит бездну страданий, убитых и изувеченных. Это, пожалуй, самые сильные страницы романа. Двое старших её братьев погибли в сражениях; во время эпидемии, последовавшей за военными опустошениями, умирают другие её близкие. Барон Тиллинг после войны уходит в отставку, супруги посвящают свою жизнь изучению причин военных конфликтов, прослеживают зарождение и развитие идеи мира, ищут аргументы против войны в трудах и высказываниях великих людей, делают выписки, которые называют «Протоколом мира». Роман завершается трагически: Марта с мужем в Париже, начинается франко-прусская война, по нелепому подозрению в шпионаже барон Тиллинг расстрелян французскими властями.

 Автор русского перевода сочинения, Фёдор Ильич Булгаков (1852 – 1908), очевидно, по договорённости с Зуттнер, прислал экземпляр книги — особо заготовленный, без цензурных изъятий — в Ясную Поляну. Известен отзыв о романе Л. Н. Толстого в Дневнике: «Хорошо собрано. Видно горячее убеждение, но бездарно» (52, 56). Но даже по выводам Санкт-Петербургского цензурного комитета, которые можно отыскать в очерке Николая Сергеевича Травушкина, одного из немногочисленных отечественных исследователей эпистолярных отношений Берты фон Зуттнер и Льва Толстого, можно видеть, что русское издание, едва прорвавшееся сквозь цензуру, не могло не порадовать Толстого таким, например, суждением:

 «Война есть легализованный правительством разбой, грабёж и насилие, ведущие к полному одичанию... Войны необходимы не народу, а правительствам для поддержания династических интересов, а высшим классам — для сохранения сословных перегородок... Распространённое в христианском мире убеждение о божественной будто бы санкции ведения войны — ложно; поэтому всё, касающееся религиозной обрядности в военной сфере, как, например, присяга, увещевания духовных лиц перед битвой, обещание воинам царствия небесного — обман...» (Цит. по: Травушкин Н.С. Берта Зутнер – корреспондент Л. Толстого // Русская литература. 1972. № 2. С. 144).

 А отнюдь НЕ порадовали Толстого не только слабая художническая способность романистки, но и настроение книжки — те эмоции осуждения и тот задор «обличать и ниспровергать», на котором, как нежелательном даже в христианской публицистике, ловил себя Толстой. По наблюдениям Н. С. Травушкина, «это было сильное обличительное произведение, которое, быть может, больше, чем того хотела писательница, критиковало самые основы государственной жизни, построенной па насилии и милитаризме. Недаром книга Зуттнер скоро стала популярной в среде революционно настроенных рабочих и оппозиционной интеллигенции» (Там же). К счастью для Толстого, и к сожалению для пацифистов и прочих «горячих обличителей», в числе ТАКОЙ читательской аудитории его невозможно было увидеть.
   
   Вместе с книгой к Толстому прибыло и первое письмо от Берты фон Зуттнер, от 4 (16 н. ст.) октября 1891 г., в котором она выражала надежду, что «г. Булгаков из «Нового времени» послал Толстому перевод её романа «Долой оружие!». Кроме того, напоминая, что в скором времени в Риме соберётся международный конгресс мира с парламентскими представителями, а в Вене одновременно формируется австрийская секция всемирной лиги мира, Зуттнер, как организатор пацифистского движения в Вене, просила Толстого написать ей несколько слов поддержки её стремлений:

 «Вы, учитель, один из тех, к чьему слову прислушивается вся Европа. Вот почему я, зачинательница движения мира в Вене, прошу Вас прислать нам одну-две строки в подтверждение того, что вы одобряете цели Лиги и верите в осуществление её надежд» (66, 59).

 В ответе своём Зуттнер Толстой был снисходителен, но и твёрд в отстаивании убеждений, к тому времени уже выраженных им в трактате «Царство Божие внутри вас», над которой работал:

 «Милостивая государыня,

 Я читал ваш роман, который мне прислал г. Булгаков, в то время, как получил ваше письмо.

 Я очень ценю ваше произведение, и мне приходит мысль, что опубликование вашего романа является счастливым предзнаменованием.

 Отмене невольничества предшествовала знаменитая книга женщины, г-жи Бичер-Стоу; дай Бог, чтобы ваша книга предшествовала уничтожению войны.

 Я не верю, чтобы третейский суд был действенным средством для уничтожения войны. Я заканчиваю одно писание по этому предмету, в котором говорю об единственном средстве, которое, по моему мнению, может сделать войны невозможными. Между тем все усилия, подсказанные искренной любовью к человечеству, принесут свои плоды, и конгресс в Риме, я в этом уверен, будет много содействовать, как и прошлогодний конгресс в Лондоне, популяризации идеи о явном противоречии, в котором находится Европа, между военным положением народов и нравственными правилами христианства и гуманности, которые они исповедуют.
 Примите, милостивая государыня, уверение в моих чувствах истинного уважения и симпатии.

 Лев Толстой» (66, 58 – 59. Черновое. Оригинал на франц.).

   Это самое «противоречие» станет одной из ключевых идей трактата, о котором мы расскажем достаточно подробно в особой главе.

 Очевидно, что славная пацифистка несколько припозднилась для того, чтобы успеть заручиться безоговорочной поддержкой яснополянца: к 1891 году Толстой уже разобрался в безрелигиозном характере европацифизма и как раз успел в своей книге бодро «прокатить» Второй конгресс мира, состоявшийся в июне 1890 г. в Лондоне. В гл. VI «Царства Божия» он пишет: «Вот результаты конгресса: собрав с разных концов света от учёных лично или письменно их мнения, конгресс, начав молебствием в соборе и кончив обедом со спичем, в продолжение 5 дней выслушал много речей и пришёл к следующим решениям». И далее Толстой излагает 19 пунктов решения этого конгресса, нигде не сбавляя “градуса” своей иронии (см. 28, 107 – 112).

 Зуттнер ответила Толстому письмом от 6 января нов. ст. 1892 г. (ошибочно помеченным «1891 г.»). Н. С. Травушкин опубликовал полный его текст в своём очерке:
 
 «Дорогой великий учитель!
 
 Я ещё не поблагодарила вас за оказанную мне честь — за письмо, которое вы по моей просьбе написали и которым принесли — мне и делу, которому я служу, — огромную пользу.

 Я очень польщена тем, что вы прочитали мой роман, посланный г. Булгако¬вым, и что вы нашли его достойным внимания. Для вас также, как я надеюсь, будет представлять интерес, что многочисленное „общество мира“ — по образцу лондонского — создаётся в Вене под моим руководством: оно насчитывает среди своих участников немало политических деятелей, литераторов, учёных. Один издатель — энтузиаст дела мира — основывает ежемесячник для пропаганды пацифист¬ского движения, он назвал этот журнал „Долой оружие!“. Журнал предназначен служить центром для всех выступающих против духа войны. Я прошу вас, мэтр, если труд, который вы упомянули в вашем письме и в котором заключена ваша мысль о средстве установления мира, если труд этот близок к завершению и если вы пожелаете передать нашему журналу „Die Waffen nieder!" право публи¬кации его или хотя бы части его в немецком переводе, то это было бы прекрас¬ным для открытия журнала подарком, который мы могли бы преподнести нашим читателям. Объявление о такой удачной находке привлекло бы легион подписчи¬ков, и дело мира, которому посвящается наш журнал, приобрело бы новых приверженцев.
 Примите, мэтр, уверения в моем глубоком уважении и глубокой призна¬тельности.

 Баронесса Берта фон Зутнер.

 Австрия, замок Харманнсдорф, близ Эггенбурга» (Цит. по: Травушкин Н.С. Указ. соч. // Русская литература. 1972. № 2. С. 145 – 146).

 На письме помета Толстого: «Б[ез] о[твета]». И дело здесь не только в скептическом отношении Толстого к деятельности европейских пацифистов. Сочинение, которое Зуттнер наивно выпрашивала у Толстого для “своего” журнала, ей суждено было увидеть нескоро: это был тот самый трактат «Царство Божие...», в котором (чего не могла, конечно же, знать Зуттнер), пацифисты и их Конгрессы мира остроумно высмеивались Толстым. К тому же автор был в эти первые дни 1882 года безмерно далёк от завершения книги и обременён не менее значительными хлопотами: спасением от голодной смерти тысяч крестьян у себя на родине.

 Видные, влиятельные пацифисты, такие как Берта фон Зуттнер, навсегда останутся дружественными попутчиками Льва Николаевича в его антивоенном протесте, но вряд ли по-настоящему близким единомышленником Толстого могла быть именно эта дама, которая «искала опору в позитивистской философии Бокля и Спенсера, а также в этическом учении Толстого» (Травушкин Н.С. Указ. соч. // Русская литература. 1972. № 2. С. 142). Между позитивистами и Толстым неизбежно и необходимо делать выбор.

 Будучи изящно, аристократически посланы Львом Николаевичем нахуй, корреспонденты Толстого обычно не прерывали переписки, а настырно повторяли попытку диалога. Вот и Берта фон Зуттнер, которой нужно было наверняка обратить внимание Толстого на новый антивоенный журнал — столь лестно названный, как и скандальный её роман, «Долой оружие!» — написала 10 июля 1892 г. ещё и третье письмо Толстому, так же оставленное им без ответа. В письме неутомимая фрау повторила просьбу о присылке статьи или отрывка из неё: предстоял конгресс мира в Берне, и она готовила специальный номер журнала «Долой оружие!» с высказываниями известных лиц. Несмотря на наступивший после этого послания перерыв в переписке, цели своей фрау Берта отчасти добилась: Толстой уже не смог позабыть о разрекламированном для него журнале. Тем более, что издательница подсуетилась и в том, чтобы Толстому высылались бесплатно его номера. В письме к жене, С. А. Толстой, от 30 октября 1893 года Лев Николаевич дал журналу такую оценку: «Ещё интересен № Die Waffen nieder, к<оторый> посылаю... Это преинтересный и прекрасно ведомый журнал, к<оторый> надо выписать и к<оторым> надо пользоваться» (84, 202). Об этом же он писал тогда В. Г. Черткову: «Хороший журнал. Я нынче получил один № ...» (87, 232). Через год в Дневнике (6 сентября 1894 года) появляется запись: «читал... статьи в Waffen Nieder» (52, 137).

 С. А. Толстая, не принимавшая, как известно, чистой евангельской, христианской веры супруга, но нескрываемо симпатизировавшая именно безрелигиозным общественным движениям, как пацифизм или феминизм, в письме от 23 октября 1893 года советовала Льву Николаевичу послать в журнал Берты фон Зуттнер статью «Христианство и патриотизм»: «О статье твоей тулонской я думала потому поместить у Сутнер, что тогда она будет иметь характер протеста войне, а не личного задора; не будет причины русским и французам обижаться, а это всегда лучше» (Толстая С.А. Письма к Л.Н. Толстому. М., 1936. С. 578). Лев Николаевич находил, что это «очень хорошая мысль» (66, 408). О намерении послать статью в журнал Берты Зуттнер Л. Н. Толстой писал в те дни В. Г. Черткову (87, 232). По счастью, намерение это осуществлено не было.

      В не меньшей степени, нежели соблазны городской жизни, публичности и популярности Толстого способствовали многочисленные издания собраний сочинений писателя в России, предпринятые с 1885 г. Софьей Андреевной Толстой, а также и переводы сочинений писателя на европейские языки. Переводчики, с которыми держал связь Толстой, уже совсем скоро окажут помощь ему значительнейшую, поворотную для судьбы его публицистических сочинений, в том числе антивоенных. В России весной и летом 1886 года 12-я часть изданного под руководством Софьи Андреевны Толстой Собрания сочинений мужа, вызвала бурную газетно-журнальную полемику (Опульская Л. Д. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1886 по 1892 гг. М., 1979. С. 43). Помимо гениальнейшей «Смерти Ивана Ильича», том содержал прорвавшиеся через цензуру отрывки из трактата Л. Н. Толстого «Так что же нам делать?», объединённые заглавием «Мысли, вызванные переписью». Таким образом, «всемирной славе» Толстого как «нравственного учителя» Софья Толстая, впоследствии в своём дневнике и мемуарах зло пенявшая мужу на эту славу, способствовала сама, и не бескорыстно, в середине – второй половине 1880-х!

    * * * * *
   
    Продолжение эпистолярного общения Льва Николаевича с Бертой фон Зуттнер относится к 1895 – 1896 гг.. Будучи, как может помнить читатель, дважды мысленно им послана, она прекратила на время письма к кумиру, но, конечно, продолжала пристально следить за всем тем в его деятельности, что было ей близко. Публикацию статьи «Христианство и патриотизм» неутомимая пацифистка встретила с восторгом. В своём журнале «Die Waffen nieder!» она оценивает эту публикацию, как «событие», а о тексте статьи говорит, что он «захватывает дух», «потрясает»: «То, что говорится у Толстого о франко-русских торжествах, не что иное, как беспощадное срывание масок (ein schonungsloses Maskenherunterreiflen)» (Цит. по: Травушкин Н. С. Берта Зутнер – корреспондент Льва Толстого // Русская литература. 1972. № 2. С. 146). Рискуя и в третий раз быть туда же посланной, фрау Берта, в конце концов, решается 8 декабря 1895 г. написать «единомышленнику» письмецо с новостями её «движения» и, конечно же, непременной лестью:

 «Я не перестаю следить за проявлениями вашего духа и счастлива наслаждаться теми могучими писаниями, которыми вы наносите удары по нашему общему врагу — войне» (Там же. С. 147). В письме Зуттнер также сообщала Толстому о предстоящем 18 декабря годичном собрании основанного ею Общества друзей мира и «заклинала» его прислать на это собрание телеграмму.

 Несмотря на откровенные примазывание и лесть, Толстой ответил Зуттнер 19 декабря кратким, вежливым письмом (см. 68, 285).

 В следующем письме Берты Зуттнер, от 19 июля 1896 года, как и в прежних, содержалась информация о деятельности сторонников мира и просьбы прислать хотя бы несколько слов для оглашения на встречах пацифистов, для публикации в их печатном органе. Толстой поручил на этот раз ответить настойчивой адресатке своему не менее фанатичному, чем фрау Берта, и трудолюбивому помощнику и другу, Владимиру Григорьевичу Черткову. Текст ответа неизвестен.

 Через полтора года, 20 января (2 февраля) 1898 г. Берта фон Зуттнер обратилась к отче Льву всё с прежним, сугубо пацифистским:

 «Дорогой и уважаемый учитель. У пацифистов, организованных во всех странах, годовой праздник. Как рабочие празднуют 1 мая, так мы празднуем 22 февраля. Во всех городах будут происходить собрания и обмен мнениями. Я была бы счастлива при этом случае иметь возможность прочитывать на собраниях и сообщить в журнале несколько строк Толстого. Убедительно прошу вас оказать, мне эту милость» (Цит. по: Чистякова М. Толстой и европейские конгрессы мира // Литературное наследство. Том 37 – 38. М., 1939. С. 605 – 606).

 Просьба такая старцу и христианину могла бы показаться примерно тем же, чем взрослому домохозяину показалась бы просьба малых детей выдать им, ради Рождества, из укладки или чердака старые маскарадные костюмы — похватать перед старшими, ПОИГРАТЬ. Если бы не тематика всех таких сборищ-игрищ… И в этот раз, настроившись серьёзно, Толстой и ответил максимально серьёзно и значительно, письмом, датируемым приблизительно: не ранее 24 января и не позднее 6 февраля — на основании даты письма Зуттнер, на которое отвечает Толстой, и даты пацифистского международного дня 9 (22) февраля, к которому назначался ответ Толстого.

 Февральский ответ Толстого не дошёл до нас полностью. В собрании сочинений писателя он печатается по сокращённой публикации в газете «Неделя» (№ 16 от 19 апреля, стр. 525), а та в свою очередь перепечатала его из корреспонденции, помещённой в «Санкт-Петербургских ведомостях» 8 (20) апреля 1898 года. В заметке рассказывается о Гамбургском конгрессе мира 1897 года, в котором Берта Зуттнер, конечно же, участвовала. Здесь же хорошо осведомлённый корреспондент сообщает:

 «Баронесса Сутнер прислала Л. Н. Толстому свою последнюю книгу „Schach der Qual“ и получила от него письмо, в котором, поблагодарив за присылку, граф говорит...» Далее приводится отрывок из письма русского писателя с проповедью религиозно-нравственного очищения людей как условия уничтожения войн и милитаризма:

 «Одно только я хотел бы сообщить друзьям мира, следовательно нашим друзьям, что единственное средство достигнуть цели, которую мы преследуем, состоит в том, чтобы не принимать никакого участия, даже самого отдалённого, во всём, имеющем какое бы то ни было отношение к войне, и что самое действительное средство продолжать настоящий порядок вещей состоит в компромиссах с своей совестью и в уверенности, что наши речи и наши писания могут произвести какое-либо действие, если наши поступки им не соответствуют. Освобождение людей от военного рабства не может исходить ни от коронованных особ, ни от писателей, а от духовенства, которое должно привести всю жизнь в соответствие со своею совестью. Но это будет только тогда, когда люди сознают своё человеческое достоинство, что возможно только при верном понимании религиозной жизни. Милитаризм — только симптом болезни. Если болезнь (отсутствие религии или ложная религия) исчезнет, вместе с другим злом исчезнет и милитаризм» (71, 272).
 
 Письмо значительно указанием на признание Толстым значения в будущем обновлённой, возрождённой к первоистокам, ко Христу Церкви и её духовенства — которое может показаться странным части читателей, привыкших понимать Толстого как «отрицателя» церковности, якобы, в её истоках. Но такое понимание неверно.

 По существу, благожелательное «мы» Толстого — и здесь, и в прочих обращениях Толстого к либералам и пацифистам — указывает никак не на желательность или иллюзию Толстого сближения с ними, а только на значительность тех общественных проблем, которые они поднимали в медийном и других публичных пространствах. Не отвечать, не высказать своего мнения в ответ на прямую просьбу, с обещанием всегда полезной огласки, Толстой, конечно же, не мог.

 Не дожидаясь ответа, 2 (14) февраля 1898 года Берта фон Зуттнер, действительно, отправила русскому писателю ещё и свою новую книгу «Страданиям — шах» («Schach der Qual»). Как отмечает Н. С. Травушкин, «всё произведение написано под несомненным влиянием этического учения Толстого» (Травушкин Н. С. Указ. соч. С. 148).

 В сопроводительном к книге письме Берта фон Зуттнер просила обратить внимание на отмеченные места. Книга эта сохранилась в Яснополянской библиотеке, на шмуцтитуле её надпись: «Величайшему из величайших всех времён — Толстому — преподносит автор. Харманнсдорф, 1898», а на стр. 12 красным карандашом отчёркнуто для Льва Николаевича наивно-хвалебное суждение, в котором говорится, что «Толстой подарил миру “Царство Божие внутри вас”, книгу, которая должна была бы переделать мир, но царство сатаны всё ещё процветает» (Там же).

 По мнению Н. С. Травушкина, в не дошедшей до нас части этого письма содержится оценка присланного Бертой Зуттнер романа «Schach der Qual». Исследователь обратил внимание, что «на рекламных страницах в конце книг Б. Зуттнер среди отзывов о её произведениях не однажды печатались неизвестные у нас строки Толстого: “Я прочитал книгу с удовольствием и пользой; это очень убедительная (suggestives) книга, она содержит много прекрасных мыслей”» (Травушкин Н. С. Указ. соч. С. 148).

 В этом ещё более, чем «Долой оружие», до смешного бездарном романе Берта фон Зуттнер сделала, однако, Толстому ценный подарок: рассказала читателям о страданиях в России сектантов-духоборов, отказывающихся носить оружие и идти по призыву в военную службу, сосланных властями на Кавказ. Одна из глав, повествующих об этом, называется «Толстой обвиняет» («Tolstois Klageruf»). Писательница целиком солидаризируется с великим яснополянцем: нельзя пренебречь его призывом, надо спешить туда, где страдают, где нуждаются в помощи. Главный персонаж книги, князь Роланд, спешит на помощь духоборам, едет в Россию, где сталкивается с бессердечием правительства (Там же. С. 149).

 Наконец, на цитированное выше письмо Толстого Берта Зуттнер ответила Толстому письмом от 27 февраля:

 «Дорогой и почитаемый учитель.

 Горячо благодарю вас за ваше драгоценное письмо, которым вы меня почтили. Урок, содержащийся в нём, принесёт плоды. Ужасное дело удушения правосудия к вящшей славе божества “Милитаризм”, которое происходит сейчас во Франции, ещё раз доказывает, насколько вы правы, бичуя этот так называемый “патриотизм”, во имя которого совершаются и оправдываются все насилия, вся ложь и все убийства» (Цит. по: Чистякова М. Толстой и европейские конгрессы мира // Литературное наследство. М., 1939. Т. 37 – 38. С. 606).

 Убогая лесть… Однако поборница всеобщего мира в своём письме тут же сделала ещё бОльшую ошибку: не утерпела, чтобы не задеть ненавистную Францию, намекая, по-видимому, на разбиравшееся в то время дело Дрейфуса и усматривая именно во Франции главный очаг всех ужасов милитаризма. Толстой, как мы помним, не позднее чем с начала 1870-х гг. Франции симпатизировал, хотя, действительно, не оправдывал милитаристских и реваншистских настроений, бытовавших в этой стране, равно как гонки вооружений и обязательной военной службы ни в одной из европейских стран.

    * * * * *

   В конце марта или в начале апреля 1898 г. Толстой получил циркулярное письмо, составленное совместно двумя издательствами: «La Vita Internazionale» (Милан) и «L’ Humanit; Nouvelle» (Париж). Издатели обратились к всемирно известным деятелям, в том числе к Толстому, с анкетой о войне и милитаризме. с вопросами об отношении к «войне и милитаризму»:

 «…Мы просим всех людей, занимающих видное место в Европе в области политики, науки, искусства, в рабочем движении и даже среди военных, присоединиться к этому высокоцивилизаторскому делу и прислать нам ответы на следующие вопросы:

   1. — Требуют ли войны между цивилизованными народами история, право, прогресс?

 2. — Каковы последствия милитаризма — интеллектуальные, нравственные, физические, экономические и политические?

 3. — Каковы должны быть решения вопросов войны и милитаризма для пользы будущего всемирной цивилизации?

 4. — Каковы средства, ведущие скорейшим путём к таким решениям?» (39, 197).

 Письмо было подписано директорами издательств, одним из которых был известный в свою эпоху Эрнесто Теодоро Монета (итал. Ernesto Teodoro Moneta, 1833 — 1918), известный общественный деятель, впоследствии лауреат Нобелевской премии мира. Участник «восстания пяти дней» и войны Пьемонта, соратник Гарибальди в 1860-е годы, Монета, оставив военную службу, занялся журалистикой. Ещё в 1892 г. Толстой одобрительно отзывался о его усилиях в защиту международного мира, наверняка не зная, что Монета колебался между пацифизмом и итальянским национализмом (в последние годы жизни он был именно националистом).

      Вторая подпись принадлежала некоему A. Hamon. Оба просили ответить на поставленные вопросы не позднее 25 апреля н. с. 1898 г.

 Толстому ответ был более чем ясен. Совсем недавно, около 24 января (6 февраля н. с.), на просьбу неутомимой Берты фон Зуттнер, просившей о «нескольких строках» к международному дню пацифистов (22 февраля н. с.), Толстой ответил чеканными формулировками обращения к «друзьям мира»:

 «Одно только я хотел бы сообщить друзьям мира, следовательно нашим друзьям, что единственное средство достигнуть цели, которую мы преследуем, состоит в том, чтобы не принимать никакого участия, даже самого отдалённого, во всём, имеющем какое бы то ни было отношение к войне, и что самое действительное средство продолжать настоящий порядок вещей состоит в компромиссах с своей совестью и в уверенности, что наши речи и наши писания могут произвести какое-либо действие, если наши поступки им не соответствуют. Освобождение людей от военного рабства не может исходить ни от коронованных особ, ни от писателей, а от духовенства, которое должно привести всю жизнь в соответствие со своею совестью. Но это будет только тогда, когда люди сознАют своё человеческое достоинство, что возможно только при верном понимании религиозной жизни. Милитаризм — только симптом болезни. Если болезнь (отсутствие религии или ложная религия) исчезнет, вместе с другим злом исчезнет и милитаризм» (71, 272).

 Ответные письма Толстого к Еrnestо Moneta и A. Hamon не сохранились, однако из их последующих писем явствует, что Толстой писал им в тех же идеях и том же духе.

   * * * * *

   Неутомимая Берта фон Зуттнер не позволяла забыть о себе Толстому ни в конце 1890-х, ни позднее. В письмах её 1898 – 1900 гг. мы находим сообщения о деятельности сторонников мира, возмущённый отклик на скандальное дело Дрейфуса, печатные обращения-протесты по поводу англо-бурской войны… По письмам видно, что фрау внимательно следила за всем, что сообщалось в печати о её кумире из России.

 Берта фон Зуттнер восторженно приняла известие о том, что от имени русского царя было опубликовано послание, призывавшее правительства всех стран на мирную конференцию. Она тотчас же (4 сентября 1898 года) написала Толстому, ожидая от него положительного отклика на «манифест царя». Мы помним, что Толстой расценивал царский манифест и весь шум вокруг последовавшей за ним Гаагской конференции как обман и лицемерие. Но Зуттнер наивно полагала, что Николай II чуть ли не проникся духом антимилитаристских писаний Толстого, что правители и культурные элиты разных стран могли бы многое сделать для всеобщего мира. Особенно её взволновало сообщение английской газеты «Daily Mail» от 17 января 1899 года о том, что царь, проезжая через Тулу, пожелал якобы встретиться с Толстым, обнимал его и спрашивал мнение о манифесте. Толстой не отвечал на настойчивые просьбы Берты Зуттнер высказать своё отношение к «русской инициативе», подтвердить газетные толки о встрече с царём.

 Наконец, в письме 2 (14) августа 1901 г. Зуттнер выразила «огромную и искреннюю» радость о выздоровлении Толстого и сочувствие в связи с «безобразным эпизодом отлучения» (Цит. по: Травушкин Н.С. Берта Зутнер — корреспондент Л. Толстого // Русская литература. 1972. № 2. С. 150). Толстой ответил 15 (28) августа очень обстоятельным письмом, которое было не только знаком учтивости, выражением благодарности за сочувствие, но в нём излагались и взгляды Толстого на вопросы, волновавшие австрийскую писательницу. При этом, обратим внимание, деликатно намекает, что баронесса — невнятная дура, которой не поможет и повторение прежде сказанного. Перевод с французского оригинала:

 «Дорогая баронесса,

 Очень вам благодарен за ваше доброе письмо. Мне было чрезвычайно приятно узнать, что вы сохраняете обо мне хорошее воспоминание.

 Рискуя надоесть вам повторением того, что я говорил много раз в своих писаниях и о чём, мне кажется, я вам писал, не могу воздержаться, чтобы не сказать вам ещё раз, что чем дольше я живу и чем больше думаю над вопросом о войне, тем больше я убеждаюсь, что единственное решение вопроса — это отказ граждан быть солдатами. До тех пор пока каждый человек в возрасте 20, 21 года будет отказываться от своей религии — не только от христианства, но и от заповедей Моисея: НЕ УБИЙ, и пока будет обещать убивать всех тех, кого ему прикажет убить его начальник, даже своих братьев и родителей, как говорит при всяком случае этот болтливый и жестокий идиот, называемый германским императором, — до тех пор не прекратится война и будет становиться всё более и более жестокой, — такой, какой она делается в наше время.

 Для того, чтобы не было войны, не надо ни конференций, ни обществ мира, а нужно только одно: восстановление истинной религии и, как следствие этого, восстановление достоинства человека.

 Если бы самая малая часть энергии, которая тратится сейчас на статьи и на речи на конференциях и в обществах мира, употреблялась бы в школах и среди народа на уничтожение ложной религии и на распространение истинной, — войны скоро стали бы невозможными.

 Ваша превосходная книга произвела огромное действие в смысле внушения ужаса к войне. Теперь следовало бы показать людям, что они сами производят всё зло войны, повинуясь людям больше, чем Богу. Позволяю себе посоветовать вам посвятить себя этой работе, которая представляет единственное средство достигнуть той цели, которую вы преследуете.

 Прося вас извинить меня за смелость, которую я беру на себя, прошу вас, сударыня, принять уверения в совершенном почтении и уважении» (73, 125 – 126).

 Сама фон Зуттнер по-прежнему видела в отказе от военной службы единоверцев Льва Николаевича во Христе, а также сектантов: духоборов, менонитов, назареян — лишь один из возможных путей борьбы против войны, и не самый важный. Она предпочитала путь массовой пропаганды через печать, конгрессы и общества мира. Этой теме она посвятила свой новый роман «Дети Марты» (1902) (в русском переводе он был издан под названием «В цепях»). Это было продолжение романа «Долой оружие!»; здесь показано, как сын Марты Тиллинг Рудольф Доцкий вступает на поприще борьбы против милитаризма и войны.

 Конечно же, графоманка от пацифизма (или пацифистка в среде графоманов?) не преминула помянуть в своей книжице и Льва Толстого. В дневнике Марты, простоватой и ограниченной, как сама баронесса фон Зуттнер (кстати, по замыслу автора, это автобиографический персонаж) читаем:

 «С давних пор книги играли в моей жизни роль событий. Как подействовали на меня, в моей юности, Бокль и Дарвин, и, ещё недавно, Толстой своим произведением „Царство Божие в вас“! Такие книги были в моих глазах не простыми научными и литературными явлениями, — это были факелы, внезапно загорающиеся и освещающие тёмную область, а держат их в руках люди, у которых душа светится...» (Фон-Зутнер, Б. В цепях. СПб., 1904. С. 106).

 В другом месте рассказывается, что Рудольф, потерпев неудачу с основанием газеты и с избранием в палату, намерен организовать общество мира, обратиться к единомышленникам в разных странах: «В России... Туда я напишу Толстому. Кто создал такое произведение, как „Война и мир“, должен быть врагом насилия» (Там же. С. 77 – 78).

 Неудовлетворённость фрау Берты последним к ней письмом Толстого, содержащим легко понятный намёк на собственную её некоторую умственную ограниченность, вылилась в полемику с ним в романе. На вопрос фрау Марты, можно ли считать указанное Толстым средство борьбы против войны единственным, друг её отвечает: «Я вообще не верю в единственные средства. Такое на тысячу ладов переплетённое, давно укоренившееся явление, как война, должно быть также на тысячу ладов атаковано с разных сторон, чтобы оно, наконец, поддалось, отступило...» (Die Waffen nieder! Eine Lebensgeschichte. Von Bertha von Suttner. Fortsetzung: Martha’s Kinder. Dresden, 1902. S. 34).

 Примечательно, что в русском издании заботами цензуры не оказалось ни отрывка из письма Толстого, ни последующего его обсуждения.

 Сами эти возражения — довольно глупый пример несистемного, хотя и романтического, суждения о системном состоянии общества. Чтобы что-то негативное прервать в системе — надо, как раз, упорно повторять разрушительные удары по одной или немногим выбранным точкам. А «на тысячу ладов», «со всех сторон» можно заигрывать, комариными укусами, с милитаризмом хоть вечно! Вероятно, в этой бесконечной игре, успокаивающей интеллигентскую подленькую совесть, но не отводящей от народов угрозу новых войн, и заинтересованы, вплоть до наших дней, поколения городских либералов и пацифистов — сознательных пользователей, с детских лет, приятностей и выгод цивилизации, неотторжимой от организованного насилия людей над природой и друг над другом, необходимого для её поддержания и развития.

 Всё же, несмотря на все глупость и малохудожественность, роман «Дети Марты» удостоился запрещения к ввозу в Россию Комитетом цензуры иностранной в августе 1902 года. В мотивировке запрещения сказано: «Герой этого нового романа известной проповедницы идеи мира ставит своей задачей не только борьбу против милитаризма, но и переустройство всех общественных отношений в духе христианства, проповедуемого Эгиди, Толстым и др. Один из виднейших представителей австрийской аристократии, он добровольно отказывается от майората, чтобы быть свободным от всяких обязательств к обществу, к которому он принадлежит, и принимается за проведение своих идей посредством печатного и устного слова. Корнем всего зла на земле он признаёт насилие, на котором, вопреки евангельским заветам, зиждется весь современный общественный строй. В то же время он, верный своим идеалам, осуждает революцию, признавая единственным путём к достижению евангельских идеалов на Земле проведение в сознание человечества истинных понятий о свободе и справедливости. На стр. 401 приведено также письмо графа Толстого, в котором он излагает средства к избавлению от милитаризма, а именно — отказ всех отбывать воинскую повинность...». Во всём этом цензура усматривала «явную враждебность к существующему ныне строю» (Цит. по: Травушкин Н.С. Указ. соч. С. 151).

 После такого запрещения оригинала не мог без труда пройти через цензуру и русский перевод. Всё же роман «Дети Марты» дважды выходил в России (в 1903 году — в издании М. М. Клюкина, в 1904 году — в издании О. Н. Поповой). Письмо Толстого и любые упоминания о нём в обоих изданиях отсутствуют.

 Следующий эпизод эпистолярного общения Льва Николаевича Толстого с австрийской своей мнимой единомышленницей относится уже к 1907 году. В 1907 году Берта фон Зуттнер возобновила прерванное ею на несколько лет участие в журнале сторонников мира «Die Friedenswarte». Политизированность её приобретает более чёткие прогерманские очертания — будучи направлена теперь не менее яростно против царской России, как ранее против Франции. В хронике событий, которую она вела в журнале, немало места уделяется сообщениям из России, тоном и содержанием сближающимся с агитацией революционной российской эмиграции: множатся очерки о «народной революционной борьбе», о «преступлениях царизма» и под. Конечно, фрау Берта в курсе, что ближайший друг яснополянца Владимир Чертков, издававший бесцензурно книги Толстого, использовал знакомства, средства и типографские ресурсы подобных агитаторов — и надеялась поэтому на одобрение самого Толстого к её новому, обличающему Россию, поприщу. В публикациях она не гнушалась апеллировать к имени Льва Николаевича. Но требовалось его, хотя бы какое-то, но одобрение… 28 сентября (10 октября) 1907 г. Берта фон Зуттнер уж в который раз “забросила удочку” по своего кумира в России, написав ему такое послание:

 «Дорогой и великий учитель.

 Я только что прочла вашу статью «Не убий». Увы, вот уже шесть тысяч лет, как не могут понять этой простой заповеди. Однако, слова таких людей, как вы, слова убедительные и настойчивые, не могут не проникать в человеческие умы. Помните ли вы меня хоть немного, дорогой учитель? Взгляните на подпись и вспомните мой призыв “Долой оружие”, который, к сожалению, не дошёл до слуха многих. Я продолжаю и теперь писать книги, статьи и т. п. Изредка меня подкрепляют сочувствие и понимание. Чувствую, что торжество правды приближается. Хочу выпустить один номер “La Paix” (иллюстрированным), в котором будут помещены статьи наших великих современников, тех, кто ведёт за собой человечество. Напишите или продиктуйте, пожалуйста, хоть несколько строчек для этого номера. Очень прошу вас об этом. Форма безразлична. Пусть это будет просто ответом на моё письмо. Я часто думаю о вас, особенно за последние годы, которые принесли столько тяжёлых бедствий вашей стране; я думаю о том, что должны были вы пережить» (Цит. по: Чистякова М. Указ. соч. С. 607).

 Это было последнее из писем Берты Зуттнер Толстому. На него русский писатель ответил очень убеждённо, обстоятельно, но… снова НА ДРУГОМ ЯЗЫКЕ, нежели тот, на котором могла и хотела говорить с ним немецкая политически активная баронесса. Он воспроизвёл для неё в письме своё понимание совершившейся в России внешней революции — как пролога к революции «истинной», духовной: в религиозно-нравственном руководстве жизнью, в религиозном жизнепонимании большинства. Вот это письмо, ответ Берте фон Зуттнер от 7 (20) октября 1907 г. (перевод с французского):

 «Милостивая государыня,

 Чем старше я становлюсь, тем более убеждаюсь, что в деле, которому вы служите, час торжества постепенно приближается. Русская революция есть лишь частичное и дурное проявление великой внутренней всеобщей революции, которая происходит в идеях, руководящих христианским миром. Я чувствую приближение этой великой революции, которая должна будет совершенно переменить правительства у народов, а также их внешние отношения. Перемена эта естественно предполагает упразднение или, вернее, невозможность не только войны, но и всякого вида насилия. Если у меня будет время и возможность написать что-либо достойное появления в вашем сборнике, то я с удовольствием пошлю это вам.

 Примите, милостивая государыня, уверения в моём совершенном уважении.

 Лев Толстой» (77, 216).

 «Выжать» хоть что-то, желанное ею, политически тенденциозное, из такого письма фрау Берта не могла — как бы ей ни хотелось. Всё же, сообщая в ноябре 1907 года о преступлениях карателей в Одессе, о погромах, чёрных сотнях и т. п., писательница с горечью говорит: «Напрасно взывает Толстой в последней своей брошюре „Не убий“. Как видно, пройдёт ещё немало времени, пока будут услышаны эти уже шесть тысячелетий безответно звучащие слова. В качестве мирового закона — а так они мыслились от Моисея до Толстого — они ещё совершенно неведомы всем практикам от политики» (Цит. по: Травушкин Н.С. Указ. соч. С. 151).

 Это последнее из писем Толстого к Берте Зуттнер нашло место (как, впрочем, и самое первое) в «Мемуарах» писательницы, завершённых ею к июлю 1908 года.

 Наконец, в архиве Л. Н. Толстого хранится ещё телеграмма Берты Зуттнер из Вены от 2 сентября 1909 года: «Если приедете в Берлин, не сможете ли также приехать в Вену» (Цит. по: Травушкин Н.С. Указ соч. С. 152). Присылка этой телеграммы связана с тем, что в европейской печати сообщалось о возможности приезда Толстого с докладом, подготовленным для Стокгольмского (XVIII) международного конгресса мира. По всей вероятности, Берта фон Зуттнер предполагала воспользоваться случаем и организовать выступления Льва Николаевича в Вене. Как известно, Толстой на этот конгресс собирался, но намерение это не осуществилось, как и поездка в Берлин для чтений, а доклад Толстого, в силу его радикальности, на конгрессе зачитан не был. Подробнее на этом сюжете мы остановимся немногим позднее.

 Ни о каком более глубоком понимании баронессой фон Зуттнер религиозности Л. Н. Толстого, по крайней мере, до конца его жизни, не приходится говорить. Тому подтверждение — высказывания её в дни траура по великому писателю. Они опубликованы на страницах «Die Friedenswarte» и вошли затем в книгу публицистики Берты Зуттнер.

 «Толстого нет! — писала она. — В нём все мы, борцы за мир, в том числе и те из нас, которым его радикальные требования и предложенные им пути кажутся неосуществимыми, чтим верховнослужителя идеи мира. Заповедь „Не убий” никто, как он, не сумел понять во всей её силе и простоте, никто, как он, не защищал её. Однако жизнь, труд, смерть этого замечательного человека не есть предмет, который можно „комментировать”. Множество томов, целые библиотеки исследований будут созданы, и сам дух Толстого будет жить и оказывать своё действие вплоть до отдалённого будущего» (Там же. С. 153).

 Далее писательница говорит, что со смертью Толстого, учителя живой, современной этики (каким она его воспринимает), ещё ярче обнаруживается раскол мира на два лагеря. Есть друзья мира, есть и недруги. В русской думе, в немецком и австрийском рейхстагах люди свободомыслящие и социалисты предложили отдать дань уважения Толстому как провозвестнику мира и любви к человечеству, а «истинно русские люди», клерикалы, реакционеры выступили против или вынуждены были молчать. Писательница с горечью отмечает, что в австрийском рейхстаге не решились официально почтить славную память Толстого, тогда как это было сделано почти во всех парламентах мира (Там же).

 «Лагеря» третьего, недогматических, свободных христиан, к которому истинно принадлежал Лев Николаевич, Берта фон Зуттнер с её пацифиствующими единомышленниками, конечно же, презрительно «не заметила».

  Итак, мы свидетельствуем многолетний дружественный диалог Берты фон Зуттнер с гением из Ясной Поляны - при котором каждая из недюжинных личностей,оба участника эпистолярного общения, удерживали свои идейные позиции. При этом Льву Николаевичу и настоящим его и Христовым львятам - нечему было учиться у европацифистов, так как они последовали высшему, нежели пацифистское, религиозному жизнепониманию. Для самой же Берты фон Зуттнер не только идейное содержание, но и самый факт её многолетнего общения с Л. Н. Толстым оказались безусловно полезны как в плане собственного её идейного, интеллектуального и духовного развития, так и в отношении её общественного имиджа и политического влияния. В немалой степени, ради последних выдающаяся пацифистка и предпринимала всё новые обращения к влиятельнейшему в своей эпохе русскому писателю и публицисту.
 
                ____________