26. 02. 2023 Про побеги

        5+ лет

         Хорошо, когда ты точно знаешь, что у тебя в семье растет пацан — хулиган. Жизнь весела и наполнена разными буйными неожиданностями. И тебя невозможно застать врасплох: сын — это стопроцентная круглосуточная мобилизация мозга: ты всегда готов(а) к чему-нибудь внезапному: к операционной для лягушки на кухонном столе, к костерку на крылечке дома, или разным забавным мелочам типа разорванных штанов или синяков под глазом после драки.

        То ли дело — послушные девочки в семье. Темный омут в шелковых платюшках. Когда шандарахнет никому не ясно. Все ждут взрыва, но не сейчас, примерно лет через четырнадцать- пятнадцать, когда, согласно статистике, юное создание должно взбунтовать. До этого оно - эфемерное розовое облако с бантиками на голове и куклой наперевес, невинно и беззлобно, как утренняя роса.

        Я была идеальным ребенком. Таким, о которых мечтают, ну, только, наверное, страшненькой немножко. В остальном — послушна, исполнительна и тиха. Не ругалась, не капризничала. Сказали «есть»- ела. Сказали «иди спать» - шла. Сказали «пора домой, хватит гулять» - возвращалась.

        Сказали «нельзя брать к бабушке карандаши и тетрадки» - «нельзя, так нельзя». Я не спорила, ничего никому не доказывала, никого ни в чем не убеждала, не конфликтовала и не рыдала. Засунула тетрадку под майку, прижала ее резинкой колготок, сверху аккуратно расправила платье, карандаши положила в карман. Контрабандой доставила до бабушки. Там залезла под стол, за которым взрослые обедают, пока никто не видит, распаковала, разложила на полу, занялась делом.

-Что ты там копошишься?- наклонялся кто-то под скатерть, выискивая меня между ножками стола и ногами взрослых, занятых обедом людей.

-Я рисую. - по деловому, без лишних объяснений отзывалась я.

-А, ну рисуй. - и никому уже нет никакого дела, откуда взялись тетрадки и карандаши, которые нельзя было с собой приносить. Победителей не судят. (До сих пор меня удивляет, почему нельзя, но на этот сложный вопрос никто уже не помнит ответ)

       В общем, никто не ожидал подвоха от этого скромного создания. И тем более не ожидал каких-то внутренних волнений, протестных движений и революционных идей типа побегов из дома.

        При всей спокойной семейной обстановке я помню пару -тройку случаев, когда мне хотелось сбежать. Даже тогда я понимала, что никаких объективных причин к этому нет, все было мирно, никто меня не обижал, голодом и холодом не морил, морально не угнетал. Я совершенно четко отдавала себе отчет в том, что все нормально, более того, мне нравился и наш дом, и мои родители. В тот период еще не было на свете моего младшего брата, я была одна, пожаловаться на обделенность вниманием тоже не могла.

         Но время от времени на меня накатывали странные идеи. Я или чувствовала себя чужой в своей семье, или воображала, что мои родители на самом деле не мои, что я приемный ребенок. Иногда даже хотела быть им. Иногда даже жалела, что я не приемный, мечтала, что когда-то мне вдруг скажут, что я на самом деле чужая девочка и меня усыновили, а где-то в мире есть мои настоящие родители.
        И мне казалось, что для меня это будет облегчением и восстановлением какой-то внутренней справедливости, объяснит, почему мы так внутренне непохожи, и иногда не можем найти взаимопонимания, и все встанет на свои места, потому что будут ясны причины.

        Вот удивились бы настоящие сироты, которые чувствовали себя преданными, узнавая настоящее положение дел, для кого узнать, что они приемные было в те времена подобно жизненному краху и потере доверия к приемным родителям.

        Мне около пяти. И я прекрасно осознаю, что я родная (многократно устраивала перекрестные опросы всех родственников, до кого только могла дотянуться, к их бесконечному удивлению), анализировала похожесть и любимость и не нашла ни в ком ни подвоха, ни лжи. И тем не менее, очень четко ловлю в себе эти мысли, сама же не понимаю, откуда и для чего мне такие мечты, откуда вообще они берутся и что они дали бы мне, даже если бы ситуация была бы такова.

        Но, примерно из -за этого пару -тройку раз порываюсь уйти из дома. Ну, потому что чувствую себя не родной, мне все тут чужие. Порывы анализируются, я понимаю, что бежать некуда от слова вообще. Поймают быстрее, чем я дойду до автобусной остановки.

        Взять с собой тоже ничего нельзя, у нас даже чемодана нет. Его и правда не было: один чемодан был на весь семейный клан, включая бабушкины и дедушкины пары. Мы никуда особо не ездили, как-то хватало такого количества чемоданов (одна штука) на всех, никто не чувствовал себя обделенным.

        Воображение не рисовало мне, как бы я выглядела, спешащая с чемоданом до остановки. Ну... разумно... раз его нет, так и представлять нечего.

        Пару раз эти припадки бросить теплый мирный дом и ускакать на край света затихали сами собой. Один раз достигли все таки апогея, я собрала пару трусов и гольф в свою детскую сумочку и сбежала …. к бабушке. Опять же, понимая, что в принципе бабушка — это та же семья, только в пятнадцати минутах ходьбы от отчего дома. Что родители там появляются почти каждый день, и по сути ничего не изменится. Но там был, видимо, важен сам факт сепарации. Символический жест, утверждающий серьезность моих намерений.

         Увидев меня на пороге, бабушка удивленно взмахнула бровями. Я ей объяснила, что жить с ее детьми я больше не могу, потому что чувствую себя чужой в том доме.

         Тут я впервые столкнулась с суровой реальностью. Бабушка не проявила ко мне никаких избыточных чувств — сюсюканья, мяуканья и все эти сахарные обращения были чужды народу в наших неэмоциональных краях. Бабушка меня выслушала внимательно, и подняла трубку телефона.

          Что вы там такого сделали, что ребенок с вами не хочет жить?- наехала она на родителей. Те отнекивались как могли, уверяли, что не было не только конфликтов, ссор и гонений, вообще никаких поводов для моего поступка не было. Бабушка не очень верила. Но так как и от меня она не услышала поводов, которые могли бы послужить веской причиной моей эмиграции, разговор ее был недолог — Так!- сказала она, как отрезала - приходите и забирайте .

         Я тихо сидела на диване, понимая, что меня сейчас выдадут родителям со всеми моими нехитрыми пожитками, но это меня уже не очень расстраивало. Во-первых, я понимала, что есть обстоятельства сильнее меня, которым я не могу противостоять в силу своей слабости (пока), во- вторых бабушка оказалась тем созданием, на которое, как выяснилось, нельзя было положиться в трудную минуту (печально, но тоже факт, которому я ничего не могла противопоставить), в третьих- я все-таки совершила это поступок, как ни крути (про слово гештальт тогда никто еще не слышал) .

    Через полчаса пришел папа и забрал меня домой.

    Все посмеялись и об эпизоде забыли.

 

    Все-то забыли. А я, видимо, нет. Потому что однажды летом я устроила побег уже из детского сада.

     Видимо, я была несколько противоречивой натурой, потому что при всей внешней тихушности и послушности, при имидже одной из лучших воспитанниц группы, устроила побег года в то лето. Причем это было не стихийное мероприятие, а тщательно спланированное, выверенное, рассчитанное по минутам действие.

     Мало того, я умудрилась вычислить сообщника из моей группы убедить его и воплотить мой план в жизнь.

     Пятилетние дети, подготовительная группа детского сада. Милашки, ходящие парами, держащимися за руки на дневные прогулки перед обеденным сном, от которых никто не ожидает чудес.

     Я выбрала из нашей группы девочку, которая показалась мне достаточно сговорчивой с одной стороны и достаточно надежной, чтобы меня не выдать, с другой, и рассказала ей свой план.

       В промежутке между обедом и дневным сном мы ходили гулять. Все должно было случиться в это время.

       Наш детский сад занимал достаточно большое пространство, огороженное забором в виде воздушной прозрачной сетки . По центру стояло здание самого сада, вокруг которого, по кругу располагались сектора для прогулок, закрепленные за группами , с большим количеством зелени, деревьями, кустарниками, клумбами, игровыми площадками и красивыми, домиками-террасками, раскрашенными яркими детскими картинками.

        Каждая группа, в том числе и мы гуляли на отведенной для нас территории, на просторном участке, хорошо просматриваемом, чтобы наши воспитатели могли наблюдать за всеми нами одновременно. В торце этой территории была закрытая терраса, где хранились вещи, требующие хранения под крышей, она открывалась на время прогулки, закрывалась на ключ после. Сразу за ней был забор, между нижним его краем и землей было небольшое пространство, в которое гипотетически мы могли пролезть.

        Вход на общую территорию был открыт всегда и в те времена еще никем не охраняем, наличие большого количества зелени могло дать нам выбежать и через эти ворота, но этот вариант был мной отвергнут, потому что был слишком примитивен и давал меньше времени на маневры.

       Я рассчитала так.

       Гуляли мы после обеда. То есть во время обеда воспитатели нас видели . Когда мы гуляли воспитатели нас видели тоже. В конце прогулки мы должны были построиться по парам, нас пересчитывали и вели в группу спать. Мы с Верой должны были встать последней парой в группе (она же оказывалась ближайшей к террассе и забору) и нас должны были сосчитать .

      Потом воспитательницы (иногда даже одна) - уводила детей в помещение, идя во главе колонны. В это время мы отрывались от хвоста этой колонны и прятались за террасой.

       Если вдруг воспитательница по пути до подъезда в садик понимала, что детей стало меньше или не видела конкретно нас и проявляла какие-то признаки беспокойства, мы с Верой делали бы вид, что замешкались, выбегали бы из укрытия, догоняли всех и изображали, что ничего не случилось.

      Если же все проходило гладко, то зашедшая в подъезд группа давала нам время, в течение которого дети гурьбой проходят в раздевалку, снимают верхнюю одежду, проходят в группу, бегут в туалет и из туалета, готовят раскладушки для сна, опять раздеваются и укладываются спать - во время всей этой суеты практически невозможно понять, что в твоей группе человек из 25 не хватает двоих. Недостачу обнаружат только когда все улягутся спать. Тогда по кроватям пересчитают и, конечно, быстро поймут, что нет именно нас. Но нам хватит этих 20-30 минут, чтобы пронырнуть под забором и добежать до укрытия.

        Укрытие тоже было продумано мной до мелочей. В 5 минутах от сада был дом одной из моих бабушек. Помня об одном моем неудачном опыте, я уже не надеялась на людей и не особо рассчитывала ни на чью помощь.

       Зато хорошо знала особенности местности. Путь от забора садика до забора моей бабушки был оторочен кустарником. Народу в тех краях ходило немного. Главное было проскользнуть под ограждением без свидетелей и немного отбежать от границы детсада, чтобы случайно не увидели сотрудники. Дальше можно (нужно) было перейти на спокойный шаг (чтобы случайные прохожие ничего не заподозрили) и дойти до забора бабушкиного огорода, открыть калитку, и пробраться во двор.

       Бабушка Тамара жила в отдельном деревянном доме, окруженным небольшим огородом, небольшим садом и парой дворовых построек и поленниц.
      В бабушкином саду, буквально в метрах 7-10 от  дома,  дедом был для меня выстроен чудесный детский домик,  с крышей и закрывающейся дверью, где два ребенка 5 лет тоже могли  прекрасно поместиться и чудесно поиграть. Этот вариант был мною отметен сразу, как слишком явный для взрослых и, поэтому не пригодный.      
       А вот  кое-что  из этих строений во дворе показалось мне очень подходящим:  крытая поленница, которая примыкала к самому дому, и была в некотором роде его продолжением, огороженная стенами с трех сторон, но совершенно открытая с торца. Там (сложно объяснить почему), дрова лежали так, что с одной стороны занимали все пространство до потолка, а с другой - были выложены частично, стопками чуть выше нашего роста и между ними был проход. Все это напоминало вариант магазинчика или аптеки с витриной за спиной и прилавком перед тобой, с пространством между ними.
    
       Вот в этом пространстве я и предлагала моей сообщнице Вере, укрыться. Бабушке бы мы ничего не сказали (помним, что взрослым уже доверия не было). Даже если бы нас искали бы — она бы честно подтвердила, что нас у нее нет. И мы бы играли, сколько влезет. А потом бы вышли. Дальше мой план был скомкан, о том, что нам будет, когда нас найдут или когда мы явимся миру сами я уже не думала. Вера тем более.

     Подругу мне удалось и убедить, и мотивировать. Сама по себе мысль не спать днем может вдохновить детей на любой подвиг.

     План был осуществлен блестяще. Вплоть до мелочей: когда воспитательница уводила группу в здание, она оглянулась, чтобы убедиться, все ли на месте — и мы были. Когда она отвернулась, мы скользнули за террасу так, что даже пара ребятишек, шедшая перед нами нас не услышала. Скрывшись за углом террасы, мы подсматривая за группой, пока она не скрылась из виду — и только тогда пролезли под забором и побежали.

      Мама рассказывала потом, как они переполошились и как долго нас искали. Понятно, что первым делом пришли к бабушке, она же жила ближе всех. Но бабушка, удивленно развела руками: никто к ней не приходил и она знать не знает, где мы. Так первая (она же правильная) версия у следователей, ищущих нас была забракована.

     Нарезав кругов по поселку, посетив всех наших с Верой родственников, знакомых и дальних знакомых и нигде нас не обнаружив, в шоке, ужасе и нарастающей тревоге, родители пошли на второй круг поисков и еще раз пришли к моей бабушке Тамаре, которая уже сама носилась по поселку с корвалолом в руке.

-А как вы нас нашли-то?- спросила я потом у мамы из чисто детского любопытства. Мы сидели в своем укрытии тихо, играли , болтали полушепотом. Когда слышали приближающиеся шаги — замолкали. Обнаружить нас было сложно, нужно было подойти вплотную к поленнице и заглянуть «под прилавок».

-Случайно- призналась мама мне так, словно разговаривала не с пятилетним ребенком, а со своей ровесницей.

      Они так отчаялись и были измучены (вполне понятной) тревогой за детей, что начали терять самообладание. И хоть в те времена в поселке практически не было никаких трагических ситуаций, киднеппинга, насилия и других страшных вещей , воображение рисует родителям далеко не радужные картинки, когда они вдруг теряют своих детей из вида.

       С другой стороны, скорее всего мы не могли далеко уйти. Нас не было нигде, взрослые не понимали, где мы могли укрыться, но логика подсказывала, что все-таки мы могли бы оказаться близко. И тогда, стоя прямо на крыльце бабушкиного дома, разворачиваясь во все стороны, они просто закричали :

- А, вот вы где, мы вас видим! Выходите!

       Услышав эти возгласы, мы пожалуй, уже были и рады — играть в прятки это, конечно, забавно, но сидеть пару часов на одном месте детям, конечно, рано или поздно надоест.

       Мы переглянулись с Верой и решили сдаться. Ну, если уж они нас видели. И тихо поднялись из-за поленницы. Мы, конечно, поняли сразу, что нас обманули - большая часть взрослых кричала, смотря в противоположную сторону от нас. А моя мама случайно взглянула  в нужную.

-Смотрю - говорила она потом- А из-за дров медленно вырастают, как два гриба, две детские шляпки.

      Родители были так рады найти нас, что не ругали. Ни меня, ни Веру. Объяснили на словах, что так нельзя. Мы поняли. Ну, потому что дети, которые смогли придумать и осуществить такой план, конечно, в состоянии понять чувства других людей. Особенно, когда они тебе мамы.
 
PS На фото я и Вера в возрасте подвига.  Я в белом.
--