27. 02. 2023 Про жилища

       Поселок городского типа — уникальное место, где могут встретиться разнообразные формы существования жизни. Если мы говорим о домах, в которых эти жизни живут.

       Наверное, мало в каком месте можно жить сразу в нескольких типажах квартир/помещений. В городе даже в 70-80-90е были преимущественно многоэтажные дома. В селе - домики на 1-2 семьи. У нас же полный спектр всего, причем почти все виды жилья были знакомы изнутри, потому что так или иначе, гостем ли, другом, маминым посланцем по делу, ты бывал у разных людей и мог прикоснуться ко всему своими руками.

       Только в рамках нашей семьи было 3 вида жилищ.

      Семья мамы жила в деревянном деревенском доме. Классическом, в три окошка со стороны улицы, крышей высоким уголком и сеновалом на чердаке. Яркого оранжевого цвета, окруженное зеленью сирени, яблонями и рябиной перед калиткой. Милое крылечко, темная прихожая, примитивная уборная. Часть дома (где -то около 2/3) - жилое помещение для людей, задний двор — помещение для животных (поросенок, куры, кролики) и хозяйственной утвари.

      В доме жили две печи. Одна большая, занимающая треть кухни, как в русских сказках, с широким приступком, глубоким чревом, где пылал огонь, чугунками и ухватами, дровами, лежащими тут же на полу аккуратной стопкой. Сверху на печке была лежанка, где можно было посушить вещи, погреться самому, где сладко спалось и интересно игралось. Забраться туда можно было по широкой короткой лесенке, отгородиться от пространства можно было, задернув занавесочку на прищепках. На случай голода там стояли мешки с сухими яблоками, взрослые могли закинуть туда пирогов или плюшек, иногда сами любили поваляться там с нами, почитать книжки или просто поболтать.

      Вторая печь стояла на границе двух комнат — спальни и гостиной, тоже была кирпичной, но выглядела, как широкая большая труба, уходящая в потолок, и у меня ассоциировалась с революционными временами, белыми офицерами и царским Петербургом. Причин таких ассоциаций сейчас я даже предположить не могу, но, похоже они были верными - скорее всего такой вариант камина/печи действительно был более городским и по времени принадлежал началу века.

       В зависимости от погоды на улице топилась или одна, или другая печь, обычно вечером, чтобы тепло было ночью или рано утром, чтобы теплее было вставать. Помню живой огонь за кованной дверцей, запах дров, лежащих наготове у изножья печки, обитый железным листом участок пола внизу, черную кочергу, видавшие виды ухваты. Уже тогда это было немного устаревшим и немодным, но тем не менее, интересным.

      В том доме было мало удобств в сегодняшнем понимании этого слова: крытый, но холодный туалет типа «сортир», отсутствие центрального отопления, отсутствие воды. За водой нужно было ходить к колодцу, благо он стоял почти напротив дома (в этом бабушке повезло) и я еще помню коромысло и два ведра, предназначенных для этого. И место на кухне для ведра с водой и ковшиком рядом. Помню тазики и кадки для стирки. Алюминиевые, размером с современную детскую ванночку. И стиральную доску с красивыми параллельными волнами на истертой до пестроты поверхности.

       Бабушкин домик был аккуратный и снаружи, и изнутри. Всегда чистый и ухоженный, с цветочными горшками на небольших окнах, прикрытых отбеленными занавесками, чистыми покрашенными ярко-коричневой краской деревянными полами, покрытыми тканевыми пестрыми половиками в три полосы на всю комнату. С метелкой у входа, чтобы очищать обувь.
       С комодом, сервантом и тумбочкой под телевизор из дерева, с грубоватыми, не очень эстетичными формами, тяжелыми ящиками и дверцами. Кажущимися немного тяжеловесными, но в целом гармонирующие с общим видом дома и друг с другом. Кружевные салфетки, вязанные крючком делали пространство нежнее и воздушнее, покрывали подушки, столы и телевизор. Среди них иногда попадались на глаза вышивки — от ярких цветочных орнаментов до целых вышитых руками бабушки сюжетных картин. Я восхищалась всем этим, уверенная, что у меня никогда не хватит ни терпения, ни таланта на такого рода рукоделия. В целом, это был красивый, уютный, деревенский дом. Теплый и живой.

      На той улице, маленькой, дворов в двадцать, все дома были примерно одинаковыми. И жизнь была такой же. Больше напоминающая жизнь одной огромной семьей, просто по разным комнаткам/домикам. Чуть позже, в течение моего детства, стремительно и неумолимо, на улице появилось центральное отопление и газовые плиты, провели воду. Бабушка разобрала одну из печей, ту, меньшую, чтобы освободить пространство. Но дух улицы там жив до сих пор, пока эти дома своими тремя окошками смотрят на прохожих, выглядывая из зарослей сирени в палисадниках.

      Семья моего папы, жила в квартире. Квартира была в многоквартирном доме, кирпичном и модном, казавшимся мне высоким и не в пример более современным, чем дом бабушки Тамары, хотя это был скромный дом в два подъезда и два этажа.По четыре квартиры на этаж, итого 16.

      Окружал его традиционно, палисадник с цветами/немножко грядками и еще по кругу — кустами шиповника, нагло цветущего все лето и скрывающего ассортимент высаженного от чужих глаз. Квартира моей бабушки была на втором этаже, с балкончиком, из которого таки все аграрные секреты соседей по-любому были видны.

      Семья моего папы приехала в свое время из крупного города, что не могло не отложить свой отпечаток на интерьер квартиры. Она была городской, думаю, побольше, чем некоторые городские квартиры.
      Все предметы мебели были выдержаны в одном тоне, темно-коричневые, полированные, хорошо отделанные, тонкие, гармонирующие друг с другом. Книжный шкаф ломился от книг, в серванте за прозрачными стеклами жил белый фарфоровый сервиз изящный, тонкий, отороченный по краям золотом, стулья с капризно изогнутыми спинками были обиты темно -фиолетовым сукном, на стене в гостиной висел ковер, закрывающий все пространство стены до мебели, где на серо-зеленом фоне вились тонкие нежные цветочные орнаменты, перекликающиеся теми же фиолетовыми оттенками с обивкой стульев и паласом на полу.

       Спальня была крошечной, скромной и яркой одновременно. Шкаф для белья, кровать, двуспальная кровать, занимавшая все пространство комнаты и опять же, огромный шерстяной ковер укрывавший практически все три стены, нежного сливочного цвета с раскинутыми по всей его поверхности розами восхитительных расцветок. В той спальне хотелось прожить всю жизнь. Я не видела тесноты, романтизм и утонченность пространства перекрывали для меня все.

       В квартире бабушки был нормальный теплый туалет, небольшая ванная, газовая колонка, и, соответственно, всегда — горячая вода. Редкий зверь в те времена — стиральная машина занимал в санузле свой почетный уголок.

       Я любила там гостить, мне нравился более тонкий подбор вещей, все мне казалось там более элегантным, более гармоничным, даже картинки, которые выбирались, чтобы повесить на стену, даже календари, которые имели сугубо утилитарное назначение, были всегда необычны, неожиданны и уместны. Предметы мебели, кухонная посуда, одежда, вещи, все , что наполняло тот дом, все, что его окружало было более утонченным и, несомненно, не имело никакого отношения к «деревне» в грубом понимании этого слова. До сих пор некоторые уголки того дома могут посоперничать по части элегантности исполнения с современными интерьерами. Можно себе представить, как неординарно они выглядели в те годы в том месте.

       Наш собственный дом был чем-то средним между жилищами наших бабушек/дедушек. Одноэтажный двухквартирный коттедж, кирпичный, более современный , чем деревянный деревенский дом и менее удобный, чем квартира в благоустроенном доме.

       Мы собрали в себе плюсы и минусы и тех, и других. У нас уже была холодная вода, но не было горячей. У нас уже была газовая колонка, но она работала только на отопление.
       У нас была газовая плита. И вообще, сам домик был аккуратный и милый, но зато без туалета и ванны вообще. Туалет был отдельный домик, метрах в 20 от основного.

      Кто придумал этот квест, мне трудно предположить, этот подлец точно был мужчиной и, возможно, жил в теплых краях, потому что женщина, конечно, в меру своей изобретательности вырыла бы ямку поближе к норке. Одно из самых ужасных воспоминаний детства- это забеги на ту дистанцию в мороз, дождь, снег, проклятья по поводу этой необходимости, мольбы о том, чтобы мир изменился в лучшую сторону и придумалось бы что-то более пополюбивое и без этой ненужной физкультуры.

       Во времена совсем уж суровых холодов, когда на то, чтобы одеться и раздеться в поход уходило времени в три раз больше, чем на сам процесс, ради которого все затевалось, на веранде организовывалось что-то типа биотуалета, Но он обычно не пользовался большой популярностью по причине неэстетичности и некофмортности.

       Помню, лет в 7 я пришла в гости к подружке, примерно в такой же домик, как у нас. И обнаружила у них нормальный, теплый, большой санузел. С ванной и унитазом. С теплой водой, большой раковиной и светом. У меня был культурный шок. Я как-то принимала мир таким какой он есть и раз у нас не было этих удобств, в моем понимании, мы не имели возможности их иметь. Тема эта не поднималась, обстоятельства принимались такими, какими они были. Суровая реальность в этом вопросе мне не нравилась, но бунтовать или истерить по этому поводу мне и в голову не приходило.

      И тут я вдруг увидела, что другая жизнь возможна. Радость за подружку перемежалась с шоком от озарения и расстройством, что у меня дома этого нет. С тех пор побеги в домик у леса стали вызывать у меня чувство неполноценности. И, когда мы через пару лет переехали в квартиру со всеми удобствами, счастью моему не было предела.

      Технологии настигли нас на много лет позднее. Сейчас в том доме у леса все по прежнему, только теперь там есть нормальный теплый туалет, и вроде бы все должно остаться в прошлом.

       Но память не убьешь. Травмированная детская психика не любит воспоминания о деревне. Для нее они как-то... слишком лабораторны. И недостаточно ароматны.

       Не взирая на минусы моего собственного дома, даже в детстве я понимала, что плюсов у него гораздо больше. На соседней с нами улице, например, люди жили в бараках.

        Под этим антиромантичным словом на самом деле могут скрываться разные вещи. У нас бараками назывался длинный деревянный дом, разделенный на секции, в каждой из которых жила одна семья. Ко времени моего детства. Ходили слухи, что раньше в каждой из этих секций могло жить 1-2-3 семьи — по количеству комнат в секции. Но к тем временам, которые застала я, бараки, скорее напоминали таунхауз по смыслу. С кошмарной разницей в том, что выглядели страшно, построены были из дерева, которое почернело с годами, не красилось и не ремонтировалось, крылечки у секций были скособочены, ступени на лестницах провалены, крыши смотрели черными глазницами на прохожих, не рождая у нас никаких приятных ассоциаций. Из всех удобств имели разве что централизованную холодную воду. Напротив бараков частенько был выстроен ряд параллельных построек-сараев для хозяйственных нужд.

       Более современные бараки от тех, древних, сохранили одно название, но уже были младшими братьями таунхаузов. Это еще были такие же длинные колбасы, разделенные на части, где одна семья занимала одну полноценную квартиру. Снаружи это были уже аккуратные деревянные постройки, выкрашенные в красивый цвет, с ухоженными территориями вокруг, цветами под окнами, скамейками и столиками для отдыха перед милыми крылечками.

       И уж совсем таунхаузы, без кавычек возвели на окраине города, где для местной элиты построили пару домиков на европейский манер. Там уже были готические крыши, лощеные крылечки, и двухэтажные квартиры, с лесенками внутри с первого на второй этаж. Легкие, воздушные, сделанные из современных материалов, с декоративными трубами на крышах, потому что внутри было уже все автоматизировано, яркие, словно прилетевшие из другого мира, - верх эстетичности, как мне казалось.

       Слово Бездомный я знала только по репортажам из телевизора. Там, где-то за границей, они жили на улицах, спали на картонках. Еще встречались в старых европейских романах, жили под мостами. Мосты подобного рода представить мне было сложно. Ни мост в нашем поселке, ни многочисленные мостики с близлежайшем Вышнем Волочке не предполагали проживания кого-либо в своих недрах. Кроме крыс и выдр , думаю, там никто не мог бы притулиться чисто физически.

       Все, кто были хоть чем-то заняты в Советском Союзе имели свой какой-никакой дом. Большинство в нашем поселке изначально жили в деревянных домиках, но по мере роста поселения, выстраивались кирпичные многоквартирные дома, сначала — подобные тем, где жили папины родители. Затем — больше, полноценные блочные пятиэтажки, затем — полноценные кирпичные пятиэтажки. К моему совершеннолетию был выстроен уже целый квартал пятиэтажных многоподъездных домов, в одном из которых жили мы, переехав из своего кирпичного, на окраине леса.

       Для тех, кому не хватало места/не было квартиры или кто приезжал ненадолго в поселок, существовало общежитие. Для тех, кто не в курсе : общежитие представляет собой стандартную пятиэтажку, в которой каждый этаж — это длинный коридор, с комнатами по обе стороны. В каждой из которых живут по семье. Если повезет. Если не повезет — то до 3-4 человек. Одного пола, но не связанных друг с другом никакими линиями родства. И даже дружескими отношениями.

       На первом этаже пропускной пункт — вахта, на вахте — бабка, отвечающая за порядок. И всем этим колхозом руководит комендант- чаще всего суровая (по другому там долго не проработаешь) женщина неопределенного возраста, которой все боятся, даже буйные мужики.

       Общежитие — это, конечно, испытание и на крепость на человечность. Длинный коридор. Общие кухни, общие туалеты, общие душевые, иногда общие постирочные (думаю, стиральных машинок в них тогда не было).

       Общежитие в сознании народа надежно окутано флером низменности, грубости, пропитано сигаретным дымом, и алкогольными потасовками. Возможно, такое там бывало тоже. Возможно, даже это было базовой опцией. Лично я, будучи просто гостьей у некоторых из друзей нашей семьи, у некоторых своих одноклассников по школе, живущих в общежитии никогда не видела ничего, напоминающего андеграудные картинки в модных фильмах о днищах общества.

       Никто пьяный не гнался ни за мной лично, ни за кем другим, угрожая расправой, никто не крушил мебель о стены, никто не разбивал друг другу морды. Никто не напоминал буйных помешанных из передач, которыми любят пугать народ.

       Я видела обычную жизнь, бедную, трудную, очень ограниченную в возможностях (особенно, когда на ту жизнь оглядываешься назад с точки зрения тридцати прошедших лет).

      Та жизнь не казалось мне пределом мечтаний, лично я всегда хотела большего, мне не хватало эстетики, элегантности, чего-то более высокого и более аристократичного, но в целом, та жизнь была достойной и люди, жившие там в разных условиях, иногда в очень стесненных и сложных, несомненно, были достойными, честными и порядочными людьми в большинстве случаев, независимо от условий их существования.