Попутчики Смерти

Часть 1. Повелитель времени
Не имея ни лица ни имени, он, свободный и справедливый, скользил тенью по извечной пустоте, а я шёл следом. Люди называли нас смертью. Мы не называли их людьми, для нас они были просто часами. Их вид завораживал и восхищал, точно в правильных механизмах было всё для того, чтобы считаться идеальными.
Мой друг не допускал ошибок, он был точен и скрупулёзен и пусть никто из нас не был главным, только он имел право заводить часы. Он был судьбой, я — случаем. Называя первую приходящую в голову цифру я решал, сколько проработают часы. Мой друг считал, что происходящее с часами неизбежно, а вместе мы определяли порядок вещей.
— Они были и всегда будут, но для них нет настоящего, — говорил он и я кивал, продолжая идти за ним.
Для нас мир был размытой картинкой, потому что мы делали свою работу и нам некогда было оглядываться, но я не был таким же талантливым как мой друг и чаще смотрел по сторонам. Я заметил многообразие окружающей действительности в которой существовали не только часы. Мне стало интересно и я осмелился назвать неправильную цифру, поэтому мой друг завёл часы так, что они смогли работать на одном заводе вдвое больше положенного. Знаю, если бы он простил эту шалость, то давно отыскал бы меня, но за это время к клетке подходили только те, кто выглядел как часы.
Они смотрят, показывая на меня пальцем, и не знают, что я вижу сколько им осталось.
— Который час? — спрашиваю я. Они, улыбаясь ворону, сообщают время. — Который час? — повторяю я, будто не расслышал.
Мой вопрос — лишь шалость, ответ не имеет значения.
Рассветы и закаты сменяют друг друга чередуясь с часами ожидания того, кто приходит каждый день. Я наблюдаю за ним. Человек, чья жизнь оказалась дольше предначертанного судьбой, не знает, что делать с лишним временем, которое досталось ему случайно. Он выглядит как часы и живёт как часы. Отмеряет время для себя, отмеряет время для меня. Больше в его жизни нет смысла.
Глядя в зеркало, он видит не шестерёнки, а смотрителя зоопарка и гордого хозяина смерти, но он — часы, завод которых скоро закончится.
Я сам запер себя в его клетке. Разозлив своего дорогого друга, я не знал, что делать, мои дороги запутались, превратившись в лабиринт, а этот человек показал мне путь.
— Завод твоих часов почти закончился, хочешь чтобы их завели снова?
Человек замирает. Обдумав мои слова он спрашивает:
— Теперь ты просто зверушка в зоопарке. Разве ты можешь?
— Мой друг может. Я попрошу его.
— Что толку заводить старые часы? Корпус уже износился.
Я не удивлён таким ответом.
— Тогда отпусти меня, как договаривались.
Старик не отвечает, мне кажется он передумает и согласится принять моё предложение, но когда он возвращается, он приводит с собой гостя. Должен признаться по этим часам было бы удобно отслеживать время — их завода хватит на долгие годы.
— Внук, когда-нибудь этот зоопарк станет твоим. Присматривай за вороном вместо меня.
Мой друг учил меня быть вежливым, поэтому, усмехаясь их самоуверенности, я сохраняю учтивость и лишь каркаю:
— Который час? Который час?
Время нельзя запереть в клетке, как только часы остановятся, я уйду.
Я слышал о городах за океаном, о ледяных пустынях и полярных сияниях, о разбивающихся о черные скалы волнах-великанах. Люди, приходя сюда, приносили с собой запахи раскаленного города, пряного леса и свежего океана, теперь миражи раскинувшихся за горизонтом пейзажей манят меня и мне хочется гнаться за ветрами. Не знаю, вернусь ли к тебе, мой друг. Мне жаль, что Судьба скована цепями. Продолжай же делать свою работу.
Раньше моим существованием тоже было время, но теперь я свободен и оно ускользает от меня, словно поднятый песчаной бурей песок.

Часть 2. Шах и мат
В песчаной бездне ревёт буря — идеальный шторм в океане времени. Знаю, на дне этой пропасти кто-то ждет меня, кто-то ищет меня, чтобы спросить: «Что ты здесь делаешь? Зачем ты спрыгнул?».
Я должен найти его и сказать, что я ни за что бы не спрыгнул. Я ненавижу даже мысль о смерти. Смерть сама столкнула меня в пропасть и вручила мне огромные часы на тяжелой цепочке. Смерть доверила мне нести её маятник и теперь, насмехаясь, плетётся за мной.
Что ж, здравствуй. Приветствую тебя не оборачиваясь, ведь когда я был ребёнком, ты уже навещала меня, а я с тех пор не слишком изменился. Не заставила себя ждать, хотя у тебя всегда найдется работа... Какая пунктуальность! Слышу, как ты киваешь. Твоя голова — одни шестеренки и цепи, они тебя выдают, так что можешь не стараться быть бесшумной. Иди за мной и я расскажу тебе, что я нёс до того, как твой ржавый маятник стал для меня обузой.
Раскрась в своём воображении мои чёрно-белые воспоминания. Вспомни мои глаза цвета опавших листьев и тебе не сложно будет представить меня с синими песочными часами в руках. Перевернутый символ бесконечности, хранил в себе лишь один час, даже меньше, чем было отведено мне. Ты усмехаешься. Считаешь себя щедрой? Что ж, тогда продолжай слушать.
В детстве я часто играл в одну и ту же игру. В этой игре, время было единственным, чем я располагал, оно было моим подарком и наказанием. Я бы даже мог надеть на себя маску Повелителя времени, но мой отец отобрал её у меня. Его комната была его хранилищем и нашим с сестрой адом. Ты знаешь о чём я. Может быть ты, навещая меня в тот первый неудачный раз, взглянула на изобретения моего отца и решила, что выглядеть как они лучше, чем расхаживать в черном балахоне и таскаться с косой. Я ненавидел те уродливые, покрытые цепями фигурки также сильно, как ненавижу тебя. Они окружали нас, ложились на голые стены мрачными тенями, когда нас с сестрой закрывали в комнате. Мы не могли возразить, но мы осмелились поставить отцу одно условие - кто бы из нас не заслуживал наказания, мы его разделим. Я хотя бы не был один, в отличие от тебя. Злишься? Знаю, ты не поймешь меня, но тебе понравится то, что ты услышишь дальше, так что не отставай.
Напомнив условия игры, отец оставлял нас в комнате и молча выходил. Мы садились на пол перед дверью и сами переворачивали часы, отмеряющие время нашего наказания. По истечении часа мы могли выйти из комнаты, если были уверены, что за ней никого нет. Если бы мы вышли и увидели за дверью отца, мы бы проиграли. Замерев от ужаса, мы следили за движением синего песка в стекле. Падение каждой песчинки казалось нестерпимо долгим, а тишина сводила с ума. Мысль, что за дверью кто-то стоял и ждал когда ему откроют, обретала форму страшнее любого кошмара. Монстр, рожденный испуганным детским воображением, стоял за дверью, всматриваясь во тьму, проводя по ней когтями и тяжело дыша. С каждой упавшей песчинкой его образ становился реальнее. Но хуже всего было, когда время истекало. Когда мы понимали, что нам не хватит духа подойти к двери, повернуть ручку и выйти. Когда мы смирялись с тем, что нам придется ждать, когда отец вспомнит о нас и откроет дверь.
Теперь я понимаю. За дверью никогда никого не было. Отец ждал на первом этаже, играл в шахматы с самим собой. Я не боялся отца. Я боялся тебя. Я всегда боялся только тебя. Гордишься собой? Ты скрываешься в любом страхе. Тебя боятся все, даже мой отец замирал перед тобой в страхе. Интересно, ты ещё помнишь, как вела его по этой пропасти, или он уже стёрся из твоей памяти? С каким выражением лица он ступал по чёрной пустыне, согласился ли он нести твой маятник или швырнул его тебе в лицо? Нет, он был слишком умён для этого. Я знаю, что он мог сделать, и я, как его ученик, поступлю так же.
Ты замираешь. Начала догадываться, к чему я веду? Пока твой маятник у меня, ты следуешь за мной и у тебя нет выбора.
Знаю, отец был разочарован тем, что мне не хватало духу открыть дверь и выйти ему навстречу. Скрывая досаду, он всегда предлагал мне сыграть с ним партию и всё время повторял: «Твоя жизнь — шахматная доске, а ты фигура, брошенная в черно-белый мир. Иногда очень сложно победить, но ты не сдавайся, Эдриан».

Теперь, идя сквозь бурю и ведя за собой смерть, я знаю — не важно, какой фигурой на шахматной доске он меня считал — пешкой или королём. Он лишь хотел, чтобы я стал сильным. Он говорил мне правду и жестоко обходился со мной, чтобы я никогда не проиграл. Чтобы фигура, сброшенная с шахматной доски, смогла на неё вернуться, совершить невозможное, и изменить ход игры. Каждый ход, которому он меня научил, был сделан ради этого дня. Он готовил меня к падению в пропасть, будто она снилась ему в кошмарах.
Не смейся надо мной. Лучше посмотри себе под ноги. Видишь, что скрывается под песком?
Порыв ветра оглушает меня, песок разлетается, обнажая бесцветную шахматную доску. Я останавливаюсь и резко оборачиваюсь.
Я был последней фигурой на шахматной доске, но теперь ты со мной. Теперь мы сыграем.