Как мы работали, будучи на пенсии

Мы репатриировались в Израиль в солидном возрасте.
Наш возраст был пенсионным не только по российским, но и по израильским законам. Нам тут же было установлено пособие по старости, причём не с даты нашего приезда 14 декабря, а сначала месяца, с 1 декабря.
Как я писал в сборнике «А годы летят», сначала мы стали знакомиться со страной. Но вскоре, такая однообразная и монотонная жизнь нам надоела. Я инженер путей сообщения, жена биохимик работала старшим научным сотрудником. Мы, проработавшие всю жизнь, не могли сидеть дома. Чтобы занять как-то излишки свободного времени, а также для поддержания  жизненного тонуса с фе-враля 2005 года мы с женой стали искать работу, но в нашем возрасте нас никуда не брали. Случайно узнали, что есть амута  (общественная организация), которая занимается устройством на работу людей преклонного возраста. Там мы узнали, что есть фабрика пластмассовых изделий и на ней работают пенсионеры. Хозяину фабрики было выгодно иметь в качестве работников пенсионеров. Работа была не сложной ро 4 часа в день. Там мы проработали 5 лет. Я не знаю, по какой причине хозяин продал эту фабрику, а нас всех уволил.
Найти работу после увольнения с  фабрики пластмассовых изделий нам самим, было нереально. На старой фабрике нас - пенсионеров работало человек тридцать. Правда, после закрытия фабрики, заинтересованных продолжить работу стало меньше. Кто-то по состоянию здоровья, кто-то по старости, (самым молодым из нас было за 65), решил свою трудовую деятельность на этом закончить. Таким образом, нас оставалось около двадцати, готовых продолжить работу.
 Нам обещал помочь в этом нелегком поиске наш куратор от амуты. Он свое обещание выполнил. Меньше, чем через две недели мы стали работать на новом месте.
Что это за место, и что это была за работа.
Куратор сказал нам, что  есть учреждение, где содержится определенный контингент людей. Это не совсем нормальные люди. Здесь собраны люди с отклонениями: с нарушением психики, с нарушением двигательных функций, координации движения, речи, памяти и других «прелестей».  Возраст самый разный: от 20-25 до 60. У некоторых интеллект и интересы были, как у малых детей.
 У многих обострения происходили не постоянно, но когда они происходят, можно наблюдать или истерику, или беганье по залу с ножом, или могут избить инструктора. Один, мы его прозвали «Фантомас», (маленький с бритой головой), сидел в середине зала, достав из штанов свое мужское достоинство, и игрался с ним.  Одна «воспитанница» почти нормальная, но вдруг…может встать на четвереньки, начать лаять и кусаться.
 Другая, тоже почти нормальная, но вот у нее что-то не получилось, она встала на колени на полу и стала себя наказывать: то ударит молотком по рукам, то ладошкой по лицу.
Можно было даже наблюдать, как один из «воспитанников»-аутист, В энциклопедии я прочитал, что  Аутизм представляет собой нарушение развития нервной системы, для которого свойственны многообразные проявления, отмечаемые впервые в младенческом или детс-ком возрасте, и устойчивое течение расстройства, как правило, без ремиссий. Симптомы обычно сохраняются и у взрослых, пусть зачастую и в смягчённой форме. Одного симптома недостаточно для определения аутизма, требуется наличие характерной триады: недостаток социальных взаимодействий; нарушенная взаимная коммуникация; ограниченность интересов и повторяющийся репертуар поведения.
Так вот этот всегда нелюдимый и замкнутый аутист почти у всех на виду удовлетворил свои сексуальные потребности и потребности своей напарницы. Голова не работает, но физически многие здоровы и очень сильные. Как говорят: сила есть ума не надо.                Там уже отработаны методы локализации и прекращения обострения.
Живут они в хостеле (общежитии), они постоянно находятся под наблюдением инструкторов-воспитателей и социальных работников. Они получают пенсию по инвалидности, из которой значительную сумму вычитают на их содержание, остальные деньги кладутся на их счета в банке. Если им требуется что-то купить, что-то крупное, они в присутствии социального работника или инструктора могут снять деньги со своего счета и потратить на необходимую вещь. Кроме того, у инструкторов хранится часть их наличных денег, которые он выдает им на мелкие нужды.
Воспитанники постоянно находятся, кто-то больше, кто-то меньше,  «под кайфом», т.е. их постоянно пичкают различными успокаивающими средствами, после которых многие засыпают прямо на ходу.   
В период между обострениями, они почти нормальные люди.  В этот период так называемого «нормального» состояния, (правда, не у всех оно бывает), они работают на специальной фабрике, выполняют не сложную работу. За эту работу фабрика получает деньги, часть из которых, (мизерные суммы), получают работающие воспитанники, часть идет на улучшение их быта, субсидии на разные экскурсии, (даже за рубеж).
 
Вот с директором такой фабрики и договорился наш куратор. Директор стал брать заказы немного сложнее, не совсем посильные воспитанникам, но вполне приемлемые для нас.
Сначала мы работали в отдельном зале и с воспитанниками не общались. Потом постепенно нам стали приставлять по одному - два человека в помощь.  Нужно сказать, многие из них очень добросовестные. Из-за непонимания они точно без малейших отклонений выполняют то, что им велят. Но перед этим нужно потратить много времени, чтобы они поняли, что от них требуется.
Здесь мы работали по пять часов. Как и раньше транспорт доставлял нас на работу и с работы домой.
Условия работы здесь были намного лучше. Если на старой фабрике мы работали в  обычном цеху, зимой со сквозняками, летом в духоте, то здесь мы работали в небольших светлых комнатах, оборудованных кондиционерами, (правда, не всегда хорошо работающими).
Расценки здесь на много ниже, чем были на старой фабрике. Оно и понятно.      
Во-первых, на старой фабрике наша работа была частью общего технологического процесса, почти отражая трудозатраты,  занимая в нем мизерную часть, все накладные расходы на нас почти не распространялись;
Во-вторых, наша расценка входила в себестоимость продукции, по которой определялась конечная отпускная цена продукции.
На новой фабрике ничего не производится. Весь материал для работы поступает извне, через целый ряд посредников, которые своего не упустят, и цена на нашу работу устанавливается договорным путем, не отражающим реальные трудозатраты. Все зависит от заказчика. Бывают, (очень редко), такие расценки, по которым за одну смену можно было заработать то, что обычно зарабатывали за 7-10 дней.
Тем не менее, мы были согласны работать и за такие расценки, так как к нам приставляли несколько воспитанников, которые оказывали нам существенную помощь.
При сдельной оплате мы выполняли 1,5-2,0 объема по сравнению с тем, если бы мы работали одни. Помощники в нашу расценку не входили, им  по-прежнему платили символические суммы.
Сначала нас было двадцать человек, но первое время, когда помощников у нас не было, за такие низкие расценки многие отказались работать.
Тем не менее, мы продолжали работать, потому что это единственная возможность поддерживать свой жизненный тонус, да и те деньги, что мы здесь зарабатывали, хотя и небольшие, но не лишние.
Как я писал, в свои отпуска мы ездили с женой за рубеж. После возвращения из круиза по Рейну жизнь вошла в обыденную колею со всеми заботами и проблемами. Через два дня мы вышли на работу.
За год до отпуска у нас поступил новый заказ на новую продукцию. Начальник поручил ее нам с женой. Нам в помощь были даны помощники, которые выполняли простые подготовительные работы.  Основные и ответственные работы выполняли мы с женой.
Работа была очень ответственной и, по возможности, стерильной. Правда, халаты и шапочки нам выдали  не сразу. Я не буду рассказывать, какую продукцию мы делали, но отмечу, что за полтора года мы сделали более 1,5 млн штук. При этом и заработок был в раза три выше.
В конце 2015 года у меня начались проблемы со здоровьем, (всё-таки возраст) и мы прекратили работу.