Однажды в глухозимье

 В тот год зима выдалась на совесть. Снега навалило столько, что без лыж делать в лесу было нечего. Уже несколько дней февральская пурга не давала высунуть нос на улицу. И мы с моим напарником, кобелем по кличке Бой, вынуждены были сидеть дома. А душа так просилась на охоту. Поэтому, когда погода, наконец, успокоилась, с нетерпением принимаю долгожданное решение пробежаться по куничке. Тогда я еще только начинал осваивать этот вид охоты, но уже было о чем рассказать.

 Встали рано. Еще в сумерках, собрав по-быстрому старенькую поняжку и достав из чулана самодельные еловые голицы, мы были готовы к выходу, и как только рассвело, сразу же отправились в дорогу. Рассвет радовал легкой ночной порошей. Наш предполагаемый маршрут пролегал вдоль небольшой речушки с названием Дроговица, которая делала в этом месте большую петлю длиной почти в семь километров. Весь же путь составлял километров десять. Именно их нам и предстояло пройти. Утопая по грудь в снегу, Бой временами выкарабкивался на пробитую мною лыжню и, высунув язык, недовольный плелся следом. Но азарт прирожденного охотника перевешивал все эти трудности, и он вновь и вновь уходил в поиск, упорно прочесывая поросшую ольшаником долину реки. Он то пропадал из поля моего зрения, то неожиданно появлялся впереди меня. И вот, наконец, я с радостью услышал тот долгожданный звонкий лай, доносившийся из небольшого прибрежного островка елового леса, хотя никаких свежих следов по пути следования нам не встречалось. На краю этого ельника особнячком стояло несколько могучих осин. Возле одной из них я заметил своего кобеля. Стараясь кого-то выкопать у самого основания дерева, он яростно пытался перегрызть толстенный корень, по всей вероятности, очень сильно мешавший ему. Периодически Бой поглядывал на меня, как будто прося о помощи. «Сейчас что-нибудь придумаем», — проговорил я, поставив ружье к дереву и сняв с плеч понягу. В очередной раз помогла обычная вата, которую я уже не первый раз доставал из-за надорванной подкладки своей поношенной телогрейки. По-видимому, дупло было немаленьким, так как дым тлеющей ваты повалил не только из пустот между корней, где находился сам вход, но и из трещины, расположенной на стволе дерева. Едкий дым заставил зверька покинуть свое убежище. Потревоженная нежданными гостями, куница пулей устремилась вверх по стволу осины. На мгновение она притормозила в развилке, но, взглянув на нас, тут же продолжила свой путь к вершине дерева. После выстрела куница, кувыркаясь и цепляясь за ветви, полетела вниз и свалилась у самых моих ног. Стараясь уберечь трофей от собачьих зубов, я решил прижать его коленом к земле, но неожиданно для себя ощутил резкую боль с внутренней стороны бедра. Куница оказалась еще живой. Ее, хотя и небольшие зубки, прокусив штанину, впились мне в ногу. Смелый зверек до конца боролся за свою жизнь. Это был крупный и бывалый кот, о чем свидетельствовали его размер и порванные кончики ушей. Темно-песочный с рыжеватым оттенком окрас волосяного покрова указывал на третий номер цвета, нередкий для нашей местности.

 Подворачивая к дому, мы решили попутно зайти в старую дровяную делянку, на окраине которой я заметил свежую двухчетку еще одной куницы. На некоторое время Бой скрылся из вида, но вскоре азартно заработал чуть в сторонке от меня. В этот раз его заинтересовало нагромождение порубочных остатков, брошенных местными жителями во время заготовки дров. Очевидно, зверек укрылся именно там. Вырубив небольшой шестик и взобравшись на эту груду сучьев, я решил помочь кобелю и, протыкая толстый слой снега и хвороста, попытался выгнать зверька из этого укрытия. В какой-то момент куница решила-таки спастись бегством и, утопая в пушистом снегу, пустилась наутек. Но выстрела не потребовалось. Бой ловко догнал ее и сам задавил. Во второй половине зимы, в период глубокоснежья, куница частенько останавливается на дневку именно в низах: в буреломных завалах, в прикорневых пустотах, в кучах хвороста. Уставшие, но счастливые, мы возвращались домой. «Ну что, не зря прогулялись», — приговаривал я, поглаживая кобеля по загривку.