Верноподданный разбойник Антут День 202-й 3

Пещера выделялась чёрным треугольником на белом снегу. Я спешился и подошёл ближе. В лицо пахнуло тёплым воздухом как дыханием огромного зверя.
Осторожно шагнул внутрь, подошвы ушли в рыхлую землю.

«Так это здесь обитает та нечистая сила, что убивает налево и направо? Не верю».
До сих пор единственной нечистой силой в лесу являлся только я сам.
Иногда даже обвешивался листьями и ветками и мазал лицо грязью — классический костюмированный грабёж, когда лень выяснять отношения с путниками. Путник убегает сам, а добро оставляет на дороге. А потом ходят слухи о леших, болотных, речных.

Уж я-то знаю им цену.

Я двинулся вдоль стены пещеры на ощупь, когда ищешь в темноте светящийся предмет, то факел или фонарь только помешают. Вязкая грязь цеплялась к пальцам, тёмная проход уводил вправо и резко вниз. Сразу за поворотом, в полнейшем мраке, перед собой я различал белую точку, как бельмо на глазу, как навязчивое видение. Я приближался, она медленно росла.

Шаг, ноги разъехались по скользкой грязи, я упал и проехался по земле, ободрав локти и колени. Голова упёрлась в стену — хорошо, глинистую и мягкую. Светящаяся точка оказалась прямо перед глазами, если бы я опустил голову, то она коснулась бы моего лба. Вернее, это был камешек, круглый с ноготь размером.

«Камень Смерти? Глупость, это тоже выдумки. Даже если в лесу поселилась нечистая сила, то при чём здесь этот камешек? Или...»

Моя рука замерла на полпути, по спине пробежал холодок, вздымая волосы на затылке. Я сглотнул, смочив пересохшее горло, осторожно провёл пальцем рядом с камнем, потом накрыл пригоршней. Ладонь запульсировала, будто в ней билось сердце. Не к добру, не к добру...

«Предательство нельзя прощать, даже если это брат. Он желал смерти, но она не смыла позора. Его тело даже не покоится в фамильном склепе. Он виновен, но брат — изменник. Он не успокоится, и не даст покоя другим», — мгновенно пронеслось в моей голове.

Я быстро отдёрнул руку, голос смолк. Что до меня, так я брата не предавал, мы просто разделили земли: его ближе к столице, мои — к Левигане.

Я не знал, что происходит, но сердце ушло в пятки. Я не видел, но чувствовал, как хищный взгляд из темноты упёрся мне в спину. Первобытный страх гнал прочь от этого места. Но камень...

Я сгрёб сырую землю, поднял камень, не коснувшись, и побежал вверх на свет Божий. Странно, но путь обратно дался гораздо легче. На выходе я обернулся, пещера больше не выглядела такой уж страшной, не верилось, что я только что бежал оттуда.

На свету камень оказался гладкой чуть прозрачной бусиной. Я положил её на землю, разыскал в сумке мешочек и осторожно вместе с землёй отправил туда, крепко завязав. С ним и вернулся в баронский замок.

Я не успел и спешиться, как передо мной возник барон. Так и знал, теперь в голове у него только Камень Смерти, что грозится потревожить его драгоценный покой.

— Ну? Где же Камень Смерти?

Меня вновь передёрнуло, я зачерпнул земли и вывалил поверх неё содержимое мешочка. Барон уставился на бусину так, что зрачки сошлись к переносице:

— И как это может убить?
— Понятия не имею, — признался я.

Барон протянул руку, но вдруг замер:
— Эй, ты, как тебя там? — крикнул он селянину, что остервенело драил крыльцо. — Иди сюда!

Я думал, у меня есть время, чтобы ни случилось дальше. Но как только селянин приблизился, барон схватил его руку, будто инструмент, и коснулся ею бусины.

Я успел заметить расширенные зрачки селянина, тёмные круги под его глазами. Какого цвета были сами глаза, сколько примерно ему было лет, и даже, как его звали, мне уже никогда не узнать. Его тело рассыпалось в прах, и даже прах этот не упал на землю, а просто исчез в воздухе.

Мои ступни похолодели, будто я стоял без сапог на снегу.
— Да как это? — зазвучал не к месту весёлый голос.

И он принадлежал не барону, тот стоял неподвижно, переваривая увиденное. С другого конца двора приближался парень лет двадцати — хоть что-то о нём запомнил, прежде чем он с разбегу шлёпнул по Камню Смерти. Притом с таким азартом, будто хватал последнюю козырную фишку со стола.

Секунда, и на его месте развеивалось облачко пыли.

Я дёрнулся, побежал, но запутался в собственных ногах и выронил проклятую бусину. Та упала в кучу старого снега, оставив тёмное отверстие. Барон, наконец, ожил, подошёл к тому месту.

— Не обманул, значит. Но, а как же ты её держишь?
— Я её не касался, — ответил я. Неужели, он ещё может о чём-то думать?
— Трусишь, а? Я вот тоже. Интересно, оно всех убивает или только чернь?
— Проверите? — не сдержался, бесит.

— Господин наместник, — позвали меня из окна замка.
— Не до этого, — отмахнулся я. — Милорд, я отвезу эту штуку подальше и...

Барон скривил губы:
— Иди работай! Без тебя разберутся.
— Но господин наместник! — повторил голос.
— Господин Прата! — зазвучал другой голос из-за угла.
— Ох, простите, — вздохнул кто-то в дверях. — Но у меня срочно.

Казалось, они поспорили, на кого я первым обращу внимание!

Я отошёл, уверенный, что управлюсь за минуту. Но проблемы встали в бесконечную очередь. Сахарный склад атаковали муравьи, доски на крыше провалились, стражник выпал из окна на втором этаже. Это в полном доспехе, от окна ничего не осталось. Лошадь на прогулке подвернула ногу, и гостившая у нас дама упала с неё.

Напоследок выяснилось, что вода в колодце покрылась непонятной зелёной плёнкой.

Пока я бегал из одного конца поместья в другой — солнце склонилось к закату.
Настал вечер, я не нашёл ни барона, ни Камня Смерти, ни сил выяснять. Я сел на крыльце, ругаясь себе под нос.

— Господин наместник, молоко скисло и....

Из моей груди вырвалось рычание, сразу послышались торопливые удаляющиеся шаги. Я остался один в сгущающемся мраке, среди обломков скал и деревянных построек. Внутри замок выглядел роскошно, но мало кого интересовал внешний вид заднего двора.

Справа темнел амбар, чуть дальше торчала косая, но прочная крыша колодца, черным лежачим великаном раскинулся склад, слева от него — сарай, ещё один... Серый от грязи снег годами скапливался между построек.

На отшибе, в гордом одиночестве, стояла игорная, как ядовитое растение, вокруг которого не растёт трава и не пасутся звери. Оттуда долетали крики и смех.
Нашли время!

Вечерами я туда не заходил, но сегодня сделал исключение. Играть не собирался, мне хотелось навалять этим ублюдкам. Я доктрину Храма не изучал, но веселиться в такой день считал грешным.

На счастье, дверь оказалась приоткрыта, а то бы вышиб. Каково же было моё удивление увидеть, что зал рябил аристократическими нарядами. Смех принадлежал не селянам.

В воздухе чувствовался стойкий запах алкоголя. Стулья образовывали ряды, как в театре — на двух передних сидели мужчины и пожилые дамы. Я узнал одну и быстро уселся в последний ряд, среди молодых девушек.

— Я считаю, это ужасно! — послышался сбоку громкий шёпот.

Рядом сидела девица, которую я помнил ещё с бала. Она выделялась среди других скромным перламутровым платьем, редкими для Серенида голубыми глазами, а ещё самой милой улыбкой на свете, при которой на щеках появлялись ямочки.

— Добрый вечер, миледи.

Она улыбнулась, большего было не надо, имел бы право — вечно бы смотрел на эту улыбку. Что за чудесное создание!

— Вы согласны, что это ужасно? — спросила она. — Они играют со смертью.

Она объяснила мне, в чём дело. Впереди на столе стояла круглая коробочка, в которой лежало девять обыкновенных бусин, а десятая... надо ли говорить, чем была десятая? В крышке коробочки было отверстие такого размера, чтобы из него выпадала только одна бусина.

Желающий рискнуть должен был встряхнуть коробочку, а затем, перевернув, вытрясти одну бусину себе на ладонь. С каждым разом риск увеличивался, с ним росли и ставки.