Ночь и туман. Большое откровение месье Асатряна

12 декабря 1941 года

Париж, оккупированная территория Франции

Полученная от Каринэ Залинян информация Лидию Крамер не удивила совершенно – именно этого она и ожидала. Информация о составе их группы, их «подвигах» и планах оказалась неинтересной совсем – что-то она уже знала от Катрин (через свою ученицу Ирму), а то что не знала, явно не имело никакого отношения к капитану Алену, о котором Каринэ тоже ничего не знала.

Даже его якобы партийная кличка была ей неизвестна – как и предполагала Лидия, он общался только с командиром группы и с Катрин Бартез. Поэтому она вызвала прикреплённого к ней «для побегушек» инспектора Специальных бригад Анатоля Лафорэ, передала ему свои записи (она писала очень быстро) допроса мадам Залинян и приказала передать комиссару Пуйолю для дальнейшей работы.

После чего позвонила самому комиссару и приказала: «Теперь я готова общаться с этим… их главным»

«Разрыв шаблона – это наше всё» – усмехнулась про себя Лидия. Ибо с первого взгляда на оторопевшего Геворка Суреновича было очевидно, что в первые же секунды пребывания в донжоне у него внутри произошло… вот именно это самое.

Во-первых, он совершенно не ожидал, что его будет допрашивать настолько субтильная женщина, что он, будучи раза так в полтора крупнее и раза так в два тяжелее её, мог её соплёй перешибить.

На самом деле, это было очень опасное заблуждение – стараниями Колокольцева зондерфюрерин Лидия могла в считанные мгновения вырубить троих таких как месье Асатрян – причём голыми руками… и ногами.

Во-вторых, хотя ему его «старшие партайгеноссе» явно промыли мозги страшными сказками о пытках в Специальных бригадах (в реальности это были такие же сказки, как творения Шарля Перро), великолепие донжона имени Фернана Давида – ибо комнату оборудовал именно он – стало для него неприятной неожиданностью.

«То ли ещё будет» – усмехнулась про себя криминальинспекторин. И обворожительнейшим голосом произнесла – причём на абсолютно неожиданном для него чистейшем русском:

«Добрый вечер, Геворк Суренович. Присаживайтесь, пожалуйста…»

Она махнула рукой в сторону стула по другую сторону стола, за которым она сидела. Он – с совершенно ошарашенным выражением лица (очень красивого лица, надо отметить – да и вообще он был мужчина что надо, в свои тридцать пять в самом расцвете сил) опустился на стул. Она протянула ему изъятые у него при задержании сигареты и зажигалку:

«Курите, пожалуйста, не стесняйтесь – я совершено спокойно отношусь к табачному дыму… тем более, что Вы курите Gauloises, а у них приятный аромат»

По пальцам заядлого курильщика она сделала очевидный вывод, что прожить без сигарет даже один час для месье Асатряна было настоящей пыткой… а его без них продержали почти сутки.

«Спасибо…» – он вопросительно посмотрел на неё, ибо она не представилась.

«Лидия» – улыбнулась она. «Меня зовут Лидия… Лидия Антоновна, если Вам так удобнее…». И продолжила объяснение: «Вас допрашивает женщина потому, что мужчин поглощает фронт – вот и приходится их заменять нам, женщинам…»

Сделала небольшую паузу – и продолжила: «Я не имею никакого отношения ни к Специальным бригадам, ни вообще к французской полиции; я инспектор… правильнее, криминальинспекторин берлинского гестапо; ведущий специалист по допросам с применением технических средств…»

Улыбнулась – и продолжила: «Я фольксдойче; родилась и выросла в России; русский язык мой второй родной – как и для Вас – поэтому я и выбрала его для общения; мне тоже пришлось покинуть родину, как и Вам… по схожей причине…»

Из его досье она знала, что Геворк Асатрян родился в армянской крестьянской семье недалеко от Баку 28 августа 1906 года. Почти вся его семья погибла во время резни армян в 1918 году, а ему удалось вместе со старшим братом Карапетом добраться до Сирии, управлявшейся французами по мандату Лиги Наций.

Там в сиротском приюте, братья изучили французский язык, после чего с помощью армянской диаспоры в обеих странах перебрались во Францию. Он жил в Марселе и Париже; работая на заводе Citro;n, вступил в радикальное профсоюзное объединение Унитарная всеобщая конфедерация труда (CGTU) – по сути, профсоюзный филиал компартии Франции.

Потеряв работу в годы мирового экономического кризиса, он подрабатывал, позируя для скульпторов… благо внешность позволяла более, чем. В годы не обошедшей Францию Великой Депрессии он укрепился в своих антикапиталистических убеждениях, тщательно изучал Капитал Карла Маркса и в 1934 году вступил во Французскую коммунистическую партию.

В следующем году он был избран секретарём Комитета помощи Армении (HOC), связанного с Иммигрантской рабочей силой — организацией рабочих-иммигрантов из Унитарной всеобщей конфедерации труда.

На одном из вечеров, устроенных HOC, он познакомился с Мелинэ Саркисян, которая впоследствии стала его близким товарищем и женой. Она тоже была членом его подпольной группы, однако непостижимым образом умудрилась избежать ареста… что Лидию беспокоило – и весьма.

Их сближению способствовали общие детали биографии (детство в Российской империи, память о резне армян, жизнь в сиротском приюте, эмиграция во Францию) и левые политические симпатии.

В день фактического начала Второй мировой войны, третьего сентября 1939 года (первого сентября начался лишь локальный конфликт между соседними государствами), французские власти запретили деятельность Компартии, призывавшей к миру с Германией на любых условиях и арестовали многих активистов, включая Асатряна, отправленного в тюрьму Сантэ.

Проведя три месяца в заключении, он как иностранец был отправлен в Нормандию, в район Руана, где поступил на работу оператором токарного станка – только уже на другом заводе.

После вторжения вермахта во Францию он перебрался с остатками отступающей французской армии на юг страны, но вернулся в Париж по призыву жены, по данным Специальных бригад, ответственной за координацию связи между подпольными отделениями ФКП на местах.

Что вызвало у руководства Специальных бригад вполне обоснованный вопрос о том, кто на самом деле рулил Кампфгруппой Катрин… а у Лидии не была ли она как-то связана с капитаном Аленом. Ибо если была… это могло закончиться очень и очень плохо – для Парижа и для Франции… и для самой Мелинэ тоже.

22 июня 1941 года, когда началась операция Барбаросса, гестапо арестовало Асатряна и членов его группы во время облавы на одной из их конспиративных явок. Он был отправлен в концлагерь Компьен… откуда был выпущен под честное слово впредь не участвовать в Сопротивлении. Которое немедленно нарушил…, впрочем, чего ещё можно было ожидать от лакея красных упырей?

Лидия обвела руками донжон и продолжила: «Что же касается всего этого великолепия, то она Вам не грозит…»

«Почему не грозит?» – совершенно искренне удивился месье Асатрян.

«Во-первых, потому» – невозмутимо ответила Лидия, «что я использую несопоставимо более эффективные инструменты. А во-вторых…»

Сделала театральную паузу – и продолжила: «… во-вторых потому, что я нисколько не сомневаюсь, что мы с Вами договоримся без каких-либо болевых воздействий…»

«Вы в этом уверены?» – улыбнулся Геворк Асатрян.

«Абсолютно уверена» – спокойно подтвердила Лидия.

«И на чём основана эта Ваша абсолютная уверенность» – совершенно искренне удивился армянин. Криминальинспекторин пожала плечами:

«В первую очередь, на том, что Вы умный человек, месье Асатрян. И весьма опытный в подпольных делах – поэтому прекрасно понимаете, что Вы попали в руки профессионалов. А у профессионалов поют все – причём очень быстро – вопрос лишь в побочном ущербе. Для Вашего психического здоровья – и для здоровья тех, кто Вам дорог…»

Он дёрнулся. А Лидия спокойно включила магнитофон. Из динамика раздался испуганный голос Каринэ Залинян.

Через пять минут он кивнул: «Можете выключать – я всё понял». И задал совершенно естественный вопрос: «Сколько Каринэ продержалась?»

«Нисколько» – усмехнулась Лидия. И объяснила удивлённому объекту: «Да, мне пришлось ей сделать больно… сильно больно… но это была вполне терпимая боль.  Я просто рассказала ей, что с ней будет дальше, если она не заговорит…»

И добавила: «На моих допросах рекорд женщины восемь минут и одиннадцать секунд – но она прошла спецподготовку в НКВД, и сама собаку съела на болевых допросах…» Перехватила изумлённый взгляд Асатряна и рассмеялась:

«Да ладно – а то Вы не в курсе, что в НКВД самыми настоящими пытками занимаются женщины-следователи. Которые по уровню жестокости далеко переплюнули так называемый сильный пол…»

И жёстко продолжила: «Профессионалы бывают разные – поэтому Вам и ей… и вообще всем Вашим людям сильно повезло, что вы попали к Специальным бригадам и к берлинскому гестапо, а не в Carlingue»

Он заметно напрягся. Было совершенно очевидно, что он осведомлён о методах работы последних. Не сильно отличавшихся от методов мафии… если вообще отличавшихся. Лидия безжалостно продолжала:

«Эти персонажи без всякой прелюдии просто насиловали бы вас всех – и мужчин, и женщин – пока вы не рассказали бы им всё… лишь бы прекратить этот позор. А если им было бы лень возиться, взяли бы армянскую девочку… или мальчика… лет десяти, раздели бы их догола у вас на глазах – и пообещали бы насиловать прямо перед вами, пока вы не заговорите. Или на части разрезать… без наркоза…»

«Я понял» – обречённо кивнул Асатрян. «Спрашивайте – я всё расскажу…»

Глубоко вздохнул – и добавил: «Вы правы – я прекрасно понимаю, что имею дело с профессионалами. Которые скорее рано, чем поздно, заставят меня говорить… так что лучше уж без побочного ущерба… тем более, для детей…»

И был совершенно ошарашен… даже шокирован первым же её вопросом:

«Вы ведь очень хотели… да и сейчас хотите узнать настоящее имя капитана Алена – вашего якобы куратора от компартии…»

«Почему якобы?» – удивился Асатрян. Однако по тону его голоса было очевидно, что это не стало для него такой уж полной неожиданностью.

«Потому якобы» – наставительным тоном ответила Лидия, «что я нисколько не сомневаюсь, что у Вас есть ощущение, что он как минимум не совсем тот, за кого себя выдаёт. Если не совсем не тот…»

Он задумался. Долго молчал – затем снова кивнул: «Вы снова правы – у меня появились подозрения… скорее, впрочем, ощущения. Которые, как говорят в полиции, к делу не пришьёшь, да и конспирация опять же…»

«Понятно» – усмехнулась зондерфюрерин. «На это он и рассчитывал…»

И тут до него дошло. Он совершенно оторопело уставился на неё – и изумлённо пробормотал: «Вы хотите сказать, что Вы знаете, его настоящее имя? И кто он на самом деле?»

Вместо ответа она протянула ему досье Якоба Деккера: «Вы же читаете по-немецки, хоть и с некоторым трудом? Если что будет непонятно, я переведу…»

«С некоторым трудом» оказалось несколько оптимистичной оценкой – он почти полтора часа возился с документом, который свободно владеющий немецким прочитал бы минут за десять… максимум пятнадцать.

Несмотря на то, что в донжоне было холодно весьма, он аж вспотел. Закрыл досье, вернул его Лидии и изумлённо покачал головой: «Ничего себе откровение… нет, я, конечно подозревал, что с ним что-то не так… но, чтобы такое…»

«Теперь Вы догадываетесь, почему в Париже появилась спецгруппа берлинского гестапо? И почему она тратит своё реально драгоценное время на такую мелкую рыбёшку, как вы, которым только всыпать горячих по первое число – и отправить по домам?» – жёстко осведомилась она.

Он испуганно уставился на неё. Она рассмеялась: «Не волнуйтесь – это не наш метод… к сожалению. Если поможете мне обезвредить этого лже-капитана лже-Алена и его инфернальную банду… поедете куда-нибудь далеко… в тёплые края»

«Почему инфернальную?» – удивился он. «Догадайся» – мрачно усмехнулась она.

Она задумался и начал перечислять: «Эльзасец, врач, Сорбонна, программа насильственной эвтаназии… газовые камеры… цианид…»

В дело Якоба Деккера было, разумеется, подшито сообщение Юлиуса Арпа о его разговоре с Деккером об испытаниях Циклона Б на советских военнопленных и других узниках Аушвица.

«Про время года не забудь» – ещё более мрачным тоном напомнила ему Лидия Крамер. И добавила: «По церковному календарю…»

И тут до него дошло… нет, даже не дошло. А обухом по голове ударило. Он аж простонал: «Он хочет распылить Циклон Б в Соборе Парижской Богоматери… на рождественской мессе…»

Она покачала головой: «В Базилике Святого Сердца. В Нотр-Даме меры безопасности сейчас слишком серьёзные…»

Он изумлённо посмотрел на неё, затем кивнул: «Точно. То-то он всё время вокруг холма Монмартр вертелся – мы даже поднялись туда… однажды…»

И тут же испуганно осведомился: «Чем я могу помочь?»

«С кем он общался, кроме тебя?». Асатрян пожал плечами: «С Катрин… больше ни с кем… точно больше ни с кем – я бы знал…»

Она кивнула – ибо знала, что в таких группах командиру доверяют куда как больше, чем какому-то там… куратору. Но всё же спросила:

«С твоей беглой женой точно не общался?». «С Мелинэ?» – удивился он.

«У тебя есть ещё жёны?» – усмехнулась она. Он покачал головой: «Совершенно точно нет – он ей сразу не понравился – и она это очень чётко дала понять»

«И тем не менее» – уверенно объявила она. «Передай по своим каналам…»

Он изумлённо уставился на неё. Она закатила глаза к потолку:

«Не делай вид, что отсюда не течёт, как из решета…». И продолжила: «… чтобы она бросила всё и немедленно отправлялась в нунциатуру Святого Престола. Спросит начальника Бюро Информации – он её укроет…»

«От капитана Алена?» – брякнул он. Она покачала головой:

«И как ты догадался… нам твоя жёнушка нафиг не нужна – нам достаточно шепнуть кому надо в руководстве компартии, а мы это легко можем сделать, что она может быть связана с подготовкой рождественского супер-теракта…»

Он вздохнул: «Я понял. Передам, конечно…». Она кивнула: «А теперь будешь вспоминать…»

Перехватила его удивлённый взгляд – и объяснила:

«Для реализации своих инфернальных планов доктор Деккер и его банда приобрели фирму в пригороде Парижа, которая занимается дезинсекцией с помощью Циклона Б. Чтобы их обезвредить, нам нужно найти эту фирму – а для этого нужна любая зацепка…»

И продолжила: «Вашу группу…, впрочем, не только вашу, он использовал в качестве прикрытия своего настоящего плана. Поэтому неизбежно довольно много с тобой общался…»

Он кивнул: «Не могу сказать, что так уж много… но нередко…»

«… и точно проговорился – думаю, даже не один раз. Поэтому мне нужно, чтобы ты вспомнил всё… а я тебе в этом немного помогу…»

Взяла со стола металлическую коробочку и открыла её. Он испуганно уставился на шприц и ампулу, наполненную бесцветной жидкостью.

«Что это?» – обеспокоенно спросил он. Она невозмутимо пожала плечами:

«Так называемая сыворотка правды на основе скополамина – это алкалоид типа атропина, его получают из красавки, белены или дурмана. При стандартном допросе толку от него чуть… но когда нужно только вспомнить то, что ты думаешь, что забыл или никогда не знал…»

Сделала паузу – и хищно осведомилась: «Или ты предпочитаешь болевые способы извлечения знаний из твоего подсознания? Это я запросто организую – на тебе или на Каринэ… или на Ануш…»

Двадцатилетняя Ануш Казарян была второй женщиной в его боевой группе.

Он покачал головой: «Ни в коем случае – лучше уж химия…»

Скополамин подействовал через полчаса. А ещё через час Лидия позвонила шефу и уверенно доложила: «Фирма доктора Деккера расположена по соседству с большим вишнёвым садом и православной церковью с действующей колокольней с красивым перезвоном колоколов – там явно настоящий мастер играет…»