Глава 3. Большая проблема маленькой феи

Миновав поражающий воображение сад, я вышел к миниатюрной полянке с древним колодцем. Ведро на его основании выглядело вполне сносно, чего нельзя было сказать про цепь – оторванная, она повисла на ржавой ручке. Мои ладони тронули каменный овал, а глаза устремились вглубь подземного ствола. Темень. Почти не задумываясь, я сконцентрировал шарик Света. В его сиреневых лучах в футах десяти–пятнадцати заблестела подрагивающая гладь. Сломанная цепь меня не смущала. Чары Левитации вначале утопили ведро, а потом уже полнёхонькое водрузили его в мои руки. Поставив «студёную» около радушного хвоща (авось какой–нибудь волчок не откажется полакать водички), я пошёл по узенькой тропинке, что вилась из лесного массива. Почему–то я не сомневался, что она выведет меня именно туда, куда нужно. Едва различимая змейка утоптанной земли уходила то вправо, то влево, водя мои сапоги по замысловатому маршруту, дающему насладиться прикрасами осенней чащи. Гибкие берёзы, обстоятельные каштаны, раскидистые вязы с гордостью демонстрировали мне свои пышные убранства. В пахучих сугробах листьев, укутывающих собою низ деревьев, и цветных кронах, что пропускают через себя солнечные блики, я всегда вижу не просто красные, зелёные и жёлтые оттенки, но целый калейдоскоп красок, неизменно влекущий мою утончённую душу в спокойную гавань. Царящее вокруг безмолвие нарушали только мои шаги да шорох опадающей листвы. Джейкоб молчал и на короткий миг я ощутил себя абсолютно одиноким. Одиночество никогда не тяготило меня, более того, иногда оно приходится мне как нельзя кстати – сейчас, в мистический момент природного коловорота, я был рад побыть наедине с собой. Однако мысли, хоть и припудренные умиротворением, гнали меня в мрачные закоулки прошлого и настоящего. В лабиринте зарослей мне мерещились фигуры родителей. Ночь, проведённая в фантомном доме, бередила желание ещё хоть раз увидеть родные лица, и восприимчивое сознание услужливо вторило ему. Чтобы отделаться от пустых и болезненных вожделений, я переключил думы на Импрет. Мне казалось, что история про Пастасараму лишена какой–то краеугольной детали. Что ускользнуло от внимания Бракарабрада? В драматических, нуждающихся в незамедлительном решении или эмоционально–напряжённых ситуациях из вида может исчезнуть нечто существенное. Арахнид же при встрече с Импрет находился в двух ипостасях сразу. Веками водящая дружбу с Серебряной Росой ведьма вдруг ни с того, ни с сего резко меняет свои приоритеты – очень загадочно. Конечно, позволительно предположить, что Импрет, как и любой эгоистично–расчётливый колдун, панибратствовала с соседями пока это было ей выгодно, но, наверное, это не тот случай. Тут заковырка кроется в ином… В чём? Ответ ждёт меня впереди.

Дорога вильнула к болотцу. На толстом слое тины, как в мармеладном желе, застряли кувшинки. Я притормозил, чтобы разглядеть упитанную жабу, забравшуюся прямо на бутон и подмявшую его под себя. «Ква–ква–ква» – возмущённо высказывала она своё «фи» расположившимся поблизости подружкам. Моё появление вызвало уже всеобщий гвалт. Десяток ртов, наперебой, стали просить меня покинуть их важное совещание, что я и сделал с лёгкой ухмылкой. В спину, вместе с багульниковым амбре, мне ещё долго летело лягушачье недовольство. Завернув за россыпь тесно прижатых скал, я вышел к несуразному кремниевому шару с золотой дверью, разделённой на два створа. Предварительно сформировав заклинание Огня», я, взявшись за причудливую скобу, постучал. Спустя минуту из–за драгоценного полотна раздался оглушительный старушечий смех. Я–то надеялся, что ведьма окажется миловидной особой, ну да ладно.

– Это Гиро? Здесь живёт великолепная Импрет? – осведомился я своим самым обольстительным голосом.

Если задаваемый женщине вопрос снабдить ненавязчивым комплиментом, можно выгадать пару очков в свою пользу, уж я–то знаю эту лисью уловку.

Гогот разразился ещё пуще и это меня немного смутило.

– Мне напел вереск, что сия красавица пребывает именно в этом… роскошном доме! – вновь проворковал я.

– Проваливай, а не то я тебя испепелю молниями!

– Ох, угроза! Нравом Импрет напоминает мою Фчифчи, – прокомментировал Джейкоб.

– Мне надо поговорить с тобой, – отозвался я, ненавязчиво наклоняя Лик Эбенового Ужаса.

– А мне – нет, катись отсюда!

– Дело касается Пастасарамы!

Импрет снова рассмеялась, а потом выдала:

– Она моя, и точка!

– Я так не считаю.

– Меня это не волнует!

Золотистая дверь внезапно налилась синевой. Я, привыкший к шельмоватости магических предметов, по наитию отскочил в сторону. И вовремя! В следующую секунду, сияющий зигзаг прожёг дыру ровно там, где до этого стояли мои ноги.

– Ой, ой, как мне больно! Я умираю! – притворно запричитал я, из–за уступа нацеливая посох на арочную пройму. Мне хотелось, чтобы Импрет поддалась любопытству и открыла дверь, посмотреть, кого она сокрушила, а я бы шваркнул по ней Огнём. Естественно, устраивать дамам «а–та–та» нехорошо, но я изрядно разозлился – кошёлка чуть меня не обуглила!

– Я в тебя не попала, но в другой раз, будь покоен, попаду!

– Как ты узнала? – проорал я из укрытия.

– Она использует странную магию, – прошептал Джейкоб. – Не как фантомы, но очень похожую, искажённую.

– Не валяй дурака! Я тебе не скажу! – сквозь хохот пролаяла ведьма.

– Ух, какая вредная…

Мне пришлось прикусить язык, потому что дверь исторгла из себя новую молнию. Она сдёрнула с меня капюшон и я, ошарашенный её меткостью, по–пластунски пополз за бугор.

– Надо было хотя бы кинуть в неё сферой Огня, – пробурчал я себе под нос, приглаживая дымящиеся волосы и распыляя стихийную волшбу в воздух.

– Пустое. Барьер, через который ты говорил с Импрет, был зачарован на магическое отражение. Бац, и твоё жало полетело бы обратно, – оповестил Джейкоб.

– Ага? Заранее нельзя было сказать про рикошет? Я же мог быть уже мёртвым!

– Не злись, парень, то, о чём я тебе сообщил, я только сейчас понял.

Скептически поглядев на кинжал гномов, я, нахмуривая лоб, процедил:

– Что же в сухом остатке? Крыльцо надёжно защищено, и через него в Гиро путь заказан, впрочем, это ещё не значит, что всё потеряно. Иногда визитёры могут неожиданно явиться с «чёрного входа».

– Отражатель? Ты к нему клонишь?

– Я думаю, что у ведьмы есть секретный ход или портал быстро и безопасно приводящий в Отражатель и обратно. Им–то я и воспользуюсь, чтобы продолжить разговор уже на своих условиях.

– Звучит победоносно, только вот одно «но»: эту лазейку ещё придётся отыскать.

– Скажу даже больше, здесь куча этих «но», перво–наперво нужно добраться до Отражателя и войти в него. Предвижу, что сделать это будет ничуть не легче, чем уговорить Импрет выдать Пастасараму.

– Не попробуешь – не узнаешь.

– Точно, – кивнул я, вынимая Кампри. Посланный моей рукой в почву, он спустя мгновение замигал волнами синего дыма, из которого материализовался Юнивайн. Встряхнув удивительной гривой и приветливо заржав, призрачный конь присел на четыре ноги.

– Здравствуй, дорогой! Получив твою дружбу, я стал ею часто пользоваться, – сказал я, садясь в седло.

– На то друзья и нужны!

Юнивайн согласный с Джейкобом чуть всхрапнул.

– Тогда пункт прибытия всё тот же – Отражатель. Мне кажется, что та штука, возвышающаяся над лесом, это он.

Юнивайн устремил взор к указанной моим пальцем ориентации, а потом, как всегда, со скоростью превышающей прыть всякого живого существа, рванулся через чащу Гамбуса. Деревья, камни, кустарники – всё заволокло пеленой и слилось воедино. Этакий коричнево–зелёный мазок, прилипший к глазу. Совершенно не ощущая ездовой тряски, я, тем не менее, был преисполнен вниманием её извечного спутника – ветра. Противный писк в ушах и почти морозное, не прекращающее иссушать кожу, дуновение не давали в полной мере сказать – да, кататься на Юнивайне одно удовольствие. Через какое–то время мой неутомимый носильщик сбавил темп, и я смог различить, как ловко мы увёртываемся от нависающих веток и объезжаем вездесущие препятствия. Конечно, всё это делалось исключительно для меня. Призрачный конь бестелесен и любые вещественные препоны ему нипочём. Дорога шла вверх и за редеющим алым строем облюбовавших высоту рябин хорошо проглядывался Отражатель. Рассмотреть монумент мне помогло и то, что вскоре мы стали огибать его по плиточной дороге, уложенной вдоль пятифутовых постаментов, содержащих в себе авантажные лампадки.

Отражатель представлял собою трёхгранник башен, примыкавших к внушительному зданию без окон и крыши. Серые стены венчало множество отполированных дисков, хаотично исторгающих магический свет во все стороны. Самые крупные из источников сияния были закреплены на выдающихся шпилях, попеременно исторгающих радужные всполохи. Столь странная неизвестного предназначения постройка произвела на меня глубокое впечатление. В Отражателе чувствовалась седокудрая древность и тайна, что тысячелетиями скрывает в себе нелущёное зерно Познания. Я так погрузился в созерцание причудливых парапетов, тонких зеркал, пилястр и контрфорсов, что не заметил, как Юнивайн подменил бег трусцой. Рябины, сокращающие свои посадки, уступили место лужайке и её гигантским базальтовым столбам, поддерживающим на себе треугольный потолок, под которым у костра восседал полуголый великан. Перекинув босые ноги крестом, он что–то безмятежно насвистывал в клетку, где томилась крошечная фея. Для гуманоидного чудовища росточком в пять локтей, она была, что мне мушка. Тюрьма феи находилась на столе, и среди разнообразных, по габаритам даже превосходящих потребности огров нехитрых предметов (в том числе и хрустальной дубинки), её изысканные прутья и гагатовый колпак вызывали диссонанс. За спиной великана, на расстоянии его трёх шагов, по глазурной мозаике катались волшебные лучи, а сразу за ними скромно темнел проход в Отражатель.

– Юнивайн, тпру, – тихо сказал я.

Призрачный конь застопорился у бирючиной изгороди, и я незаметно слез на землю.

– Приехали? – поинтересовался Джейкоб.

– Говори на три октавы ниже, впереди громила величиной с мачту корабля.

– Стережёт проход в Отражатель?

– Вроде того.

– Что будешь делать?

Наблюдая за великаном, я поджал губы. Ему явно нравилось вот так вот, всем весом, нагружать стул, почёсывать пузо и что–то бубнить понурой фее. Изредка верзила макал здоровущую кружку в пенную бочку и кусал зажаренную ногу, наверное, телячью. Рассеянные качания головой, мешкотные потягивания и прочие ленивые движения наводили меня на вывод, что желающих пробраться в Отражатель великан встречает крайне редко и оттого излишней бдительностью себя не утруждает. Это хорошо, потому что тягаться в силе с такой махиной меня как–то не прельщает, а вот прибегнуть к маленькому чародейскому трюку и мышкой подобраться к пёстрому балдахину, чтобы затем юркнуть за него, будет в самый раз.

– Парень! Ты опять в ступоре?

– Да? Я накину на себя заклятие Маскировки и полупрозрачным контуром, фактически не различимым при полуденном солнце, проскользнув под носом у громадины, растворюсь во тьме Отражателя. И никакого лязга стали, всё будет чисто и аккуратно.

– План что надо, за одним маленьким, но весомым изъяном. Отражатель (ты, наверное, сейчас стоишь к нему лицом), испускает из себя колоссальную, невыразительную для восприятия мага энергию, которая подавляет собою любые волхвования. Так что бормотать старинные руны и кидать ритуальные пассы здесь без толку – ничего не произойдёт.

– Умеешь ты обрадовать, – проворчал я после неудачной попытки сконцентрировать Покров Невидимости. – У Импрет дверь заговорена, тут волшебство не сплетёшь. Как же быть?

– Дождись, пока верзила уснёт, а там прокрадись без всяких своих штучек.

Провожая взглядом кружку, вновь тонущую в необъятной бочке, я вскинул бровь.

– Задаётся мне, что твой совет не так и плох.

– Как и все мои советы, парень!

Я отпустил Юнивайна, а потом удобно примостился за пьедесталом и стал ждать, когда алкогольное опьянение возьмёт над стражем верх. Мои прикидки о финале возлияния, исходившие из гипотетических представлений о том, сколько дрожжей и сахара способно в себя принять тело такой кубатуры, оказались близки к реалии. Лишь к сумеркам пальцы–брёвна вяло уронили недопитую чарку на груду обглоданных костей, утянув за собою и плечо, и голову. Завалившись на бок, великан сонно перевернулся на живот и затянул оглушительно храпящую серенаду. Пора! На цыпочках (правда это было излишним, если учесть какой вокруг стоял грохот от посекундных «хабх–хабгх–хабх–фугх») я выбрался из теней на поляну и в щепетильно разгорающимся мерцании звёзд прокрался к беспросветной утробе Отражателя. Спиртные пары, витающие в воздухе, были такими плотными и вонючими, что у меня слегка помутилось сознание. Как будто сам выпил! Основная локализация едких миазмов, конечно, приходилась на клетку феи. Чуть живая, она, закатив глаза под веки, часто–часто дышала. Пробираясь мимо отключившегося стража, я вскользь подумал о том, что надо бы как–то извернуться и освободить её, но… не окажу ли я себе этим «медвежью» услугу? Вызволяя фею из заточения, мне может не повезти подставиться под дубинку растревоженного великана, а об этом ли я мечтаю? Ага, кукиш с маслом! Я в Гамбусе только проездом и роль эмансипатора всех и вся мне не подходит! О том и думать не стоит!

Ах, Вселенная, вначале Пастасарама, теперь это… Я страдальчески вздохнул. Фея выглядела так жалко и чахло, что моё треклятое сердоболие, наперекор всякому здравому смыслу, подталкивало меня прямо к столу. Подвергнуть эго суровому испытанию и отмахнуться от нравственного побуждения? Да ну! Это не про Калеба-Я-Возьму-На Себя-Ваши Проблемы- Шаттибраля! Компания «пьянствующей пожарной каланчи» и сопутствующее ему времяпрепровождение рано или поздно угробит эфемерное создание и, если я уйду, брошу эти прозрачные крылышки на произвол судьбы, то не прощу себе того уже никогда.

Скользя во тьме не иначе как по–змеиному, я подобрался к грубому табурету, к тому, который был рядом с пирамидой ящиков, забитых снедью. Благополучно забравшись на него и удостоверившись, что великан по–прежнему прозябает в хмельном усыплении, я перебрался на выщербленную, однако отлакированную столешницу. На золочёной решётке, удерживающей полумёртвую фею, имелась нехитрая щеколда – всего два движения и мне удастся её вынуть. Я потянул руку…

– Парень не!..

– Тшшшш! – испуганно прошипел я, сдавливая кинжал полой мантии и вместе с тем бережно берясь за шпингалет.

Задвижка, поартачившись для приличия, всё же уступила нажиму и отъехала в сторону. Мутные глазки приоткрылись, и фея, удивлённо, впрочем, не без панической нотки, вполголоса прощебетала:

– Ты пришёл спасти Фирджи из лап Яцка?

– Твоя проницательность тебя не подвела, – утвердительно прошептал я, потянув створку на себя. Моё действие породило жуткий визг. На клетке лежало заклятие Хлопушки–предупреждения, но разве Джейкоб не сказал, что потенциал Отражателя гасит собою всю волшбу?! По–видимому, на вещи «сторожа–переростка» данная специфика не распространяется! «Почему…» – на этом вопрошании, неприятно поразившая меня мысль оборвалась, а всё из–за того, что был дан старт накалу страстей, закономерно последующему за звуковым сигналом. Яцк мигом очнулся от дрёмы и, не удостаивая меня вниманием, с рёвом бросился ловить Фирджи, которая, ликуя, уже почти выбралась на волю.

– Не смей, негодница, не смей!

Ручища хлопнула по дверце, закрыв её, но поздно – фея успела выпорхнуть в ночные просторы. Упоённо хихикая, она совершила неуловимый пирует над макушкой великана и, стремительно набрав высоту, дабы не попасться в беспрестанно сжимающиеся кулаки, пропела:

– Добрый мой избавитель! Крепись! Я попробую помочь тебе в борьбе с Яцком!

Произнеся эти слова, Фирджи, оставляя за собой серебристый след пыльцы, вихрем понеслась к Отражателю. И я, и Яцк потеряли её из виду практически сразу, что естественно заставило нас обратить внимание друг на друга. Не мешкая, великан сцапал кварцевую дубинку. Я отпрыгнул, предвидя, куда она может угодить, однако прогадал – громоподобный удар пришёлся не в стол, распрощавшийся с моей персоной, а на матово–чёрный, выпирающий из почвы на целый фут кристалл, дотоле не замеченный мною за смятым лежаком. Раздался взрыв света. Не причинив мне физического вреда, он рассеялся по периметру и неярким негаснущим куполом, сотканным из подрагивающих ромбиков, накрыл небольшую площадь, заключившую меня и стража в колдовские рамки.

– Вокруг тебя дезинтегрирующий буфер! Не трогай его! – завопил Джейкоб через подкладку мантии.

– Час от часу не легче! – раздосадовано отозвался я, снова прыгая, – в этот раз дубинка явно метила в меня. Глухо ухнув об поляну, она оставила после себя неглубокую ямку. Глиняные комья, врезавшиеся в преграду перед Отражателем, превратились в пучки искр и всполохи молний, наглядно подтвердив предостережение Джейкоба.

– Тебе кирдык! – заорал великан, занося необыкновенное оружие для нового удара. – За то, что ты выпустил малявку Фирджи, я размажу тебя в лепёшку! Сотру Громыхателем в порошок!

– Как бы ты сам при этом не расшибся! – нервно огрызнулся я, перескакивая с места на место.

При всем своём феноменальном масштабе Яцк, что печально, двигался очень плавно, даже несколько грациозно. Его туловище, снабжённое невиданными буграми мышц, без затруднений маневрировало и разворачивалось туда, куда тащили меня ошалелые ноги. Не завладей им слепая ярость, виною коей стала потеря феи, я бы простился с жизнью ещё в первые секунды чудовищной охоты. Пребывая под властью чувств и не выветрившегося хмеля, Яцк лупил грозным орудием без всякого прицеливания, но часто, вымещая тем самым клокотавшую в нём злобу. Бух! Бух! Бух! Принимая в себя промашки великана, твердь отзывалась мелкой дрожью, меня же трясло как в лихорадке. Принуждённый бегать от монстра по очерченному смертью кругу, и лишённый привычной чародейской подвязки, я подчинился первобытному инстинкту самосохранения. Яцк страшно рычал и громил свой незатейливый скарб, снабжающий меня краткосрочной защитой.

– Думаешь, спрятался? Я тебя везде достану! – прогорланил великан, обрушивая грязную пятку на перевороченный вверх–тормашками стул со спинкой. Моя импровизированная крыша треснула, я откатился. И в самый раз! Ступня, пробив деревянное сиденье, по щиколотку вылезла из дыры.

– Поймай меня вначале, недотёпа! – крикнул я, всаживая Альдбриг в отвратительную мозоль, проживающую ниже мизинца.

Яцк взвыл, резко поднял ногу вместе с проломленным стулом и взметнул хрустальную оглоблю, в надежде поразить ею мою бренную плоть. Однако когда она шваркнулась о камень, великан не обнаружил меня среди раздавленного щепа и крошева. Я, не будь копушей, перекатился к тлеющему костру, над рдением которого увидел как энергетический свод, продукт оригинального механически–волшебного деяния, проминается под давлением лучей, исторгающихся из Отражателя. Сочные палочки света, фиолетовые, красные, малиновые, словно ножи резали магические ромбы, но те неустанно восстанавливали свою геометрическую сцепку. От завораживающей конфронтации, которой я, вопреки надвигающемуся Яцку, залюбовался на два вдоха и выдоха, меня оторвало лязганье Джейкоба:

– Я чувствую твоих союзников! Они не могут пробиться через заслон!

– Вижу! – только и вымолвил я, в последний момент, увёртываясь от Громыхателя.

Озверелый великан послал его с такой нечеловеческой силой, что, чуть не задев меня, по инерции сам трепыхнулся вперёд. Ножища со стулом завелась за другую ножищу и Яцк от собственной подножки рухнул физиономией прямо в угли. Вопль обжёгшегося стража был таким лютым и оглушительным, что для того, чтобы не оглохнуть, мне понадобилось заткнуть уши. Пока Яцк судорожно катался по траве, ругался и тёр рубашкой обугленное лицо, я наконец заимел малюсенькую передышку. Измождённо опираясь на Лик Эбенового Ужаса, я напряжённо обдумывал, как найти выход из такой дрянной ситуации. Возможно ли серьёзно покалечить или подавно убить Яцка без магии, мечом? При фантастической удаче – да. Если мне каким–то чудом посчастливится перерезать ему подколенную артерию (до «сонной», когда враг встанет, я Альдбригом не дотянусь), то он попросту истечёт кровью. Сейчас, пока Яцк деморализован, было бы самое то попробовать дать дерзкой идее ход, но… поздно, он уже поднимается.

– Молись своим никчемным богам! Я иду! – брызжа слюной и до хруста костей сжимая рукоятку диафонической дубины, воскликнул великан.

Весь в саже, с ослеплённым глазом, он гневно сорвал с себя прицепившийся стул и ломанулся ко мне. Его уродливый вид, тускло играющий острыми гранями Громыхатель, тяжёлая поступь и колоссальная высота, внушили бы страх кому угодно, и по правде сказать – я ему тоже едва не поддался. Спешно ища взором то, что хоть на минуточку сумеет уберечь меня от нападок Яцка, я неожиданно заприметил тот вороной кристалл, очертивший границы сражения коварной перегородкой. Он! Дело в нём! Чтобы добраться до загадочного минерала, придётся совершить отчаянный кульбит. Великан приближался, а я всё стоял, проявляя невероятную выдержку. Когда, обрадованный моим мнимым принятием фатума, Яцк размахнулся Громыхателем, чтобы прикончить меня, я прошмыгнул у него под набедренной повязкой и со всей прытью помчался к намеченной цели. От этого фортеля верзила буквально обезумел. Кинувшись вдогонку, он сыпал такими изощрёнными проклятиями, что мне и слышать–то не доводилось. Добежав до кристалла «с языком на плече», я, выиграв у Яцка драгоценное время, от души рубанул по нему Альдбригом. И тут же меня поразила электрическая дуга. Меч выпал из онемевшей руки и я, задыхаясь, упал на ворох вонючих покрывал, служивших стражу кроватью. Пока мой шок проходил, а участок, разделяющий меня и Яцка, сокращался, лучи Отражателя, проминающие купол, бросили своё занятие и соединились на небе в одну точку, разросшуюся и преобразовавшуюся в головку Фирджи. Ротик открывался и закрывался, но звуков не издавал.

– Твои друзья просят передать тебе, что Яцк должен ударить дубиной по Хромму, тогда его чары разрушатся! – послышался голос Джейкоба.

– Проще пареной репы! – обречённо хихикнул я, понимая, что мне сейчас предстоит сделать.

Подле идеально–симметричного Хромма валялись спальные принадлежности. Видимо, Яцк любил встречать чужаков «сюрпризом», поэтому, спал подле него, держа Громыхатель наготове. Чтобы выйти сухим из воды, а по моим оценкам у меня на это был всего один шанс на миллион, я, поставив на «карту» сразу всё, залез под кипу зловонного тряпья. Где–то надо мной утробно зарычал подоспевший Яцк. Само собой он не догадывался об истинной причине моего поступка. Яцк решил, что я сглупил, и что теперь его Громыхатель легко приготовит из меня отбивную. Ища добычу, в дюйме от навершия заткнутого за ремень посоха, хлобыстнула дубинка, потом ещё и ещё раз, но всё мимо. Извиваясь не хуже ужа, я в холодном поту полз под одеялом, пролегающим в непосредственной близости от кристалла, и беззвучно упрашивал Вселенную о том, чтобы верзила в меня не попал.

– В прятки играть со мной задумал, червяк?! Так я тебе покажу! – гаркнул Яцк откуда–то слева.

Осознанно идя на смертельный риск, я, высунувшись из–под покрывала прямо перед Хроммом, ответил:

– Эй ты, остолоп, я у тебя под носом!

Подтрунивание дало нужный результат. Яцк стремительно крутанулся и с перекосившимся от бешенства ртом занёс Громыхатель за плечо. Я торопливо ретировался вглубь скомканных перин и пудовое «бабах» пришлось уже по опустевшим складкам. Звук был глухим, не стеклянным как изначально, поэтому я «через не хочу», с икотой, лишь по необъяснимой удаче избегая гибели, вновь отправился бороздить необъятные наволочки, доверив чутью подтолкнуть меня к Хромму в подходящий момент.

– Я вижу, как ты там мечешься, и меня это только забавляет! – хохотнул Яцк, так–таки обнаружив меня и хорошенько наподдав мне стопой по рёбрам. Я ойкнул, трижды перекувыркнулся и, обласканный обессиливающей загрудинной ломотой, сбитой кеглей выкатился из пододеяльника, да не куда–нибудь, а к измазанным ногам стража.

– Ха–ха! Крысёнка выгнали из его норки! – гоготнул Яцк, смекнув, что его пинок выбил из меня дух. – Всё, ты своё откашлял! Готовься к смерти!

Холодно блеснув на фоне скучающей луны, Громыхатель устремился к моей персоне, распластанной подле угольного, как будто надсмехающегося кристалла. Вжух! Я зажмурился и… по раскуроченному жилищу великана прокатился многократно повторяющийся, словно увязший сам в себе, звон. В тот миг, когда изборождённая оскаленными резцами дубина должна была вколотить мой череп в луговую подстилку, я, сжавшись в комочек, совершил оборот назад. Вместо меня Громыхатель бултыхнулся в Хромм!

Ура! Энергетические ромбики тут же распустили свои ниточки и лучи, изливающиеся из Отражателя, и, более не сдерживаемые их силой, хищно впились в остолбеневшего великана. Как только это произошло, он завизжал, а потом, к моему глубокому изумлению, стал скоротечно уменьшаться в размерах! Когда пёстрый свет оставил Яцка в покое, он уже не был той громадиной, что раньше. Теперь мы, а я стоял напротив него и улыбался, смотрели друг на друга вровень.

– Добро пожаловать с небес на землю! – крикнул я, взмахивая Альдбригом.

– Я тебя и так изничтожу! – с ноткой озадаченности ощетинился Яцк, парируя мой удар Громыхателем, который сократился соразмерно своему владельцу.

Лик Эбенового Ужаса заблокировал ответную атаку и при поддержке Альдбрига, отведшего дубинку вправо, пропорол остриём кожу над пупком Яцка. Болезненно взвыв, страж сумбурно замельтешил кварцевым оружием перед моим лицом. Я переместил баланс тела на выставленную вперёд ногу и уверенно, посылая меч в верхнюю часть туловища, при этом слегка смещая локоть с посохом книзу, напал на противника. Панически защищаясь, Яцк, непривыкший вести бой с равным себе по росту врагом, ежесекундно допускал мелкие ошибки, награждающие его порезами и синяками. Впрочем, до по–настоящему опасных ран дело не доходило.

На небе вновь проступила мордашка Фирджи. Я отвлёкся, за что получил жуткий удар по запястью. Лик Эбенового Ужаса вывалился из обмякшей руки и я, пытаясь отыграться хоть в чём–то, стукнул Альдбригом плашмя. Дубина и меч проскрежетали, и Яцк отпрянул с разбитой фухтелем губой. Верзилу, однако, приобретённая травма не шибко обеспокоила. Он понимал, что выведя мне руку из строя, значительно сократил мои ратные возможности, потому он как минимум заимел в поединке преимущество, а как максимум проложил себе плёвый путь к победе.

– Что? Без палки ты уже не так лыбишься? – осведомился Яцк, напирая Громыхателем. – Чуешь приближение кончины? Здесь она, рядышком!

– Я чувствую только смрад от твоих подмышек! – пропыхтел я, ловко уходя из–под дробящей дубинной завитушки.

– Торопиться надо, парень! Скоро заклинание Отражателя рассеется, и твой неприятель обретёт прежний вид! – сообщил Джейкоб. – Кинь его на лопатки, пока это не случилось!

– Передай Фирджи – пусть она поспособствует этому! Один я не выкручусь!

– Попробую!

Поглощённые топтанием по кругу и обменом кварцево–стальных «любезностей», мы далеко не сразу заметили как в звёздной каше, затуманенной облаками, пухнет сизый шар, творимый макушкой Отражателя.

– Приготовься!

– К чему?!

Яцк, только завершивший успешный наскок, презентовавший мне гематому на голенище, отшагнул к базальтовому столбу и настороженно сощурил здоровый глаз.

– С кем ты там шушукаешься?

Сизый шар пробуравил ночной воздух и миниатюрной кометой влепился в моё запястье. Что–то хрустнуло и тупая боль, а также онемение пропали из него, как и не бывали.

– С твоей смертью! – выкрикнул я, бросаясь напролом, воодушевлённый внезапным исцелением.

Ложно вздыбив полу плаща, завлекая за ней дубину, и быстро двинув мечом в бок, мне удалось не только вонзить остриё в печень Яцка, но ещё по окончанию финта подхватить посох, валяющийся в траве. Ошеломлённый моим агрессивным натиском и сызнова заработавшей пятерней, страж, тесно прижимая к кровоточащему увечью кулак, едва успевал выставлять Громыхатель в нужную для защиты позицию. Альдбриг, веками путешествующий со мной по миру и, по сути, ставший моим продолжением, безжалостно высекал искры из хрустальной дубины, норовя добраться до живота или шеи её обладателя. Вжих! Вжих! Вжих! Контрнаступление Лика Эбенового Ужаса! Вжих! Вжих! Вжих! Прокол! По торсу Яцка уже вовсю текли красные ручьи, и я небезосновательно считал, что вот–вот поставлю точку в этом ратоборстве, однако колесо фортуны – своенравная девица, в который раз оно укатилось от меня на противоположный конец воинского везения. Великан опять стал становиться великаном. Его мышцы набухали и пучились, ноги раздавались вширь, а косая сажень в плечах увеличивала свою и без того внушительную диагональ. Завидев изменения, Яцк демонически расхохотался.

– Магия Фирджи на исходе! – просигналил Джейкоб.

– Мне нужно ещё пять минут!

– Фея говорит, что удерживание заклинания может привести к непоправимым последствиям!

– Непоправимые последствия случаться гораздо раньше, если позволить Яцку вновь обрести всего себя! – выдавил я, перекрестием меча и посоха принимая Громыхатель сверху.

Вдруг страж осунулся и по–бесовски заголосил. Его рост вначале замедлился, а потом, появился еле–еле приметный регресс. Это лучи Отражателя затрепетали как по Хромму, набравшемуся изнутри оранжевой истомы, так и по Яцку. В этот недолговечный миг деформации, ниспосланный Фирджи, мы с великаном, сейчас превышающим меня всего наголову, ожесточённо заколотили друг по другу инструментами вражды. На пике баталии, израсходовав, наверное, десять «вторых дыханий» и открыв одиннадцатое, я, избитый Громыхателем, исхитрился ткнуть Яцку посохом в морду, уклонился от слепого тычка коленом, после чего по рукоять вонзил клинок в натужно вздымающуюся грудь. Лавина крови хлынула из уст побеждённого великана. Он закашлялся, бухнулся на карачки и затих. Всё. Несите бокал шампанского чемпиону! И не забудьте присовокупить к нему сырную нарезку! Шучу, мне бы лечь и умереть – так устал.

Я отёр выступивший на лбу пот и произвёл беглый осмотр себя любимого; Переломы – точно есть, куда же без них, растяжения, налитые лимфой большущие опухоли, ссадины… В общем жить буду. Усевшись на обломок ящика, я устало уставился на Хромм. Что–то мне в нём не нравилось. То ли его чернота, то ли крепнувшая под остовом ржавая таинственность, колыхающаяся наподобие свечного пламени.

– Парень, ты не умер?

– Разве есть в природе сила, что сможет скинуть меня в могилу? – усмехнувшись, ответил я.

– Фу! Напыщенные речи ничуть не лучше заумных лекций.

– Зато предсмертный хрип хуже и того, и другого.

– Однозначно, – согласился Джейкоб. Помолчав, он добавил: – Я ощущаю толчки мощи… Она прорывается!

Между тем свечение в Хромме стало настолько интенсивным, что казалось, кристалл никогда и не был чёрным. Оранжево–красные всполохи лизали его чрево и раскаляли добела. Я поднялся, намереваясь покинуть это гиблое место, однако не успел… Измятая Громыхателем поляна, я и розовеющий горизонт стали жертвами нестерпимого жара, вплеснувшегося из Хромма. Сокрушающая волна, вывернувшая мне жилы наизнанку, уходя, родила на моей мантии и волосах пучки разноцветного огня. Весело закружившись под мои крики боли, они были вынуждены вскоре погаснуть, потому–как сырая земля не дружит с пламенем.

– Гвоздики–точилки! Я опоздала! Он сгорел! – пропел знакомый голосочек.

– Прокоптился – да, сгорел – нет, – промычал я, приподнимая ещё дымящуюся голову.

Фирджи быстро порхала крылышками и опечаленно прижимала ладошки к щекам.

– Жив? Ура! Подожди, я тебя подштопаю!

Фея принялась летать туда–сюда, рисуя в предрассветной мгле пыльцовые знаки. Лучи из Отражателя, по–видимому, послушные её невесомой пляске, обдали меня тёплым, врачующим водопадом бликов. Наконец я поднялся на ноги таким, каким был до конфликта с Яцком.

– Во–первых, спасибо за лечение…

– Это тебе спасибо! Спасибо огромное, что дал мне волю! – затараторила Фирджи.

– Пожалуйста, – кивнул я. – А во–вторых, что с ним произошло?

– Я сказала твоему кинжалу, что если Хромм перенасытиться сиянием Отражателя, то произойдёт беда! И она произошла! Кристалл выбросил излишек! Дукас не смог его удержать!

– Дукас? Что за Дукас? – полюбопытствовал Джейкоб.

– Дукас – мой брат. Он ждёт…

Фея смущённо запнулась.

– Меня зовут Калеб.

– Он ждёт тебя, Калеб, в Отражателе.

– Надеюсь, чтобы поблагодарить не словами, а как следует? Парень своей жизнью тут рисковал!

– Джейкоб!

– Твой кинжал прав. Теперь мы с Дукасом перед тобой в неимоверном долгу.

– Раз так, то плотный завтрак и чашка кофе будут приняты мною в вашем доме без возражений.

– Конечно! Конечно! Идём!

Кинув последний взгляд на поверженного Яцка, его чудовищный Громыхатель и утихомирившийся Хромм, я бодро пошагал за низколетящей феей. Пройдя сквозь штору полупрямых и косых, часто прерывающихся и изменяющих свою цветовую насыщенность зеркальных излучений, я оказался в лабиринте, собранном из разнообразных отшлифованных осколков, кабошонов, охровых слюд, пёстрых вогнутых луп и пятнистых стёкол. Коридоры так и будоражились блеском, и по мере того, как осеннее солнце поднималось над отсутствующим потолком, они ярились всё с большой силой. Я двигался медленно, практически наощупь, с трудом различая очертания оранжевого платья Фирджи. Вроде бы мы преодолели несколько длинных галерей, пару раз свернули налево и спустились по лестнице, ступеньки которой были вырезаны из яшмы. Фея прикоснулась к овалу двери и на меня снизошла благодатная полутьма. Вернее там, где я очутился, висело множество фонариков, и света было предостаточно, но после той лавины отсверков, что мучили мои глаза всего одно моргание назад, обстановка показалась мне сладостно-затемнённой. Когда я, наконец, к ней привык, то смог разглядеть, что нахожусь в помещении, декорированном под сюрреалистический лесной уголок. Деревья, мхи и даже нарисованные тучки на круглом своде – всё несло в себе избыток лимонных и соломенных штрихов. Фирджи провела меня под ветками песочного дуба, а потом увлекла за россыпь адонисов и кустарников, за которыми, утопая в мраморной основе, вращались шестерёнки и трещали малюсенькие рычажки. Над этим тикающим и гудящим механизмом парил, если так можно выразиться, фей в коричневой мантии. Он быстро носился от балки к табличке с цифрами, от тонкой матовой трубки к руническому тетраэдру, от одной непонятной штуки к другой. Его пальчики перебирали, щёлкали и нажимали до тех пор, пока широко улыбающаяся Фирджи не пропищала:

– Дукас, посмотри, кого я к тебе привела!

Дукас тут же прекратил мельтешение и, издавая звуки, отнесённые мною к степени «крайнего восхищения», бросился меня обнимать и целовать.

– Ты! Ты! Вернул мне мою драгоценную гаечку! Да! Мою Фирджи! Мою Фирджи! С этого радостного дня я – твой страстный обожатель! Да!

– Мне так неудобно дышать, – просипел я.

Переполненный эмоциями фей сжимал ручками мои ноздри всё крепче и крепче.

– Ой, прости! Да! Естественно! Знаешь, ведь это всё я! Да! Я тебя привёл сюда! Да, да! Я! Сюда! Обоюдная помощь! Да! Но ты, конечно, осчастливил меня больше! Да! Несравнимо больше!

– Отсюда поподробнее! – потребовал Джейкоб. – Что значит – ты? И про какую такую обоюдную помощь ты говоришь?

Воззрившись на кинжал гномов, Дукас восторженно воскликнул:

– Вот каков он! Твой «Улавливатель» и мой «Передатчик»! Или твой «Передатчик» и мой «Улавливатель»! Неважно! Он – клинок! Да! Зачарованный на разговор клинок! Именно его эфирная структура, попавшая в объектив Искателя, случайно привлекла моё внимание! И ты здесь! Благодаря ему мы осуществили свои желания! Да! Мы!

Прежде чем я, насупившись, успел что–то сказать, вклинилась Фирджи:

– Дукас, Калеб ничегошеньки не понимает! Расскажи ему всё с самого начала!

– Прекрасная идея, сестрица! Прекрасная! Заодно и ты послушаешь всю историю целиком! Только! Только! Так, не так!

Дукас молниеносно дёрнул за рычажок, и из скрытой ниши выкатился гигантский палевый эллипсоид. Обогнув вербу, он, чуть дрожа, остановился между мной и феями. Ажурные стенки треснули, явив под собой мягкий стул и накрытый скатертью стол, укомплектованный изысканным сервизом и едой.

– Так! Так! Как надо! Прошу не стесняйся, всё для тебя! Да!

Фирджи верно подметила – сбивчивая болтовня Дукаса, намекающая на то, что ему принадлежит некая роль в моём походе, довольно–таки удивила меня. Пробудившиеся во мне подозрения и предположения, настойчиво призывали напитать их информацией, поэтому я, после того как удобно устроился и налил себе ароматного чаю, не преминув при этом наложить на фарфоровую тарелку картошки с овощами, промолвил:

– Я весь во внимании.

Дукас спланировал на край блюдца, подхватил оливку и, взмыв на уровень моих глаз, экспансивно зажурчал:

– С чего бы? С чего бы? Да! Фирджи и я, мы славная семья, мы – брат и сестра! Да! Всю свою жизнь мы занимаемся тем, что следим за Жёлтой Башней Отражателя! Да! Ты сейчас в ней! Это она! Да! Здесь мы латаем агрегаты, клеим битые колбы, смазываем маслом гайки, перенастраиваем положения зеркал! Всё в этом роде! И в чём суть? Да! В одну из крайне дождливых ночей в шпиль, что прямо над нами, сиганула молния, и параболический экран – Хроникёр, главный распорядитель светового перемещения в Жёлтой Башне, вышел из строя. Фирджи – виртуоз ремонта, а я мастер-корректировщик, поэтому мудрёный и сложносоставной Хроникёр, требующий к себе особого светотехнического подхода, отправилась чинить она. Однако каких–либо положительных результатов ей достичь не удалось, да, а всё из–за того, что оплавленный край шпиля, как назло притягивал и проецировал молнии аккурат в надсводный проем, ведущий к поломке. Путь наружу был закрыт! Да! Жуть! Катастрофа! Добросовестность на пару с ответственностью, талдычившие мне губками Фирджи, что бесперебойная работа линз превыше всего, потолкали мою ненаглядную сестру на крайне опасный шаг. Хоть я и уговаривал её дождаться прекращения ненастья, она, вопреки всем моим увещеваниям, покинула Отражатель через Спектральный Зоб, чем, к нашему общему горю, нарушила заповедное правило…

– Спектральный Зоб – это вход, который стерёг Яцк, – перебила пояснением Фирджи.

– Что за правило ты нарушила? – спросил я, кусая хлеб, намазанный арахисовой пастой.

– Первостатейное! Оно запрещает нам, дирижёрам–оптикам, отлучаться из Отражателя.

– Да! Во веки веков! Так гласит Немеркнущий Закон! – подкинув и поймав оливку, подхватил Дукас. – Дайте процитирую его кусочек: – «Если дирижёр–оптик пересечёт черту Спектрального Зоба, и таким образом оставит предписанную ему зону обслуживания без присмотра, что из–за непременного сдвига фокусировок Отражателя является категорически недопустимым, то за этот демарш он будет отловлен Яцком и посажен в тесный острог, в котором, маясь от скуки и непогоды, проведёт неопределённый срок, дожидаясь моего беспристрастного приговора».

Я окинул взором беспрестанно тренькающие шарниры и щипцы.

– Получается, что ваша будничность находиться в зависимости от неких регламентов. Кто же их сочинитель?

– Немеркнущий Закон, как и весь этот искрящийся, вечно меняющийся оплот акварельного вальса - Отражатель, принадлежит уму нашего покровителя, Горгона Преломляющего Оттенки, – отпивая из чашечки, ответила Фирджи. – Мне жутко не хотелось переступать через границу Спектрального Зоба, но разве у меня был выбор? Нет! Хроникёр накалялся, и если бы я промедлила, то Жёлтая Башня перестала бы функционировать, а вместе с ней и весь Отражатель!

– На момент моего появления ты сидела у великана в заложниках, поэтому могу предположить, что Горгон Преломляющий Оттенки ещё раздумывал, как с тобой поступить – миловать или казнить, – заявил я, ощущая, как по спине разливается неприятный холодок. Даровав Фирджи свободу и убив Яцка, я заочно «подмочил», если и вовсе «не утопил» будущее знакомство с создателем Отражателя, который, по–видимому, не числился в рядах «лопушков».

– По ходу я знаю кое–кого, наплевавшего на устав Горгона не раз и не два, – едва слышно проворчал голос с моего пояса.

– Мы не в силах узнать, как бы наш покровитель отреагировал на данный инцидент. Его с нами давным–давно нет! Да! Да! – покачал головкой Дукас, не разобрав того, что изрёк Джейкоб. – Однажды, годы и годы назад, Горгон Преломляющий Оттенки заперся в своей комнате, и что же? Да! Лучезарный Замок на его двери с тех пор так и не открывался.

– То есть, говорить, что ваш покровитель не с вами, в принципе не совсем корректно? – крякнул Джейкоб.

– Ну, формально – да, но номинально – нет. Горгон Преломляющий Оттенки всей душой любил Отражатель и ежедневно, ежечасно, ежесекундно его холил и лелеял. То, что он исчез без предупреждения и соответствующих инструкций на время его отсутствия, может указывать только на что–то очень плохое, – опечаленно пропела Фирджи.

Новость о том, что Горгон Преломляющий Оттенки некогда предпочёл добровольное заточение в своих апартаментах, меня изрядно обрадовала. Теперь мне не надо будет выкручиваться и объяснять, что за спектакль разыгрался у Спектрального Зоба. Я незаметно выдохнул и, перед тем как отправить в рот имбирный пряник, сказал:

– Мне кажется, мы несколько отошли от первоначальной темы. Дукас, удовлетвори, пожалуйста, мою просьбу, возобнови свой рассказ.

Фей быстро закивал.

– Да! Спешу продолжить! Да! Ради устранения неполадки, Фирджи стрелой вылетела из Отражателя, увернулась от ручищ взбаламученного Яцка и, превозмогая дробь нескончаемого ливня, вспорхнула к Хроникёру! Да! Я видел это всё в Искатель! Молнии так и вились вокруг моей сестры, но она, демонстрируя чудеса сноровки и отваги, не только избегала их – её ключики, полировщики, загустители, сцепщики и прочие инструменты, поочерёдно, а иногда и в паре, трудились над реставрацией Хроникёра. Да! Любо–дорого было смотреть! Да! И одновременно страшно!

– Ух, я тогда находилась словно во сне, – пискнула Фирджи, отодвигая от себя блюдце. – Дети урагана – адамантовые зигзаги (молнии, видимо) обещали меня изжарить и ослепить, а чудовищный ветер своим воем и порывами с живостью аккомпанировал их намереньям!

– Однако, невзирая на все кошмарные тернии, моя храбрая сестра исправила Хроникёр, и Жёлтая Башня вновь озарилась светом! Да! Как бы и желал того Горгон Преломляющий Оттенки!

Поменявшись в лице, Дукас скинул оливку в миску.

– При всём при том эйфория от успешного завершения дела быстро сменилась стылой горечью. Да! Разобрав Брикетную Заслонку, увы, без этой операции Хроникёр было не отремонтировать, Фирджи допустила в монокль, координирующий перераспределение излишней энергии по всем зеркалам, попадание влаги, благодаря чему обугленный шпиль, по–прежнему мечущий молнии в проход Жёлтой Башни, удесятерил мощность зарядов и частоту их образования. Чтобы вернуться обратно, Фирджи должна была проделать тот же путь, что и в начале. Она спикировала вниз, но Яцк, грубый и надменный Яцк не дремал! Да! Он протянул кулачищу, ловко словил мою бедную, измученную сестру и посадил в клетку! Беда! Беда! Да!

– На все мои оправдания и воззвания к доводам разума, глупый Яцк бубнил, что согласно Немеркнущему Закону он обязан держать меня в клетке и ему чихать на то, что Горгон Преломляющий Оттенки куда–то запропастился, и суд, возможно, никогда не состоится, – пролепетала Фирджи, перепархивая мне на плечо. – Представляешь, Калеб, если бы Дукас не обнаружил твой кинжал Искателем и не привёл бы тебя ко мне, чтобы ты совершил подвиг, достойный эльфийского рыцаря, то я могла бы провести вечность, смотря сквозь прутья на ненавистного, повседневно пьяного Яцка и родненький Отражатель.

– Мне, конечно, приятно, что меня сравнили с эльфийским рыцарем, подали вкусный обед и бла–бла–бла, но теперь мы подступили к главному, к вашей и моей взаимосвязи.

Внимательно поглядев на Дукаса, я недвусмысленно постучал костяшкой пальца по клинку подгорного царства.

– Эй! Я тут! – мигом откликнулся Джейкоб.

– Да! Вы оба тут, и как я вначале сказал, – это моя заслуга! Да! Пойдём, я покажу