Глава 12. Грезы наяву или Свет против Тьмы

– А что Грешем, – первым делом спросил я Серэнити, – как Эмилия? Мой Снурф?
– Их нет в Ильварете, – отрывисто сказала Серэнити. – Они ушли искать лекарство от заразы, испортившей Грэкхольм ее лицо.
– Куда, куда они пошли?
– Этого я не знаю, но мне известно, что перед отъездом Эмилия заходила в Грэк-хелькхом – свое родовое гнездо. Я желала бы присоединиться к ним, но мои руки связаны… на данный момент. –
– Придётся и мне наведаться в Грэкхелькхом, – кивнул я. Грэкхелькхом (по своим причинам) я посещать не хотел, но это сделать было надо!
– Теперь расскажи мне всё. Как ты выжил?
В небольшом кабинете, отведённом в Ильварете под покои Серэнити, я рассказал ей все, что со мной приключилось после того, как меня волей Эмириус Клайн, Джеда Хартблада и Цхевы занесло в Гамбус. Великий инквизитор Иль Градо слушала молча, однако она не смогла сдержать вздоха, когда я поведал о поручении Привратника и о возможности ликвидировать действие Живой Воды. Когда я закончил свою повесть, Серэнити налила мне чашку обжигающего кофе и подала бутерброды, которые, наверно, ей принес служка на завтрак. Моя подруга свела указательные пальцы домиком и начала говорить:
– Моё сердце бьется с отрадой, узнав, что ты не умер. Никогда бы не думала, что скажу так, но так оно и есть. Теперь обо всём по очереди. В Ильварете нахожусь я и Дурнбад. Для Соединённого Королевства настали тёмные времена, и Алан Вельстрассен попросил меня, как примаса Братства Света, не возвращаться в Иль Градо и быть сейчас при нём. Помнишь ту орду живорезов в Великом Лесу, что мы видели с тобой у Мил’Саак? Она вырвалась из чащи и покатилась, но не сюда, в Ильварет, а в королевство Плавень. Лей Клинч, наместник Карака, лично возглавил рыцарей и раздавил нечисть у Сивой Гривы, однако… Что живорезам понадобилось в Плавене, мы так и не поняли. Их количество было так велико, что подобной ватаги, как поговаривают, не видели с дней Войны Пик. Нутром чув-ствую, что это далеко не последняя атака Хрипохора. Готовится что-то грандиозное, и сообщения из Клейменда тому доказательства. Ко всему этому неподалёку от кромки Великого Леса видели фигуру могучего демона, громадного и мускулистого… Как мне кажется, это их предводитель, но более подробной информации у меня нет. Это раз. Во–вторых, со смертью Тауруса Красного Палача все порталы исчезли с земель Соединённого Королевства, и это не может не радовать. В-третьих, гражданская война продолжается. На периферии Карака, в том же Роуче или Осприсе, о ней мало слышно, но на стыке провинций развернулись самые настоящие боевые действия. Керан ударил по Вельдзу, и наместник Вельдза, без согласования с короной ответил тем же. Многие тысячи жизней унесло к Всеотцу и в Бездну Назбраэля. Селения и города горят.
Серэнити привычно намотала на десницу амулет Ураха и пристально поглядела на меня своими светлыми глазами.
– Но это ещё не все. Самые кровопролитные стычки происходят между Иль Градо и мятежным Королевством Плавень. Королева Констанция Демей разрешила генералу Кирфу Маяну использовать все средства, какие у него есть. Полилась река крови, Шаттибраль. А между этим… Корона Света так и не была найдена, как и наследник королевства принц Фабиан. Ещё теперь твой Привратник со своим же-ланием…
– С одной стороны наседают живорезы, а с другой изменники.
– Именно так, Шаттибраль, именно так.
– Где я могу найти Дурнбада?
– Дурнбад осел в «Гордости Вара». Он принят там как герой Соединённого Коро-левства и высокопоставленный посланник Железных Гор.
Серэнити откинула белые струи волос за спину.
– Про твои сны и Укулукулуна. Сегодня вечером, перед сном я навещу тебя, и мы вместе поглядим на этого архонта. Я применю к тебе тоже средство, что и на Желез-ном Пути. Авось этой проблемой станет меньше.
– Где мне остановиться?
– У меня, – просто ответила Серэнити. – Так мне будет проще наблюдать за интригами паучьего ставленника.
– Хорошо! Спасибо! Я могу быть тебе чем-то полезен?
Серэнити улыбнулась.
– Многим; но пока отдохни и повидай Дурнбада. Я уверена, он себе бороду вырвет от радости, что брат по крови оказался целехонек. Я выпишу тебе бумагу, которая пропустит твою особу в «Гордость Вара».
Великий инквизитор Иль Градо черкнула что-то на пергаменте и подала мне, а потом поднялась с резного стула, не предусматривающего особого удобства.
– Меня ждут заботы, Шаттибраль. Встретимся вечером и ещё…
Серэнити открыла дверцу шкафчика и достала увесистый кошель.
– Тебе понадобится золото в городе. Держи и примени по нуждам.
– Спасибо, дорогая!
– Не называй меня так, отродье Тьмы!
Я засмеялся:
– Узнаю тебя, Серэнити, так ты больше на себя похожа.
– Иди давай, а не то я передумаю и подвешу тебя за ребро на стену.
Конечно, Серэнити так бы не поступила, и мне было приятно, что она шутит со мной в обычной своей манере.
– Уже лечу на всех парусах, – снова рассмеялся я.
Я вышел из Храма Ураха, окутанный теплотой приёма у Серэнити. Я соскучился по этой белобрысой воительнице со Злом, и сейчас, пообщавшись с ней, во мне пели вьюрки. Я перепрыгнул со ступеньки на ступеньку (моя признательность тебе Великий инквизитор, я вновь могу бегать) и оказался на площади Прихожанин. Моя дорога повела меня на гору, на которой высился «Гордость Вара». Его парапеты, переходы, башни, баллисты и зубчатые откосы, как и бастионные валы, гордо заявляли о неприступности и мощи.
Улицы заворачивались и переплетались. Я толкался в суете города, протискиваясь сквозь его заполненные людом кварталы. С разных сторон кричали:
– Свежая морковка, лучшая морковка, огромная и рыжая, как солнце перед зака-том!
- Подкую вашего коня за десять медяков, всего за десять!
– Не проходите мимо! в Доме Наслаждений Вайры вас покинут все неприятности и вы окунётесь в лоно любви!
– Подайте на пропитание, милостивые горожане! Молю, подайте во славу Ураха!
– Спою песню вам я, да, на многие счастливые года!
Пройдя сквозь переходы Беломраморного Форума и его торговую сутолоку, я начал взбираться на гору к «Гордости Вара». По пути мне встретился мрачный Ноклидан с его задумчивыми читателями, бродящими по округе с книжками и свитками или сидящими на ступеньках. Помахав библиотеке, словно старому другу, я вступил на огромную лестницу «Тысяча и Одна» и стал взбираться вверх. По-рожки, рябые и стертые, со многими выщербленами и вмятинами привели меня к двум башням-близнецам. Сутулый плечистый рыцарь в пластичном доспехе неспеша прочёл мою бумагу и махнул перчаткой, чтобы подняли решётку. Я прошёл по длинному мосту, который разверзся над сухим рвом, утыканным кольями, и перебрался во внутренний двор. Здесь я бывал несколько раз, и посему без труда наметил дорогу к донжону, стиснутому стройными и высокими башнями. В холле «Гордости Вара» мальчишка-паж спросил, к кому я иду на аудиенцию, и я ответил: «К храброму гному». Мальчик поманил меня за собой. Дурнбада я углядел сразу. Он сидел на пуфиках в широком кресле, соразмерном его внушительной «пятой точке». Дурнбад был окружён знатными людьми и дамами Ильварета. Он обедал. Звучно вгрызаясь в куриную ножку и запивая её вином, мой любимый гном громогласно хохотал. Я стал у стола и, улыбаясь, стал слушать, как Дурнбад пересказывал нашу битву близ Эльпота.
«… У него рога, что твои руки. Я наклонился к Джизи, шепнул ему, моему снежному барсу, куда нестись надо. Джизи парень н глупый был, смекнул, что почём, да и побежал на этого Тауруса быстрее быстрого. Тут что произошло! Вытянул я брата по крови из рук Смертушки! Отвел от него длань Владыки Гор! Вот этим своим молотом, агась, ка-а-ак вдарил по макушке плешивой того козла, а потом все – как в тумане! Помню только вспышку огненную, да как Калеб грозно с посохом идёт на эту образину, мечом своим потрясывая, а я…»
– А ты стоял и пялился на меня, как сова на новый день, – подсказал я, выходя из тени.
Надо было видеть глаза Дурнбада, когда он разглядел мою фигуру среди снующей челяди. Гном вскочил с кресла, перевернув снедь, и кинулся ко мне. Заключив меня в железные объятия, он прогремел:
– Горы и недра! Владыка Гор, ты ли услышал мои воззвания! Брат по крови! Это ты!
Мои ребра так трещали, что я не мог произнести ни звука.
– Калеб, бездна тебя разбери! Ты, вот он ты! Ты тут! Чтобы у меня все волосы в бороде выпали!
– Да, мой родной! – отвечал я с теплой улыбкой, когда гном, наконец, разжал свои тиски. – Я скучал по тебе!
– Иди, садись за стол!
Гном вытащил какого–то рафинированного лорда с его места и усадил меня ря-дышком.
 – Рассказывай!
И я рассказал. О Гамбусе, о Привратнике, об Отражателе, Фарганорфе, Первородном Соблазне и Укулукулуне. Я говорил о тех приключениях, что мне выпали намедни и о тех, что еще, возможно, у меня (нас) случатся.
– Паучий король, значит! Кишка у него тонка, выйти он один на один! Да хоть бы и со мной! Я бы показал ему, где снежные барсы себе хвосты чешут!
– Эта проблема одна из многих, – напомнил я Дурнбаду.
– Знаю! Знаю! Эмилия эта твоя! Ой, да ладно такую гримасу корчить! Я сразу смекнул, что она тебе нравится! Ушла, значит, она, а я с Серэнити остался, да! Нужен ей тут друг этой нашей защитнице Светлого Бога! А у твоей Грэкхольм вампир есть!
– Я благодарен, что ты не покинул Серэнити и не подался в Железные Горы. Ей необходимо… мужское плечо.
– То то же! Я и сам все знаю! Давай выпьем за твоё возвращение! И это, давай, показывай квазальд! Нет, ну ты подумай! Квазальд у меня под носом!
– Только по маленькой, – вновь улыбнулся я, вынимая свёрток из сумки. – День–деньской на дворе!
– Тут неййли–пеййли нет, а вот вино в Ильварете – класс! – ответствовал гном, наливая мне кубок, а затем бережно принимая у меня металл.
Могу сказать, что тот первый день моего знакомства с Зарамзаратом практически повторился вновь – в том смысле, что мне было весело, а не то, что я наклюкался. Я пил и закусывал. Сухое и полусладкое, сладкое и совсем сахарное. Мы трещали с Дурнбадом о жизни, обнимались, пели песни и вспоминали совместные приключе-ния. Я порядком захмелел. Желая сбросить с себя тяготы минувших дней, я растворился в дружеской компании милого мне гнома. Мы смеялись, мерились силой на руках, и Дурнбад играючи повалил меня все три раза - не чета я Грешему, с которым он возился добрых десять минут; пели песни. К вечеру я так умаялся и нахохотался, что еле открывал и закрывал глаза. Меня клонило в сон. Дурнбад вызвался проводить меня до покоев Серэнити.
– Ты мог бы заночевать у меня, брат по крови, но надо тебе со светлой нашей жрицей увидиться. Ага, надо Укулуку, сломишь его об вагонетку ногу, не выговоришь, выгнать из твоих снов.
– Очень надеюсь, что так и произойдёт, – искренне согласился я.
Мы вышли из замка и потопали по «Тысяча и Одной» вниз. Сумерки заходящего дня создавали причудливые тени. Запахи костров и пряностей, перемешивающихся с ароматами цветов и Ририий, щекотали мне ноздри. Я чихнул и улыбнулся гному. В половину меня, крепкий, как тысячелетний камень, сильный и храбрый – вот он, мой друг! С ним мне не страшна никакая сеча и никакой враг! Я потрепал старейшину войны по лохматой голове, на что услышал:
 – Попридержи свои перчатки, наглый человечишка! Я тебе не абы кто! Я высокорождённый! Дурнбад из рода Надургх! Нечего меня тормошить!
Дойдя до храма Ураха, мы распрощались. Когда Дурнбад стал возвращаться в «Гордость Вара», его доспех засеребрился, как будто впитывая в себя свет восходящей луны. Я помахал ему в спину и постучал в ворота. Меня впустили и без лишних разговоров отвели в келью Серэнити. На месте её не было. Чтобы скоротать время в ожидании подруги, я принялся рассматривать её жилище. Скромное и аскетичное – я так охарактеризую его. Кровать (рядом поставили вторую, видимо, для меня) чистая и аккуратно убранная, пряталась за балдахином, рабочий стол с кипой бумаги, тройка навесных полок, забитых всяким барахлом, комод, пару горшков с цветами, шкаф с одеждой. Я поднёс к носу флакончик с духами. М-м-м! Душисто! Снурф бы точно оценил! Эх, где ты мой маленький, верный таракан! Надеюсь, Эмилия не даёт тебе голодать!
 – Если их долго держать открытыми, они заполнят собою всю комнату, – произ-несла Серэнити почти в самое моё ухо.
Великий инквизитор забрала у меня флакон и плотно закрыла его колпачком.
– Твои духи действительно стойкие.
– Это единственная роскошь, которую я себе позволяю.
Серэнити отстегнула белый плащ и повесила его на крючок. Сняв латные перчатки, она устало вздохнула.
– У меня был тяжелый день, и он ещё не закончен.
– Мы будем… Встречаться с Укулукулуном? Или… может, потом?
Моя светлоголовая подруга потёрла виски.
– Я обещала тебе сегодня. Значит сегодня. Ложись на свою кровать. Вон она.
Я послушно лег.
– Нет. Давай раздевайся.
– При тебе?
– Что тебя смущает? – вскинула бровь Серэнити.
– Хотя бы ты!
– Мне нужно, чтобы твоё тело охладилось. Так проще создать контакт, – промолвила Великий инквизитор, распахивая настежь окно. – На Железном Пути, в глубине гор, было нежарко, как ты помнишь, поэтому мне не надо было просить тебя об этом.
– Хорошо, как скажешь, – кивнул я, раздеваясь.
оставшись перед Серэнити в нижнем белье, я чувствовал себя скованно, но… Так уж мне велели. Я вновь умостился на койке.
– Выпрямся и расслабься, – тихо проговорила Серэнити, накрывая мне глаза своей ладонью.
Я слышал, как ветер колышет шторы. Его дуновение остужало меня. Прохлада… На лоб мне опустился амулет Ураха – волнистая звезда, украшенная соцветиями и мелкими камушками.
– Ты засыпаешь… Ты проваливаешься в забытье… Ты уже спишь… – тихо и монотонно запела Серэнити где-то рядом.
Я куда–то падал… Свет струился… Неподалеку и во мне самом … Я очнулся возле древнего и замшелого алтаря Ураха, находящегося в кругу мегалитов с выдолбленной на них затейливой резьбой. Солнце вовсю лилось с абсолютно голубого неба. Серэнити, ослепительная и грациозно красивая, запрокинула голову ввысь. На ней ладно сидел отполированный зубчатый шлем, а торс защищала изумительная кольчуга, сотканная из маленьких частиц чистого сияния.
– Сейчас мы на моей территории, – тихо сказала Серэнити. – Тут господин всего – Всеотец. Это его место в моём сердце. Посмотрим, осмелиться ли Укулукулун су-нуться сюда. Если он придёт – я дам ему бой и попробую выстоять. А если ему не хватит сил пробраться сквозь оболочку моих чар, то боятся тебе больше будет нечего, так как я заточу тут все твои сновидения.
– План хороший, – отозвался я.
Умиротворение, которое исходило из окружающей меня действительности, изгоняло мои страхи и заталкивало их далеко на задворки восприятия. Я ощущал себя под защитой. Под взором и любовью Ураха.
– Ты готов?
– Да.
– Тогда начнём.
– Укулукулун! – громогласно крикнула Серэнити ввысь. – Укулукулун Тобольдо! Грязное отрепье Тьмы! Я взываю к тебе и вызываю тебя на сражение за душу Калеба! Услышь меня! Так говорю я, Серэнити, великий инквизитор Иль Градо, примас Братства Света и помазанница Ураха! Приди и отведай могущества Света!
И он услышал. И он пришёл. Без вспышек. Без феерического представления, как раньше. Он просто появился за валуном. Его костный доспех плотно облегал тело, а паучья корона как влитая сидела на длинноволосом челе. Его удивительно правильные, словно резные черты лица, украшала плотоядная и злобная ухмылка. Медленно ступая по травяному настилу, Укулукулун приближался к Серэнити, совершенно не обращая на меня внимания– я был за её абсолютно прямой спиной. Великий инквизитор подняла свою булаву и выставила вперёд щит. У архонта же оружия в руках не было. Оценивающе оглядев мою подругу, он расхохотался издевательским смехом.
– Девочка, ты даже не представляешь, какие силы ты призвала на свою глупую головку! Отойди в сторону и я, так и быть, пощажу тебя. Мне нужен он, а не ты.
Я отклонился, чтобы увидеть лицо Серэнити. Оно было непоколебимым, непроницаемым, безбоязненным и волевым.
– Попробуй взять его, если сможешь.
– Неужели ты вообразила, что я стану играть в твои игры? – осклабился Укулуку-лун, делая новый шаг по направлению к Великому инквизитору.
Действо его явно забавляло.
– Дурашка. Смотри!
Укулукулун хлопнул в ладоши, и в моих моментально налившихся свинцом руках, стала проявляться шкатулка и фасетчатый ключ. Синева небосвода обзавелась угольными тучами. Дождь забарабанил по мегалитам и потёк ручьями по их выбоинам. В алтарь Ураха ударила молния. Она расколола его напополам и наполнила нездоровым рыжим свечением. Паутинные занавески опали с деревьев, приютившихся чуть поодаль нас. От благолепной и живописной обстановки, которой изначально был окутан мой сон, не осталось ничего. Дым и копоть пробились сквозь почву и наполнили воздух смрадом. Я закашлялся… Но Серэнити не дрогнула, не поменяла своего сурового вида.
– Тебе ли, женщина, выставлять против меня свои жалкие иллюзии!
Путаница обжигала мои пальцы. Безобразная окантовка шкатулки, вкупе с плеши-выми завитками иероглифов на крышке, и мерзопакостная замочная скважина заставляли меня дрожать от одного её вида. На моей обнажённой груди постепенно проступал молочно–белый знак – знак Испытания и Предопределения, вынесенного Восьмой из Колеса Девяносто Девяти, Вседержителем Рифф. (Меня оглушила истина, что Таурус Красный Палач из Десницы Девяносто Девяти Спиц, был ни кем иным, как знаменосцем Вседержителей. Колесо Девяносто Девяти – это девяносто девять Богов, познавших себя в Гамбусе после Большого Взрыва, и сотая среди них Смерть – царица Над Всем.)
– Ты умеешь только погоду портить или ещё что–то? – насмешливо осведомилась Серэнити.
– Дерзость. Она вдохновляет, – хмыкнул Укулукулун, извлекая из ниоткуда длин-ный меч и алебастровый щит в алмазах. – Ну же, покажи мне, из чего ты сделана, дитя!
Первый, ленивый удар Укулукулуна угодил в легендарный артефакт Нолда Тёмного. Сноп искр, взъярившихся от соприкосновения оружия и щита, обожгли мне сетчатку оранжевым всполохом. Архонт стал обходить Серэнити, пробуя её оборону. Великий инквизитор блокировала все атаки и в отместку посылала свои, которые, правда, не могли достичь своей цели. Как и прежде, я увидел, насколько гениален Укулукулун в военном ремесле. Все попытки пронять его защиту захлебывались. Серэнити согнула колено и провела ряд боевых приемов: булава рубанула крест–накрест, а щит прижался к боку. Затем снова так же, но под другим углом. Укулукулун уклонился и издевательски, будто потешался, стукнул Серэнити эфесом клинка в скулу. Кровь выступила на разбитых губах. Щелчок, наскок, замах, удар, шаг в сторону, удар, и два вперёд, скрещение булатов, подсечка, наскок.
– Простофиля Бракарабрад из плешивой Серебряной Росы, и тот был более прытким, – сказал мне Укулукулун как бы между прочим. – Эта твоя новая хлопотунья меня утомляет.
Архонт сделал неуловимый выверт мечом, и на щеке Серэнити показалась алая полоска. Белую рясу окропили бордовые капли. Великий инквизитор стиснула зубы и, вложив в тычок булавы все свои силы, огрела хмыкающего Укулукулуна по бедру. Костный доспех треснул, издав противный хруст. Больше архонт не улыбался. Он боднул Серэнити щитом, а затем навалился на неё, атакуя яростно и резко. Сталь секлась. Увечья получали оба. У Серэнити был прорезан живот и запястье, у Укулукулуна, в дополнение к поврежденному бедру нарисовалась вмятина на шлем–короне и на колене. Пока Белое и Черное, Доброе и Злое противоборствовали, из Путаницы, приоткрывшей свои створки, послышался голос отшельника Серебряной Росы:
– Противопоставь ему себя, Калеб, иначе твоя подруга погибнет… Случись так… Смерть её станет настоящей… Она не очнётся…
– Каким образом?!
– Используй Путаницу. Путаница – это мощь Рифф… Огради ею Серэнити и се-бя…
– Но…
– Быстрее!
Я сосредоточил мысли на чудовищной шкатулке…
– Призови Рифф… Поклонись Ей…
Я не хотел этого делать. Не желал. Но видя, как Серэнити получила очередное увечье, я взмолился:
– Рифф, могущественная и Первая среди Первых, я склоняюсь перед Тобой. Перед Твоим Замыслом и Испытанием. Дай мне доказать, что я чего-то стою, и что Твой выбор относительно меня был судьбоносным.
Путаница зарделась, и как бы в ответ на мою просьбу изрыгнула из своего чрева полупрозрачную сеточку с крошечными паучками. Белесое покрывало взметнулось и, врезавшись в Укулукулуна, опрокинула того навзничь. Воспользовавшись этим Серэнити, тяжело дыша, опрокинула булаву на венценосный висок архонта. Бзаццц… Укулукулун ойкнул и, залившись кровью, зарябил и пропал.
– Возвращаемся… – выдохнула Великий инквизитор.
Мир закрутился, и мы вновь оказались в опочивальни Серэнити. Я все так же ле-жал, весь в поту, а моя подруга, бледнее мела, стискивала пальцами амулет Ураха.
– Я звала Всеотца… звала Его всем своим естеством побороть Этого… Эту Пакость… но Он не пришёл… И я не смогла… не смогу… Твой враг… Укулукулун могущественнее меня… – пролепетала Серэнити. – Нас спасла удача…
– Что мне теперь делать? – шёпотом спросил я. – В следующий раз, когда тебя не будет… Укулукулун сломает меня. Если только…
– Если только, что? А эта сеть? Откуда она взялась?
– Я обратился за помощью к госпоже Укулукулуна и инициатору всего этого дей-ства… к Рифф.
– Ты пообещал ей служить?
– Я… Да, я сказал, что принимаю Её волю и Её Испытание…
– Плохи наши дела, – поникла Серэнити. – Ты понимаешь, почему?
– Более, чем…
– Нет, не понимаешь. По хроникам Братства Света Рифф и её культ – Дом Шелка хорошо известны мне. Согласившись на условия тлетворного божества, ты негласно подписал договор, который развязал Рифф руки… Сейчас, после твоего метафоричного коленопреклонения, твоё тело и твой разум стали вместилищем Её тёмной магии. Великой Порчи. Теперь, скорее всего, я не смогу пробраться в твои сны…
– Но ты попробуешь?!
– Да. И я, и, если не получится у меня… Я попрошу Алана Вельстрассена… Если уж он не сможет помочь, то…
Серэнити измождённо опустилась на кровать.
– То ты будешь в беде.
Моя подруга нахмурилась, глядя на моё осунувшееся лицо.
– Не отчаивайся. Ты нашёл для меня квазальд, а я отыщу способ, как противостоять Укулукулуну.
– Его надо победить в Анкарахаде. Так мне сказал арахнид из моего первого сна.
– Ты должен попасть в неё? В эту страну?
– Да, Путаница откроет себя после трех оборотов.
– Я видела ту шкатулку в твоих руках. О ней речь?
– И снова да.
Серэнити сжала губы в тонкую линию.
– Думаю, сегодня тебя Укулукулун больше не побеспокоит, поэтому постарайся заснуть. Завтра я пойду к Алану Вельстрассену, и если у него будет на меня время, то я поведаю ему обо всем, что случилось сегодня ночью.
Серэнити измождённо перебралась на свою кровать и, уже лёжа, стянула с себя рясу, оставшись в белых колготах и сорочке. Её руки от плеч по запясть, покрывали удивительные символы. Моя дорогая подруга как-то сказала мне, что то есть отметины Ураха, но я (по своим соображениям и по полунамекам Петраковель) думал иначе – они – пятна Хрипохора. Это Из-за них Серэнити такая сильная. Я смотрел на синие, геометрически правильные узоры великого инквизитор,а пока сон вновь не одолел меня.
Я проснулся рано, но Серэнити уже не было в покоях. Записка в моём сапоге гла-сила: «Прелат понтифика Братства Света наметил нам аудиенцию на девятнадцать часов. Не опаздывай. Жду тебя без пятнадцати семь. С.»
Я буду тут ещё раньше. Как за мной, излишне пунктуальным, всегда и водится.
Холодная яичница, ломтики бекона, остывший чай и ломоть черного хлеба ждали меня на столе. Я потер щёки, оделся и сел завтракать. Еда ложилась в желудок абы как, и поэтому, боясь, что она во мне не удержится, я отложил трапезу на потом. У меня намечалось одно неотложное дело. Мне необходимо было наведаться в Грэкхелькхом. Это старое родовое гнездо – целое поместье внутри обширного Ильварета – издавна принадлежало семейству Грэкхольмов. Много веков как нет родителей Эмилии. Отца её я никогда не видел, а мать – мельком, и то пару раз. Зато одну особу мне довелось лицезреть несколько чаще… Не лежит мне сердце переться в Грэкхелькхом, ой, не лежит. Однако… там я смогу найти (возможно, но я не уверен!) зацепку, куда Эмилия и Грешем могли направиться в поисках осколков Светочи.
Приладив меч на пояс, пригладив волосы, жеманно улыбнувшись в зеркало, я по-кинул опочивальню и потопал из Храма Ураха. Отдалившись от Прихожанина с его неиссякаемым потоком мирян, я завернул на Каскадную улицу. Потом вышел к про-спекту Столпов и дальше, через Беломраморный Форум – к переулкам ремесленни-ков. Обойдя по дуге ширь, состоящую из трехэтажных зданий, плотно прилегающих друг к другу стенами, я направился по алее Зоркая Птица, пока она не вывела меня к калитке огромного особняка. Никем не охраняемая, она пропустила меня во фруктовый сад. Сейчас плодов в нем я не заметил, но летом их тут будет не сосчитать. Вот и он – Грэкхелькхом.
Нервно сняв перчатки, я сжал и разжал пальцы, после чего постучал дверным мо-лоточком. Мне открыли буквально через минуту. Молодая служанка в переднике и чепце.
– Доброе утро. Я – Калеб Шаттибраль. Могу ли я видеть леди Настурцию Грэк-хольм?
– Госпожа ушла в «Гордость Вара», милорд. Могу я передать…
– Нет, нет, – поспешно ответил я. – Я сам её отыщу. Всего хорошего.
Путь от Грэкхелькхома до «Гордости Вар»а занял у меня не меньше полутора ча-сов. Особенно меня порадовала «Тысяча и Одн»а. Я аж вспотел, пока поднимался по лестнице. Зато её удобно оборонять. Везде есть свои плюсы и минусы.
Я прошел по подвесному мосту и оказался в замке. Коридор из пустых рыцарских доспехов… так, тут налево, а потом напрямик, к галерее. Я точно знал, куда мне надо идти… Бывал уже тут как–то… Дубовая дверь с пентаграммой. Да, она мне и нужна. Я приложился к ней кулаком. Бум! Бум! Бум! Скрип петель… Она. Я смотрел на неё, а она глядела на меня. Лицо Эмилии (точная её копия), но человек, коему оно принадлежало, был совсем другим. Настурция Грэкхольм, придворная колдунья Ильварета, родная сестра-близнец моей самой близкой и любимой подруги буравила меня ненавидящим взором глаз–изумрудов. И с каждой секундой, проведенной нами в молчании, он становился все более зловещим.
– Ты…
– Я.
– Убирайся прочь!
– Нет.
Настурция сделала над собой усилия. Она явно хотела ударить меня, но сдержа-лась.
– Говори, что тебе нужно и проваливай!
– Я хочу знать, куда пошла Эмилия.
– Мне нет дела до твоей Эмилии!
– Это неправда. Великий инквизитор Иль Градо сказала мне, что Эмилия приходила к тебе. Скорее всего, хотела посоветоваться, куда ей идти дальше. Ты же её видела…
– Видела. Это ты виноват, что она стала такой.
– Это правда. Мой проступок лишил её дома в Лунном Лесу и повлек за мной…
Настурция попыталась закрыть передо мной дверь, но я вставил сапог в щель.
– Я тебе сейчас его сожгу! – недвусмысленно воспламеняя на ладони шар Огня, предупредила меня Настурция.
– Просто скажи, куда она пошла, и я тебя больше не побеспокою.
– Я не знаю и знать не хочу! Все!
Я отпрянул и вовремя. Магическая сфера, пущенная Настурцией, едва не обуглила мне бедро.
Из-за двери послышался голос:
– Я тебя ненавижу, Шаттибраль, ненавижу всеми фибрами души!
– Другого ответа я и не ждал…
Я повернулся на каблуках и побрёл прочь. К Дурнбаду, наверное, да, пойду к нему… Пока я шел по ветвистым переходам «Гордости Вара», мною владели воспо-минания. Эмилия и Настурция в детстве были не-разлей- вода – так мне всегда гово-рила моя подруга. Обе они стали выдающимися чаровательницами. Эмилия отточила свои навыки в Алхимикус Деторум, а Настурция – в Магика Элептерум. Две красавицы, две умницы и… однажды смертельно поругались и воспылали ненавистью друг к другу.
Тот день… да, я его не забуду. Я, Эмилия и Настурция отдыхали в тени вяза в Шальхе. Жаркое лето, прохладный сидр, спелые сливы… Они спорили о каком–то человеке, не называя его имени. Настурция уверяла, что он должен быть с ней, а Эмилия горячо оспаривала это, говоря, что он ей не пара. В конце концов, споры начались не шуточные. Видимо, Настурция Грэкхольм влюбилась в кого-то, что категорически не понравилось Эмилии. Эмилия так и заявила: «Если ты уведешь его от той, которой он дороже сердца, ты перестанешь мне быть сестрой, потому что поступишь подло. Ты знаешь, о ком я говорю». На что Настурция ответила: «Он с ней, только он ещё не в курсе, что должен быть со мной!». Они так долго препирались, что я немного прикрикнул на Настурцию (уж слишком она наседала на Эмилию, а Эмилия все–таки – мой самый близкий друг). Настурция после этого аж взбеленилась. Уж не понимаю, почему. Она прокричала: «Ты всегда с ней заодно! Всегда её во всем выгораживаешь! Всегда всё мне портишь! (чем я хоть что-то ей портил?!) Видеть вас обоих не желаю! Никогда!» И впрямь после этой ссоры отношения между сестрами стали холоднее льда, а ко мне уж как относиться Настурция начала, ну как – так же, как было сказано мне пару секунд назад. Дурацкая, конечно, ситуация, но Настурция Грэкхольм – упертая и раз решила меня ненавидеть, так и ненавидит по сию пору. Вот, ведь, девушки…
Не солоно хлебавши, я побрёл по громадному замку «Гордость Вар»а. Встречаемые мною знатные персоны и слуги не обращали на меня никакого внимания. Завернув за угол, я оказался в музейной анфиладе. Там комнатка, тут комнатка, а напротив их товарки. Каждая из них содержала в себе какие–то диковинки, запертые под стеклянными крышками ящиков. Задумчиво разглядывая тяжелую золотую подвеску, принадлежащую некогда самому Вару, я ойкнул, когда мимо промчалась свора дворцовых собак. В Иль Градо хвостатых держат на псарне и не пускают бродить по замку, тут же – дело иное. Наместники Карака всегда питали любовь к пёселям и давали им носиться по своим покоям.
Дурнбада я не отыскал. Он ушел куда–то из замка, а куда, мальчик-паж, который был закреплён прислуживать гному, сказать мне не смог. Поэтому я решил пообедать в общей гостиной, а потом вернуться в покои Серэнити. А больше некуда. Своего пристанища в Ильварете я не имел.
Я вышел из замка.
Рядом прогромыхала повозка, груженная всяческими диковинками, за ней ещё одна, потом ещё, ещё и ещё… Приятно осознавать, что хоть в Соединённом Королевстве и идёт война, но товарооборот не иссяк. Посторонившись, я пропустил вперёд двух девушек с корзинами, полными ягод. Мальчишки смеялись, кузнецы били молотами по наковальням, в кабачках и погребках слышались застольные песни. Из портового района тянуло запахом реки… Толстая крыса выглянула из мусорного ящика. Пошевелив усиками, она сочла меня непредставляющим опасности и вновь занялась своими делами в недрах выкинутого хлама.
Суета Ильварета, пульс его жизни благотворно сказывались на моём настроении.
Без лишних разговоров меня пропустили в крыло Инквизиции (скорее всего, Серэнити распорядилась, чтобы мне не задавали лишних вопросов). Не то чтобы мне нравилось место, где меня поселила моя подруга. Но я немного нервничал от того, что рядом со мной снуют вездесущие инквизиторы.
– Шаттибраль!
Меня схватили за рукав мантии и бесцеремонно развернули на девяносто градусов. Белая ряса, как и у Серэнити, изогнутый серповидный посох с навершием в виде звезды Ураха. Я посмотрел на лицо: всё в оспинах, кривой длинный нос, густые брови и копна смоляных волос над чрезмерно оттопыренными ушами.
– Не имею чести быть знакомым, – отозвался я, мягко высвобождая рукав из лат-ных перчаток.
– Великий инквизитор Карака, Зенобий.
– Мне очень приятно…
– Мне же – нет. Серэнити привела тебя в святая святых, уверяя, что ты – наш спа-ситель… Я уважаю сестру, но знай, я смотрю за тобой. Ты – черный маг и не соверши ты своих подвигов, я бы сжег тебя на Прихожанине.
– Хорошо, что я все–таки их совершил, не так ли?
– Бесспорно.
Зенобий сжал зубы, похрустел ими, после чего изрёк:
– Иди. Пока на этом всё.
– Спасибо, что отпустили, ваше сиятельство.
Ну вот, ещё какой-то Зенобий нарисовался. А куда без него? Он тут – главная шишка в Ордене Инквизиции. Если я дам ему повод, заступничество Серэнити будет значить немного. Я на чужой территории (да к тому же еще и коротаю ночи здесь!). Буду осторожным. Ох, забавно все это, забавно.
Оказавшись в опочивальне Серэнити, я взял чистый лист пергамента и окунул перо в чернильницу. Я хотел написать письмо Бертрану Валуа. Начав с короткого приветствия, я по пунктам расписал историю Великого инквизитора Иль Градо и Живой Воды. Перечертив зашифрованный наговор на бумагу, я попросил Бертрана как можно скорее его перевести и с птицей послать мне. О себе я ничего не присовокупил: «Обо мне при личной встрече».
Запечатав конверт, я отправился к воронятне, что приютила свои крыши во внутреннем дворике Храма Ураха. Прыщавый паренек лет семнадцати выслушав, что мне необходима пернатая, способная долететь до Магика Элептерум, нахмурился.
– Есть у нас один ворон… Старый, как кости моего дедули, что уже давненько стынут в могиле. Он когда–то помнил дорогу в Свихнувшуюся Башню.
– Дед или ворон помнил?
- И тот, и другой. Но ворон пока еще жив, а дед уже как пятнадцать лет пьет пиво в обнимку с женой Назбраэля.
– Пошли ворона, авось долетит.
– Точно не деда? – расхохотался паренек.
– Давай не будем отрывать твоего предка от пива и чужих жен, - улыбнулся я. – Пусть уж ворон.
– Как прикажете, милорд.
До девятнадцати часов оставалось ещё два, и я захотел провести их с книжкой. Топ, топ, топ, и снова в город… В архивы Братства Света меня бы не пустили, даже если бы я попросил именем Великого инквизитора Иль Градо, поэтому моей целью стал Ноклидан. Ещё издали я увидел его сечённые колонны и треугольный навес над ними. Я поднялся по порожкам и зашёл в холл. Широкая стойка, а за ней книжные шкафы, тянущиеся вдаль… Я кинул управителю библиотеки пару медяков из кошелька, выданного мне Серэнити. Тут за вход надо платить – так–то!
Побродив туда–сюда по залу, я вытянул с полки книгу об Узле Благополучия. Удобно устроившись в низеньком креслице в тени разросшегося физалиса я принялся перебирать страницы. Сама по себе литература о водных артериях меня всегда пленяла, а тут Узел Благополучия… Вообще нам неизвестно, впадают ли в него реки, убегая куда-то вглубь земли, или это просто место, где они встречаются и, пересекаясь, текут дальше. Ходит молва, которую проверить (или опровергнуть) нельзя, что Узел Благополучия – это гигантская впадина, засасывающая в себя все воды Мира. Вроде как иногд, при спокойной погоде на переливчатой глади Узла Благополучия можно разглядеть едва заметный водоворот. Поговаривают, что он есть не что иное, как верхушка того водоворота, что многими милями ниже втягивает в себя всё и вся. Была одна легенда о моряке Идукле. Вроде как его корабль проплывал как раз над одним из таких пузырящихся водоворотов и тут, вжух, магия–стихия! Судно Идукла завертелось в тысячу раз быстрее и его уволокло на самое дно Узла Благополучия. По каким–то противоественным причинам Идукл не захлебнулся и мог дышать, как бы попав в воздушный карман. Долго опускался испуганный моряк на самое дно Узла Благополучия, а когда достиг его, то увидел распахнутые двери, уволакивающие в себя водоросли, камешки и пузыри. Когда корабль Идукла потащило к вратам, послышался загробный голос: «Нет, тебе нельзя сюда». Идукла вместе с его судном что-то толкнуло, и он невредимый, был выкинут обратно - на поверхность Узла Благополучия. Как по мне, легенда не хуже прочих.
Отложив книгу, я взял другую, также посвящённую достопримечательности нынешнего Королевства Плавень. Она повествовала о Яме Сибиллы. Это – огромная трещина, приютившаяся между двух отрогов Пироманта и Сводника. Кривая, узкая и с неровным сводом, Яма Сибиллы имеет порожки, которые ведут так глубоко, что по преданиям, по ним можно добраться до царства Назбраэля. Так это или не так, но вот завывания, что порой доносятся из недр Ямы Сибиллы, заставляют, как говорят, кровь стынуть, а жилы вытягиваться в тугие веревки. Яма Сибиллы и Альтараксис – река, несущая свою красную влагу в утробу Бездны Душ, схожи между собой возможностью «сакрального перехода» из нашей юдоли в хлябь Назбраэля. Если в Мир Света попасть, не умерев, не получится, то, как уверяют «знатоки» в Мир Тьмы – вполне допустимо. В пыльных томах говорится следующее: «тех, кто живым отважится предстать перед Назбраэлем, Владыка Ночи одаривает своей черной милостью. Назбраэль показывает герою свои владения: камеры пыток, огненные, непрестанно бьющие ввысь столбы, клетки у серной дороги, мертвецов и свой Трон Праха – безобразный стул, сотканный из плоти и экстрактов душ. Когда экскурсия подходит к концу, Назбраэль спрашивает: «Служение или Смерть». И этот выбор ужасен, потому что если согласиться на «Служение», то Назбраэль овладевает телом несчастного и ходит в нем по долам Королевств, склоняя к Тьме всех, кого встретит. «Смерть» же подразумевает собою стать частью Трона Праха, чтобы вечно ощущать на себе груз Чистого Зла». Такие дела.
Я поднялся и рпотянул руку за другой книжкой. «Говорящие Менгиры». О, тоже из Плавеня! Они тут все как на подбор стоят – чудеса центральной провинции, пардон, королевства. Никак не могу привыкнуть к новому статусу Плавеня. Я постучал пальцем по корешку фолианта, а затем открыл оглавление. Так, главы, главы, главы… В целом–то я все знаю о Говорящих Менгирах, но недурно вспом-нить позабытые мелочи. Говорящие Менгиры – это ряд истуканов, похожих на раскоряченные каменные идолы Хрипохора. Только от них не веет этим всепоглощающим насилием и безумной жестокостью. Говорящие Менгиры – монолиты с выдолбленными на них ликами (карикатурными и немного сардоническими). Они были найдены первыми праотцами человечества ещё на заре эпох. Фантастичности или какой-то силы в них нет никакой, и они, в принципе, ничем не примечательны, за исключением одного. Если дунуть в ушную раковину Менгира, из его рта раздастся звук «Бонум». Перейдя к другому Менгиру и проделав с его ухом тоже самое, послышаться уже иной звук «Омниум», и так можно упражняться довольно долго. Каждый раз Менгир скажет единственное новое слово. Потом получиться что-нибудь вроде «бонум про омнибус нихил» или «не куис скандализетур» и так далее. Как заявляет монография «Наши предки Менгиры», то, что слышит человек – это некое послание древней расы, которая жила на земле Плавеня за тысячелетия до прихода людей. Сам я неоднократно дышал в уши Менгиров и слышал, что они отвечают, однако, как и с Отуманивателями Туманной Пляски, не разгадал, в чем их секрет.
Я пощупал ногой пол. Обычно под пяткой у меня, когда я предаюсь литературе, всегда сопит Снурф. Я печально вздохнул. Я скучал по своему проказнику и любимчику, таракану–непоседе.
Время на часах, примостившихся между щитами с гербом Карака, застыло на от-метке 18.20. Пора обратно в Храм Ураха.
Воротив книжки на их прежние места, я подался из Ноклидана наружу. Улица, улица, вязанка проулков, красная кирпичная колея, палисадник, Прихожанин.
Когда я вошел в покои Серэнити, она уже была там:
– Хорошо, что ты всегда приходишь вовремя. Нам пора.
Великий инквизитор повела меня на самую верхушку пирамидального Храма. Чем больше мы проходили ступенек, тем больше зажжённых свечей мне попадалось на пути. Они ютились в подставках у образов с Ликами Всеотца, на торшерах и в ризницах. Кристаллические люстры, витражи из ляпис–лазури и рассыпанные всюду лепестки цветов, – все это выглядело очень красиво. Ладанки на постаментах исторгали из себя клубы благовоний и чарующего сиреневого дыма. Я нагнулся к позолоченной раковине, чтобы посмотреть, что за розовая вода в ней плещется, но Серэнити молча поволокла меня дальше. Когда мы оказались над куполом Храма, я предстал перед самым внушительным и великолепным изваянием Ураха, которое, когда-либо видел – сложенное из одних мускулов, оно имело голову в виде огня. Под статуей Ураха высотой не менее двадцати футов сидел старичок с совершенно белыми волосами.
– Алан Вельстрассен? – почтительно спросил я.
– Нет, – хмыкнул дедушка. – Я его прелат. Семви Тарт.
Обратив взор выцветших голубых глаз на Серэнити, Семви Тарт промолвил:
– Понтифик вместе с Зенобием и другими братьями и сестрами ожидают вас в Чертогах Совещания.
– Спасибо, прелат, – ответила Серэнити, увлекая меня куда–то в сторону.
Толкнув разукрашенные двери, мы с Великим инквизитором оказались в просторном холле с кругом сидений, которые почти все были заняты. Следом за нами вошел престарелый Семви Тарт. Он закрыл створы, и я оказался среди духовенства Карака. Смотрели на меня по–разному. Кто–то оценивающе, кто–то пристально, а кто–то открыто враждебно. Удивляться, впрочем, нечему. Только в одном лице я прочитал радушие. Оно принадлежало морщинистому, однако, крепкому на свои года мужчине. На его ладонях, обращённых вверх, тускло поблескивали две синие звезды. Он заговорил:
– Калеб Шаттибраль, Маг Смерти и одновременно Ревнитель Равновесия и Жизни. Я многое знаю о тебе. Проходи и садись. Я понтифик Братства Света.
Я сел подле Алана Вельстрассена. Рядом умостилась прямая, как стрела, Серэнити.
– Примас Братства Света рассказала мне о твоих подвигах, и потому сейчас, перед всем приходом Карака, я говорю: (тут Алан Вельстрассен встал):
 – Калеб Шаттибраль более не считается целью Света. Я, Алан Вельстрассен – понтифик Братства Света, отменяю всякую охоту за ним. Буде то Ордена Инквизиции, Ордена Войны или любого другого Ордена. Таково мое слово. Донесите его до всех и каждого.
(Алан Вельстрассен опустился в кресло и вновь обратился ко мне:
– Ты искупил свои злодеяния кровью и потом. За Всеотца боролся ты не жалея себя. И это не упущено мной.
От Алана Вельстрассена исходила сила. Я чувствовал её. Он обладал какой-то неуловимой духовной мощью, которая ставила его выше прочих собравшихся здесь чинов Братства Света. Он казался более одухотворенным, более приближенным к Всеотцу; по светлой мощи, по благочестию, по разуму. В ярких голубых глазах плясали затаённые искры.
– За твои благодеяния я также постараюсь избавить тебя от влияния Укулукулуна и от Тьмы, что льется с уст Рифф.
Алан Вельстрассен опять поднялся с кресла и подошел ко мне. В его жилистых руках лежал маленький фиал бирюзового цвета с множеством граней.
– Возьми его.
Я принял фиал.
– Его имя – Луковое Спокойствие. Название странное (понтифик Братства Света улыбнулся), но так уж его зовут. Это древний артефакт принадлежащий Ордену Милосердия. Его задача – охранять грезы того, кто блуждает во мраке. По моей просьбе магистр Ордена передал Луковое Спокойствие мне, а я отдаю тебе.
Алан Вельстрассен сощурился.
 – Сейчас мы, ты и я, проверим, как будет работать Луковое Спокойствие. Я введу тебя в забытьё и подобно Серэнити призову Укулукулуна. Посмотрим, что будет дальше. Приготовься. Расслабься.
– Мне надо раздеться?
– Нет, – сказала Серэнити, сурово глядя на ухмыльнувшегося магистра в лиловой рясе (мой вопрос показался ему смешным).
– Алан Вельстрассен – самый просветлённый из нас, – дополнил Зенобий. – Его Милостью понтифик Братства Света умеет больше, чем каждый из ныне присутствующих. Для ритуала ему не нужно, чтобы твоё тело стыло от холода.
– Не преувеличиваете мои возможности, братья и сестры, – качнул седовласой го-ловой Алан Вельстрассен. – Я один из вас. Не более. Всё по желаю Ураха.
Понтифик Братства Света под взгляды окружающих (а нас было в зале около пят-надцати) провел меня на кушетку и уложил.
– Серэнити и Зенобий, будьте рядом. Возможно, вы мне понадобитесь.
Два Великих инквизитора стали по бокам от понтифика Братства Света. Алан Вельстрассен вложил мне в кулак Луковое Спокойствие и крепко сжал его.
– Думай о хорошем.
Взяв меня за запястье, Алан Вельстрассен тихонечко зашептал молитву. Мои глаза сами собой налились тяжестью. Я засыпал. Проваливался в грёзы…
В этот раз я очнулся в абсолютно зеленой комнате, ограненной матовыми сколами стекла. Мне сразу припомнилась Амаста, и как я сражался в ней с Хадрой за Горгона Преломляющего Оттенки. Только отличие тут было в том, что мне не резал глаза нестерпимый свет, и я ощущал некую защищённость и вроде как неуязвимость. Великие инквизиторы Иль Градо и Карака, словно стражи, примостились за спиной понтифика Братства Света. Оттого, что подле меня стояла несгибаемая Серэнити, я приободрился. С ней мне – море по колено, а тут ещё Алан Вельстрассен и Зенобий, тоже гонитель мерзости не из робкого десятка…
– Мы в Луковом Спокойствии, – сказал Алан Вельстрассен. – Приготовься.
Понтифик Братства Света опустил мне руку на плечо.
– Укулукулун Тобольдо. Покажись.
За гранями Лукового Спокойствия проступили черты архонта.
– Кто ты?! – удивлённо воскликнул Укулукулун.
Мне подумалось, что архонта оторвали от дел против его воли. Выглядел он недовольным. Этакая гримаса спеси и ненависти.
– Я – слуга Ураха. Так же как и ты – прислужник Рифф. Ты и я. Мы равны по рангу.
– Я тебе не ровня, белый червь.
– Но ты пришёл, когда я тебя позвал.
– Тебе есть, что сказать мне?
– Только то, что Калеб теперь под протекторатом Ураха. Это моё слово, – промолвил Алан Вельстрассен, вглядываясь в молодое, но искажённое непомерной гордыней и злобой лицо.
– Нет преграды, что не сломает Рифф!
– Докажи мне это.
За стенками Лукового Спокойствия Укулукулун сдвинул брови и, мне показалось, что он напрягся. По сводам фиала, в котором я находился, пробежала рябь. Потом все затряслось и загудело. Архонт стал виден более четко. Его пальцы тянулись ко мне, однако пройти сквозь заслон не могли. На внешней стороне Лукового Спокойствия проявились сколы и зигзаги… Укулукулун порывисто выдохнул. Он гневался и безмолвно постигал своё поражение.
– Не получилось, правда?
– Путаница сама выжжет дыру в его клетке, – сплюнул Укулукулун. – И тогда я пройду и уволоку твоего птенчика.
– Всё возможно, – согласился Алан Вельстрассен. – Я буду молиться Ураху, чтобы этот момент настал как можно позже.
– Тебе не избежать меня, – пообещал мне Укулукулун, развоплощаясь в зернистом тумане, за огораживающим барьером Лукового Спокойствия. – Ты станешь моим…
Алан Вельстрассен дернул меня за локоть, и я перенёсся обратно в себя - из сновидения в наш мир.
– Он сказал правду, – печально прошептал понтифик Братства Света.
– В смысле? – не понял я.
– Луковое Спокойствие не спасет тебя от Укулукулуна. Я углядел в твоих руках призрачное очертание шкатулки. Это она – та вещь, что называется Путаницей – гнойный дар самой Рифф, путь к Ее Дому, Её Сути и она действительно, вопреки за-ступничеству Ураха, проведёт архонта к тебе. Энергетический потенциал Путаницы превосходит Луковое Спокойствие во сто крат.
– Мне нет спасения?
– Луковое Спокойствие тоже сразу не сломить. Какое-то время у тебя есть.
– Как его много?
– Неделя, две, месяц. Зависит от того, как сильно Укулукулун будет жаждать до-браться до тебя.
Алан Вельстрассен отёр мокрый лоб платком.
– Перед сном клади Луковое Спокойствие в руку. Пока оно твой буфер между то-бой и Укулукулуном.
– …потом?
– Потом мы что–нибудь придумаем. Главное, что сейчас победа за нами.
Понтифик Братства Света повернулся к своему приходу.
– Я прошу вас заняться заботами ваших Орденов. Завтра утром я соберу вас вновь. Калеб Шаттибраль, ты тоже свободен. Зенобий, Серэнити – останьтесь.
Я слез с кушетки и направился к выходу из Чертогов Совещания. Второй день подряд я нос к носу сталкивался с Укулукулуном, и то мне не шибко нравилось. Я чувствовал, что из меня выжали все соки. На ватных ногах я покинул Храм Ураха и забурился в одну из таверн, что примостилась у каймы Туманной Пляски. В «Солёном Бризе» – так звалось то питейное заведение, я заказал пинту пива, а затем ещё одну, и опять повторил заказ. Я желал напиться. Сушеный кальмар плохо лез в глотку, но я жевал его с остервенением. Я ненавидел Укулукулуна, Рифф, Её Дом Шелка, Испытание, Анкарахаду, всех арахнидов и самого себя. Мне было тошно оттого, что я попал в вертеп, из которого выбраться живым было практически невозможно. Я чуял, что архонт, когда заимеет Путаницу, просто–напросто сотрёт меня в порошок. Даже Алан Вельстрассен с его Луковым Спокойствием лишь отсрочивает неизбежное. Ай, да в тартарары их всех и вся! «Бармен налей мне ещё! До краев!» Я бахнул пустым стаканом об стойку. «Повторить!» Сомнительные личности, что терлись в Солёном Бризе, сторонились меня – уж такой вид был у меня! Да, надо полагать! Ещё Альдбриг у бедра и Лик Эбенового Ужаса у подлокотника. Моё оружие, мантия, грозный взгляд – все это внушало трепет у обывателей и моряков. Однако они не ведали! Нет, не ведали, что я обречен! Что у меня нет пути назад! Его нет!... Я брякнул серебряную монету с Манфредом Вторым в миску с мелочью. «Мне нужно новая чарка! Полная! По риску!» Голова кружилась, но я вливал в себя едкое спиртное снова и снова. Я так назюзюкался, что решил не идти в Храм Ураха (во–первых. я бы опозорил Серэнити перед Братством Света, во–вторых Великий инквизитор Иль Градо, скорее всего, отлупила бы меня, если бы мне довелось таким завалиться к ней в покои). Ай, да ладно!