Глава 17. Хрупкость восприятия

Я стоял как вкопанный и глядел на мертвую королеву. Ни я, ни Серэнити, ни Бертран говорить не хотели. Своим молчанием мы как бы отдавали последнюю дань Элизабет Тёмной. Вдруг… Мутные глаза, с застывшими капельками в уголках, вновь обрели зрячесть…

– Урах! Отец Небесный, вы…

– Не она. Я.

Голос был Элизабет Тёмной, но слова принадлежали ни ей. Королева легко встала, и мы все отшатнулись от неё. Нагота, кровоподтеки на теле, старческая дряблая кожа – все выглядело ужасно, гадко и неестественно. И это было оттого, что Элизабет Тёмная не была собой. Она богомерзко жестикулировала и припадала то на левую ногу, то на правую. Ей завладел мой поработитель из Гамбуса, мой Хозяин и мой Господин, Привратник. Мощь и лавина, что полились из королевы, проникали в каждый дюйм естества, крутили его и изводили в судорогах.

– Калеб. Ты слышал о Короне Света?

– Кто ты?! Что ты?! – крикнула Серэнити, остервенело замахиваясь булавой.

Привратник опередил Великого инквизитора, да, как и Бертрана Валуа. Элизабет Тёмная повела сухопарой рукой и два моих друга, как невесомые тычинки одуванчика, отлетели и ударились спинами о стены.

– Ты слышал о Дроторогоре и Вальгарде Флейте? О Вестмарке и Великом Лесе? И Тысячелетнем Громе?

– Да.

– Мне неважно, что Корона Света расколота напополам. Добудь мне её.

– Но как?

Мою душу (да, душу!) пронзила такая боль, что я упал на колени и захныкал.

– Разве ты забыл свое обещание?

– Нет!

– Я приберу тебя в Гамбус, если ты не будешь стараться. Ты хочешь этого?

– Нет!

Привратник почмокал губами Элизабет Тёмной. Как же это мерзко выглядело! Нелепо! Адски! Безобразно! Королевское тело сотряс озноб и та саднящая разум трясучка, что я лицезрел в Первородном соблазне у плешивого и червивого енота, коего потом съел.

– Найди Филириниль. Он путь к свержению Дроторогора и Вальгарда Флейта.

– Хорошо! Хорошо! Хорошо! – заскулил я, мучаясь и изнывая под гнетом Привратника.

– Мое терпение не безгранично. Займись уже делом. Нашим делом. Самым важным делом.

Привратник огляделся.

– И чтобы ты поспешил, вот тебе моя Отметка Арбитра.

На моём предплечье, там, где мне некогда вытатуировали фонарь над блеклым городом, засветилось маленькое пятно Тьмы. Оно словно ожило и расщепилось на щупальца, которые впитались в мои жилы. Отметка Арбитра растворилась во мне и засела, как поразит в кишечнике.

– Оно иногда, будет причинять тебе физические страдания. Это тебя поторопит.

– Я сделаю!

– У тебя нет выбора, – промолвил Привратник, опадая на пол. Последние его слова были произнесены шёпотом: – Ты мой.

Тут же вся магическо–геометрическая вуаль вобралась в королеву Элизабет Тёмную и исчезла, освобождая нас от своего влияния.

– Это тот Привратник? – выдохнула Серэнити, приходя в себя.

– Он самый.

Великий инквизитор подошла ко мне вплотную. Она стала меня прощупывать.

– Эта Отметка Арбитра… Я не ничего чувствую… Никакой опухоли или язвы.

– Я так думаю, её так не отыскать… Даже тебе.

– Я осмотрю тебя более внимательно, чуть позже. Ладно?

– Конечно.

– Что еще за Привратник?! Что это за чучело всемогущее?! – воскликнул Бертран Валуа.

– Мне надо о многом тебе рассказать. Он – одна из моих насущных проблем, – ответил я, потирая предплечье. – Серэнити, ты сейчас займешься демоном?

– Безотлагательно.

– Я бы сам пересказал тебе то, что он тут нам с Бертраном сообщил, но… Ты же захочешь получить сведенья из первоисточника?

– Так правильнее.

– Он поведает тебе страшные вещи. Я… Встретимся с тобой утром, чтобы обсудить как нам быть дальше.

– Ночи с ним мне хватит, – согласилась Великий инквизитор, проводя латной перчаткой по волосам Элизабет Тёмной. – Я распоряжусь о том, чтобы королеву подготовили к погребению, и завтра отправлю птицу Констанции Демей. А ты… Сегодня отдыхай, Шаттибраль… Выспись, если сможешь.

– Тут не сон нужен, здесь необходим бочонок вина, – вклинился Бертран Валуа, убирая свой дротик куда–то за плащ.

– Ты, тролль тебя побери, прав, как никогда! – отозвался я. – Пойдем, напьемся!

– Только не переусердствуй, – насупилась Серэнити. – В девять утра, я жду тебя в Ордене Инквизиции.

– Договорились.

Мы тихо, друг за другом, покинули зал. То, что творилось за его пределами, меня буквально повергло в шок. Всюду, в разных позах, валялись живорезы, они же буревестники Канцелярии Правосудия. Над потолками болтались, словно коровьи туши у мясника, обглоданные и изрезанные люди. И не было им числа… Головы, отрубленные головы, как мячики, засели в штыках на стропилах лестниц. Повсеместно встречались письмена, куцые и тлетворные дипинти и граффити, они походили на руны Хрипохора, но теперь я знал, что их корни лежат во Тьме. Липкий пол, свечные огарки и плодящиеся за шторами тени… И всюду непереносимая вонь гниения! Замок Шальха, когда–то светлый и многолюдный, превратился в оплот сумрака и скорби. Повстречавшийся мне слуга с раздробленными колотушкой пальцами и вывернутыми наизнанку ребрами, заставил меня стошнить. Бертран тоже брел весь зеленый. Рыцари–плютеранцы, солдаты, их сержанты и капитаны, а также жрецы Братства Света сдергивали трупы людей с веревок, а живорезов скидывали в кучи. Серэнити задержалась у одного из инквизиторов, чтобы переговорить, а мы с Бертраном, чуть ли не бегом, зашагали к выходу, наружу. Воздух… Какой же он сладкий! Какой приятный! За воротами замка Шальха я втянул его в себя всеми легкими. Бертран тоже никак не мог отдышаться. Как две тряпичные куклы, мы на ватных ногах пошли по улицам и переулкам. Отыскать таверну, что снабдила бы нас спиртным, оказалось достаточно сложно. Столица Соединённого Королевства, как я ранее приметил, опустела и одичала. В Мышиной Дыре мы все–таки сыскали незаколоченное питейное заведение. «Шершавая Ящерица» называлось оно. В холле я насчитал всего десяток мужчин и трех скучающих куртизанок. Мы были никому неинтересны. Бертран плюхнулся на потертый стул в самом дальнем углу, так чтобы смотреть на входную дверь. Я умостился напротив него.

– Сначала ты или я?

– Давай я.

Нам принесли по пинтовой кружке отвратительного сидра. Первый же глоток обжег мою трахею едкой горечью, отдававшей яблоками и лимоном. То, что знахарь прописал. На закуску подали острые колбаски с зеленым свежим луком и вяленую рыбу. Я повел беседу о себе с того момента, как ко мне доставили в Шато письмо от Элизабет Тёмный и окончил её на третьей порции сидра. Бертран порядком охмелел, но его взгляд все так же неуклонно буравил мои глаза и изредка переезжал входную дверь (привычка).

– Говоришь, Эмилия теперь… другая?

– Светочь. Она может вернуть ей прежнюю красоту, украденную Таурусом.

–М-да… Надо за это взяться… Еще Укулукулун, Привратник, Корона Света, Дроторогор, Буль Золотобородый и его трухлявое Каменное Королевство! И прочие! Вселенная на тебя обозлилась, что ли? Что ты учудил? Достал звезду с неба? А Гамбус и Фарганорф! Толковая Каракатица, чего ты только не повидал за последний год! На толстую книгу хватит!

– Страниц в семьсот!

– Ничего, разгребем все это как–нибудь…

– Ты пойдешь со мной?

Бертран сделал маленький глоточек и промокнул рыжие усы салфеткой.

– Калеб, я хочу, очень хочу, но не могу. По крайней–мере в ближайший месяц-два.

– Из–за Магика Элептерум?

– Нельзя её бросать. Ну, нельзя вот от слова «никак»! Я остался в ней единственным магом, и кто его там разберет, что станет с Шальхом и остальной провинцией, если оставить её без присмотра. Ты сам видел, на что она способна.

– Значит, уйду без тебя…

– Клянусь своей честью и своей ненаглядной теткой, упокой Урах её в Мире Света, я присоединюсь к тебе и помогу расщелкать твои заботы, как только все в Магика Элептерум придёт в норму. Я разошлю воронов к другим магистрам и попрошу их вернуться обратно. Нам надо выбрать архимага, привести все в порядок… Калеб, я разыщу тебя. Где бы ты ни был. Ты веришь мне?

– Но потом?

– Да.

Я поглядел на Бертрана. Он искренне переживал за меня и… за Эмилию. То, что дама его сердца подверглась столь жестокой участи, отдавалось в нём глубоким страданием. И я тоже безмерно волновался за Весенний Шторм, потому что… Этого я Бертрану не открыл. Побоялся.

– Ты получил моё послание? Я отправлял тебе его из Ильварета.

– Послание? От тебя? Нет. Магика Элептерум до сегодняшнего дня выжигала всех и вся в радиусе семи футов. Недели подряд! Или того дольше?

Я достал из сумки блокнотик и показал Бертрану закорючки Джеда Хартблада.

– Расшифруешь их?

Мой друг задумчиво пожевал усы. Он повертел страничку так и эдак, а потом убрал к себе за пояс вырванную страницу.

– Мне не знаком этот язык.

– Я думал, ты все их знаешь.

– Ага, весь миллион и ещё десяток сверху. Калеб, я мастер–переводчик, филолог и лингвист, это так, но иногда мне попадается то, с чем я раньше не сталкивался. Твой Джед Хартблад, как пить дать, использовал тут свой собственный шифр.

– Но ты попробуешь его понять?

– Скажу больше. Я точно переведу этот текст. Мне просто нужно время.

– От твоих познаний зависит, умрет Серэнити или нет. Живая Вода может сработать в любую секунду. И я до сих пор поражаюсь, что этого еще не произошло.

– Пока Урах хранит её. Я запишу твоё задание в список – «важнее важного». Как только я составлю из «этого» что–то дельное – сразу перешлю тебе.

– Как?

– То мои заботы.

– Опять секреты?

– Если бы! – расхохотался Бертран, обливаясь водянистым сидром. – Ну вот, белую рубашку испортил! Кто постирает её, а? Ты?! Иди, стирай, тебе говорят! Правда, после боев с живорезами ее давно стирать пора…

– Не велика беда. У тебя их полным–полно в шкафу.

– Я слежу за своим гардеробом, да, не то, что ты. Весь в черном и только в черном. В одном и том же черном. Всегда!

Бертран Валуа улыбнулся своей фирменной улыбкой.

– Теперь моя очередь излиться тебе в уши.

Монолог Бертрана такими опасными приключениями как у меня, не блистал. Там он ведьму злую прижал, тут выявил тлетворного колдуна, сям победил болотных кикимор. В общем, его тоже покидало по поручениям Магика Элептерум, но все было ему по плечу, и со всем он прекрасно справлялся. За заслуги перед Свихнувшейся Башней и за долгие годы службы Уфций Ринаут вручил Бертрану жезл Шпицрутен, который умел утраивать потенциал творимых заклинаний – Огня, Мороза и Молнии. Бертран теперь усердно тренировал элементарную магию и достиг в ней определенных успехов. Мой друг продемонстрировал мне вполне сносную сферу дезинтеграции. Её появление на вытянутой руке Бертрана разогнало всех выпивох, что делили с нами кров «Шершавой Ящерицы». Трактирщик же и его дамы легкого поведения ретировались за дверь у барной стойки.

– Тебе бы Шпицрутен пригодилась больше, чем мне.

– Я и без неё прилично колдую подобные штуки, – хмыкнул я, воспламеняя Лик Эбенового Ужаса.

– Чего мне твоя палка–скакалка? Будем теперь меряться, кто в хитросплетениях волшебства осанистее да кто в мистицизме продвинулся дальше? – спросил Бертран, освобождая из покровов своего плаща десяток иллюзий–двойников. Все они стали тыкать в меня пальцами и показывать неприличные жесты. А кое–кто из них забавно кривил рожицы. Потом они обступили меня плотной гурьбой и стали плясать танцы живота.

– Хватит! Хватит! – расхохотался я, расплескивая недопитый эль на колени. – Твои фантомы кого угодно от смеха заставят умереть!

– Ты хохочи громче, так треснешь по шву!

– Моя голова скоро треснет от этого сидра! Чую, ночка выдастся в обнимку с графином воды.

– Или с тазиком?

– Типун тебе на язык!

Я и Бертран пропустили еще по паре стаканчиков захудалого виски. Мы сами взяли его с полки и положили на прилавок, в уплату за него, серебряного Манфреда Второго. Предаваясь воспоминаниям прошлого и превратностям грядущего, я и не заметил, как за окном проступила ноздреватая луна. Её бледные лучи легли между мной и Бертраном.

– Канахес Илька, наверное, уже испустил дух и… Насчет Серэнити… – как бы нехотя заикнулся Валуа.

– Ты про то, что Канахес наплел ей о том, что ею предводительствовал Дроторогор?

– Не наплел, а сказал правду о её родстве с Хрипохором.

– Она не поверит ему. Да и кто докажет, что префект не лжет? Никто.

– А я бы с горяча так не судил.

– Ты веришь ему?

– Как и ты.

Бертран попал в яблочко. Я уже давно подозревал о том, что Хрипохор приложил свою паклю к челу Серэнити, но… Я гнал эти мысли. Потому что, если все так и есть, то… То, что?

– Ты клонишь к тому, что может случиться что–то непоправимое?

– Я твою подругу знаю только заочно. Известная персона, конечно… Как она отреагирует на трепотню Канахеса? Просто пропустит мимо себя или совершит что–то дурное?

– Ты намекаешь на…

– Ага. Та история с Эмилией и потеря ею красоты. Что она сделала?

– Попыталась утопиться.

– Тут не будет такого же?

Я откинул стул, на котором сидел.

– Бертран, твои мысли, я надеюсь, летят быстрее действий! Бежим!

Как ошалелые, мы выкатились из «Шершавой Ящерицы» и понеслись к Вилика Ура Светелик – внушающей пиетет площади, на которой незыблемо, уже века и века стоит Храм Ураха. Преодолев несколько мощеных булыжником дорог и десяток аллей и бульваров, Грозная Четверка в лице меня и Бертрана, запыхавшись, заколотили в золоченые ворота. Бум! Бум! Бум! Пока мы ждали какого–то отклика изнутри, я уставился на рдеющую жаровню, что находилась неподалеку. Её угли практически прогорели… как, возможно, и жизнь Серэнити… Спустя долгих пять минут нам открыли. На пороге нас встретили четыре боевых жреца и ключник Храма. Я сбивчиво объяснил им кто я такой и кого хочу видеть. Видимо, Серэнити отдала какие–то распоряжения насчет меня, поэтому нас пропустили вовнутрь. Мне было некогда любоваться великолепным убранством Обители Всеотца, и оттого я лишь мельком отметил, как вокруг восхитительно всё устроено. Золоченые ходы–выходы, лестничные марши, колонны с канелюрами, пульсары в рамках из факельных зарниц, алтари с куманикой и слюда с хрусталем. Робкие монахи и монахини, завидев нас, нарушающих покой анфилад своим топотом, отскакивали. как от огня, и жались к вездесущим барельефам, восхваляющим подвиги Ураха. Пухленький дьячок, что должен был нас сопроводить в личные покои Великого инквизитора, пыхтел и причитал, так мы торопили его побыстрее устроить нам аудиенцию с Серэнити. Палаты Ордена Инквизиции занимали в Храме Ураха самую западную его часть, а моя подруга жила в их ядре. Перед лилейной дверью застыл лысый инквизитор с алебардой. Он растерянно перегородил нам путь своим оружием.

– Великий инквизитор никого не принимает в такой час! – попытался остановить нас инквизитор.

– Открывай! – рявкнул Бертран. – Открывай, пока я из тебя кучу навоза не сделал!

– Урахом заклинаю! Открывай или я ее выбью! – вторил ему я.

– Вы с ума сошли?!

Тут из–за угла вывернул наш ключник. Он принялся сумбурно втолковывать стражу, кто мы такие и зачем пожаловали. Пять секунд, семь, двенадцать… Я схватил инквизитора за наплечник и, откинув в сторону, повернул дверную ручку. Заперта, зараза! Концентрация… Лик Эбенового Ужаса осклабился Пламенным Цветком.

– Назад! – скомандовал я.

– Чего ты творишь?! – в один голос завопили ключник и инквизитор.

Бабах! Моя преграда разлетелась в щепки.

Инквизитор ткнул в меня алебардой, но её пресекла Пиявка.

– Бертран! Прикрой меня!

– Стража! Стража! Стража!

– Иди! – тряхнув рыжей шевелюрой, отозвался Бертран. Его фантомы уже вовсю сновали промеж меблировки и чинных статуй героев и святых.

Небольшая приемная и три комнаты… которая из них? Та или эта?! Мне повезло с первого раза… Веревку она завязала над балкой, над той, что поддерживала люстру… Валяющийся табурет и силуэт, что повис в холоде и тишине… Заливаясь слезами, я обнял её ноги и поднял их вверх…

– Бертран! Бертран!

Мой друг с рассеченной бровью появился почти сразу.

– Руби веревку!

Не говоря ни слова, Бертран установил на прежнее место табурет, забрался на него и рассек узел Пиявкой. Серэнити опала в мои руки… Ее синее лицо и остекленевшие глаза пронзили моё нутро, как меч. Я уложил её на кровать и, судорожно, сбивая пальцы в кровь, стал рвать тугую петлю на тонкой шее. Сзади послышались крики, и Бертран метнулся за мою спину, но я не обратил на это никакого внимания. Серэнити… Серэнити, очнись! Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Я, как безумный, тряс свою подругу и умолял не покидать меня… Мои бока взяли в стальные тиски… Меня оттаскивали, а я брыкался и вопил, вопил, вопил…

– Жреца! Приведите сюда жреца!

Какой–то старичок в зеленой мантии склонился над Серэнити. Он потрогал взбухшую жилку на виске моей подруги и принялся за искусственное дыхание. Вдох–выдох, вдох–выдох…

– Помогите мне! – распорядился он. – Поднимите ноги вверх, чтобы её голова оказалась их ниже!

Тут же два послушника выполнили это.

Старичок сделал массаж в области трапециевидных мышц и шеи, используя принцип от центра к периферии, то есть от лопаток к голове. Потом он сильно потер за ушами и повторил вдох–выдох. Потом снова затеребил за ушами. О, чудо! Чудо из чудес! Серэнити надрывно закашляла, а я зарыдал как ребенок…

– Серэнити! Что ты натворила?! Что ты только наделала?! – мой голос срывался на хрип. – Дура! Дура! Дура!

– Калеб… – чуть слышно промолвила моя подруга, обессиленно откидываясь назад.

– Ей необходим покой! – гаркнул старичок. – Все вон! Вон!

– Нет… Пусть он побудет со мной… Пусть… А ты, Роджер, уйди…

– Миледи…

– Я приказываю… И если кто–то проболтается об увиденном… Я лично прослежу за его незавидной судьбой… Всем ясно?

– Да, Великий инквизитор! – хором ответили мужчины и женщины.

Человек двадцать нас было в опочивальне Серэнити. А осталось двое. Бертрана, так как про него разговора не было, ретиво увели за дверь.

– Серэнити, глупая моя Серэнити…

Я уперся мокрым лбом в рясу своей подруги. Её ладонь коснулась моих волос.

– Он все рассказал мне … Я чудовище, Калеб. Чудовище. Мне нельзя жить.

– Нет! Нет! Тысячу раз нет!

– Я наполовину живорез. Наполовину та, коих ненавижу. Я демон. Я исчадье Бездны.

Только сейчас я заметил, что её руки были все изрезаны. Те символы, что Дроторогор поместил на Великом инквизиторе, покрывала застывшая пленка крови. Она пыталась срезать их с себя.

– Серэнити, милая моя, послушай... Ты не такая! Ты человек! Ты Воля и Длань Ураха! Он тебя любит! Я тебя люблю! Эмилия тебя любит! Грешем! Снурфи! Малыш Снурфи! Помнишь его? Мурчик, тот вредный кот! Вспомни о нас, мы есть у тебя! А это уже не мало! Ты нужна нам! Такая как есть! Зачем?...

– Мой Бог и вы… Да. Но я… Я грязная, нечестивая, испорченная… Как я смогу теперь с этим быть… Носить в себе это Зло…

– А я? Я-то кто такой тогда? Я некромант! Попиратель всех Устоев и Канонов Храма! Призыватель Мрака! Убийца и осквернитель Сущего! Я – тлен и разложение, именующее себя Калебом Шаттибралем! Но ты показала мне, что такое Свет. Ты выволокла меня к Нему! И я сражался за Него, за Ураха! Такой как есть! Мы необходимы Ему! Мы – Его Орудия и Ему все равно, какое у нас происхождение! Важно только то, что есть внутри! Только это!

Моя подруга устало прикрыла глаза.

– Без тебя Хрипохор поставит нас на колени. Король вампиров, Вальгард Флейт, заполонит Соединённое Королевство призраками и ходячими мертвецами. Констанция Демей лишится своего самого преданного заступника. Орден Инквизиции придет в упадок, а я, я осиротею…

– Все они… вы…

Я стиснул кулаки и гневно крикнул:

– У тебя есть долг, Серэнити, треклятый долг! И будь добра выполнить его! Тряпка ты или Великий инквизитор?!

– Шаттибраль, как же я ошибалась в тебе...

– Пообещай мне, поклянись Урахом, что больше не повторишь такого. Никогда!

– Тебе?

– Мне, твоему лучшему другу! Здесь и прямо сейчас!

– Я… Я… Я… клянусь…

– Урахом!

– Урахом.

Я лег рядом с Серэнити и нежно обнял её за плечи.

– Спи, моя родная, спи… Сон освободит тебя от страданий.

– Спасибо… Калеб…

Так мы и заснули. Серэнити с тесьмой на воспаленной шее, а я весь в слезах, неумытый, потный и радостный…

Великий инквизитор разбудила меня с первыми лучами солнца. Она была бледна, но её льдистые глаза горели прежним холодным огнем. Новая чистая ряса, отороченная серебром по рукавам и чудесный шелковый шарф, повязанный у горла, – такой она предстала предо мной. Серэнити, видимо, успела омыться, и от неё шёл приятный запах жасмина и эфирного масла.

– У меня есть незаконченное дело.

– Канахес? – спросил я, садясь на кровати. Вчерашний сидр бередил жилы и ломил мне все тело. Похмелье! Как интересно Бертран себя чувствует? Небось, завалился прямо на порожках Магика Элептерум и засопел.

– Твой перегар отвратителен.

– Прошу прощения, леди.

– Да, Канахес. Я велела сжечь его.

– Прилюдно?

– Нет. На заднем дворе моего Ордена. Народу Шальха видеть его отвратительный лик воспрещено.

– И это произойдет вот–вот?

– Мне нужно… Чтобы ты был рядом со мной. Иначе я могу… Сорваться.

– Я тебя понял. Идем.

Не каждый календарный день инквизиции Шальха ознаменовывается аутодафе. А тут… предавать огню будут не мелкую сошку, а самого префекта Канцелярии Правосудия, живореза–буревестника, пособника Хрипохора, личного ставленника Дроторогора и отца Серэнити. Как я уже много раз говорил – я не тот, кто приходит в восторг от чьей-либо смерти. А такая вещь, как костер и живое на нем существо… Нет, это не про меня. Однако я должен поддержать Серэнити. Я обязан не позволить ей потерять саму себя и предотвратить её прыжок на пылающие дрова Канахеса. Ведь, он… её отец. О, Вселенная, он её папа! Что сейчас творится внутри Серэнити?... Шторм…

Дворик, где треугольником накидали поленьев, сиял зеленью и ухоженностью тропинок. Птички пели в кронах деревьев и поклевывали зерно в кормушках. Сливы, сочные мягкие сливы, гроздьями свисали с веток. Я сорвал одну, потер о полу мантии и надкусил. Кислая! Почему? Я выкинул фрукт и начал готовить себя морально к тому зрелищу, что должно было тут произойти. Серэнити судорожно крутила медальон Ураха. Её челюсти, казалось бы, сжались до хруста. Она заплела свои роскошные волосы в тугую косу и теперь, грозно красивая, но необычайно дерганная, ждала, когда приведут живореза. В цепях на руках и ногах, его спустя пятнадцать минут, вывели к лобному месту. Следы вчерашнего допроса мириадами засечек и нарывов, исполосовали Канахеса Ильку сверху донизу. Глядеть на него было страшно! Заплечные мастера Ордена Инквизиции постарались над ним на славу. А ведь когда–то, не так давно, если бы не Серэнити. меня бы запекли в «медном быке». Тогда Эмилия поскользнулась и из её сумки выпал амулет, извращенный Дромбильхвалем, покровителем Лунных Врат. Послушники инквизиции тогда схватили нас и пытали, но Серэнити появилась вовремя и спасла наши души. В ту зимнюю пору Сон-Травы (первый месяц зимы) она еще не стала нам подругой, и только приказ Констанции Демей – не причинять вреда королевским гостям, отодвинул её десницу от желанной потехи.

Канахеса подняли на эшафот и грубо привязали к столбу. Поленья обильно полили смолой и закидали сухим валежником. Инквизитор, весь в черном и в бесстрастной маске, оцепенел с факелом в руке. Через прорези маски он неотрывно смотрел на Серэнити, ловя любой признак её «отмашки» начать.

Моя подруга подошла к живорезу.

– Я, Серэнити, Великий инквизитор Иль Градо и примас Братства Света, начинаю судилище над отпрыском Тьмы…

Её голос чуть дрожал. Усилия, которые она прикладывала к себе, чтобы не сорваться на крик, ощущались мною почти физически.

– Моя доченька так выросла, – улыбнулся Канахес выбитыми зубами.

– Во благо Соединённого Королевства!...

– Так возмужала!

– И всего человечества!...

– Моя жестокая и непримиримая малышка!

– Властью и Законом Ураха!…

– Ах, как же ты хороша!

– Я приказываю!...

– Любуюсь тобой! Скажи это уже своему папочке!

– Казнить тварь Великого Леса!

Костер вспыхнул озорно и весело, а дикий ор Канахеса Ильки лишь подстегивал его темперамент. Запахло жаренным мясом…

– Ты принадлежишь Дроторогору! Ему! И Хрипохору! Тебе не изменить саму себя!

По щекам Серэнити потекли прозрачные ручейки, но она стояла с высоко поднятым подбородком. В этот момент я гордился ею и, вместе с тем, испытывал жгучую боль за неё. Серэнити страдала, ох, как она страдала.

– Катись в Бездну к Назбраэлю! – заорал я в ответ, заслоняя собой подругу.

– Шаттибраль! Ааааа! Калеб Шаттибраль! Сердобольный и глупый маг из Шато, что у Моря Призраков! Уааааа аааа! А ты не знал о том, что… уаааа, что… Серэнюшка, твоя Серэнюшка, эта льдинка–снежинка, моя плоть от плоти, она… над ней надругались в монастыре Ордена Креста, как над панельной девкой!…ааааа! Когда она была послушницей, аббат запирал её в своей келье совсем не для того, чтобы читать молитвы! Ууууууу! Ааааа!

– Ложь! – несвойственно тонко воскликнула моя подруга.

– Шаттибраль! Я же… аааааа… говорил тебе, что у моей дочери нет от меня секретов… ааааа! Тот аббат, я специально вклинил ему в голову похоть… Уаааааа! Я разжигал ненависть в Серэнити и зачинал в ней отчаяние… Ааа! Пока он, раз за разом, брал её, скованную моей магией, она опускалась в яму самобичевания, которая потом, как море… Уаааа! Вылилось из неё потоком линчевания, деспотии и репрессий…

– Заткнись! Заткнись! – иступлено взревела Серэнити. – Подохни, уже! Подохни!

– Ааррррххх… Жаль, доченька, Калебу тебя жаль… аааааа, ты стала безумной, испорченной и одержимой, как я того и хотел!...ааа! Ха! Исковерканная душа, познавшая грубость и распущенность жирного борова, облаченного в рясу Всеотца… Она ненавидит всех мужчин, и стыдиться саму себя! ... аааааа! Не выйти замуж моей доченьке, нет, не выйти…Уаааа! Расскажи Калебу, что ты учинила с тем аббатом, когда мои буревестники заявились в Орден Креста? Ты убила его! Забила жирандолью! Любо-дорого было смотреть! Не мои рабы, а сама! Аааааа! Тогда ты убила человека в первый раз! Уууу… Как же я праздновал тот день! Как пьянствовал! Ныне ты убиваешь всех и вся! И меня… Лапочка моя… Аааа! Меняяяя…

– Какой же ты мерзкий-премерзкий гад! – хрипло заорал я, неосознанно оголяя Альдбриг.

– Хахаха! Ааааарх! Серэнити… Её удел – вечная мука…

Префект Канахес Илька наконец умер. Немногочисленные свидетели его предсмертных высказываний, инквизиторы и миряне, вовсю таращились на Серэнити и меня.

– То, что живорез тут кричал, не имеет никакого смысла, – ровно проговорила Серэнити. – Помутнение рассудка.

– Госпожа великий инквизитор, его речь… Он как будто бы вас знал… – залепетал какой–то служка.

Серэнити схватила его за рясу и притянула к себе. Нос к носу.

– Мое имя известно всем живорезам Великого Леса и Леса Скорби. Я их уничтожаю. Безжалостно и методично. Где бы они ни скрывались.

– Он сказал – дочь… и Орден Креста…

– И ты поверил?!

– Нет, миледи, нет…

– Я дочь Ураха и больше ничья!

Серэнити отшвырнула паренька в руки другого инквизитора.

– Твой послушник слишком впечатлительный и не способен отличить истину от бреда. Ты не находишь? Может он, как и ты тоже, не пригоден для Ордена Инквизиции?

– Госпожа Великий инквизитор! Нет! Он еще очень молод! Не подумал, брякнул… Я проведу с ним беседу! Он… я… мы исправимся!

– Я проверю это.

Серэнити порывисто развернулась и зашагала прочь, а я за ней.

– Я…

– Ты хочешь обсудить это, Шаттибраль?!

Глаза Серэнити лучились силой и такой яростью, что я аж попятился назад.

– Вижу, что хочешь. Пошли.

Моя подруга, как валькирия, прошествовала по анфиладам Ордена Инквизиции. Её рабочий кабинет представлял собою округлую комнату со столом и десятком шкафов. Древние манускрипты, письмена и книги заполняли все свободное пространство. Моя подруга отцепила булаву и вложила её в стойку. Потом она села и, глядя на меня в упор, не мигая, спросила:

– Веришь ему?

– Нет, – тут же ответил я, ерзая на маленьком стуле, расположенном напротив впечатляющего кресла Великого инквизитора.

– Врешь!

Серэнити кинула в меня охапку бумаг.

– Врешь! Врешь! Врешь!

– Он…

– Он сказал правду…

Серэнити опустила глаза.

– Но не всю.

– Это как? – осмелился спросить я. Моя подруга находилась на взводе, и я боялся, что она меня попросту разорвет. Такой у неё сейчас был вид и настрой.

– Я действительно убила того аббата, но только после того, как он кинул в лапы живорезам одну из наших сестер, чтобы, пока они с ней расправляются, сбежать из Ордена Креста через черный вход.

– Ты поступила…

Серэнити вскинула на меня взор. Подобный айсбергу и полярной ночи он прожигал насквозь.

– Только Урах может вынести мне вердикт за мое деяние! И я приму его! Но не от тебя, ни от кого другого я не буду слушать ни порицаний, ни сочувствий!

– Я бы сам его убил, Серэнити… За то, что он сделал… Провалиться мне на этом самом месте к Назбраэлю, если я так не думаю!…

– Не надрывайся!

Серэнити помолчала, а затем добавила:

– Это мой позор, те дни и ночи… и я должна с ним жить. Прошу тебя, никогда не заговаривай со мной об этом.

– Я не буду, но… прими к сведению. То, что с тобой произошло… Я об этом буду молчать вечно. И вот ещё что. Произошедшее в детстве… Это событие, никак не повлияет на моё отношение к тебе.

Моя подруга сжала латные рукавицы. Потом их сняла и размяла костяшки пальцев.

– Мы знакомы с тобой всего пару месяцев. Ты меня совсем не знаешь и твое, как ты высказался, отношение ничего для меня не значит.

– Родная, сейчас врешь мне ты.

– Шаттибраль! По лбу получишь!

– Ты мне небезразлична. Это так. А я тебе. Я хочу быть рядом с тобой в трудную минуту. Эта минута – такова.

– Мне не нужна жалость!

– Ты не так интерпретируешь мои слова. Я про то, что к тебе никогда не относились как к подруге. Не поддерживали. А я, я делаю это искренне и потому… Ты почувствовала еще там, в Эльпоте, что есть те, кому на тебя не начихать. Это странно, но это так. Даже ты, Великий инквизитор Иль Градо и примас Братства Света можешь быть нужной. И есть те, кто воспринимает все твои «язвы» как свои собственные.

– Прекрати уже! – прервала меня Великий инквизитор, со слезинкой в глазу, опрокидывая графин с водой. Он разбился.

– Хорошо, это хорошо… Серэнити? – позвал я, поднимая с пола кусочки керамики.

– Что?

– Я всегда мечтал о такой сестре, как ты…

Серэнити посмотрела на меня долгим взглядом. Она глубоко вдохнула воздух, а потом резко сменила нашу тему:

– Отправляйся в Карак. Я от имени Алана Вельстрассена возглавлю Братство Света и соберу монашеско–военную армию Иль Градо и Вельдза. У нас нет полководца Света, как и Архиурата, поэтому я займу этот пост. Когда с организацией будет покончено, а на это уйдет время, я пошлю весточку в Ильварет к Констанции Демей и Алану Вельстрассену, а там стану действовать согласно их указаниям.

– Ты думаешь магистры Братства Света Иль Градо и Вельдза примут тебя как полководца Света?

– У них нет выбора, – блекло хмыкнула Серэнити. – Мне суждено «поднять» кулак Ураха против Его врагов. Кто это захочет оспорить – пожалуйста. Однако предполагаю, что таких не отыщется.

– Ты повернешь знамена Братства Света против Плавеня и Керана?

– Да, если мне так велят. Пока же мой приход займется врачеванием армии Кирфа Маяна и сдерживанием живорезов у Леса Скорби. Тварям ни за что не добраться до Кости Ночи в Гричинге. Я позабочусь об этом. Я…

В окно ударился пушистый комочек. Серэнити открыла форточку и бережно взяла в ладони вяхиря. Тот взмахнул крыльями. Белые пятна на их верхней стороне будто сверкнули. На лапе вяхиря болтался свиток. Моя подруга отцепила его и, пробежав глазами, отдала мне.

– Это тебе.

Письмо, что принесла птица в палаты Ордена Инквизиции, написал Бертран Валуа. Он, как и многие, пользовался голубиной почтой, но голубям предпочитал вяхирей. Я погладил вяхиря по макушке и принялся читать.

«Калеб. Знаю, что у тебя много забот. У меня тоже. Я безотлагательно занялся Магика Элептерум, поэтому прощаюсь с тобой через моего Френки. Куда бы ни завела тебя дорога, я, как со всем покончу – присоединюсь к тебе. Передавай Альфонсо Дельторо мой пламенный привет. Про Живую Воду помню! Не беспокойся! До встречи и береги себя! Твой Б. В.»

– Серэнити, я пойду, – сказал я, свертывая свиток трубкой. – Мы…

– Мы непременно увидимся, – кинула Великий инквизитор. – Да направит нас Урах.

– Аминь и…

– Да?

– Ты не бросишь в меня сейчас чем–нибудь?

– Говори, Шаттибраль!

– От тебя веет непогодой и морозом, но я все равно люблю Вас, Ваше Снежное Величество!

Серэнити впервые за все утро улыбнулась.

– Видно, мне уже от этого никуда не деться?

– Авторитетно заявляю, что это точнее точного.

– Эх, надо было тебя все–таки прибить еще пару месяцев назад.

– Серэнити! Надеюсь, что это шуточка?

– Самая настоящая. Топай.

Я обнял свою подругу (она даже не отстранилась) и поспешил покинуть Храм Ураха. М-да. Эта история с Орденом Креста… Бедная моя Серэнити… Еще и её суицид… То, что мне удалось его предотвратить, наполняло меня чувством отрады, но… не повторит ли она свою попытку? Нет, она поклялась… Теперь я спокоен. Ох, если бы не Бертран и его прозорливость, то произошло бы непоправимое… Бертран всегда чует, откуда ветер дует. Это у него с рождения.

Улицы Шальха, серые и безликие, населенные рядами домов и особняков, повели меня к Толкучке. Нет, я шел не к Магика Элептерум, что дыбила свою фигуру напротив базара. Сейчас, считая двухскатные крыши и столбики печных труб, я желал посетить Анонимного Дельца. Зачем? Конечно же, из–за Эмилии. Ио, в Первородном Соблазне, поведал мне, что Безымянный поможет отыскать Светочь, и раз я в Шальхе, надо расспросить его о ней.

Закоулки и переулки, тупички и параллели мостовых наконец вывели меня на свалку на задворках полупустой Толкучки. От неё пахло помоями и навозом – то самое место. Вывеска «Анонимный Делец», измазанная сажей и запорошенная пылью, едва виднелась среди баков, коробок и разбросанного тряпья. Я постучал в неприметную дверь. Тихо. Я постучал настойчивее. То же самое. Он, что? Оглох? Я забарабанил со всей дури. Скрипнули засовы, и створы мягко распахнулись. Тут он, тут! Никуда не делся, лиса! Я вошел вовнутрь и стал спускаться по порожкам. Сыроватый туннель провел меня по спирали и вывернул в круглую коморку, уставленную всякой всячиной. Помигивающие шарики света томно плавали в застоявшемся воздухе. Я поводил головой туда–сюда.

– Безымянный!

– Ты вернулся?

Тролль, зеленый, с длинными когтями и в сюртучке осторожно выскользнул из–за стойки со слабо фосфоресцирующими растениями. На его переносице засели волшебные очки. Он оценивающе осмотрел меня через них и вздохнул:

– Узилище Ярости сработало не как надо? И ты явился за Фиалом Сна и своими деньгами?

– Нет.

– Тогда, что?

– Вижу, бизнес у тебя больше не процветает.

– Временные неудобства. Магика Элептерум и раньше выкидывала нечто подобное. Люди уходят из Шальха, а затем стекаются в него вновь. Месяц–два, и моя торговля возобновится.

Я оперся о Лик Эбенового Ужаса и положил подбородок на его изуверский череп.

– У меня к тебе есть вопросы.

Тролль осклабился.

– Задавай. А уж я определю им цену.

– Мне необходимо знать, что такое Светочь, и где искать её осколки.

– Светочь? – тролль как бы попробовал это слово на вкус. – Осколки?

– Именно.

– Был некогда такой артефакт. Был… И кое–что мне известно о нём, а о кое–чём будет необходимо навести справки.

Я отстегнул от пояса мешочек с монетами и Безымянный громко расхохотался.

– За эти гроши я даже хлебушка себе не куплю. Пойми, продукты мне добывать… немножко сложно.

– Что ты хочешь?

Тролль задумался. Его голубые зрачки через очки оглядели меня сверху донизу.

– То чудесное покрывало, что в твоей сумке?

– Нет.

– Твой миловидный посох?

– Тоже нет.

– Какой ты несговорчивый, маг. Сапфировый шарик?

Я отрицательно покачал головой.

– Про все остальное – тоже нет? Тогда маленькая услуга?

– Какая? – выдавил я.

– Я из «Анонимного Дельца» практически не выбираюсь, но иногда такая потребность у меня появляется, – повел свою речь Безымянный. – Это случилось в конце зимы. Некий колдун, такой же, как ты, хмурый и нелюдимый, за одну мощную штуковину расплатился со мной зачарованным золотом. Вот оно лежало у меня в сейфе, а вот оно превратилось в груду железных пуговиц. Он обманул меня. А я не тот тролль, что забывает такое.

– Почему твои очки не разглядели подвоха?

– Этот колдун. Он представился Бингсом Флаерсом. Он как–то притупил свойство моих очков.

– Специфическая магия?

– Понятия не имею, как. Со мной такое случилось впервые.

Безымянный провел длинным бледным языком по черным губам.

– Разыщи его и заставь пожалеть о своем некрасивом поступке.

– Убить его?

– Нет, нет. Смерть слишком легкое наказание для Бингса Флаерса. Пусть вкусит горечь отмщения. Пусть раскаится в содеянном и приползет ко мне на коленях, – проскрипел Безымянный, вынимая из ящика кривую спицу с рукоятью в виде змеи. – Уколи его Гадюкой.

– Она смочена ядом?

– Такие подробности обязательны? Да, её острие смазано веществом из Ноорот’Кхвазама. Не поранься ею, а то… Ну а то сведения про Светочь тебе уже не понадобятся.

– Где мне искать Бингса Флаерса?

– Хороший вопрос. По его оговоркам, сказанным, как бы, между прочим, он вроде бы должен был податься в Великий Лес. Куда конкретно? Вселенная его знает.

Тролль показал мне обычную гальку (таких пруд пруди, валяются на побережьях Моря Призраков и Абрикосового Моря).

– Как только Гадюка вопьется ему в плоть, этот камушек станет красным. Так я узнаю, что ты выполнил мое поручение.

Задание Безымянного меня несколько подкосило. Бингс Флаерс – лишь один из миллионов и миллионов людей, и разыскать его в Великом Лесу и пырнуть Гадюкой это… Это несколько затруднительно. Но что делать? Хоть я и не сторонник «преподношения таких подарков», тем более от хитрого тролля, придется согласиться. От этого зависит счастье Эмилии, а для неё я сделаю все, что угодно. Бингс Флаерс, прости, ты мне никто и ничего дурного мне не причинял, однако Гадюка непременно передаст тебе привет от Безымянного.

– По рукам.

– Спасибо. Это многое значит для меня, поэтому я кое–что поведаю тебе про Светочь уже сейчас. Небольшой задаток, – просипел тролль.

– Я слушаю, – превращаясь в «само внимание», сказал я.

– Светочь – это фиал, сотворенный величайшим мастером–колдуном и элементалем из Клирдвайта. Лаэхе Отступником, Сыном Антиматерии и отцом Ютвинга – существа стародавнего и мудрого. Светочь предназначалась для поддержания вечной стабильности частиц–тела Лаэхе, но у нее были и другие эффекты, мрачные и прекрасные. Кунглонд Разоритель, дракон из Впадины Бесконечности когда–то заинтересовался Светочью и напал на Лаэхе Отступника. Их бой окончился тем, что Лаэхе погиб, но Светочь не досталась Кунглонду. Издыхая, кудесник–элементаль Клирдвайта запустил её в солнце и от соприкосновения со светилом, она раскололось на части, которые разлетелись по всему миру. Солнце упокоило их в самых недоступных местах, чтобы Кунглонд Разоритель никогда не смог до них добраться. По преданиям, что дошли до меня, я знаю, что один из фрагментов лежит где–то в Соединённом Королевстве, а, может, и не один…

– Он уже есть у моей подруги.

– Тем лучше, потому что другие, так статься, схоронены в иных землях.

– Тебе ведомо в каких?

– Нет, но я потяну за свои ниточки–информаторы, если ты разберешься с Бингсом Флаерсом.

– В следующий раз, когда я приду к тебе, ты мне о них поведаешь.

– Не сомневайся, – хохотнул тролль, вкладывая в руки мне Гадюку. – Сделай то, что я прошу, и я разузнаю для тебя о Светочи куда больше.

– И как соединить её обратно воедино.

– За эту информацию ты уплатишь чем–нибудь другим.

– Какой же ты жадный!

– Это моя работа, быть жадным, – осуждающе прицокнул Безымянный. – Я не выставляю свою помощь на аукцион за бесценок. Бизнес и ничего личного. Для меня важна прибыль.

– Отлично, – скрепил я. – Ты получишь, что просил.

– С тобой приятно вести дела.

Тролль повертел перед моими глазами гальку. Как только она окраситься в красный, я примусь за поиски обломков Светочи.

– До свидания, – сказал я, закутываясь в плащ.

– До встречи, – расплылся улыбкой тролль.

Потирая зеленые ладони, он проводил меня до выхода из Анонимного Дельца.

– Светочь, – прогнусавил Безымянный мне в спину. – Значит, Светочь…

– Угу, она, – кинул через плечо я. – Не смей надуть меня, а то Гадюка поцелует твой живот.

– Опять ты за свои угрозы? Куда уж без них? Да? – вздохнул тролль. – Вы все, маги, такие? Пытаетесь казаться устрашающими?

– Видимо, да, – сказал я, покидая Безымянного.

Я шел к Мышиной Дыре и думал о том, что разузнал у тролля. Светочь, получается, создал Лаэхе Отступник. О нем я ничего не знал. Многие тысячелетия в Клирдвайте, утлой и неприглядной стране пороков и деспотии, правит Ютвинг – некое создание, принявшее человеческий облик. Неоспоримо, что сейчас он самый сильный и могущественный из всей моей волшебной братии, а его отец… Кем он был? Элементаль? Сын Антиматерии? Что, или кто такая эта Антиматерия? Что–то из литературы должно пролить свет на личность Лаэхе и его мать, о ней я тоже хочу знать. Так же Кунглонд Разоритель… Следует поковырять книги и о нём, потому что про него мне известно не так и много. Кунглонд Разоритель, он же Повелитель Впадины Бесконечности, Вызыватель Бронзового Дождя и Зачинатель Болезней, на иерархической лестнице вирмов стоял чуть ниже легендарного Фисцитрона Венценосного короля всех драконов древности, рядом с Ольфирндбалем, Змеем о Пяти Головах и Хглимом Ледяным Дыханием. Кунглонд Разоритель был повергнут Урахом в войне Власти, но песни о его бесчинствах и свирепствах барды и ныне поют в тавернах. Оранжевый День – та пора, когда с неба года и года капала расплавленная магма и Лихорадочная Метель – поветрие, что уничтожило треть всех живых существ еще, когда Дроторогор с другими Владыками Хрипохора открыто ходил по долам и весям – его заслуги. По описанию, что дают нам испорченные и заплесневелые тома ранних летописцев, основанных на беседах с шаманами живорезов, Кунглонд Разоритель размером превосходил некрупный замок, а его пламя крушило целые горные цепи и иссушало моря. Однако, что интересно, Кунглонд Разоритель не всегда показывался в миру, как дракон, он мог принимать и гуманоидную форму. Высоченный, в капюшоне, под которым нету ничего кроме пустоты да расплавленных очей, и в приливающихся чешуйчатых доспехах цвета ржавчины – таким его преподносили живорезы, и таким видели его Дроторогор и прочие Боги-Идолы Хрипохора. На выцветших картинках в левой ониксовой перчатке Кунглонд всегда держит весы Суда, а в правой сжимает Мертвую Деву – злотворную шипастую оглоблю, распространяющую мор и чахотку. Предполагаю, что он пытался достать осколки Светочи, и раз у него это не получилось, то припрятаны они на совесть, но… Солнечный Лут, лепрекон пленивший Эмилию и Серэнити на подходе к Эльпоту, каким–то образом завладел одним из них. Как? Случайно ли разрыл какую–то норку и попросту наткнулся на блёсточку, что обжигала его холодом? Допустим. Вот бы так же легко потом и мы с Эмилией заполучили все остальные составляющие Светочи.

Я почесал затылок. Этого мало. Моего умственного багажа здесь мало! А тут ещё Бингс Флаерс! Нарисовался так в мои планы ненавязчиво! Мне теперь придётся прочесать весь Великий Лес в поисках него. Благо или, скорее, несчастье, что я туда пойду разыскивать Тумиль’Инламэ с захороненным в нём Легией. Так, Калеб, не спеши, прежде всего Филириниль, а затем Бингс Флаерс. К нему я всегда успею вернуться, а авось, так сложится, что он и сам как–то подвернётся на пути. Вселенское провиденье непредсказуемо. Кто разберет, что там повстречается в моих приключениях? Приключения! Вообще это слово мне не нравится. Оно отдает рыцарскими подвигами, лощёными сказками, духом свободы и возвышенным самопожертвованием за какой-нибудь платочек принцессы. Приключения, как по мне, это совсем иное. Это стоптанные сапоги о мили и мили дорог, это зачастую голод и кровь, оторванёность от дома, от родных и от близких, это вечная осторожность и балансирование на краю лезвия. Нет, приключения – это не смазливая история о ловкой победе над нерасторопным драконом и спасением королевства, нет. Приключение – оно не такое. Оно утомительно. Оно жестоко. Оно смертельно. Только те, кто действительно познал на себе «приключения», никогда ими не похвастаются и не покичатся. Вспомнят, да, но и только. Я, Калеб Шаттибраль, старый вояка и опытный маг, завсегдатай Грозной Четверки, брат по крови клану Надургх, ведьмак Оплота Ведьм и Леса Скорби, любимец Вселенной и игрушка в дланях Богов, мог бы наговорить о себе такого, что отпадет любая челюсть. А оно все правда. Я не выдумщик, не враль и не фантазер. Уж такая у меня выдалась жизнь – гиблая и роковая. Это мой жребий и мой удел, нести на себе груз опасностей. Другого мне не дано.