Глава 18. В Энгибар

От Шальха до Энгибара, рощи друидов и рейнджеров, я пошел пешком. Юнивайн мои призывы проигнорировал, и мне ничего не оставалось делать, кроме как довериться «своим двоим» (нанять повозку, нет; додуматься до этого – это не про меня). Весна вошла в пик своего расцвета. Зеленая трава у обочины, поросль диких нарциссов и медуниц, а также кустарники жимолости, жавшиеся к кромке лесополосы, – все это приводило меня в восторг. Я неоднократно упоминал, что больше предрасположен к зиме и осени, слякоти и снегу, но и эта пора обновления и рождения нового заставляет меня внутренне трепетать. Мои волнения принадлежали насущному, но лепота, окружающая меня, как–то смазывала острые углы и придавала уверенности. Отодвинув в сторону свои страхи перед грядущим, я сосредоточил мысли на том месте, где жил Альфонсо Дельторо, мой закадычный и вечно волнующийся за все друг. Энгибрар – это своеобразное поселение, в основном состоящее из хибар, возведенное в дубраве Медвежьи Угодья. Если добраться до Оленьей реки, что протекает от Шальха всего в двадцати милях к западу, и в городе–порте Дарне купить себе место на когг или бриг, то всего через день плаванья можно достичь крепости Огнморт (ныне последнего бастиона защищающего столицу Соединённого Королевства от посягательства Плавеня), а от него до Энгибара будет уже идти всего ничего. Если бы осажденный Десницей Девяносто Девяти Спиц Эрменгер, к которому меня, Серэнити, Эмилию, Грешема, Снурфи и Мурчика–Огурчика послала королева Констанция Демей не лежал много восточнее Оленьей реки, то мы бы тогда, возможно, успели бы спасти его жителей от их незавидной доли. Кто знает, кто знает…

Так вот, вернемся к Энгибару. В нем проживает чуть больше полутора тысяч «ревнителей природы». Они воздают хвалу Ураху и чествуют Братство Света, но есть у них и иное, собственное Божество, даже не Божество, а Дух Зелени. Он или Оно, уж тут не разберешь, покровительствует всем братьям нашим меньшим, наряжает деревья плодами и обогащает землю урожаем. Милый такой «наставник и чудотворец». В Братстве Света Духа Зелени принято считать малым святым помощником Всеотца, поэтому инквизиторы не притесняют скромных уроженцев Энгибара. Капище Духа Зелени занимает центральное место в их поселении, и на праздники Овсяницы, Ячменя, Лисы и Пахоты, да и прочих, жители преподносят ему (как и Ураху, разумеется) в дар овощи, фрукты и молодое вино. Есть в Энгибаре легенда о том, что именно Дух Зелени показал праотцам людей, где Он (Оно) желает возвести себе Дом. Энгибар вообще благолепный уголок, свободный от распрей, претенциозности и суеты. Его рейнджеры и друиды всегда высоко ценились в Соединённом Королевстве. Их ученость и познания о флоре и фауне не вызывают сомнений, а искусство врачевания бальзамами, притирками и припарками не уступит по своей эффективности даже вышколенной лечебной практике Алхимикус Деторум. Упомянем так же, что из своих пенатов Энгибар выпустил немало знаменитых личностей. Кларк Гвоздь и Доска – гениальный плотник и ремесленник, Инга Блаунт – друидесса, спасшая короля Барбадоса Тёмного от своры кабанов, что спустил на него Безумный Лесник, Глухарь Пересмешник – удивительный мастер оружейник, создавший пару десятков волшебных луков, Агая Красивая – неимоверной пригожести девушка, сберегшая последних львов Иль Градо от охотников, уведя их за Великий Лес, Салавар Молчаливый, умевший приручать волков, и, наконец, о ком отдельно упоминаю, сестры Ольвелла и Нипра Харингтоны – первые, кто приготовил столь почитаемый и знаменитый полынный напиток «Зеленый чаек». Харингтоны, травницы по профессии, занимавшиеся изготовлением лекарственных снадобий, некогда дистиллировали полынно–анисовою настойку в небольшом перегонном аппарате, которая не только крепило тело, но и дурманило голову. В Энгибаре, а потом и за его пределами, «Зеленый чаек» пришелся по нраву почти всем и каждому. В его финальный состав входили так же ромашка, фенхель, вероника, кориандр, иссоп, корень петрушки, мелисса, шпинат. «Зеленый чаек» бывает коричневый, желтый, синий, красный, но чаще зеленый – таков его классический натуральный цвет. Помимо бодрящих и обезболивающих качеств, от напитка, если его употреблять не в меру и пристраститься к нему, можно получить и вред. Систематическое употребление «Зеленого чайка» поспособствует отравлению организма от токсичного вещества, которое содержится в горькой полыни – оно навлечет на него ряд негативных последствий и эффектов. Опьянение напитком напоминает действие некоторых наркотических препаратов, которые вызывают общее возбуждение, изменение сознания, бред и немотивированную агрессию. Иногда при употреблении «Зеленого чайка2 у людей даже возникают галлюцинации. Жрецы Зеленого Духа частенько вкушают его до одурени», чтобы воочию лицезреть, как они говорят, своего Покровителя. Как там ни крути и какие бы «за» и «против» не выдвигай, а «Зеленый чаек» все–таки замечательная штука. В разумных пределах, естественно! Я с большим удовольствием пропущу стаканчик крепкого нектара в компании Альфонсо. Уже жду-не дождусь! Но все в меру! А то потом лыка вязать не буду! Хе!

Только далеко за середину дня я с пригорка увидел тихую гладь Оленьей реки. Мне повезло, часть пути я проделал на телеги семьи Ноглов (одумался, что можно не только топать, но и ехать). Эти Ноглы оказались славные ребята. Отец их – Ханис, солевар, а его жена Пия – швея. Ханис погонял стареньких кляч, а я с Пией и её шумливой детворой (аж четыре ребенка выносила, молодец!) беззаботно болтал о погоде, тканях–иголках и трудностях материнства. Я расстался с Ноглами у развилки, что вела на городок Ревью, поблагодарив их пригоршней серебра. Для них – это целое богатство, а мне не жалко, я люблю делать подарки. Ах, как же Пия мне желала всяческого добра и процветания! Искренне и нежно! От её слов с моего лица ещё долго не сходила улыбка.

Я спустился с кручи и затопал к реке. Оленья несла свои воды на юг, ну и я вместе с нею подался туда же. Вечером меня уже впустили в Дарн. Его неказистые стены из черного камня сочились влагой, а у подножья бугрились ракушками. Дома здесь в основном кряжистые и прочные светились изнутри свечными лампадами. Хороводы теней блуждали по вытоптанным кирпичным мостовым… Мне хотелось спать, и я зевал, но решил для себя – заночую только в каюте корабля, который поплывет в Огнморт. В доках, рассчитанных на две дюжины судов, я легко сыскал того, кто исполнит моё желание. Капитан Еверхай, седой такой морской волк в шляпе–козырьке, сюрко и полосатых штанах, посчитал выданные мною монеты, после чего распорядился провести меня в кубрик и выдать циновку. Мою подстилку из сена, камыша и лыка примостили на незанятой широкой нише, рядом со спальником помощника кока. Отправиться к Огнморту «Леди Кэндис», так звалась моя каравелла, должна была рано утром, поэтому я перекусил тем, что мне дали (окунями, съедобными водорослями и хлебом) и повел разговор с помощником кока. Он знал кучу всяких рецептов, былей и небылиц, коими охотно со мной и поделился. Чтобы я слушал его внимательно, этот курносый мальчишка лет тринадцати притащил мне подогретого вина с пряностями и фисташек. Мелочь, а от неё как-то уютнее и теплее стало! За угощения и истории о русалках, кораблях–призраках и речных чудищах, я наградил мальчугана тем, что у меня еще плескалось в кошельке (троллю я его не оставил). Мои денежные запасы практически иссякли, ну да ничего, еще раздобуду где–нибудь. Вселенная – дала, Вселенная – взяла, так уж заведено у Неё. Под качку волн и посапывание парнишки я погрузился в сон… Луковое Спокойствие… Оно выпало из моей разжавшейся ладони…

Этот океан не имел границ. Не имело границ и омерзение, испытываемое мною от его тлетворного вида и трепыхающихся в нём каких–то щупалец… Летящие, зубастые твари с перепончатыми крыльями тащили меня под локти вдоль пенящегося молочно–блеклого покрывала вод… Воронки, что бороздили их бурлящие и затхлые шири, всасывали в себя, как мне казалось, души несчастных, что падали откуда–то с небес… Небосклон – сплошь паутина и сети. Вместо облаков по нему, трясясь и вздрагивая, ползли сгустки живой сукровицы, изливающие мутные слезы. Мои твари–волочильщики поочередно впивались мне в затылок когтями и отрывали от него лоскуты кожи. Сам я, бестелесный, в мертвецкой хламиде с перламутровым знаком Рифф на груди, изнемогал от усталости и бессилия. Мой полёт над этим дурноёго вида океаном все длился и длился… Минуты, часы, дни… Я потерял счет времени, и оно, время, как бы зная о моем бессилии и прострации, лишь издевалось надо мной, растягивая само себя до единственного момента, до вечности. Крики и писк моих терзателей, как и вонь, исходящая с поверхности, изнывающей паром белесой пучины, заставляли меня стучать зубами и вопить безумным воплем, воплем боли и страха. Там, в смрадном просторе, я разглядел остров, столь гадкий и пагубный, что мой вой переродился в хриплый свист. Меня швырнули на землю, и от этого, без всякого сомнения, могу заявить, я переломал себе руки и ноги. Они вывернулись под неестественными углами, и мне ничего не оставалось делать, как заворошится на гнилой почве червяком. Песнопения… О, да… Те самые, что я услышал впервые во сне, пребывая в фантомном доме моего детства… Рефрены сводящие с ума, барабанные перебои и каблуки, каблуки, каблуки, что стучат им в такт… Дерганые покачивания плеч, что линией водят хоровод… Танец был демоническим и звериным… Меня перевернули, рывком подняли и поставили на колени. Мои запястья, что сковывали цепи–змеи засеребрились потусторонним светом. Фасетчатый ключ и шкатулка с прихотливой резьбой и рунами древности, оплетающими её зловредную окантовку, – они проявились, и я их держал. В круг людей в хламидах и власяницах, что шевелящейся стеной мялись передо мной, пришепетывали и чмыкали, горделиво вступил Укулукулун. Его лицо, исключительно правильное, прекрасное и гусное, было обращено ко мне и только ко мне. Ему поднесли трон, и он величаво на него воссел. Корона–паук и шикарные вычурные доспехи из кости добавляли его образу стати и значимости. Аура силы, исходящая от архонта, была столь велика и ощутима, что я неосознанно уткнул взгляд в песочное месиво – лишь бы не видеть его.

– Смотри на меня, раб.

Я затравленно, исподлобья, глянул вверх. Слуги нелюдя заголосили ещё пуще, с остервенением и подобострастием. От их бесовского хора и перебранки палочек, чмыканья и пришепетывания, а так же перестука каблуков из моих ушей потекла кровь.

– Тихо, – лениво сказал Укулукулун.

Тут же воцарилось гробовое молчание. Лазурноокая свита архона выудила из закромов туник волшебные факелы. Синим огнем горели они. Коварным и чудовищным.

– Ты здесь, и ты в моей власти, – продолжил Укулукулун, кладя меч себе на колени. – Как думаешь, насколько тебя хватит на этот раз? Сегодня сюда не придёт ни Бракарабрад, ни Горгон Преломляющий Оттенки, ни Серэнити, ни Алан Вельстрассен, никто. Твоим заступникам не дотянуться до тебя. Так вот ещё раз, как думаешь, насколько тебя хватит на этот раз? Отвечай, раб!

– Не знаю… – против воли, как–то вымолвил я через разбитые губы.

Укулукулун улыбнулся. И та улыбка, красивая и холодная, как айсберг, принадлежала победителю.

– Я буду тебя пытать. Медленно и с удовольствием.

По мановению пальца ко мне подошли двое извергов в капюшонах. На мою шею накинули пеньковую веревку и затянули крепко–крепко.

– Воздух. Как он сладок. Им дышишь и не можешь надышаться, – хмыкнул Укулукулун. – Так оно?

Я задыхался, терял сознание, умирал и возрождался вновь. А моё горло все давили и давили… По мне бегали пауки. Сотни и тысячи… Они забирались мне в рот и в нос. Я плевался ими, жевал их, а они выдергивали мне зубы и разрезали внутренности педипальпами.

– Чтобы прекратить муки, тебе надо сделать только одну простую вещь – отдать мне Путаницу. Возложи Её к моим ногам, и я убью тебя. Быстро и милосердно. Своим собственным мечом – Губителем Живых и Мертвых.

Я хотел, я очень хотел сказать – забирай эту проклятую Путаницу, но знал, что если произнесу это, то все пропало… В этом адском океане, на этом ужасающем острове, в клетке из мнущихся и бесящихся идолопоклонников, я искал в себе хоть какой–то лучик надежды… Сквозь тучи мглы, что заполонили моё естество, я нащупал его… Возможно ли? Не показалось ли мне? Под гнетом мрака лучик ускользал, но пытался вновь и вновь пробиться ко мне… Настойчиво, настойчиво, настойчиво…

– Ты не получишь Путаницу…

Архонт рассмеялся. Громогласно и сокрушительно. От его смеха мои жилы вытянулись, и я застонал.

– Значит, храбрец? Или глупец? Ну что же. Я люблю ломать и храбрецов, и глупцов. Их хребты и ребра.

Укулукулун указал на меня Губителем Живых и Мертвых.

– Подайте ему настоящего страха.

На голую плешивую поляну вкатили… медного… но не быка, а гигантского арахнида. Я сразу понял, что он полый. Под его брюхом, покрытым сажей и подгорелой коркой, развели костер…

– Ты уже не так самоуверен? Погоди чуть–чуть. Пусть нагреется, а ты пока присмотрись к нему, своему новому другу. Он обнимет тебя жаром, проварит тебе потроха и запечет кишки. Ты издохнешь в нем, а затем вновь очнешься и снова издохнешь. Ты будешь агонизировать до тех пор, покуда Путаница не станет моей. Когда это случится, я раскрою тебе череп и сделаю из неё чашу для вина.

Я слушал Укулукулуна и лихорадочно цеплялся в себе за краешек света, что старался дотянуться до меня… Еще немного, так, так, осторожно, Вселенная, ну, пожалуйста, пожалуйста… Есть! Внутри меня как будто пробился фонтан. Его напор выбил из меня Тьму и насытил вены живительной панацеей. Я словно бы обновлялся, сбрасывал саван обреченности, покровы вялости и дряблости. Когда я осознал, кто свершилось чудо, мои уста заговорили, но фразы принадлежали не мне.

– Укулукулун Тобольдо, архонт великого Вседержителя Рифф, король Анкарахады и первый среди равных в Доме Шелка, почему ты ведешь себя, словно пугливая мышь? Почему вместо открытого поединка, ты насылаешь на Калеба видения и морок? Почему у тебя недостает духу воплотиться в явь и сразиться с избранником Праматери? Не оттого ли ты Ей и стал неугоден, потому что прячешься за ширмами да кулисами?

– Кто ты?! – взревел Укулукулун, вскакивая с трона и взмахивая мечом. Его тяжелые, ухоженные волосы разметались по плечам.

– Я – Петраковель, оракул Оплота Ведьм, и я говорю: мои свечи горят по тебе, и их пламя дойдёт до Рифф. Они принесут Ей весть о твоём позоре и о твоей недостойной, жалкой игре. Этого ты хочешь? Твоя Госпожа будет в ярости.

– Ворожея! Собака сутулая! Да как у тебя хватило дерзости заявиться ко мне?! – сплюнул Укулукулун. – Ползи в свою вшивую нору или я разорву тебя напополам!

– Заставишь меня?

Меня обволокла туманная пелена. Она отделилась от меня и сформировалась в образ Петраковель. Она стояла (что не свойственно ворожеям), высоко подняв подбородок, и её глаза, белый и оранжевый, излучали чистый поток сияния. Её очи напугали прихвостней архонта. Они, чмыкая и скороговоркой пришепетывая, попятились назад, пряча факелы за пазухи. Да! Бойтесь её, как сказал ваш урод–поработитель, собаки сутулые!

– Испытание Анкарахады – старше тебя и меня, Укулукулун. Оно грозное и благородное. Ты оскверняешь его и за то расплатишься. Я чту Рифф, а ты – нет, и потому тебе не совладать со мной. И Калеба ты так же ныне не получишь.

– Я разрублю тебя на куски, карга, и скормлю твоему же мальчишке ведьмаку!

Укулукулун взметнул Губитель Живых и Мертвых, однако Петраковель оказалась проворнее. Она окутала меня своей поволокой, и мы взметнулись в космос… Все крутилось и вертелось, пока я не оказался в Оплоте Ведьм. В том самом амфитеатре, где я лгал Петраковель о Кварцарапцине и похищенной им у меня семье. Тогда я желал разжалобить её, чтобы попасть в Чертоги Отражения. Однако оракул разгадала мою хитрость, и за это мне пришлось выполнить то, что она повелела – избавить Лес Скорби от яда, что тек во всех ручьях и реках из–за слез Шоб–Коб–Дуба. Я справился, и за то Петраковель нарекла меня ведьмаком – побратимом Оплота Ведьм и другом всего Леса Скорби.

Оракул лежала передо мной на пуфике и гладила рукой с длинными фиолетовыми ногтями по стеклянному шару, так напоминающему мне Гамбус.

– Нам очень повезло. Она была близка.

– Кто?

– Твоя Смерть, – ответила Петраковель, бесстрастно взирая на меня. – Раздвигая пертурбации фата–морганы, я следила за тобой, Калеб. Следила и выжидала момент, когда тебе больше неоткуда будет ждать помощи кроме, как от меня. Четыре раза тебя чудом спасали от Укулукулуна до меня, и сейчас был последний, пятый. Укулукулун – могущественный чародей и махинатор. Уникальный в своем роде и в своей гордыне. Он – изгнанник нездешнего порядка, поставил заслон для каждого твоего друга. То, что он сказал – правда. Ни Серэнити, ни Бракарабрад, ни другие более не способны явиться в твои сны. И я теперь тоже.

– Тогда я мертвец, – понуро прошептал я.

Белый и оранжевый, глаза Петраковель, мигнули и потухли, рдея углями. Присутствие ворожеи действовало на меня успокаивающе. Подле нее я чувствовал себя огороженным от невзгод и неприятностей. Что–то сродни родительскому присмотру, когда нашкодил и можешь спрятаться за мамой, зная, что рядом с ней тебя никто не тронет.

– Даже если бы мы все вновь пришли к тебе на защиту – Укулукулун бы одолел нас. Только наша внезапность и его неосмотрительность выуживали тебя из опалы. Он бессмертен, и в своих владениях отгорожен Рифф от любого физического и мистического урона. Только ты, по воле Праматери, можешь ниспровергнуть его. Луковое Спокойствие, выделка Лукового Рыцаря, священника Ураха, ещё попридержит архонта, но ты не должен рассчитывать на него. Под гнетом Укулукулуна оно непременно треснет и расколется. Когда это произойдет, архонт опять примется терзать тебя. Найди в себе силы сражаться. И знай, пока ты не повернешь ключ в Путанице, Рифф не допустит твоей кончины. Три оборота. Три.

– Что меня ждет в ней?

– Паучий престол Рифф. Её макро–лабиринт Анкарахада. Её Святая Святых. Её Испытание.

– Каково оно будет, это Испытание?

– Таково, как то решит Рифф.

Петраковель накрыла стеклянный шар платком.

– Наше время истекает, ведьмак. Мои торфяные свечи гаснут, а Куркумные Болота пузырятся, и ты должен поспешить. Ради себя и ради тех, кто тебе дорог. Мир на грани катастрофы. Он дестабилизирован. Света стало слишком мало, а Тьмы много. Верни нам Свет.

– Но как?!!...

– Не перебивай, – приказала Петраковель. Она подтянула к себе обтянутый кожей фолиант и монотонно, посматривая на его странные страницы то с пропадающими, то появляющимися иероглифами, продолжила: – Это Книга Грядущего. В ней я прочла, что для Серэнити срок подходит к концу. Живая Вода скоро потребует вернуть ей то, что Великий инквизитор взяла у неё взаймы. Создай для Серэнити противоядие или потеряй навсегда. Эмилия и Грешем блуждают в потемках. В их исканиях обломков Светочи им встречаются много опасностей и врагов. Без тебя они обречены потеряться и умереть. По Зарамзарату начинают ходить толки о пропаже кольца Буля Золотобородого. Дунабар скоро станет склонятся к тому, чтобы поведать совету Надургх о том, что его украл ты. Если Дурнбад не вернет кольцо в Зарамзарат, то Соединённому Королевству объявят войну. Люди навсегда поссорятся со своими соседями. На Хильд выступят гномы Железных Гор и не только Надургх, но и их меньшие кланы–сатрапии – Хазгунд, Лирдхи, Вайхойри, Придроги и Дюны. Будет сеча, и еще не оправившийся от Десницы Девяносто Девяти Спиц, Эльпот падет. Невинным дадут испить кровавую чашу. Это то, что мне дано провидеть о твоих друзьях и грядущих событиях. В Бархатных Королевствах, Островном Королевстве, Минтасе, Рунном Королевстве, Острохвостии, Ноорот’Кхвазаме и в иных землях, равновесие тоже расшатывается. Я ощущаю в дальнейшем, что и в них не обойдется без тебя. Твое участие в их Судьбах уже определено Вселенной. Если, конечно, ты сможешь обхитрить Укулукулуна, Привратника и Смерть.

Зловещие предсказания Петраковель заставили мои подмышки обзавестись мокрыми разводами. Что? Да как хоть так?! Почему?! Ворожея закрыла Книгу Грядущего, потрясла и вновь открыла.

– Теперь внимай о самом насущном. О том, что уже дышит нам в затылок. В Лесу Скорби Вальгард Флейт сокрушит Горбатое Логово живорезов. Все, кто в нём погибнут, превратятся в пасынков Назбраэля. Сразу после этого Вальгард Флейт двинет армаду на Вельдз, и его Гричинг не устоит. Кость Ночи достанется вампиру.

Петраковель подула на Книгу Грядущего, и она окрасилась в черно- багровые тона.

– Вижу, что Дроторогор и его легионы выжгут две трети Плавеня. В Новорисе, в котором испокон веков хранится Тигровый Глаз Вилисивиликса, Дроторогор остановит своё шествие. Он оставит от Новориса лишь пепел и присвоит Тигровый Глаз Вилисивиликса себе. Этот Глаз содержит в себе настоящий Фатум, и владыка Хрипохора усилится им стократ. Дроторогор и Вальгард Флейт заимеют Тигровый Глаз Вилисивиликса и Кость Ночи почти одновременно. И так они станут эквивалентны друг другу по всемогуществу. Чтобы взять вверх над противником, им потребуется найти Тысячелетний Гром, где возможно извратить части Короны Света. Вбить в них либо Кость Ночи, либо Тигровый Глаз Вилисивиликса. Кто первый успеет это сделать – тот возобладает над вторым. Потом уже, с обоими фрагментами Короны Света, будет выплавлена либо Корона Тьмы, что приведет к пришествию Назбраэля, либо Корона Огня – она выдернет всех владык Хрипохора из Безвременья, кусков разорвавшегося Юкцфернанодона. И то, и то ужасно и неприемлемо для всего мироздания.

Ворожея опять подула на Книгу Грядущего и из неё хлынула кровь, и взметнулась едкая гарь.

– Она показывает мне, как страшен будет поединок Дроторогора и Вальгарда Флейта. И как смертоносно для всех нас обернется его финал. Две Нечестивости сойдутся в сече у Тысячелетнего Грома с армиями немыслимых размеров. Там, среди их орд, я различаю и тебя…

– Меня?!

– Тебя, – сурово кивнула Петраковель. – Книга Грядущего шепчет мне о твоей роли в Жребии Мира, но Будущее очень размыто… Концовки не разобрать. Ясно только одно – ты – ключ к спасению всего живого. Свет все еще может отогнать Тьму.

– Дай мне совет! – взмолился я.

Петраковель пошамкала дряблыми губами.

– Могу предположить, что тебе надлежит отнять у Дроторогора и Вальгарда Флейта их куски Короны Света. Ещё до того, как они их сумеют осквернить…

– Да как мне!...

– Затем…

Ворожея зарябила. Амфитеатр размывался туманом. Фитили свечей потянуло затухшим дымом.

– Ты просыпаешься… То, что я тебе не рассказала… Тебе поведает тот, кого ты встретишь на своём пути… О Короне Света… он ведает… многое… – отрывками донеслись до меня слова Петраковель.

Я очнулся в кубрике Леди Кэндис. Помощник кока мирно посапывал в свою подушку. Одеяло сползло с него на пол. Я тоже бы сейчас упал на пол, если бы и так не лежал. Циновка, как и вся одежда, в которой я спал, пропиталась моим потом. Трясущимися пальцами я подобрал Луковое Спокойствие, закатившееся мне под бедро. Надо повесить его на шею… Да, именно на шею, как кулон. Мой желудок скрутил спазм боли. На негнущихся ногах я открыл дверь и вышел на палубу. Там меня стошнило. Звезды смотрели на меня с чистого небосклона, а из Дарна доносился сладковатый запах цветов и дымком от печных труб. Он перемешивался с ароматом плещущейся воды, с тиной и водорослями, что кучей лежали у пристани. Ко мне подковылял матрос, несущий вахту.

– Мы еще даже не отчалили, а ты уже весь зеленый, – хохотнул он.

– Мне приснился плохой сон.

– Да ладно тебе заливать, мужик! Боишься, небось, на кораблях ходить! Ха! Вот держи! Это тебя взбодрит!

Матрос всунул мне в руку полупустую бутылку.

– Что это?

– Ром, мужик, ром!

Матрос хлопнул меня по плечу, а я, когда он ушел, приложился к горлышку. Напиток пронёсся по моей гортани и опустился ровно в желудок. Тот опять заворчал, но повторной попытке освободиться от своего содержимого не предпринял. Я сделал еще три глотка. Алкоголь быстро затуманил мое сознание. Это мне и было нужно. Захмелевший, я пробрался в свою каюту и заснул уже без всяких сновидений.

Меня разбудил скрип половиц. Это мальчик, помощник кока, принес мне еды. Разжав пальцы на Луковом Спокойствии, я поблагодарил его. На бочку, что стала моим столом для завтрака, мальчик положил полбуханки ржаного хлеба, вяленую треску, фасоль и эль. Я боялся, что пища не удержится во мне, но этого не произошло. Я поел и подался на свежий воздух. Мне хотелось обо всем хорошенько подумать. Как оказалось, «Леди Кэндис» уже как часа три–четыре вышла из Дарна и теперь на всех парусах плыла в Огнморт. Капитал занимался своими делами и на меня внимания не обращал, также как и вся команда. Я проследовал к корме и там свесил руки вниз.

Умыться бы да зубы почистить? М-да. Хоть прыгай за борт и тони, так все плохо.

Глядя на линию берега, что тонюсенькой черточкой виднелась как справа, так и слева, я стал упорядочивать, по полочкам раскладывать, то, о чём мне поведала Петраковель и то, что мне довелось узнать за прошедшие пару дней.

Есть Дроторогор. У него в лапах – часть Короны Света. Второй кусок находится у Вальгарда Флейта. Сейчас им необходимо обогнать друг друга. Заполучить либо Кость Ночи, либо Тигровый Глаз Вилисивиликса. И тот, и тот артефакт возвысит своего обладателя, если тот доберется до Тысячелетнего Грома и вставит его в свою половину Короны Света. Кто первый успеет это сделать, тот опрокинет своего оппонента на лопатки и снимет с его трупа недостающий обломок монаршего венца. Потом будет создана или Корона Тьмы, или Корона Огня. Одна приведет к нам Назбраэля, а другая – всех владык Хрипохора. Миру настанет конец. Угу. Прекрасно. Что требуется от меня? Всего–навсего помешать одному и второму достигнуть своей цели. Мило!

Вот, к примеру, я все–таки найду Филириниль. Что дальше? Я заявлюсь в Червонное Капище и крикну: Дроторогор, супница ты пригорелая, выходи на поединок? Да он меня пришибет, даже не поморщится. Думаю, и в Вестмарке ситуация сложится подобная. Вальгард Флейт из ковена Порхающей Ночи… О нем я еще не кумекал. Великий Лес недаром провозглашен «Великим» – он такой огромный, что даже представить сложно. И в нём есть некая Вестмарка – пагубный и мрачный шмат просторов, принадлежащий исключительно вампирам, их люмпенам. В это легендарное «королевство», а таковым оно и является по сути, живорезы не суются. Там ими в охотку откушают. Сами же вампиры Вестмарки, наоборот, с удовольствием навещают оморов, безволосых обезьян, троллей, цирвадов и прочих существ. Где бы ни лежала эта Вестмарка в Великом Лесу, она очень далеко от Соединённого Королевства, и потому опасности для него не представляет. Не представляла – так лучше сказать! До этого времени!

Вальгард Флейт. О нём, в частности, о его патологической жестокости, есть ряд трактатов. Он в своем роде известная личность в определенных кругах. Если об Эмириус Клайн, прародительнице вампиров, я пару месяцев назад и слыхом не слыхивал, то с Вальгардом Флейтом все иначе. Впрочем, достоверны ли мои познания о нём или нет, тут уж не угадаешь. Вальгард Флейт – древний, спесивый и амбициозный кровосос, скорее всего один из первых отпрысков Эмириус Клайн. Именно он, в дни юности Соединённого Королевства, собрал разобщённых вампиров и увел их в Великий Лес от меча Нолда Тёмного. Там Вальгард Флейт основал Вестмарку – Страну Тьмы с тремя неприступными городами: Лившихтмах – ковена Чистой Крови, Арт Паури – ковена Ночного Дозора и Зинат Альфадах – ковена Порхающей Ночи. Вообще Вестмарка всегда считалась чем–то ненастоящим, сказочным, поэтому я никогда не вспоминал о ней, когда думал о Великом Лесе. Оказывается, зря. Вроде как в Лившихтмахе правит род Вайнхеберов, а в Арт Паури руководят Рихтеры. Обе эти фамилии подчиняются Флейтам Зинат Альфадаха. Это три самых значимых ковена, что живут не прячась в своей Вестмарке. Но есть и другие, малочисленные и неприметные. Они разбросаны по Лесу Скорби, Великому Лесу и кое–где, я так предполагаю, что и в Соединённом Королевстве. Неприметные замки, окруженные непроходимыми лесами и зыбкими топями, забытые кладбищенские угодья с перекошенными оградами, покинутые руины древних капищ – все они могут служить пристанищем для вампиров и их ковенов. Сейчас Вальгард Флейт, опьянённый всесилием и грандиозной задумкой – лично пригласить Назбраэля, выпить чашечку чая, пардон крови, в Вестмарке, созывает всех вампиров всех ковенов – вступить в войну против Хрипохора. Петраковель поведала мне, что немногим спустя он упрочит свое положение, уничтожив Горбатое Логово живорезов в Лесу Скорби. Потом Вальгард Флейт устремится в Вельдз, в его столицу – Гричинг. Какова должна быть армада короля вампиров, чтобы сломить сопротивление Гричинга? Я таких чисел вообразить точно не сумею. В Гричинге расквартирована самая лучшая конница Соединённого Королевства и несколько боевых Орденов Братства Света. А что уж говорить о гвардейцах, рыцарях и лучниках Вельдза? Они вымуштрованные и опытные ветераны, которые не раз и не два сходились в битвах против всяких тварей Леса Скорби. Конечно, в рукаве у Вальгарда Флейта есть призраки, зомби, скелеты, нетопыри, личи, горгульи и еще невесть кто, но… разрушить ими Гричинг? У меня в голове не укладывается, как такое возможно. Что же… а Кость Ночи? Вальгард Флейт нуждается в ней.

По преданиям Кость Ночи является «ребром» самого Назбраэля. Принужденный Вселенскими Законами вечно прозябать в Мире Тьмы, забавляясь садизмом и лиходейством, он извернулся и оставил для себя лазеечку все–таки выбираться к нам на «огонёк». Кость Ночи – вырванная Назбраэлем из своего тела и выкинутая в Соединённом Королевстве, позволяет ему иногда бродить по нашему миру в обличии человека. Но никогда доселе не шло речи об Его истинном воплощении, не скованном рамками человеческого организма. Если Назбраэль покинет Мир Тьмы, свой жуткий и безобразный Трон Праха, и, призванный Вальгардом Флейтом, войдет к нам Самим Собой, то… ну то каюк. Эх, и почему у Ураха нет второго Пророчества Полного Круга, которое изгнало бы и Дроторогора и Вальгарда Флейта с его вампирами. Всеотец, коему Серэнити посвятила всю себя, неужели Ты будешь взирать на наши мучения и ничегошеньки не делать? Почему Ты не заступишься за нас? Неужели Ты так уверен, что нам по силам одолеть Хрипохор и Вестмарку? Или… Я? Неужели Ты выбрал меня своим героем? Тогда Ты промахнулся, и Твоя промашка возложит наши головы на плахи. Я всего лишь смертный и не ровня таким небожителям, как гнусный Вальгард Флейт или уродливый Дроторогор. А тут еще деспотичные Укулукулун и Привратник, имеющие на меня виды. Да я умру раньше, чем доковыляю до Тумиль’Инламэ. Ты же… Видимо, так надо. Тебе, Вселенной, Рифф, Соединённому Королевству и всем, всем, всем кто надеется завтра вновь увидеть восход солнца. Я расхохотался. Пускай Дроторогор берет Тигровый Глаз Вилисивиликса, а Вальгард Флейт Кость Ночи. Пусть подавятся ими! Я встречу их Филиринилем и безграничной верой в то, что Добро всегда побеждает Зло. Авось проскачем на ошпаренной блохе!

Хмыкая себе в кулак и поглядывая на снующих по кораблю матросов, я, наверное, от безнадежности маячащего предо мной предприятия, приободрился. Терять-то мне все равно нечего, кроме себя самого, своих сапог и своих штанов! Мои друзья и незаконченные дела – вот что по–настоящему еще ценно для меня. Но если брать себя как индивида, то мне себя не жалко. Других – да, но не себя. Я уже прожил свою жизнь и испытал всякое разное. В этой Тьме я отыщу Свет, как просила Петраковель, и либо так, либо никак. Вселенная ставит на меня свои «фишки», и я не должен Её подвести. Я остро чувствую, что Равновесие Весов – моя забота.

Укрепившись верой в себя, я подумал про Тигровый Глаз Вилисивиликса. Давным–давно король Ульто осадил Оплот Ведьм. Но Обитель ворожей, к которой пришли на выручку живорезы, оказалось ему не по зубам, и он отступил. Пробиваясь к рубежам Соединённого Королевства, солдаты Ульто зарубили главаря живорезов – демона семи футов ростом, сопатую образину по имени Душитель Младенцев. Как раз-таки из его внутренностей и выпал Тигровый Глаз Вилисивиликса – нечто напоминающее стеклянный зрачок с бегающими по нему красными рунами. Эту штуку–паразита, сидевшего в потрохах Душителя Младенцев, подобрали и увезли в Плавень, где магистры Братства Света смогли перевести письмена и идентифицировать её как Тигровый Глаз Бога–Идола Вилисивиликса (так стеклянный зрачок сам себя называл). Стали ворошить хроники и всплыло то, что Вилисивиликсу действительно выкололи глаз драконьим когтём. Виновником этому был никто иной, как Ольфирндбаль, Змей о Пяти Головах. Ольфирндбаль проглотил «глаз» противника, но потом срыгнул его над чащей, и тот потерялся на века и века. Пока его не нашли живорезы Хрипохора. К тому моменту ни Вилисивиликса, ни Ольфирндбаля уже и в помине не было. Тигровый Глаз Вилисивиликса – очень злая и мистическая вещь, способная каким–то образом проникать в чужие тела и манипулировать ими. Тигровый Глаз Вилисивиликса держат в Новорисе, в секретном хранилище, под пудовыми замками. Поговаривают, что «глаз» Бога-Идола сам вращается и смотрит… Вглядывается и что–то прикидывает. По его желто–оранжевой радужке беспрестанно несутся цепочки из пламенных букв и тошнотворных символов. Те, кому довелось повидать Тигровый Глаз Вилисивиликса, сообщают, что от него веет мудростью и черной ненавистью. Короче, он не самое приятное дополнение к интерьеру или к.. бренной оболочке, что мы носим на себе. Паразитизм «глаза», а он уже овладевал как–то парочкой послушников Братства Света, наталкивает меня на животрепещущие воспоминания о Минтасе. В парящем над Ледяными Топями городе–диске заседает совет магов–лордов, истцов, и верховный истец в нём – Даэрио Симильвейн – не совсем человек. Вернее он делит себя, свой мозг с длиннющим белесым червем – Тихим Надзирателем. Червь использует Даэрио Симильвейна как сосуд, и по сути является истинным правителем Минтаса. Изредка Тихий Надзиратель высовывает свой хвост через нос, уши и рот Даэрио Симильвейна и всегда, всегда… смотрит его глазами. Забавно? Мне нисколечко.

За размышлениями минуло чуть больше, чем полдня. Я пообедал с матросами и послушал их байки о китах океана Безнадежности, что носят на себе целые острова, населённые зелеными карликами, о богатствах, что покоятся на дне Абрикосового Моря и смешных котах Бархатных Королевств. «Леди Кэндис» частенько гоняла по всем рекам Соединённого Королевства, а иногда выходила и в длительные заплывы, поэтому в том, о чем моряки чесали языками, присутствовал налет правды. Но только самую малость! Сам я о себе помалкивал, и на все расспросы отвечал односложно – мол, я странствующий знахарь и только. Лик Эбенового Ужаса, естественно, привлекал к себе внимание, но у знахарей посохи в чести, так что тут все было нормально.

За бортом мелькали рыбацкие деревеньки с малюсенькими пирсами, одетые в веселую зелень деревья, спускающие свои корни к воде, черные базальтовые глыбы, холмы и пригорки. Я любовался округой и негромко насвистывал какую–то песенку. Нет, настроение у меня было прескверное, и так я старался отвлечься от раздирающей меня реальности. Грустно проводив взором двух парней, закидывающих с лодки невод, я вспомнил об Отметке Арбитра. Она где–то во мне, да. То ли мне пыток от Укулукулуна во снах мало, так еще и эта пакость, по уверению Привратника, будет меня мытарить, если я, не дай Вселенная, позабуду о своей важной миссии. Я отношусь к боли философски, но её перспектива меня печалит. Почему я не могу вернуться на столетия назад? В те беззаботные годы, когда у меня были мама и папа. Если бы их не убили, все бы сложилось иначе. Все превратности прошли бы мимо меня. Я отучился бы на пекаря или гончара, или стал бы пастухом или землепашцем. Я бы женился на какой–нибудь девушке, и она родила бы мне детей на умиление моих стариков. Мама, моя дорогая мама, где ты, когда мне так тяжело и тоскливо? Смотришь ли ты на меня сверху, когда небо безоблачно? А ты, папа? Как бы я хотел спросить тебя о том, как мне справиться с навалившимися на меня невзгодами. Как выжить в этом вертепе? Как мне, вашему сыну, не сойти с ума и не наложить на себя от безысходности руки? Однако вас нет рядом со мной, и вы мне ничего не ответите… Одиночество – мой удел, моя каторга и моя цикута. Иметь родителей – это самое большое счастье, которое только доступно человеку, ведь только им он и нужен. Я потерял маму и папу в раннем, несмышленом возрасте и их утрата, через эпохи, все так же бередит моё сердце раскалённой, не остывающей иглой. У меня есть Эмилия, есть малыш–хулиган Снурфи, Бертран, Альфонсо, Дурнбад, Серэнити и Грешем, но моих самых любимых, отца и матушку, не заменит мне никто. Тучи сгущаются, и я, как канатоходец, завис на веревке, что простирается над пропастью. Это отчаяние и вызывает во мне потребность быть защищенным. Мама, как же мне тебя не хватает… Я бы отдал все, что у меня есть, и даже больше, только бы вновь увидеть тебя и прикоснуться к тебе. На минутку, на секунду… Сказать тебе, что ты для меня значишь. Могила, могила подле Энигмы – там ты заснула навсегда. Я исходил сотни троп, чтобы отыскать тебя и возложить цветы на твоё надгробие, но… так и не нашёл его. Прости меня, мама, прости меня, папа… Я – круглый горемычный сирота, я по–прежнему люблю вас. И всегда буду любить. До последнего вздоха.

«Леди Кэндис» неспешно плыла по Оленьей реке. Пена, взъерошенная носом отлакированного судна, бурунами откатывалась в стороны. Где–то в выси перекрикивались птицы. Я бродил по палубе и размышлял о своей неказистой жизни и её превратностях. Меня охватила хандра и жалость к себе. Несправедливость выпавшего на мою долю жребия тиранила моё нутро и выгоняла на глаза слезы. Я то хорохорился, то падал в пучину отчаяния. Меня бросало из крайности в крайность. Такое бывает с каждым человеком. Нервы сдают и выволакивают в черноту горя, подавленности и меланхолии. В данный момент я находился на взводе и нуждался в том, чтобы меня кто–то выслушал и приободрил. Близкая встреча с Альфонса Дельторо – вот, что не давало мне, наплевав на всех и вся, броситься за борт. Я уговаривал себя перестать канючить и собраться с духом. Сколько мне лет уж стукнуло, пора бы научиться справляться со стрессом и невзгодами! Но тут так все худо и скверно… Еще мама и папа припомнились… Почему все это приключилось именно со мной? Со мной…

Хмурый, как дождевая туча, я отыскал капитана и справился о том, как скоро «Леди Кэндис» прибудет в Огнморт. «К вечеру» – ответил он мне. Часы, вяло сочащиеся минутами, при всей красе округи, показались мне вечностью. Наконец в снизошедших сумерках я различил огни крепости, что выспренно тянула свои башни и фортификации с полуострова, на котором была когда–то возведена. Флаги, как Соединённого Королевства, так и провинции Иль Градо, вдетые в желоба кладки, рвались под налетевшим ветром. Баллисты и скорпионы застыли в ожидании спуска. Солдаты, словно муравьи, сновали по стенам. С наблюдательных постов они зорко осматривали местность – вдруг Плавень предпримет попытку нападения. Наше возникновение в поле зрения дозорных не было проигнорировано. Нам подали сигналы факелами, и впередсмотрящий «Леди Кэндис» отозвался условленным шифром пламенных взмахов. Кораблю, видимо, разрешили пришвартоваться. Мы причалили в достаточно узкий проем между двух осанистых, вдающихся в темную воду, укреплений. Став на якорь, капитан Еверхай распорядился выгружать трюм и тащить оттуда ящики, бочки, тюки в барбакан Огнморта. Как мне пояснил Еверхай, когда я сходил на пирс, дороги нынче стали довольно–таки опасны и «Леди Кэндис», вместе с «Пряным Бризом» и «Белокрылкой», наняли доставлять в крепость провизию. Платили золотом, поэтому Еверхай в накладе не оставался. Хотя, как он со вздохом отметил, маршрут туда–обратно ему порядком надоел.

– Мне, что Плавень, что Иль Градо, без разницы, кто из них перетянет одеяло на себя. Соединённого Королевства уже нет. Констанция «Бестолковая» Демей все потеряла, а мне главное с ребятами выгоду не упустить. Сегодня в Огнморте сидит сенешаль «львов», а завтра его сменит «лось». Мне до этой войны – фиолетово. Тот, так же как и этот, попросит возить ему провиант и эль, – на прощание сказал мне Еверхай.

– Гляди, как бы «лоси» не потопили твою «Леди Кэндис», – мрачно отозвался я. – В Плавене свои баржи имеются. А ты, по мнению сенешаля «лося», сойдешь за предателя. Вздернут тебя на твоей же мачте вот и весь разговор. Прощай.

Не рискнув мне, насупленному и при бесовском посохе, возразить, Еверхай промолчал, но его взгляд помрачнел. Сколько мне их, таких безмолвных проклятий, уже подарили? На целую вагонетку хватит и еще маленькую коробку. Я завернулся в плащ, накинул капюшон и прошел через притянутую к арке порткулису.

Безнравственная политика Еверхая меня слегка взбесила. И вот ради него и таких же циничных криводушников как он, Констанция Демей не спит ночами и ломает голову, как бы все урегулировать и вернуть в мирное русло? Поверь, Еверхай, поверь, дурачина, моему опыту и компетенции, если бы ты сунулся к Алтодосу, за которым лежит прямой путь на Узел Благополучия, то драккары Плавеня отправили бы «Леди Кэндис» прямиком на дно, к ракушкам, рыбам и водорослям. Повезло тебе, вот и все, что сенешаль Огнморта зафрахтовал тебя гонять в Дарн и обратно. Даю сто к ста, что любой корабль, идущий в это смутное время из Иль Градо в Плавень, будет взят на абордаж или обстрелян из орудий. Таков суровый закон театра военных действий – бери, что хочешь, и ничего тебе за это не будет – твоя добыча – это твоя добыча, твой выигрыш и твоя собственность. Первобытные инстинкты людей, обретающие себя в наживе на своем слабом соседе и его хозяйстве, всегда прорастают на почве насилия и террора. Сколько женщин лишатся своих мужей, сколько отцов и матерей потеряют своих сыновей и дочерей, пока Соединённое Королевство будет труситься под лязгом оружия. Смерть, выкликанная как Пророчеством Полного Круга, так и Гильбертом Энтибором, разбросает тысячи душ по Мирам Тьмы и Света. Человечество гложет само себя, а ему надо бы наоборот сплотиться, потому как грядет Ужас по имени Дроторогор и Вальгард Флейт из изуверской Вестмарки, – тоже с ним. Тьма и Огонь не ставят нас ни во что. Для них мы не более, чем жуки, коих можно раздавить как бы между прочим. Тому быть, если только не произойдет какое–нибудь чудо.

Урах! В сии невзгоды я часто думаю о Тебе. Помоги нам выстоять. Помоги не перегрызть друг другу глотки раньше, чем мы не образумимся. Как восстановить Соединённое Королевство? Как вернуть ему прежние границы и приделы? Даже, если выпустить из вида подбирающихся бестий Хрипохора и нежить Вестмарки, что сейчас несметной ордой выбирается из каверн и свищей, готовящуюся выстилать для Назбраэля дорогу в явь, то ясно, что Багряный Рок уже посетил каждую провинцию Соединённого Королевства. Иль Градо опустошают армии Плавеня. Плавень застыл под угрозой десницы Карака и Вельдза. Они же в свою очередь пребывают под туманной неопределенностью тлетворностей Великого Леса и Леса Скорби. Хильд помят Десницей Девяносто Девяти Спиц больше прочих, и о нём вообще вести не доходят. О Керане молва тоже поговаривает недоброе. Междоусобицы лендлордов и правящих партий, обусловленных как верностью короне, так и отрицанию её власти, секут его на тонкие лоскуты враждебности и отчуждения. Новости о нём, что просачивающиеся в Иль Градо через странников да разрозненные группы кочующих выселенцев пестрят разными подробностями и противоречивы. Все они однако сходятся в одном – Керан сам себе хороший враг и других, в лице того же Вельдза, ему для ухудшения положения не нужно. То Хафлан – столица провинции взята Рейстирами из Дома Краба, близкими родственниками Демеев, то Рейстиров выбили из Хафлана Чарльтоны, то Чарльтоны объединились с Малистерами и сокрушили Нольстрид Хавааванов, но потеряли Хафлан. По последним сводкам войну с Вельдзом в Керане забросили после преждевременной кончины Рикарда Смолви, ратующего за независимость провинции и присвоение ей статуса Королевства. Ныне вроде бв в Керане с посула Вельдза упрочилось положение знатного рода Брамсудов. Они подмяли под себя две трети провинции и заявили о преданности Констанции Демей. Так ли это на самом деле? Да кто его там разберет! Сегодня Брамсуды на стороне королевы, а завтра воткнут ей нож в спину. Назначенный некогда Вильгельмом Тёмным наместник Керана Варио Саан уже давненько спит в могиле, пронзённый предательским мечом, а новый – самопровозглашённый, Бах Брамсуд, – никому неизвестная лошадка. Что от него ждать? Я не знаю, и никто не знает, кроме него самого.

Отягощенный подобными измышлениями, я все же не преминул посетить сенешаля Огнморта. Пустили меня к нему не сразу. Выясняли, чьих я буду, да какой у меня титул при королевском дворе, а также по какому вообще поводу мне надо увидеть Его Командантство. Упомянутые мною имена Констанции Демей и Серэнити все же отворили мне двери в просторный холл, что кругом замыкался на самом себе. Низенький, с обветренным и покусанным оспинами лицом, сенешаль Огнморта внимательно читал какие–то бумаги за столом. Его тяжелый доспех, который он, по–видимому, носил не снимая, отливал желтизной позолоты. Я представился, засим получил приглашение присесть. Вирик Нарт – так звали моего лорда-собеседника, внимательно выслушал доставленную мною депешу о планах Индванцио Гнобиля, любезно преподнесенную мне Дугласом Хайлом под пытками Великого инквизитора Иль Градо. Вирик Нарт заверил меня, что ему и другим генералам уже известно об каверзных умыслах Плавеня. Кирф Маян с сорокатысячным войском поджидает Индванцио Гнобиля у Переменчивого моста. Там, если все пойдет как надо, силы Плавеня застанут врасплох. Затем, по распоряжению Кирфа Маяна, Иль Градо предпримет быструю атаку на форты, захваченные Плавенем. Когда неприятель будет из них выбит, рати Иль Градо отправятся дальше, на юг, в глубь лесов, полей и долов зарвавшейся провинции–агрессора. Весь личный состав Огнморта останется на своем месте, дабы Шальх, не подвергся случайному нападению извне, а вот такие крепости, как Кастрик, Пята Ураха, Люминст Гор, Астрхан и Уфрик на Рене, направят свои гарнизоны в разные оконечности Плавеня. Первыми целями для удара Кирф Маян наметил крупные торговые центры–селения. Правда, какие, Вирик Нарт не упомянул. Так же, по намекам сенешаля Огнморта, я понял, что Констанция Демей дала добро Энейгриду – командующему мечами Карака и Нуалоту Шрамтону – военачальнику Вельдза, отрядить треть своих воинов для подмоги Иль Градо. С трех сторон, с севера, запада и востока, обрушится на Гильберта Энтибора гнев правящей королевы. Долго она ждала, долго терпела беззаконие Плавеня, и её нервы сдали. Я уверен, что против закалённых в боях солдат Вельдза и Карака сброд Индванцио Гнобиля не устоит. Единственное, что меня обеспокоило в речах Вирика Нарта, это то, что Карак и Вельдз, передислоцируя свои отряды в некогда центральную провинцию, подставят мало защищенные «бока» Великому Лесу и Лесу Скорби. Дроторогор готовится пересечь Карак, умерщвляя на своем пути всех и вся, и вторгнуться в Плавень, а конкретно в Новорис. Вальгард Флейт же намерен разнести Гричинг на кирпичи и крошево. С уходом из Карака и Вельдза дивизий, их копий и луков и хоругвей у поборников Тьмы выкристаллизуется реальный шанс зацапать то, что им позарез необходимо – Кость Ночи и Тигровый Глаз Вилисивиликса. Пока как–то так.

Я тепло простился с Вириком Нартом. Он уговорил меня не уходить из Огнморта сразу и скоротать ночь под крышей его осанистой, зубчатой цитадели. Я согласился. Поужинал я вместе со старшими офицерами и их женами. За отвлеченными разговорами, красным вином из «Житницы Солнца», бифштексом и фасолью. сдобренной соусом из терпких трав, я провел пару закатных часов. Моё желание помыться так же исполнили со всей охотой и пылом. Мне нагрели два десятка ведер воды, и я, нежась в безвкусной ванной, хорошо пропарил своё тело. Спать меня положили в покой недавно скончавшегося от лихорадки кастеляна Огнморта, заместителя Вирика Нарта. Я укладывался на кровать с чувством страха и горечи, виною которым был Укулукулун и его визионерские приходы. В «ушко» Лукового Спокойствия я вставил позаимствованную из комода цепочку (с моей шеи оно не соскользнет куда–нибудь под перину).

Сон без снов и утро, что легкой моросью позвякивало в закрытое окно, – так подумал я проснувшись. Да пусть хоть град и буран ревут над Огнмортом, качая его башни и шпили, лишь бы архонт Праматери не совался ко мне в дремы. Споро позавтракав хлебом с маслом, сладким чаем, бужениной и вареными яйцами, я заторопился в Энгибар. Отойдя от крепости Иль Градо на почтительное расстояние, я выкликнул из Кампри Юнивайна. На нём, на моем молниеносном друге, мне не составило труда пересечь затененный бор и заскакать по перешейку полей к другой чаще. К полудню я стал узнавать мегалиты, что, как и в первобытные эоны, жухли, покрытые мхом, подле Медвежьего Дола. Кто их поставил сюда и кто им покланялся, никто не знает. Семи футов в высоту и три в поперечнике, они несли на себе прихотливый мотив символов и выпуклых рун. Старейшины Энгибара почитают их и зовут «Свидетелями». Среди рейнджеров и друидов гуляет молва о том, что в лютые зимние морозы Свидетели впитывают в себя свет звезд, и тогда словно вытесанные на них письмена будто бы обрамляются собственным потусторонним сиянием. Бертран Валуа пытался перевести смысл истертых иносказаний Свидетелей, но потом махнул на это рукой, заявив, что их транскрипция похожа на какую–то околесицу. Что конкретно ему удалось вычитать из криптографии Свидетелей, он не сказал.

Я миновал четыре десятка Свидетелей и въехал в Медвежьи Угодья. Никакая стрела и окрик не угонятся за Юнивайном, поэтому соглядатаи–рейнджеры, где–то точно замаскированные на деревьях, меня не остановили. Я пролетел миловидными тропинками, петляющими промеж сосен–исполинов, буков и вязов, и выскочил к скосу–изгороди Энгибара. Спешившись и отпустив Юнивайна, я предстал пред стражниками, носящими на себе серо–зеленые плащи, так хорошо скрывающими их в изумрудной поволоке Медвежьего Угодья.

– Я – Калеб Шаттибраль, старый друг Альфонсо Дельторо, – сказал я у ворот.

– Ты приехал в Энгибар к верховному следопыту? – откликнулся бородатый мужчина, смерив меня настороженным взором.

– К нему.

– Тогда ты опоздал, Калеб, Альфонсо умер.