Глава 19. Дух Зелени

– То есть, как это умер?! – возопил я, чувствуя, как подкашиваются ноги, и едва не падая на землю.

– Сегодня первосвященник–друид признала его таковым, – был мне ответ.

– Сегодня?!

Рейнджеры переглянулись.

– Если ты и впрямь друг Альфонсо Дельторо, то тебе стоит навестить его семью, – промолвил бородач, открывая предо мною створы.

– Сожжение верховного следопыта по всем правилам и установленным канонам состоится в полночь. Ты успеешь с ним попрощаться, – вставил второй страж.

На окостеневших ногах, я, получивший удар в самое сердце, с влажными от слез глазами, вошел в Энгибар. Этот приветливый и в высшей степени красивый уголок Соединённого Королевства сейчас меня не занимал, ни капельки. Бредя по улочкам в состоянии болезненного транса, я не обращал свое внимание ни на резные перила домов, ни на россыпи двухскатных крыш, ни на пескоструйные роднички, обрамленные кладями гранитных камней, ни на животрепещущую изгородь цветов, что избороздила весь Энгибар, отделяя один его квартал от другого. В голове у меня бил молоток – Альфонсо больше нет. Альфонсо нет! Нет! Я прекрасно знал, где находился дом моего друга и приятеля молодости, поэтому шел к нему почти машинально. На меня смотрели и пялились. Дети показывали на меня пальцем и разбегались при моем приближении в заросли или прятались за материнские юбки. Конечно, в Энгибаре не каждый день видят столь темную фигуру, несущую в дланях посох с зверски гогочущим, раззявленным лысым черепом. Крюк по аллее и знакомая веранда… Я, Альфонсо, Бертран и Эмилия, часто сиживали на ней в креслицах, подбитых войлоком, попивая из кружек чай или потягивая виски. Память. Неужели – это все, что теперь у меня есть от Альфонсо Дельторо? Невообразимо, кощунственно, нечестно!

Я сглотнул твердый комок в горле, вытер тыльной стороной рукава глаза и постучал в дверь. Мне отворила девушка лет двадцати семи. Она, мигая покрасневшими, выплаканными очами, спросила:

– Кто ты?

– Калеб. А ты…

– Калеб? Я – Лика Дельторо. Супруга Альфонсо. Он много рассказывал мне про тебя. Заходи.

Бертран в наше короткое рандеву не оговаривался о том, что Альфонсо женился. Когда это произошло? Сколько лет назад? И почему сам Альфонсо не позвал меня на свадьбу… и даже не сообщил о ней?

В наглухо зашторенной комнате царил полумрак и витал запах ароматических свечей. Расставленные по канделябрам, они скупо вырывали из тьмы очертание предметов. Альфонсо, облаченный в мертвецкую хламиду, возлежал на кровати, овеянный тенями и призрачными полутонами, что плодились от зажжённых, колыхающихся фитилей. Я снял перчатку и положил ему руку на лоб – холодный, как вода в проруби. Из–за шкафа с утварью на меня украдкой глядела девочка лет шести.

– Это Каталина, – представила мне её Лика. – Каталина, это – Калеб, друг папы.

– Очень приятно, – прошептал я. – Как это произошло?

Лика опустилась на пол рядом с мужем.

– Дух Зелени… Все случилось из–за него.

– Поподробнее, пожалуйста.

Лика глубоко вздохнула, после чего продолжила:

– Каждый год в Энгибаре проводится обряд Таинства. Мы чествуем Духа Зелени и возносим Ему молитвы. Виноград, розы, рожь, эль – эти и другие дары возлагаются нами к нему на алтарь, и Он всегда их принимает… Принимал, до этого времени. Три дня тому назад Альфонсо с первосвященником–друидом и прочими нашими братьями возложили на кумирню свои подношения. Они просили Духа Зелени о плодовитом урожае, о покровительстве птицам и животным, о мире во всем мире и о благоденствии Соединённого Королевства. Молитва длилась, а идол Духа Зелени набирался истомы – я была там тоже и видела, как он покрылся красными песчинками. А потом из всех его древесных членов хлынула кровь. Первосвященник–друид, Хагиша, сказала, что то есть нам кара за наши деяния, и что Дух Зелени отвернулся от людей. Альфонсо… Он знал, что существует древний обряд, который способен перенести свое «я» в обитель Духа Зелени. Он вознамерился провести его, чтобы умолить Духа Зелени вернуть нам Свое расположение. Первосвященник–друид и иные друиды из Совета поддержали решение моего мужа. Альфонсо принял из чаши редкостный яд–галлюциноген Катиллу, что возможно достать из молодых ростков ингибитуса и… погрузился в сон. Его сознание воспарило к Духу Зелени и… там и осталось. Поначалу тело Альфонсо подавало признаки жизни, но сегодня оно стало коченеть. Хагиша сказала, что мой супруг не смог добиться расположения Духа Зелени и потому… и потому не вернулся назад…

– Его пытались привести в чувство?

– Да, Хагиша сама смачивала губы Альфонсо приготовленным ею противоядием, но… Все безуспешно. Нынче утром первосвященник–друид оповестила меня, что Альфонсо ушел в царство Духа Зелени уже слишком далеко. И…и… она пояснила, да я это и сама знаю, что если плоть моего мужа не сжечь до нового рассвета, то в нее, податливую и открытую к проникновению сущностей Мира Тьмы, обязательно кто–нибудь вселиться и… и… Альфонсо воспрянет, но уже не собой, а кем–то иным… Злым.

– Однако этого может и не произойти?

– Так уже было пару раз в прошлом, и Хагиша боится за Энгибар. Демонические бестии очень сильны, и им, влившимся уже в почившее тело, нипочем топоры и секиры. Они могут натворить кучу злых дел тут или сбежать, чтобы сеять ужас где–нибудь в иных местах…

Пока Лика говорила, я щупал пульс Альфонсо. Глухо… Глухо… Глухо… Минуту глухо…Удар!

– Он еще держится! Он пока жив! – возбужденно воскликнул я, перебивая речь Лики. – Его нельзя предавать костру!

– Мама, папа очнется? – тут же спросила Каталина, таращась на меня.

– Я… Жив? – вся встрепенулась Лика. – Но Хагиша сказала…

– Думаю, что Хагиша не держала пальцы на запястье Альфонсо так долго, как я.

– Что нам делать?! – заламывая руки, вопросила Лика. – Его еще можно достать из транса?

– Я немедленно иду к Хагише, – тут же объявил я. – Мне нужно больше информации о Катилле и самом ритуале, восхваляющем Дух Зелени.

– Каталина тебя проводит, – быстро ответила Лика.

Я протянул девочке ладонь и та пугливо её взяла.

Каталина, молча и тупя взор в землю, повела меня промеж глинобитных стен, зданий из срубов и всюду размещённых цветочных клумб. Пока мы шли, я рассматривал дочь Альфонсо. Её схожесть с отцом была наглядной и ярко выраженной. Те же скулы, тот же лоб и те же голубые глаза, что еще застенчиво и робко глядят из–под чуть приподнятых бровей. Единственное, что Каталина получила от матери – это копну русых, вьющиъся волос и вздернутый носик с пятнышками–веснушками.

Каталина замедлила шаг у Свидетелей, что сакральным кругом оторачивали поляну своими глыбами в центре Энгибара. То был Храм под Небом – капище Духа Зелени. Рука об руку, я и дочь Альфонсо заскользили среди анахронических мегалитов, обметенных рунами и нечитаемыми выпуклыми иероглифами, в коих зиждилось седокудрое поучение из непроглядного прошлого и так статься, что и прорицания из недоступного разуму будущего. Каменный лабиринтный кромлех то сужался, то расширялся, пока мы не взошли на пригорок с прямоугольной, заботливо забранной плющом глыбой посередке. Прямо над ней, растопырив широченные корни–арки вздымалась невиданных размеров секвойя. Её ветви–балки воздымались к небосклону, и солнце, подсвечивая их крупные листья, создавало на недоступной выси ареол–облако из бирюзы и нефритового, калейдоскопического мельтешения. Наверное, это самое огромное древо во всем Соединённом Королевстве. Большего роста секвойи произрастают только в Бархатных Королевствах – загадочный и канувший в вехи Тумиль’Инламэ в расчет не берем. Под секвойей, прямо на траве, поодаль от алтаря, сложив ноги крестом, медитировала женщина в красном балахоне. Завидев нас, она подняла голову вверх. Нежная девичья кожа, острые черты, черные, как уголь, зрачки, окрашенные церемониальной синевой щеки и губы – лик первосвященника–друида показался мне смутно знакомым. Где же я мог её уже видеть?...

– Дочь главы Энгибара и Его верховного следопыта! Кого ты привела под сени Духа Зелени? – глубоким голосом спросила Хагиша.

Каталина вот была рядом, а вот – уже за моей спиной. Хагиша её пугала.

– Ааа... – протянула Хагиша, цепко и не спеша, оглядывая меня. – Калеб Шаттибраль из Шато, что стылой конструкцией громоздится в Веселых Поганках у извечно стынущего Моря Призраков. Ответь мне, в твоём Шато, исковерканным порочной некромантией, есть закуток для Духа Зелени?

– Природа и её Бытие всегда много значили для меня, – отозвался я. – Откуда ты меня знаешь?

Первосвященник–друид улыбнулась ровными красными зубами. Они такие у нее, потому что она жует «красницу» – популярный среди знахарей стебель, смекнул я. Его побеги используются как для здоровья полости рта, так и для улучшения пищеварения. Однако если красницу употреблять постоянно, может возникнуть зависимость от её реагентов, без которых человеку становится дурно и паршиво. Так, навскидку, Хагиша явно перебарщивает с употреблением красницы. Окрас её ротовой полости – тому подтверждение.

– Иди обратно к Лике, дитя, – промолвила первосвященник–друид.

Девочка поглядела на меня, а потом без единого слова пустилась опрометью из величавого и мистического урочища Духа Зелени, в коем век от века ее предки затягивали эзотерические песни и плясали диковинные танцы.

– Энгибар хоть и глухое, отгороженное от разноголосиц селение, но слухи из провинций сюда тоже просачиваются, – томно продолжила Хагиша. – За последний год ты, Калеб, хорошо проявил себя на поприще Защитника Естества. Да, мне известно, что ты избавил Лес Скорби от токсичного рыдания Шоб–Коб–Дуба и, очистив Лимфимиду, дал напиться всему животному братству. У меня есть всюду свои осведомители и зачастую они вовсе не люди. Птицы и звери приносят мне свои щебетания и рыки. Ты молодец.

– Я польщен, что ты обо мне такого мнения. Я…

– Выпей со мной «Зеленый чаек», Калеб. Он раскрепостит тебя и отвадит гнетущую тоску, – перебила меня Хагиша, вынимая из–за пазухи бутылочку.

– Я тут из-за Альфонсо!…

– Мне жаль, Светом ему уже не помочь.

Первосвященник–друид сделала из тары глоток, затем протянула ее мне.

– Альфонсо еще не до конца приобщился к миру Духа Зелени. Я нащупал у него пульс, – твердо сказал я, не принимая предложенный напиток.

– Даже если так, то биться он будет совсем недолго. Катилла уже разбежалась по венам главы Энгибара, и вытравить её не представляется возможным, – печально отозвалась Хагиша. – Зря отказываешься от «Зеленого чайка». Такой не продается ни в Шальхе, ни в Гельхе, нигде. Мы варим его по секретному, первоначальному рецепту исключительно для себя.

– Я сюда не пить пришел!...

– Но спасти своего друга?

– Верно!

Первосвященник–друид заложила себе за десну свежий пучок красницы. Бурая пена, выступившая на ее синих губах, отвратительно запузырилась.

– Благородство и безумство, – тихо проговорила Хагиша, сверкая черными глазами–агатами. – Может, есть еще способ повернуть все вспять.

– Какой?!

– Траурный, как сама безлунная ночь и скверный, как пагуба Назбраэля. Он не присущ Духу Зелени, но тянет свои всходы из Мира Тьмы, – еще тише зашептала первосвященник–друид, наклоняясь ко мне так близко, что я ощутил её дыхание на своем ухе. – Я думаю, что Альфонсо вообще не добрался до прерий Зеленого Духа, а по случайности, вызванной гадким, извращенным и целиком неизведанным эффектом Катиллы, угодил в одну из дыр–пространства, что пребывает под властью неименуемых и неописуемых субстанций, которые обитают в бесцветных пластах Вселенной. Я не говорила о своей догадке ни Лике, ни своим сестрам и братьям друидам, однако по всем признакам она верна. Упокоить Альфонсо на складчину из валежника и поленьев – верное решение, покуда он не осознал себя совсем не собою, однако…

Тут Хагиша приложилась губами вплотную к моему уху.

–… Однако если ты примешь ту же дозировку Катиллы, что и Альфонсо, то быть может, прободив заслон вещности, окажешься вместе с ним в одном Плане.

Из складок одежды первосвященник–друид вынула полупрозрачную мензурку с пробкой–головой волка. Наполовину пустая, она содержала на своем дне чахоточный, бурый осадок, который самоочевидно смахивал на трупики мошкары.

– Пригуби этот настой из Катиллы, и ты увидишь Альфонсо.

Я неуверенно покосился на Хагишу. Что–то мне не понравилось в её мимике, её жестах и красной улыбке с выступами рубиновой пены на уголках рта. Моложавый вид первосвященника–друида, её инфернальные синие отметины на челе, как и замогильная бледность сухого эпителия – так же добавляли своего веса в моих впечатлениях.

– Сомневаешься? И правильно. Это правильно. Без сомнений мы превращаемся в бездумных, самоотверженных болванов.

– Ты не поведала, как мне и Альфонсо, когда я его отыщу, вновь проснуться.

– Где–то в стране сумрака и мглы, где бродит твой друг, есть «переход–портал». Он выведет вас к рощам Духа Зелени, а оттуда вы непременно разыщите дорогу домой.

Бурлящая жидкость из уст первосвященника–друида потекла на подбородок и закапала на балахон. Она впитывалась в него и расходилась мокрыми подводками, но Хагиша не придавала этому значения. Выражение её лица, сумасшедшего и экзальтированного, нагоняло на меня некое подобие страха.

– Давай сюда свою микстуру, – поборов нахлынувшую неприязнь, сказал я.

– Вот она, бери, – вкладывая мне в пальцы мензурку, промолвила Хагиша. – Спеши к Альфонсо, возляг на его койку, возьми его за руку и вкуси выжимку из Катиллы до последней капли. Помни, когда часы пробьют двенадцать раз, срок твоей миссии окончится. Если ты потерпишь неудачу, Альфонсо перенесут на пустырь, и там вместе с тобой отдадут всеочищающему пламени.

– Вместе со мной?

– А как иначе? – недобро сощурилась Хагиша. – Зачем нам в Энгибаре еще один демон из преисподней?

– Я вернусь.

– Или обратишься в пепел.

– Тому не бывать.

Я покинул Храм под Небом с впечатлениями не слишком приятными. Тон, облик и жестикуляция первосвященника–друида, вкупе с её нездоровыми посулами, не вязались у меня с кроткими и смиренными нравами поселенцев Энгибара, с их обычаями и укладом. Я осязал в речах Хагиши какую–то угрозу, налившуюся гроздью и готовую пролить на меня своё гнилушное семя. Меня смущало даже не сколько то, что мне предстояло сделать, сколько сама первосвященник–друид. Ну не такие они, друиды! Они таинственные, сведущие и мудрые, но никак не такие… зловещие и отталкивающие. Что–то тут было не так… Но что? Я поболтал в склянке яд Катиллы. Его мучнистый осадок из насекомых всколыхнулся и распределился по всей поверхности сосуда. Он, получается, введет меня в состояние летаргии. Эмилия частенько делилась со мной сведениями о подобных вирулентных настоях. Она как мастер уж знала в них толк. Если доля, к примеру, той же Катиллы окажется чуть больше, чем нужно, я моментально погибну. Однако если Катиллы будет немногим меньше, меня увлечет в сон–забвение, который всего на один шаг будет отделять от смерти. Обычно в такой сон–забвение погружают людей с каким–то умыслом, подразумевая, что при желании достанет сноровки их выдернуть из забытья обратно. Мне же Хагиша ничего такого не обещала. То есть, не сыщи мы с Альфонсо червоточину, все – все пропало. Как–то незавидно. Впрочем, разве у меня есть иной выход, кроме как рискнуть? Я очень люблю Альфонсо Дельторо, и подставить или не подставить свою шкуру под «губительную случайность», у меня выбор не стоит.

Когда я подошел к дому Альфонсо, то изрядно удивился тому, что на его пороге меня поджидала не только Лика, но и Хагиша в своих красных одеждах и накинутом капюшоне. Рядом с ней топтались несколько друидов, тоже все в красном и с красницей в зубах. Их челюсти мяли стебли и производили отвратительные багровые слюни, которые они не сдерживали в себе. Мерзкое пренебрежение посетило меня при их виде, тошнотворное и гнусное. Куда делись все те, знакомые мне, ревнители Духа Зелени? Почему они превратились… в этих странных и безобразных кумирослужителей с мыльной охрой на губах?

– Как ты меня опередила?

– От Храма под Небом есть свои тропы в любую точку Энгибара, –ответила мне Хагиша. – Мы пришли, чтобы узреть твой переход в Устье Грез.

– Пусть так, – кивнул я, после чего обратился к Лике Дельторо: – Приведи сюда кого–нибудь из верных Альфонсо следопытов. Тех, на кого он мог действительно положиться.

– Зачем? – тут же осведомилась первосвященник–друид.

– Затем, что так мне хочется. Лика, я подожду тебя тут.

– Я… да, я исполню, что ты просишь, Калеб, – быстро сбегая по порожкам, крикнула через плечо Лика.

Я стоял и ждал, ощупывая взором тех людей, что звались друидами. Их поведение и повадки казались мне заслуживающими недоверия. Почему? Может всему виною красница, что брызгала мелкими каплями из отечных горловин друидов, или их холодные, отдающие гробовой пустотой взгляды. Не знаю. Мне показалось неизмеримо важным не оставаться одному в кругу этих, с позволения сказать, людей, когда я буду без сознания. Могу списать свою подозрительность на то, что вскоре мне предстояло окунуться в бессвязный и порочный омут Катиллы. Впрочем, перестраховка еще никому не навредила…

Минут через пятнадцать–двадцать Лика Дельторо показалась с шестью неприветливыми мужчинами, каждому из которых было к сорока годам, и одной женщиной лет тридцати трех. Все они супились и исподлобья косились на Хагишу и её спутников. Первосвященник–друид расправила плечи и как будто сверху вниз глядя на пришедших, надменно промолвила:

– Так, так, так, кто это у нас тут? Семь «лесных стрел»? Единственная недальновидная каста Энгибара, которая противилась восхождению Завету Благодати и к его верховенству в Храме под Небом. Я не забыла о ваших крамольных речах посреди собрания друидов. Нет, не забыла.

– Твой культ кровожаден и жесток, Хагиша, – проворчал мужчина с топором на поясе. – Никогда Дух Зелени не решал свои заботы при помощи открытой ненависти и агрессии.

– Что такое Завет Благодати? – спросил я.

– До сих пор это было малочисленное общество отшельников, живущих на выселках и проповедующих Сказания Отмщения. Такое себе «сказание», уверяющее, что все и вся обязаны вложить в руку меч и щит, и с ними мстить за осквернение нетленного порядка природы. Их, этих «заветников» с посула Хагиши, вняв её уверениям о начале Новой Страницы в истории Энгибара, основанной на праве ставить Землю-Мать выше человеческой юдоли, по глупости и бестолковости выбрали руководить друидическими конфессиями. Когда Завет Благодати дорвался до власти, то все неугодные ей волхвы и рейнджеры вдруг оказались в немилости. Их обвинили в несоблюдении новоявленных принципов и каких–то несуразных устоев, выуженных из больной фантазии Хагиши. И что потом? Всех более–менее толковых жрецов изгнали из общины и запретили им возвращаться под страхом «суда». Только всеми уважаемого Альфонсо они побоялись тронуть и нас, его личных «лесных стрел».

– Не шибко–то ты жалуешь своего первосвященника–друида, Хансель, – улыбнулась Хагиша своими красными в подтёках зубами. – Разве плохо то, что браконьер понесет наказание? Или зазорно покарать зарвавшегося траппера? За нарушение Равновесия должно последовать справедливое воздаяние. И Завет Благодати истово и заповедно ратует за это. Друиды и их собратья находились в потемках своих миротворческих обычаев, которые по сути своей претили Духу Зелени. Делали Его слабым и ничтожным. Но ничего, скоро Он воссияет и воспрянет, как никогда до этого.

– Уже воссиял, ага, – сплюнула женщина. – Та треба тому доказательство. Секвойя–Аватар Дух Зелени покрылась кровяной коркой после неё, а Альфонсо слег, погубленный сваренным тобою ядом.

– Только со слов все так чинно и пригоже, – промычал товарищ мужчины с топором. – Кто распял на деревьях охотников из Рахиса? Кто предал смерти рыболовов, что закидывали свои сети на Шевелянке? Кто закопал по шеи в глину, я хочу получить ответ, подростков, что просто собирали ягоды у нас в Медвежьем Угодье?! Кто они?! Это вы! Изверги!

– Они не только собирали ягоды, но и травили кроликов своими бешеными собаками. Не ради пропитания, но в угоду своим ледяным сердцам. Жаль, что вместе с ними я не закопала еще и их узколобых родителей – так была бы всем наука о том, как надобно воспитывать своих чад.

– Ты чуть их не убила! И убила бы, не освободи мы их!

– Твои слова – ветер, Прик. А что по поводу твоих обвинений, Элхе, то и они беспочвенны и мятежны. Дух Зелени не принял подать только потому, что уже устал от ваших пустословий. Он гниет, и гниет исключительно из-за вас. Из-за вашей нерадивости и вашей бездеятельности. От вашей нерешительности и нечестивой застенчивости. Ныне с этим покончено, теперь Завет Благодати расставит все по своим местам. Дух Зелени и с Ним все Естество края Соединённого Королевства расцветет на зависть всем. Те же, кто встанет на пути Обновления – будут истреблены.

Запальчивая фанатичность, с которой говорила Хагиша, заставила меня содрогнуться. В Энгибаре случился Переворот Сил, и гадай не гадай, скоро он выльется в противостояние, что обернется смертью для многих поселенцев этого, доколе не ведающего ранее раздора города рейнджеров и друидов, волхвов и знахарей.

– Сколько всего лесных стрел?

– В Энгибаре? И пятидесяти не наберется, – прорычал Хансель. – Все за его пределами. В Медвежьем Угодье.

– Хорошо, – кивнул я. – Это хорошо.

– Больше плохо, чем хорошо. Я все более уверяюсь, что лесным стрелам тут не место, – отметила Хагиша. – Однако мы задерживаемся. Пора начинать, Калеб.

Я, многозначительно глянув на Ханселя и Элхе, кивнул.

– Мы будем рядом с тобой и Альфонсо, – сказала Элхе.

– Это!.. – взъерепенилась Хагиша, но её оборвал Прик.

– Это никак не противоречит правилам. Или и это уже запрещено? Не упомню такого.

– Нет…

– Вот и славно.

Я вошел в дом Дельторо. Он все так же лежал на кровати, походя своим обликом на мертвеца. Я отдал Лике посох, отложил котомку на стул и забрался на перину, благоухающую как медвяными травами, так и испариной залежавшейся плоти. Хагиша и восемь её друидов, неистово чавкающих красницей, встали в моём изголовье.

– Пей, – промурлыкала Хагиша.

Я откупорил пробку с резной головой волка и залпом влил в себя содержимое мензурки. Мерзкая, густая жижа, принявшее в свое лоно утопленных насекомых, поползла по моему надгортаннику, затем по голосовой складке и дальше в трахею и пищевод. По вкусу эта слизь, а иначе её и не назовешь, была сродни сукровице, солидно приправленной некой невообразимо тошнотворной составляющей, которую невозможно описать словами и чувствами. Меня пробрала волна жара пустыни и одновременно с ней накрыла поволока склепного холода и рассудочной неустойчивости. Мой желудок жгло желчью, а мозг посылал импульсы тревоги и безотчетного, всеобъемлющего страха. Я словно бы погружался сам в себя, в свои внутренности, и в них уже проваливался в смарагдовую толщу Бездны, что есть суть Черноты и Бесцветия. Последнее, что я успел различить, прежде чем окончательно снизошел в хтоническую пучину, были ковыляния свечных фитилей. Их призрачное пламя отбрасывало долгие тени на тяжелые шторы и мебель, вовлекающую в себя свои углы и абрисы… Катила подействовала…

Трехмерное пространство, таким, как мы его знаем, тут не существовало. Я понимал, что это совсем не те визии, в которых ко мне являлся Укулукулун или приходили, уже крайне редко, обычные предметы, силуэты, эманации, порождения памяти или иллюзии и фантазмы дремлющего разума. Я находился в сознании, четком и ничем не завешанном. Тот полет, отмеченный преодолением звездных прерий и впадин бестелесного, но безобразно и кощунственно мыслящего толка, нагнал на меня древний, гнездившийся в наших предках испокон веков, ужас неведомого. То, что мне довелось познать, и к чему, я, в силу своего безволия, смог приобщиться, можно назвать психозным сюрреализмом и адовым абсурдом. Потусторонние маргиналии и ямины, выползающие на моем пути в Точку Невозврата, кишели вспученными страшилищами и плотоядными бестиями, такими аномальными и несовместимыми с привычным, что мне хотелось кричать. Несусветный хаос злокозненности, беспринципности и зыбкости, обметанный гнилушными, погрязшими в грехе, бестолковыми подлипалами, сопровождал меня повсюду. Эта в высшей мере порочная мешанина, крутившая мое гуттаперчевое «я», не отступала, пока где–то там, на задворках моего безумия не проскребся тоненький ориентир. Он, компас космического коллапса, стал вести меня куда–то в одну из этих торфяных выщерблен, снискавших загробный саван тлена и мириад криков агонии.

Плато, где я – клочок–туман приземлился, точнее, меня приземлили, воспринималось мною не глазами, а какими–то совершенно иными, находящимися в зачатках, чувствами. Зрение, слух, осязание, обоняние здесь преобразовывались в клубок–головоломку, который давал иначе познать себя и окружающую действительность. Альфонсо Дельторо стоял в шаге от меня. Он застыл в наблюдении и созерцании тех апокалиптических руин, высотныхбашен, циклопических монолитов, зачарованных изваяний, эфирных лестниц–лемнискат и безбрежных океанов ганглий, что способны сформироваться только в больном воображении. Я потянулся к другу своим «я», но в ответ импульс–энергия принесла мне лишь безмолвие. Я понимал, что Альфонсо попал под гипнотический эдикт этих, суррогатных и животрепещущих картин, что не нарисует ни одна кисть художника, даже если тот будет отягощен экзальтационным бредом. На меня сии равнины, унизанные лиходейскими постройками и населенные антропоморфными обитателями, облюбовавшими собою каждую пядь, уже тоже начинали влиять. Они тянули в свои сети и навязывали мне чужеродный, расщепляющий и растворяющий меня поток. Тот шум, что воспроизводила округа, кичился пронзительными нотами, коих нету в известной нам «семерке». Гениальность и дегенеративность слились друг с другом в этом оркестре, как сиамские близнецы.

Самое жуткое, я мог воспринять, какова эта «музыка» на вкус и на запах. Запахи! В нос, или то, что я принимал за нос, запахи проскребались в меня вихрями вонищ и изысканных букетов, не поддающимися определению. Я обонял сразу сто и один фимиам: гравий, сырость, персики, мертвечину, ладан, чернила, помет, тухлятину, ваниль, секрет муравьиных желез, морской бриз и паприку. Если брать тактильные ощущения, то мое осязание перешло на совершенно инородный уровень. Я мог не только потрогать «что–то», но и сразу дать ответ – чем это «что–то» было раньше, и чем оно станет потом. Его история, его составные частицы, его структура – все читалось мною и безошибочно угадывалось. Я был всем и ничем – теми гагатовыми башнями, исполинскими жуками–скитальцами, дождем из молний, проливающимся в сумасбродное небо, геологическими пластами, тающими ледниками и бесконечной Белизной, что старше Ураха, Назбраэля, Риф и всех девяносто девяти Вседержителей. Как еще мне извернуться, чтобы передать то, что обременило меня в этом бесовском апокалипсисе? Не знаю! Или знаю? Знал! Так, оно? Там, слева, вкривь… Абракадабра!

Я пытался бороться с собой, со своей психикой, и искать червоточину в благоденствующую явь Духа Зелени. Преодолевая то, что у нас на земле возможно назвать звуками, светом и тьмой, я – импульс–энергия – прорывался сквозь кавалькаду препятствий даже не сходя с той точки, в которую меня опустили. Я мог пробраться сквозь эоны прошлого, настоящего и будущего, вместить в себя истину того, что время – это всего–навсего обман. У себя мы видим смены дня и ночи, отсчитываем минуты и часы, но в реалии – это миф. Время было, есть и будет. Оно неподвижно и нет ему конца, как и не было начала. Принятие наркотической Катиллы раскрепостило меня и поместило туда, где Мир Света и Мир Тьмы, как и обозримая Вселенная, служили фикциями–игрушками. То трехмерное пространство, что упомянул я до этого, тут являлось ущербным. Я дошел умом, что геометрия и её сложносоставные габариты, такие как тетраэдры, тригон–тритетраэдры, гексатетраэдры, ромбододекаэдры и дидодекаэдры производят здесь пятимерные и семимерный квази–царства. Когда я снискал эту аксиому, то без труда освободился от демонических наваждений, на поверку оказавшихся цифровыми комбинациями, и устремил импульс–энергию точно к Вратам Духа Зелени. Но прежде, чем податься туда, мне было надо пробудить Альфонсо, его математический потенциал. Вооруженный дифференциальными уравнениями и уравнениями с частными производными, я перешёл в атаку на элементарную и неказистую арифметику моего товарища. Чем больше я вливал в Альфонсо планиметрии и разношерстных алгоритмов, тем лучше реагировала его импульс–энергия. Когда наша связь окрепла, мы вместе придались вычитаниям, умножениям и делениям в таких объемах, что не осилили бы и странные вычислительные приборы из сопредельного мира–рубежа, опередившего по прогрессу на Мир на тысячи лет. Альфонсо очнулся, и мы, «строчкой, длиною в центиллион», ворвались в октагон, который препроводил нас в банальный трехмерный континуум Духа Зелени.

Самая обыкновенная чаща, самые обыкновенные деревья в ней. Туман нежной пленкой катился с холма, где образовывался от перепада температур. Накрапывал мелкий дождик. Я ощупал себя и поболтал головой. Где–то там ухала сова, и завывал ветер. Его порывы трясли мою тунику и волосы. Осенние листья тихо опадали на пожухшую траву.

– Альфонсо?

– Привет, Калеб. Ты ли это? Взаправду?

– Я! Я! Я! Пришел к тебе на выручку, потасканный ты бурдюк с вином! Что это за чистилище, что мы сейчас посетили?

Мой друг, такой каковым я его всегда помнил – плечистым, с волосами, забранными в пучок, со шрамом посредине щеки и внимательными голубыми глазами, коротко вздохнул:

– Вино бы оказалось кстати. Так? Бокальчик для успокоения нервов, – отметил Дельторо.

– И все же.

– Друидами Энгибара это место зовётся – Конкодор. Оно – это мы сами, то, что сокрыто в нас. В нашем «я». Вселенная внутри Вселенной, за Вселенной и перед Вселенной. Считается, что Катилла, которую, как я вижу, ты тоже выпил, позволяет нам откинуть рамки насущного и погрузиться в атмосферу Предбытия. По ней, её мистическим дорогам, можно путешествовать в любой План, который существует, будет существовать или существовал вне нашей досягаемости.

– Ты никогда не рассказывал мне ни про Катиллу, ни про Конкодор!

Альфонсо грустно улыбнулся.

– Отчасти потому, что сам не верил во все это. Из Конкодора еще никто не возвращался и все познания о нём у друидов строились на сказаниях и легендах.

– Но ты хлебнул Катиллы! Зачем, если не был уверен в её эффекте? Ты сбрендил?! Там, у себя дома, ты едва дышишь, и я теперь вместе с тобой! Ночью нас, по решению Хагиши, попарят на поленьях, если ты вдруг не в курсе последних новостей!

– Опять торопишься со своими умозаключениями, – промолвил Альфонсо, спокойно смотря прямо мне в глаза.

Эта его манера меня всегда раздражала! Он ни за что не отведет взгляд, и так и будет на тебя бессовестно пялиться!

– Хагиша – не та за кого себя выдает. Я стал подозревать, что она не человек, но демон, еще когда впервые увидел её на Совете друидов. Доказательств у меня не было, только внутреннее предубеждение, поэтому я, как ты знаешь приобщенный к Природной Магии, провел свой собственный ритуал, воззвав Духа Зелени. И Он, снизойдя до меня, показал, что Хагиша – некий мыслящий субстрат из его Плана.

– Почему ты не пришиб её у нас?! Обязательно надо было переноситься к Духу Зелени?

– Обязательно. Смерть Хагиши и её сторонников у «нас» ни к чему бы не привила. Она, пробравшаяся за грань нашей реальности, просто бы переселилась в иное тело–вместилище, и отыскать потом её было бы невозможно. Невидимым духом Хагиша бы убежала из Энгибара и стала бы сеять зло за его рощами. Хагишу – её суть – нужно уничтожить здесь. Тут она настоящая.

– Легче легкого, да?

– Шутишь, Калеб?

– А ты чувствуешь юмор? Где мы её тут отыщем?!

Альфонсо потянулся, и его нестесняющая движений броня замерцала зеленым цветом. Он вынул Резец из–за спины и показал пальцем на притаившуюся у коричневого валуна, дотоле незамеченную мной, выхухоль. Она наблюдала за нами глазами бусинками и что–то жевала.

– Та малютка нам подскажет.

Я поджал губы.

– Телепатия, конечно… Дельторо!

– Что?

– Ты выпил Катиллу из рук самой Хагиши! – вновь отметил это я.

– И?

– И то, что ты не думал о том, что она могла умертвить тебя ею?

– Зелье варилось в присутствии десятка друидов и следопытов. У неё не получилось бы подмешать мне что–то помимо выверенных ингредиентов.

– Так–то прям? У Эмилии это всегда получалось.

– Эмилия ей не чета. Пойдем.

Мой друг бесшумно зашагал к выхухоли. Поначалу она испугалась, однако Альфонсо – мастер–парапсихолог, без труда успокоил её. Он опустился на колени подле животного и погладил по короткому, волнистому меху. Альфонсо принялся передавать выхухоли образы–видения, задавая вопросы о Хагише. Спустя полминуты он поднялся и махнул рукой на северо–восток.

– Наша подружка Сью–Сью говорит, что ни про какую Хагишу не слышала. Однако какая–то ведьма ведёт черную ворожбу прямо у истоков Духа Зелени. Она разводит там костры и всячески мракобесничает. Думаю, это та, кого мы ищем.

– Мы повстречаемся с самим Духом Зелени?

– Возможно, – улыбнулся Альфонсо. – Ты помнишь, что в Лунных Вратах, где живет Весенний Шторм, иногда просыпается Лихмирра?

– «Один раз в пять високосных лет, рой нимф сплетаются друг с другом, образуя подобие оленя. Им они облетают все уголки Лунных Врат, разнося по нему золотую пыльцу», – процитировал я Истоки Лунных Врат, писанные Аверином.

– Лихмирра в Лунных Вратах, Цашиба в Хереварсе, что в Бархатных Королевствах, Онтли в Ледяных Топях, Пирси в Островном Королевстве – это все неподдельные аватары Духа Зелени. И все они олени. Скорее всего, в своем исконном Плане, он выглядит точно так же.

– Будет интересно на него посмотреть.

– Поэтому хватит медлить, Калеб.

– Иду, иду! Торопит он меня!

Я и Альфонсо пошли по неприметной тропинке, уводящей вглубь чащи. Для меня стало неожиданностью то, что при мне находились Альдбриг и Лик Эбенового Ужаса. Да и сам Дельторо имел при себе Резец – лук с бесконечным запасом стрел в колчане и топор Щавель, светящийся оливковым огнем. Я спросил своего друга об этом.

– Наши вещи, без которых мы себя не видим в опасности, так же совершают путешествие с нами по просторам, которые приоткрывает Катилла. Потому что в нашем мозге заложено – они должны быть рядом.

– Сей факт меня утешает.

Хмыкнув, Альфонсо продолжил раздвигать нависающие над нами ветки древних вязов и буков. Реалия, принадлежащая Духу Зелени, выглядела очень приятно для взора. Все тона и цвета здесь казались ярче и насыщеннее, чем у нас. Растения – натуральнее, а попадающиеся зверки и птички глядели на меня и на Альфонсо с мудростью и всепроникающей осмысленностью. Этот лес словно бы сошел со страниц бабушкиных сказок, где все прекрасно и бессмертно в своем вечном постоянстве. Альфонсо пояснил мне в полголоса, что все здесь живущие переродились после своей смерти. Друиды Энгибара верят, что вырубленные деревья вновь взрастают в Плане Духа Зелени, а пресмыкающиеся, как и теплокровные, также как и пернатые обретают себя в этих бесконечных прериях. На моё замечание о Мире Света и Мире Тьмы и круговороте душ, что непременно засасываются в них, Альфонсо лишь пожал плечами. По его словам, мы бродим в потемках своих суждений, а то, как все обстоит на самом деле – нам неведомо. Я согласился с ним.

Пока мы пробирались по приветливым кущам, я поведал другу о своих странствиях и проблемах. Не преминул сообщить еще и о том, что ему придется отправиться со мной в Ильварет к Констанции Демей, а затем в Великий Лес, дабы разыскать Тумиль’Инламэ, а в нем Легию и Филириниль. Альфонсо выслушал меня не перебивая.

– Значит, Дроторогор вернулся, а вампир Вальгард Флейт плодит нежить. И у обоих у них есть по куску Короны Света. На тебя насел Привратник из Гамбуса и Укулукулун из Анкарахады. Эмилия скитается где–то с Грешемом, твоим учеником, Элизабет Тёмная погибла, Фабиан в Вестмарке, и Соединённое Королевство вот–вот растащат на клочки и прянички если не сами люди, так легионы тварей, – мрачно подвел итог Дельторо. – Наш век и наша старость этого не заслуживают.

– Извернемся как–нибудь…

– Да уж, а я-то считал, что у меня в Энгибаре все плохо, а оказалось, что плохо повсюду и кругом. Войны за власть и раньше случались в Соединённом Королевстве, но Дроторогор и этот Вальгард Флейт? Нет, Калеб, нет, Толковая Каракатица… Хватит ли нашей удали? Моей и твоей? Я шибко сомневаюсь.

– А ну перестань усы вешать! Попробуем! Если выберемся отсюда…

– Иначе никак… Теперь я вижу, что без нас никуда.

Альфонсо, хмурящий брови, разнервничался. Он всегда сильно тревожился, если не мог решить возникшую неурядицу сразу. «Неурядицы», которые я ему выложил, повергли его в пропасть угрюмой досады. Он же очень ответственный, он принял все близко к сердцу и ныне активно обмозговывал, что и как ему делать.

– Я надеюсь, что Настурция Грэкхольм уже что–нибудь разузнала о Филириниле, – после долгого молчания, наконец, промолвил Альфонсо.

– Вот и спросишь у нее. Из всей нашей «четверки» к тебе она лучше всех относилась. Меня же Настурция терпеть не может.

– Я посовещаюсь с ней, да, – сказал Альфонсо. – Ещё меня интересует Укулукулун. Он достает тебя почаще Привратника, так? То, что ты висишь на волосок от могилы, меня угнетает. Эта Рифф, Вседержитель, она заявила свои права на тебя… Что–то следует предпринять! По твоему рассказу ни Серэнити, ни даже Алан Вельстрассен больше не могут войти в преддверие Анкарахады, и от ярости архонта тебя отделяет только Луковое Спокойствие. Беда! Беда, Калеб! Я не хочу потерять тебя!

– Это лестно, – тускло улыбнулся я. – Может Дух Зелени поможет?

– К сожалению, нет. Ему безразличны человеческие заботы.

– А вот это нелестно!

Альфонсо печально вздохнул.

– Перво–наперво разберемся с Хагишей и с Заветом Благодати, а потом будем кумекать, как быть с тобой и всем Соединённым Королевством. Чую, как только выведем здесь потустороннюю личину, овладевшую Хагишей, на чистую воду, нам придется навестить обиталище Завета Благодати.

– Альфонсо, ты забываешь, что весь Энгибар сейчас под пятой Хагиши. И вполне вероятно, что она нас прирезала бы во сне, не кликни я твоих «лесных стрел» к нашей койке.

– Они и так были неподалеку. Перед тем как я вкусил Катиллу, отдал приказ подначальным мне «лесным стрелам2, рейнджерам–маскам и друидам–обрядникам тайно собраться в Энгибаре. За моим домом зорко наблюдают и лишь ждут того момента, когда я очнусь, чтобы перейти от скрытности к атаке. Я все продумал, Калеб. Я не дурак.

– Чего–чего, а дураком я тебя назвать никогда бы не назвал.

Чем дальше мы заходи во владения Духа Зелени, тем более тенистее и сумрачнее становилось в обозримом пространстве. На коре дубов–гигантов, что облюбовали собою взлохмаченные сорняками бугры, я заметил какие–то вырезанные кривобокие руны, перемигивающиеся затаенной магической энергией. Они плодили мглу и холод. Альфонсо внимательно осмотрел один из тлетворных знаков, но своё мнение о нём не высказал. Мне же эти символы знакомыми не показались. Не походили они ни на пометки живорезов, ни на иные дикарские иероглифы. Потом эти аллегорические монограммы стали попадаться и на камнях и даже на самой земле. Хаотично очерченные, они неизменно включали в себя волнистые овалы и звездчатые шестиугольные проекции. Сверху с сучьев к нам тянулись тенета паутины и широкие сети, которые получается встретить лишь в Ноорот’Кхвазаме. Было ясно, что Обиталище Духа Зелени подверглось жестокому преобразованию – оно отдавало плесенью и прелью.

Неожиданно где–то левее Альфонсо промелькнул силуэт, источающий призрачный свет. Я увидел только огромные рога и копыта, высекающие серебро. Дельторо приложил палец к губам и поманил меня к кусту, возле которого стоял. Я подошел, и Альфонсо отодвинул в сторону застилающую обзор лиственную ширму. Там, в углублении оврага, раскинулся эллипс из горящих столбов и крест–накрест всаженных в почву кольев, с насаженными на них тушками мелких зверьков. Ворон тоже имелось тут предостаточно. Они натужно каркали и клевали мертвечину, борясь с соседом за лакомый ломоть мяса. Альфонсо приподнял брови. Он было хотел взять стрелу из колчана, но потом, передумав, вооружился Щавелем. Медленно, мы шаг за шагом, спустились в коптящуюся горловину. Этот дымящееся мегалитическое сооружение пропитывала злобная магия. Она витала в воздухе и насыщала своими эссенциями. Нечто подобное я испытываю, когда обращаюсь к скверне Назбраэля, что дает мне силы творить Тёмное Искусство. С тем отличием, что тут эта пакость была повсюду. и от того меня пробирал мерзкий озноб. Приобщиться к Бездне Назбраэля единожды, за тем, чтобы сляпать волшебную закваску – еше можно вытерпеть, но ежесекундное давление зачарованных миазмов – нет. Меня потряхивало, подташнивало и мутило. И все–таки вместе с тем, я непроизвольно зачинал на Лике Эбенового Ужаса какую–то слащаво–румяную, приторно-глумливую массу. Череп моего посоха так ей преисполнился, что она потекла через его раззявленные челюсти. Там, где эта магическая кашица опадала, появлялся гнойник, лопающийся желеобразным ихором, воняющим тухлыми яйцами. Мы шли среди вездесущего воронья, их помета и обглоданных костей. Всполохи искр поднимались от наших подошв. Они лизали подолы плащей и цеплялись к штанам. Загадочная, овеянная спиритизмом обстановка, щекотала нервишки, как гусиное перо. Я, весь в напряжении, ожидал чего–то недоброго. Радовало одно – рядом находился Альфонсо, закаленный невзгодами мой закадычный друг, с которым мы умели действовать в паре почти интуитивно. Дельторо наклонился и тут… Вжух! Вновь тот олень! Он промчался всего в десяти футах от нас! Я сумел его рассмотреть! На его шкуре пустили корни чахоточные фосфоресцирующие сорняки–отростки. Так же по ней кто–то ползал, какие–то ракообразные, с клешнями и жвалами – точнее не скажу. На рогах оленя я различил пленку слизи, лоснящуюся едкой селитрой. Макушку оленя проела плешь, а его глаза – невидящие белые бельма, нагнали на меня страх.

– Альфонсо! Этот олень!...

– Тсс! Она поблизости…

Лицо моего друга прошиб пот сосредоточенности. Он машинально смахнул его латным рукавом и скользящим маневром встал спиной к каменной глыбе. Я, примостившись напротив него, заглянул за угол своего укрытия. Мы достигли центра лиходейского акрополя. Там, в размашистой, отороченной горючими выемками полости с базальтовыми тумбами, унизанными чудовищными выпуклыми письменами, зажав между коленей тушу оленя, сидело… Назвать эту согбенную, нескладную и длиннющую бестию женщиной язык не поворачивался. Она (оно) хрипела страшную мольбу и клацала когтями то по кукле–двойнику Хагиши, то по обездвиженному оленю. «У–тана–магот, у–тана–захалиб, у–тинбас–кахал!» – самозабвенно выло нечто, то лаская куклу, то вонзая заостренные ногти в оленью плоть. Облаченная в одежду из ветоши, извергающую хмарь, с обручем из гвоздей, впившихся в кожу, на лысом челе, гарпия в такт своим кошмарным песнопениям дрыгала перепончатыми крыльями и виляла хвостом–трезубцем. Вокруг неё клубились молочного цвета приведения, которые безголосо вторили ей распахнутыми челюстями. Неожиданно гарпия оторвалась от своего черного кафизма и вперила зенки без радужек ровно туда, где мы прятались.

– Ты все–таки пробрался сюда, Альфонсо, осел дурной! Ну что же, выходи не стесняйся, поздоровайся со мной! – просвистела гарпия, выпрямляясь в полный, почти трехфутовый рост.

Дельторо облизал губы кончиком языка.

– Резцом, – прошептал я. – На счет «три».

– И Калеб плакса–вакса–забиякса тут, ну и ну! – хрипло расхохоталась гарпия. – Люблю гостей! Они вкусные!

Альфонсо и я, мы вместе высунулись из–за убежища и выстрелили. Я – Ликом Эбенового Ужаса, его муторным заклятием, а Дельторо стрелой. Но цели наши запалы не достигли. Гарпия всего на мгновение раньше повела лапой и призраки, что кручей ворошились над ней, огородили крылатую хрычовку от нашей атаки.

– Я – Хагиша! Дочь самого Хромуса Нечестивого! Ваши потуги мне нипочем! – возвестила гарпия, обнажая в улыбки внушительные желтые клыки. – Я умоюсь вашей кровью, а потом стану ворожить на вывернутых у вас кишках!

Хагиша простерла свои плешивые длани, унизанные браслетами, и к нам ломанулась орава её призрачных прихвостней. Я был к этому готов. Когда кошмарная плеяда, состоящая из порабощённых душ, попыталась опутать нас своей хмарью, я, воздев посох вверх, произнес древний, замогильный наговор. Слова, принадлежащие Назбраэлю, подобно студеной волне отбросили нападающих, но не смогли подчинить их, как я того желал, моей воле. Призраки неслышно распяливали пасти и бодали возведённый мною барьер. Пока я удерживал их, Альфонсо успел запустить в Хагишу аж три стрелы. Гарпия ловко отбила одну когтями, а от двух других увернулась.

– Брыкаетесь? Так мне нравится! Мне нравится! Так интереснее!

Распахнув плащ-крылья, гарпия выпустила на волю вонючую тучу мошкары, таящуюся у неё под волосатыми подмышками. Насекомые облепили нас в мгновение ока. Их крошечные жвала затерзали мое лицо и руки болезненными укусами. В слюне букашек точно содержался яд – моя голова сразу пошла кругом, а ноги обмякли. Альфонсо взревел и, отгоняя от себя «живое облако» ринулся на Хагишу. Взмах! Ба-бац! Топор сошелся с шишковатым стекольчатым кинжалом, вынутым гарпией из–за пазухи. Я, по–прежнему стискивая ярость призраков в оковах колдовства, заторопился к следопыту на помощь. Метя Альдбригом в худощавый бок, я к несчастью споткнулся и упал. В темечко мне тут же бабахнула грязная пятка. Я перекувырнулся и со стоном шмякнулся на то, на чем обычно сижу. Кинжал скользнул к моему горлу, но его перехватил Щавель. Когти прошлись по зеленой броне Альфонсо, наградив её глубокими бороздами. Мой друг парировал хитрые наскоки Хагиши и стойко терпел зудящую мошкару, впрочем, это продолжалось недолго. От того, что я так безапелляционно был ниспровергнут о твердь, расшатались струны моих чар, и нежить, более не стесненная ими, обвила нас молочной поволокой. В мои ноздри и уши кто–то забрался. Я потерял ориентацию. Подобное произошло с Дурнбадом на Куркумных Болотах. Тогда ему повезло, и я смог вытравить из него паразита–фантома Джейкоба, но сейчас… сейчас некому было воспроизвести надо мной тот очищающий церемониал. Я – я есть личность, нет (нет, нет, нет, не-е-е-е-ет!), не тысячи личностей, что принялись делить меня между собой! Призраки забрались в мой разум, где устроили галлюциногенный пир. С Альфонсо происходило то же самое. Он остервенело, как припадочный, мотал Щавелем из стороны в сторону.

– Хантал–мику–ал–фазат–атон! Хатал-мисту-вилас-сататрон! – победоносно прохрипела Хагиша. – Хромус! Отец Нечестивый! Я скину их потроха к тебе на пир!

Я все ещё мог сохранять зрение, и потому увидел, как мечущийся Альфонсо врезался наплечником в Хагишу. Она, не предвидевшая неумышленного толчка, неожиданно свалилась со своего насеста и обронила зажатую в пятерне куклу. Что же приключилось со всеми нами далее?

А вот, что. Олень, на котором до этого восседала Хагиша, вдруг вскинул голову и издал громкое «иииииияяяя!». Спустя миг к нам выскочил оплетенный всяческими нечистотами его эфемерный собрат, дотоле примеченный мною у кромки этого, рдеющего огнем и смогом, безбожного логова. Он раздул ноздри, встал на задние ноги, а затем, обретя вещественность, прыгнул на Хагишу. Удар переплетенных рогов пришелся ей точно в живот. Гарпия ойкнула и согнулась. По её проткнутому брюху стали расползаться бордовые пятна. Ругаясь и проклиная всех и вся, Хагиша все–таки умудрилась вывернутся из своего недруга. Она подалась направо, уводя за собою оленя (его рога), и кое–как плюхнулась на свое прошлое место. Как только гарпия вновь дотронулась до оленя, стреноженного в пройме, тот, проткнувший её олень, вновь став эфирным, растворился в воздухе.

Я понял! Пока Хагиша покоит свою паклю на «пленнике», дух оленя, прошибленный плесенью и струпьями, не в состоянии причинить ей вред. Та рана, что получила гарпия, пошатнула её превосходство над нами. Призраки, ютившиеся во мне, потеряли стабилизацию, которую, несомненно, получали от своей повелительницы. Я собрался с силами и, пока Хагиша ворочалась на своем гнездовье, предпринял попытку освободиться от осаждающей меня нечисти. Я – некромант, и мой опыт сверхъестественного почти интуитивно подсказал мне, как я должен себя вести. Зажмурившись и вцепившись в Лик Эбенового Ужаса, как в спасительную соломинку, я стал произносить про себя волшебные и разрывающие нутро речитативы, записанные Назбраэлем в книге «Отчаяния». С каждым воспроизведённым мною святотатственным слогом призраки–солитеры, засевшие во мне, получали ментальный и безжалостный удар «молотом» своего Господина из Мира Тьмы. Назбраэлю, по сути, все равно, кто будет страдать от Его гнева. Я весь взмок, сражаясь с цепкими крюкохватами внутри моей натуры. Думаю, на то, чтобы совладать с призраками у меня ушло не больше тридцати секунд, однако они показались мне вечностью. Когда последний метафизический «губитель индивидуальности» покинул меня, я вскочил на ноги. Посох направленный на Хагишу изверг из себя огненную пульпу. Она втемяшилась в гарпию и воспламенила её ветхое, промасленное тряпье. Хагиша заголосила, и мошкара, которая все так же пронзала мне вены своими клычками, полетела к ней на зов. Они облепили тварь, туша собою, своими тельцами, разгоравшийся пожар. Пока деморализованная гарпия сбивала с себя пламя, я сосредоточился на Альфонсо. Поверженный изматывающей вакханалией, которую нагнал на него призрачный сонм, он, скукожившись на земле, конвульсивно дрыгал ногами.

– Именем Назбраэля, я приказываю вам убираться прочь! – крикнул я, опуская череп Лика Эбенового Ужаса на голову друга.

Дельторо свирепо взвыл и, открыв заплывшие глаза, едва не саданул меня топором. Я подхватил Альфонсо под локоть и мы, как пара рассерженных драконов, надавили на Хагишу Альдбригом и Щавелем. Кинжал гарпии блокировал клинок, но полотно топора так–таки разрезало впалую грудину. Хагиша пошатнулась и, утратив равновесие, крякнулась на лопатки. Я собрался добить гарпию, однако она, опередив сталь Альдбрига, сделала мне подсечку. Зубы у моей шеи!... Реакция Альфонсо не дала совершить непоправимого. Резец, воткнувшийся передо мной, принял на себя слюнявый прикус. Бесцеремонный пинок Хагише под ребра, окончательно разделил нас футом расстояния. Осознавая, что её сейчас прихлопнут, гарпия перевернулась мордой вниз, а затем, каким–то чудом избегая Щавеля, взлетела. Теперь бестия парила по надутым тучами небесам, а мы с Альфонсо посылали в неё стрелы и заряды магии. Тут на мегалитической поляне вновь показался миражный олень. Он галопом пробежал мимо нас с Альфонсо и влился в родича из плоти и крови, всё еще лежавшего в смрадной ямине. Когда этот магический акт состоялся, и олени объединились в одну сущность, все вокруг зарделось нестерпимым светом, источником которого стали серые и мокрые глыбы, толпящиеся по кругу сакрального урочища. В единый миг все преобразилось. С пожелтевшей травы исчезли гнойники ганглий. Плесень с разлапистых деревьев распалась на частицы, а вместо ночи занялось яркое утро начинающегося дня. Из рогов оленя, уже поднявшегося на копыта и сияющего чистой энергией, выплеснулся животрепещущий дождь из микроскопических золотистых флюидов. Он обволок Хагишу и низверг её, безостановочно вопящую и стенающую, за грань космической юдоли.

– Дух Зелени… – прошептал мой друг. – Мы успели…

Альфонсо преклонил перед Оленем-Богом колени, и я, видя благоговение моего друга, сделал тоже самое. Олень, запредельно красивый и могучий, потряс своей всемудрой макушкой. На рогах его залились звоном серебряные и изумрудные колокольчики. Он взрыл землю передней ногой, а потом дыхнул. Из его чистого и свежего выдоха, отдававшего земляникой и мятой, воплотились врата с изумительными резными абрисами. Они распахнулись, и Альфонсо, ухватив меня за мантию, потянул к ним.