Матрёшка

1.

Я торговала матрешками на Арбате, дома же, обитаю на Чистых Прудах, их расписывала. Конечно, не о такой жалкой доле я мечтала. Но что делать, если я уже третий раз проваливаю экзамен в Строгановку.

На Арбате шумно и весело. Какая-то всего пара часов и о своей меланхолии я напрочь забываю. Появился у меня на этой торговой точке и друг, не любовник, а именно друг, 50-летний дядька Константин Степанян. Он неподалеку от моего лотка гадал по ладони, хиромант, если не врет, уж в пятом или седьмом поколении.

— А ну-ка, дочка, покажи ладошку, — просит меня.

Я снимаю шерстяную перчатку с отрезанными пальцами.

— Вот!

— О, линия жизни у тебя длинная. Жить будешь долго.

— Дядя Костя, об этом как-то не думаешь в 23 года.

— Погоди, погоди… С линией судьбы что-то не то! Она рвется именно в 23 года.

— Неужели? Попаду под трамвай? Выпаду с балкона? На голову сосулька?

— Не так всё просто. Линия рвется, а потом резко взмывает. Ты будешь на грани жизни и смерти. А затем придет, как в голливудском кино, по синусоиде, хэппи-энд.

— Поступлю в Строгановку?

— Не знаю. А ты, букашка, мечтаешь о жуткой мировой славе?

— Кто не мечтает? — вздыхаю я. Зорко гляжу на лысого, с черными, что маслины, глазами Константина Наполеоновича. Эх, был бы он лет на 20-ть помоложе, могла бы влюбиться.

Дядя Костя трет рукой по черной от щетины щеке.

— Аннушка, неужели ты не догадываешься, что любая человечья слава — дым, сущий морок?

— Что-то новенькое… — после кофе мне страшно хочется в туалет, я скрещиваю ноги.

— Любая слава паразитирует на мифе. А миф — это махровая ложь. Был бы триумф Ван Гога без отрезанного уха? Или у Достоевского без эпилепсии и каторги?

Я меняю очередность скрещенных ног, до туалета еще можно минут пять вытерпеть. Разговор занятный.

— А нынешний президент РФ, Юрий Абрамкин, тоже миф?

— Ну, конечно! Иначе, с какого бодуна он достает из свежевырытого бассейна древние амфоры? Развязывает абсолютно бессмысленные, безмозглые войны? Парит с журавлями и вороньем?

— Говорите тише. Нас могут услышать.

— Ничего! Свое я уж отжил. Ничего не боюсь. Тем более, линия жизни моя безукоризненно длинная. Я не оппозиционер. Нет! Не люблю их. Жулики еще те. Творцы собственных мифов.

— Мне надо в уборную.

— Так встань и иди! Держи, красавица, голову выше.

Я хохочу. Дядя Костя такой забавный! Funny!

— С гордо поднятой головой удаляюсь в сортир.

Константин Наполеонович ловит меня за руку:

— Аня, о линии твоей судьбы я не шучу. Может, не стоит тебе на матрешек наносить лик президента РФ?



2.

Лица матрешек выходили добрые, светлые, нежные. Конечно, с изрядной долей мачистости, маскулинности. Ведь это сам туз и джокер политики, альфа и омега необъятной Руси.

Был, правда, период, когда Анюта озлобилась на президента РФ. И даже не столько на него, а на свою жизнь. Ее тогда бросил молодой композитор, Артемий Жоркин, из Гнесинки. Столько, подлец, наплел слов о вечной любви, дарил охапки благоуханных роз, планировал, мол, сколько у них будет детей, а потом — бац! — сошелся с рыжей Анфисой, чемпионкой Москвы по синхронному плаванию. Подлой Анфиске не приходится торчать на стылом Арбате в перчатках с отрезанными пальцами. У рыжей лахудры ноу проблем. Папа ее был откуда-то из нефтегазового сектора, ворочает большущими деньгами, рассекает на бентлях, по Раше перемещается на личном вертолете с золотым унитазом.

И тогда, сгоряча, Аннушка решила испить целебную горечь сатиры. Деревянные болванки с ликом президента РФ приобретали обличье стервятников, волков, даже слегка подлых шакалов. Поглумилась вдоволь. Потешила душеньку.

Продажи скоморошьих матрешек вроде пошли. Правда, не обошлось без эксцессов. Одна бабушка в старозаветных галошах, в обтерханной кроличьей шубке, долго вертела в руках деревянного Абрамкина с фейсом шакала. Нос у бабули принял лиловый окрас, на щеках проступил болезненный клубничный румянец. Старушка вдруг замахнулась авоськой с громыхнувшими бутылками, нанесла Ане разящий удар по голове.

— Вот тебе, сволочь, за Крым и Донбасс! Вот тебе, гадина, за войны! За мою грошовую пенсию…

Аннушка потом лечилась компрессами с настоями трав. Почти месяц под глазами держались черные круги. И почему божий одуванчик спутал ее с Абрамкиным? Разве она несет ответственность за разорительные войны?

Затем грянуло худшее. Лоток ее демонстративно перевернули штурмовики из движения «Идущие вместе». Мало того, что перевернули, так еще и растоптали матрешки ногами, Анну же обозвали украинской шлюхой.

Убытки тогда Анна понесла жуткие. Душевный ущерб того круче. Хотелось эдакой бедной Лизой утопиться в Чистых Прудах, благо водоем два шага от дома.

Дядя Костя вытер ей слезы:

— Дочка! Лапа! Ну чего ты залупаешься на этого мускулистого карлика? Власть на Руси всегда была отвратительна. Трон может заполучить, увы, только несусветная мразь.

— Константин Наполеонович, так что же мне делать? Я потеряла веру в само человечество.

Степанян нежно оглаживал ее русые волосы:

— Эко куда хватанула! Человечество… Какой-то предгробовой шизоид в галошах и президентские отморозки, идущие вместе. Разве это человечество? Знаешь, я тебе дам совет.

— Дайте! Мне так плохо…

— Завязывай со своей сатирой и фарсом. Порезвилась. Довольно! Изобрази-ка ты нашего президента РФ с ангельским ликом.

— Считаете меня за несусветную дуру?

— Зачем? Чем ангелоподобней будет твой Абрамкин, тем смешнее. Есть такое слово — ирония! Ты всё вроде бы говоришь наоборот, шиворот-навыворот.

— А что? Это мысль! — расхохоталась сквозь слезы девчушка.

— И напоследок! Срочно займись своим здоровьем. Выглядишь, будто из Бухенвальда. Кожа да кости. Мёда поешь. Шашлык из баранины. Вдосталь попей молока. Верни себе форму!

Дядя Костя достал из кармана красное яблоко, протер его о рукав куртки, протянул ей:

— Кушай! В нем железо!



3.

Абрамкин на моих матрешках выходил все более и более ангелоподобным. Херувим, да и только!Хоть сейчас его канонизируй в качестве, скажем, святого мученика. Святого! Лик лучезарный. Над головой, мнится, переливается золотистый нимб.

Сама я смеялась до колик над расписными пустотелыми болванками. На Арбате же эту разящую иронию никто не заметил. Напротив! Козырный представитель движения «Идущие вместе», Иннокентий Махмудович Гирькин, сразу заказал мне оптовую партию в 1000 штук.

Деньги появились. Даже и лишние. Я прикупила беличьи кисти, холсты, скребки, недешевые краски. Стала набрасывать в стиле позднего импрессионизма арбатские тупики и переулки. Чуяла мозжечком, вот-вот выйду на свою истинную дорогу. Да и Константин Наполеонович хвалил последние опусы. Советовал только безжалостно избавляться от подражательства. Только свое! Всех классиков, даже пресловутых Ван Гога с Рембрандтом, решительно с корабля истории за борт.

Жизнь на Руси шла, как обычно, что греха таить, с тухлинкой. Эдакий бархатный фашизм в кричаще яркой демократической упаковке. Разнообразили зауныв инфляция, коррупция, локальные войны, кровавые разборки на кладбищах, да техногенные катастрофы. То пороховой завод взлетит под небеса, то лайнер заденет крылом взлетную полосу. И. т.д., и т.п. и прочее.

Так вот, когда под Ростовом-на-Дону сошел с рельсов поезд, низвергся под откос, жертвы исчислялись тысячам, Юрий Абрамкин решил выйти в люди. Одним своим присутствием, как второй Христос, всех успокоить.

Он шел по Арбату, окруженный дюжиной мордоворотов охранников, по крышам скакали снайперы с лазерными берданками. За президентом РФ двигалась роскошная свита, премьер-министр, председатель Центробанка, министр обороны (весь в немыслимых орденах) и прочие випы помельче.

Подступил Абрамкин к моему лотку, взял дурынду со своим иконописным ликом. Усмехнулся. Поднял на меня свои ясные, что небушко, голубые очи.

— И сколько же, барышня, таковые стоят? Цена кусается?

— Зависит от размера и тщательности обрисовка… — от волнения голос мой подрагивал.

Абрамкин толкнул в плечо министра обороны, Сергея Сойгу:

— А ведь похож!

— Думаете, она что пронюхала? Пятая колонна? Агент ЦРУ?

— Ну, завел патефон! Угомонись… Всюду у тебя, брат, шпионы Гадюкины…

— Девку в мешок и на Лубянку? — подскочил председатель ФСБ, П.П. Петухов, маленький, брыластый, с преданно вытаращенными глазами.

— Отставить! — тихо и властно произнес президент. — Живем, чай, не в подлые времена Лаврентия Берии. В век гуманизма! Прости их, милая девушка. Сама расписываешь? Или как?

— Сама. Мечтаю поступить в Строгановку.

— Поступишь! Любишь меня?

— Очень! — зачем-то соврала я.

— Зря… Любовь — это для пионеров. Хочешь побывать в Кремле? Поговорить со мной тет-а-тет? Ась? Не слышу!

— Об этом мечтает каждый.

— Товарищ Петухов, доставьте эту чудную девушку в мои покои. Чисто для деловой беседы.



4.

Никогда не была во внутренних покоях Кремля. Все оказалось проще, обыденней, только почему-то ошеломляюще много золота. Стены, потолок, мебель — все в золоте. Пол выложен золотистыми шашечками паркета, только не из металла, а из золотистого дуба.

— Ну, как тебе здесь? — подмигнул Абрамкин. Мы с ним оказались в каком-то укромном закутке, сидели на гнутых золотых креслах.

— Сойдет. Ощущение такое, что меня сейчас позовут к дантисту.

— Золотые слова! Тут еще те дантисты. Не зуб вырвут, а целую челюсть. А потом и голову оторвут. Так, на всякий случай.

Я зябко поежилась.

— Не дрейфь! — Абрамкин встал за мной, положил мне руки на плечи. — Значит, любишь меня?

— Не то слово.

— А разве, дочка, у тебя есть выбор?

— Выбор всегда есть.

— Брешут! Здесь ситуация с жесточайшим алгоритмом. А ведь ты, Аннушка, можешь мне помочь.

Президент вывернул из-за моей спины. Ловко сел в гнутое кресло напротив. Обжег огнем голубых глаз.

— Я? Помочь?

— Ты! Мне! Ах, Аня, Аня… Тебя ведь Анной зовут?

— Без всякого сомнения.

— Поможешь?

— Но я всего лишь девушка торгующая матрешками на Арбате.

— Это и нужно. Покажи матрешку.

Я достала из холстяной сумки деревянную дуру средних размеров, протянула гаранту.

Президент с улыбкой на устах долго вертел ее, с потрясающей скоростью разобрал, выстроил на стеклянном столе шеренгу из шести клонов.

— Отменно! Только в моем проекте «Кремлевская матрешка» клонов должно быть не меньше дюжины. А с моим лицом ты, молоток, угадала. Внутри я — ангел. Жаль только этого никто не видит. Знаешь, я ведь страшно одинок. Хоть вой на луну.

Руки мои тряслись, во рту пересохло:

— Можно я закурю, господин президент?

— Нет! Я сам не курю. Впрочем, кури. Разрешаю.

Трясучими пальцами я достала желтую пачку «Кэмела», выбила сигарету.

— Официальное курево американской военщины? — с нехорошей ухмылочкой спросил Абрамкин.

— С детства привыкла.

— Проехали! Так вот, лапа, на мониторе ты должна проследить превращение мое в матрешку. Своим соколам-орлам я не доверю. Продадут за грош. Крысиное семя.



5.

Выяснилось следующее обстоятельство. Абрамкина по ночам мучают кровавые мальчики. Точнее, их призраки. Щелкают по носу, таскают за волосы, щекочут пятки.

— Много же вы обидели людей… — качала я головой.

— Дочка, иначе нельзя! Ты почитай Карамзина. Или хотя бы «Бориса Годунова» Саши Пушкина. Ты думаешь, мне это богатство очень нужно? Да пропади оно пропадом. Все эти олимпиады, войны, борьба с олигархами.

— Решили сбить матрешкой призраков со следа?

— Типа того…

— Не верю я в это. Лучше бы обратились к психиатру.

— Пробовал. Пустое! А вот в матрешку, в отличие от тебя, верю.

— Как же вы будете управлять в раздробленном, так сказать, виде народом?

— Ха! Одно нажатие на кнопку, и утром я буду собираться в кучку. Левши из Сколково столько бабок истратили.

— Но почему все-таки я?

— Глянулись мне твои обалденные безделки.

Я смущенно почесала свой нос, по весне на нем предательски выступают конопушки. Затушила сигарету:

— Это какая-то профанация власти!

— Да что такое власть? Миф, пустота… Жупел!

— Тут вы пересекаетесь с хиромантом Степаняном, моим приятелем.

— Мудрый человек! Черкни адресок, телефон. Позову его работать в свою администрацию. Приличных людей — днем с огнем. Дефицит!

— Ага… Записывайте. А что это за прибор, превращающий вас в матрешку?

Абрамкин достал из кармана пиджака маленькую черную коробочку, вроде интернетовского роутера, только провода с присосками.

— Втыкается в обыкновенную розетку. Ко мне — контакты. Ты же на планшете, в фотошопе, сможешь подкорректировать мой имидж.

— Действительно, просто.

— Нет, дорогая, это не просто. Ахнули четверть годового бюджета страны. Пожертвовали больницами, школами, сиротскими приютами. Ах, что говорить... Но нужно же думать о собственной шкуре? Ась? Не слышу!



6.

Я уже прикрепила контакты-присоски к голому телу Абрамкина, он разделся до пояса, обнажил, так сказать, свой литой торс, включила приборчик и планшет. Но тут в залу вбежал П.П. Петухов, глава ФСБ.

— Ваше высочество, стоп! Вырубайте!

— Что такое? — Абрамкин мускулисто вскочил, присоски с грохотом посыпались на золотистые шашечки паркета.

— Повинную голову меч не сечет…

— Не жуй, жопа, сопли!

— Левада-центр спрогнозировал обвал через месяц вашего рейтинга. До 2 процентов. Это беда! SOS!

— Петя, спокуха! Тут прекрасная дама.

— Не до дам! Срочно необходим очередной ваш подвиг.

— Какой, например?

— Покорите пик Килиманджаро. Или пик… Останкинской башни. Она, чай, ближе.

— Ты чего несешь? Отбился, подлюга, от рук?

— Я? Да я готов за вас землю жрать.

— Неужели?! Тогда прыгай на ножке и говори считалочку.

— Какую?

— Любую!

Петя запрыгал:

— Эники-Беники ели вареники! Эники-Беники раз…

— Довольно. Харэ! Надоел.

Я потупилась:

— Мне крайне неловко… Такой солидный человек. В погонах. В портупее. Одних медалей, поди, килограмм пять.

— Брось! У меня председатель Центробанка голая танцевала канкан. На столе. И ничего… Петя, пшел вон! Точнее, погоди. Обратись к пиарщикам. Пусть сочинят мне какой-нибудь подвиг. Не зря же жируют на госказне, паразиты.

П.П. Петухов по-военному щелкнул каблуками, мажорно сгинул.

— Вернемся к нашим баранам. Все, блин, растерял присоски.

Не буду вас терзать подробностями. Дюжину клонов мы легко получили. Глядя в планшет, Абрамкин результатом остался доволен.

В награду президент предложил мне акции Газпрома и Транснефти. Но я попросила лишь помочь со Строгановкой.

Прошло пару лет. Глядя в телевизор, я уже не понимаю, реальный в нем президент или его матрешечный клон.

Впрочем, какая разница!

В Строгановку меня приняли «на ура». А дальше проклюнулся талант, скоро у меня в Костроме персональная выставка «Видимость и реальность».

Обязательно на нее позову К.Н. Степаняна. Он теперь человек высокого полета. Замглавы кремлевской администрации. Скорее всего, отношение к власти он свое изменил. Как встречу, всё уточню у него в личной беседе.

                *** «Убить внутреннюю обезьяну» (изд. МГУ, Москва), 2018, «Наша Канада» (Торонто), 2015