ПОВЕСТЬ
В повести "На витках спирали",
автор, используя элементы фантастики,
ведет читателя к размышлениям
об извечных темах Человечества:
о любви и ненависти, о подлости и бескорыстии,
о жизни и смерти.
Главная героиня повести Вика, наделённая
в силу обстоятельств растущими паранормальными
способностями, стремится осуществить свою мечту
стать известной певицей с помощью
12- летней девочки, используя явление реинкарнации.
Наряду с художественным вымыслом,
в повести встречаются описания реальных событий,
произошедших в музыкальной жизни России
и подлинные фамилии некоторых персонажей.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Вика закрыла дверь квартиры, перекинула через плечо ремешок от красивой дамской сумочки и, взявшись за ручку чемодана на колёсиках, стала спускаться вниз по лестнице.
До автобусной остановки было не более ста метров. Тишина вечернего города с огнями уличных фонарей навевала какое-то умиротворение. «Ещё минут сорок, и я увижу любимую тётушку, – думала Вика, ведь мы с ней не виделись, кажется, целую вечность – десять дней, пока я была в Петербурге». Она уже предвкушала тёплые тётушкины объятья и поцелуи.
Вике было только восемнадцать лет. Её родители погибли в автокатастрофе шесть лет тому назад и Вику забрала к себе сестра матери. Большую часть времени Вика жила с тётей, но каждую неделю они вместе приезжали на квартиру своих родителей, чтобы смахнуть пыль и просто поддерживать порядок. Когда Вика стала старше, то еженедельные поездки в родительскую квартиру тётушка стала доверять ей одной, хотя и совместные поездки тоже иногда случались.
От воспоминаний Вику отвлёк нарастающий звук автомобильного клаксона, переходящий в оглушительный рёв. Ослепленная мощными фарами несущегося на неё рейсового автобуса, Вика замерла на месте. На мгновенье всё затихло и погрузилось в кромешную темноту, будто в комнате без окон выключили свет. Некоторое время не было слышно никаких звуков.
Вдруг откуда-то издали послышался негромкий шелест автомобильных колёс, затем легонько скрипнули тормоза. Перед собой Вика увидела машину, которая ничем не отличалась от обычного такси, только три шестёрки в номерах насторожили ее. Дверь автомобиля для пассажирки открыл загадочный старик, и хотя на улице не было дождя, таинственный незнакомец был одет в чёрный плащ с капюшоном. Мужчина оказался высокого роста, худощавый, его ногти больше были похожи на когти дикого зверя, кожа серо-голубая, как пергамент, глаза темно-карие или даже черные и, казалось, могли загипнотизировать Вику.
Он посмотрел на нее взглядом, полным леденящего холода, его зрачки вдруг стали вертикальными, старик моргнул несколько раз и вновь посмотрел на нее. Вика села к нему в машину, думая, что всё это ей показалось, и она просто сильно нервничает. Вика произнесла адрес далёкого дома тётушки, и они тронулись. Их поездка затянулась в длинном молчании. Спустя несколько кварталов, такси резко повернуло и поехало по дороге, ведущей за город.
– Куда вы меня везёте?– возмутилась Вика. – Вы везёте меня совершенно в другую сторону.
– Мы не в силах изменить нашего пути…
– Что вы, что вы такое говорите? Немедленно остановите машину, я хочу выйти.
– Не получится, – ответил водитель и попытался взглядом успокоить девушку.
Уже промелькнула её школа, в глубине берёзовой аллеи почудился её любимый сторож с собакой Диной. Девушке казалось, что она едет целых три часа, но по времени прошло лишь три минуты.
– Немедленно остановитесь! – сердце ее бешено заколотилось, а дыхание участилось, она закричала и начала бить незнакомца по руке.
– Вы давно не видели родителей?– равнодушно и тихо произнёс таксист.
– Что вы говорите? Они погибли шесть лет тому назад. Я никогда их больше не смогу увидеть…– Вика взяла платок и зарыдала то ли от страха, то ли от грусти.
– Они уже ждут вас, – прошипел водитель и, не отвлекаясь, смотрел на дорогу, – вы были хорошим человеком, Вика.
– Что вы такое говорите? Выпустите меня, выпустите….
– Ваша тётушка очень гордилась вами.
– Откуда вы знаете?!
Девушка подумала, что это – сумасшедший преследователь, и окончательно стала растерянной. Появился её институт, друзья, любимые преподаватели. Вика уже не сопротивлялась.
– Тебе предназначен лучший путь – попрощайся.
Ей казалось, что их поездка продолжалась целую вечность, автомобиль резко повернул в темный туннель, неизвестно откуда показавшийся впереди, и в его конце она увидела яркое пятно света. Окончание туннеля быстро приближалось и вместе с ним росло пятно, превращаясь в ослепительное свечение, заполняющее всё вокруг.
В том месте, где, по мнению Вики, должен был закончиться туннель, она вдруг почувствовала необычайную лёгкость, как на американских горках при быстром движении вниз. Боковым зрением Вика заметила, что внутренние очертания такси, все предметы и даже странный старик-водитель исчезли, растворились в ослепительно-белом свете, заполнившем всё вокруг.
2
Страх, который сковывал Вику ещё совсем недавно, сменился каким-то необычным и даже комфортным умиротворением, а всё тело испытывало трудноописуемое блаженство. Тело? Только сейчас Вика осознала, что не видит ни своих рук, ни ног – ничего, кроме слепящего света, в котором она неслась с большой скоростью. И в то же время она прекрасно осознавала, что чувствует всё своё тело до самых кончиков пальцев.
Вдруг яркость света стала заметно уменьшаться, а навстречу Вике уже неслись какие-то постоянно меняющие свою цветовую гамму дуги, подобные небольшим аркам. Движение замедлялось, и мелькание арок уже больше напоминало неспешное ныряние под ними. Мелькнула мысль о том, что все эти арки – продолжение того странного туннеля, в который свернул не менее странный таксист.
Через мгновение движение прекратилось. Вика осмотрелась. Она стояла на какой-то площадке приятного бежевого цвета. Удивлению Вики не было предела, равно, как не было предела этой площадке. Она казалась безграничной, куда ни глянь. Вика подняла глаза вверх. Такое же ощущение безграничности удивило её ещё сильнее. Вокруг не было ничего, на чём можно было остановить внимание. Какая-то пустота… необычная пустота… Здесь не было ни холодно, ни жарко, ни страха, ни тревоги – ничего такого, что могло вызвать какие-то неприятные ощущения.
– Где я?– подумала Вика.
– Ты в астральном мире, – негромко прозвучал откуда-то сверху приятный мужской голос.
– Значит, я умерла? – уже вслух спросила Вика.
– Скорее нет, чем да!
– Но… как такое возможно?
– В мире нет ничего невозможного – так утверждает Высший Разум, создавший этот мир и всё сущее в нём, в том числе и человека. Кстати, именно человека Высший Разум поставил выше всех животных и наделил его начальным интеллектом более высокого уровня, чтобы наблюдать за процессом самосовершенствования. Но из этой затеи мало что осуществилось: замысел получился лучше его исполнения – человек недалеко ушел от других животных.
– А как же научно-технический прогресс? Ведь люди столько всего придумали!!! Перечислить – и то не скоро получится!!!
– Да ничего они не придумали и не создали. Всё, что сейчас есть у Человечества, дано ему Высшим Разумом. Причем, дано лишь отдельным людям, так называемым Гениям, способным не только понять информацию, данную Высшим Разумом, но и воплотить её в жизнь. А уж всё остальное Человечество просто пользуется тем, что Высший разум дал ему через Гениев. В силу своей врожденной лени, Человечество не способно создавать что-то более существенней навоза, да и тот получается такого качества, что если бы высший разум и на этот раз не вмешивался, то Человечество уже давно погибло.
– Погибло…– задумчиво промолвила Вика. – Кстати, я не поняла ваш ответ. Когда я спросила, мол, умерла ли я, вы ответили: «Скорее нет, чем да…»
– Тут всё просто, хотя есть и некоторая сложность. – Ответил приятный баритон. – Видишь ли, Высший Разум неоднократно совершал попытки дать знания большой группе людей, народу, стране, нации, но каждый раз эти попытки завершались неудачей. Дело в том, что в отличие от животного мира люди сами ограничивают себя в способностях и возможностях, создавая множество стереотипов мышления, сочиняя различные правила, законы и нормы, благодаря которым Человечество вместо того, чтобы объединяться в любви и доверии друг к другу, наоборот, всё более разъединяется, враждует и создаёт новые конфликты.
Возьми, к примеру, мировые религии. Несмотря на их различия, все они, так или иначе, говорят о бренности человеческого тела и вечности, то есть, бессмертности души. И если в бренности человеческого тела никто не сомневается, потому что все люди в большей или меньшей степени ежедневно испытывают боль, связанную с различными заболеваниями, то в вечную и бессмертную душу люди просто не верят, не имея никакого материального подтверждения этому.
Вот ты, Вика, до сих пор ещё не поняла, что разговариваешь со мной и слышишь меня лишь благодаря своей бессмертной энергетической сущности, которую люди просто называют душой. У нас сейчас нет привычных для тебя органов зрения, слуха, голоса. Но мы прекрасно слышим друг друга и свободно общаемся. Это – телепатия. Я знаю, как много времени ты проводила перед зеркалом, делая причёску, макияж или просто бросала взгляд на свое отражение перед выходом из дома. Если хочешь – посмотри на себя снова.
Перед Викой, откуда ни возьмись, появилось её домашнее зеркало. Она сделала привычное движение головой и… не увидела в зеркале ничего! Она попыталась потрогать зеркало, но у неё тоже ничего не получилось…
– Не пугайся! – прозвучал красивый баритон. – В определённые периоды своего существования душа не может отражаться. В зеркале ты видела раньше отражение своего тела.
– А где сейчас моё тело?– полушепотом спросила Вика, ещё находящаяся под впечатлением увиденного, а точнее, не увиденного в зеркале.
– Оно сейчас лежит возле автобусной остановки недалеко от твоего дома, – ответил баритон. И в тот же миг Вика увидела знакомую улицу, мигающий аварийной сигнализацией большой автобус, искорёженный и смятый до неузнаваемости павильон автобусной остановки, людскую толпу, машину «Скорой помощи», носилки и врачей, копошащихся возле безжизненного тела…
– О, Боже! – воскликнула Вика, – так это же я!
– Нет, – спокойно ответил приятный баритон, – ты здесь, рядом со мной живая и невредимая, а там лишь твоя телесная оболочка, служившая тебе верой и правдой все твои восемнадцать лет. Надеюсь, теперь тебе понятен мой ответ на твой вопрос?
– Д-да…– неуверенно сказала Вика, – только как-то пока всё очень непривычно…
– Ну, к новому всегда надо привыкать! – ответил приятный баритон, – а к новой жизни – тем более.
3
– Скажите, а кто вы?– вдруг самопроизвольно вырвался вопрос у Вики, – и где вы? Хотя я спросила глупо… Вы же где-то совсем рядом… только я вас не вижу…– Вновь из ниоткуда, как ещё минуту тому назад зеркало, появилась с детства любимая Викой небольшая блестящая фарфоровая статуэтка Амура с крылышками за спиной, сидящего на камне. Викина бабушка говорила своей маленькой внучке, мол, это твой…
– Да-да! Ты правильно догадалась! – Вике показалось, что голос отвечает ей с нескрываемым удовольствием. – Я твой Ангел-Хранитель. Видеть меня не обязательно, а представить меня можно в каком тебе угодно образе. Хоть бы и в таком. – Статуэтка Амура увеличилась в размере и приблизилась к Вике. – Я приставлен к тебе Высшим разумом для помощи тебе и для спасения твоего.
– А другим людям вы тоже помогаете?
– Нет. Им помогают другие ангелы-хранители. Зная, на какие необдуманные поступки и решения готовы порой люди, Высший Разум позаботился о каждом из них. Поэтому у каждого человека есть свой ангел-хранитель.
– Даже у тех людей, которые не верят ни во что: ни в бога, ни в ангелов-хранителей?
– Не бывает таких людей, которые не верили бы ни во что. Просто путь к вере у каждого человека свой неповторимый, как и его жизненный путь. Высший Разум любит каждого человека, поэтому относится к каждому, как ребёнку несмышленому, которому без ангела-хранителя никак нельзя. Кстати, обращаться ко мне не обязательно на «Вы». Вспомни, как ты поступала, когда у тебя возникали какие-либо трудности или вопросы. Ты же представляла кого-то из своих близких, а иногда кого-то, кому одному-единственному могла открыть свои самые заветные тайны и говорила с ним, мысленно обращаясь, только на «Ты». Так вот этим «кем-то» и был я.
– Тогда скажите… Ой… тогда скажи, как же так получается? По-твоему, Высший Разум любит каждого человека, но почему одни люди бодры и здоровы, а другие постоянно чем-то болеют, почему одни живут долго, а другие погибают в молодости, одни постоянно ведут борьбу за жизнь, а другие идут на самоубийство?
– Вопрос твой непростой, да и ответ мой будет нелёгким. На заре своего существования Человечество, созданное Высшим Разумом на этой планете, ничего толком не умело и не обладало никакими фундаментальными знаниями. Дать все Знания сразу Высший Разум Человечеству мог, безусловно, но Человечество оказалось неспособным воспринять даже малой доли этих Знаний. Тогда Высший Разум стал дозировано давать Знания Человечеству через отдельных и лучших его представителей, которых потом стали называть Гениями. Процесс передачи Знаний шел медленно, но с ускорением. Чем умнее становилось Человечество, тем быстрее шел его прогресс. Торопиться в человеческом понимании Высшему Разуму не было необходимости, потому что время – тоже создание Высшего Разума и он мог управлять им согласно потребностям.
Наступило такое время, когда сильно поумневшее Человечество возомнило себя венцом природы и пошло против воли своего Создателя. Высший Разум, неоднократно заменявший на нашей планете менее совершенные цивилизации на более совершенные, видимо, решил на этот раз немного подождать и понаблюдать, к какому результату придет современная цивилизация индивидуумов, наделённая уникальными способностями, багажом знаний и, что очень важно, уникальными жизненными путями. Причем задания, называемые «миссиями», поставленные Высшим Разумом перед каждым индивидуумом тоже уникальны, отчего у кого-то их жизненный путь длится месяцами, у кого-то годами, а у кого-то десятилетиями. После выполнения своих миссий люди выходят из собственных телесных оболочек и переносят в астральный мир свои энергетические сущности, то есть, души.
– Что же получается?– спросила Вика, – Современное Человечество – это хоть и грандиозный, но всего лишь биологический опыт Высшего Разума?
– Да! Причем опыт не первый и далеко не последний. Мало того, Человечество, по собственному незнанию некогда возомнившее себя единственным и неповторимым, в последние десятилетия начало робко догадываться о «братьях по разуму». И это не простые догадки, а вновь спущенные Человечеству знания.
– Значит, все люди, закончившие свою земную миссию, умирают телесной оболочкой и…
– …и продолжают жизнь своей энергетической сущностью – так называемой душой, а жизненный опыт и знания, накопленные энергетическими сущностями, становятся всё новыми и новыми частичками Высшего Разума, который постоянно развивается и никогда не останавливается в своём развитии.
4
– Ох! – вздохнула Вика, – столько информации! Да такой, что не сразу в неё поверишь. – Она немного помолчала. Потом, словно встрепенувшись, спросила:
– Ответь мне, мой Ангел-Хранитель, а кто этот жуткий человек в чёрном. Который привёз меня в туннель с ослепительным светом?
– Ах, этот? У него нет имени! И в то же время у него сотни имён – люди сами постоянно придумывают ему имена, наделяют его вымышленными мистическими качествами, хотя по своей сути он простой Перевозчик душ и не более. Он не единственный. Их много, но несравненно меньше, чем Ангелов-Хранителей. А главная их миссия заключается в доставке душ в астрал.
– Минуя ад?– удивилась Вика
– Наивная девочка! – как-то особенно тепло прозвучал баритон Ангела-Хранителя. – Нет никакого ада! Это выдумка древних священников, пытавшихся удерживать в порядке и направлять в нужное для правителей всех стран русло неграмотную людскую массу. При этом себя они называли пасторами, то есть, пастухами, а народ «любовно» назывался паствой, то есть овечьим стадом. Подобие ада, при желании и очень легко можно устроить себе и при земной жизни. А вот что касается рая…
– …то его тоже не существует! – догадалась Вика.
– Ты почти права! Рая не существует в том виде, в каком его раньше преподносили священники. Просто они не знали, или не хотели знать, или намеренно скрывали, что астральный мир – это и есть рай. Здесь нет болезней, смертей, войн, интриг, предательства, боли и многого того, без чего не обходится земная жизнь. Здесь твоя энергетическая сущность просто и счастливо живёт, ненавязчиво выполняя ту или иную функции (иногда даже не догадываясь об этом), под управлением Высшего разума. Здесь каждая энергетическая сущность отдает Высшему разуму свой опыт и в то же время приобретает новый опыт и знания, непрерывно совершенствуя их и переходя каждый раз на более высокие уровни совершенства, пределов которому, как ты знаешь, нет.
– Вот сегодня я получила столько новой информации, что сама себе кажусь намного умнее, чем вчера.
– Ты почти права, но есть небольшие оговорки, даже скорее уточнения. Ты только что произнесла два привычных для тебя слова: «сегодня» и «вчера». В астральном мире эти понятия отсутствуют. Здесь нет времени прошедшего или будущего в земном понимании. Есть только Здесь и Сейчас. Человечество, по крайней мере, некоторые его представители, пытались изобрести так называемую машину времени, с помощью которой можно было бы передвигаться в прошлое или будущее. Но дальше создания фантастических рассказов и романов дело не двигалось. Всё дело в том, что время – творение Высшего Разума. Только он может влиять на время и на события.
Как бы понятнее тебе объяснить? Представь себе шахматную доску со стандартным размером клеточек 4 на 4 сантиметра. Как известно, на шахматной доске 64 клеточки. А теперь давай оставим размер клеточек таким же, а вот саму доску увеличим в размерах, ну, скажем, миллион световых лет на миллион тех же световых лет. Получится такое фантастическое число клеточек, название которому ещё не придумано, хотя из-за его грандиозности вполне бы подошло слово «бесконечность».
– Я с трудом себе представила бесконечность из чёрно-белых клеточек, – сказала Вика.
– Цвет клеточек не имеет значения, главное в их количестве. Так вот представь себе, что каждая клеточка – это отдельно взятый человек или событие. Для Человечества все эти люди и события будут разбросаны во времени: что-то было давным-давно, что-то лишь вчера, а что-то ещё только случится в будущем. Но для Высшего Разума вся эта бесконечность из клеточек находится, как я уже говорил, Здесь и Сейчас.
– Это какая же должна быть сила интеллекта, чтобы управлять такой системой?!
– Выразить в словах или цифрах эту силу невозможно. Она постоянно совершенствуется и увеличивается, поэтому может создавать всё видимое и невидимое, превращать хаос в порядок и управлять всем созданным.
5
– Ты, Ангел-Хранитель, сказал, что каждая душа, то есть, каждая энергетическая сущность является частичкой Высшего Разума. Так возможно ли утверждать, что я – это Высший Разум, а он – это я?
– Видишь ли, – в голосе Ангела-Хранителя послышалась лёгкая ирония, – ты ещё только недавно попала в астральный мир, поэтому в тебе ещё сильны примитивные земные представления. Вернёмся к бесконечности из клеточек, о которой мы говорили только что. Если ты посмотришь вблизи на одну-единственную клеточку, то тебе может показаться, что она не такая уж маленькая. Как-никак, а квадрат со стороной 4 сантиметра! Но что будет собой представлять эта якобы значимая клеточка, если её положить на Красной площади в Москве? А на площади в тысячу квадратных километров? А на упомянутой уже нами бесконечности из клеточек? Думаю, что смог ответить на твой вопрос о правомерности, а точнее, о неправомерности утверждения, что ты – это Высший Разум, а он – это ты?
Ты в силу своей величины – лишь микро-частичка Высшего Разума и никак не можешь влиять на него, а Он не только может влиять на тебя, но и управлять всем, что создал.
– Я уничтожена таким сравнением, – задумчиво прошептала Вика.
– Напрасно так переживаешь, – произнёс Ангел-Хранитель. – Высший Разум дал всем энергетическим сущностям возможность непрерывно совершенствоваться. Как только энергетическая сущность самостоятельно или с посторонней помощью получает новую информацию – сразу становится чуть весомее, потому как приобретает новый опыт, а значит, чуть совершеннее. Вот ты, например, за короткое время сильно прибавила в весе, потому что получила много новой информации, которой теперь сама можешь делиться.
– И как это может отразиться на моей нынешней жизни, то есть, на моём нынешнем существовании?
– Представь себе коническую спираль, которая внизу у основания очень узкая, но с каждым новым витком она становится шире. С более высоких витков видны более низкие. Это, условно говоря, спираль Совершенства. Энергетическая сущность, то есть, душа, попадая в астральный мир, начинает свой путь к совершенству с нижних витков спирали: чем меньше были личные успехи и достижения при земной жизни, тем с более низких витков начинает свой путь душа. И наоборот, души людей, добившихся при жизни каких-то выдающихся успехов, достижений или результатов, начинают свой астральный путь с более высоких витков спирали. И тут есть прекрасная особенность: чем на более высокий виток Спирали Совершенства поднимается душа, тем больше у неё появляется различных возможностей для самосовершенствования, тем больше открывается обзор на пройденный путь собственного опыта, который уникален и оттого бесценен.
– Я, кажется, начинаю понимать! – радостно сказала Вика, – Вот я представила себя стоящей посередине огромного поля, на котором растут подсолнухи. Они высокие. Некоторые на уровне моего роста, а другие ещё выше. Получается, что обзор у меня очень небольшой, так как я вижу только те подсолнухи, что окружают меня в непосредственной близости. Но если я поставлю лестницу-стремянку и начну по ней подниматься, то с каждой ступенькой мой кругозор будет увеличиваться, расширяться…
– Хороший пример, – ответил Ангел-Хранитель, – только в астральном мире, приобретая опыт и знания, ты, достигнув определённого уровня, сможешь не только видеть все результаты своего предыдущего опыта, но и передвигаться по виткам Спирали Совершенства как вниз, так и обратно вверх. Правда, вверх подняться можно только до достигнутого ранее уровня.
6
– Вот ты, Ангел-Хранитель, говоришь: «подняться», «передвигаться»… В моём пока ещё привычном представлении я понимаю передвижение как минимум в виде ходьбы или бега, не говоря уж о различных видах транспорта. Но как же мне передвигаться? Ведь я не увидела в зеркале даже своего отражения, потому что у меня нет ни рук, ни ног, ни тела вообще…
– Здесь в астральном мире – мире высоких энергий множества видов – нет никакой необходимости в человеческом теле и его составных частях. Здесь нет необходимости даже в каком-либо транспорте в человеческом понимании этого слова. В астральном мире все души передвигаются с помощью и со скоростью мысли. Вскоре умение свободно перемещаться станет для тебя таким же естественным процессом, как дыхание в твоей прежней земной жизни.
– Ой! – встревожилась Вика. – Это, наверное, очень сложно?
– Гораздо проще, чем ты подумала. – Ответил Ангел-Хранитель. – Для начала я тебе помогу, а потом ты и сама будешь перемещаться, когда и куда захочешь.
– Мне… страшно…– чуть слышно промолвила Вика, – а ты, мой Ангел-Хранитель, не бросишь меня?
– Конечно, нет! – успокаивающим тоном ответил Ангел-Хранитель. – Я, как всегда, буду рядом и ненавязчиво помогу тебе во всех твоих благих делах и предостерегу от опрометчивых поступков. Ну, что? Попробуем переместиться?
– Ох…– неуверенно промолвила Вика. – Давай я для собственного успокоения немного порассуждаю, хорошо?
– Всё в твоей воле! – прозвучал ответ.
– Итак. Мне предстоит сделать то, чего я раньше не делала. Страшно ли мне? Да! Очень! А что меня устрашает? Это неизвестность. Но если я не преодолею свой страх сейчас, то он так и будет угнетать меня и далее! Где-то раньше я слышала фразу, над которой даже посмеялась: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Но почему обязательно должен быть ужасный конец? Ведь, по идее, кроме ужасного, может быть и какой-то другой конец…
Стоп! А почему, собственно, конец? Не может же мир, в который я попала, мир, в котором нет смерти, боли и других гадостей из мира Человечества, мир, идущий по пути Совершенства, устроить мне какую-то подлую западню! Не должен!!! По крайней мере, я так хочу в это верить… Да и мой Ангел-Хранитель будет со мной… Так ведь, мой Ангел-Хранитель?
– Безусловно! – голос прозвучал как-то особенно одобрительно и подбадривающе. – Ну, что? Ты, кажется, готова сделать своё первое перемещение?
– Ну, в общем, да…– не слишком уверенно ответила Вика.
– Тогда вспомни какое-то приятное событие из своей прошлой жизни. Хорошенько сосредоточься и представь то место, в котором это событие произошло. Потом мысленно и без спешки считаешь: раз – и делаешь движение, как будто плотно закрываешь глаза; два – держишь их закрытыми; три – медленно открываешь глаза. И всё!
– Как всё? А когда случится перемещение?
– Оно произойдет, пока на счёте «три» ты будешь открывать глаза. – спокойно ответил Ангел-Хранитель. – Ах да! На счёте «три» у тебя на мгновение возникнет чувство головокружения. Не пугайся, оно будет появляться при каждом твоём новом перемещении. Всё поняла?
– В общем, да! – значительно увереннее ответила Вика.
– Тогда желаю тебе приятного путешествия, хотя, как ты уже знаешь, правильней будет сказать перемещения.
Вика не стала искать в своей памяти какие-то значительные события, встречи или даты. Первое, что пришло на ум – это воспоминание о бабушке и её замечательном огороде возле дома…
Вика представила образ ласково улыбающейся бабушки, седые пряди волос которой шевелил лёгкими прикосновениями летний ветерок, потом про себя промолвила «раз» и закрыла глаза, «два» – и удержала глаза закрытыми, «три» – и стала медленно открывать глаза…
7
Появилось ощущение головокружения, во время которого изображение расплылось, как бывало множество раз раньше, когда в глаза попадала вода. Но через какие-то неуловимые считанные мгновения зрение восстановилось и Вика поняла, что стоит посередине бабушкиного огорода. Она очень любила этот огород. Здесь всё было посажено и посеяно заботливыми бабушкиными руками. Вот справа цветущие георгины, в дальнем конце кусты чёрной и красной смородины, вон там крыжовник, а вдоль невысокого забора тянется узенькая грядочка земляники. А что уж говорить о вкуснейших бабушкиных помидорах и огурцах! А запахи! Эти чудесные запахи, которые, кажется, существовали только здесь! Ими можно было наслаждаться сколько угодно.
А вот и бабушка. Она была обращена спиной к Вике и, сидя на низком раскладном стульчике, пропалывала грядку с морковью.
– Бабуля! – радостно воскликнула Вика, но бабушка даже не подняла голову. – Не расслышала, что ли?– подумала Вика и, не спеша, зашагала к бабушке. – Здравствуй, бабуля! – достаточно громко произнесла Вика.
Бабушка продолжала полоть грядку, словно не слышала Викиного голоса. Вика растерянно смотрела на бабушку и та вдруг распрямила спину, вытерла капельки пота, выступившие на лбу, и повернулась в сторону Вики. Между ними сейчас не было и двух метров расстояния. Бабушка пристально посмотрела в другой конец огорода и её взгляд прошел сквозь Вику…
– Бабуля, ты меня слышишь?– в отчаянии почти выкрикнула Вика. Но бабушка не ответила и даже более того, как показалось Вике, не только не слышала Вику, но и не видела её. Вика сделала два шага вперёд и вытянула руку, чтобы прикоснуться к бабушке, но рука прошла сквозь бабушку, даже не почувствовав преграды. Бабушка, взяв раскладной стульчик в одну руку и старую плетёную корзинку с выщипанным бурьяном в другую, прошла сквозь Вику, не задев её никак, и направилась в другой конец огорода.
Вика была поражена всем произошедшим, а её мысли носились в каком-то хаотическом движении и никак не могли прийти к какому-то вразумительному выводу. Вика проводила взглядом удаляющуюся бабушку и какое-то время стояла неподвижно, пытаясь успокоить внезапно нахлынувшее смятение вперемешку с недоумением. Потом робко и осторожно, словно предчувствуя новый подвох, она подошла к большому кусту смородины и попыталась потрогать его рукой. Рука прошла сквозь ветки, не наткнувшись ни на одну из них.
Изумлению Вики не было предела: вот куст смородины, вот ветки с чёрными ягодами, вот Викина рука, пытающаяся пальцами захватить ветку и проходящая сквозь неё…
Изумление стало плавно переходить в панику.
– В астральном мире, – вспомнила Вика, – я не видела ни своих рук, ни других частей своего тела, ни даже своего отражения в зеркале. А сейчас всё при мне: и руки, и ноги, и джинсы с нарочно сделанными дырками (так теперь модно!), и лёгкие босоножки на ногах. Что за ерунда такая? Вика попыталась носком правой ноги пошевелить стебель ревеня, красовавшийся рядом – не получилось: ревень «не заметил» какого-либо прикосновения к себе, а Вика вновь увидела, как чудесным образом нога вместе с босоножкой прошла сквозь стебли ревеня.
Вика повернулась и быстро зашагала
к выходу из огорода. По пути она остановилась возле бабушки и несколько раз громко окликнула её. Окончательно убедившись, что бабушка в упор не видит и не слышит её, Вика вышла из огорода и направилась в бабушкин дом. На мгновение остановилась перед входной дверью. «А что, если дверь закрыта ключом?– подумала Вика. – Как я её открою?».
Но открывать ничего не понадобилось. Стоило Вике протянуть руку, чтобы взяться за дверную ручку, как рука прошла и сквозь ручку, и сквозь крепкую металлическую дверь, не ощущая препятствия. Тогда Вика зажмурила глаза и сделала шаг вперёд, опасаясь стукнуться собственным лбом о дверь. Удивление пополам с ужасом вновь охватило Вику: она не только не ударилась, не только не почувствовала никакой боли – она просто прошла сквозь дверь и уже стояла в так хорошо знакомой прихожей.
Постояв несколько мгновений, Вика двинулась в удивительное путешествие по бабушкиному дому, не открывая дверей, а просто проходя сквозь них.
– А что если попробовать пройти не через двери, а сквозь стену?– подумала вдруг Вика. Оказалось, что никакой разницы нет: Вика свободно проходила сквозь двери и стены бабушкиного дома, не встречая никакой преграды. В большом зале на спинке дивана восседала любимая Викина кукла. И хотя Вика давно выросла из того возраста, когда девочки играют в куклы, все же напоминание о детстве всегда были связаны именно с этой – самой любимой куклой. Вика подошла к дивану и протянула руки, чтобы взять свою любимую игрушку, но… руки вновь прошли сквозь всё, не встречая преграды.
– Какая дурацкая ситуация! – Подумала Вика. – С одной стороны, я могу беспрепятственно проходить сквозь двери и стены, но, с другой стороны, я ни до чего не могу дотронуться. С одной стороны, я вижу всё и всех, но, с другой стороны, меня не видит никто… Никто?– у Вики молниеносно возникла идея, которую тут же следовало проверить. Она быстрыми шагами подошла к большому старинному зеркалу, висящему на стене и… вновь не увидела своего отражения!
– Ну, как же так?! – возмущалась Вика. – Вот я вижу свои руки, ноги, джинсы, босоножки, кофточку, а в зеркале отражения как не было, так и нет!
И тут очень тихо, словно издалека, несколько раз прозвучал спокойный голос, который Вика едва расслышала:
– Возвращайся в астрал…
Вика представила образ бежевой бесконечности, в которой она провела некоторое весьма познавательное для себя время, слушая рассказы своего ангела-Хранителя, потом про себя промолвила «раз» и закрыла глаза, «два» – и удержала глаза закрытыми, «три» – и стала медленно открывать глаза…
8
Появилось ощущение головокружения, во время которого изображение расплылось, но через какие-то неуловимые считанные мгновения зрение восстановилось и Вика поняла, что находится вновь там, откуда началось её путешествие к бабушке.
– Ангел-Хранитель, ты слышишь меня?– тихо спросила Вика.
– Отлично слышу, в отличие от тебя, – ответил приятный баритон. – Я пытался давать тебе подсказки, но ты так волновалась, а твоя душа так трепетала, что не слышала моих подсказок. Лишь в конце твоего первого перемещения я смог «достучаться» до твоего сознания. Впрочем, это не удивительно. Такие сильные впечатления, которые ты пережила, далеко не каждый человек может адекватно воспринять и при этом остаться в здравом уме.
– Я побывала в бабушкином огороде и дома, передвигалась в любом направлении, не чувствуя преград, но оставалась невидимой даже для бабушки…
– Можешь не пересказывать, я всё видел – ведь я же был рядом, – ответил Ангел-Хранитель.
– Но это же не нормально! – Не унималась Вика. – Это несправедливо, в конце концов. Иметь возможность беспрепятственного перемещения не только во времени, но и в пространстве и не иметь возможности ни к чему прикоснуться, быть увиденной или услышанной… Как мне нужно ко всему этому относиться?
– Спокойно. – Уверенно ответил Ангел-Хранитель. – Спокойно и без паники. Хотя без всплесков сильных эмоций обойтись не получится. Я уже говорил тебе, что твоя душа, приобретая новый опыт и знания, будет не просто совершенствоваться, но и передвигаться по Спирали Совершенства. Приобретая новый опыт и постигая новые знания, ты будешь постоянно открывать для себя всё новые возможности для познания мира. А я, как бы это странно ни прозвучало, буду сдерживать тебя от переизбытка новой информации. Плохо, когда информации мало. Но когда её приходит слишком много – тоже не хорошо.
Человечество за свою историю множество раз сталкивалось с таким понятием, как «помутнение разума» или сумасшествием. Если говорить в обобщенном виде, то каждый сумасшедший – это человек, не сумевший перенести недостаток или избыток информации. О таких людях ещё говорят, мол, они перенесли душевную травму. И в этом утверждении есть доля правды.
Дефицит или избыток информации может привести к фатальным сбоям в энергетической сущности человека. И если для Человечества такой человек перестаёт быть полезным и нужным, а для его ближайших родственников становится тяжелой обузой, то для Высшего Разума даже энергетические сущности с фатальными сбоями имеют ценность и используются для развития и совершенствования этого бесконечно доброго и разумного астрального мира.
Можно лишь догадываться, что такие «надломанные» души будут находиться на более низких витках Спирали Совершенства, а их собственное восхождение по этой спирали будет не таким быстрым, как у остальных. Но, повторяю, это лишь догадки, а как всё обстоит на самом деле – известно лишь Высшему Разуму.
– Мой Ангел-Хранитель, ты сказал, что, приобретая новый опыт и постигая новые знания, я буду постоянно открывать для себя всё новые возможности для познания мира.
– Верно.
– Значит ли это, что со временем я смогу развить свои способности до такого уровня, что смогу не только свободно перемещаться в пространстве и времени, но также прикасаться к предметам и общаться с людьми?
– Да, сможешь, – ответил Ангел-Хранитель, – только всё будет зависеть от восприятия тобой новых знаний, от накопленного жизненного опыта и от твоего восхождения по Спирали Совершенства. Время от времени ты будешь подводить определённые выводы и сможешь самостоятельно оценить величину прогресса, на которую тебе удастся подняться. Встретишься с парадоксальными процессами: во время некоторых из них ты сможешь продвинуться вперёд лишь путём огромных усилий, а во время других процессов, которые пройдут для тебя легко и просто, ты сможешь подняться сразу на несколько витков по Спирали Совершенства.
– Видишь ли, продолжил Ангел-Хранитель, – витки Спирали Совершенства группируются по степени трудности для души или, говоря более привычным пока для тебя языком, группируются по уровням сложности.
Так, например, души людей, живших примитивной жизнью, в которой грубая физическая сила преобладала над интеллектом, а простейшие физические и физиологические потребности загораживали собой желания искать и находить, ставить перед собой сложные задачи и искать пути их решения, познавать непознанное и постоянно двигаться вперед, так вот эти души будут поначалу находиться на более низких витках Спирали Совершенства, то есть на нижних уровнях сложности.
Такие души будут просто выполнять задания, посланные им высшим Разумом и медленно или очень медленно двигаться по виткам Спирали Совершенства.
Души, поднявшиеся на более сложный уровень, условно можно назвать Визитерами. Не визитёрами с ударением на «ё», а именно Визитерами, без буквы «ё», но с ударением на вторую гласную «и».
Ты, Вика, начинающий Визитер. Твой небольшой земной жизненный путь мог бы привести тебя на низшие витки Спирали Совершенства, но ты хорошо училась, живо интересовалась различными вопросами, располагавшимися далеко за пределами школьной программы и твой интеллектуальный уровень был гораздо выше уровня многих твоих сверстников. Поэтому, попав в астральный мир, тебе очень быстро стал доступен уровень Визитера.
9
– Мой Ангел-Хранитель, – задумчиво произнесла Вика, – давай сделаем паузу, чтобы я смогла подытожить всё сказанное тобой.
– Давай, подытожим, – спокойно ответил Ангел-Хранитель.
– Вот я нахожусь на уровне Визитера, – стала рассуждать Вика. – Пока у меня был только один визит и тот меня больше смутил, чем обрадовал…
– Да, я помню твоё огорчение.
– Вот и я о нём, – оживилась Вика. – Могу свободно перемещаться в пространстве и времени, но ни к чему не могу прикоснуться. Да ещё и остаюсь совершенно невидимой.
– Тебе ещё не раз придется совершать перемещения. – Спокойно сказал Ангел-Хранитель. – Ты научишься не просто наблюдать увиденное, но анализировать его, не просто совершать перемещения в пространстве-времени, но ставить перед собой цели и достигать их, приобретая новые знания и опыт. В конце концов, ты научишься владеть своими эмоциями и без психоза и паники, как говорят люди, «на холодную голову» сможешь делать выводы и подводить промежуточные итоги.
– Ну, – сказала Вика, – это в общих чертах понятно… Но пока только в общих. А что меня ждет дальше, если мне повезёт справиться с уровнем Визитера?
–Дальше будет намного сложнее, – ответил Ангел-Хранитель, – ведь следующий уровень можно было бы назвать уровнем Призрака.
– Призрака?– удивленно спросила Вика. – Я читала о них в различных романах… Призраки, привидения, – задумчиво произнесла Вика, – забавно!
– Забавно, – сказал Ангел-Хранитель, – это когда читаешь о них. И ничего забавного, когда сам становишься Призраком.
– Почему?– живо спросила Вика
– Да потому, что Призрак, он же Спирит (от английского «spirit» – дух) от Визитера не так уж сильно отличается. Но есть два главных отличия.
Во-первых, Спирит не является полностью невидимым. Он действительно такой, каким его рисуют в литературных произведениях, почти прозрачный, быстро и бесшумно двигающийся, внезапно появляющийся и так же внезапно исчезающий.
Во-вторых, Спирит усилием своей воли способен покачать пламя свечи, создать лёгкое движение воздуха, которого порой вполне достаточно, чтобы захлопнуть форточку или дверь. Он даже может создавать различные шумовые звуки, как правило, не громкие, но хорошо слышимые в ночной тишине.
Спирит может и не только это. Всё опять-таки зависит от уровня нахождения Спирита на витках Спирали Совершенства: чем выше его уровень, тем большими возможностями он обладает, но тем сильнее заметным для окружающих становится. А это, как ты понимаешь, далеко не всем нравится.
– Визитер, Призрак, Спирит, – тихо промолвила Вика, – я даже боюсь спрашивать о том, как называется следующий уровень.
– Тебе не стоит ничего бояться, – ответил Ангел-Хранитель таким тоном, каким обычно говорят люди, приятно улыбаясь при этом. Ты же бессмертная – помни об этом.
– Ох! – ответила Вика, – я даже не представляю, сколько понадобится времени, чтобы привыкнуть к этому!
– Не времени, – возразил Ангел-Хранитель, – а количества событий, пережитых тобой в твоей новой роли.
– И всё же, – сказала Вика, – как называется следующий после Спирита уровень?
– Это – Миграрий. Он же Реинкарнант. Он же Перевоплощенец. – спокойно ответил Ангел-Хранитель. – Ты, несомненно, читала о переселении душ. Большинство людей считают эту тему совершенным вымыслом. Впрочем, людям свойственно с недоверием относиться ко всему, что невозможно потрогать руками или увидеть глазами. Логика у них простая: раз не видим чего-то – значит, оно не существует.
Примером может служить отношение людей к религии: одни твёрдо убеждены в существовании Бога, но не могут убедительно это доказать, да им это и не нужно – верят и всё тут! Другие чуть ли не с пеной у рта утверждают, что Бога нет, но точно так же, как первые, не могут убедительно доказать свою правоту.
Но рассказы, слухи, легенды о реинкарнации, то есть о переселении душ, летают по миру Человечества давным-давно. И неспроста. Хотя никто из живущих на Земле, не смог привести убедительных доказательств существования или отсутствия реинкарнации. Сознайся, хотя для меня это совершенно необязательно, что ты сама ещё пока не определилась с этим понятием.
– Верно, – ответила Вика, – не определилась. Но, как я теперь понимаю, эта неопределённость связана с отсутствием настоящей достоверной информации.
– Ты права, – ответил Ангел-Хранитель, – но у тебя будет возможность добраться и до нужной информации, и до фактов, и даже стать Миграрием.
Но всему свой черёд. Вряд ли открою для тебя новость о том, что движение по спирали совершенства – это постоянное движение от простого к сложному. И принцип этого движения, казалось бы, весьма прост: простые знания подталкивают к познанию более сложных знаний, которые открывают новые вопросы, требующие ответа. Получив ответ на один из таких вопросов, взамен получаешь два новых вопроса – и так до бесконечности. Это и есть путь по спирали Совершенства!
– А есть ли какие-то критерии, правила или условия, после выполнения которых, души переходят с уровня Визитера на уровень Призрака?
10
– Видишь ли, – ответил Ангел-Хранитель, – как ты уже знаешь из наших с тобою бесед, всё, что мы видим вокруг и даже мы сами – всё является созданием Высшего Разума. Он даёт каждой душе задания. При этом нет никакого принуждения, а всё поставлено таким образом, будто идея что-либо сделать исходит от самой души.
Новые задания приходят взамен выполненных, что приводит к постоянному росту знаний и опыта. И только одному Высшему Разуму известно, когда переводить душу на более высокий уровень её развития. В этом существенное отличие астрального мира от мира земного Человечества. Одни люди в своей земной жизни привыкли заниматься карьерой, а некоторые из них не гнушаются никакими аморальными поступками для того, чтобы занять следующую, более высокую ступень в карьерной лестнице. Другие люди меньше всего думают о карьере. Их устраивает то положение, в котором они чувствуют себя спокойно и уверенно, не вынуждающее идти на сделки с совестью и преступления. А что в итоге?
– Да, кстати, – спросила Вика, – а что в итоге?
– А в итоге души карьеристов, построивших себе земное счастье с привилегиями за счёт других, уравниваются в своей значимости и весе с душами обычных людей, которых в Человеческом обществе большинство.
Здесь, в астральном мире нет ни главных душ, ни подчиненных, потому что у каждой души, как ты знаешь, свой уникальный путь. Здесь нет материальных ценностей таких, как деньги, драгоценности, ценные бумаги, которые могли бы поставить одних в зависимость от других, как в земной жизни.
– Но ведь витки Спирали Совершенства, – попыталась спорить Вика, – это тоже своеобразная карьера: кто-то находится на более низких витках, а кто-то на более высоких.
– Как пишут земные энциклопедии, – спокойно возразил Ангел-Хранитель, – карьеру, то есть, траекторию своего движения, человек строит, сообразуясь со своими собственными целями и желаниями. Но строительство личной карьеры связано с деятельностью других людей, которые могут, как способствовать, так и препятствовать карьеристу. Получается, что карьера зависит от многих обстоятельств: человеческих, общественных, природных и прочих, которые перечислять можно, но не нужно. Кроме того, строительство личной карьеры – это своеобразное соревнование с другими карьеристами.
В астральном же мире душа не соревнуется с другими душами – и ей, и им это совершенно ни к чему. Да, здесь есть более низкие и более высокие витки Спирали Совершенства, но они не предполагают конкуренции, соревнования или угнетения одними душами других только потому, что они находятся на различных витках. Здесь каждая душа, не торопясь, развивается в меру своих постоянно растущих возможностей, будучи не ограничена во времени, так как самого понятия времени которое «тянется», «бежит», «летит» и т.д. здесь нет. А новые витки Спирали Совершенства только открывают новые возможности для приобретения знаний и опыта.
А теперь я просто помолчу, чтобы предоставить тебе возможность для размышлений о полученной информации.
11
Вика начала по кусочкам «прокручивать» в памяти то огромное, как ей казалось, количество информации. Мысли поначалу как-то бессвязно переходили от одного эпизода к другому, постепенно складываясь в стройную систему понятий, преподнесённых Ангелом-Хранителем.
В какой-то момент Вика, словно очнувшись, начала было суетиться, сама не понимая зачем. Возможно, по привычке, выработанной с детства, она вспомнила, что ей ещё нужно успеть завершить какие-то обязательные дела… Но тут же пришло успокоение. Это в прошлой, земной жизни были обязательные дела, которым нужно было уделять своё время, которого, почти всегда не хватало…
Время… Ну, да! Вика почувствовала, как откуда-то издалека приходит успокоение, перемешанное с удовлетворением от осознания того, что в её нынешнем положении нет никакого времени и заниматься всем, чем угодно, можно столько, сколько захочется или будет необходимо.
Как-то произвольно совсем неожиданно пришло воспоминание: большое количество людей, хаотически снующих в разные стороны, дети с цветами, громкая разноголосица, заглушающая бодро звучащую маршевую музыку…
Да это же первое сентября, День знаний, начало учебного года! Звучат едва различимые на фоне общего шума команды и дети выстраиваются в почти правильный прямоугольник по периметру школьного двора. Взрослые люди встают за спинами детей.
Вика откуда-то сверху окидывает взглядом детей. Вот солидные и полные собственного достоинства выстроились выпускники, вот шебутные и неугомонные ученики 5-8 классов, вон там поодаль довольно дисциплинированно стоят ученики вторых – четвёртых классов. И только первоклашек можно сразу отличить по наибольшему количеству букетов, и слегка ошалевших и настороженных глаз: они впервые присутствуют на подобном мероприятии.
Внимание Вики внезапно перешло на одну из первоклашек. Русые косички с большими бантами, за спиной ранец, в руках букет цветов – всё, как у других таких же, как она, девочек… Но Вика почувствовала, что тут что-то не так и стала вглядываться в черты этой девчушки:
– Ух ты! – в сознание ворвалась пронзительная догадка, – ведь эта девчушка… это же…я? Ну да! Точно! – она вспомнила фотографию из своего детского фотоальбома, в который давно не заглядывала. – Вот забавно, – подумала Вика, – видеть себя семилетней, как на экране телевизора, одновременно осознавая, что видишь событие, произошедшее почти одиннадцать лет тому назад. Стоп! Я всё ещё продолжаю мыслить категориями, привычными в той, земной жизни… Но Ангел-Хранитель предупреждал, что мне понадобится сделать ещё немало усилий, чтобы привыкнуть к моей новой жизни.
Вика усилием сознания представила себя в своём классе, потом про себя промолвила «раз» и закрыла глаза, «два» – и удержала глаза закрытыми, «три» – и стала медленно открывать глаза…
Появилось уже хорошо знакомое ощущение головокружения, во время которого изображение расплылось, но тут же стало ясным и чётким.
– Таким образом, ребята, древние люди вели образ жизни, совершенно непохожий на наш с вами. Они ещё не умели создавать необходимые для жизни инструменты, поэтому пользовались примитивными орудиями труда, которые могли найти вокруг себя…
“Это урок истории в начале пятого класса, – подумала Вика. – Почему же он мне вспомнился? Ах да! В конце этого урока истории у меня произойдёт запомнившееся событие. Интересно, а смогу ли я нынешняя как-то повлиять на себя ту из прошлого?”
Вика вновь со стороны стала разглядывать свой пятый класс: вон там отличница Валя Семёнова сидит с хулиганистым Пашей Смирновым, вот подружки Геля с Ирой, вот красавчик Олежка Бастрыкин, в которого были тайно влюблены почти все девочки из класса… А вот и девочка с русыми косичками, внимательно следящая за рассказом учительницы истории… Вика прекрасно знала, что именно случится в следующий миг. Она даже увидела, как к русой косичке уже тянется рука Кольки Птичкина, чтобы дёрнуть эту самую косичку.
– Вика! Оглянись! – крикнула Вика девочке. Но результат был вполне ожидаемым. Девочка не могла услышать отчаянный вопль Вики и загорелая Колькина рука со всей дури больно дёрнула за правую косичку.
Далее произошло то, за что Вике было стыдно не один год. От неожиданности девочка сначала отвела свою голову немного назад, потом вскочила со своего стула и резким движением правой ладошки влепила сочную оплеуху Кольке Птичкину. Тот не только не успел увернуться, но ещё и упал со своего стула, сломав при этом правую руку…
– Нашла чего вспомнить, – подумала Вика, пытаясь представить в своём воображении совершенно другой эпизод из своей прошлой жизни. Вновь появилось уже хорошо знакомое ощущение головокружения, а когда изображение перед глазами снова стало ясным и чётким, Вика увидела русоволосую девчушку в компании одноклассников так же чётко, словно находилась среди них.
Их было всего пятеро: русоволосая девчушка, её лучшая подруга Галя Осипова и трое пацанов с «редкими» фамилиями Иванов, Петров и Николаев.
– Девчонки, пошли с нами, за грецкими орехами, – предложил Николаев.
– Но они же ещё неспелые! – возразила Осипова.
– Зато с нежным вкусом, которого потом не будет, – заспорил Петров и попытался своей мимикой изобразить удовольствие от вкуса орехов.
– Но мы же перепачкаем руки! – попыталась возразить русоволосая.
– А ты, Викуся, у нас чё? Белоручкой заделалась? – хохотнул Иванов. – Мы же все помним, как ты в прошлом году Птичкину заехала! – мальчишки засмеялись.
– Чего ржёте, дураки! – недовольно выкрикнула Осипова, – будто не знаете, сколь-ко неприятностей было и у Викуси, и у её родителей!
– Да уж! – обиженно промолвила Викуся, – мы с родителями долго не могли «отмыться» от той дурацкой истории. Руки отмыть от сока орехов куда проще.
– Ладно, прости ты нас за глупую шутку, – наперебой загалдели пацаны. – Пойдём лучше за орехами. Тем более, что ты сама сказала, что руки от орехов отмыть не так уж сложно.
– Ну, что? – спросила Осипова у Викуси, – пойдём?
– Ладно, уговорили, – без особой радости ответила Викуся.
В огромном саду, который был много десятилетий тому назад посажен организацией под странным для современных детей названием «Леспромхоз» росли не только грецкие орехи, но и яблони, сливы и груши разных сортов. Современные владельцы сада, как и прежние хозяева, в первую очередь снимали урожай ранних яблок, затем слив и груш, за которыми следовал сбор орехов, после которого приходила очередь поздних осенних сортов яблок.
В давние времена у владельцев «Леспромхоза» всегда не хватало свободных рук для качественного сбора урожая. Наверное, поэтому у сада и не было настоящей охраны. Новые владельцы-бизнесмены подошли к этому вопросу более серьёзно. Огромный в девять гектаров сад охраняли аж два сторожа. Но так как зарплата у них была мизерная, то они и относились к своей работе соответствующим образом. Днём сторожей найти было практически невозможно. Вечером вероятность встречи с ними увеличивалась, но всё равно оставалась крайне малой. Лишь в случаях, когда хозяева-бизнесмены сами приезжали в сад, сторожа бывали на месте и показывали «рвение» к своей работе.
Викуся с компанией тем временем подошли к тому краю сада, где росли грецкие орехи. Забор у сада в этом месте был сильно прохудившимся, хотя с других сторон хозяева уже успели возвести новый металлический и очень трудно преодолеваемый даже самыми ловкими пацанами.
Выбрав понравившиеся ореховые деревья, компания без особого труда забралась на нижние ветви, с которых было очень удобно дотянуться до орехов, ещё находящихся в сочной зеленой оболочке, которая через месяц должна была треснуть и обнажить настоящую ореховую скорлупу.
Мальчишки, позвавшие девчонок с собой, решили помочь им раскалывать и очищать орехи, доставая из-под скорлупы ещё недозревшие ядра в жёлто-зелёной горьковатой кожице. Таким образом, мальчишки брали в свои руки самую грязную работу.
Вскоре у Гали с Викусей руки заметно покоричневели, а у пацанов стали практически чёрными.
За шутками-разговорами ребята совершенно забыли, что в саду иногда могут появиться сторожа. Просто ребята были уверенны, что днём их в саду никто не «шуганёт».
– Васильевич, смотри! У нас мелкие воришки! – как гром средь ясного неба раздался крик со стороны старой прохудившейся части забора.
Мальчишки, следуя извечному инстинкту самосохранения, быстро спрыгнули с деревьев и стали убегать от двух сторожей, вооруженных деревянными палками, надеясь, что Галя и Викуся тут же последуют их примеру. Девчонки, сидевшие на одном дереве, поначалу замешкались, а когда уже были готовы спрыгнуть на землю – оказалось поздно, к дереву подоспели оба сторожа.
Пацаны в это время остановились на безопасном расстоянии и в замешательстве пытались рассчитать свои дальнейшие действия: убежать от сторожей было довольно простым делом, но оставить девчонок в саду было стыдно.
– Ну, красотулечки, слезайте-ка вниз, – не очень грозно сказал один из сторожей, – но девочки только перебрались на более высокие ветви, до которых сторожам было не дотянуться, а залезать на дерево дедушкам уже не позволял возраст.
Начались довольно длинные и нудные переговоры, между сторожами и подошедшими мальчишками, которые, впрочем, старались держаться на безопасном для себя расстоянии. Обе стороны стремились к скорейшему завершению переговоров, но так как цели этих переговоров у каждой стороны были совершенно разными, то согласие никак не наступало.
Наконец, одному из сторожей пришла, как он считал неплохая идея.
– Значит, так, пацаны. Предлагаю вам два варианта на выбор: или Михалыч сейчас сходит и позвонит в полицию и бравые ребята заберут ваших девчонок в участок или сейчас вы все пятеро снимаете свои штаны и получаете крапивой по задницам.
Мальчишки наперебой загалдели, споря на расстоянии со сторожами. Те вразнобой доказывали что-то своё. Спустя несколько минут, пришли к соглашению: мальчишки, как настоящие джентльмены были согласны получить крапивой по своим попам, но только в том случае, если сторожа отпустят девчонок…
12
Вика уже не удивлялась тому, что может, словно в кино, наблюдать за моментами своей прошлой жизни. Она могла свободно ходить между “персонажами и действующими лицами”, рассматривать при желании всё до мельчайших подробностей, отчётливо осознавая, что при этом остаётся никем не замеченной.
“Вот он – человек-невидимка в действии” – с лёгкой грустью подумала Вика. Но человек-невидимка, судя по романам о нём, мог не только перемещаться, но и говорить и быть услышанным, двигать предметы и пользоваться собственными руками так, как хотел. Словом, он жил так же, как обычный человек, только незаметный никем. И в этом его огромное преимущество перед нею, Викой.
– Стоп! – резко оборвала размышления Вика. – О каком таком преимуществе я только что подумала? Ведь человек-невидимка – это вымышленный персонаж, а я настоящая, живая, мыслящая. Да, я не могу ни к чему прикоснуться, ни с кем побеседовать. Но, как объяснил мне мой Ангел-Хранитель, это не навсегда и что я могу, продолжая двигаться по Спирали Совершенства, достигнуть новых возможностей и способностей!
Вика как-то не слишком внимательно посмотрела на то, как одевают штаны на горящие от крапивы попы её бывшие одноклассники. Как сторож помог девчонкам спуститься с дерева на землю. Как они все вместе молча, не глядя друг на друга, торопливо направились к пролому в заборе, чтобы поскорее покинуть место своего позора.
“А ведь мы с Галькой Осиповой, – вспомнила Вика, – после этого случая крепко зауважали наших пацанов и, конечно же, никому не рассказали об этом приключении”.
– Итак, – подумала Вика, – я уже успела незаметно для себя совершить несколько перемещений в своё прошлое. А почему бы мне не попробовать…
Вика чётко ощутила, как робкая мысль, которая уже несколько раз пыталась достучаться до Викиного сознания, пришла в виде нарастающего желания осуществить её.
– Да! Почему бы не попробовать увидеться с мамой? – чувства смятения и страха охватили Вику. – Мы же так любили друг друга… А вдруг у меня ничего не получится?
Различные чувства и мысли продолжали свою борьбу в Викином сознании. – Вдруг мама меня не узнает или не увидит так же, как не увидела бабушка?..
В конце концов, Вика поняла, что чем дальше она будет изводить себя разными противоречивыми размышлениями, тем хуже будет ей самой.
– Прочь размышления и сомнения! Надо действовать! – и Вика представила в своём воображении образ мамы такой, как в тот день перед автокатастрофой: молодой и красивой женщины со смеющимися глазами и очаровательной улыбкой.
Потом было уже знакомое головокружение с восстановлением чёткого изображения, и… Вика поняла, что вновь находится в бескрайнем тёпло-бежевом пространстве, где впервые беседовала со своим Ангелом-Хранителем.
– Странно, – подумала Вика, – неужели у меня ничего не получилось? Может, я что-то не так сделала? – в следующее мгновение где-то в глубине светлой бежевой бесконечности появилась какая-то точка, которая быстро увеличивалась в размерах, стремительно приближаясь к Вике. Ещё через мгновенье перед Викой стояла мама – такая же, как в миг перед расставанием навсегда.
– Мама! – рванулась вперёд Вика.
– Викулечка! – радостно ответила мама. Но радостных объятий, которые были столь желанными и уместными, не произошло. Их руки беспрепятственно проходили сквозь прекрасно видимые очертания друг друга, но ни соприкосновений, ни даже намёка на них не произошло.
– Мамулечка, милая моя, как же я хочу тебя обнять и расцеловать, но у меня ничего не получается!.. – в отчаянии воскликнула Вика.
– Успокойся, родная моя! – ответила мама, – я отлично понимаю твои огорчения – сама прошла через них. Да, к большому сожалению, мы пока не можем дотронуться друг к другу, но ведь мы можем не только видеть, но и прекрасно общаться когда угодно и сколько угодно.
– Мамулечка, мне столько всего нужно тебе рассказать, – Вика от нахлынувших радостных чувств, слегка растерялась, не зная с чего начать.
– Ну, так расскажи! – вновь улыбнулась мама, – хотя я почти всё о тебе знаю. Ведь за эти шесть лет не было ни дня, чтобы я не навещала тебя. Я радовалась вместе с тобой всем твоим большим и маленьким радостям, и огорчалась вместе с тобой твоим неудачам. Я каждый раз пропускала сквозь себя все твои болезни и даже такие, казалось бы, мелочи, как синяк на руке, полученный тобою на уроке физкультуры в седьмом классе или содранные коленки, когда ты упала с велосипеда на шершавый асфальт. Я волновалась вместе с тобой, когда ты выходила на сцену в престижных вокальных конкурсах и радостно гордилась тобой, когда ты получала дипломы лауреата из рук выдающихся музыкантов современности.
– Ох уж эти вокальные конкурсы! – воскликнула Вика. – Это такая огромная гамма разнообразных чувств, такой адреналин, что обо всём сразу и не скажешь. Вот уже, кажется, есть и концертный, и конкурсный опыт, и звания лауреата разных степеней получала, но мой педагог сделал заявку на самый престижный в стране детско-юношеский вокальный конкурс имени Елены Васильевны Образцовой. Вот уж где волнение зашкаливало! На репетиции времени выделяли совсем немного. Может, я бы и не волновалась так сильно, но как представила, кто до меня в своё время выходил на эту сцену Санкт-Петербургской филармонии! Тут и Ференц Лист, и Антон Рубинштейн, Рихард Вагнер, Пётр Ильич Чайковский, Модест Петрович Мусоргский, Николай Андреевич Римский-Корсаков, Сергей Прокофьев, Дмитрий Шостакович… Да разве всех перечислишь?!
Большое счастье для меня, что это всё подавляющее сценическое волнение произошло на репетиции. А вот на самом конкурсе в первом, и особенно во втором турах такой нервной паники уже не было. Мой вокальный педагог сказал, что я вовремя переволновалась…
– Да, – сказала мама, – я видела вас после первого тура за кулисами. Вы стояли, крепко обнявшись, и у вас по щекам катились слёзы…
– И у моего педагога тоже?
– Да! Тут я и поняла, насколько трудным был накал эмоций и у тебя, и у него. А слёзы – это, видимо, такая нервная разрядка после огромного напряжения.
– Ну вот, а я думала, что его щёки стали сырыми от моих слёз…
– Я всегда радовалась тому, что отдала тебя в его вокальный класс. Есть чего вспомнить! Не так ли?
– Да, но…– Вика на мгновенье задумалась, не договорив того, что хотела сказать.
– Я прекрасно поняла, доча, – сказала мама, – отчего ты взгрустнула. Ты хотела сказать, что всё это было в твоей прошлой, земной жизни. Да, этот так! Но на этом ни твоя, ни моя…
– Ни моя жизнь…– вдруг где-то совсем рядом, прозвучал такой знакомый мужской баритон, – на этом не заканчивается!
– Папка!!! – радостно завопила Вика и в следующий миг ощутила себя в крепких мужских объятиях, а её щёки почувствовали отцовские поцелуи. – Ой, а как же это???
– Что ты имеешь в виду? – спросил отец.
– Ты же ко мне не только прикоснулся, ты меня крепко обнимал, как тогда, когда я ещё была маленькой… Как тебе это удалось?
– Наш папа всегда был максималистом! – с гордостью за папу ответила мама. – Вот и получилось так, что он своим упорством смог достичь иного уровня на витках Спирали Совершенства.
– Да, Вика, я уже не Визитер. Мне удалось достичь уровня Спирита и теперь я нахожусь близко к уровню Мигрария. Но чтоб им стать и получить возможность свободного перевоплощения, мне ещё нужно накопить определённый опыт и выполнить очередные задания Высшего Разума.
– Я так счастлива, что наша семья вновь соединилась! – с нескрываемым удовольствием сказала Вика.
– Ну, соединение нашей семьи, – сказал отец, – весьма условное понятие. Вот в прошлой земной жизни мы были одной семьёй, даже тогда, когда ты уходила в школу, а мы с мамой отправлялись каждый на свою работу. Казалось бы, все занимаются своим делом порознь, но это не отменяло самого понятия «семья». У нас была общая квартира, семейный бюджет, мы планировали свои поездки к морю, покупки дорогих и не очень вещёй.
В нашей новой жизни, то есть в астральном мире, мы лишь условно можем называть себя семьёй, потому что теперь нам не нужны ни деньги, ни квартиры с домами, ни автомобили, ни другие бытовые и материальные ценности. Да и общих планов, как в прошлой жизни, у нас нет, потому что каждый из нас идёт своим неповторимым путём, познаёт непознанное ранее, открывает для себя новые знания, набирается нового опыта и выполняет новые миссии, ненавязчиво посланные нам Высшим Разумом.
– Безусловно, – вступила в разговор мама, – на начальном этапе нахождения здесь, в астральном мире мы много сожалеем о том, что осталось у нас в прошлой земной жизни: друзья, любимые домашние животные, вещи и предметы, с которыми была тесно связана наша прошлая жизнь. Поначалу нам всё здесь кажется непривычным и чуждым, а порой совсем удивительным, например, перемещения в пространстве с помощью мысли.
Фактически мы сразу встаём на путь активного познания нового и, приобретая эти знания, начинаем накапливать новый жизненный опыт, который помогает нам продвигаться по виткам Спирали Совершенства.
– А как же теперь будет с моей любовью к вам? – спросила Вика, – с той взаимоподдержкой, которая была у нас в семье?
– Ну, о любви можешь не переживать, – ответил папа, – она как была, так и останется. Да и встречаться мы можем в любой момент по нашему желанию.
– Да и взаимоподдержка не отменяется, – улыбнулась мама, – вот например, сейчас мы с папой рассказали тебе довольно много всего. Что-то ты уже знала и до этой беседы, что-то узнала только сейчас, а, значит, приобрела новые знания, которые, безусловно, помогут тебе в твоём совершенствовании.
– Главное помнить одно из золотых правил Высшего Разума: делай добро и получишь добро в ответ, не делай никому зла и не получишь его в ответ для себя.
Вика вспомнила, что эту фразу она раньше слышала много раз, но каждый раз у неё возникала мысль о том, что делать добро – дело далеко не простое, нужно немало потрудиться, порой приложить и ум, и смекалку, и физический труд. А вот сделать зло, пусть даже ничтожно малое, всегда очень легко и просто.
«Оказывается, это правило действует не только в земной жизни, но и здесь, – подумала Вика».
В следующее мгновение она поняла, что ни мамы, ни папы рядом нет. Вокруг всё та же светлая бежевая бесконечность. Вика слегка удивилась, что родители, не предупредив, покинули её. Но она теперь твёрдо знала, что в любой момент может вновь встретиться с ними.
– А ну-ка, попробую я навестить любимую тётю Элю.
13
В большой трёхкомнатной квартире тёти Эли было тихо и непривычно сумрачно. Тусклый свет горел только в одной комнате. На большом старинном письменном столе стояла в простой рамке фотография улыбающейся племянницы Вики. Рамка в нижнем правом углу была перетянута траурной лентой.
Тётя Эля была не одна. Рядом с ней сидела её давняя подруга Светлана, с которой всегда можно было поделиться самыми сокровенными мыслями, зная, что никто третий об этом не узнает.
По обе стороны фотографии горели две свечи, пламя которых время от времени слегка покачивалось, создавая незамысловатую игру света и тени на портрете племянницы, отчего, как казалось подругам, улыбка на фотографии то становилась ещё милее, то немного грустной.
– Не знаю, – горько произнесла тётя Эля, – за что Господь так наказал их? Сначала сестра с мужем погибли в автокатастрофе, а спустя шесть лет и моя единственная племянница – такая ведь умница и красавица! – погибла от удара рейсового автобуса, у которого отказали тормоза. В гробу лежала, как живая, – тётя Эля смахнула носовым платочком катящуюся по щеке слезу, – да ещё в одном из своих концертных платьев… – зарыдала тётя Эля.
– Ой, не знаю даже что сказать, подруга, – тихо ответила Светлана, – вот уж сегодня девятый день, как нет Вики, а мой разум не хочет в это поверить…
С другого портрета, тускло освещённого свечками и висящего неподалёку на стене, подругам весело улыбались молодой мужчина, женщина и девочка лет семи.
– Какими же они были красивыми, – сказала Светлана.
– А как они любили друг друга! – продолжая всхлипывать, ответила Эля.
Некоторое время подруги сидели молча, думая о чём-то своём. Неожиданно Светлана схватила Элю за руку:
– Ты видела?! – с отчётливыми нотками страха в голосе спросила она.
– Нет, а что?
– За столом что-то промелькнуло: то ли тень, то ли силуэт какой-то, – переходя на шёпот, ответила Светлана.
– Да ну… показалось тебе, наверное, – тоже, переходя на шёпот, ответила Эля, – просто сидим с тобой чуть ли не в потёмках, вот и померещилась небывальщина. Сейчас вот встану и включу свет.
Выключатель находился не стене метрах в трёх от сидящих подруг. Только Эля собралась подняться со своего стула, как пламя на свечах сильно закачалось, словно от сильного сквозняка и вскоре снова стало ровным.
– Это ты подула? – тихо спросила Эля Светлану.
– Да ты что? – шёпотом ответила та, – я вообще не дышу. Мне кажется, что в комнате, кроме нас, есть ещё кто-то…
– Прекрати нагонять страх, – прошептала Эля, – мне от твоих «кажется» уже становится не по себе. Да и в мистику я вообще не верю, – более уверенно, переходя с шёпота не негромкий голос, сказала Эля. – Вот смотри: а ну-ка, тот, кто сейчас находится в этой комнате, подай нам какой-нибудь знак! – и подруги замерли в ожидании.
Томительно тянулись секунды, но в комнате ничего не происходило. Посидев ещё немного, Эля сказала Светлане:
– Вот видишь, всё в порядке, ничего не происходит, а то тебе всё кажется да кажется… – тут Эля внезапно замолкла. К столу не слишком быстро двигалась какая-то полупрозрачная тень.
–Ты видишь это? – едва слышным шёпотом спросила Эля у подруги, но Светлана лишь молча кивнула головой. И тут пламя на свечах опять сильно закачалось, потом вновь стало ровным, как ни в чём не бывало, но в следующее мгновение одна свеча внезапно погасла, оставив лишь поднимающийся дымок от фитиля. В комнате, и без того тускло освещённой, стало ещё темней и таинственней.
– Вот тебе, Элечка, ответ, – в ужасе прошептала Светлана.
– Может, всё же совпаде…– не успела договорить Эля, как внезапно погасла и вторая свеча. Комната погрузилась почти в полную темноту. Вскоре глаза стали различать свет редких уличных фонарей, пробивающийся сквозь плотные шторы на окнах.
– Смотри туда…– панически прошептала Светлана, указывая в сторону окна, занавешенного шторами. На фоне слабого света, пробивающегося сквозь шторы, был едва виден силуэт, напоминающий женскую фигуру. Силуэт, словно в нерешительности, двинулся сначала немного влево, потом вправо, а в следующее мгновение направился в сторону окна и пропал.
Подруги некоторое время сидели, боясь пошевелиться, но старенький механический будильник, к тиканью которого подруги настолько привыкли, что вовсе не замечали его, вдруг напомнил, что минуты бегут за секундами, словно не было только что никаких непонятных событий.
Набравшись решительности, Эля встала, прошла по комнате до дальней стены и нажала клавишу выключателя. Яркий свет мгновенно наполнил комнату, прогнав вместе с мраком и тенями страх подруг. Лишь в сознании ещё долго не угасали впечатления от увиденного.
– Ты знаешь, Эля, – неуверенно сказала Светлана, приходя в себя, – мне тогда показалось, а теперь я почти уверена, что к нам приходила…
– Вика…– не дав договорить подруге, задумчиво ответила Эля, – мне тоже так показалось.
14
– Уф-ф-ф… – выдохнула Вика, – вот это приключение! Теперь, когда оно произошло, неплохо бы поразмыслить и проанализировать всё.
Итак, я задумала посетить любимую тётушку Элю, мамину сестру. Но я не ожидала попасть на собственные поминки…
Вообще-то мне не совсем понятна эта традиция, хотя… я где-то читала, что считается, будто душа умершего находится на земле в течение 9 дней и только после этого идет на небо. Поэтому важно провести поминки и помолиться за упокой души на девятый день… Девятый?.. Уже девятый? Получается, что я умерла девять дней тому назад, но, находясь тут, в астральном мире, даже не заметила, что прошёл такой внушительный срок. На сколько же был прав мой Ангел-Хранитель, когда говорил мне, что в астральном мире не существует времени в земном понимании. Впрочем, Ангел-Хранитель всегда прав и по-другому быть не может… просто я ещё не привыкла к моему новому состоянию.
Но тогда получается, что я совсем непроизвольно подтвердила поверье о том, что душа умершего, покидает землю на девятый день. Но ведь это не так!!! Получается, что люди веками верят в кем-то придуманный вымысел! Странное открытие сделала я для себя… но это ладно… А вот то, что я сильно напугала и тётю Элю и её лучшую подругу тётю Свету, то теперь мне так неловко, что даже не знаю, что делать.
Стоп! Наверное, мучаться собственной совестью – не лучшая затея в моём положении. Надо собраться с мыслями и проанализировать случившееся, как говорил не раз когда-то папа, «на холодную голову».
Во-первых, совершая перемещение в квартиру к тёте Эле, у меня была единственная цель: увидеть любимую тётушку, хотя она давным-давно запретила мне называть её тётей;
во-вторых, я и не предполагала в тот момент, что попаду на собственные поминки;
в-третьих, я была полностью уверенна в том, что смогу быть совершенно невидимой;
в-четвёртых, мне было очень жалко видеть, как переживает Эля и слышать, как говорят обо мне в прошедшем времени. Мне хотелось что есть мочи крикнуть: «Прекратите грустить! Не плачьте! Я жива, я существую!»;
в-пятых, я была сильно обескуражена тем, что меня заметила сначала тётя Света, а потом и Эля, но они сами не верили в то, что видели! Им казалось, что всё это чудится и такого быть не может… Вот я и захотела просто взять свечку и поднять её над столом, но… мои руки прошли сквозь неё, как и сквозь другие предметы точно так же, как в мои прежние перемещения к бабушке или друзьям;
в-шестых, сейчас я понимаю, что моя неспособность поднять свечку в значительной мере разрядила ситуацию. В противном случае, сделав такое, я бы могла до смерти перепугать моих любимых тётушек;
в-седьмых, я и сейчас не до конца понимаю, как мне удалось собрать в единое целое всю свою волю и желание и просто, что есть силы, дунуть на свечку. Правда, задуть её получилось лишь со второй попытки, чуть не до обморока напугав Элю и тётю Свету. После этого мне не оставалось ничего иного, как вернуться сюда, в астральный мир.
в-восьмых, получается, что за период моего нахождения в астральном мире я успела довольно существенно, хоть и незаметно для себя, подняться на витках Спирали Совершенства и перейти с уровня Визитера на уровень Спирита или Призрака. Ну да! Ведь мой Ангел-Хранитель говорил, что Спирит не является полностью невидимым, что он может бесшумно двигаться, внезапно появляться и так же внезапно исчезать, что Спирит усилием своей воли способен покачать пламя свечи, создать лёгкое движение воздуха, которого порой вполне достаточно, чтобы захлопнуть форточку или дверь. Но главное то, что чем выше уровень Спирита на витках Спирали Совершенства, тем большими возможностями он обладает, но тем сильнее заметным для окружающих становится.
– Та-а-ак! – протянула Вика, – вроде, всё выстраивается в логическую цепочку, вот только от последнего события начали роиться новые вопросы, а среди них главный и самый насущный: что делать дальше? В прошлой жизни я, наверное, обратилась бы за советом к друзьям, или к маме, или, возможно, к папе… А сейчас?.. Ой, Вика-Викулечка! Какая же ты дурочка! – подумала Вика. – Хоть и не в рифму, зато правда!
– Мой Ангел-Хранитель! – воскликнула Вика, – ты слышишь меня?
– Конечно, слышу, – раздался как всегда где-то рядом такой знакомый и столь необходимый в этот миг голос.
– Ну, как я понимаю, пересказывать тебе то, что со мной произошло, нет необходимости. Но мне очень нужен твой мудрый совет. Что мне делать дальше?
– Первое, что нужно было сделать, – спокойно ответил Ангел-Хранитель, – ты уже сделала.
– А именно?
– Ты детально проанализировала свое перемещение к Эльмире Эдуардовне, – Вика мгновенно вспомнила, что соседи и сослуживцы именно так обращались к её тёте Эле.
– Теперь тебе нужно успокоиться, – продолжил Ангел-Хранитель, – и ещё раз хорошенько осознать, что благодаря твоей способности быстро осваиваться с новыми понятиями в новой обстановке, ты поднялась по виткам Спирали Совершенства и увеличила свой статус от Визитера до Спирита. Но если уровень Визитера ты прошла очень быстро и сравнительно легко, то уровень Спирита может тебе преподнести ещё целый ряд неожиданных сюрпризов, среди которых будут как приятные, так и не очень. Продолжай анализировать свою нынешнюю жизнь, делай правильные выводы, а если вдруг, что не удивительно, заблудишься в своих размышлениях, то прекрасно знаешь к кому всегда надо обратиться.
– Конечно, мой Ангел-Хранитель, знаю. К тебе! – радостно воскликнула Вика. – А не получится ли так, что ты всё сделаешь за меня?
– Нет, нет и ещё раз нет! – словно с улыбкой ответил Ангел-Хранитель. – Задания, приходящие тебе от Высшего Разума, не зависят от твоего или моего желания.
И выполнять эти задания ты будешь самостоятельно так же, как ты это делала раньше и в земной, и в астральной жизни. А моя задача заключается оберегать тебя и помогать в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях.
– Благодарю тебя, мой Ангел-Хранитель! – с чувством ответила Вика.
15
Она некоторое время находилась в полной тишине, глядя перед собой в бежевую бесконечность. Мысли успокоились и, казалось бы, уснули. В мире, где отсутствует течение времени, не было необходимости куда-то торопиться и что-то делать срочно.
Как-то сама по себе возникла мысль «навестить» свою подругу Галю Осипову. Они с детства жили в одном доме, учились в одном классе и с удовольствием занимались в школе искусств: Галя на хореографическом отделении, а Вика на вокальном.
Сцена всегда манила девчонок. Недели и месяцы репетиций, маленькие удачи и неудачи, постепенный рост сценического опыта и, наконец, то место, где всегда происходит маленькое чудо – сцена! Сцена манила девочек, завораживала своим светом и запахом. А зрительный зал дома культуры, такой обыденный во время репетиций, вдруг превращался в настоящий храм искусства во время концерта. Аплодисменты зрителей – вот та награда, которая заслуженно приходила к девочкам. Вика не скрывала, что ей очень нравятся аплодисменты, она от них не уставала. Особенно от аплодисментов большого зала. Да-да! Не все люди обращают внимание на то, что аплодисменты бывают разными, как и зрительные залы и чем больше зрителей смотрят концерт, тем насыщеннее и громче аплодисменты.
Галя Осипова росла весёлой девочкой, любила шумные компании с громким смехом и всегда старалась брать с собой Вику. А той, в свою очередь больше нравилась тишина, задумчивость, книги и музыка, которую она предпочитала не только просто слушать, но по возможности следить по нотам за исполняемым произведением.
Весьма вероятно, что из-за разных характеров и темпераментов, девочки предпочли разные виды искусства. Гале нравилось быть частичкой большого танцевального коллектива, а Вике больше импонировали сольные выходы на сцену. Вика считала, что, выступая в большом коллективе – будь то танцевальный ансамбль или хор – всегда есть возможность скрыть свои определённые недостатки или недоработки в репетиционном процессе. А вот сольное выступление уже требовало от исполнительницы не только большей тщательности и шлифовки в подготовке, но и смелости, и умения владеть своим волнением.
– Помни, – говорил Вике её вокальный педагог, – ты солистка, а это значит, что свои произведения ты обязана выучить так, чтоб никакие глупые случайности не смогли тебя сбить с толку. Помешать тебе может многое, а вот помощи не жди, и спрятаться за кого-нибудь не получится. Поэтому твоя главная работа происходит в классе, а сцена – это итог этой работы, который далеко не всегда приносит удовлетворение.
Однажды девочки даже слегка повздорили, прочитав где-то, как мама юной балерины с огромной гордостью написала, что её дочь выступила на исторической сцене Большого театра в сцене подводного царства оперы «Садко» в роли четвёртой медузы из третьего ряда.
– Нет уж! – недоумённо возразила Вика, обращаясь к Гале Осиповой, – лично я предпочитаю быть пусть не самой крутой солисткой, чем «четвёртой медузой из третьего ряда».
Такое высказывание слегка обидело Галю, которая вовсе не считала себя «медузой», потому что у неё, хоть и редко, но всё же случались сольные выходы на общем танцевальном фоне ансамбля. Однако, эти мелкие обиды вовсе не мешали девочкам быть настоящими подругами.
После этих воспоминаний Вика представила небольшую, выложенную тротуарной плиткой, площадь перед колледжем культуры и в считанные мгновения уже была там.
Стоял тёплый солнечный день. Направляясь к входу в колледж, Вика проходила мимо окон первого этажа и невольно, как это бывало всегда, мельком бросила взгляд в одно окошко, чтоб увидеть своё отражение… Отражения не было! Вика остановилась, подошла ближе и только сейчас, тщательно всматриваясь в оконное стекло, увидела почти незаметный силуэт. Она быстро оглянулась, не наблюдает ли кто за ней. Нет! Всё было хорошо. Небольшие группы студентов колледжа двигались мимо Вики, не подозревая о её существовании.
Один из студентов внезапно остановился рядом с Викой, присел на корточки и стал завязывать шнурок на ботинке. Причудливая тень легла возле студента.
– Какая смешная тень, – подумала Вика, – и какая отчётливая. – В следующее мгновение студент поднялся и продолжил свой путь, естественным образом отбрасывая чуть вправо тень от своей фигуры. Вика взглядом проводила студента, и тут её взору предстало новое явление: в том месте, где должна была находиться её собственная тень, находилась… её тень! Нет, это была вовсе не такая яркая и отчётливая тень, как у студента. У Викиной тени были едва различимые очертания, и нужно было пристально вглядеться, чтобы увидеть её.
– Наверное, – подумала Вика, – мне лучше уйти с ярко освещённой солнцем улицы в помещенье. Там, возможно, мою тень никто не увидит. – Она быстро направилась к входным дверям колледжа, мельком подумав о том, что вполне могла бы войти и не через дверь, а, скажем, сквозь окно или стену.
После яркого света улицы вход в вестибюль показался слегка темноватым. Вика остановилась, пристально пытаясь обнаружить свою тень на полу или стене.
– Безуспешно! – подумала Вика, – или наоборот, успешно? В моей ситуации всё же лучше оставаться «невидимкой». Стоп!!! – внезапное воспоминание встревожило сознание. – Когда я посещала Элю с тётей Светой, они заметили мой силуэт. Пусть не сразу, пусть не чётко, но заметили! А ведь освещение в комнате было очень слабым. Неужели мой силуэт… Ну, да! Мой силуэт при определённом направлении освещения может быть как видимым, так и невидимым для людей… А теперь немного логики…
Если я стою, например, вот здесь возле колонны, а никто из людей, проходящих мимо меня, не знает об этом, то вероятность того, что они заметят едва различимые очертания силуэта очень мала… Это, как говорится, плюс. Но есть и минус: на сколько мне теперь известно, чем больше опыта я приобретаю, тем более видимой становлюсь для окружающих. Да-а-а! Это ещё такой минус! И снова стоп! – чуть не воскликнула вслух Вика. – Если продолжать логическую цепочку, тогда и мои способности к воздействию на окружающий меня мир возрастут! Интересно, на сколько?.. Впрочем, чего гадать? Надо пробовать и посмотреть что получится. Главное никого не напугать, как это у меня вышло с Элей и тётей Светой.
Вика, не торопясь и постоянно оглядываясь по сторонам, поднялась по красивой лестнице, ведущей на второй этаж, и направилась к зрительному залу. Сквозь закрытые двери донесли последние аккорды музыки и, спустя несколько мгновений, возник шумный топот, смешанный с гулом разговоров. Двери зала распахнулись и в коридор выбежали студенты хореографического отделения, у которых закончилась репетиция. Никаких нарядных костюмов не было и в помине. Юноши в трико и лёгких футболках, девушки в спортивных купальниках и полупрозрачных коротких юбках, которые даже весьма отдалённо не напоминали концертные платья. Все были изрядно вспотевшими, энергичными и что-то возбуждённо обсуждающими на ходу.
Вика не сразу разглядела Галю Осипову. Та, сливаясь в группе танцовщиц, так же что-то оживленно обсуждала с идущими рядом с ней девушками.
Как и ожидалось, никто из проходящих студентов не обратил внимания на Вику. Она для них просто не существовала.
Вика пошла за потоком танцоров, хорошо зная, что сейчас он разделится на две части: девушки и юноши разойдутся по душевым комнатам, чтоб смыть с себя пот и не благоухать на оставшихся в этот день занятиях непотребными запахами.
Решив дождаться подругу, Вика села на подоконник напротив входа в женскую душевую. Неожиданно пришла озорная мысль, зайти в душевую к юношам, но тут раздался удивлённый вопль:
– Стёпка, смотри быстрей вон туда, – воскликнул один из двоих студентов, проходящих мимо Вики, и ткнул пальцем прямо в Вику. Та замерла в ужасе, но никакого прикосновения не почувствовала, надеясь, что студент тоже ничего не ощутил.
– А чего смотреть-то? – спросил как-то лениво второй.
– Блин, ну неужели ты не видишь, что там!? – вновь воскликнул первый. Вика в ужасе замерла.
– Нет, не вижу, а что там?
– Ну, вот я так и знал, что ты ничего не увидишь! Там окно!!! – с радостным смехом воскликнул студент, радуясь своей шутке.
– Дурак ты и шутки у тебя дурацкие! – так же лениво ответил второй студент и вместе со своим другом отправился дальше по коридору.
Вика, которая всё это время сидела, не дыша, сделала глубокий вдох облегчения.
–А уж я-то подумала… – не успела Вика закончить мысль, как двери душевых стали выпускать группами и по одиночке студентов-танцоров, один из которых неожиданно для Вики вскочил на тот же подоконник и сел рядом с ней, доставая из довольно толстой сумки учебник русской литературы. Студент, вероятно, кого-то ждал.
Какое-то время студент листал учебник и, найдя нужную страницу, стал читать. Прошло ещё немного времени. Мужская душевая опустела, а вот из женской душевой продолжали выходить и торопливо удаляться по коридору девушки.
Парень продолжал читать учебник, и Вике стало интересно, что он там сейчас читает. Она неслышно придвинулась к парню и заглянула на страницу учебника: «…старуха-процентщица Алёна Ивановна является второстепенной героиней романа Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”. Именно ее решает убить Раскольников, чтобы доказать правильность своей теории...», успела прочитать Вика до того, как студент перелистнул страницу.
Почему-то вспомнился дурацкий стишок неизвестного автора: «Чем читать такую муть, лучше выпить и заснуть…». Вика широко улыбнулась и обратила внимание на красивую кудрявую шевелюру, ещё не успевшую окончательно высохнуть.
– Красивые волосы, – подумала Вика, и её рука непроизвольно дотянулась до волос студента и слегка погладила кудряшки шевелюры. Парень резко мотнул головой и сделал движение рукой, словно отмахиваясь от мухи. Вика отдёрнула свою ладонь, вспомнив, что «её тут нет», но вместо того, чтобы испугаться, осмелела ещё больше и дотронулась до кудряшек уже с другой стороны головы. Парень вновь резко мотнул головой и стал оглядываться по сторонам, в поисках назойливой мухи. Вика едва сдерживала смех.
Внезапно из дальнего конца коридора раздался довольно противный надтреснутый женский голос:
– Ну скольки ж можна гаварить: не сидите на подоконниках, не облизывайте подоконники, ведь изломаете и не почините. – По коридору важно с ведром и шваброй, на которой была намотана тряпка, не шла, а проплывала, как баржа по реке, уборщица необъятных размеров. – А ну, кыш отседова! – грозно обратилась она к студенту.
Первой с подоконника поспешно спрыгнула Вика, за ней не слишком торопясь, последовал кудрявый студент, оставив свою сумку и раскрытый учебник на подоконнике. Уборщица оставила швабру с ведром возле подоконника, а сама пошла за чем-то в другой конец коридора, что-то ворча себе под нос о нерадивых студентах.
Распахнулась дверь женской душевой и на пороге показалась Галя Осипова с ещё одной девушкой.
– Галка, ну, наконец-то, а я тебя тут жду – не дождусь, – с лёгким раздражением в голосе сказал кудрявый.
– Вот ещё! Зачем? – недовольно ответила Галя.
– А меня ты не ждешь? – с иронией спросила вторая девушка.
– Нет, мадэмуазель, – в таком же ироническом тоне ответил кудрявый, – можешь проваливать на все четыре стороны.
– Вы хам, сударь, – в том же ключе ответила студентка, в шутку замахиваясь для лёгкой пощечины, – но это, кажется, уже неизлечимо! – студент перехватил руку и легко развернул девушку, в противоположную от себя сторону.
– Ух вы какие! – улыбнулась Галя Осипова. – оказывается, уроки эстетического воспитания для вас не прошли напрасно.
– Очень даже может быть, – ответила студентка, – ну, ладно, пойду я.
– Галка, – с волнением негромко сказал кудрявый, когда студентка удалилась, я тебя вчера долго ждал… и позавчера тоже… но ты так и не пришла!
– У меня нашлись другие дела. Более важные, – ответила Галя, – а с тобой мне вообще встречаться не хочется, потому что ты… такой вот…
– Ну, какой такой?
– Такой вот бабник, что ли? – ответила Галя. – То одной мозги пудришь, то другой. Ходит слух, будто ты хвастался парням своей коллекцией любовниц…
– Да чушь это собачья!
– Может, это и было б чушью, если бы ты не выставлял свои похождения на всеобщее обозрение, да я бы даже сказала, на всеобщее оборзение. Да! Ты на самом деле красавчик! Прекрасно знаешь об этом и пользуешься моментом, как можешь. Только это всё мимо меня! Ты мне не интересен.
– Но ты мне нравишься всерьёз! – воскликнул кудрявый, крепко обняв Галю так, что та даже не могла вырваться.
– Отпусти меня…– натужно произнесла Галя.
– Все, кто были до тебя – это дело несерьёзное, – распылялся кудрявый.
– Отпусти, мне больно.
– Мне тоже больно, что ты меня не понимаешь!
– Так, значит, ты у нас любитель болевых ощущений, – пытаясь освободиться, ответила Галя раздражённым шёпотом, переходящим на крик, – И что тебе больше нравится: самому испытывать боль или причинять её другим?
– Галка, но я серьёзно это…– с жаром говорил кудрявый, всё сильнее сжимая Галю в своих объятиях
– Что это?
– Ну, это… люблю тебя…
– А я тебя нет! Отпусти, говорю же!
Вика, наблюдавшая эту сцену, до поры до времени находилась в стороне. Но вскоре поняла, что нужно Гале как-нибудь помочь. Она подошла к кудрявому и вновь дотронулась до его шевелюры. Тот даже не обратил внимание. Тогда Вика, видя, как Галя безрезультатно пытается вырваться из объятия кудрявого, попробовала рукой сдвинуть учебник, лежащий на подоконнике.
– Ух ты! Получилось! – чуть не закричала Вика от радости, увидав, как учебник съехал с подоконника и шлёпнулся прямо в ведро с тряпкой и грязной водой. От неожиданности кудрявый выпустил из своих могучих рук Галю и нагнулся, чтобы достать учебник из ведра – это же учебник из библиотеки и его потом нужно сдать! Галя отпрянула на два шага назад и с удивлением увидела, как швабра, которая надежно была прислонена к краю подоконника, сначала отошла от него, потом в следующий миг наклонилась в сторону кудрявого и, падая, своей деревянной ручкой стукнула того по затылку.
– Ты чего? – возмутился кудрявый, – зачем ты меня шваброй да по башке?
– Да я вообще ни при чём! – изумлённо воскликнула Галя. – Ты, наверное, сам её ногой задел – вот она и упала, – продолжила Галя, прекрасно понимая, что это вовсе было не так.
Неожиданно прозвенел звонок. Закончилась очередная учебная пара, и коридор стал быстро наполняться студентами колледжа. Пользуясь подходящим моментом, Галя стала быстро удаляться и тут же растворилась в толпе студентов. Вика быстро шагала за Галей, стараясь не упустить её из вида.
Галя зашла в аудиторию. До звонка на следующую пару оставалось ещё несколько минут.
– Ой, девчонки! – Галя подошла к двум своим однокурсницам. – Что сейчас было! Пристал ко мне этот кудряш донжуанистый, всё о любви мне тараторил. Так меня сжал, что я еле дышала. Как вдруг – вы не поверите – учебник его, что лежал на широком подоконнике, сам поехал на край и упал прямо в ведро, которое уборщица тётя Маша оставила. Я так удивилась, что даже на миг забыла про кудряша. А через секунду ещё и швабра, которую тётя Маша прислонила к подоконнику, сама отделилась от него и упала так, что стукнула кудряша по башке. Он стоит, думает, что это я его «приголубила». А у меня глаза вот такущие! Мне и смешно и не понятно, как такое могло произойти?
– Да ну! – с недоверием ответила Гале одна из девушек. – Тебе это показалось. Как говорил персонаж одной кинокомедии: «Закусывать лучше надо!» – и девушки дружно засмеялись.
– Ну, не верите и не надо! – Немного обиделась на подруг Галя.
Через минуту прозвонил звонок, зашла преподаватель психологии, и началось занятие.
16
Вика уселась за последний стол в аудитории и поначалу просто наблюдала за студентами. Галя и ещё несколько человек внимательно слушали преподавателя, некоторые парни, думая, что их никто не замечает, занимались какими-то своими более важными, чем лекция по психологии, делами. Кто-то из студентов откровенно скучал, а некоторые делали вид, что внимательно слушают, хотя по их глазам было понятно, что мысленно они находятся где-то далеко за пределами колледжа культуры.
Вскоре Вике тоже стало скучно и она, вспомнив самые свежие свои приключения, решила ещё немного развлечься и похулиганить – так она называла свои шутки.
Лекция по психологии шла уже пятнадцать минут, как вдруг в аудитории стали происходить какие-то непонятные события.
Сначала друг за дружкой в проход между столов стали падать тетрадки, ручки, учебники. Причём, падали они почему-то с равными промежутками, в направлении от дальних столов к ближним от преподавателя Полины Сергеевны.
Студенты недоуменно зашептались, не понимая, что происходит.
– Ребята, немедленно прекратите! – недовольно повысив голос, сказала Полина Сергеевна, – что за шутки у вас такие? Детство в одном месте заиграло, что ли?
Минуты две после этого в аудитории царило спокойствие и тишина, которую нарушал только голос Полины Сергеевны.
Внезапно одна из тюлевых штор приподнялась своим нижним краем на высоту около полутора метров и, покачиваясь, опустилась на своё место. Теперь даже преподаватель психологии прервала свою речь на полуслове. Она понимала, что если бы кто-то из студентов дёрнул штору, то это было бы заметно. Тем более, что между ближним к окнам рядом столов и занавеской было расстояние около полуметра.
Не успели присутствующие в аудитории переварить это событие, как вслед за ним точно так же сами по себе вздёрнулись и опали поочередно шторы на втором и третьем окне.
– Ребята, ну это уж слишком! – воскликнула Полина Сергеевна. – Я, конечно, не знаю кто из вас и как это делает, но то, что это грубейшее нарушение дисциплины и издевательство…– тут голос преподавателя дрогнул, – надо мной – это несомненно! Что я вам такого сделала?!
– Полина Сергеевна, – наперебой заговорили студенты, – мы и сами ничего не понимаем! Но точно можем вам сказать, что не мы всё это сделали…
Преподаватель, слушая искренние возгласы студентов и видя их не на шутку перепуганные глаза, попыталась поверить и попросила всех сесть и успокоиться.
В следующие пять минут и преподаватель, и студенты приходили в себя, решив все обсуждения отложить до перемены.
Когда присутствующим показалось, что лекция вошла в нормальное рабочее русло, по столу Полины Сергеевны внезапно покатилась указка и, добравшись до края стола, не упала на пол, что было бы вполне логично, а остановилась и покатилась в обратную сторону.
В аудитории все замерли. Полина Сергеевна тоже. В следующее мгновение за спиной преподавателя с нижней планки классной доски сами по себе стали падать на пол четыре маленьких кусочка мела. За ними последовала перепачканная мелом губка-стирашка.
Сидящим в аудитории было совсем уж не до смеха, когда входная дверь со скрипом открылась и тут же закрылась, потом это повторилось ещё три раза, после чего все услышали еле сдерживаемый смех, звучавший непонятно откуда.
Последующие пять минут все, находящиеся в аудитории, сидели, боясь пошевелиться. Лишь только их глаза пытались уловить появление новых возможных «непоняток».
Прозвонил звонок на перемену. В аудитории никто даже не шевельнулся. Из коридора послышался привычный шум, создаваемый вышедшими на перемену студентами.
Внезапно открылась дверь, и в аудиторию вошел преподаватель физкультуры.
– Ой! Извините! – обратился он к Полине Сергеевне. – Я думал, что у вас тоже перемена…
– Да-да! – словно очнулась Полина Сергеевна, – Ребята, перемена… и вот ещё: второго урока нашей пары… не будет…
В аудитории зашумели, заговорили все вместе и друг за другом стали выходить в коридор.
17
– Ну что? Довольна? – раздался совсем рядом в бежевой бесконечности голос Ангела-Хранителя. В интонации Вика ощутила нотки укоризны.
– Да уж! – весело ответила Вика. – Похулиганила вдоволь! И посмеялась!!!
– Это хорошо. – Ответил Ангел-Хранитель. – Вот только студентам было не до смеха. И Полине Сергеевне тоже… Кстати, её увезли на «Скорой помощи» с высоким давлением, хотя до этого она никогда не жаловалась…
– Ой!... Как нехорошо получилось, – в голосе Вики отчётливо слышалось искреннее сожаление.
– Колледж культуры лихорадило целый день. А на следующий день приехали репортёры из областного телевидения: брали интервью у очевидцев твоих проделок. В вечерних новостях выпустили в эфир репортаж под названием «Полтергейст в колледже культуры». Шум по этому поводу всё ещё растёт. Но, вероятнее всего, на днях он быстро пойдёт на спад, ведь никто, кроме Полины Сергеевны, в общем-то, не пострадал.
– Что же мне теперь делать! – удручённо спросила Вика. – Дай мне, пожалуйста, свой мудрый совет…
– Пожалуйста, – с иронией в голосе ответил Ангел-Хранитель, – самое главное, что тебе сейчас надо сделать это… ничего не делать…
– Как это?
– Это значит, не «шутить» ни над кем и просто дождаться, когда вся эта шумиха сама уляжется. А ещё ты можешь с гораздо большей пользой для себя совершать познавательные перемещения в прошлое. Выстраивать новые логические цепочки, что получается у тебя очень хорошо. Посмотреть со стороны на памятные тебе события и сделать из них выводы. Короче говоря, дел у тебя хоть отбавляй, а ты вместо этого пугаешь людей.
Вика ощущала сильный стыд и разочарование от своих, как ей казалось, безобидных поступков.
«Посмотреть со стороны на памятные события и сделать из них выводы…» В памяти Вики снова прозвучал один из советов Ангела-Хранителя.
Как-то само по себе в памяти всплыло событие, начинавшееся с большим воодушевлением, но закончившееся одним из первых настоящих разочарований.
Около двух лет тому назад по телевидению, в Интернете и местной прессе был широко разрекламирован Первый Международный музыкальный конкурс в селе Святском. Само село было признано самым красивым селом России, и для пущего подкрепления этого звания был организован музыкальный конкурс.
Всего было три номинации: фортепиано, струнные инструменты и академический вокал. А в каждой номинации четыре возрастных группы: младшая, средняя, юношеская и профессиональная.
Викин преподаватель Владимир Борисович Мирков подал заявку на участие в этом конкурсе, и началась подготовка. К началу конкурса Вика подошла с хорошо выученной программой, и настроение было на высоте.
По приезде в Святское, настроение стало ещё лучше. Хорошо ухоженное село, с красивыми домами и аккуратными улочками, музеи и сравнительно большой парк, находящийся в стадии развития – всё это создавало благожелательную атмосферу и положительный настрой.
Незадолго до начала конкурса стало известно, что в номинации «Академический вокал» в юношескую группу заявлены только четыре участника: собственно, Вика, две студентки областного музыкального колледжа с преподавателем которых Ниной Васильевной Престовой Владимир Борисович Мирков был знаком много лет, и никому неизвестная студентка из Москвы, которая для всех заинтересованных в данном конкурсе лиц была своеобразной «тёмной лошадкой».
По результатам жеребьёвки Вика пела под третьим номером. Первой пела студентка второго курса музыкального колледжа, да так, что ни у кого не возникало сомнений по поводу её победы. Второй на сцену вышла другая студентка Нины Васильевны Престовой, исполнение которой, хоть и было добротным, но особого воодушевления не вызвало.
Выступление Вики получилось весьма уверенным и артистичным, и у неё с Владимиром Борисовичем Мирковым появилась небезосновательная надежда на второе место. Однако все заинтересованные лица ждали выхода «тёмной лошадки» из Москвы.
Вышла, вяло и неинтересно исполнила свою программу, нашла по пути несколько «знакомых» (то есть, фальшивых) звуков и, заулыбавшись кому-то со сцены, ушла за кулисы.
Результат вокального конкурса должен быть объявлен на следующий день во время гала-концерта лауреатов из всех номинаций.
Домой ехали с хорошим настроением. Много шутили и смеялись. И вот наступил день гала-концерта. Памятный…
За час до начала гала-концерта на сцене повесили список, выступающих в нём. К своему удивлению Вика своей фамилии не нашла. Это сильно насторожило и её, и преподавателя.
Владимир Борисович Мирков попытался узнать подробности отбора на гала-концерт, но ему ответили, что это тайна конкурса и что менее, чем через полчаса всё станет понятно.
Неприятное предчувствие росло, а настроение, наоборот, падало.
Наконец, стартовал гала-концерт, в ходе которого объявляли сначала дипломантов, потом лауреатов 3-й, 2-й и, наконец,
1-й степени, начиная с младшей возрастной группы.
Когда дело дошло до юношеской группы, то первой для награждения вызвали Вику, вручив звание Дипломанта. Ни Вике, ни её преподавателю не нужно было объяснять, что в данном случае под словом «дипломант» подразумевалось четвёртое место.
«Как же так?» почти синхронно думали Вика и Владимир Борисович Мирков. Получается, что те, кто пел хуже, стали лауреатами, а Вике отдали то, что осталось.
Вскоре объявили и остальных лауреатов вокального конкурса. Если первое место без сомнения было отдано студентке-второкурснице из музыкального колледжа, то второе место отдали тоже ученице Нины Васильевны Престовой. Лауреатом третьей степени стала фальшиво и безлико певшая москвичка.
Сразу после концерта Владимир Борисович Мирков умудрился разузнать некоторые тайны присвоения званий лауреатов. У Нины Васильевны Престовой, как говорится, всё было схвачено: и организаторы конкурса, и члены жюри были её давними знакомыми, поэтому второе место было отдано не Вике, а ученице Нины Васильевны.
А вот что касается третьего места, то это событие сильно расстроило и Вику и её преподавателя. Безлико-фальшивая москвичка была поставлена на третье место только потому, что её преподаватель была членом жюри этого конкурса.
По дороге домой Вика, долго сдерживавшая в себе обиду, расплакалась.
– Ну, я ещё понимаю, – сквозь слёзы возмущалась она, – получить четвёртое место в честной борьбе, когда трое других на самом деле лучше меня. Но тут ведь было не так! Правда же?
– Ты, Вика, безусловно, права, – ответил Владимир Борисович, – я тоже возмущен и обижен! Но в жизни часто бывают случаи несправедливости и с этим невозможно бороться!
– Междусобойчик…– тихо буркнула Вика.
– Что-что? – не расслышал преподаватель.
– Я говорю, что это не конкурс, а какой-то междусобойчик, – всё ещё всхлипывая, ответила Вика. – Получается, что можно, не готовясь, просто выйти на сцену, кое-как исполнить свою программу и получить звание лауреата только потому, что твой преподаватель – член жюри!
– К сожалению, ты, Вика, права, – ответил Владимир Борисович, – но на этом конкурсе жизнь ведь не заканчивается! Так ведь?
– Так, – тихо ответила Вика, – но всё равно обидно.
– Обида скоро забудется, а вот новые конкурсы и твои яркие победы в них не заставят себя долго ждать.
18
Учась вокальному искусству, Вика с удовольствием посещала занятия своего вокального педагога.
На протяжении семи лет она ежедневно и без опозданий приходила в вокальный класс, в котором неспешно, по крупинкам Владимир Борисович делал из неё настоящую певицу. Почему ежедневно, тогда как другие ученики того же вокального отделения занимались лишь два раза в неделю? Да потому, что Владимир Борисович считал, что если человеку дан талант от Бога, то с таким человеком надо заниматься, как можно больше, прекрасно понимая, что потраченные усилия не пропадут понапрасну. Другие ученики и ученицы, не наделённые яркими способностями, получали у Владимира Борисовича свои положенные по расписанию два занятия в неделю.
Воспоминание пришло неожиданно. Впрочем, воспоминания всегда приходят неожиданно, без какого-либо повода и хронологии.
Вика вспомнила себя резвой пятиклашкой, закручивая петли и пируэты на школьном катке. Щёки горели на морозе, изо рта вырывались струйки пара, а катание на новеньких коньках, подаренных тётей Элей, доставляло огромное удовольствие. Вдруг она услышала, как её окликнул знакомый голос:
– Вика, подъезжай ко мне, пожалуйста!
– Здрасте! – поздоровалась запыхавшаяся Вика.
– Здрасте-здрасте! – немного раздраженно передразнил Вику Мирков. – У тебя переобувка с собой? Или ты прямо на коньках из дома сюда приехала?
– С собой! – немного обескураженная тоном преподавателя ответила Вика.
– Тогда переобувайся, я подожду, и пойдём в класс.
По пути в вокальный класс замечательное настроение Вики таяло, в предчувствии чего-то неприятного. Наконец, пришли.
– Скажи мне, дорогая, к какому событию мы тщательно готовимся вот уже полтора месяца?
– К Международному конкурсу в Москве, – ответила Вика, смутно догадываясь, куда ведёт речь её преподаватель.
– Прекрасно! – воскликнул Владимир Борисович и, резко взяв Вику за руку, подвёл к большому зеркалу, у которого Вика постоянно отрабатывала сценические движения во время репетиций. – А теперь забудь, что в зеркале ты видишь своё отражение. Представь себе, что там, – он указал на отражение Вики, – совсем незнакомая тебе девчонка. Представила?
– Представила, – немного неуверенно ответила Вика.
– А теперь ответь: похожа она на певицу?! – Вика взглянула на своё отражение. На неё смотрела немного ошарашенными глазами девочка с горящими щеками, которая была похожа на кого угодно, только не на певицу.
– Нет, – шмыгнула носом Вика, – не очень…
– Не очень…– передразнил Вику Владимир Борисович. – А теперь слушай меня, дитятко неразумное. Мы с тобой вложили в конкурсную программу столько усилий, что другим ученицам нашей школы искусств и не снилось. И что я сегодня вижу? Лучшая ученица вокального отделения гоняет на десятиградусном морозе по льду, переохлаждает свой вокальный аппарат, запросто может поймать насморк или того хуже – простудиться! Знаешь кто ты после всего этого? – Вика молчала, потупив глаза в пол. Её щеки уже не горели, а полыхали. – Ты безответственный человек! Ну, ладно, тебе не жалко собственного труда, вложенного в репетиционную работу. Так пожалей хотя бы мой труд! Я, понимаешь ли, её лелею, учу, пылинки сдуваю, делаю из неё певицу, а она вон чего – фигуристкой заделалась! Сейчас я позвоню твоей тёте.
– Эльмира Эдуардовна, здравствуйте! Тут у нас с Викторией недоразуменьице случилось. – Владимир Борисович рассказал Викиной тёте о случившемся и добавил:
– Ваш подарок племяннице мною арестован. Сейчас я закрываю коньки у себя в шкафу и отдам их только после конкурса. Надеюсь, вы не сильно обиделись на меня, а то вот Вика совсем приуныла…
– Что вы, что вы! – отвётил голос тёти Эли, искажённый динамиком телефона, – это вы уж простите меня, за такую оплошность – хотела порадовать племянницу, но не подумала, что это может навредить голосу.
После этого, хорошо врезавшегося в память случая, Вика старалась не давать повода своему преподавателю сомневаться в её ответственном отношении к пению.
Интересно, а как у него дела сейчас?
19
Уже обычным для себя образом Вика совершила перемещение в так хорошо знакомый ей вокальный класс. Здесь ничего не изменилось. Тот же большой стол, на котором стоял хоть и старый, но очень хороший американский синтезатор, справа виднелся компьютерный монитор, слева сборники музыкальных произведений, необходимые для повседневной работы.
Мирков сидел, склонившись над заполнением журнала посещений занятий. Вика вспомнила, как сетовал её педагог: «Двадцать первый век, прогресс науки и техники, сплошная компьютеризация, а нас, понимаешь ли, заставляют заполнять бумажный журнал! Хорошо ещё, что не надо писать гусиным пером!»
Вика подошла к старому пианино «Красный октябрь». Сколько упрёков в адрес этого инструмента слышала Вика от Миркова. Пианино плохо держало строй и его два-три раза в неделю приходилось подстраивать. Именно столько раз в неделю в классе появлялась самая лучшая концертмейстер школы искусств Антонина Златиславовна. Её по-оркестровому мощная игра всегда нравилась, как музыкантам-профессионалам, так и слушателям-любителям. Владимир Борисович не был исключением, а Вика вообще чувствовала себя очень уверенно под аккомпанемент Антонины Златиславовны. Однако после репетиционного дня с концертмейстером строй пианино заметно ухудшался, и Владимиру Борисовичу приходилось доставать из выдвижного ящика рабочего стола настроечный ключ и восстанавливать нормальное звучание.
Крышка пианино, как всегда была уставлена стопками нотных сборников, а на нотной подставке стояли ноты «Весенней» В.А. Моцарта. Увидев это произведение, Вика почувствовала, как тёплые воспоминания мысленно переносят её в первый класс вокального отделения. Тогда «Весенняя» казалась очень сложным произведением. «Кажется, это было так давно…» – подумала Вика. Она точно помнила, что на следующей после «Весенней» странице в левом нижнем углу должна находиться смешная рожица, которую Вика нарисовала пять лет тому назад от нечего делать, так как Миркова зачем-то позвали к завучу школы, и он обещал вскоре вернуться.
Вика непроизвольно потянула руку к сборнику, чтобы перевернуть страницу, но тут же отдёрнула её назад. «Я ведь так могу напугать любимого педагога!» – подумала Вика.
Проучившись у Миркова семь лет, Вика без каких-либо проблем сдала вступительные экзамены на вокальное отделение столичного Института современного искусства. Программа вступительного экзамена, подготовленная Викой под руководством её преподавателя, годилась скорее для экзамена выпускного – таким высоким был уровень сложности произведений.
Новые педагоги, новые друзья, концерты, конкурсы, выступления по телевидению – всё это превратило жизнь Вики в какой-то ярко-искрящийся вихрь, который захватывал её всё больше и мощнее, открывались шикарные перспективы для дальнейшего становления в качестве оперной певицы.
«В тебе прекрасно сочетается современная формула ВД = ВД, то есть Внешние данные соответствуют вокальным данным» – говорил не раз Мирков. И Вика старалась всегда соответствовать этой формуле. Своим новым подругам она как-то сказала: «Своими внешними данными я не горжусь – это заслуга моих родителей, но поддерживать свою внешность я обязана, этого требует моя будущая специальность».
Судьба распорядилась по-своему: быстро… нелепо… жестоко… автобус… удар… и бежевая бесконечность…
«Странно, – подумала Вика, – но у меня нет никакого сожаления по этому поводу. Наверное, я бы очень сильно и даже мучительно больно переживала смерть кого-либо из своих друзей – хорошо, что этого не произошло… пока… Я не сомневаюсь в искренности сожалений моих родных и близких по поводу моего ухода. Для них это событие было действительно шоком. Отчего же я так спокойно рассуждаю о таком, казалось бы, трагическом событии? Ответ напрашивается на удивление простой: ведь я жива, я существую, всё вижу и слышу, чувствую и переживаю. Конечно, есть сожаление, что об этом никто не знает и, возможно, не узнает никогда. Людям свойственно забывать многое. Даже самые яркие события со временем превращаются в обычные, проходящие…
В дверь кабинета постучали, она распахнулась и в класс в незастёгнутом жёлтом полупальто вошла концертмейстер Антонина Златиславовна.
– Всё ещё работаете? – немного уставшим голосом спросила она у Миркова. – Не пора ли домой?
– Да-да, пора, – ответил Владимир Борисович. – Вот закончил заполнять макулатуру. Хоть так убил время, а то ученица не явилась на урок, и надо было чем-то заняться.
Мирков встал из-за стола, подошел к одёжному шкафу, быстро оделся и они с Антониной Златиславовной вышли в коридор. Вика последовала за ними.
– Я до сих пор не могу прийти в себя после такой внезапной и неуместной смерти Виктории, – грустно сказала Антонина Златиславовна. – Вот играю на занятиях другим вокалистам и думаю: зачем вы, ребята, мучаете себя, меня, обнадёживаете своих родителей? Неужели вам не понятно, что нет у вас ничего такого, что обычно называют божьей искоркой. Вот домучаете вы кое-как эту школу искусств и забудете о ней без всякого сожаленья. Да и о вас никто не вспомнит, потому что у всех вас одна фамилия – Никаковские.
– Хорошая фамилия, – задумчиво ответил Владимир Борисович, – сама придумала?
– Сама или не сама – какая разница? – ответила Антонина Златиславовна, – главное в точности характеристики…
Они дошли до лестницы и стали спускаться на первый этаж. Вдруг Владимир Борисович резко остановился и, крепко взяв Антонину Златиславовну за руки, быстро и с горечью заговорил:
– Ты же знаешь, сколько у меня было учениц-вокалисток и я вкладывал свой опыт в каждую из них, надеясь открыть миру Чудо! Но шли годы и десятилетия, а чуда всё не было. Однако интуиция шептала: не отчаивайся, погоди ещё немного… И вот появилась она! Я уже на первом занятии почувствовал, что эта маленькая третьеклассница превосходит многих моих бывших учениц. На втором занятии убедился в своей правоте, а на следующих трёх занятиях понял: вот оно Чудо, которое я так долго ждал! Ты знаешь, Золотистая, (Владимир Борисович частенько так называл Антонину Златиславовну, когда они беседовали с глазу на глаз) те семь лет счастья, которое мне выпало на занятиях с Викой, пролетели на одном дыхании. А теперь я сам нахожусь в том душевном состоянии, будто это в меня, а не в неё влетел автобус без тормозов…
– Да уж…– только и ответила Антонина.
– А с твоими мыслями о никаковских я полностью согласен. – Владимир Борисович отпустил руки Антонины, повернулся к ней спиной и, не спеша, зашагал по ступенькам вниз. В следующее мгновение он услышал за спиной всхлипывание, какое обычно издают плачущие женщины.
– Ну, что ты? Не плачь? – Владимир Борисович повернул голову назад.
– А я не плачу…– с широко открытыми глазами ответила Антонина, в то время как всхлипывания не просто продолжались, а становились всё громче и отчётливее. – Это не я, – и стала недоуменно оглядываться по сторонам. Владимир Борисович тоже осмотрел всё вокруг. На его лице тоже появилось недоуменное выражение. Чей-то плач был отчётливо слышен и доносился с лестничной площадки, что осталась позади. Ещё через мгновение плач стал быстро удаляться и Владимир Борисовичу показалось, что вверх по ступенькам, ведущих на второй этаж, мелькнула какая-то то ли тень, то ли почти прозрачный силуэт.
Антонина Златиславовна проследила за пристальным взглядом Миркова и ей тоже показалась мелькнувшая полупрозрачная тень.
– Ты тоже это видела? – негромко спросил Владимир Борисович.
– Да… что-то такое было, – неуверенно ответила Антонина Златиславовна, – только я не поняла что именно…
– Тут одно из двух: или это какая-то чертовщина, или… просто надо больше отдыхать.
– Но мы ведь оба слышали, как кто-то рядом с нами плакал!
– Вот я и говорю, – видя волнение Антонины Златиславовны, как можно бодрее сказал Мирков, – надо больше отдыхать! Тогда и не появятся никакие звуковые и прочие галлюцинации.
20
Вика быстро поднялась на третий этаж и, убедившись, что за ней никто не идёт, села на корточки у подоконника, прижавшись спиной к стене. Слёзы на щеках ещё не успели высохнуть. Глубочайшее сожаление, словно камень, давило на сознание. Нет, ей вовсе не себя было жалко!
После смерти родителей у Вики остались только три самых близких ей человека: тётя Эля, заменившая ей маму, Владимир Борисович Мирков, которого Вика шутливо, но с огромным чувством признательности называла крёстным папой за то, что каждый раз перед выходом на сцену он брал её за плечи, разворачивал лицом к себе и осенял крёстным знамением, тихо шепча при этом: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа!» и значительно громче: «С Богом!». А третьим близким человеком была Антонина Златиславовна, которая три последних года Викиного обучения в школе искусств была у нее бессменным концертмейстером. До этого Вике приходилось петь с разными концертмейстерами, но того тесного контакта и понимания друг друга с полумысли не было ни с кем. Вике очень нравилось, когда Антонина Златиславовна помогала ей переодеться перед выходом на сцену, устранить какие-то мелкие, понятные только женщинам, недоделки в причёске. В свою очередь Вика помогала готовиться Антонине Златиславовне. Весь процесс подготовки проходил весело, с шутками-прибаутками.
Вика встала и повернулась, глядя в окно. По ступенькам крыльца школы искусств неспешно спускались Владимир Борисович и Антонина Златиславовна.
– Сколько раз, – подумала Вика, – я хотела сказать своему преподавателю слова признательности за всё то добро, что он делал для меня, но всё стеснялась. Вот только что меня захлёстывали чувства, но высказать их было совершенно невозможно! Я изо всех сил пыталась сдержать свои эмоции… Не сдержала… И вновь напугала своим поведением людей… И не просто людей, а дорогих мне человеков!
Вика проводила взглядом удалявшиеся фигуры и, спустившись по лестнице на второй этаж, подошла к двери вокального класса её преподавателя. Она не стала трогать ручку двери, прекрасно понимая, что та заперта на замок. Вика просто прошла сквозь дверь и спокойно, не боясь быть кем-либо увиденной, стала медленно ходить по классу. Она вновь подошла к старому пианино, на подставке которого всё так же стоял нотный сборник, открытый на странице с «Весенней» Моцарта. Вика легко перевернула страницу и с умилением увидела в левом нижнем углу смешную рожицу.
– А на двадцать седьмой странице в этом сборнике есть мексиканская народная песня «Пастушка», – подумала Вика и стала листать страницы. – Ну вот, никуда не убежала «Пастушка», – улыбнулась Вика и села на стул-вертушку. – А ведь я как-то заявила преподавателю, что не буду больше петь эту песню, потому что она какая-то детская. И этот добрейший человек ответил, мол, хорошо, мы не будем петь эту песню в концертах, а вот в качестве распевки она весьма полезна из-за особенностей построения её мелодии. – Её руки непроизвольно коснулись клавиш, и вокальный класс наполнился звуками первого такта вступления к песне.
– Как же так? – с нескрываемым удивлением воскликнула Вика, – мои пальцы не прошли сквозь клавиши, как проходили сквозь все предметы в мои предыдущие перемещения! Неужели мои способности настолько выросли?
Вика снова заиграла вступление к песне и старое пианино откликнулось на нажатие клавиш, наполняя музыкой класс.
Внезапно в дверь раздался негромкий стук. Вика оторвала руки от клавиатуры и замерла. Потянулись мгновения тишины.
Вскоре послышался характерный звук вставляемого в замочную скважину ключа. Открылась дверь и на пороге показалась уборщица с обычными для неё предметами: ведром, тряпкой и шваброй.
– Чего-то я не поняла, – неуверенно произнесла уборщица, – только что тут звучала музыка, но дверь заперта и свет выключен… Есть тут кто? А? Вроде и спрятаться тут негде – всё на виду… Вот дела. – уборщица щёлкнула выключателями и класс наполнился ярким светом. – Вот недавно показывали в новостях по телевизору о чертовщине в колледже культуры. Теперь у нас какая-то ерунда. – Уборщица пошла через весь вокальный класс и, проходя мимо Вики, обдала её запахом алкогольного перегара.
– А что если мне…– появилась дерзкая мысль у Вики, – подшутить над тётей Зиной. Ведь она не раз приходила на свою вечернюю смену не совсем трезвая… Даже если она потом будет что-то рассказывать, вряд ли ей кто-то поверит. Скажут, мол, пить надо меньше… А если её с работы уволят? Нехорошо как-то… И всё же, – Вика подошла к пианино и сильно нажала обеими ладонями на клавиши.
За доли секунды класс огласили два мерзких звука: первым был громкий диссонанс от одновременно нажатых клавиш пианино, а второй – дикий вопль неопознанного животного из африканских джунглей, который от неожиданности издала тётя Зина. Через мгновение класс поразили ещё два звука, по своей «красоте» ничем не уступающие первым: выпавшая из рук тёти Зины швабра громко стукнула об пол, а подпрыгнувшая на месте уборщица задела ногой ведро, которое упало на бок и покатилось по дуге, бренча и заливая всё вокруг водой. С криком «Да пропади всё пропадом!» тётя Зина на спринтерской скорости побежала из вокального класса, ежесекундно крестясь и многократно приговаривая: «Господи, помилуй!».
Уже находясь на приличном удалении, тётя Зина услышала звонкий девичий смех.
21
– Ты опять хулиганила…– негромко послышался голос Ангела-Хранителя в бежевой бесконечности.
– Да, – ответила Вика, смущаясь, – не сдержалась дважды.
– Ну, первый раз понятно: эмоции тебя захлестнули и на хулиганство это не было похоже, а второй? Зачем было так шутить над бедной уборщицей? Мало того, что она была сильно испугана, так ещё и разругалась с другими уборщицами и сторожем, которые не поверили ни одному её слову.
– Я на это и рассчитывала, – виновато ответила Вика. – А чего она, в самом деле, пьяная ходит на работу?
– Не оправдывайся, – спокойно ответил Ангел-Хранитель, – я не прокурор, чтоб ты передо мной оправдывалась. Просто мне забавно наблюдать за тобой: взрослая девушка, восемнадцать лет, лауреат международных конкурсов, красавица и во всех отношениях солидный человек. И вдруг – такое детство!!!
– Мне стыдно, – смущенно ответила Вика, – ты же знаешь, что у меня и раньше случались внезапные, неожиданные даже для меня поступки. Бабушка моя в таких случаях спрашивала, мол, какая собака меня укусила: бешеная или красивая? На что я всегда отвечала, смеясь: «Красивая!». Хорошо ещё, что многие из моих «нежданчиков» никого сильно не обижали. Но были и такие, которые я совершала и тут же сильно жалела об этом. За некоторые мои поступки стыдно даже сейчас, хотя уже прошло много времени.
Помню, как мне рассказывала тётя Эля после родительского собрания в восьмом классе, что по окончанию собрания классный руководитель попросила её остаться и с глазу на глаз сказала:
– У вашей племянницы сильный тип темперамента, своеобразная гремучая смесь сангвиника, которого примерно пятьдесят процентов и холерика, которому достались остальные пятьдесят процентов. И если сангвиник помогает Виктории прекрасно ладить с детьми и взрослыми, хорошо учиться и быть во всех отношениях приятным человеком, то её холерик, словно ёжик, спрятанный в полиэтиленовый пакет – постоянно высовывает свои острые иголки, где надо, а чаще всего, где не надо. Это может сильно навредить когда-нибудь и самой Виктории, да и её репутации тоже. Уж вы, Эльмира Эдуардовна, постарайтесь больше контролировать свою племянницу. Тем более, возраст у нее сейчас переходный.
– Скажи мне, мой Ангел-Хранитель, – вдруг неожиданно сменила тему Вика, – я правильно понимаю, что мне удалось ещё немного продвинуться по Спирали Совершенства?
– Да, ты правильно понимаешь, – ответил Ангел-Хранитель, – хотя, на месте Высшего Разума я бы не стал давать тебе такое быстрое продвижение из-за твоих необдуманных проделок. Но, видимо, высший Разум посчитал, что даже твои проделки, наделавшие столько шума, стали твоим новым приобретённым опытом и знаниями, достойными новых витков Спирали Совершенства. Ведь ты не просто совершаешь хорошие или не очень поступки, но ещё и анализируешь их и делаешь правильные выводы.
Но будь теперь ещё осторожней в своих перемещениях: ты стала ещё более заметной для окружающих – это минус. Но теперь ты можешь дотрагиваться до всего, что видишь, двигать не слишком тяжелые предметы, издавать звуки и даже играть на музыкальных инструментах – это плюс, но с условием, что ты будешь аккуратно пользоваться своими растущими способностями и не станешь попусту или из детской шалости пугать людей. Ты должна уподобиться шахматному гроссмейстеру и просчитывать наперёд свои действия и те последствия, к которым они могут привести.
– Я буду стараться, – ответила Вика.
И она действительно стала стараться. Вика делала одно за другим перемещения. Она посещала столичные театры и концертные залы. Ей нравилось извлекать пользу из её настоящего. А пользы и познания нового было так много, что она едва успевала переваривать и осмысливать увиденное и услышанное.
Никто не мешал Вике совершенно бесплатно посещать не только спектакли, но и наблюдать за репетиционным процессом выдающихся певцов, музыкантов, хоров, оркестров и артистов балета.
Ей каждый раз без труда удавалось находить удобное место в различных залах для созерцания происходящего. Она зачастую становилась очевидицей таких процессов, которых не покажут по телевидению.
Вика прекрасно понимала, что любой спектакль – будь то опера, оперетта, балет, драма или комедия – это своеобразный итог большой и весьма напряжённой работы солистов и больших коллективов. Зрителей в первую очередь интересовал именно этот итог. А Вике интересен был сам процесс создания. Поэтому некоторые театральные коллективы она посещала неоднократно, сравнивая работу артистов на генеральных репетициях и спектаклях.
Постепенно привыкая к своей новой жизни, Вика открывала для себя всё новые возможности для познания мира в целом, и мира искусства в частности, потому что он интересовал её больше всего.
Водоворот столичных концертов и театральных премьер неустанно насыщал жизнь Вики новыми незаурядными событиями и впечатлениями. А её способности перемещаться в пространстве с помощью мысли давали возможность не только смотреть театральные спектакли целиком, но и нужными фрагментами, «перелетая» из первого акта «Лебединого озера» в Большом театре в финал «Травиаты» в «Геликон опере» и успевая посмотреть сцену письма Татьяны из «Евгения Онегина», идущую в театре Станиславского.
Если свои первые перемещения в пространстве Вика проводила с большим волнением, перемешанным со страхом, то после нескольких десятков посещений различных мест в сознании прочно укрепилась мысль, что бояться, собственно говоря, нечего, так как всегда есть возможность вернуться обратно в комфортное блаженство бежевой бесконечности.
Постепенно Вика расширила географию своих перемещений, побывав в лучших оперных театрах Вены, Милана, Лондона, Нью-Йорка, Парижа, Сиднея. Её знаний в области музыкально-театрального искусства уже было вполне достаточно для защиты как минимум кандидатской диссертации по искусствоведению. Но земная карьера нисколько не волновала Вику. Она просто продолжала новую чрезвычайно интересную и яркую жизнь, которая стала обычною для неё, и совершенно невозможною для других людей.
За круговертью огромного количества ярких событий Вика старалась не забывать, что её энергетическая сущность приобретает всё более видимые очертания. Поэтому она старалась совершить как можно больше познавательных перемещений, пока ещё есть возможность быть незаметной для окружающих её людей.
Время от времени, проходя мимо огромного количества больших и малых, шикарных и вполне обычных зеркал в театральных вестибюлях, Вика всё отчетливее видела своё отражение в них, и каждый раз торопливо искала место для укрытия.
С некоторых пор Вика, чтобы не стать объектом повышенного внимания, стала избегать посещения многолюдных мест. Даже во время театральных спектаклей она теперь перемещалась в технические ложи, заставленные осветительными приборами, направляющими свет на сцену.
И всё же «прокол» произошел. Как это обычно бывает, совершенно неожиданно и в самый неподходящий момент.
22
Театральные афиши столицы пестрели анонсами о Юбилейном концерте любимой Викиной певицы Анны Нетребко в Государственном Кремлевском дворце.
19 сентября, когда огромный концертный зал, вмещающий шесть тысяч зрителей, был полностью заполнен и до начала концерта оставались считанные минуты, Вика появилась, как обычно, между осветительными прожекторами справа от огромной сцены. Отсюда открывался впечатляющий вид не только на весь зрительный зал, но и на всю сцену, за исключением ближайшего к Вике угла.
«Ну, сюда я ещё успею вернуться, – подумала Вика, – а пока «схожу-ка» я за кулисы».
Попав за кулисы, Вика увидела огромное количество артистов. Одна только Государственная Академическая хоровая капелла им. Юрлова чего стоила! Стояла обычная предконцертная суета. Кто-то с кем-то беседовал, кто-то стоял молча, кто-то поправлял элементы прически или концертного костюма. Мелькнул средь артистов Ильдар Абдразаков, явно ища кого-то взглядом. Вон с группой девушек из хоровой капеллы стоит Хибла Герзмава и что-то оживлённо рассказывает.
Вика продолжала двигаться за кулисами и, не веря своим глазам, прямо перед собой увидела проходящих мимо и оживлённо беседующих на английском языке Роландо Вильясона и Валерия Макарова. «Валерка!» – чуть не выкрикнула Вика, вовремя опомнившись. Хотя гул голосов за кулисами стоял такой, что вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание на Викин возглас.
С тенором Валерой Макаровым Вика познакомилась на Шестом Международном конкурсе имени Елены Образцовой в Петербурге. Она приехала туда участвовать в конкурсе, а Валера был приглашён выступить в концерте-открытии лауреатов прошлых лет. Впрочем, Валера был не просто лауреатом, а обладателем Гран-при 2014-го года.
Несмотря на то, что Вика была почти на два года старше Валеры, титулов Всероссийского и Международного уровня у него было больше, чем у неё. А почему? Да потому, что она – Вика – обычная певица, каких на конкурсе подавляющее большинство, а Валера – гениальный человек, энергии которого Вика, (да и все, кто знал Макарова!) – не переставала удивляться. Ей часто казалось, что у Валеры в сутках вовсе не двадцать четыре часа, а как минимум вдвое больше.
Он успевал учиться, репетировать, сочинять музыку, непрестанно гастролировать, выступая иногда в трёх концертах за один день. Кто-нибудь несведущий скажет: «Три концерта в день? Ну и что тут такого?» Да, собственно говоря, вроде и ничего особенного. Только утренний концерт прошел в Москве, в три часа дня Валера выходил на сцену оперного театра в родной Самаре, а вечером под аккомпанемент симфонического оркестра, которым дирижировал сам маэстро Валерий Гергиев, пел песенку Герцога на сцене Мариинского театра.
Вика знала, что Валера Макаров лично познакомился с Анной Нетребко, но не предполагала, что «донна Анна» пригласит его петь на своём юбилее.
Прозвучал звонок. За кулисами в разных местах загорелись небольшие экраны, предупреждая о необходимости соблюдать тишину. Гул быстро утих. До начала концерта оставались считанные минуты и Вика решила занять своё привычное место между театральными прожекторами.
Погас свет и всё на несколько мгновений погрузилось в темноту. Затем прожектора осветили сцену и все увидели непонятно как появившуюся возле дирижёра Анну Нетребко в образе принцессы Турандот.
Шикарное голубое платье, по которому эффектно переливались светящиеся волны, и лучистая корона на голове делали Нетребко величественной и неотразимой. У Вики от такого зрелища даже
дух захватило. Ария, сложность которой заключалась в предельной напевности на высоких звуках, закончилась аплодисментами и криками «Brava!».
«Вот они – аплодисменты огромного зала! – с восхищением подумала Вика».
В следующее мгновение на сцене появились ведущие концерт Яна Чурикова и Дмитрий Оленин. Началось представление приехавших на юбилей Нетребко знаменитостей, которые выходили на сцену, как только ведущие объявляли их фамилии. Роландо Вильясон, Ильдар Абдразаков, Хибла Герзмава, Юсиф Эйвазов, немецкий баритон Михаэль Фоле, Елена Жидкова, Елена Максимова…
– Странно, – подумала Вика, – а где же Валера Макаров?
Наконец с почестями представили Пласидо Доминго, который встал за дирижёрский пульт. И зазвучало вступление к «Застольной» из оперы «Травиата».
– Интересно, – подумала Вика, – обычно на подобных концертах «Застольная» исполняется в самом конце, а тут в начале.
На первых же тактах вступления Вика, равно как и все зрители в зале, увидели шагающего к знаменитым певцам молодого юношу.
– А вот и Валера Макаров, – обрадовалось Вика, но её радость тут же стала превращаться в недоумение, перемешанное с возмущением. – Раз Валера появился в такой звёздной компании, значит, это было заранее предусмотрено и наверняка отрепетировано. Тогда почему его не объявили? Забыли? Ерунда какая-то!.. – недоумевала Вика.
Тем временем после оркестрового вступления первую фразу спел Роландо Вильясон:
Libiamo, libiamo ne’ lieti calici,
che la bellezza infiora;
Вторую фразу запел муж Анны Нетребко Юсиф Эйвазов:
e la fuggevol, fuggevol ora
s’inebrii a voluttа.
А третью – он – необъявленный Валерий Макаров, чей голос Вика не перепутала бы ни с каким другим:
Libiam ne’ dolci fremiti
che suscita l’amore,
poiche quell’occhio
al core onnipotente va.
Вика с наслаждением слушала пение Макарова, немного завидуя тому, что этот парнишка значительно обогнал её на пути становления в роли певца. «Впрочем, – думала она, – ему завидуют многие. Одни восхищаются, а другие то ли из особого вида ревности, то ли от зависти, то ли от глупости сочиняют о нём всякие небылицы, мол, и поёт плохо, и вокальная техника у него слабая…»
– Что вы тут делаете?! – громкий шёпот раздался у самого левого уха Вики, – как вы сюда попали?!
От неожиданности Вика вздрогнула и, повернув голову влево, увидела мужчину лет сорока, одетого в служебную форму работника концертного зала.
– Немедленно идите за мной! – тоном, не предполагающим другого решения, громко прошептал мужчина. – И по возможности тихо. – Он прижал указательный палец к своим губам.
– Godiamo, la tazza, la tazza e il cantico
la notte abbella e il riso,
in questo, in questo paradise
ne scopra il nuovo di.
– громогласно пели со сцены звёздные артисты.
Вика послушно шла за мужчиной, пригибаясь и обходя металлические стойки прожекторов, поднимаясь вверх по ступенькам технической ложи. Мужчина бесшумно открыл небольшую дверь, ведущую в не слишком широкий коридор.
Когда дверь бесшумно закрылась, стало значительно тише, несмотря на то, что зал взорвался аплодисментами.
– Итак, – довольно строго и по-деловому спросил мужчина, – как вы здесь оказались? Это служебные помещения и вход посторонним сюда запрещён! Разве вы не видели запрещающую табличку?
– Нет, – виновато ответила Вика, – я прошла другим путём…
– Не говорите ерунду! Здесь нет другого пути, кроме этого. И дверь всегда закрыта на замок! Поэтому я повторяю свой вопрос, прежде чем вызову охрану: как вы здесь оказались?
Только сейчас Вика заметила в руке у мужчины переносную рацию с небольшой антенной. Не желая продолжения этого малоприятного разговора и не намереваясь напугать мужчину, Вика неожиданно спросила:
– Вы меня хорошо видите?
– Вполне, – довольно резко ответил мужчина, – у нас тут работников с плохим зрением не держат: как никак мы работаем со сценическим светом.
– И вы не находите во мне ничего странного? – Вика начала понимать, что её внешний вид стал настолько отчётливым, что не отличается от внешнего вида других людей.
– Как же не нахожу? – громко ответил мужчина. – Ваше нахождение здесь – уже большая странность.
– Я не это имела в виду, – немного растерянно ответила Вика.
– Ну, я не знаю, что вы там имели в виду, только вас заметил помощник режиссёра по свету и приказал мне срочно вывести вас из зала.
Вика понимала, что ситуация складывается не в её пользу и что надо искать выход. «Умная мысля приходит опосля…» – зачем-то вспомнилась одна из бабушкиных поговорок. «Опосля – это хорошо, – соображала Вика, – но вот сейчас никакая умная «мысля» почему-то не приходит».
– Ну, хватит стоять столбом! – раздражённо сказал мужчина и сделал быстрое движение своей рукой, чтобы схватить Вику за руку. К его полному недоумению из задуманного ничего не вышло: его рука прошла сквозь руку Вики, не ощущая преграды.
– Что за чертовщина! – выругался он и повторил попытку. Результат оказался прежним. – Как это может быть?! – воскликнул он, – Как вы это делаете? Я же не сошёл с ума!
Вика всё это время стояла, не сдвинувшись с места, и вместо того, чтобы нервничать или испугаться, стала быстро приходить в себя. Ей даже стало немного смешно от напрасных попыток мужчины схватить её за руки.
В следующее мгновение мужчина сделал решительный выпад в сторону Вики, широко расставив руки для последующего хватающего движения, но… Пролетев сквозь Вику и неуклюже ударившись об стену, он упал и, испытывая нарастающую боль, оглянулся – никакой девушки рядом не было.
– Но как же так? – забывая про боль, вслух спросил мужчина. – Я же не сплю! Эй! Где вы? – слабое эхо всколыхнуло воздух коридора и затихло…
23
– Вот чучело! – вслух сказала Вика, вновь очутившись среди бежевой бесконечности. – Такой концерт не дал досмотреть!
– Да, – послышался приятный баритон Ангела-Хранителя, – концерт был прекрасен! Хотя досмотреть его ты сможешь при любом удобном случае, вновь переместившись в тот вечер… А зрители и не догадывались, что через полчаса после начала Юбилейного концерта Нетребко к Концертному залу примчалась «Скорая», чтобы усмирить разбушевавшегося технического работника, который истошно и совершенно напрасно доказывал окружившим его сотрудникам охраны, что беседовал с привидением.
– Какой ужас! – искренне воскликнула Вика. – И чем всё закончилось?
– Его увезли в психиатрическую больницу. Хорошо ещё то, что чем больше он пытался кричать и доказывать свою версию о привидении, тем меньше ему верили.
– Как нехорошо получилось…– задумчиво произнесла Вика, – я вновь чувствую себя виноватой…
– Не стоит так сильно переживать. – Ответил Ангел-Хранитель. – На сей раз, ты лишь косвенно провинилась. С твоего предыдущего «прокола» в школе искусств у тебя было так много перемещений, событий и ярких эмоций, что ты не заметила, как сильно продвинулась на витках Спирали Совершенства и стала прекрасно видимой для окружающих тебя людей. Вот тебя и заметили в Кремлёвском концертном зале. Если бы ты выбрала место в партере или на балконе, то всё могло быть иначе, но ты находилась там, куда даже технические работники редко ходят.
– В партере и на балконах не было места…– тихо пробурчала Вика.
– Вот ты опять пытаешься оправдываться.
– Я не оправдываюсь, – грустно ответила Вика, – а просто не знаю, как мне быть дальше? Неужели теперь мне будет нельзя, как прежде, появляться в концертных залах, бродить по улицам, перемещаться по городам…
– Ну, почему же? Никто не ограничивает тебя в твоей полной свободе, – ответил Ангел-Хранитель. – Только теперь вдвойне, даже в десять раз тщательней тебе нужно будет просчитывать свои действия. Одному Высшему Разуму известно, сколько нужно совершить перемещений и приобрести опыта для твоего перехода из стадии Спирита в стадию Мигрария. Или Реинкарнанта. Или Перевоплощенца. Сама потом выберешь то название, которое тебе больше понравится. Но я чувствую, что на стадии Спирита ты уже будешь существовать не долго.
– А могу ли я чем-нибудь помочь тому техническому работнику, которого увезли в психиатрическую клинику?
– Ну, передачи с апельсинами вряд ли туда стоит нести, – ответил Ангел-Хранитель, – а что касается твоей помощи ему, то решать только тебе: стоит это делать или нет. Я не стану давать тебе такие советы, чтобы не нарушать естественного роста твоего опыта. Но при крайней необходимости, как обычно, приду тебе на помощь, – спокойно ответил Ангел-Хранитель.
Вика задумалась. С одной стороны, ей казалось, что в неприятностях, случившихся с техническим работником, виноват он сам. Но, с другой стороны именно она – Вика – по собственной небрежности и неосторожности спровоцировала внимание технической службы к своей персоне.
– Получается, что я всё же виновата, – решила Вика, – а раз это так, тогда надо исправлять свои ошибки.
План действий в общих чертах сложился быстро.
– А в остальных деталях буду разбираться по ходу дела, – подумала Вика. – А начать придётся с того, чтобы узнать имя и фамилию этого технического работника, иначе найти его в клинике будет почти невозможно. Зайти в отдел кадров Кремлёвского концертного зала для меня будет не слишком сложно, но на поиск места, в котором хранятся личные дела работников, уйдёт много сил и времени. Времени? Ну да, именно времени! Это для меня времени не существует. А вот для технического работника каждый час, проведенный в дурдоме может показаться годом. Значит надо искать другой вариант…
Стоп! – неожиданная мысль стрельнула в сознании Вики. – Нужно совершить перемещение в то время, когда к Концертному залу подъехала «Скорая».
Через несколько мгновений Вика уже стояла неподалёку от машины «Скорой помощи», подъехавшей к служебному входу в Концертный зал. Медиков рядом не было, значит, они ещё находятся внутри зала. Возле входа находились только три сотрудника охраны. Вика осторожно стала приближаться к ним. Вот дверь открылась и в сопровождение четверых охранников и медицинских работников вывели несчастного техника, который бился в истерике, тщетно пытаясь что-то доказать окружающим его сотрудникам.
– А кто это и что с ним? – спросил один из охранников, дежуривших у входа, другого охранника, из тех, которые только что сопровождали задержанного ими технического работника.
– Это один из осветителей сцены Николай Неробеев. Крыша у него поехала. Орал не своим голосом, мол, привидение видел и даже разговаривал с ним.
– Может, пьяный?
– Да, вроде, нет. Но ничего, сейчас успокоится. Врач ему ввёл успокоительное, а мы одели наручники, чтоб не слишком размахивал руками.
– Доктор, и куда вы его повезёте? – спросил кто-то из охранников. – Я спрашиваю на тот случай, если нужно будет родственников оповестить.
– На Загородное шоссе в Психиатрическую клиническую больницу № 1, – ответил врач, закрывая за собой дверь «Скорой помощи».
«Итак, – подумала Вика, – первая часть моего детективного расследования неожиданно оказалась несложной и быстро разрешилась. Теперь мне известно имя и фамилия: Николай Неробеев. Торопиться в психиатричку нет смысла. Пока его довезут, пройдет не меньше сорока минут. Потом какое-то время будут оформлять, и помещать в палату. Судя по его неадекватному поведению, в общую палату его вряд ли поместят, а, значит, он будет находиться в одиночной палате для буйных. Кроме того, как говорил один из охранников, Неробееву вкололи успокоительное. Значит, он несколько часов будет спать. Странно? – продолжала размышления Вика, – откуда я всё это знаю? То ли читала где-то о чём-то подобном, то ли в сериале каком-то показывали? Впрочем, сейчас это не столь важно. Главное теперь продумать моё появление у него в палате, чтоб не усугубить ситуацию.
24
Николай просыпался долго и мучительно. Очень медленно прояснялось сознание. Едва подняв тяжёлые веки, Николай не сразу смог разглядеть помещение: словно густой туман застилал от него всё вокруг. Появилось ощущение нарастающей боли во всём теле и особенно в голове. Хотелось помассировать виски руками. Но руки казались такими тяжелыми, что приподнять их получилось не сразу, да и то лишь немного. Николай скосил глаза, чтобы посмотреть, что мешает поднять руки. Оказалось, что руки с помощью крепких ремней привязаны к бокам кровати. Через какое-то время Неробеев понял, что ноги его тоже привязаны, и встать с кровати было решительно невозможно. Сильно хотелось в туалет по-малому.
– Эй, кто-нибудь…– попытался крикнуть Николай, но пересохшее горло смогло издать лишь подобие тихого скрипа. Деревянный язык едва шевелился во рту. Проснувшаяся жажда с каждой минутой становилась всё более мучительной. Неробеев закрыл глаза, пытаясь набраться сил и снова позвать хоть кого-нибудь. Он не мог отдать себе отчёт, на какое время вновь погрузился в небытие.
Откуда-то издалека появилось ощущение, будто к его лбу прикоснулась чья-то прохладная ладонь. Николай медленно открыл глаза. Прохладная ладонь тут же соскользнула и пропала. Теперь его взгляд уже не был таким мутным, как до этого и Неробеев стал ворочать головой в разные стороны, пытаясь разглядеть ту, чья рука только что касалась его лба. Николай был уверен, что так может прикасаться только женская рука, и поэтому пытался найти медсестру, которая, как он думал, находится возле него.
– Сестра, – прошептал Неробеев, – где вы?
– Не волнуйтесь, – прозвучал красивый женский голос, – я рядом с вами.
Николай увидел, как сзади подошла стройная женская фигура, одетая в белый медицинский халат.
– Скажите, в чём вы нуждаетесь? – не оборачиваясь лицом к Николаю, спросила она.
– Я очень хочу…– Николай хотел сказать: «В туалет», но, посчитав это неудобным, прошептал, – пить…
– Ну, это легче лёгкого. Я предусмотрела это ваше желание. – Негромко ответила медсестра.
Николай услышал плеск наливаемой воды и увидел женскую руку со стаканом. Вторая рука помогла Николаю приподнять голову. Он ощутил, как живительная влага коснулась его губ. С жадностью, причмокивая, выпил воду, пролив немного на себя, и откинул голову обратно на кровать. Голова ещё была слишком тяжёлой, а силы, чтобы её удерживать не было. Он снова закрыл глаза.
– Вам немного легче? – спросил женский голос. – Можете не отвечать. Просто кивните головой.
– Да, – прошептал Николай.
– Мне нужно убедиться в том, что вы достаточно хорошо пришли в себя, – тихо продолжил женский голос, – поэтому я задам вам несколько вопросов, а вы попытайтесь на них ответить. – Неробеев утвердительно кивнул головой.
– Ваше имя?
– Николай.
– Ваша фамилия?
– Неробеев.
– Где вы работаете?
– В Кремлёвском концертном зале.
– Кем?
– Техником-осветителем.
– Вы знаете, где сейчас находитесь?
– Точно не знаю…– в шёпоте Николая прозвучало сомнение, – но, кажется, догадываюсь, – он сделал движение привязанными руками.
– Тогда следующий вопрос: вы помните, что с вами произошло?
– Лучше бы не помнить, – Неробеев попытался приподнять голову, и снова уронил её на кровать. Он снова закрыл глаза, несколько секунд лежал молча и вдруг с жаром и волнением быстро зашептал.
– Начался концерт. Я находился рядом с художником и режиссёром по свету и двумя их ассистентами. У нас в конце зала высоко над зрителями есть специальное помещение с различными пультами и компьютером, помогающими освещать зал и сцену. Вскоре после начала концерта нам позвонили из службы охраны концертного зала и сообщили, что какая-то девушка сидит между прожекторов в правой технической ложе. Я получил задание срочно вывести эту девушку оттуда, потому что в этот вечер только у меня был ключ от двери в служебный коридор. Я десять лет работаю в этом концертном зале. За это время ничего подобного не происходило, да и не могло произойти. Вход этот строго служебный и посторонних там просто не бывает. – Николай почувствовал, как его лоб покрывается холодной испариной. Ладони тоже стали влажными и Николай непроизвольно вытер их о простынь кровати.
– Успокойтесь, вам не следует так волноваться, – прозвучал женский голос, – отдохните минутку, а я продолжу за вас ваш рассказ. Вам останется лишь кивнуть в случае согласия с моими словами. Итак, вы прошли через служебный вход, открыли дверь в служебную ложу и предложили неизвестной девушке следовать за вами. Так?
Николай кивнул.
– Затем вы попытались узнать, кто она и как смогла туда пробраться.
Николай вновь кивнул.
– Вы с нею разговаривали, она отвечала на ваши вопросы, а потом вы сделали попытку схватить её за руку, но ваша рука пролетела в пустоту. Вторая попытка оказалась такой же безуспешной, а когда вы собрались схватить девушку обеими руками, то пролетели сквозь неё, ударились об стену коридора и упали.
Николай быстро закивал, его глаза широко раскрылись и стали влажными. – А когда вы вскочили на ноги, то не смогли никого обнаружить: девушка исчезла…
– Да-да-да! Всё так и было, – предельно взволнованно зашептал Николай. – Я побежал вниз, не забыв закрыть за собой металлическую дверь служебного входа. Стал рассказывать охранникам о случившемся, но они подняли меня на смех, не веря ни одному слову.
Один наиболее дотошный из них с издёвкой всё подначивал других, говоря, что я напился и сам не понимаю, какую чушь несу, что, мол, моё состояние весьма напоминает белую горячку… Короче говоря, как это часто бывает у мужиков, слово за слово и началась потасовка. Я хотел врезать этому “умнику”, но другие охранники меня быстро скрутили – они все парни крутые, накачанные – а у меня нервы совсем сдали… я что-то орал, пытался доказывать свою правоту, а они только ржали надо мной до тех пор, пока на шум не появился начальник охраны. Увидев моё состояние, он приказал надеть на меня наручники и срочно вызвать “Скорую помощь”.
Меня привели в дежурную комнату охраны, что находится рядом со служебным выходом из концертного зала, и приставили трёх громил-охранников.
Приезд “Скорой помощи” помню весьма смутно. Охранники крепко держали меня, пока врач делал какой-то укол. Дальше – провал. Не помню ничего…– Неробеев замолчал. Казалось, силы покинули его.
– Вы уже догадались, что находитесь в психиатрической больнице? Правильно?
Николай кивнул головой.
– Так вот: пока ещё вы окончательно не пришли в себя и поэтому ваше желание покинуть это место ещё, так сказать, не созрело. Но пройдёт совсем немного времени и это желание станет для вас мучительным. Скажите, пожалуйста: вы хотите как можно быстрее вернуться домой?
– Да! Конечно! – с жаром ответил Неробеев.
– Тогда послушайте меня. Скоро к вам придёт дежурный врач с ассистентами. Изо всех сил старайтесь не нервничать, на вопросы отвечайте спокойно, рассудительно. Если начнут задавать провокационные вопросы о привидении, то отвечайте, что никакого привидения на самом деле вы не видели…
– Но как же!... – довольно громко воскликнул Николай.
– Тише, пожалуйста, тише! – женская ладонь приятно коснулась губ Николая, – чем меньше вы будете выплёскивать свои эмоции, тем лучше будет для вас же. Так вот: никакого привидения вы не видели, зато девушка, которую вы выводили в служебный коридор, улучив момент, сильно толкнула вас. От неожиданности вы больно ударились о стену, упали, а когда смогли подняться – девушки и след простыл. Убежала!!! Это вам понятно?
– Н-нет… то есть да…– совсем неуверенно ответил Николай.
– Хорошо. Тогда пойдём дальше. Вам стало стыдно, что какая-то девчонка смогла вас облапошить, кроме того, вы не смогли её привести и сдать охране, то есть, дважды подряд не смогли выполнить простые поручения начальства…
– Но я…– пытался что-то возразить Неробеев.
– Не спорьте и дослушайте, – довольно резко прозвучал женский голос, – поэтому, исходя из всего вышесказанного, вы, не желая показать два своих промаха, решили придумать историю с привидением. Конечно, вам не поверили, а дальше случилось то, что случилось.
Зато в историю, которую я вам только что рассказала, поверят все. В том числе и доктор, который, кажется, уже направляется к вам. Когда будете рассказывать эту историю, не забудьте покаяться в том, что вам очень стыдно за свои поступки.
– Да… хорошо… – всё ещё неуверенно ответил Николай, – но ведь это… неправда… – он хотел ещё что-то добавить, но женский голос не дал ему договорить.
– Вы разумный человек с высшим техническим образованием. Так сделайте же правильный вывод из всего, что я вам сказала, и выберите, в конце концов, что вам лучше поможет: правда, в которую никто не поверит и которая продлит ваше пребывание здесь на неопределённый срок с непредсказуемыми последствиями в будущем по поводу трудоустройства, или ложь во спасение? Заметьте, в ваше спасение! Главное для вас в том, что в эту ложь легко поверят все! За это вам максимум дадут выговор, а о происшествии вскоре все забудут.
За дверью послышались негромкие шаги, и раздался характерный звук вставляемого в замочную скважину ключа.
Неробеев взволнованно завертел головой, ища медсестру с которой только что беседовал. Его волновало то, что дежурный врач со своей свитой из ассистентов сейчас увидят медсестру, которая не должна была здесь находиться. Но как ни старался Николай вертеть головой, а медсестру так и не увидел. “Наверное, стоит где-то позади меня и сейчас ей влетит…” успел подумать он, и тут дверь открылась.
В палату вошёл невысокого роста щуплый мужчина в сопровождении двух богатырского телосложения ассистентов.
– Ну-с, батенька, как поживаете? Как самочувствие?
– Благодарю вас, доктор, – предельно спокойно и вежливо ответил Неробеев, – вот, кажется, почти пришёл в себя.
– Вас что-нибудь беспокоит?
– Да! – довольно громко и уверенно ответил Николай, подумав при этом, что ели станет рассказывать о всём, что его сейчас беспокоит, то не выйдет на свободу ещё очень долго, а вслух сказал:
– Нос сильно чешется, доктор, а почесать никак не получается, – он подергал руками, привязанными к кровати, – какие-то добрые люди привязали меня к этой кровати, а отвязать забыли.
– Ну-ну, не волнуйтесь, – ласково сказал доктор, – не забыли, неправда ли, коллеги, – обратился он к ассистентам. Те дружно закивали головами, внимательно посматривая на Неробеева.
– Скажите, доктор, как я могу к вам обращаться, а то я не знаю вашего имени-отчества?
– Меня зовут Максимом Александровичем Галкиным, а позади меня Филипп Киркоров и Николай Басков.
– Простите, доктор, – впервые за последнее время улыбнулся Неробеев, – несмотря на то, что работаю простым осветителем в Кремлёвском концертном зале, я лично знаком и с Максимом, и с Филиппом, и с Николаем. И если Галкин не слишком требователен к сценическому освещению во время своих концертов, то Филипп и Николай очень тщательно обсуждают с режиссёром по свету и нами – осветителями – каждую отдельную песню, каждую сцену. Мы даже составляем специальную световую партитуру для их выступлений.
– Партитуру? – переспросил доктор, – как у музыкантов?
– Ну, тут только слова похожие, – возразил Николай. – У музыкантов как?
– А действительно, как у музыкантов?– спросил доктор.
– У них всё подробно нотами расписано: где скрипка играет, где вступает гобой или там фагот с контрабасами и прочими инструментами. А у нас всё по-другому.
– Интересно, интересно, – оживился доктор, переглянувшись с ассистентами, – и как же у вас по-другому?
– Ну вот, к примеру, песня “Дива” у Киркорова. На стандартном листе крупно напечатан текст песни с тройным междустрочным интервалом. В начале текста и между строками проставлены буквы и цифры. Например, Р4Кл над словами “Вива ля Дива” значит, что на этих словах должны включиться в Рампе 4 красных огня слева, или 2ПЖпл, то есть 2 прожектора жёлтых в правой ложе. Имеются в виду технические ложи. И так проставляются все необходимые включения-выключения в песнях всего концерта сначала на бумаге, а когда уже окончательно всё согласовано с исполнителями, то всё закладывается в память компьютера.
– Смотрите, как интересно, – восхищённо воскликнул доктор, – А техническая ложа, о которой вы только что упомянули, это именно то место, где вы повстречали привидение? – последнее слово вернуло мысли Николая к действительности. Он вспомнил, что ему говорила медсестра, и резко выпалил.
– Да не было никакого привидения! – попытался сесть в кровати Николай, но ремни, привязанные к рукам, вернули его в горизонтальное положение.
– Как же не было? – сделав сильно удивлённое лицо, воскликнул доктор, – вы же сами так жарко пытались убедить охрану в том, что разговаривали с привидением! Объясните, будьте любезны, как же вас понимать?
Неробеев постарался как можно спокойнее и практически слово в слово повторить версию медсестры, завершив свой короткий пересказ словами:
– Дорогой доктор! И вы, уважаемые! Если бы вы могли почувствовать, как мне сейчас стыдно за свои поступки. За то, что я, не желая показать два своих глупых промаха и опасаясь выговора начальства, смалодушничал и решил придумать историю с привидением. А чем всё это закончилось, вы, конечно же, и сами знаете…
– Ну, что ж, батенька…
– Меня Колей зовут, то есть, Николаем…
– Знаю, знаю, – с иронической интонацией ответил доктор, – Николай Неробеев! Фамилия-то какая красивая! Не-ро-бе-ев! – громко по слогами произнёс доктор, – а вы вот взяли и оробели перед какой-то девушкой! Эх, батенька, – доктор похлопал Николая по привязанной к кровати руке и обратился к одному из ассистентов:
– Вы всё записали?
– Так точно: всё! – почему-то по-военному ответил тот и вынул из бокового кармана халата небольшой диктофон.
– Вот и хорошо! Вот и здорово! Правда? – обратился доктор к Николаю. Ну, вы, батенька, полежите ещё немного тут, а мы пойдём, посовещаемся, как нам с вами быть и что делать? – и доктор с ассистентами направился к двери.
– Доктор, – раздался голос Николая с умоляющей интонацией, – я сейчас лопну…
– Что-что вы сказали? – притворился, будто не расслышал, доктор.
– Я так сильно в туалет хочу, что, кажется, сейчас лопну…– в интонации Николая было столько неподдельного страдания, что доктор вновь переглянулся с ассистентами, те кивнули головами.
– А вы хорошо будете себя вести? Драться не полезете?
– Обещаю, – превозмогая резь внизу живота, ответил Николай, – да и драться здесь не с кем. Никого же, кроме меня тут не будет.
– А вот это вы правильно заметили! – радостно воскликнул доктор. – Ну что? Развяжем его? – спросил он у ассистентов.
– Это можно, – грубым сиплым голосом ответил один из них, подходя к кровати, – только знай, – на “ты” обратился он к Неробееву, – если чё будет не так, то вот это видишь? – ассистент сунул под нос Николаю огромный кулачище и в считанные мгновенья освободил его руки и ноги.
Как только доктор с ассистентами закрыли за собой дверь на ключ, Николай резко вскочил и… сел обратно на кровать. Голова немилосердно закружилась так, что в глазах сначала всё полетело по кругу, потом потемнело, и мерзкая тошнота подкатилась к самому горлу.
К счастью, это продолжалось несколько мгновений. Вскоре Неробеев решил осторожно подняться с кровати, держась правой рукой за спинку. Стараясь не делать резких движений, Николай осмотрелся вокруг. Небольшая палата была исключительно скромно меблирована: кровать, со свисающими с неё ремнями да какая-то ширма из белой ткани в правом углу палаты позади кровати. Интуиция шепнула Николаю, что там за ширмой именно то, о чём он мечтает как минимум в последний час.
Шаркая босыми ногами по линолеуму пола, неуверенной походкой Николай добрался до ширмы и раздвинул её. Его надежды оправдались в полной мере: ширма прикрывала умывальник и стоящий рядом с ним унитаз.
Струя долго не прекращалась, а Неробеев, закрыв глаза, с наслаждением ловил облегчение.
– А медсестра, кажись, была права, – спокойно подумал Николай. Неужели и вправду мне поверили?.. Я, конечно, могу лишь догадываться, о чём будет говорить со мной моё начальство, но главное поскорей выбраться отсюда.
Неробеев не знал, сколько времени прошло после ухода доктора. Никаких личных вещей при нём не было. Он неспешно ходил по палате, снова садился на кровать, ощущая, как силы возвращаются к нему. “Это, наверное, действие специального укола заканчивается” – подумал Николай.
За дверью послышались шаги. Щёлкнул ключ. Вошёл доктор.
– Ну, что же, батенька? – улыбаясь, сказал он, – Как говорится, с вещами на выход! Пройдёмте за мной! Сейчас вам выдадут медицинское заключение, потом пройдёте по коридору до того поворота, спуститесь на первый этаж и там вам скажут, куда пройти за вашими личными вещами.
Спустя несколько минут, Неробеев, ещё не до конца поверивший в свою свободу, с листком медицинского заключения в руке, шагал за санитаркой, которая привела его в больничный гардероб. На вешалках висела разная одежда с прикреплёнными к ней бумажками, на которых от руки были написаны фамилия, имя, отчество и дата рождения пациентов больницы.
Получив свою одежду, Неробеев стал торопливо одеваться, чтобы как можно быстрее выйти из этого невесёлого учреждения. Ему казалось, что вот сейчас за ним явятся два огромных ассистента доктора и вернут его в палату.
Выйдя за дверь, Неробеев сбежал по ступенькам и быстро зашагал прочь. Проходя по неширокой аллее, выложенной тротуарной плиткой, он заметил, что на одной из лавочек, равномерно расставленных по обе стороны аллеи, вполоборота к нему сидит медсестра. Николай снизил скорость и с каждым шагом всё отчётливее понимал, что видит перед собой ту самую медсестру, которая разговаривала с ним в палате и которая непонятно как ушла оттуда. Как и прежде, Николай не видел лица медсестры, но ему очень хотелось поблагодарить её за ценные советы.
– Простите, – робко произнёс Неробеев, подходя к медсестре. – Это ведь вы разговаривали со мной в палате?
Услышав его приближение, медсестра встала к нему спиной, и он вновь не видел её лица.
– Я искренне рад, что всё случилось так, как вы мне посоветовали… Скажите, как я могу вас отблагодарить? И почему вы всё время поворачиваетесь ко мне спиной?
Я же не смогу потом вас узнать, не увидев сейчас вашего лица…
– Я не заслуживаю от вас слов благодарности, – не оборачиваясь, ответила медсестра. – Это из-за меня, точнее из-за моей оплошности, вы попали в эту катавасию. Но я сделала почти всё, чтобы исправить свои ошибки: вас выпустили из дурдома с хорошим медицинским заключением, которое вы до сих пор не удосужились прочитать, но благодаря которому вас не уволят с работы. Скоро вы вновь влюбитесь…– тут медсестра сделала вздох облегчения, – в свою бывшую жену… и вновь станете жить вместе. Словом, всё у вас наладится. И на этом прощайте. Всего вам хорошего!
– Но откуда вы всё это знаете? Кто вы? – изумленно произнёс Неробеев.
– Это не имеет никакого значения, – ответила медсестра, – а вы просто живите и больше не верьте ни в какие привидения. Обещаете?
– Ну, в общем, да…– совершенно неуверенно пробормотал он, – какие уж там привидения?.. – переходя на шёпот, продолжил он.
– Что ж? Я так и знала, что твёрдого обещанья от вас не дождусь! И всё же, я постаралась исправить свои ошибки и по возможности загладить перед вами свою вину. Прощайте! – медсестра повернулась к Неробееву и тот, потеряв дар речи, медленно опустился на край лавочки. Перед ним стояла девушка-привидение!!!
– Постойте…– хриплым шепотом только и смог сказать Неробеев и протянул руки к девушке. Как и в служебном коридоре некоторое время назад, руки Неробеева прошли сквозь девушку, не ощутив преграды, а в следующее мгновение она просто исчезла, словно и не стояла тут никогда.
25
Она сидела полностью обнажённая, поджав ноги, у подножия высокой пальмы на берегу маленького необитаемого острова где-то на Мальдивах. Её одежда, висевшая на стволе пальмы, как на вешалке, слегка покачивалась от ласкового ветерка. Почти белый песок и чистейшая лазурь воды с фантастическими переливами солнечных лучей в ней навевали покой и расслабленность.
«Европейцы платят большие деньги, чтоб добраться в эти края на какие-то жалкие две недели, – думала Вика, – и всё равно даже здесь не могут полностью освободиться от повседневной суеты. Хорошо ещё, что в этом уголке земного шара есть настоящие необитаемые острова. Точнее островки, на которых можно не заботиться об одежде и дать солнышку возможность согревать всё тело, не оставляя белых незагорелых пятен. Обычные люди здесь редкость: им подавай рестораны, завтраки, обеды, ужины, дискотеки и прочие караоке. Поэтому они привязаны к сравнительно большим островам с развитой инфраструктурой».
Она неторопливо встала и пошла босыми ногами по тёплому и приятному на ощупь песку в воду. Переливающаяся игрой солнечных лучей лазурь приятно коснулась тела.
«Теплая, почти как в ванне» – подумала Вика, поддевая ногой воду и взметая брызги. После целой череды перемещений по лучшим театрам мира, после огромного количества впечатлений и эмоций, как приятных, так и, мягко говоря, не слишком, Вика ощутила потребность в эмоциональном покое.
Физической усталости не было, потому что её не могло теперь быть в принципе. Ещё в своей прошлой земной жизни Вика не раз слышала впечатления людей об отдыхе на Мальдивах и об их сетовании на то, что туда очень долго надо лететь на самолётах, да ещё с пересадками. Однако тогда у Вики даже в мыслях не было посетить этот чудесный уголок из-за банальной причины: стоимость путёвки для простой студентки была фантастически большой, а Вика была приучена мыслить реальными категориями.
«Как странно всё это…– спокойно размышляла Вика, – Рождаешься, учишься, волнуешься по большим и маленьким поводам, постоянно ощущаешь давление обязанностей и обстоятельств, которые почти всегда выше твоих желаний и возможностей… От тебя постоянно кто-то что-то требует… Ты всё время кому-то должна, должна и вновь должна и, несмотря на всю твою жизненную суету, ты не можешь себе позволить очень многого и вынуждена ограничивать себя во всём.
И вот: бац! Ты для всех перестаёшь существовать! Некоторое время самые близкие тебе люди искренне переживают твой уход, а потом эмоции утихают… успокаиваются… У них жизнь продолжается и за её суетливой повседневностью они забывают о тебе. Кто-то навсегда, а кто-то иногда вспомнит, мол, была такая…
Но самая большая странность в том, что для получения всех благ, всех огромных возможностей, которые теперь у меня есть, надо было сначала… умереть…
Да, я не думала о смерти. У меня были совершенно иные планы и мечты, но судьба распорядилась иначе. И теперь никто из моих близких и друзей даже не догадывается, что я жива, что я существую, что запросто могу увидеть и услышать их. Только, несмотря на мои новые способности, я должна быть предельно осторожной, расчетливой, чтобы с лёгкостью по неосторожности не навредить никому».
Понемногу мысли стали успокаиваться, а умиротворяющий лёгкий плеск воды, лёгкий тёплый ветерок и шелест листьев прибрежной растительности создавали впечатление о нахождении в земном раю.
Откуда-то из глубин памяти возникла мелодия арии Орфея из оперы Кристофа Виллибальда Глюка «Орфей и Эвридика» и Вика запела:
Che faro senza Euridice,
Dove andro senza il mio ben…
Её голос звучал уверенно, и если бы она пела в помещении, то было бы ещё и громко. Но бескрайний морской простор не позволял голосу звучать, как в вокальном классе или концертном зале. Но Вику это нисколько не беспокоило. Она просто пела, потому что в данный момент ей именно этого хотелось больше всего. Допев арию Орфея, Вика без раздумий и пауз переключилась на вторую арию Керубино из «Свадьбы Фигаро» великого Моцарта:
Voi che sapete che cosa e amor,
donne vedete s’io l’ho nel cor…
Вика, увлёкшись пением, не заметила, что к другой стороне необитаемого островка, на котором она находилась, приближается дхони – большая одномачтовая парусная лодка, которыми обычно пользуются коренные жители Мальдив.
Туристы, находящиеся на её борту, были заняты разговорами и фотографированием этого крохотного острова. Сначала кто-то из них прислушался, услыхав пение, доносящееся с острова, подумал, что ему это показалось, но вскоре на пение обратили внимание остальные туристы. Желание увидеть певицу росло с каждой секундой, и они попросили шкипера обогнуть остров.
Ничего не подозревающая Вика, тем временем, подходила к окончанию арии, её голос звучал взволнованно и проникновенно:
Sospiro e gemo senza voler
Palpito e tremo senza saper
Non trovo pace notte nи di...
Боковым зрением Вика заметила лодку дхони, приближающуюся слева и, прервав свое пение, быстро подбежала к пальме, скрывшись от непрошеных гостей за листьями какого-то кустарника.
«Вот этого ещё только не хватало» – с небольшой долей раздражения подумала она, накидывая на себя блузку. Туристы, сидящие в дхони, услыхав, что девушка прекратила пение, стали что-то вопросительно кричать. А Вика лихорадочно пыталась надеть джинсы, которые упорно сопротивлялись мокрому телу. Наконец, удалось подтянуть замок-молнию и застегнуть верхнюю пуговицу на поясе джинсов. В это время дхони с туристами выплыла напротив Вики. Некоторые тут же фотографировали смартфонами одиноко стоящую на берегу девушку.
Вика вслушивалась в возгласы людей, и пыталась понять, на каком языке они говорят. Люди были явно европейцами, но их язык, весьма отдалённо напоминавший немецкий, был незнаком Вике. «Наверное, голландцы или бельгийцы» – подумала Вика.
Тем временем лодка дхони взяла курс к тому, месту, где стояла Вика. Благодаря своей малой осадке, дхони свободно перемещалась по лазурному мелководью и запросто могла пристать к берегу возле Вики.
«Что делать? – спокойно рассуждала Вика. – Беседовать с туристами нет никакого желания, их языка я не понимаю, хотя, весьма вероятно, что кто-то из них владеет английским языком.
Совершить перемещение отсюда я могу запросто, но это значит, что я исчезну на глазах десяти, или сколько их там, свидетелей.
Перебежать через кустарник на противоположный берег острова и совершить перемещение оттуда – тоже не вариант. Туристам понадобится всего одна минута, чтобы добраться до противоположного берега и, не найдя меня там, они так же будут крайне изумлены… А ведь они успели меня сфотографировать… Могут поднять шум о загадочном исчезновении девушки на необитаемом острове. Так что же делать?» – думала Вика, наблюдая, как дхони приближается к ней. Решение пришло быстро. Когда лодка приблизилась на расстояние не более тридцати метров, Вика сложила ладони в виде рупора и крикнула по-английски:
– Hello! Do you speak English? 1
– Yes, we are talking! 2 – радостно закричали с лодки.
– You are on private property. Please stay away from the island!3 – громко и отчётливо крикнула Вика. Туристы что-то негромко заговорили на своём языке, видимо, совещаясь о своих дальнейших действиях.
– Sorry, we didn’t know that this island is your property. We’ll leave immediately. Goodbye.4
– Goodbye, goodbye! – ответила Вика, с удовлетворением отметив, что лодка стала разворачиваться. Туристы приветливо помахали руками. Вика ответила им такими же взмахами. Вскоре лодка скрылась за островом и вновь наступила тишина.
“И всё же, каким маленьким оказывается наш земной шар! – думала Вика. – Даже вдали от больших городов, аэропортов и автобанов трудно найти место для уединения. И вновь мне пришлось использовать ложь во имя спасения.
Сырые джинсы и блузка не слишком приятно обтягивали тело и Вика, вновь обнажившись, развесила их на стволе пальмы. Она зашла в ласковую воду и минут сорок безмятежно плавала, наслаждаясь вернувшимся одиночеством.
«Интересно, как долго сюда никто не приедет? – подумала Вика, выйдя на белый песок и подставляя своё красивое тело солнечным лучам. Ведь туристы наверняка после экскурсии будут обсуждать то, что увидели здесь. Возможно, покажут администрации отеля мою фотографию. Те не замедлят сообщить в местную полицию, а потом…»
Прошло ещё около получаса. Послышался звук мотора приближающегося катера. «Быстро, однако, работает полицейская служба на Мальдивах, – спокойно подумала Вика, – что ж? Пускай подъезжают. Вот удивятся, не обнаружив здесь никого. А я отдохнула от суеты. Правда, не столько, сколько хотелось. А теперь попробую поработать физически». Она, легко и без суеты надела высохшую одежду на высохшее тело, ещё немного походила по границе песка и воды, потом окинула взором этот чудесный островок и… исчезла.
26
Вика вновь перенеслась к бабушкиному дому, находившемуся в тихом дачном посёлке. Для перемещения Вика выбрала весну – время, когда у бабушки начиналась большая работа. Надо было вскопать, взрыхлить, подрезать, посадить. Словом, скучать бабушке в эту пору не приходилось. А Вика очень хотела помочь.
Однако это посещение отличалось от первого тем, что Вика уже не была бессловесной невидимкой. Её уже невозможно отличить от других людей. Поэтому надо было проявить определённую находчивость и изобретательность, чтобы и бабушке помочь, и не поднять ненужный шум.
Продумывая свои действия, Вика очень кстати вспомнила одну занимательную книгу, которую в пятом классе прочитала по совету бабушки. У той была своя не очень большая библиотека, хранившаяся в специально отведенном для этого шкафу.
– Вот возьми эту книжку, – однажды сказала бабушка Вике, снимая с полки не очень толстый том, – там про таких, как ты ребят. К сожалению, это произведение убрали из школьной программы, а зря. В наше время среди школьников очень было популярным тимуровское движение. А в современной жизни оно сильно видоизменилось, усовершенствовалось и стало называться движением волонтёров.
Вика взяла из рук бабушки книгу и прочитала: Аркадий Гайдар, «Тимур и его команда».
– Вот я и прикроюсь сюжетом этой книги, – решила Вика и взяла чистый лист бумаги. Задумавшись немного, она взяла синий маркер и только собралась начать писать, как резко отдёрнула руку от бумаги. – Бабушка хорошо знает мой почерк. Как же быть?
Решение пришло само собой: нужно написать текст печатными буквами. Вскоре листок с текстом был сложен пополам, и Вика собралась прикрепить его в бабушкином огороде на видном месте, но после того, как сделает главное дело. Вика решила помочь бабушке в самом, как она считала, трудном процессе, а именно, вскапыванию грядок. Предусмотрительно рассчитав, что ни утро, ни день, ни вечер для этого процесса не подходят из-за вероятности быть замеченной, Вика решила, что всё сделает ближайшей ночью. Прекрасно зная расположение больших и маленьких грядок, которое было неизменным на протяжении многих лет, она была уверена, что справится с задуманным в лучшем виде.
Однако, солнце было ещё очень высоко и до наступления ночи можно было заняться чем-нибудь другим.
«Давненько я не посещала Петербург, – подумала Вика, – с момента, когда я посетила «Травиату» в Мариинском театре, прошло столько разных событий и моих перемещений! А теперь хочется просто походить, например, по гранитной набережной Невы. С неё открываются такие красивые виды, что, увидев их однажды, влюбляешься навсегда и стремишься хоть изредка туда вернуться».
Через считанные мгновения Вика уже стояла на одетой в гранит Дворцовой набережной и любовалась видом Невы. Сколько помнила Вика из личных воспоминаний и по кадрам кинохроники, вода в Неве в этом месте никогда не была спокойной. Волны разной высоты двигались одновременно во всех мыслимых направлениях. Причиной этому был не только ветер, но и постоянно снующие прогулочные теплоходы и катера, волны от которых добегали до гранитных стен набережной, и, отразившись от них, шли навстречу своим сёстрам вглубь реки, накладываясь друг на друга.
Вика, не спеша, подошла к Дворцовой пристани. За её спиной слева красовался Зимний дворец, от которого через Неву простирался, наверное, самый известный по фотографиям и художественным фильмам Дворцовый мост. Взор Вики перешел на Ростральную колонну и стрелку Васильевского острова. Правее за спиной красовался Эрмитаж, а почти напротив него виднелась Петропавловская крепость с её знаменитым шпилем.
Медленно двигаясь в сторону Троицкого моста и любуясь видами Северной столицы, Вика вдруг увидела какое-то оживление у Мраморного дворца. Группа людей стояла на набережной и что-то рассматривала на воде, громко разговаривая и показывая вниз руками.
Когда Вика подошла совсем близко и тоже посмотрела туда, куда указывали столпившиеся люди, стала понятной причина беспокойства. В воде барахталась небольшая собачонка, неизвестно как упавшая в воду с высокой стенки и пытавшаяся из последних сил держаться на плаву. В глазах несчастного животного читался неподдельный ужас.
Зеваки на набережной галдели наперебой, но ничего предпринять не решались. Вдруг они увидели, как на парапет вскочила девушка в синих джинсах и лёгкой блузке и, не раздеваясь, «солдатиком» спрыгнула в воду.
«А водичка-то ещё та! – подумала Вика, уйдя с головой под воду. – Холодная!». Она быстро вынырнула, протёрла рукой стекающую по лицу воду, и, несколько раз взмахнув руками, подплыла к барахтающейся собачонке, подхватив её обеими руками. Потом Вика легла на спину и, работая ногами, поплыла в сторону двойной лестницы, что спускалась к самой воде в дальнем конце Мраморного дворца.
Толпа что-то радостно галдела, продолжая оживлённо жестикулировать, и тоже стала продвигаться в сторону лестницы. Вика плыла не очень быстро, хотя чувствовала, что могла без труда развить скорость не хуже чемпионки мира. Однако шокировать зевак своими способностями в её планы не входило.
Почувствовав ступеньки лестницы, Вика развернулась и, не выпуская собачонку из рук, осторожно стала подниматься на набережную. Только теперь она смогла рассмотреть, что держит в руках довольно большого для этой породы померанского шпица. Обычно кажущийся большим из-за длинной и пушистой шерсти, в руках Вики шпиц имел довольно жалкий, «прилизанный» вид. С прилипшей к телу животного шерсти ручейками стекала вода.
– Чей мальчишка? – весело спросила Вика у зевак.
– Мой это, мой! – кричала, пробираясь сквозь толпу, полная пожилая женщина.
– Забирайте своего «водолаза», – Сказала Вика и протянула хозяйке её промокшего любимца.
– Спасибо вам, дорогая! – захлёбывалась в благодарностях женщина, застёгивая на ошейнике шпица поводок. – Как мне вас отблагодарить за моего глупыша? Аксель, поблагодари девушку, – сказала женщина, обращаясь к шпицу и ставя его на землю. Но первое, что сделал пёс, оказавшись на земле, было мощное отряхивание, начавшееся с головы и закончившееся кончиком некогда пушистого хвоста, который сейчас больше напоминал верёвку. Брызги полетели в разные стороны, попадая на зевак, стоявших рядом. Теперь шпиц Аксель больше стал напоминать ежа. Его шерсть явно требовала сухого полотенца и домашнего уюта.
– Что вы? – ответила Вика, – не стоит благодарности, – и направилась вдоль по набережной.
– Да куда же вы в таком виде? – забеспокоилась хозяйка шпица, – вы же промокли до нитки! Так и простудиться недолго!
– Пустяки, – ответила на ходу Вика, – я тут живу неподалёку. – И чтобы не слушать больше ничьих советов и не привлекать к себе внимание, Вика перешла на бег трусцой.
Добежав до конца Мраморного дворца, Вика повернула направо, пробежала по аллее мимо памятника Александру III, восседавшему на мощном коне-тяжёловозе. Остановившись между деревьев перед выходом на Миллионную улицу, Вика огляделась по сторонам: в этот момент сквер был безлюдным. Она представила жаркий пляж с серым песком в Турецкой Анталии и… исчезла. Никто, ни Александр III, ни даже его бронзовый конь не заметил пропажу девушки в мокрой одежде.
Оказавшись на Турецком пляже, Вика почувствовала, как под жарким солнцем теплеет её одежда. «Снять бы её и развесить на шезлонге, – подумала Вика, – но без купальника я обязательно привлеку к себе излишнее внимание.
Она быстрым шагом пошла по узким улочкам исторического центра Анталии. Стоп! Именно сюда мы приезжали с мамой и папой, когда я ещё была маленькой… Так-так, кажется, я вспоминаю эту улочку. Здесь за прошедшие годы мало что изменилось. Это хорошо. Вон там, вдали должен быть крытый рынок с большим количеством продавцов и всяких товаров. Там и сувениры, и одежда на любой вкус…»
Рынок на самом деле находился там, где ему и положено. Викина память не подвела.
«А ещё, – вспоминала Вика, – на этом рынке был один толстый продавец, который не хотел сбросить цену на курточку, которую мама хотела купить для папы. Продавец говорил на плохом английском языке, переходя на крик, мол, приехали тут русские и хотят за одну турецкую лиру купить весь рынок!»
Вика хорошо запомнила того продавца и сейчас, прогуливаясь по рынку, искала его взглядом. Люди, снующие по рынку, были, в основном, туристами из разных стран. Их внимание привлекали фрукты, мороженое, сувениры и одежда. На Вику практически никто не обращал внимания. Лишь несколько раз она ловила на себе изумлённые взгляды дам, гуляющих по рынку.
Викины джинсы и блузка ещё даже не начинали сохнуть, поэтому выглядели не слишком привлекательно и неприятно холодили тело. Но у Вики уже созрел дерзкий план.
Наконец, она увидела того самого продавца, который обидел её маму. Казалось, что продавец стал ещё толще. Его некогда густая чёрная шевелюра теперь покрылась заметной сединой.
Вика подошла к прилавку. За продавцом висели различные рубашки, курточки и… «Вот то, что мне надо». Вика жестами показала продавцу на свою одежду и объяснила, что ей нужно нечто похожее.
– This size1, – сказала Вика и показала рукой на себя. Продавец бросил на Вику внимательный взгляд и, сказав негромко «bir dakika…»2 быстро нашел синие джинсы и красную блузку. Вика сразу поняла, что размер ей подойдёт, но примерить джинсы и блузку всё же не помешает.
– I also need an open swimsuit 3, – сказала Вика и показала рукой в правый от себя угол. Там под стеклом витрины лежали в красивой упаковке разнообразные женские купальники, на лицевой стороне которых красовались фотографии девушек-моделей, демонстрирующих на себе эти самые купальники. Продавец мгновенно положил перед Викой на прилавок несколько упаковок с купальниками и она, не колеблясь, ткнула пальцем в одну из них.
–Where is your fitting room? 4, – спросила Вика у продавца. Тот любезно пригласил её пройти за прилавок и показал крохотную примерочную, отделённую раздвижными занавесками.
– Thank you 5, – с улыбкой произнесла Вика, заходя в примерочную и задвигая за собой занавески.
Она быстро сняла с себя мокрую одежду и, не складывая, бросила её в угол. Тело ещё было очень влажное, а вытереть его было решительно нечем. «Что ж? – подумала Вика, – попробую обойтись без полотенца». Красивую красную блузку с накладными карманами Вика одела быстро, а вот джинсы противились сырому телу, заставив Вику немного понервничать. Сунув ноги в свои летние туфельки на не очень высоком каблуке, Вика несколько раз обернулась возле зеркала, подмигнула своему отражению и, показав ему язык, осталась удовлетворённой своим внешним видом и… переместилась во двор бабушкиного дома.
«Представляю изумление продавца, – лукаво улыбнулась своей мысли Вика, – когда он, не дождавшись моего выхода, заглянет в примерочную. Вот уж он всласть поорёт! И помашет своими ручищами… Впрочем, так ему и надо: нечего было обижать мою маму, – словно поставив точку в этой истории со своей местью, подумала Вика.
Лёгкий скрип открываемой входной двери вернул Вику к действительности. На крыльцо дома вышла такая родная и любимая бабушка с веником и совком. Она стала подметать крыльцо, а Вика, спрятавшись за добротный хозяйственный сарай с крышей, покрытой металлочерепицей, тайком наблюдала за бабушкой.
Закончив подметать, бабушка бросила взор на солнце, почти полностью спрятавшееся за деревьями, и вошла в дом.
«Подожду ещё немного, – решила Вика, – скоро совсем стемнеет». Она подошла к двери сарая, закрытой не на замок, а на обычный металлический крючок. Вспомнилось, как по этому поводу говорила бабушка: «А зачем мне замок на сарае? Там и воровать-то нечего. Да и воры у нас давно перевелись».
Вика подняла крючок и стала открывать дверь. Та отозвалась довольно громким скрипом. «Ух ты, какая певучая!» – пригрозила Вика пальцем не полностью открывшейся двери. В сарае всё было, как раньше. Небольшие верстаки – столярный и слесарный, разные пассатижи, ножовки, отвертки и прочие нужные в хозяйстве инструменты, висящие на стене.
Всё здесь было логично расставлено и продумано Викиным дедушкой. К сожалению, дедушку Вика видела лишь на фотографиях. Внезапный приступ сердечной недостаточности, случившийся у дедушки за три года до Викиного рождения, не дал возможности появиться ещё одному родному любящему человеку в её жизни.
Становилось совсем темно. Вика взяла в одну руку лопату, в другую грабли и тронула дверь. Та вновь предательски громко заскрипела.
– Да чтоб тебя! – выругалась Вика, замерев и прислушиваясь. – Сейчас ты у меня получишь! – Вика прислонила лопату и грабли к стене возле двери и вернулась к дедушкиным верстакам. – Где-то здесь должно быть машинное масло…
Небольшая бутылочка из мягкой пластмассы с узким носиком-капельницей привлекла внимание Вики. Взяв её в руку, Вика капнула себе на палец одну капельку и потёрла.
– Да, это машинное масло, – с уверенностью подумала Вика, – только запах у него не очень приятный. Впрочем, я же не духи искала. – Она подошла к двери и тщательно промазала обе дверные петли. Скрип исчез моментально, а дверь стала открываться легко и без усилия.
Взяв лопату и грабли, Вика, оглядываясь, направилась в бабушкин огород. Ночь покрыла темнотой всё вокруг, но Вике было вполне достаточно этого скудного освещения.
Вскопав небольшой участок картофельной грядки, Вика на минуту остановилась, но не для отдыха – ей он был совершенно не нужным, а для того, чтобы сделать небольшой вывод:
– Если я буду копать в таком темпе, то вряд ли успею и за три дня. Значит, попробую ускориться. – Лопата в руках замелькала с удивительной частотой, а вскопанный участок увеличивался прямо на глазах. – Так-то лучше! – с удовлетворением отметила Вика. – А если попробовать ещё быстрее? – мелькание лопаты превратилось в подобие удивительного механизма, быстро и аккуратно переворачивающего вскопанную землю. Время от времени Вика заменяла лопату граблями и, разбивая небольшие комья земли, превращала грядку за грядкой в образцовый пример огородного искусства.
Небо на востоке стало светлеть.
– Ещё час и взойдёт солнышко, – подумала Вика, окинув взглядом бабушкин огород с аккуратно вскопанными грядками под картошку и свёклу, под морковь и лук, под кабачки и клубнику…– Как интересно, – размышляла она, – в своей прошлой жизни я никогда не копала грядки. Сердобольная бабуля ни за что бы мне такого не позволила. Но если бы такое случилось, то, наверное, я была бы едва живой от усталости. А сейчас? – Вика прислушалась к своему телу, но ни руки, ни ноги, ни спина не подавали даже намёка на усталость.
Послышался звук проезжающей легковушки. По дороге, находящейся за забором бабушкиного огорода, началось обычное утреннее оживление.
– Пора и мне завершить задуманное. – Вика крепко воткнула лопату у входа в огород рядом с красивой металлической калиткой и привязала к ручке листок бумаги, на котором печатными буквами было написано:
«ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ПУГАЙТЕСЬ!
МЫ ПОМОГАЕМ ЛЮДЯМ
В ВОЗРАСТЕ
ДЕЛАТЬ ТРУДНУЮ
ФИЗИЧЕСКУЮ РАБОТУ.
С УВАЖЕНИЕМ ВОЛОНТЁРЫ-ТИМУРОВЦЫ».
Вике очень хотелось дождаться появления бабушки в огороде и увидеть её реакцию, но оставаться здесь или рядом с бабушкиным домом означало выдать себя и переполошить как бабушку, так и её соседей, живущих на этой же улице. К тому же, все соседи помнили Вику и мог начаться совершенно нежелательный переполох.
– Значит, я должна помочь, сколько успею, бабушкиной соседке. – И Вика принялась за дело. Если бабушкин огород она копала не обычно, а быстро, то большую картофельную грядку бабушкиной соседки Вика вскопала очень быстро, завершив работу с восходом солнца. После этого Вика прикрепила на деревянной палке, воткнутой в грядку записку, аналогичную той, что Она оставила у своей бабушки.
– Если бы я вскопала грядку только у бабушки, то она могла бы что-нибудь неладное подумать, а теперь пусть бабушкины соседи обсуждают свежую новость… Правда, есть вероятность, что и другие соседи станут надеяться на такое же событие… Но это уже их проблемы, – размышляла Вика.
– Эй, девчонка! Ты чего там делаешь? – откуда-то из-за спины раздался недоумённый мужской голос.
«Ну, вот, влипла! – рассерженно подумала Вика и, не оборачиваясь назад, быстро помчалась за стоящий впереди сарай. Она отчётливо слышала тяжелые шаги бегущего за ней и, обогнув сарай, увидела приставленную к нему деревянную лестницу, ведущую к слуховому окну чердака. Вика пулей взлетела по лестнице и, оказавшись в темноте, закрыла глаза, усилием воли заставила себя сосредоточиться и… с облегчением перевела дух в бежевой бесконечности, где уже привычно царил покой и комфортное блаженство, позволяющее спокойно размышлять и анализировать свои перемещения в пространстве и времени.
27
– Мне нравится, как протекает твоя новая жизнь, – как всегда негромким приятным баритоном сказал Ангел-Хранитель. – Ты уже не боишься перемещаться в пространстве-времени. Более того, свои перемещения ты стараешься хорошо продумывать, заботясь не столько о себе, сколько об окружающих тебя людях.
– Благодарю тебя, мой Ангел-Хранитель, за твою помощь, – сказала Вика. – Без неё я, наверное, не смогла бы сделать и четверти того, что успела.
– Это не так, – ответил он. Если в твоей земной жизни я действительно тебе подсказывал и советовал, направлял твои действия по безопасному для твоей жизни пути, то здесь и сейчас в моей большой опеке ты уже не нуждаешься. Прежде всего, твоей жизни ничего не может угрожать, какие бы перемещения ты не предпринимала. Ты самостоятельно планируешь свои перемещения и пытаешься просчитывать не только свои действия, но и действия окружающих тебя людей. Почти всегда у тебя это стало получаться.
– Почему почти? – спросила Вика.
– Потому, что просчитать действия других людей – дело весьма сложное. На десять вариантов, продуманных тобой, люди легко могут создать ситуации с каким-нибудь одиннадцатым вариантом, который ты не учла. И, тем не менее, твой растущий опыт перемещений и действий в них уже не приводит к неприятным для окружающих последствиям. Таким, например, как «Полтергейст в колледже культуры».
Но ты ещё не научилась действовать так, чтобы не вводить в недоумение людей. Так ты оставила в недоумении свою тётю Элю с её подругой, преподавателя вокала Владимир Борисовича Миркова и концертмейстера Антонину Златиславовну, полицейских на Мальдивах и продавца одежды в Анталии.
– Хорошо ещё, что я не напугала их, как Николая Неробеева, – тихо произнесла Вика.
– Это да! Но ты приложила немало фантазии и изобретательности, чтобы свести этот инцидент к нулю. Твои действия были очень логично спланированы. Сначала ты подготовила мысли Николая в нужном тебе направлении, создав условия для его быстрого освобождения из психиатрической больницы, а потом ты показала ему своё лицо и он, конечно же, тебя узнал, но… Твои действия, Вика, вызывают восхищение своей логикой! Ну, узнал он тебя, и что? Не станет же он вновь разжигать тему девушки-привидения, чтобы снова попасть в дурдом!
– Так же и полицейские на Мальдивах, не обнаружив меня на необитаемом островке, подумали, что я на каком-нибудь катере, приехавшем за мной, уехала в неизвестном направлении.
– Верно, только они разослали в другие полицейские участки твои фотографии, так что теперь улететь на самолёте из аэропорта Мале тебе не удастся, – с иронией в голосе ответил Ангел-Хранитель.
– Да не очень-то и хотелось, – в тон ему ответила Вика.
– И турецкий продавец, хоть и возмущался, и ругался долго и громко, но всё же подумал, что тебе удалось незаметно для него убежать в новой одежде.
– Так ему и надо, – буркнула под нос Вика. – А как ты оцениваешь мои действия в бабушкином огороде?
– То, что ты вспомнила про тимуровцев – это твой первый плюс в этом перемещении, то, что ты, кроме бабушкиного огорода, вскопала ещё большую грядку в огороде соседки – это второй твой плюс. А то, что ты, увлёкшись помощью, немного потеряла бдительность и не заметила сына соседской бабушки – это небольшой, но всё же минус.
Мужчина обыскал сарай, чердак и весь двор, но так и не понял, куда ты убежала. Теперь он думает, что какая-то девчонка собиралась что-то своровать у него во дворе. Хотя твоя бабушка Вера Ивановна вместе с соседкой Ниной Павловной убедили его, что это была одна из девушек-волонтёров. Впрочем, они и сами в этом были не слишком уверены. Однако грядки не сами же себя вскопали.
– Скажи мне, Ангел-Хранитель, а как объяснить мою трудоспособность? Я впервые справилась с большим объёмом тяжёлой физической работы и совсем не устала. Я даже пробовала работать с ускорением и у меня это получалось, хотя меня не оставляло ощущение, что я могу ещё прибавить скорости.
– А тут всё предельно просто: работая у бабушки в огороде или плавая в холодной воде Невы, ты не использовала силу мышц. Тебе помогала безграничная энергия астрального мира. Именно она давала тебе столько сил, сколько тебе хотелось в данный конкретный момент использовать.
– Ничего себе просто! – ответила Вика. – Получается, что при желании я теперь могу поднять штангу с рекордным весом, проплыть стометровку с невиданным результатом или пробежать марафонскую дистанцию за одну минуту?
– Конечно, сможешь! – ответил Ангел-Хранитель, – но не будешь этого делать, чтобы по-настоящему не свести с ума огромное количество ни в чём не повинных людей, которые станут невольными свидетелями твоих взбалмошенных желаний.
– Да-а-а, протянула Вика, – ты, как всегда, прав. О каком бы виде спорта ни зашла речь, результат будет шокирующим. Ведь спортсмены годами и десятилетиями идут к вершинам своей карьеры, преодолевая травмы и неудачи, а тут, откуда ни возьмись, появляется никому не известная девушка и побеждает. Впрочем, до этого вряд ли дело бы дошло: ещё до начала соревнований нужно подать заявку от своего спортивного комитета, зарегистрироваться пред соревнованиями, преодолеть ещё массу всяких бюрократических формальностей… Короче говоря, просто так взять и поучаствовать в крупных соревнованиях невозможно….
– К счастью, да! И это лишь к лучшему, как для тебя, так и для окружающих.
– Я понимаю, – ответила Вика, – со спортом у меня ничего не получится, равно как и с пением. Последний раз я с удовольствием пела на Мальдивском островке, несмотря на отсутствие фортепиано. Как потом оказалось, у меня там даже были слушатели… целых десять человек…
А ведь я мечтала о театральной сцене, о больших концертных залах, о громких и продолжительных аплодисментах. Мой педагог по вокалу говорил, что у меня есть всё для достижения этих целей…
– Не грусти, – сказал Ангел-Хранитель, – твои мечты в полной мере могут быть осуществлены.
– Вот это да! – радостно воскликнула Вика, – и каким же образом?
– Тебе придётся заново прожить жизнь от маленькой девочки до взрослой девушки.
– Мой Ангел-Хранитель, – растерянно воскликнула Вика, – я не поняла тебя!
– Не волнуйся, сейчас тебе станет всё понятным.
Помнишь наш разговор о Спирали Совершенства? О стадиях развития души в астральном мире? Визитер, Призрак, Спирит, Миграрий, который Реинкарнант и он же Перевоплощенец…– Ангел-Хранитель перечислял такие странные, но уже знакомые Вике понятия.
– Конечно, помню.
– Так вот. Я не знаю, сколько ещё нужно тебе совершить разных перемещений и сколько опыта набрать – это известно только Высшему Разуму. Однако эта стадия твоей астральной жизни наступит обязательно: ты станешь Реинкарнантом и сможешь своей энергетической сущностью – душой – временно вселяться в тела любых живых существ и жить их жизнью, со всеми её особенностями.
– Я не думаю, – задумчиво ответила Вика, – что мне будет интересно даже временно жить жизнью мухи, бабочки или какой-нибудь белки…
– И я так же считаю, – ответил Ангел-Хранитель.
– Мне отчего-то не слишком нравится перспектива, – продолжала свои размышления Вика, – быть, допустим, птицей и с утра до позднего вечера летать в поисках еды. А ещё постоянно быть начеку, чтобы не быть съеденной каким-то более крупным хищником и спать где-то на дереве, держась за ветку, под ветром, дождём или снегом на пустой желудок, если днём не удастся найти достаточно корма…
– Поэтому прислушайся к моему совету и начни продумывать свои действия сейчас, чтобы в нужное время быть готовой к новой жизни.
– Я готова слушать тебя, мой Ангел-Хранитель.
– Когда у тебя появится возможность владеть реинкарнацией, ты сможешь стать певицей и осуществить свою мечту. Но у тебя возникнет столько препятствий на этом пути, что даже я не могу предвидеть их все.
Первое, что придётся сделать, вселившись в тело другой девушки, это взять её имя и фамилию, так как под своей фамилией уже не сможешь показываться среди людей – ты же, вроде как, умерла!
Второе, что придётся сделать – это смириться с тем, что стать певицей – не бабушкин огород вскопать. То есть, тебе придётся вселиться в телесную оболочку не на день или месяц, а на годы, покидая её только на короткие промежутки времени, которые люди обычно называют сном. Именно во сне человек становится самым уязвимым, потому что не контролирует ни свою телесную, ни энергетическую сущность.
Третье, что надо обязательно учитывать, – это морально-этическая проблема. Вселившись в чужое тело, ты временно расстанешься со своей жизнью, именем, фамилией и будешь вынуждена строить новую жизнь. Как для себя, так и для той, в чьём теле ты будешь находиться.
– Получается, что вместо своей жизни та, другая девушка, будет проживать жизнь, навязанную мною?
– Да! И это первая морально-этическая проблема. А вторая заключается в том, что просто «поиграть в певицу» не получится, потому что, твоё возвращение из тела этой девушки в лучшем случае сделает её великовозрастным ребёнком с умом младенца: она останется на том уровне умственного развития, которого успеет достичь на момент начала твоего пребывания в её теле. Чем больше будет этот отрезок, тем хуже для неё.
– Как плохо… – грустно промолвила Вика. – А что тогда в худшем случае?
– В худшем случае твой уход из её тела будет означать… её смерть, точнее, смерть её телесной оболочки.
– Но я не хочу становиться убийцей! – воскликнула Вика.
– Я это прекрасно знаю, – ответил Ангел-Хранитель, – поэтому тебе придётся в чужом теле прожить столько времени, пока оно естественным образом не состарится и не прекратит своё существование. Тогда ваши души освободятся и продолжат по раздельности свои жизни в астральном мире.
– Получается, – задумчиво произнесла Вика, – что, вселившись в чужое тело, я буду вынуждена несколько десятилетий существовать в нём, проживая и выстраивая собственную жизнь, игнорируя при этом возможный жизненный путь другой девушки.
– Ты правильно меня поняла, но проблему, как ты выразилась, игнорирования чужого возможного жизненного пути можно решить не простым, но сравнительно лёгким в морально-этическом плане путём.
– Каким же? – оживилась Вика, – Подскажешь?
– Подскажу только идею. А вот как ты её будешь осуществлять – это уже твоё дело.
– Я внимательно слушаю.
– Ты, Вика, безусловно, знаешь о случаях, когда в силу определённых жизненных ситуаций взрослые иногда отказываются от своих детей. Государство в таких случаях поселяет этих, так называемых отказников, в детские дома, в которых дети живут до совершеннолетия, после чего продолжают самостоятельную жизнь. Вот и вся моя подсказка. А дальше – тебе решать: что делать, как делать и делать ли вообще.
28
После разговора с Ангелом-Хранителем Вика множество раз мысленно возвращалась к теме реинкарнации. Она прекрасно отдавала себе отчёт в том, что реинкарнация – дело совершенно не обязательное. Она может сколько угодно продолжать свои путешествия-перемещения в пространстве-времени, приобретая новые знания и накапливая жизненный опыт в астральном мире, не вселяясь в чужое тело. Ведь для этого не надо ни денег, ни заботы о пропитании, ни проблем с проживанием. Казалось, что тебе ещё надо? Живи и радуйся своей жизни и своим фантастическим возможностям!
И хотя Вика была уверена, что так поступает большинство человеческих душ в астральном мире, её тяга к постановке новых целей и путей их достижения не только не угасала, а, наоборот, лишь возрастала по мере увеличения числа её перемещений в пространстве-времени.
Вика давно сбилась со счёта своим перемещениям. Она всё чаще задавала себе вопрос: когда же ей будет позволено Высшим Разумом перейти из состояния Спирита в состояние Реинкарнанта? И, подолгу прислушиваясь к своим мыслям, не улавливала даже намёка на ответ: молчали и Ангел-Хранитель, и Высший Разум.
Однажды, прогуливаясь по этажам огромного торгово-развлекательного центра, Вика увидела плачущую девчушку лет пяти, сидевшую за столиком с игрушками в игровой зоне для детей. Видимо, мать оставила её «на пять минуточек» поиграть с другими детишками, а сама, увлёкшись покупками, позабыла и про дочку, и про время.
– Ты чего плачешь? – спросила Вика у девчушки.
– Мама куда-то пошла… её долго нет, – сквозь всхлипывания ответила та.
– А давай мы вместе её поищем, – предложила Вика.
– Мама сказала ждать тут, – ещё сильнее разревелась девочка. А Вика не просто услышала, не просто почувствовала, а ощутила непреодолимую силу, пришедшую из глубин сознания. Она невольно стала выполнять действия, указанные откуда-то свыше.
«Подойди к девочке. Мысленно прикажи её не двигаться. Пристально, не отрываясь, смотри в её глаза, в самые зрачки. Сделай движение вперёд, будто желаешь пройти сквозь неё».
Вика выполняла все указания, с трудом отдавая себе отчёт в том, что никак не может противостоять непреодолимой воле, толкающей её к действию.
Появилось ощущение головокружения, во время которого изображение расплылось. Потом, как множество раз до этого во время перемещений в пространстве-времени, всё наладилось, изображение вновь стало чётким.
Вика бросила взгляд на одно из настенных зеркал и… увидела заплаканную девочку, по щекам которой стекали слёзы.
Вика захотела вытереть слёзы у девочки и сделала движение правой рукой. Отражение девочки в зеркале повторило то же движение.
Тогда Вика сжала пальцы в кулак и сделала движение, будто протирает глаз от слёз. Отражение в зеркале сделало то же самое.
Вика попыталась улыбнуться – девочка в зеркале улыбнулась в ответ.
Несколько секунд Вика гримасничала, передразнивая девчушку «из зеркала». Та в точности повторяла все Викины движения. Спустя несколько мгновений, до Вики дошло, что она видит в зеркале отражение девочки, но… не видит себя.
– Неужели это случилось? – ещё не веря в своё открытие, подумала Вика, обратив внимание, как удивлённо взметнулись вверх брови девочки «из зеркала». – Ре-ин-кар-на-ци-я…– прошептала по слогам Вика синхронно с девочкой.
– Юленька! Доченька! – громко и неожиданно раздался голос молодой женщины, которая появилась в зеркале рядом с девочкой. – А вот и я! Ты, говорят, тут расплакалась?– женщина взяла Вику за руку, – пойдём, я тебе куплю что-нибудь вкусненькое.
Вика освободила свою руку из руки женщины.
– Ну, что ты сердишься? – продолжала мама девочки, – я же ненадолго ушла.
«Что же делать? – растерянно соображала Вика. – Молчать и стоять столбом, значит, усугублять ситуацию. Вон как мамаша распыляется… Как же мне выйти из тела этой девчушки?..» – казалось, что быстрый ход мыслей Вики приобретает панические черты. Вдруг в её воображении возник образ бежевой бесконечности.
«Ну, ты, Викуся, и дура-а-а! – отругала она себя. – Оказывается, всё так просто!!!» – усилием воли она сосредоточилась на образе бежевой бесконечности и в следующее мгновение совершила перемещение туда, где комфорт и благодатное чувство умиротворения.
– Ну, что? – раздался приятный баритон Ангела-Хранителя. – Тебя можно поздравить! Стадия Спирита, в процессе которой ты совершила большое количество перемещений и обогатила себя новым жизненным опытом и знаниями, позади! Первая реинкарнация прошла успешно.
– Разве это успех? – недоумённо произнесла Вика. – Мне показалось, да я просто уверена, что выполняла чью-то волю… А потом это внезапно возникшее чувство паники! Как мне вернуться обратно??? Это сейчас мне смешно вспоминать папину шутку о незадачливом мотоциклисте, которому показали, где находится ручка газа, но не показали, как надо тормозить…
– Конечно, и несомненно: это твой новый успех! – ответил Ангел-Хранитель. – Разве ты в этом случае не приобрела новый опыт и новые знания?
– Мой Ангел-Хранитель, – с нескрываемым восхищением сказала Вика, – ты, как всегда прав! Теперь я знаю, каким способом делается вселение в тело другого человека, и знаю, как выйти из него. Оказалось, что ничего сложного в этом нет. Может быть, я и сама бы догадалась об этом. Ведь я многократно размышляла на тему реинкарнации.
– Ну, размышлять и анализировать свои действия – это обязательные процессы для души, стремящейся к совершенству. Но согласись, что самостоятельно догадаться о способе реинкарнации ты вряд ли смогла бы. Да если бы и догадалась, то всё равно не смогла бы им воспользоваться, находясь на стадии Спирита
– Получается, что, воплотившись в тело девочки из торгового центра, я выполняла волю Высшего Разума, который открыл мне новые возможности?
– Совершенно верно, – с удовлетворением ответил Ангел-Хранитель. – Всё находится в его воле. А тот опыт, который ты получила в торговом центре и который ты посчитала таким незначительным – так это отправная точка для твоих дальнейших действий. По крайней мере, я считаю, что ты сделала первый шаг на пути осуществления своей мечты стать певицей.
– А скажи мне, мой Ангел-Хранитель, – задумчиво произнесла Вика, – когда я буду воплощаться в тела других людей, мой нынешний жизненный опыт, которого я смогла достичь, останется со мной?
– Безусловно, да! Однако далеко не всегда ты сможешь им воспользоваться.
– Почему?
– А вот представь ситуацию: ты воплотилась в тело пятилетней девочки, чей жизненный опыт гораздо меньше твоего.
И вдруг тебе захотелось блеснуть перед кем-либо своими знаниями и начать решать задачи из высшей математики. Что ты получишь в результате? Правильно: шок для всех окружающих! А если ты воплотишься в тело десятилетнего мальчугана и начнёшь, предположим, выжимать штангу весом двести килограмм? Результатом будет тот же шок! Поэтому тебе предельно внимательно придётся следить за тем, чтобы твой жизненный опыт не слишком выходил за рамки возможностей твоего нового тела.
– Теперь я лучше понимаю, – задумчиво ответила Вика, – что путь к осуществлению моей мечты не будет простым и лёгким, несмотря на мои приобретённые способности. Да и опыта реинкарнации у меня, будто кот наплакал.
– Ты права. Но никто тебя не ограничивает в твоих действиях. Ты можешь начать свой путь с коротких перевоплощений, постепенно увеличивая их продолжительность. Так и опыт приобретёшь, и продвинешься к своей мечте.
– Могу ли я и дальше надеяться на твою помощь.
– Безусловно, можешь, ведь я же твой Ангел-Хранитель. Только заметь, что с твоими выросшими способностями и опытом, ты в моей помощи будешь нуждаться всё меньше и меньше.
– Благодарю тебя, мой великолепный Ангел-Хранитель, – счастливо улыбнувшись, сказала Вика.
29
Помня слова Ангела-Хранителя о том, что нужно тщательно продумывать свои действия, и что все ответные действия других людей просчитать невозможно, Вика составила примерный план своих перемещений в пространстве-времени. «Дальнейшие мои действия будут зависеть от складывающихся обстоятельств, – размышляла Вика, – а пока начну издалека. Мне нужно найти подходящую для моих целей девочку-сироту».
Она понимала, что девочку-сироту лучше всего искать в детских домах. А начать поиски можно и в столице. Там подобных заведений около сотни.
Как бы цинично это не звучало, но свои поиски Вика решила проводить по давней формуле ВД = ВД (вокальные данные должны быть равны внешним данным), услышанной ещё от её преподавателя Владимира Борисовича Миркова. «Вокальные данные, – размышляла Вика, – я ей предоставлю свои, а вот внешние данные нужно хорошо поискать, потому что своими, в данной ситуации пользоваться не смогу».
Она начала планомерно исследовать столичные детские дома. Появляться на территории таких домов или бродить по их коридорам, не вызывая неприятных вопросов и подозрения, было невозможно. Поэтому Вика решила просматривать личные дела воспитанниц детских домов.
Дело оказалось весьма непростым. Попасть в детдом в ночное время, когда была самая маленькая вероятность быть кем-либо замеченной, для Вики было легче лёгкого. А вот найти кабинет, где хранились личные дела воспитанниц (воспитанники Вику не интересовали), было значительно сложнее, потому что все детские дома имели свои архитектурные особенности и кабинеты завучей и заведующих разными отделами находились тоже в разных местах.
Иногда Вике казалось, что она идёт по ошибочному пути, что фотографии девочек из их личных дел могут не соответствовать действительности. Однако поиски продолжались и, наконец, Вика выбрала пять девочек от девяти до двенадцати лет из разных детских домов.
«Продолжать поиск можно сколько угодно, – думала Вика, – только это вряд ли поможет мне». Теперь нужно было присмотреться к этим «кандидаткам» – так Вика называла эту пятёрку девочек. Она наблюдала за ними в школах, где они учились, смотрела, отслеживала, как они ходят в школу и на различные внешкольные кружки по интересам.
Постепенно из пятёрки выпали двое – самых младших. Из оставшихся девочек больше всего приглянулась высокая и очень худенькая Лена Васильева.
«Какая удивительная и, главное, редкая фамилия, – так шутливо подумала про неё Вика, – а то, что очень худенькая – так это не страшно. Как говорится, была бы кость, а мясо нарастёт».
Вика стала пристально наблюдать за Леной на протяжении двух недель. За это время она пришла к выводу о том, что Лена не очень любит занятия в школе, старается делать всё по минимуму, чтоб не «обрасти» двойками, весьма быстро читает, но литературой не увлекается.
Зато к занятиям на эстетическом отделении детской школы искусств относится добросовестно и с удовольствием.
Отец ушел из семьи ещё до рождения Лены и дальнейшей судьбой дочери совершенно не интересовался.
Мать постоянно находилась в поиске женихов, часто злоупотребляла алкоголем, воспитанием дочери практически не занималась. А когда в хмельном угаре у неё внезапно изредка просыпались материнские чувства, то их проявления всегда заканчивались матерной руганью в адрес Лены, тычками и подзатыльниками. Дочка всё время чувствовала себя в чём-то виновной и была весьма затюканным, и закрытым подростком.
Когда суд лишил мать родительских прав, облегчение наступило и для Лены, и для её матери. Мать на радостях, что избавилась от обузы, стала пить беспробудно и завершила свой бесславный жизненный путь на задворках элитного ресторана у мусорных баков с колото-резаными ранами живота.
Лена, попав в детдом в восьмилетнем возрасте, потихоньку оттаивала, подружилась с двумя девочками из её группы и не сошлась характером с рыжей, конопатой и некрасивой толстушкой Кристиной, которая верховодила над двумя другими девочками из их группы.
Лицо Лены всё чаще посещала улыбка, а возможность заниматься в школе искусств делала её жизнь немножко теплее и счастливее.
«Мы вместе преодолеем наши проблемы, – думала о Лене Вика, – но сейчас главная проблема – как вытащить тебя отсюда».
Далее события стали развиваться хоть и не как в сказке, но, как считала Вика, не без помощи Высшего Разума.
«Итак, что я имею на данный момент? – размышляла Вика, – двенадцатилетняя Лена меня, кажется, вполне устраивает. Но есть куда более значимая проблема: я не могу стать для неё ни опекуном, ни, тем более, приёмной матерью. И не только потому, что у нас разница в возрасте всего шесть лет. Стало быть, на какое-то время можно больше не заниматься Леной. Теперь нужно заняться поиском опекуна, а лучше опекунши».
Вика стала часто посещать столичные центры опеки «Мой семейный центр «Диалог», филиалы которых находились во всех районах. Действовала она малозаметно, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание. Она просто садилась в очереди желающих побеседовать со специалистами по опеке и усыновлению-удочерению и слушала откровенные разговоры женщин. Кто-то из них желал взять опеку над племянницей, кто-то хотел усыновить грудного ребёнка… Словом, у всех посетителей были какие-то свои пожелания и требования. Специалисты органов опеки внимательно слушали посетителей, пытаясь вникнуть в каждую отдельную просьбу.
Однажды к филиалу центра опеки «Мой семейный центр «Диалог», что на улице Каргопольской, подкатила шикарная легковушка «BMW» Седьмой серии.
Вика хорошо запомнила это название, так как когда-то папа показал ей в журнале фотографию этой машины, сказав при этом, что мечтает купить такую, но не купит, потому что она «много жрёт», да и стоимость у неё, как у трёх хороших машин других марок.
Из «BMW» вышла женщина в возрасте «чуть-чуть за пятьдесят», с хорошо сохранившейся фигурой. Прекрасно сидящий костюм, прическа и маникюр свидетельствовали о состоятельности этой дамы, а её уверенные движения и тон, каким она обратилась к вахтёру на входе, говорили о том, что она обладает твёрдым властным характером и привычкой руководить людьми.
Вика проследила, как женщина прошла в приёмную к заведующей центром и заняла очередь. Желающих аудиенции с заведующей, в это время было всего двое.
«А она очень красивая, – подумала Вика, поглядывая на женщину, интересно, что привело её сюда?»
Женщина дождалась своей очереди и вошла в кабинет заведующей. Вика постаралась обострить свой слух и, несмотря на негромкий разговор за дверью кабинета, услышала главное.
Красивая женщина оказалась бизнес-леди Маргаритой Некрасовой, владелицей крупной фирмы, приносящей хороший финансовый доход.
С мужем в разводе, есть двое сыновей, которые давно стали взрослыми, обзавелись своими семьями, живут за рубежом и тоже успешно занимаются бизнесом.
А желает Некрасова удочерить девочку-сироту, но не грудного возраста, а постарше, чтобы быстрее найти с ней общий язык.
Заведующая посоветовала бизнес-леди съездить в детские дома и назвала несколько адресов.
Услышав адрес детского дома, в котором проживала Лена Васильева, Вика поняла, что нужно действовать. С этого момента она неустанно следила за действиями Некрасовой, догадываясь, что такая властная женщина не станет принимать скоропалительные решения.
Посещения первых двух детских домов не слишком впечатлили Маргариту и в один из дней свою шикарную «BMW» она припарковала неподалеку от детского дома, в котором жила Лена Васильева.
В то время, как Некрасова в сопровождении директора детского дома прохаживалась по коридорам, заглядывая в группы к ребятам, Вика, зная, что Лена Васильева сейчас должна возвращаться из школы искусств, в мгновение ока очутилась на тротуаре, чтобы встретить ту, с которой, возможно, будет связано многое в её новой земной жизни.
Тротуар был почти безлюдным. Лишь вдалеке шла парочка влюблённых, увлечённо о чем-то беседующих и не замечающих ничего вокруг.
Лена Васильева быстрым шагом шла навстречу Вике, не обращая на неё внимание. Когда они почти поравнялись, Вика решительно встала на пути у Лены и та, немного опешив, на мгновение остановилась, ощутив на себе пристально-пронзительный взгляд. Вика мысленно приказала Лене замереть и, посмотрев в самую глубину её зрачков, сделала шаг вперёд, как будто намереваясь толкнуть Лену в грудь.
Если бы проходящая вдалеке парочка влюблённых не была полностью поглощена беседой друг с другом, то она бы заметила, как метрах в ста от них на тротуаре встретились и остановились две девушки, а ещё через несколько мгновений вторая девушка исчезла, как будто и не было её тут.
30
Лена радостно пробежала мимо вахтера и, размахивая папкой, с которой она обычно посещала занятия школы искусств, прыгая с ноги на ногу, помчалась в свою группу. Навстречу ей по коридору шла директриса детского дома с какой-то представительной красивой женщиной.
– Здравствуй, Лена! – слегка удивлённо воскликнула директриса, – приятно видеть тебя такой весёлой и жизнерадостной! У тебя, наверное, случилось что-то хорошее?
– Ой, здравствуйте, Татьяна Григорьевна! – ответила запыхавшаяся Лена. – Да! У меня сегодня было занятие по фортепиано. Меня пять раз похвалила учительница, потом у нас был урок сольфеджио и вновь у меня получилось не только хорошо построить все заданные интервалы, но и чисто спеть их! И меня снова похвалили!!!
– Вот оно что! – радостно ответила Татьяна Григорьевна, не разбиравшаяся ни в построении каких-то там интервалов, ни, тем более, в «чистом пении» их. Татьяне Григорьевне просто было очень приятно видеть такое восторженное состояние своей обычно спокойной и тихой воспитанницы.
– Какая интересная и необычная девочка, – шепнула на ухо Татьяне Григорьевне красивая женщина, и, обращаясь к Лене, которая уже хотела убежать дальше, спросила, – а как тебя звать?
– Официально – Елена, в обычной жизни – Лена, а для подружек – просто Ленка. А фамилия Васильева.
– Вот оно что! – заулыбалась красивая женщина. Скажи мне, пожалуйста, ты сейчас сильно торопишься?
– Нет, – ответила Лена, – до ужина ещё почти целый час.
– А мы можем с тобой побеседовать о том, о сём? – спросила красивая женщина у Лены, одновременно переглянувшись с директрисой.
– Пусть Лена сначала сходит в свою группу и переоденется. А потом вы с ней встретитесь в комнате для посетителей и поговорите о чём хотите. – Не дала ответить Лене Татьяна Григорьевна.
Минут через пять Лена негромко постучала в дверь комнаты для посетителей. Красивая женщина, сидевшая за длинным столом, встала и пошла навстречу Лене.
– Так вот ты, значит, какая, Елена Антоновна Васильева, – с неподдельной искренностью сказала красивая женщина, положив свои руки на хрупкие плечи Лены.
– Можно просто Лена, – смущенно ответила та.
– А худенькая-то какая! – умилённо воскликнула красивая женщина. – В чём только душа у тебя держится?
– Не знаю, – тихо ответила Лена.
– Но, впрочем, это не так важно, не правда ли? Главное, что есть кость…
– А мясо само нарастёт, – договорила Лена.
– Ах, ты ж, умница какая! – Расхохоталась красивая женщина. – Да ещё и с хорошим чувством юмора! А про кость с мясом ты откуда знаешь?
– Слышала как-то от соседки по дому, в котором я когда-то давным-давно жила. Кажется, что это было в какой-то прошлой жизни, – сразу погрустнела Лена.
– Ну-ну, не стоит вспоминать о грустном, – постаралась сменить тему разговора красивая женщина, – кстати, меня зовут Маргарита. Для близких друзей – Рита, для служащих моей фирмы – Маргарита Сергеевна, – тут она нагнулась к уху Лены и прошептала, как будто раскрывая большой секрет, – правда, за глаза они меня называют «железной Маргарет», но я им это прощаю, – и, махнув рукой в сторону воображаемых служащих, воскликнула, смеясь, – пусть потешатся!
Засмеялась и Лена. Маргарита с весёлыми искорками в глазах вновь осмотрела Лену и, видимо, оставшись весьма довольной увиденным, вдруг неожиданно выпалила:
– Ленка! А хочешь, я заберу тебя отсюда? Навсегда! – Маргарита вновь положила свои руки на плечи Лены, крепко сжав их. – Я увидела в тебе родственную душу, – Маргарита заговорила значительно тише, заметно волнуясь, – ты давно живёшь здесь, хоть и в детдоме, но фактически одна, я тоже давно живу одна. Это на работе я – «железная Маргарет», а приду домой, – глаза Маргариты увлажнились, – и поговорить не с кем. Понимаешь? Не с кем!!! У меня даже кошки нет или собаки какой-нибудь! Я всю жизнь мечтала о дочери, а родила двоих сыновей. Нет, не подумай чего плохого! У меня хорошие, любимые сыновья! Но… они далеко. Один в США, другой в Испании. Оба женаты, хорошие семьянины, успешно ведут бизнес. – Тут Маргарита совсем погрустнела, – меня, конечно, не забывают! Регулярно поздравляют с днём рождения, с Новым Годом, – последовал тяжёлый вздох.
– Так редко? – робко спросила Лена.
– Ну, иногда звонят по телефону… Они же всегда заняты… Им всё некогда…
– Если бы у меня была мама, – тихо произнесла Лена, – я бы не оставила её надолго одну.
– А что случилось с твоей мамой? – совсем тихо спросила Маргарита.
– Она умерла… её убили, – очень грустно ответила Лена.
– А ты любила свою маму?
– Да! Очень-преочень, только…– запнулась Лена и на её глазах показались слёзы.
– Что только?
– Только она меня не любила, а когда приходила пьяная домой, то всегда находила причину давать мне подзатыльники и ругать матом, мол, я ей всю жизнь испортила…
– Какой кошмар, – ужаснулась Маргарита.
– Нет-нет, вы не подумайте! Я всё равно её любила, ведь она была хорошею… когда приходила трезвой… Я раньше часто плакала, когда ложилась спать здесь в детдоме, вспоминая маму… Теперь уже не плачу… почти…– Лена тяжело вздохнула, вытирая кулачком бегущую по щеке слезинку.
– Послушай меня, – пылко зашептала Маргарита на ухо Лене, прижав её к себе, – а давай, ты станешь моей дочерью, а я приложу все усилия, чтоб заменить тебе маму. Я заберу тебя отсюда, ты будешь жить в большом просторном доме. У тебя будет всё, что только пожелаешь…
– И даже мандарины на Новый год? – с удивлённым взглядом спросила Лена.
– Боже мой! – удивилась Маргарита, – да о чём ты говоришь! Конечно, будут мандарины! И почему на Новый год?
– Просто у нас с мамой мандарины бывали только на Новый год… и то не всегда… А я их так люблю, – Лена проглотила слюнку. – Кстати, у нас сейчас начнётся ужин. И если я опоздаю, то…– она снова запнулась.
– Что «то»? – не поняла Маргарита.
– Мой ужин разделят другие девочки, – прошептала Лена, – а мне в лучшем случае достанется компот и кусочек хлеба.
– Я поняла тебя, Лена…– иди, поужинай, а потом подумай о том, что я тебе предложила. А я приеду к тебе завтра. Хорошо?
– Хорошо. Я подумаю. Я буду всю ночь думать, хотя я могу…– быстро зашептала Лена и вдруг замолчала.
– Что ты хотела сказать? Не стесняйся…
– Да ну… н-нет, просто так… ничего… А вы точно приедете завтра?
– Конечно! Можешь не сомневаться: моё слово – закон, если пообещала – обязательно сдержу, – и по-заговорщицки прошептала Лене на ухо, – я ведь «железная Маргарет».
– Тогда до свидания, до завтра? – с надеждой спросила Лена.
– До завтра! – твёрдо ответила Маргарита и подмигнула Лене левым глазом.
Лена заторопилась на ужин, а Маргарита, находясь в полном смятении, прошла в кабинет директрисы.
– Уже семь вечера, а вы ещё не ушли домой? – спросила Маргарита.
– Да, вот не получилось, – устало ответила директриса, – навалилось как-то сразу много всяких документов: сегодня из нашего детского дома выбыли двое наших воспитанников, а завтра должны привезти сразу четверых. Все разного возраста, но из одной семьи. Кучу сопроводительных документов надо было подготовить… А как вы побеседовали с Васильевой?
– Прекрасно и очень откровенно, – задумчиво ответила Маргарита, – я завтра же начну процедуру удочерения Лены, если…
– Что если?
– Если она будет согласна, – тихо сказала Маргарита, – она обещала подумать над моим предложением.
– Зря вы ей сказали об удочерении… Она ведь может начать надеяться. А вы… Процедура эта нелёгкая и долгая. Пока все документы соберёте, пока все печати поставите, месяца два пройдёт, вдруг ещё и передумаете…
– Я передумаю? – возмутилась Маргарита и в её голосе появились нотки «железной Маргарет», – вы не понимаете: мы нашли друг друга! Лена такая светлая девочка! И умница, и размышляет не по-детски. Нет! Я не передумаю: всю ночь буду молиться Богу, чтоб услышал мою просьбу. А документы, да ещё два месяца – ну, уж нет! Завтра поручу своему адвокату отложить все дела и подготовить весь необходимый пакет. В два дня всё будет готово!
– Дай-то Бог! – ответила директриса, в голосе которой прозвучало сомнение по поводу уверенного тона Маргариты.
31
После ужина Лена должна была сесть за уроки, но мысли её были совсем о другом. Она с нетерпением ждала, когда стрелки часов покажут девять часов вечера – время отбоя. Всем девочкам давалось пятнадцать минут, чтобы расстелить свои кровати, переодеться в ночные рубашки, сходить в туалет и почистить зубы.
Наконец, погас свет, и девчонки в комнате Лены стали тихонько посапывать носами.
Лена лежала с открытыми глазами. В памяти то появлялась скудно обставленная однокомнатная квартира, в которой Лена жила вместе с мамой… То выплывало смеющееся лицо Маргариты Сергеевны… То маленькая искусственная новогодняя ёлка с несколькими уцелевшими игрушками и двумя крохотными серебристыми гирляндами, которые Лена украдкой прихватила после школьного Новогоднего праздника ещё в первом классе… То учительница по фортепиано, приятно улыбающаяся и выводящая в дневнике красивую «пятёрку»… То мама, чистящая единственный мандарин, запах которого вмиг распространился по всей комнате…
– Будешь? – спрашивает мама, протягивая Лене мандарин, – на, бери, – и откусив половину отдает оставшуюся часть.
Лена пыталась вспомнить мамино лицо, но у неё это никак не получалось. В воображении Лены мама всё время была повёрнута лицом в другую сторону.
«…А давай, ты станешь моей дочерью…» – как эхо звучала фраза Маргариты Сергеевны. Воображение рисовало большую ухоженную лужайку с дорожками, выложенными плиткой, а чуть в стороне красовался большой бревенчатый с резными ставнями сказочный терем, на крыльце которого в русском кокошнике сидела Маргарита Сергеевна, держа в руках необычайно красиво сверкающую хрустальную вазу, на которой лежали целых три мандарина!
Лена не заметила, как закрылись глаза, и сон отключил её сознание. Она не могла видеть, как от её тела отделилось другое тело, не похожее на родное. Тело невесомо присело на край кровати, и в слабо пробивающемся через задвинутые плотные шторы свете показалась фигура Вики.
“Ну, вот, – прошептала про себя Вика, – я думала, что Лена будет жить моей жизнью, а на деле пока получается всё наоборот. А, собственно, чего я ожидала? Чтоб всё случилось сразу? Нет, конечно, я понимала, что ввязываюсь в эту авантюру не на час и даже не на год. У меня впереди, как минимум, несколько десятилетий, за которые Лена успеет повзрослеть, добиться высот своей карьеры, искупаться в лучах славы, состариться и… Да-да, и умереть. Но мы потом с ней обязательно встретимся. Ведь это для неё нынешней пройдут десятилетия, а для меня что миг, что год, что полвека – никакой разницы, кроме названий».
Вика оглянулась на мирно спящую Лену. «Да. Мы пока ещё живём твоей жизнью и твоими воспоминаниями. Я пока лишь немного направляю твои действия в нужное нам обеим русло. Спи спокойно. А уж я позабочусь за нас обеих о нашем счастье».
Она бесшумно прошла между кроватей девочек – их всего в комнате было шестеро – и растворилась в ночной темноте.
Она, не спеша, прогуливалась по ночным улицам, освещённым фонарями. Шуршали шинами куда-то торопящиеся машины. Тёплая сентябрьская ночь навевала покой.
Проходя мимо магазина с надписью “24 часа”, Вика увидела сидящего возле дверей рыжего котёнка.
– Ты голодный, наверное, – негромко сказала Вика. Котёнок, взглянув на неё, жалобно мяукнул, – подожди немного, – она присела и погладила котёнка. Потом дёрнула ручку двери, но та не поддалась. Вика довольно громко постучала костяшкой указательного пальца по стеклу двери и стала вглядываться вглубь магазина. Потом постучала громче ещё раз. Результат был прежним: её никто не слышал.
– Ну, тогда извините, – сказала Вика негромко и посмотрела на котёнка. Тот сидел и внимательно следил за происходящим. Она беспрепятственно прошла сквозь стеклянную дверь внутрь магазина и, оглянувшись по сторонам, направилась к стеллажу с кошачьим кормом.
– Я хотела взять у вас один пакетик “Вискаса” для котят, – сказала Вика воображаемым продавцам, – но вы не удосужили меня своим вниманием. Поэтому я вместо одного пакетика возьму два.
Она вышла из магазина, разорвала один пакетик “Вискаса” и выдавила содержимое прямо на тротуарную плитку перед котёнком. Тот с жадностью и урчанием набросился на еду.
– Что хоть ты урчишь? – ласково спросила Вика, – я же не отбираю у тебя твой корм, а, наоборот, подкладываю. Вика дождалась, когда котёнок управится с одним пакетиком, и разорвала второй, подкладывая корм.
Она видела, с каким сожалением котёнок смотрит на оставшийся корм. Своими кошачьими глазками он бы ещё ел, но его маленький желудок недвусмысленно намекал, что больше сыта не съешь.
Вика выдавила остаток корма перед котёнком, промолвив: “не съешь сейчас – оставь на потом” и, не торопясь, пошла дальше.
Проходя мимо узкого проезда между домами, она услышала какие-то непонятные звуки пополам с кряхтением. Что-то упало и звякнуло об асфальт.
В проезде между домами стоял старенький “Москвич–412”, а возле него копошился, пытаясь вручную сдвинуть с места, старенький седой дедушка. Рядом с машиной лежала обычная палка-трость, которой пользуются старые люди.
– Здравствуйте, – негромко сказала Вика, – у вас что-то случилось? Могу я вам чем-то помочь?
– Ой, внучка, спасибо, – сквозь сильную одышку ответил дедушка, – только чем ты можешь помочь? Мы с ним, – он показал на машину, – чуть ли не ровесники. Меня-то ещё можно уговорить что-то сделать, а вот его не получается. Аккумулятор, понимаешь ли, подавай ему новый. Вот если б ты позвала кого-нибудь из парней, они бы подтолкнули машину, она бы тогда точно завелась… наверное…
Вика улыбнулась концовке фразы, в которой наряду с полной уверенностью в слове “завелась” прозвучало неуверенное “наверное”, и сказала дедушке:
– Не будем никого звать. Сами справимся. Садитесь за руль. – Обрадовавшийся дедушка послушно сел в машину. Вика подняла дедушкину палку-трость и подала ему.
– Ой, спасибо, а то я забыл бы её тут, – немного смущенно сказал дедушка. Тем временем Вика встала позади “Москвича” и громко шутливым тоном сказала:
– Ключ на старт!
– Есть… Есть ключ на старт, растуды его в качель, – радостно ответил дедушка.
– Пять, четыре, три, два, один, – в том же шутливом тоне вела отсчет Вика, – Поехали! – Она упёрлась для лучшей устойчивости двумя руками в багажник “Москвича” и, словно лёгкую детскую коляску толкнула машину вперёд. Дедушка, не ожидая от молодой красавицы такой прыти, замешкался с отпусканием сцепления, а когда спохватился, то спидометр уже показывал пятнадцать километров в час. Только сейчас дедушка воткнул первую передачу и отпустил педаль сцепления. “Москвич” недовольно фыркнул и загудел мотором. Дедушка распылялся в благодарностях, а Вика, пожелав ему счастливого пути, продолжила свою ночную прогулку.
Она ещё долго бродила по улицам, но ничего, стоящего её внимания, больше не происходило.
Вика вернулась в детдом и неслышно прошла в комнату, в которой спали Лена и ещё пять девочек. Только сейчас Вика поняла, какую глупейшую оплошность допустила, выйдя из тела Лены на улицу.
“Как теперь мне вернуться в неё обратно? – мысли Вики начали искать пути решения неожиданной проблемы, – ведь чтоб войти в её тело, мне нужно видеть её глаза и не просто глаза, а зрачки…
Пока Вика размышляла о том, как исправить ситуацию, время, казалось, не шло, а бежало. За окном чернота ночи уступала место начинающемуся рассвету.
“Свет – это хорошо, я смогу рассмотреть зрачки Лены, но это одновременно и плохо, потому что девчонки скоро начнут просыпаться и тогда…”
Она не успела додумать, что будет тогда, как Лена зашевелилась, начала сдвигать с себя одеяло и уже собралась вставать с кровати. Вика едва успела спрятаться за деревянной спинкой у изголовья кровати. Лена с полузакрытыми глазами, ещё не проснувшись окончательно, зашагала в туалет.
“Я спасена, – радостно подумала Вика, – благодарю тебя, Высший Разум!”
Она бесшумно проследовала за Леной и остановилась перед дверью, дожидаясь, когда Лена закончит то, зачем пришла сюда. Как только Вика услышала, что Лена начинает подниматься, она быстро зашла в туалет, одновременно включив свет. Васильева интуитивно закрыла глаза рукой, но в тот же миг получила мысленное указание от Вики замереть и открыть широко глаза. Спустя несколько мгновений, Лена пошла к своей кровати, не забыв нажать клавишу выключателя света.
Вика вновь стала Леной Васильевой. Она лежала в кровати с закрытыми глазами, имитируя крепкий сон, в котором ей не было необходимости.
32
Лена быстрой подходкой возвращалась из школы в детдом. Хоть путь и не был слишком длинным, ей сегодня хотелось преодолеть его как можно быстрее.
Занятий в школе искусств сегодня, согласно расписанию, нет. Стало быть, можно и не торопиться. Но… Она постоянно думала о вчерашнем разговоре с Маргаритой Сергеевной и, сидя на уроках, время от времени с надеждой посматривала на дверь. Лене почему-то казалось, что вот сейчас дверь откроется и на пороге покажется такая милая, такая хорошая и такая красива Маргарита Сергеевна. Но урок проходил за уроком, а чуда всё не происходило.
Шесть уроков сегодня тянулись необычно долго. Лена казалась какой-то рассеянной. Даже сразу не расслышала обращенный к ней вопрос учительницы русского языка.
Как только прозвонил звонок с последнего урока, Лена первой выбежала из класса и, забежав в школьный гардероб за своей курточкой и пакетом со сменной обувью, быстро зашагала в детдом.
«Ну, конечно, – думала Лена, – чего Маргарите Сергеевне делать в школе? Она будет меня ждать у ворот в детдом».
Она торопливо шагала вдоль большого здания, в конце которого был поворот к детскому дому.
Повернув за угол, Лена бросила быстрый взгляд на знакомый забор с воротами и калиткой, на небольшую автостоянку ряядом с ними и, сбавив шаг, разочарованно вздохнула. Тут её тоже никто не ждал…
Лена тихим шагом прошла мимо усатого вахтера, забыв сказать ему обычное «Здрасте!».
Пройдя в свою группу, она повесила в гардеробной комнате свою курточку, школьный ранец и пакет со сменной обувью.
На выходе из гардеробной её встретила воспитательница Майя Семёновна и велела вымыть руки, так как через пятнадцать минут будет обед.
Выполняя указания воспитательницы, Лена слышала, как в гардероб зашли другие девочки из её группы.
Вскоре девочек позвали к обеденному столу. Девочки быстро управлялись с ложками и вилками, изредка постукивая ими о тарелки. Только Лена сидела какая-то вялая. По её глазам Майя Семёновна поняла, что мысли девочки витают где-то в другом месте.
– Лена, ты сначала поешь, а уж потом думай о чём хочешь, – сказала она, – а то весь твой обед скоро остынет. Лена, словно очнувшись, быстрее заработала ложкой.
– У тебя ничего не болит? – настороженно спросила Майя Семёновна, подойдя к Лене. – Что-то ты очень грустная…– она хотела внешней стороной своей ладони прикоснуться ко лбу Лены, как обычно делают взрослые, чтобы «на глазок» померить температуру ребёнка. – Васильева резко отпрянула от протянутой руки воспитательницы, одновременно закрываясь своей правой рукой, в которой находилась ложка с супом.
– Леночка, деточка, – успокаивающе заговорила воспитательница, поняв свою оплошность: такая защитная реакция – обычное дело у детей, которых часто били дома, – ты чего так испугалась? – Майя Семёновна взяла со стола бумажную салфетку и попробовала ею вытереть остатки супа, попавшие Лене на лицо и футболку.
– Не трогайте меня! – довольно громко выкрикнула Лена, – и значительно тише добавила, – пожалуйста…
– Хорошо-хорошо, – миролюбиво произнесла воспитательница,– ты только успокойся, я ведь не хотела тебе сделать ничего плохого…
– Извините, – совсем шёпотом произнесла Лена. Есть больше не хотелось. Она, не притронувшись к тарелке с вермишелью и сосиской, быстро выпила компот из сухофруктов и пошла в спальную комнату к своей кровати.
Другие девочки, сидевшие за обеденным столом и молча наблюдавшие эту сцену, только недоуменно переглянулись, но ничего не стали говорить. Они понимали, что на Лену сейчас «набежала тучка» – так они называли подобное состояние, которое им тоже было хорошо знакомо, так как у каждой из них была своя незавидная судьба, и время от времени могли появиться «нежданчики» в виде неприятных воспоминаний из их недавнего прошлого.
Лена села на свою кровать, и некоторое время оставалась неподвижной. Её взгляд был направлен куда-то в сторону окна. Она открыла свою тумбочку, немного выдвинула ящик и, не глядя, пошарив в нём рукой, вынула свою единственную и очень любимую куклу Ляльку. Лицо куклы мило улыбалось, впрочем, оно всегда улыбалось и вносило в настроение Лены какое-то особое умиротворение. Одежда куклы, состоящая из желтой блузки, короткого красного платьица в клеточку и тёмных туфелек хоть и была чистой, но уже изрядно полиняла.
Как только Лена замечала, что платье или блузка Ляльки теряли свежесть, при первой же возможности старалась выстирать их. Лялька фактически была единственным предметом из прошлой жизни Лены. Она оберегала куклу и не давала никому из девочек прикасаться к ней, храня в дальнем углу ящика тумбочки. Для детдомовских девчонок такие тумбочки были своеобразной святыней и по неписанному закону, передававшемуся из поколения в поколение, никто не имел права открывать чужую тумбочку. За нарушение этого закона можно было получить крепких «люлей» по дороге в школу или в укромном уголке, когда не видят воспитательницы.
– Ну, что? – прошептала Лена. – Подождём ещё немного? – кукла всё так же мило улыбалась и Лена, чмокнув куклу в лоб, положила её на место в ящик тумбочки.
Из соседней комнаты послышались голоса девочек и звук передвигаемых стульев. Под наблюдением воспитательницы девочки усаживались за типовые школьные столы для выполнения своих домашних заданий.
Послышались шаги. В спальную комнату зашла Майя Семёновна.
– Ну, как ты? – негромко спросила она, – «тучка» улетела? – Лена молча кивнула головой. – Тогда пойдём делать уроки. Если возникнул вопросы или какие-то трудности – обращайся.
Воспитательница вышла из спальной, а Лена, посидев ещё чуток, встала, поправила задравшееся короткое платьице, сходила в гардеробную за своим школьным ранцем и присоединилась к девочкам, начавшим делать домашние задания.
Лена решила начать с математики. Для неё это был самый трудный предмет. Хитроумные задачи с каждым годом становились всё сложнее и требовали знания большого количества правил и формул, которые упорно не хотели запоминаться. Поэтому без помощи воспитателей Лена не смогла бы выполнить полностью всё домашнее задание, хотя некоторые примеры давались ей легко и просто.
Хорошо ещё, что воспитатели обладали большим терпением и, если этого требовалось, могли объяснить непонятное столько раз, пока оно не становилось понятным. С другими предметами у Лены проблем почти не было.
Управившись с решением примеров, и, перейдя к задаче, Лена сначала упорно старалась решить её самостоятельно, но, добравшись примерно до середины, совсем запуталась и растерянно застыла на месте. Майя Семёновна заметила это и, подсев к Лене, стала помогать с решением. Она с помощью остроумных примеров и подсказок подводила Лену к правильному решению и они, увлёкшись этим процессом, не заметили, как на улице сильно потемнело.
От домашнего задания всех внезапно отвлёк поднявшийся на улице сильный ветер.
Глянув в окно, Лена увидела проносящиеся листья деревьев вперемешку с поднявшейся пылью и разным мелким мусором. Шум непогоды врывался в комнату через открытую фрамугу, раскачивая занавеску, и воспитательница торопливо подошла и закрыла створку.
Сразу стало тише, но не надолго. Ветер стал утихать, но его сменил нарастающий шум дождя, переходящего в ливень. Капли барабанили по подоконнику и стучали в оконные стёкла. Девочки, как зачарованные, молча смотрели в окно, не вставая со своих мест за столами, и по выражениям их лиц чувствовалось, что каждая их них думает сейчас о чём-то своём.
“Противный дождь, – думала Лена, – и надо же ему случиться именно сегодня, именно сейчас, когда я так жду её… Конечно же, она не придёт, да и кому захочется в такой ливень выходить из дома?”
Шум за окном ещё усилился. Теперь к ливню вновь добавился ветер. “Но ведь она обещала…– эхом повторялась короткая мысль в сознании Лены, – если даже такая красивая и хорошая женщина не выполняет своё обещание, то кому же верить? – по щеке покатилась слезинка, за ней последовала вторая…
Неожиданно открылась входная дверь в группу и вошедшая молодая секретарь директрисы негромко, но властно произнесла:
– Васильева, пойдём! Тебя вызывает директор, – и, развернувшись, вышла в коридор. Лена последовала за ней по длинному и довольно узкому коридору первого этажа.
Проходя мимо поворота к небольшому вестибюлю, часть которого занимал пост вахтёра-охранника, секретарь обернулась к Лене и, не останавливаясь, ткнув указательным пальцем левой руки в сторону вестибюля, сказала:
– Пройди туда.
Лена послушно повернула в вестибюль, но не успела сделать и двух шагов, как попала в крепкие и мокрые объятья Маргариты Сергеевны. Дорогая кожаная курточка была покрыта каплями воды, волосы и лицо тоже были сырыми.
– Как же долго я к тебе добиралась…– взволнованно произнесла Маргарита.
– А я вас так ждала…– с искренней радостью затараторила Лена, – весь вчерашний вечер, всю ночь думала о вас, а днём все глаза проглядела в ожидании… а тут ещё этот дурацкий ливень с ветром…
– Милая ты моя девочка, – ласково ответила Маргарита, – неужели ты подумала, что меня может остановить какой-то там ливень или ветер? Ты же помнишь – я «железная Маргарет».
Лена нежно прижалась щекой к Маргарите, обняв её своими руками, не замечая мокрой от дождя курточки.
– Помню, – с нескрываемым блаженством прошептала Лена.
– Тогда скажи мне: ты согласна стать моей дочерью? И не простой дочерью…
– Приёмной? Да? – вспомнила Лена фразу, которую много раз на все лады обсуждали девочки из её группы.
– Нет! – с пылом ответила Маргарита, – самой любимой, самой прекрасной, самой лучшей на всём белом свете!
Лена, впервые в жизни услышавшая такие красивые слова в свой адрес, хотела во весь голос крикнуть заветное слово, но какой-то непонятный комок в горле позволил только хрипло прошептать:
– Я согласна! Я ещё вчера хотела вам сказать об этом, но… постеснялась… – нервно сглотнув слюну, прошептала Лена.
– Я помню этот момент, – таким же шёпотом ответила Маргарита, но не стала тебя допытывать, видя твоё смущение.
– Что же вы тут стоите? – неожиданно раздался голос директрисы, – я вас жду у себя в кабинете, а вы тут обнимашечками заняты, – улыбнулась она. – Давайте пройдём. Нам втроём есть о чём поговорить.
Маргарита с Леной последовали за директрисой и, войдя в кабинет, сели рядом за длинный директорский стол.
– Я вижу, – начала директриса, – что у вас состоялось знакомство. Мало того, вы очень сблизились друг с другом, несмотря на такой минимально короткий срок. Я не считаю это чудом, потому как не верю ни в какие чудеса, но мне кажется, что у вас, Маргарита Сергеевна, с Леной любовь с первой встречи.
– Я бы даже уточнила: с первого взгляда, – с улыбкой ответила Маргарита и подмигнула Лене. Та скромно улыбнулась в ответ.
– Понимаю, что, скорее всего, задам сейчас неуместные вопросы. Но, так сказать, должность обязывает, – переходя на официальный тон, сказала директриса. – Вы, Маргарита Сергеевна, хотите удочерить Васильеву Елену Антоновну. Я вас правильно поняла?
– Да! – пылко ответила Маргарита, – и этому уже никто и ничто не сможет помешать, – тут она повернулась к Лене и, приятно улыбнувшись, добавила, – даже сегодняшний дурацкий ливень!
– Ну, предположим, ливень – не самая большая преграда для вас, – серьёзно ответила директриса, – есть ещё бюрократическое половодье, которое вам ещё надо суметь преодолеть.
– Я сумею, – тоже, переходя на серьёзный тон, ответила Маргарита, – вчера вы мне выдали перечень документов, которые необходимо собрать для процедуры удочерения. В этом перечне было пятнадцать пунктов…
– Шестнадцать, – перебила Маргариту директриса.
– Пункт шестой, в котором говорится о пенсионном удостоверении, меня не касается. Я ещё не пенсионер и вполне трудоспособна, чтобы воспитать, вырастить и создать счастливую жизнь своей дочери, – Маргарита кивнула головой Лене, – поэтому в перечне документов остаётся пятнадцать пунктов. Кстати, девять из них уже выполнены частично мной и частично моим адвокатом. Завтра будут готовы остальные документы, – уверенным тоном сказала Маргарита.
– Отлично, – ответила директриса, – тогда у меня остался второй, как я догадываюсь, неуместный вопрос: ты, Лена, согласна с желанием Маргариты Сергеевны на твоё удочерение?
– Да, – негромко сказала Лена, несколько робея от пристального взгляда директрисы.
– Что ж? Тогда тем самым первым человеком, который будет целиком и полностью болеть за вас и за ваше семейное счастье, буду я.
Маргарита и Лена вновь обнялись и счастливо заулыбались.
– А можно мне прямо сегодня забрать Лену с собой? Очень хочется познакомить её с новым домом, в котором она будет полноправной хозяйкой, – продолжая улыбаться, спросила Маргарита.
Директриса, пристально взглянув на Маргариту, перешла на жёсткий казённый тон:
– Уважаемая Маргарита Сергеевна. Мы с вами взрослые и юридически подкованные люди. Вы не хуже меня понимаете, что если я пойду на уступки вашему желанию, то, во-первых, совершу должностное преступление, которое не останется незамеченным, потому что, во-вторых, в коллективе нашего детского дома обязательно найдутся “доброжелатели”, которые, узнав об этом событии, тут же напишут, куда надо, – и директриса, подняв правую руку, ткнула указательным пальцем куда-то вверх.
– Да-да, конечно, я понимаю, – сразу перейдя на извиняющийся тон, сказала Маргарита.
– Тогда наберитесь ещё немного терпения и, судя по энергичности ваших действий, ждать счастливого для вас обеих события осталось недолго.
Маргарита с Леной вышли из кабинета директора в коридор.
– Ну, что? Пока почти всё складывается, как надо, – сказала Маргарита. – Поверь, моя хорошая, я делаю всё возможное, чтобы ты как можно быстрее покинула эти стены. Вот и сегодня я приехала так поздно, потому что с самого утра занималась этими формальностями. Так что больше не вешай нос. Сейчас давай прощаться, а завтра мы снова встретимся примерно в такое же время, как сегодня. Договорились?
– Договорились, – счастливо улыбаясь, ответила Лена.
Маргарита обняла Лену и, поцеловав её в обе щеки, направилась к выходу. Лена, не спеша, пошла по коридору, ведущему в её группу. Она уже собиралась коснуться дверной ручки, как услышала взволнованный возглас Маргариты:
– Леночка, постой! Я совсем забыла! Прости, пожалуйста! – она чуть не бегом направлялась к Лене с красивым пакетом в руке. – Оставила на вахте, чтоб не мешал нашим разговорам. – Вот, держи! И с девочками поделись!
Лена ощутила в руках довольно тяжёлый пакет, из которого доносился такой неповторимый и такой чудесно-волшебный запах мандаринов.
От неожиданности и счастья у неё перехватило дыхание. Она смотрела на Маргариту, не в силах произнести ни слова.
– Вот теперь всё. Порядок! – весело сказала Маргарита и снова подмигнула Лене, – Пока! До завтра!
Маргарита быстро зашагала по коридору и уже собиралась повернуть в вестибюль с вахтёром, как услышала чуть сдавленный голос Лены:
– Спасибо!
33
Лена открыла дверь и прямо с порога радостно воскликнула:
– Ой, девочки! Что у меня есть! – и подняла в руке красивый пакет.
– А что там? – спросила одна девочка.
– Там… – Лена закатила глаза от удовольствия, представив, как сейчас раскроет пакет, – там ман-да-ри-ны! – на распев произнесла она.
– Ну и что? – спросила одна из девочек.
– Подумаешь, какая невидаль – мандарины, – буркнула другая девочка.
– У меня от мандаринов – так вообще изжога, – недовольно произнесла конопатая толстушка Кристина.
Из другой комнаты вышла Майя Семёновна, которая слышала разговор девочек.
– Мандарины – это хорошо, – просто сказала она, – а кто тебе их принёс?
– Одна очень-очень добрая женщина, – с восхищением ответила Лена.
– Тогда сходи в наш пищеблок, – сказала воспитательница, – и хорошенько вымой их горячей водой.
– А они от этого не испортятся? – испуганно спросила Лена.
– Мандарины не испортятся, а вот если их не помыть, то может испортиться и у тебя, и у девочек пищеварение. Потом будете в туалете пугать унитаз, – ответила Майя Семёновна. – Там же в пищеблоке открой навесной шкаф, найди блестящую металлическую вазу и положи в неё вымытые мандарины.
– Хорошо, – тихо ответила Лена и пошла в пищеблок. Запах вынимаемых из пакета мандаринов приводил Лену в какое-то особое благоговейное состояние.
Она бережно промывала под струёй горячей воды каждый мандарин и, отряхнув с него капельки, аккуратно укладывала в вазу. Лена впервые в жизни видела такую большую и красивую горку мандаринов.
Глядя с восхищением на эту ароматную красоту, она вспомнила непонятную для неё реакцию девочек.
Войдя в комнату, Лена обратилась к воспитательнице:
– Вот, я всё вымыла.
– Тогда поставь вазу на тот стол, а кто захочет скушать мандарин – подойдёт и возьмёт.
– Вот ещё, – фыркнула Кристина, – пусть сама их трескает.
– Зачем ты так? – спросила её Майя Семёновна, – разве Лена сделала что-то плохое? Она от чистого сердца захотела поделиться с вами своей радостью. Правда? – обратилась воспитательница к Лене.
– Да, – тихо ответила та.
– Радостью! Поделиться! – раздражённо резким голосом громко ответила Кристина. – Вот скажите мне: почему одним достаётся всё, а другим ничего?
– Что ты имеешь в виду? – спросила Майя Семёновна.
– Вот Ленка и стройная, и красивая, и мандарины ей принесли. Когда её позвали к директору, я краем глаза видела, как Ленка шла по коридору в обнимочку с какой-то бабой.
– Она не баба! – выкрикнула Лена, не ожидая от себя такого резкого тона, – она хорошая, добрая, ласковая и скоро заберёт меня отсюда!!!
В комнате не несколько секунд наступила гробовая тишина, которую прервала Наташа – одна из девочек с естественными русыми кудряшками, с которой у Лены сложились дружеские отношения.
– Как тебе повезло…– негромко сказала она, – я тебе завидую… просто по-человечески… А на Кристину не обращай внимание. Ты же знаешь, что она всегда злится, есть повод или нет.
– Да, злюсь! – крикнула Кристина, подступая к Наташе. – И ещё скажи, что я не права, когда сказала, что одним – всё, а другим – фиг с маслом! Впрочем, даже масла не достанется! А ты, – обратилась она к Наташе, – тоже мне заступница нашлась! Так бы врезала тебе! – она замахнулась рукой, но не ударила.
– Прекратите! – резко крикнула воспитательница. – Ещё здесь мордобоя не хватало!
– Девочки, ну что вы на самом деле? – негромко сказала Лена, – я же не виновата, что всё вот так случилось… да ещё эти мандарины. Я поняла свою ошибку… Это для меня мандарины – редкая диковинка, а вы, наверное, раньше наелись их досыта, а то, что Маргарита Сергеевна обратила внимание на меня – так я же её об этом не просила! И поэтому зря ты злишься на меня, Кристина.
– Да пошла ты…– зло прошипела Кристина, – и ты тоже, – бросила она фразу в адрес Наташи.
– Так, всё! – хлопнув в ладоши, резко сказала Майя Семёновна. – Время отбоя!
– Но до отбоя ещё пятнадцать минут, – возразил кто-то из девочек и все дружно посмотрели на электронно-механические часы, висящие на стене.
– Вы плохо себя вели сейчас! – резким тоном, не допускавшим возражения, сказала Майя Семёновна. Поэтому все наказаны! Повторяю второй и последний раз: отбой! Быстро переоделись в ночные рубашки и марш в ванную комнату умываться и чистить зубы! Вместо положенных пятнадцати минут даю вам десять, а кто не успеет – того ждёт «весёлый угол». Время пошло!
Девочки безропотно засуетились, чтобы успеть приготовиться ко сну. Они давно усвоили одно из жёстких правил пребывания в детдоме: указания воспитателя не обсуждаются. За мелкие нарушения могло последовать наказание в виде сокращения вечерней прогулки на пятнадцать минут. За спор с воспитательницей можно было остаться вообще без прогулки. И всё это делалось по принципу «Один за всех и все за одного», то есть, нарушил дисциплину кто-то один, а наказывали всех.
Но самым тяжелым было наказание «весёлым углом»: нарушительница должна была молча стоять целый час по стойке «смирно», повернувшись лицом в угол. В случае нарушения молчания или оглядывания по сторонам, Майя Семёновна добавляла ещё по пятнадцать минут за каждое последующее замечание.
В туалете находился только один умывальник, ванна с душем и унитаз. Поэтому чистить зубы приходилось по очереди. Конопатая Кристина нарочно делала всё возможное, чтобы не подпустить Лену к умывальнику. Вот и получилось, что в отведённые десять минут пять девочек стали выходить из туалета, а Лена ещё только начала искать свою зубную щетку с тюбиком «Colgate», потому что в отдельном стакане с надписью «Лена», где они обычно лежали, сейчас их не было. Некоторое время она разглядывала по сторонам и, наконец, увидела щетку и тюбик в корзине для мусора. Лена согнулась над корзиной и вдруг услышала голос воспитательницы:
– Так! Васильева, я что-то не поняла! – повышая голос, сказала Майя Семёновна. Все девочки уже в кроватях, а ты ещё и не начинала готовиться ко сну!
– Но я… но у меня…– пыталась объяснить Лена своё опоздание.
– Так ты ещё и спорить со мной собралась! – Майя Семёновна строго взглянула на Лену, – а ну марш в «весёлый угол» на час!
– У меня кто-то щетку спрятал…– робко сказала Лена.
– Значит, ты меня не поняла?– Повысив голос, и, не желая слушать оправдания, сказала Майя Семёновна. На час пятнадцать в «весёлый угол»! Быстро пошла!
Лена, понимая, что дальше ей лучше молчать, покорно пошла в угол и встала по стойке «смирно». Слёзы ручьями лились из глаз. От обиды и несправедливости она всхлипнула разок, потом ещё раз громче.
– Что там за звуки, Васильева? – строго спросила Майя Семёновна, сидя на диване и не отрывая взгляда от своего мобильного телефона. Лена громко всхлипнула ещё раз.
– Ещё пятнадцать минут! – Как-то злорадно сказала Майя Семёновна.
Лена старалась думать о чём-то хорошем, но приятные воспоминания почему-то не приходили. Тогда она стала фантазировать о своей скорой, как она надеялась, жизни у Маргариты Сергеевны.
Шёл второй час стояния в «весёлом углу». Лена стояла в одной ночной рубашке и начинала дрожать, потому что в комнате было довольно прохладно. Майя Семёновна оживленно переписывалась с кем-то СМС-ками и перестала обращать на Лену внимание. Та украдкой глянула на настенные часы: полтора часа её наказания уже закончились. Дрожь пробегала уже по всему телу, но Лена молчала, чтоб не получить дополнительные пятнадцать минут «весёлого угла». Наконец, Майя Семёновна оторвала свой взгляд от телефона, посмотрела на настенные часы и сказала:
– А почему ты не говоришь, что время твоего наказания давно закончилось? Ещё захотела пятнадцать минут? – Лена молча отрицательно покрутила головой. – Тогда иди спать. Смотри, какая гордая!
Лена быстро подошла к своей кровати, откинула одеяло и легла, но тут же вскочила: её кровать была мокрая и холодная. Лене показалось, что в это время кто-то из девчонок сдавленно хихикнул. Только одеяло было почти сухим. Она села у задней спинки кровати на сухое место, поджала холодные ноги под себя и закуталась в одеяло.
События сегодняшнего дня с таким большим количеством положительных и отрицательных эмоций сделали своё дело и утомлённая ими Лена, с трудом найдя удобное положение, уснула сидя, прижавшись к спинке кровати…
34
Вика, не нуждавшаяся в сне, решила, что сегодня не будет выходить из тела Лены и, воспользовавшись наступившей тишиной, спокойно проанализирует события прошедшего дня и составить примерный план действий на ближайшие дни. Она понимала, что строить далеко идущие планы сейчас не надо, потому что в них может вклиниться большое количество разных моментов, которые ни просчитать, ни предусмотреть невозможно.
После вечерней бури с ветром и ливнем на улице всё утихло. Лишь остатки дождевой воды редкими каплями падали с крыши в лужи, издавая хорошо слышимые звуки.
Неожиданно размышления Вики были прерваны движением в спальне. Конопатая Кристина, чья кровать стояла у окна, откинула одеяло, и, взглянув на спящую сидя Лену, тихо хихикнув, направилась в учебную комнату. Вскоре оттуда донеслись тихие шелестящие звуки, переходящие в отчётливо слышимое чавканье. Сильный мандариновый аромат заполнил даже спальню.
Ещё через некоторое время послышались шаги и характерный звук смывки унитаза. По всей видимости, Кристина смыла кожуру от мандаринов. Вскоре она прошла к своей кровати и, сладко зевнув, легка.
Остаток ночи прошел без каких-либо событий. До самого подъёма у Вики было достаточно времени для размышлений и воспоминаний.
– Девочки, подъём! Шесть пятнадцать! – громко и, как всегда, неожиданно прозвучал голос воспитательницы. Щелкнул выключатель и спальню залил яркий свет.
– А это ещё что такое? – спросила Майя Семёновна, увидев сидящую у задней спинки кровати и жмурящуюся от яркого света Лену. – Ты что? Так всю ночь и спала?
– Да, – тихо ответила Лена
– Ну, конечно! – в голосе воспитательницы зазвучали нотки раздражения, – нам лучше в «весёлом углу» стоять, чем лежать в кровати, да?
– Нет, – ещё тише ответила Лена, – у меня кровать мокрая…
– Чего-о-о? – протянула Майя Семёновна и, подойдя к кровати Лены, похлопала рукой по мокрой простыне, хотя и так сразу было видно, что кто-то нарочно облил постель водой.
– Это не я… – перешла на шёпот Лена, – то есть, это не то, что вы подумали…
– Да уж вижу, что не обсикалась. – довольно громко ответила Майя Семёновна. Кто-то из девочек приглушенно хихикнул. – Ну, девчули, не живётся вам спокойной жизнью? Ладно, разберёмся! – и она вышла из спальни, а девочки начали подниматься и заправлять свои постели. Не поднималась только Кристина.
Девочки уже умылись, оделись и сели в учебной комнате в ожидании указаний воспитательницы.
Лена стояла и ошарашено смотрела на пустую вазу, где вчера красовались ею вымытые мандарины.
Девочки заметили изумление Лены и тоже посмотрели на вазу.
– Так! – раздался голос воспитательницы, – А почему не все здесь? Где Кристина?
– Она в спальне, – негромко ответила за всех Наташа.
– Да что же это такое? – возмутилась Майя Семёновна и вошла в спальню. –
И чего это ты тут тянешься? – строго спросила она у Кристины.
– Мне плохо... – почти простонала та, – меня тошнит…
Майя Семёновна подошла ближе и увидела неестественно красное лицо Кристины, на котором выступила крупная красная сыпь.
– Этого ещё только мне не хватало! – воскликнула Майя Семёновна, – А ну-ка встань, – она помогла Кристине подняться с кровати и ловким движением рук до самых плеч задрала её ночную рубашку. Девочки, стоявшие на входе в спальню даже с расстояния увидели, что тело Кристины тоже покрыто красной сыпью.
– Так! Кто-нибудь! Наташа! Пулей к дежурному фельдшеру! Скажи, чтоб она немедленно пришла сюда.
Наташа убежала и вскоре вернулась вместе с доброй пожилой Анной Ивановной, работавшей в детдоме преимущественно в ночные смены.
Анна Ивановна, бегло осмотрев Кристину, сказала:
– Это не инфекционное. Думаю, что это всего скорее аллергия. Деточка, а что ты вчера кушала?
– Ничего…, то есть то же, что и все… – попыталась соврать Кристина.
– Так вот кто сожрал все мандарины! – негромко произнесла Наташа, а Майя Семёновна только сейчас обратила внимание на пустую вазу.
– Кто ещё ел мандарины? – спросила Майя Семёновна, – только честно!
– Я не ела, – скала подруга Кристины.
– И я не ела, – сказала вторая подруга
– И я… не успела, – сказала Наташа, – мы с девочками думали утром попробовать. Вот попробовали, – и показала рукой на вазу.
– Мы не трогали эти мандарины, – сказала ещё одна девочка, вы же сами нам велели идти спать…
– А Лена, так вообще в углу стоя…, – не успела закончить мысль Наташа, как из спальни выскочила Кристина, держась одной рукой за рот, и побежала в туалет. Через секунду до присутствующих донеслись характерные звуки рвоты.
Фельдшер зашла в туалет и через мгновение воскликнула:
– Ну, так и есть! Были мандарины в желудке Кристины, теперь болтаются в унитазе. Следствие закончено, господа присяжные, все свободны!
– А как же Кристина? – спросила Майя Семёновна.
– А Кристина сейчас освободится от мандаринов, и я заберу её в карантинный бокс. Отлежится там денёк-другой и будет, как новенькая.
Из туалета, пошатываясь, вышла Кристина. И без того обделенная красотой, сейчас она выглядела просто ужасно. Девочки даже отвернулись, чтоб не видеть такое зрелище.
– Ну, чего стоим? – громко спросила Майя Семёновна, – проходим в пищеблок, завтракаем, одеваемся и в школу! – Девочки мгновенно засуетились и заторопились в пищеблок. Только Лена стояла, не двигаясь. По её щеками в два ручья текли слёзы.
– Васильева, что с тобой?! – повысив голос, спросила Майя Семёновна.
– Это я…, – сквозь слёзы, переходящие в рыдание, ответила Лена, – это я во всём виновата… принесла эти мандарины… я же не жадина… хотела поделиться вкуснятинкой…
– Сейчас же прекрати истерику! – строго сказала Майя Семёновна. – И ни в чём ты не виновата! Просто кое-кто, – она кивнула головой в сторону спальни, не совладал со своей жадностью и не съел, а сожрал все апельсины!
– Мандарины, – тихо сказала Лена, понемногу успокаиваясь.
– Да какая разница?! – выкрикнула Майя Семёновна. – Кроме того, я смутно догадываюсь, нет – уверена! – кто налил воды в твою кровать… Эх, девчонки-девчонки… Вместо того, чтобы дружить и держаться друг за дружку, поддерживать во всём, живёте каждая сама по себе и только смотрите, как бы урвать для себя от другой всё, что можно и что нельзя. Ну, чего стоишь? Вытри слёзы и топай на завтрак. – Лена повернулась, и уже было пошла, как услышала вдогонку, – Погоди! Получается, что я вчера была неправа, поставив тебя в «весёлый угол». Сейчас не трудно догадаться, что пропажа твоей зубной щетки и пасты – тоже дело рук Кристины. Уж ты извини меня…
– Хорошо, – едва слышно ответила Лена и пошла завтракать.
35
Не прошли, а медленно проползли два дня. «Железная Маргарет» каждый день навещала Лену. И хотя все необходимые документы уже были готовы и подано заявление в суд, который должен был разрешить или нет удочерение Лены Маргаритой Сергеевной, нужно было ещё дождаться этого решения.
Маргарита до слёз была поражена историей с мандаринами, которую ей под «большим-пребольшим секретом» рассказала Лена.
Первым делом Маргарите захотелось пойти и «принять меры против этого безобразия», но Лена её очень просила не делать этого, ведь ещё не известно, сколько дней придётся здесь оставаться и всё это может для неё плохо кончиться.
Поразмыслив, Маргарита согласилась с Леной, хотя в душе у нее кипело негодование.
Закончилась неделя. Прошли выходные дни. Опять начались учебные дни. Лена ежедневно виделась с Маргаритой Сергеевной. За эти дни они успели поговорить на множество разных тем. Маргарита много рассказывала о себе. Лена же больше слушала и восхищалась этими рассказами, так как рассказывать о себе ей уже было нечего – всё рассказала о своей маленькой и весьма невесёлой жизни.
Во вторник вечером перед ужином Майя Семёновна подошла к Лене и спросила:
–Ты уроки сделала?
– Да.
– Вот и умница. Мне только что сообщила наша директор, что ты завтра в школу не пойдешь.
– Почему? – удивилась Лена, а сердечко быстро застучало от радостного предчувствия.
– За тобой завтра приедут и увезут от нас… – Майя Семёновна едва успела договорить, как Лена завизжала от радости и запрыгала на месте.
– Спасибо вам! Огромное!
– Да меня-то за что благодаришь?
– За такую чудесную новость!
До самого отбоя Лена находилась в состоянии эйфории. Ей казалось, что в мире нет более счастливой девочки, чем она.
Перед сном она достала из тумбочкми свою любимую куклу-талисман, чмокнула её в лоб и, прошептав «Завтра мы с тобой уедем отсюда навсегда!» со счастливой улыбкой уснула, крепко обнимая свою маленькую Ляльку.
Вика тоже была в прекрасном настроении. А как же иначе? Она всё больше вживалась в образ Лены Васильевой и немного переживала оттого, что ей, Вике, так не хватает вот этой детской непосредственности и искренности, которые есть у Лены. «Просто я старше её, – думала Вика, – и немного другая… Ну, конечно же другая! Ведь людей пока ещё не делают на конвейере. Хотя в её возрасте я тоже была весьма искренним ребёнком…»
Вика вспомнила своё детство. Воспоминания чередовались с размышлениями о маленьких, но таких значимых в детском возрасте событиях, как кувырок на уроке физкультуры – другие девочки из класса боялись его сделать, а она взяла и сделала, хотя тоже было страшно; как первое выступление на школьном утреннике со стихотворением Самуила Яковлевича Маршака про мяч:
Мой весёлый, звонкий мяч,
Ты куда помчался вскачь?
Жёлтый, красный, голубой,
Hе угнаться за тобой!
Я тебя ладонью хлопал.
Ты скакал и звонко топал.
Ты пятнадцать раз подряд
Прыгал в угол и назад…
Потом ещё задавака Олежка Бастрыкин спорил с Викой, мол, она не должна была читать это стихотворение, потому что там идет рассказ от мальчика…
А тут в спальне мирно посапывали девочки. Осенние ночи становились всё длиннее, а ночная чернота за окошком наступала с каждым днём всё раньше.
Около трёх часов ночи скрипнула кровать Кристины. Конопатая злюка действительно быстро поправилась после обжорства мандаринами. Правда пролежала она в боксе не пару дней, как говорила фельдшер, а целых пять, пока у неё полностью не прошла аллергическая сыпь.
После этого Кристина стала ещё злее. Особенно по отношению к Лене, хотя и другим девочкам от неё словесно доставалось.
Зато Лену Кристина старалась постоянно задеть не только словами, но также подлым тычком кулака в живот или в бок, сделать подножку или толкнуть, якобы случайно.
Все свои действия Кристина совершала в моменты, когда не могла быть замеченной воспитательницей.
Кристина подошла к кровати своей подружки Ирки и тронула её за плечо. Та проснулась и нехотя села в своей кровати.
– Делаем, как договорились,– прошептала Кристина. Они встали, Кристина дала Ирке свою подушку и они на цыпочках стали подходить к кровати Лены. Они не могли знать, что под видом крепко спящей Лены в кровати лежит наблюдающая за ними Вика, которая без труда разгадала подлый замысел Кристины: Ирка должна была закрыть голову Лены подушкой и лечь на неё, чтоб та не смогла ничего сделать, пока Кристина будет лупить Лену кулаками, куда придётся.
Девчонки подкрались с обеих сторон кровати, но как только подушка оказалась на голове Лены, та мгновенно вскочила и не костяшками, а внутренней мягкой частью ладони нанесла Ирке резкий удар снизу в челюсть. Ирка, выронив подушку, упала навзничь на соседнюю кровать, на которой спала Наташа, а та, вскочив с перепуга, случайно задела Ирку коленом по правой щеке.
В следующий миг Кристина ощутила удар в солнечное сплетение и согнулась пополам, не в силах даже пикнуть, а последующий не очень сильный удар под левый глаз заставил её упасть на правый бок и некоторое время лежать, приходя в себя.
Послышались быстрые шаги Майи Семёновны, которая ещё минуту тому назад спала в дежурной комнате на небольшом диване, но, услышав возню в спальне, заторопилась посмотреть, что там происходит.
Она зажгла свет и быстро окинула взором спальню. Там всё было в порядке. Девчонки мирно посапывали в своих кроватях, и никто даже не отреагировал на включённый свет.
«Приснилось мне, что ли? – подумала Майя Семёновна и, постояв ещё немного, погасила свет и ушла на свой диван.
Остаток ночи прошёл без приключений.
– Девочки, подъём! Шесть пятнадцать! – громко прозвучал голос Майи Семёновны. Девочки нехотя выбрались из-под тёплых одеял и занялись привычными утренними приготовлениями.
Лена, умываясь, заметила, как обычно наглая Кристина старается обойти её сторонкой, не прикасаясь и не давая привычных тычков. Вытираясь полотенцем, Лена непроизвольно посмотрела на Кристину и увидела большой синяк у неё под левым глазом и немного распухшую щеку.
«Странно, – подумала Лена, – вечером у Кристины синяка не было».
– Девочки, идите завтракать! – позвала Майя Семёновна. Когда все уселись за столом, Ира и Кристина всё время вертелись, отворачиваясь от Майи Семеновны, прикрывая свои лица ладонями. Однако такая конспирация долго продолжаться не могла.
– Так-так-так! – вдруг громко сказала Майя Семёновна. – А ну-ка показывай, что у тебя там?! – она подошла к Ире и отслонила её руку. – Батюшки вы мои! – хлопнула в ладони Майя Семёновна, – а это что за светопредставление? А ты, Кристина, чего отворачиваешься? Вот я стою и думаю, чего это у нас так необычно светло здесь? А, оказывается, у нас два новых фонаря так ярко светят! – кто-то из девчонок сдавленно хихикнул. – Ну, давайте, рассказывайте, за что вы друг дружке тумаков надавали?
Девчонки молчали, опустив глаза вниз, видимо, решая, что говорить: как было или соврать что-нибудь. Остальные продолжали завтракать, внимательно слушая, чем этот разговор закончится.
– Ну, и долго вы ещё будете молчать? – строго спросила Майя Семёновна, или вы желаете поговорить с директором нашего детского дома? Из-за чего разодрались? А?
– Это не мы, – буркнула под носом Кристина.
– Это нас отделали, – вторя Кристине, сказала Ира.
– Что вы мне тут несёте? – возмутилась Майя Семёновна, зная, что эти две воспитанницы сами держали в страхе других девочек. – И кто же вас так отделал? – Кристина переглянулась с Ирой и, одновременно кивнув в сторону Лены, сидевшей за столом напротив их, угрюмо сказали:
– Она…
– Что?! – вспыхнула Лена, задохнувшись от такой неожиданной наглости. – Да я спала без задних ног и только утром в туалете увидела вас вот такими! Как же вам не стыдно так врать! – от возмущения и обиды голос Лены задрожал, а на глаза навернулись слёзы. Наташа, подружка Лены, сидевшая молча, уставившись в свою тарелку и нервно ковыряя в ней вилкой, вдруг выпалила:
– Ну, ты, Ленка и артистка! А врёшь – как поёшь! Майя Семёновна, хоть Ленка, вроде, и подруга моя, но дело было так. Я проснулась оттого, что на меня упала Ира. От неожиданности я задела её коленом по лицу, а через секунду увидела, как Лена ударила Кристину сначала в живот, а потом по щеке.
– Стоп! – властно крикнула Майя Семёновна. – По-твоему получается, что Лена подошла к кровати Кристины и избила её?
– Нет, – растерянно сказала Наташа, – Это Кристина стояла у изголовья кровати Лены…
– Предположим. А с какой стороны на тебя свалилась Ира?
– Получается, что тоже со стороны Лениной кровати… – стала догадываться о чём-то Наташа.
– Скажите тогда мне, а что вы делали глухой ночью у кровати Лены? – девчонки угрюмо молчали. – А ты что скажешь, Лена?
– Я не знаю, что ещё говорить… Я спала и ничего не видела
– Вот только от твоего «ничего» у Кристины вон, какой синячище! – прикрикнула Майя Семёновна. – Значит так! – рявкнула она, – вы трое собираетесь и идёте в школу, а вы, – она кивнула Кристине, Ире и Лене идёте в спальню и встаёте смирно возле своих кроватей!
Девочки пошли выполнять указание воспитательницы. Вскоре за тремя из них хлопнула входная дверь, Кристина, Ира и Лена встали возле своих кроватей в спальне.
Прошло несколько минут. Девчонкам стало понятно, что в школу на первый урок они уже не успеют.
Вошла Майя Семёновна, держа руки за своей спиной.
– Значит, не хотим рассказать, как всё было? – в глазах воспитательницы блеснули хищные огоньки. Девчонки стояли молча, понурив головы.
– А ну-ка, быстро разделись!
– Как? – подозревая неладное, перепугано спросила Лена.
– До трусов!!! Быстро кому сказала!!! – девочки растерянно стали раздеваться. – Ещё быстрее! – прикрикнула воспитательница.
– Что вы хотите сделать? – едва слышно спросила Ира.
– Пороть вас буду вот этим ремнём, – Майя Семёновна держала в руке широкий солдатский ремень со звездой на блестящей пряжке, который прятала до этого момента за своей спиной, – пока не признаетесь во всём!
Девчонки стояли у своих кроватей в одних трусиках, а в глазах читался неподдельный страх.
– Начнём с тебя. – Майя Семёновна подошла к Ире. – Ложись на свою кровать вниз животом.
– Но, Майя Семёновна…– умоляюще посмотрела на воспитательницу Ира.
– Не заставляй меня нервничать! Вы и так уже за последние дни мне столько крови выпили, что пора вас немного полечить! А лекарство у меня о-о-очень хорошее! А, главное, доходчивое! А ну, быстро легла!!! А вы стойте и смотрите, сейчас и до вас очередь дойдёт!!!
Ира в ужасе легла на кровать животом вниз и закрыла глаза.
– Ну, что? Расскажешь, как всё было? – требовательным тоном спросила Майя Семёновна и ударила ремнём по своей левой ладони. Получился громкий хлопок.
– Да! – Сквозь слёзы почти прокричала Ира. – Это Кристина вчера подговорила меня поколотить Ленку. Мы должны были среди ночи проснуться и подойти к ней, а чтобы она не кричала, я должна была закрыть ей голову подушкой, чтоб она не видела, кто её бьёт. А Кристина собиралась Ленку хорошенько отмутузить.
– Так, уже становится яснее! – обрадовалась Майя Семёновна. – Что было дальше?
– Да я точно не поняла…
– Может, тебе освежить память? – спросила воспитательница и положила перед лицом Иры конец ремня, держа второй конец в своей руке.
– Не надо, умоляю вас! – взмолилась перепуганная Ира. – Просто, когда я привалилась вместе с подушкой на Ленку, она так резко вскочила, что я отлетела от неё и упала на кровать Наташки, а та случайно задела меня коленом по лицу.
– Что было потом?
– Потом Кристина хотела ударить Ленку, но не успела и получила под дых, а потом ещё и под глаз. А потом мы услышали, как вы идёте к нам и притворились спящими, хотя лично мне было очень больно.
– Ну, вот и ладненько! – обрадовалась воспитательница. – А что ты можешь добавить? – обратилась она к Кристине.
– Ничего, – буркнула та, как Ирка рассказала, всё так и было.
– А ты, Леночка, любительница правды, что теперь скажешь? – злобно прошипела воспитательница, обращаясь к Лене. – По-твоему получается, что три девчонки врут, а правда только у тебя? Или ты надеялась, что отомстишь своим обидчицам и сегодня уедешь от нас? Откуда только у тебя и силёнки-то нашлись поколотить вот этих двух? Отвечай!
– Я не трогала их! Честно-пречестно!
Я крепко спала и ничего не слышала! – навзрыд кричала Лена.
– Ты достала меня своим враньём! – рявкнула Майя Семёновна, – а ну, быстро ложись на кровать! – и снова хлопнула ремнём по своей левой ладони. Лена, рыдая, подчинилась. – А вы встаньте вот тут, смотрите и запомните на всю оставшуюся жизнь, что с вами будет, если и дальше станете врать! – воспитательница резко взмахнула рукой, чтоб нанести первый удар, но ремень вылетел у нее из руки и, скользнув по потолку, упал в дальнем углу спальни.
– Ну-ка, подай мне ремень! – приказала она Кристине. Та быстро вернулась и подала ремень воспитательнице. – Сейчас мы услышим правду! Да, Леночка? – в ответ было слышно только продолжающееся рыдание, приглушенное подушкой. Майя Семёновна вновь взмахнула рукой… На сей раз ремень улетел назад, чуть не задев Иру.
– Что за мать твою перетак? – ругнулась воспитательница. – Ира, принеси этот дурацкий ремень.
Ира подбежала к месту, где на полу лежал вдвое сложенный ремень, взяла одной рукой за конец с пряжкой и… не смогла его поднять.
– И чего ты стоишь там, как растяпа? – гневно крикнула Майя Семёновна.
– Он не поднимается…– растерянно сказала Ира.
– Как это? Что ты мне чушь несёшь? – и сама пошла за ремнём. Она выхватила из руки Иры конец ремня, но оторвать от пола другой конец не смогла, будто его гвоздями прибили. – Чудо чудное, диво дивное, небыль небывалая, – забубнила под носом Майя Семёновна. Может, ты его сможешь поднять, – она повернулась к Кристине, – ты же его только что мне приносила.
Кристина подошла к ремню и тоже не смогла оторвать его от пола. Несколько секунд все трое стояли и смотрели на ремень, как заворожённые. Из оцепенения их вывели всхлипывания Лены, которая всё ещё лежала на кровати вниз животом.
– Эй, ты, царевна несмеяна! Правдолюбивая ты наша! Чего разлеглась? Иди быстро сюда!
Лена поднялась с кровати и подошла к воспитательнице.
– Возьми ремень! – приказала Майя Семёновна. Лена без усилия подняла ремень и встала в ожидании дальнейшего указания.
– Дай мне его! – несколько ошеломлённо потребовала Майя Семёновна. Лена сделала шаг навстречу и протянула воспитательнице ремень. Та, взявшись за него, тут же согнулась пополам, как будто этот ремень весил сто килограмм и притянул воспитательницу к полу.
– Уффф, – только и смогла выдавить Майя Семёновна, выпуская из рук ремень, спокойно лежащий на полу. – Кто-нибудь что-нибудь понимает? Или только я одна сошла с ума? – спросила она у девочек. Те, как заколдованные таращились на лежащий ремень и тоже ничего не понимали.
Вдруг непонятно откуда послышался мелодичный негромкий голос.
– Вы не с ума сошли. Вы сошли с пути праведного. Вы, Майя Семёновна, давно упиваетесь своей властью над беззащитными девчонками-сиротами, а вы, подружки, вдвоём настолько заврались и сделали другим девочкам столько подлости, что вас действительно надо наказать.
К изумлённому ужасу всех, находящихся в спальне, ремень взлетел над полом и, словно повинуясь чьей-то твёрдой руке, быстро описав в воздухе дугу, звонко шлёпнул по ягодицам Кристину
– Ай! – только лишь успела завопить Кристина от сильной жгучей боли, непроизвольно потирая ягодицу рукой. Пока все пытались осознать происшедшее, ремень вновь быстро описал в воздухе дугу и со звонким хлопком приземлился на ягодицы Иры.
– Ай! Больно-то как! – взвизгнула Ира, потирая ушибленное место.
– А вас я бить не стану из уважения к вашему возрасту и статусу в этом учреждении. Думаю, что вы и без ремня сделаете правильные выводы. А вот вам, подружки, не помешало бы ещё раз по десять выдать, но это всегда успеется, если вы не исправитесь.
– А как же Васильева? – негромко спросила Майя Семёновна, вертя головой, словно пытаясь найти в этой спальне обладательницу мелодично голоса.
– Она единственная среди вас честная и порядочная девочка.
– Но как же…– попыталась что-то сказать Майя Семёновна.
– Она всё время говорила правду, только никто из вас ей не верил. А теперь можете извиниться перед ней и попрощаться. Через полчаса за ней приедут, и вы больше никогда её здесь не увидите.
В спальне наступила гнетущая тишина. Первой пришла в себя Майя Семёновна.
– Та-а-ак! – Протянула она. – Я поняла, что ничего не поняла… Значит так: вы меня видите? – она обратилась к девочкам, все трое утвердительно кивнули головами. Дайте, я вас потрогаю, – она потрогала каждую из девочек, – теперь потрогайте вы меня, – девчонки вместе прикоснулись к воспитательнице. – Получается, что я не сплю и вы тоже, – девчонки вновь закивали головами. Тогда сделаем так: сейчас все быстро одеваетесь, вы вдвоём идёте в школу – ещё успеете на второй урок, или на третий, а ты, Васильева, оставайся и жди здесь. А я пойду записываться на приём к доктору.
36
Наступила тишина. Лена села на свою кровать. Последние дни для неё были какими-то пёстрыми до невероятности. Эмоции зашкаливали в совершенно противоположных направлениях от очень положительных от общения с Маргаритой Сергеевной, до глубоко отрицательных от обстановки, которая складывалась в их девчачьей группе все последние дни. И особенно сегодняшних, полных несправедливости, страха и унижения.
Лена уставила свой взгляд в окно, но происходящее за ним её не интересовало. Сильнейшие эмоции последнего часа требовали покоя и умиротворения.
Внезапно листок бумаги с перечнем вещей, которые надо забрать с собой при выезде из детского дома, лежавший с вечера на тумбочке, слетел и, кувыркнувшись в воздухе, упал на пол.
На обратной стороне листа, ещё с вечера чистой, был какой-то текст, но с расстояния прочитать было почти невозможно. Лена сначала подумала, что этим текстом может быть какая-то очередная гадость от Кристины. Но любопытство взяло верх, Лена подняла листок и прочитала:
«Успокойся, ни о чём не переживай. Всё, что ты только что видела, было настоящими реальными событиями без чудес и сумасшествия, как подумала Майя Семёновна с девчонками. Твоя «железная Маргарет» уже едет за тобой. Через двадцать три минуты твоя жизнь изменится полностью и навсегда».
Лена, глянув на настенные часы, показывавшие без двадцати трех минут девять, сидела ни жива, ни мертва, не понимая, радоваться ей или нет.
«Может, эта записка – чья-то злая шутка? – думала Лена, – или новые проделки Кристины? Только почерк в записке очень ровный и красивый, а не коряво пляшущий, как у Кристины. И откуда бы Кристина знала, что за мной приедут через двадцать три… нет, уже через двадцать одну минуту? И что я всё Кристина да Кристина?! Забыть бы про неё и не вспоминать больше никогда…».
Листок неожиданно выпал из Лениной ладошки и, когда он успокоился, лёжа на полу, Кристина заметила, что к прежнему тексту добавились четыре слова:
«Это не проделки Кристины»
Лена прекрасно помнила, что, читая текст в первый раз, не видела последней фразы. Она появилась позже. Какой-то непроизвольный страх вперемешку с ощущением присутствия в комнате ещё кого-то овладел Леной.
– Кто здесь? Отзовитесь, пожалуйста… мне очень-очень страшно…
– Не бойся, – послышался уже знакомый мелодичный голос, – всё самое плохое с тобой уже случилось и больше не повторится.
– Кто вы? – едва слышным шёпотом спросила Лена.
– Считай меня своим Ангелом-Хранителем
– Но я вас не вижу…
– Тебе не надо меня видеть и пытаться искать. Я всегда буду невидимо рядом с тобой, чтобы и словом, и делом помогать тебе в твоей новой жизни и защищать от множества бед. Вот только рассказывать о нашем разговоре никому не надо.
– Даже Маргарите Сергеевне?
– Даже ей. Видишь ли, не все люди верят в Ангелов-Хранителей, поэтому убеждать кого-либо в их существовании или делиться своими впечатлениями не надо. Этим ты только навредишь себе.
Вспомни, сколько раз у тебя возникали неприятности из-за твоих искренних желаний донести твою правду до других? Сегодняшнее утро не было исключением. Поэтому не нужно пытаться кому-то что-то доказывать. Даже если чувствуешь, что права.
Зато каждый человек рано или поздно узнает своего Ангела-Хранителя, и уже никогда не будет сомневаться в его существовании. Ну, что? Ты готова к началу новой жизни, которую так сильно ждёшь?
– Да… – тихо ответила Лена
– Тогда почему так неуверенно говоришь? Можешь сказать громко?
– Да! – Как можно увереннее и громче сказала Лена.
– Тогда встань и смотри на меня! – голос прозвучал всё так же мелодично, но с твёрдой интонацией.
У окна, на фоне утреннего света, заглядывающего в спальню, появилась фигура молодой девушки, направляющейся прямо к Лене.
«Где же я её видела?» – успела подумать Лена, ощутив на себе пронзительный взгляд. Внезапно в глазах потемнело, Лена чуть покачнулась, но тут же выпрямилась. Темнота в глазах быстро растворилась и Лена ощутила, как в ней появляется чувство уверенности в себе и предвкушение чего-то нового, необъяснимо приятного, что вот-вот должно произойти.
Она взглянула на часы. Стрелки показывали без одной минуты девять. Лена, как завороженная смотрела на стрелки часов. «Как же мучительно долго тянется эта последняя минута…» – подумала Лена.
Издалека послышались шаги и приглушенные дверями голоса. Часы на стене чуть слышно щёлкнули, и минутная стрелка перескочила на цифру двенадцать.
Дверь открылась и первой вошла она – такая долгожданная, такая красивая, такая добрая, излучающая улыбку и свет Маргарита Сергеевна. В руке она держала большую сумку.
– Ну, здравствуй, моя хорошая! – Лена бросилась в объятья Маргариты.
– Здравствуй…те… – Лена очень хотела сказать «Здравствуй, мама!», но постеснялась.
– Мы сейчас пройдем к нашей кастелянше Надежде Ивановне, – сказала стоящая за спиной Маргариты директриса Татьяна Григорьевна, – она уже собрала все вещи Лены.
– Нет, – возразила Маргарита, – мы начинаем новую жизнь, и в ней не место старым вещам. Всё, что нужно на сегодняшний день, я привезла с собой. – И стала расстёгивать молнию на большой сумке. – Леночка, хорошая моя, снимай с себя всё это, – Маргарита жестом показала на одежду Лены. – Вот твои джинсы, вот твоя футболка – помнишь, ты мне говорила про футболку с Микки Маусом? – Ну, как? Нравится? – Маргарита растянула в руках розовую футболку, на которой хитро улыбался Микки Маус, показывая пальцами правой лапы латинскую букву V.
– Ой, какой красивый? – улыбнулась Лена, – а футболка – просто прелесть! – радовалась она, снимая с себя старую рубашку на пуговицах. Маргарита помогла одеть Лене футболку.
– В самый раз! – удовлетворённо сказала Маргарита, отступив от Лены на шаг, чтобы лучше разглядеть, – даже чуток с запасом на вырост. А теперь джинсы. Сейчас вставим в них ремешок. Готово! Одевай! – и снова, оглядев Лену, сказала, – кажется, немного длинноваты, но потом укоротим у моей хорошей знакомой портнихи… Впрочем… Ну, надо же? Совсем забыла! – Маргарита стукнула себя ладонью по лбу и быстро достала из сумки картонную коробку, на которой было что-то написано не по-русски.
В коробке оказались красивые светло-коричневые туфли на не очень высоком каблуке.
– Итак, с размером футболки я угадала, с джинсами тоже, теперь туфельки, – суетилась Маргарита. – Ну, как? Удобно? Не жмут нигде? Пройдись к окну и обратно, – Лена послушно и с удовольствием выполняла указания Маргариты Сергеевны. – А теперь покрутись на месте! Умничка! До чего же ты хороша! А джинсы не кажутся такими уж длинными с этими туфлями, правда? – обратилась Маргарита к Татьяне Григорьевне, которая с улыбкой наблюдала за всем происходящим.
– Ну, кажется, всё! Можно прощаться, сказала Маргарита Сергеевна.
– А как же с этим? – спросила Лена, показывая на старую одежду, которую она только что сняла с себя и положила на кровать.
– Не волнуйся, – ответила Татьяна Григорьевна, – придёт кастелянша Надежда Ивановна и сама всё заберёт. Ну, что? – обратилась она к Маргарите Сергеевне. – Присядем на дорожку по старой русской традиции?
– Присядем, – ответила Маргарита. Они чуток посидели молча. Первой встала Татьяна Григорьевна.
– Ну, что вам сказать на прощание? Будьте счастливы всегда, чтобы вам ни преподносила жизнь, а тебе, Лена, удачи во всех твоих самых заветных замыслах. И они втроём вышли из группы, в которой Лена жила четыре долгих года, и направились по коридору к выходу.
Татьяна Григорьевна осталась на крыльце, провожая взглядом Маргариту Сергеевну с Леной. Возле калитки те обернулись и помахали на прощание рукой директрисе. Та помахала им в ответ.
Они подошли к шикарной «BMW» и Маргарита, открыв сначала заднюю пассажирскую дверь, положила на заднее сиденье большую сумку, с которой приехала. Захлопнув дверь, она обратилась к Лене:
– А теперь, оглянись назад и посмотри на эту калитку. – Лена оглянулась. – За этой калиткой твоя прошлая жизнь. А теперь сама открой вот эту дверь, – Маргарита показала на правую переднюю дверь машины. Лена сделала шаг и, взявшись за ручку, потянула дверь на себя. Дверь легко и бесшумно открылась.
– А вот этой дверью, доченька, ты только что открыла свою новую жизнь, – Маргарита с нежностью поцеловала в щечку Лену и сказала: – садись как тебе удобно, а с помощью вот этих клавиш я тебе покажу, как можно отрегулировать положение кресла. Только обязательно пристегни ремень.
Маргарита закрыла за Леной дверь и, обойдя машину спереди, села в водительское кресло. Тихонько, еле слышно заурчал двигатель, и машина плавно тронулась в путь.
– Стойте! Остановите машину! – вдруг закричала Лена.
– Что случилось? – встревожилась Маргарита, нажав педаль тормоза.
– Я забыла свою Ляльку! – со слезами на глазах выкрикнула Лена, – я не могу уехать без неё.
– Не волнуйся, моя хорошая. Успокойся. – Ответила Маргарита, – вот сейчас я разверну машину и…– Она не успела договорить, как открылась дверь и Лена, выскочив из машины, стремглав бросилась обратно в детдом.
Она бежала с единственной мыслью, только бы успеть забрать любимую Ляльку, пока в спальне не прибралась кастелянша Надежда Ивановна. Вбежав в спальню, Лена увидела, что её старой одежды на кровати уже нет, а её тумбочка раскрыта и стоит совершенно пустой. Не веря своим глазам, она всё же заглянула в верхний ящик тумбочки. Пусто!
Крутнувшись на месте, Лена помчалась в помещение кастелянши. Надежда Ивановна что-то строчила на швейной машинке.
– Извините, – возбуждённо сказала запыхавшаяся Лена, когда вы убирали мои старые вещи, случайно не видели мою Ляльку
– Какую такую ляльку? – взглянула поверх очков на Лену кастелянша.
– Такую маленькую куклу в клетчатом платьице и желтой блузке, – с мольбой в глазах ответила Лена.
– Ах, вон чего? – спокойно сказала Надежда Ивановна, и, нагнувшись, протянула руку к пластмассовой корзинке, в которой вместе с обрывками ниток и обрезками разных тканей лежала старенькая маленькая кукла. – Эта, что ли? – она достала куклу и протянула её Лене.
– Да-да-да!!! – радости Лены, казалось, не было предела. Она поцеловала Ляльку в лоб и, крепко прижав к своей груди, пулей вылетела в коридор.
– Вот взбалмошная! – с улыбкой сказала Надежда Ивановна, – хоть бы спасибо сказала.
37
Они подъехали к красивому чёрному забору, сделанному из металлических прутьев. Маргарита Сергеевна вынула из своей дамской сумочки меленький белый пульт и нажала на кнопку. Ворота начали раскрываться, и вскоре машина въехала во двор современного двухэтажного коттеджа. Подходы к дому были выложены жёлтой и серой плиткой в шахматном порядке. Тут и там виднелись красивые кусты, постриженные в виде шаров, и клумба, в которой, несмотря на конец сентября, ещё вполне бодро чувствовали себя желтые и красноватые бархатцы. В глаза Лены сразу бросилась чистота и порядок. Особо ухоженным выглядел ровный, как стол, травяной газон.
– Ну, вот ты и дома, – спокойно и без лишнего пафоса сказала Маргарита. Они подошли к красивой стеклянной входной двери, у которой справа на полу желтели два продолговатых следа, сильно похожих на следы босых человеческих ног примерно шестидесятого размера.
– Ой, а что это? – Лена показала пальцем на эти пятна, – это следы великана?
– Нет, конечно, – мелодично засмеялась Маргарита Сергеевна, сейчас я тебе всё объясню. Встань правой ногой в правый след, а левой в левый. Вот хорошо. А теперь посмотри прямо перед собой. Видишь глаз видеокамеры?
– Вижу.
– Когда я тебе скажу, посмотри прямо в глазок и замри на секундочку. Хорошо?
– Хорошо. – Лена встала в жёлтые следы, а Маргарита Сергеевна что-то в своём смартфоне пощелкала и сказала:
– Я сейчас начну считать до трёх. Как скажу «три» смотри прямо в глазок и замри. Готова?
– Да, – негромко сказала Лена, ещё не понимая, что происходит.
– Итак, раз, два, три! – Лена замерла и услышала негромкий щелчок. – Вот и всё.
– А зачем это было нужно? – спросила Лена.
– Доча, тебе приходилось раньше терять ключи от дома?
– Да, – ответила Лена, и её глаза сразу стали грустными, – мне тогда крепко досталось от мамы…
– И я теряла ключи, – сказала Маргарита Сергеевна, – и мне тоже доставалось… Ох, давай не будем вспоминать о грустном. Ведь у нас сегодня такой день – особенный. Так вот: ни тебе, ни мне не нужны ключи от нашего дома. С помощью вот этой видеокамеры твоё лицо сфотографировал и запомнил наш домашний компьютер и теперь, когда ты захочешь, возвращаясь из школы или ещё откуда-нибудь, попасть домой, тебе будет достаточно встать вот на эти великанские следы, глянуть в глазок видеокамеры и нажать вот на эту кнопку. Компьютер распознает твоё лицо и велит специальному механизму открыть дверь. Вот сейчас сама попробуй.
Лена вновь встала в жёлтые следы и нажала кнопку, которая была расположена на удобной высоте. Дверь бесшумно и довольно быстро начала раскрываться. Когда она раскрылась, то оказалась очень толстой.
– Я никогда не видела такого толстого стекла, – удивилась Лена.
– Это не обычное, а бронированное стекло, – ответила Маргарита Сергеевна, – легко выдержит выстрел из РПГ.
– РПГ? А что это такое?
– Это ручной противотанковый гранатомёт, – ответила Маргарита Сергеевна, – кстати, все остальные окна первого этажа тоже бронированные, так что, если какой-нибудь вор-дурак захочет проникнуть в наш с тобой дом, он даже толком поцарапать не сможет ни одно стекло.
– Ничего себе! – только и смогла сказать Лена.
Они вошли внутрь. Весь пол покрывала настолько красивая и почти до зеркального блеска отполированная плитка, что Лена на миг остановилась в растерянности, не зная, можно ли ходить по этой плитке, чтобы не поцарапать.
– Проходи, проходи, – увидев растерянность Лены, сказала Маргарита Сергеевна.
– А я не поцарапаю её? – спросила Лена и взглядом показала на напольную плитку.
– Конечно, нет, не волнуйся. – Маргарита Сергеевна обняла за плечи Лену, и они зашагали дальше по большому просторному вестибюлю, посередине которого стояла прямоугольная колонна из коричневого кирпича, которая выполняла сразу три функции: являлась опорой для всей конструкции второго этажа; к ней была прикреплена широкая мраморная винтовая лестница, ведущая на второй этаж; а с другой стороны колонны располагался настоящий камин из жаропрочного стекла, в котором горел огонь.
Лена смотрела на эту красоту широко раскрытыми от удивления глазами. Она ещё не знала, какие впечатления ждут её на втором этаже, но первый этаж как минимум ошеломил. Она вместе с Маргаритой Сергеевной прошли мимо колонны, и Лена увидела стену, противоположную входной. Она тоже была почти вся стеклянная. Перед ней стояли два кресла, которые при желании можно было повернуть в любую сторону.
Маргарита Сергеевна нажала кнопку возле стеклянной двери, та бесшумно открылась, и они с Леной вышли на веранду, с которой открывался вид на большую лужайку. Здесь тоже всё было ухожено: и дорожки, и газон, и красиво постриженные деревья, и белая беседка. С правой стороны к дому примыкало какое-то удивительное строение, в котором тоже было много стекла.
– А это парник? – спросила Лена, показывая рукой на это строение.
– Нет, моя хорошая, – с улыбкой ответила Маргарита Сергеевна, – это крытый бассейн. У него два входа: один – это вон та дверь в вестибюле, а второй – с торца бассейна, чтобы в него можно было войти прямо с лужайки.
– А что это за небольшой дом вон там, в дальнем углу? – спросила Лена.
– А этот дом для обслуживающего персонала. В нём уже десятый год проживает корейская семья: муж, жена и их дочь. Женщины в большом доме поддерживают чистоту, порядок и уют, а мужчина работает здесь садовником. Вся эта аккуратная территория – дело его рук и таланта.
– Это получается, как у писателя Ивана Тургенева: вы барыня, а корейцы – ваши крепостные крестьяне?
– Что ты, хорошая моя? – засмеялась Маргарита Сергеевна, – конечно же, нет. Прежде, чем эта семья стала жить в этом доме, я долго и упорно с помощью специальных агентов подыскивала подходящих работников и вот нашла. Меня они полностью устраивают, и я хорошо оплачиваю их работу, чтобы им вдруг не захотелось уйти к тому, кто заплатит больше. Вот так и живём уже десятый год.
– А как вы с ними общаетесь? Они же корейцы…
– Да, муж и жена родились в Северной Корее, но живут уже много лет в России, а их дочь родилась в нашей стране. Поэтому говорят они по-русски не хуже нас с тобой. Кстати, мужчину зовут Якчон, но он совсем не против, когда я зову его Яков или просто Яша. Его жену звать Арым, а дочь Нари. С женщинами ты уже сегодня познакомишься, так как они не только поддерживают чистоту и порядок в доме, но и готовят завтраки и ужины. А с сегодняшнего дня ещё и обеды.
– А вы дома не обедаете? – спросила Лена.
– Раньше обедала только по выходным и то не всегда – весь день работала на работе работу, – пошутила Маргарита Сергеевна. – Но теперь работа – на второй план и никаких других вариантов! – громко закончила она.
– А что на первом плане?
– Не что, а кто! На первом плане у меня теперь Елена Некрасова! – торжественно произнесла Маргарита Сергеевна.
– Ух, ты! А кто это?
– Боже мой, моя маленькая наивная девочка! – воскликнула Маргарита Сергеевна, – пойдём, я тебя с ней познакомлю, – и, обняв за плечи, она подвела Лену к большому зеркалу в вестибюле.
– Знакомься! – она поставила Лену впереди себя, – моя самая лучшая в мире и самая любимая дочь Елена Антоновна Некрасова! Надеюсь, ты не против того, чтобы начать свою новую жизнь с моей фамилией?
– Я… я не знаю, – робко ответила Лена, и тут же спохватившись, чтобы никак не обидеть Маргариту Сергеевну, быстро добавила, – но если вы так хотите, если так надо, тогда пускай будет. Я привыкну. Честное слово!
– Ну, вот и замечательно, – ответила Маргарита Сергеевна, – ты, наверное, устала от такого количества новых впечатлений?
– Что вы? Нет! Я так люблю удивляться, только…– Лена замолкла.
– Что только, хорошая моя?
– Только до сегодняшнего дня это было так редко… А сегодня удивления так и сыплются на меня! И я нисколечко не устала, наоборот, всё так интересно! Как в сказке!
– Тогда давай поднимемся на второй этаж, – предложила Маргарита Сергеевна и они, не торопясь, стали подниматься по винтовой лестнице, сделанной из мраморных плит.
– Вот эта дверь ведёт в мой кабинет, – открыв дверь, сказала Маргарита Сергеевна, – в нём я раньше редко работала, потому что, в основном, все дела делала в своей фирме, а теперь, я буду работать преимущественно здесь, чтобы как можно больше времени уделять тебе.
– А что за той дверью? – спросила Лена, показывая на дверь в другом конце рабочего кабинета.
– А та дверь ведёт в мою спальню, – ответила Маргарита Сергеевна, – видишь ли, я часто могу работать до позднего вечера и даже по ночам – дела фирмы иногда требуют. Поэтому теперь мой рабочий кабинет находится рядом со спальней, чтобы я не мешала тебе. – Она повернулась к выходу, – а вон та дверь ведёт в твою спальню, пойдём, покажу.
Они пошли по коридору второго этажа, и Лена увидела развешенные на стенах картины в красивых рамах. Приблизившись к первой из них, Лена поняла, что картины не настоящие. Увидев изумление дочери, Маргарита Сергеевна сказала:
– Ты удивлена? Каждая картина – это жидкокристаллический экран с высоким разрешением.
– Как плазменный телевизор? – спросила Лена, пытаясь представить, каких денег могут стоить все эти телевизоры, развешанные на стенах.
– Да, – ответила Маргарита Сергеевна, – А золочёные рамки – это для того, чтобы создавалось впечатление настоящей картины. Кроме того, в электронной памяти каждого такого телевизора – а всего их здесь двенадцать – более двухсот высококачественных репродукций картин великих художников.
– Ой… Это примерно две с половиной тысячи картин? – изумилась Лена, умножив 12 телевизоров на 200 картин. – А зачем так много?
– Видишь ли, в этом есть своя логика, – ответила Маргарита Сергеевна. Вот попробуй поразмышлять сама. Допустим, ты сегодня увидела картину и тебя она, безусловно, заинтересовала, как новый для тебя объект.
Завтра, проходя мимо этой картины, ты бросишь на нее взгляд и вряд ли задержишь долго, потому что ты увидишь уже знакомую картину. А потом ты просто перестанешь её замечать.
Спрашивается: зачем тогда эта картина висит на стене? Мои же, так называемые картины, автоматически меняются ежедневно, напоминая в нижнем правом углу название картины, автора, эпоху и год создания.
В результате и разнообразно, и не скучно, и познавательно. Кстати, не обязательно ждать целый день, когда одна картина автоматически сменится другой картиной. Можно просто провести пальцами вот здесь по низу слева направо и картина, как в альбоме, перелистается на другую картину. Вот попробуй сама.
Лена подошла к ближайшей картине, в правом углу которой небольшим, но хорошо читаемым шрифтом было написано: «И. К. Айвазовский, «Неаполитанский залив», 1841 год». Она провела по экрану пальцами правой руки слева направо над нижней частью рамы и «Неаполитанский залив» сменился «Девятым валом».
– Ух, ты! Классно! – восхитилась Лена, – так ведь можно изучать историю изобразительного искусства.
– Ты права, – ответила Маргарита Сергеевна, – но картины никуда не убегут, а пока открой вот эту дверь.
Лена потянула за ручку двери и увидела большую комнату, наполненную солнечным светом. Вся мебель и стены были выполнены в светлых тонах. Справа был большой одёжный шкаф-купе, посередине комнаты на покрытом ламинатом полу был постелен мягкий светло-серый ковёр, а на нём располагалась огромная красиво застеленная двуспальная кровать, справа от которой стоял широкий белый комод с множеством выдвижных ящиков. Левее кровати находился довольно большой стол с выдвижными ящичками и со стоящим на нем ноутбуком. В левой стене была ещё одна дверь, а между нею и компьютерным столом стояло белое электронное пианино с удобной банкеткой, которую можно было регулировать по высоте. Навесные шкафы и различные полки, украшавшие интерьер комнаты, предназначались для размещения в них всякой нужной всячины.
Наблюдая за ошарашенной всем увиденным здесь Леной, Маргарита Сергеевна лишь счастливо улыбалась.
– И это всё – моя комната? – всё ещё не веря своим глазам, спросила Лена.
– Конечно, моя хорошая, – ласково ответила Маргарита Сергеевна, – но это ещё не всё. – Она подошла к светло-коричневой двери, рядом с пианино и открыла её. – Это твоя ванная комната.
Лена, увидев большую комнату, в которой было продумано всё до мелочей, о каких она даже не мечтала, только и смогла выдавить:
– Да это не ванная – это целый дворец!
– Нравится? – спросила Маргарита Сергеевна.
– Не то слово! – воскликнула восхищенная Лена. – Конечно, нравится!!!
– В шкафу-купе не плечиках твоя верхняя одежда на ближайшее время. На нижней полке туфли, босоножки, кроссовки и домашние тапочки. Потом съездим и докупим всё, что будет нужно. В комоде, что возле кровати, твоё нижнее бельё.
Я тебя сейчас ненадолго оставлю. Можешь осмотреться тут, померить, не спеша, всё, что тебе захочется из одежды и особенно обуви. Правда, через час с небольшим, у нас будет обед, но после него ты сможешь продолжить знакомство со своими апартаментами. Итак, встретимся через час. Не скучай! – и Маргарита Сергеевна, уже привычно для Лены подмигнув левым глазом, вышла из комнаты.
Лена стояла посреди комнаты, а её глаза разбегались, пытаясь ещё раз всё разглядеть подробнее. Впечатления от увиденного в доме, как говорится, зашкаливали.
Она пока ещё не могла поверить, что всё это происходит с ней наяву, а не во сне. Некоторое время Лена в растерянности не знала к чему притронуться. Наконец, она решила подойти к самому большому предмету в комнате – к огромной двуспальной кровати. Присев на край, она почувствовала нежную мягкость постели, на которую хотелось лечь всем телом.
Посидев немножко, Лена встала и подошла к комоду. Раскрывая ящики, она была поражена не столько количеству, сколько качеству красивого нижнего белья. «Да тут часа два надо, чтобы всё померить, – подумала Лена, – лучше я сначала вымоюсь, а потом на чистое тело буду примерять эту красоту».
Подойдя к большому одёжному шкафу-купе и раздвинув его зеркальную створку, Лена вновь была поражена, с каким вкусом подобрана одежда. Лена успела померить брючный костюм, три курточки разного фасона и цвета, четыре нарядных платья и всю обувь, находящуюся на нижней полке.
«Поразительно, – с восхищением думала она, – как Маргарита Сергеевна смогла угадать с размером одежды?»
В дверь негромко постучали. Лена быстро подошла и открыла дверь.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! – ответила Лена.
– Меня зовут Нари, – с ударением на второй слог негромко сказала очень красивая девушка азиатской наружности, одетая в короткое тёмно-синее платье с белым фартуком.
– А я – Лена, очень приятно…
– И мне тоже, – так же негромко ответила Нари, – я пришла, чтобы позвать вас на обед.
Лена непроизвольно оглянулась, не сразу поняв, что слово «вас» обращено именно к ней.
– Меня? Ой, подождите минуточку, я сейчас быстро-быстро приберусь в комнате, а то я тут наделала беспорядок – так хотелось многое примерить…– засуетилась Лена.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, – приветливо улыбнулась Нари, – ваша одежда никуда от вас не убежит. Пойдёмте со мной, а то вы, наверное, ещё не знаете, куда надо пройти.
Лена, прикрыв за собой дверь, последовала за Нари к винтовой лестнице. Они спустились на первый этаж, и подошли к двустворчатой стеклянной двери, за которой находилась просторная столовая, больше напоминающая квартиру-студию. Похожую на эту Лена видела по телевизору в какой-то рекламе.
Здесь всё тоже было сделано практично и со вкусом. Газовая и электрическая плиты, шкаф-духовка, кухонные принадлежности, удобно развешанные на стене и длинный кухонный стол, отделяющий зону приготовления пищи, замечательно гармонировали с большим светло-жёлтым столом, стульями возле него и мягкими диванами вдоль стены.
Столовая благоухала такими вкусными запахами, что Лена только отдалённо догадывалась, какие кушанья могут издавать такие ароматы.
За длинным кухонным столом суетилась молодая женщина, делая последние приготовления к обеду.
– Знакомьтесь, – обратилась Нари к Лене, это моя мама Арым.
– Здравствуйте, а я Лена, – ответила она, всё ещё чувствуя неловкость оттого, что к ней обращаются на «вы».
– Очень приятно, – улыбнулась Арым, – надеюсь, что вам понравится сегодняшний обед.
– Ой, оказывается, вы уже познакомились, – раздался приятный голос Маргариты Сергеевны, – а я вот немножко задержалась с делами.
– Присаживайтесь, Маргарита Сергеевна и вы Елена Антоновна, – с улыбкой сказала Арым, – сейчас подам первое.
Маргарита Сергеевна, положив руку на плечо Лене, повела её к столу.
– Можно, я вам что-то скажу? – зашептала на ухо Маргарите Сергеевне Лена.
– Конечно, – в тон ей зашептала та.
– А вы можете попросить Арым и Нари, чтобы они не называли меня по имени-отчеству и на «вы» – мне так непривычно…
– Ну, если ты так хочешь, – ответила Маргарита Сергеевна, – пусть так и будет. – Девочки! – обратилась она к Арым и Нари, – Лена стесняется оттого, что вы обращаетесь к ней, как к взрослой даме и просит вас говорить с ней на «ты». Договорились? – женщины дружно закивали головами.
– А я буду вам «выкать», – слегка покраснев, сказала Лена.
– Со мной тоже можно на «ты», – улыбнулась Нари, – между нами не такая уж большая разница в возрасте: тебе двенадцать, а мне восемнадцать. Ну, что? Договорились?
– Договорились! – ответила Лена, обрадовавшись тому, что такой, как она ещё минуту назад считала, трудный вопрос разрешился так просто.
Запахи, доносившиеся из тарелок, вызвали у Лены волчий аппетит. И хоть она уже потихоньку начинала привыкать к тому, что столько всего интересного впервые происходит в её жизни, такого вкусного супа она ещё никогда не ела. Она с грустью и сожалением посмотрела в опустевшую тарелку.
– Понравилось? – спросила Маргарита Сергеевна, заметив взгляд Лены.
– Очень, – негромко ответила та, всё ещё не отрывая взгляда от пустой тарелки.
– Хочешь ещё?
– А можно? – робко спросила Лена и с надеждой взглянула на Маргариту Сергеевну.
– А то! – постаралась бодро ответить она, с трудом преодолевая желание разреветься, от вида вот этого умоляющего взгляда худенькой девчушки. – Арым, пожалуйста, сделай Леночке добавку!
Вмиг перед Леной оказалась новая тарелка, наполненная таким обалденным вкусным супом.
Когда дело дошло до второго блюда, Лена почувствовала такую сытость, что доесть до конца эту вкуснятину не представляла возможным. Она грустно взглянула на Маргариту Сергеевну и жалобно прошептала:
– Я больше не могу…
– Тебе не понравилось? – спросила та.
– Понравилось… очень-преочень… честно, просто в меня уже не лезет, – Лена с грустью посмотрела на половину несъеденного и перевела вопросительный взгляд на Маргариту Сергеевну.
– Ничего страшного, – ласково ответила та, просто отодвинь тарелку и, если хочешь, выпей сок.
– А как же это? – Лена глазами показала на остатки её обеда, – мы в детдоме всегда всё съедали до чистой тарелки. Даже когда было совсем невкусно…
– Моя милая девочка, – негромко ответила Маргарита Сергеевна, – мне нравится, с каким уважением ты относишься к еде, но иногда и вправду лучше немножко недоесть, чем переесть.
Ты сегодня немножко не рассчитала свои силы, и в этом нет ничего зазорного или постыдного. Знай, что в этой столовой ты всегда сможешь найти, что покушать, не ограничивая себя.
Поэтому не наедайся впрок. Лучше покушать понемножку пять-шесть раз в день, чем набросать кучу еды за два-три раза.
Лена, возможно впервые за последние годы поевшая вкусно и досыта, почувствовала, как её начинает клонить в сон.
Маргарита Сергеевна, словно прочитав мысли дочери, предложила:
– Может быть, ты хочешь сейчас прилечь и поспать?
– Ой, а можно? – с надеждой спросила Лена.
– Что значит можно? – наигранно возмутилась Маргарита Сергеевна, – нужно! – и она чмокнула Лену в щёчку.
– Только у меня там… в спальне…
– Что в спальне?
– Я устроила бардак, – виновато опустила вниз глаза Лена, – и не успела прибраться, потому что примеряла одежду и меня неожиданно позвала Нари к обеду…
– Нет, вы слышали? – засмеялась Маргарита Сергеевна, – какой ещё там бардак? Это твоя спальня и ты можешь делать там, что пожелаешь… ну в разумных рамках, конечно.
Пойдём, посмотрим, – и, обратившись к Арым, сказала, – спасибо, всё было очень вкусно! Правда, Доча!
– Да! Вкусно-превкусно! – с улыбкой ответила Лена, – спасибо!
– Пожалуйста, – с приятной улыбкой ответила Арым.
Они поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в спальню Лены.
– Ну, и где же твой бардак? – весело спросила Маргарита Сергеевна. Лена с удивлением осмотрела комнату, находящуюся в полном порядке. Видимо, пока они обедали, Нари прибрала разложенные на кровати и кресле вещи Лены.
– Ой, я не знаю, – ответила растерянно Лена, – это какое-то волшебство.
– Ну, в этом доме я знаю только двух волшебниц: это Арым и Нари. Теперь ты их тоже знаешь. Кстати, ты можешь пред сном принять душ в своей ванной комнате или вообще полежать в тёплой воде в ванной. Ты, наверное, обратила внимание, какая она большая. – Маргарита Сергеевна распахнула дверь в ванную комнату и Лена только сейчас обратила внимание, что ванна вовсе не такая, какая была в детдоме, а шире, выше и длиннее, с красивыми блестящими ручками внутри для того, чтобы удобнее было подниматься после лежания в ней.
– Ну, дальше разберёшься сама: в кране с голубой ручкой холодная вода, а с красной – горячая. Душем знаешь, как пользоваться? Или попробуешь?
– Лучше попробую прямо сейчас. – Лена включила смеситель душа и отрегулировала воду по температуре, подставляя под струи руку. – Мы в детдоме всегда сначала включали душ, чтобы в комнате быстрей становилось теплее.
– Вот и правильно. А здесь, чтоб не ждать когда будет совсем тепло, можешь вот этими кранами налить ванну очень быстро.
Лена открыла кран с красной ручкой и из него под большим напором хлынула горячая вода, от которой поднимался пар. Добавив струю из холодного крана, Лена увидела, как большая ванна прямо на глазах стала наполняться водой.
– Ну, я вижу, с этой техникой ты разобралась без труда, но будь осторожней с горячей водой, чтоб не обжечься.
– Хорошо, – сказала Лена.
– А я тебе не буду мешать и пойду немного поработаю дистанционно со своими сотрудниками. А ты поставь на своём смартфоне будильник на 18:00, чтоб не проспать к ужину.
– Но…– удивилась Лена, – у меня нет смартфона…
– Есть, – ответила с улыбкой Маргарита Сергеевна, – ты просто не обратила внимания на него, потому что, как настоящая девушка, сначала занялась примеркой одежды. Он лежит рядом с ноутбуком, который подключён к высокоскоростному Интернету.
Если чего со смартфоном не знаешь – зайдёшь в Интернет и задашь вопрос. Только у меня просьба: никаких паролей ни в смартфоне, ни в ноутбуке не устанавливай. Договорились? Всё. Я ушла. Не скучай.
Как только Маргарита Сергеевна ушла, Лена отрегулировала заливку воды в ванну, а сама вошла в свою комнату и только сейчас увидела, смартфон «Samsung Galaxy», лежащий возле ноутбука. Лена, никогда ранее не имевшая не только своего смартфона, но даже кнопочного мобильника, ещё не была искушенным пользователем. Но, зная, что со смартфонами легко управляются даже маленькие дети, была уверена, что тоже освоится с этой важной в современной жизни техникой. Но пока она даже не знала, как его включить
Она подняла смартфон и обнаружила под ним записку, написанную ровным красивым почерком: «Чтоб включить, нажми длинную кнопку с правой стороны, или просто два раза постучи пальчиком по экрану». Лена попробовала оба варианта включения и с радостью отметила, что смартфон послушно включался и выключался. Она увидела на экране значки приложений, загруженных в смартфон и первое, что бросилось ей в глаза, это было изображение зелёного телефона. Лена нажала на этот значок, и раскрылся список:
Арым
Мама
Нари
Больше никаких записей в телефонной книжке не было. Лена полистала страницы главного экрана и нашла значок «Часы». Быстро сориентировавшись в открывшемся интерфейсе, она установила, как велела Маргарита Сергеевна, время на 18:00..
Вдруг Лена заметила, что характерный плеск воды, наполнявшей ванну, прекратился. Она открыла дверь и увидела, что вода из кранов не течёт, а их ручки находятся в положении «выключено».
Присмотревшись, она увидела маленькую стеклянную кнопочку, расположенную под отверстием верхнего слива ванны. Откуда-то из глубины сознания пришла мысль: «Это фотоэлемент, контролирующий уровень воды, чтобы ванна не перелилась».
Она поплескала рукой в чистейшей воде комфортной температуры и, раздевшись, забралась в ванну и легла. Лежать было очень удобно. Вода ласкала всё тело.
День, начавшийся так плохо, без устали дарил Лене новые приятные эмоции и ощущения, словно пытался извиниться за утренний страх, недоверие и унижения.
Только сейчас Лена обратила внимание, что слева на стене находятся две круглые кнопки. Над одной мелким красивым шрифтом была написано «Воздух», а на другой «Струи».
Она нажала на кнопку «Струи», услышала тихий щелчок и в следующий миг ощутила, словно чьи-то заботливые руки заскользили по её телу. Это были довольно сильные струи воды. Лена вновь нажала на ту же кнопку и струи прекратились.
Тогда она нажала на кнопку «Воздух» и почувствовала, как её тело приподнялось от дна ванны, увлекаемое огромным количеством мелких пузырьков воздуха. Вода как будто кипела, приятно щекотя всё тело. Не выключая воздух, Лена снова нажала на кнопку «Струи». Ощущение было просто невероятным.
Не только вода и пузырьки, но также счастье и блаженство охватило Лену. Ещё утром она и думать не могла, что такие приятные чудеса бывают на белом свете. Она почувствовала, как сами по себе закрываются глаза, сон охватывал её всё сильнее.
Лена понимала, что нужно встать и выйти из этой шикарной ванны, чтобы, случайно, не утонуть в этом счастье во сне, но томная нега всё больше охватывала её.
Внезапно в дверь довольно громко постучали. Лена, вздрогнув, мгновенно проснулась и автоматически ответила:
– Войдите! – и тут же спохватилась: ведь она лежала в ванне, совершенно обнажённая. Но уже было поздно. В ванную вошла Нари, держа в руках большое пушистое полотенце.
– Я прошу прощения, но Маргарита Сергеевна поручила мне проконтролировать твоё первое пребывание в ванной, чтоб ты, случайно не уснула, и чтоб не случилось чего плохого.
– Спасибо! – ответила Лена, принимая сидячее положение, – я действительно уже почти уснула.
– Ну, значит, я пришла вовремя, – улыбнулась Нари, и помогла Лене выйти из ванны, укутывая её нежнейшим полотенцем. – А сейчас вытрись, высуши с помощью вот этого фена волосы и ложись в кроватку.
Сладких снов, – вновь красиво улыбнулась Нари, и вышла из ванной комнаты.
Лена, несколько уставшая удивляться за этот день, всё же была приятно в очередной раз удивлена работе фена, который быстро подсушил её волосы, свисавшие ниже плеч.
Только сейчас Лена вспомнила, что, войдя в ванную, она забыла взять чистое нижнее бельё из комода. Нести сырое полотенце в комнату не хотелось. А идти туда нагишом как-то очень непривычно…
«А, собственно, кого я стесняюсь? – подумала Лена, – это же не детдом и, как сказала мама… ой!.. Маргарита Сергеевна: я полная хозяйка в своей комнате».
Она сняла с себя полотенце, повесив его на трубчатую сушилку, приоткрыла дверь в комнату и, убедившись, что там никого нет, торопливо зашагала к комоду, стоящему у кровати, расстеленной заботливой Нари.
Елена едва успела открыть верхний ящик комода, как в дверь комнаты постучали. Стесняясь своей наготы, Лена быстро прыгнула под одеяло и закрылась им по самую шею.
– Войдите! – негромко сказала Лена.
В комнату зашла Нари.
– Я прошу прощенья за назойливость. Вот принесла тебе стакан смородинового морса, вкусного и полезного, особенно после ванны. – Нари поставила на комод небольшое блюдце, а на него стакан с морсом. – Всё, я ухожу, а в 18:00 приду тебя будить.
– Спасибо, Нари! Ты такая хорошая и заботливая, словно… старшая сестра! А я будильник в смартфоне поставила на 18:00
– Ну, сегодня ты его можешь и не услышать после всех полученных эмоций, так что я его продублирую. Закрывай глазки и засыпай!
– Хорошо. – ответила Лена вдогонку уходящей Нари. Только сейчас она ощутила, как удобно лежать в этой широченной кровати, не опасаясь свалиться на пол, как это иногда случалась с девочками, спавшими на узких односпальных кроватях в детдоме.
Воздух в комнате был значительно прохладней, чем в ванной комнате, и его свежесть недвусмысленно намекала на возможность спокойно заснуть. Лена со счастливой улыбкой закрыла глаза и погрузилась в крепкий сон.
38
Вика, которой до 18:00 никто не будет мешать, пока спит её второе «Я», занялась размышлениями, сидя на подоконнике и глядя в окно..
«Чего я добилась на сегодняшний день? Не так и мало. Нашла, как теперь полностью уверена, прекрасную кандидатуру в лице Леночки Васильевой. Смогла организовать встречу Лены и Маргариты Некрасовой и, направляя поведение Лены в нужном мне направлении, сделала так, что они влюбились друг в друга.
Маргарита, конечно, не догадывается, что, несмотря на связи и работу её адвоката по сбору нужных документов, мне тоже пришлось принять в этом бюрократическом процессе участие, чтобы ускорить процесс удочерения Лены. В противном случае этот процесс состоялся бы значительно позже, а для Лены каждый дополнительный день в детдоме был бы всё более мучительным. И ещё не известно, к каким подлостям могли бы прибегнуть Кристина с её подругой Ирой.
Просчитать действия людей на большое количество шагов вперёд, невозможно. В этом, как всегда, совершенно прав мой прекрасный Ангел-Хранитель.
Конечно, плохо, что мне пришлось проявить себя и внести сумятицу в головы Майи Семёновны, Иры и Кристины. Но это была вынужденная мера. Ситуация складывалась так стремительно, что я вряд ли смогла бы придумать какой-либо другой вариант своих действий, даже если бы у меня было больше времени. А то, что я в третий раз появилась перед Леной, так это не имеет никакого значения. Находясь в её теле и руководя её мыслями, я без труда сделаю так, чтобы она никому не рассказала обо мне.
Всё же, как здорово и одновременно странно: люди живут и мечтают о чудесах! А когда эти самые чудеса случаются – не хотят в них верить, чтобы в лучшем случае не быть поднятыми на смех друзьями. Или общественным мнением. А в худшем – не угодить в дурдом, как это случилось с Николаем Неробеевым. Вот они – капризы человеческой психологии.
Вот интересно, чтобы мог подумать обо мне какой-нибудь посторонний человек, сумевший прочитать эти размышления?
Вероятно, сказал бы, что я вот такая эгоистка, каких белый свет не видел: «я добилась…», «я уверена…», «мне тоже пришлось принять участие…», «я просчитала действия», словом, везде и всюду я да я. И он был бы прав.
Я действительно поступаю эгоистично, потому что строю свою новую земную жизнь. Однако же, я сделаю всё возможное, чтобы не причинить вреда ни Лене, ни Маргарите и, извлекая пользу для себя, буду вполне в состоянии позаботиться об их безопасности и благополучие. А это не такой уже эгоизм. Это называется заботой о других людях. А не только о себе любимой».
В комнате негромко зазвучал сигнал будильника, а в коридоре послышались шаги.
Вика ждала, когда Лена откроет глаза и потянется рукой к смартфону, который лежал на крышке комода.
Они встретились взглядами и Вика, ещё мгновение тому назад сидевшая на подоконнике, исчезла в глубине зрачков Лены.
В комнату постучала и сразу же открыла дверь Нари.
– Ты уже проснулась? А я вот иду тебя будить. Как будешь готова, спускайся вниз на ужин.
– Хорошо, – ответила Лена, – я быстро.
Нари ушла, а Лена, сладко потянувшись, откинула одеяло и, выбрав нужное бельё, оделась и вышла в коридор.
Проходя мимо рамки, в которой днём было изображение с подписью «И. К. Айвазовский, «Неаполитанский залив», 1841 год», Лена отметила, что там произошла замена и теперь вместо нее красовалась «В. И. Суриков, «Боярыня Морозова», 1887 г.».
Лена уже спускалась по лестнице, когда услышала позади шаги.
– А я зашла, смотрю – нет тебя, – приветливо улыбаясь, сказала Маргарита Сергеевна, – ну, как спалось? Что снилось?
– Спала, как королева, – с восхищением ответила Лена, – только вот ничего не приснилось…
– Это не беда, – ответила Маргарита Сергеевна, – врачи говорят, что самый лучший сон – это когда ничего не снится. Так человек лучше отдыхает. А мы сейчас поужинаем и прокатимся недалеко. У меня на этот вечер есть кое-какие планы, которые без твоего участия просто не могут осуществиться.
После вкуснейшего ужина, одевшись, Маргарита Сергеевна с Леной сели в машину и поехали.
– Доча, скажи, а как ты относишься к театру?
– Я в театре была только один раз, – с глубоким вздохом ответила Лена, – нас с девочками возили в «Геликон-оперу». Там два с половиной часа пели, кажется, по-итальянски и мне было не очень интересно, потому что я не понимала, о чём поют. Девочки тоже ничего не поняли. Но театр, зал, сцена, костюмы и музыка были очень красивыми.
– Я тебя поняла, – сказала Маргарита Сергеевна, – а тебе, случайно, не запомнилась какая-нибудь мелодия?
– Запомнилась, – радостно ответила Лена, хотя я ещё раньше её по телевизору слышала: ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля…
– Ах, как ты красиво поёшь! – нешуточно удивилась Маргарита Сергеевна, услышав мотив Застольной из оперы «Травиата» в исполнении Лены, – и голос, оказывается, у тебя совсем не по-детски звучит!
– Так у нас в школе искусств на эстетическом отделении все ребята поют, только в хоре.
– Вот и замечательно.– Ответила Маргарита Сергеевна, – Ты знаешь, я когда-то в детстве тоже обучалась пению и игре на фортепиано. Больших высот, к сожалению, не достигла, но любовь к серьёзной музыке у меня осталась на всю жизнь.
Даже в последние годы, несмотря на занятость, мне иногда удаётся и в театры съездить, и в филармонию, и в «Международный дом музыки», и в большой концертный зал консерватории, и в красивейший зал «Зарядье». Надеюсь, ты мне составишь компанию в таких поездках? А чтоб тебе не было скучно, я тебе подскажу, что почитать перед поездкой в театр, так сказать, подготовиться.
– Я с удовольствием буду ездить, – мечтательно сказала Лена.
– Прекрасно! А чтобы в театр ходить, нужно одеться соответствующим образом. Кстати, мы уже приехали.
Маргарита припарковала машину у большого торгово-развлекательного центра и они с Леной направились к входу.
– Какой он большой, – Лена повертела головой по сторонам, восхищаясь размахом и красотой торгового центра. На все пять огромных этажей люди ехали на эскалаторах, а по центру вверх и вниз сновали прозрачные лифты.
– Да, дочка, и подобных центров в Москве много. Но мы сегодня не будем его весь осматривать – всё равно не успеем. Тут и за пять часов не увидишь всего. Мы с тобой сейчас пойдём целенаправленно в один хороший павильон.
Они встали на ступеньку эскалатора, и первый этаж торгового цента стал быстро уходить вниз. Сойдя с первого эскалатора, они, сделав несколько шагов, перешли на второй и вскоре уже были на третьем этаже. Маргарита Сергеевна быстрым шагом направилась вперёд, Лена старалась не отставать, непрестанно вертя головой. Ей здесь всё было интересно и ново.
Наконец, они зашли в один из павильонов, в котором висели на плечиках, и демонстрировались на манекенах красивые платья.
– Добрый вечер, Светлана Анатольевна! Я вам звонила по поводу вечернего платья для своей дочери.
– Как же, как же, помню, Маргарита Сергеевна. Я специально собрала их несколько. Вот, пожалуйста! Смотрите, примеряйте! Примерочная у нас, правда, не очень просторная, но там есть плечики и вашу одежду можно повесить на них.
Некоторое время Лена с помощью Маргариты Сергеевны примеряла пять разных платьев. Они все сидели на стройной фигуре Лены хорошо, но два из них понравились больше других, и Лена в растерянности не знала, какому их них отдать предпочтение. Маргарита Сергеевна думала не долго:
– Ну, раз хороши оба платья и тебе они нравятся – точно нравятся? – Лена утвердительно закивала головой, – то мы не будем долго думать и гадать: берём оба! Тем более, что они будто специально для тебя сшиты.
Расплатившись с продавцом, они спустились на первый этаж.
– Ты любишь мороженое? – неожиданно спросила Маргарита Сергеевна.
– Не знаю, – пожав плечами, тихо ответила Лена. – Нам в детдом однажды какие-то спонсоры привозили мороженое, воспитательница выдала всем, а я в это время была в школе искусств на занятиях…
– И тебе не досталось мороженого? – догадалась Маргарита Сергеевна и её брови слегка нахмурились.
– Да, – тихо ответила Лена, – девчонки не стали дожидаться, когда я приду из школы искусств, и слопали моё мороженое.
Они подошли к павильону с красочной надписью «Мороженое», возле которого была очередь из десяти человек. Две продавщицы в красивой униформе быстро обслуживали покупателей.
На витрине красовались образцы мороженого, их названия и цены за 100 грамм. Список поразил даже Маргариту Сергеевну:
Шоколадное
Ванильное
Мятное с шоколадной крошкой
С кусочками теста для печенья
С маслом ореха пекан
Неаполитанское
Банановое
Клубничное,
Вишнёвое,
И, конечно же, Пломбир
– Ты, знаешь, Леночка, – удивлённо сказала Маргарита Сергеевна, – я сама растерялась от такого ассортимента. В моём детстве такого количества видов мороженого не было.
– А какое было?
– Пломбир точно был в вафельном стаканчике, шоколадное на палочке и клубничное в виде вафельного конуса… вон как это… А давай мы их и купим, – и обратившись к продавщице, сказала, – нам, пожалуйста, два пломбира, два шоколадных и два клубничных. Да! Ещё две большие чашки кофе эспрессо.
Продавщица выложила на пластмассовом подносе заказ и Маргарита Сергеевна с Леной сели за свободный столик.
– Только вот что, моя хорошая, – предостерегла Маргарита Сергеевна, – мороженое холодное, кушай ложечкой понемножку и запивай кофе – так будет и вкуснее, и горлышко не простудишь.
Лена с удовольствием смаковала каждый вид мороженого.
– Ну, какое мороженое тебе больше понравилось? – спросила Маргарита Сергеевна.
– Ой, я даже не знаю, – ответила Лена, облизывая губы, – они все очень вкусные.
– Ну, тогда в следующий раз мы с тобой попробуем другие сорта. Мне тоже интересно стало. Надо же, – удивленно сказала она, – столько сортов!
Они вышли на улицу и, не спеша, направились к автостоянке, говоря о впечатлениях сегодняшнего дня. Маргарита Сергеевна перекинула через левую руку чехол с платьем Лены, а на правом плече у нее висела красивая и, конечно, дорогая дамская сумочка. Лена шла рядом, держа на руке чехол со вторым платьем.
Вдруг откуда ни возьмись, к Маргарите Сергеевне подбежал какой-то не очень высокий парень и, толкнув, сдёрнул с её плеча дамскую сумочку. Марина Сергеевна от неожиданности покачнулась, но не упала.
– Эй! А ну, стой! – только и успела крикнуть она, однако вор быстро убегал и на его счастье тротуар был почти свободен. Но не успела Маргарита Сергеевна толком сообразить, что делать дальше, как почувствовала, что в неё летит зачехлённое платье, которое только что держала Лена. А сама она, пробежав за вором пять-шесть шагов, неожиданно схватила алюминиевую мусорную урну – такие стояли через равные промежутки вдоль тротуара, и швырнула её в убегающего вора. Урна, описав длинную дугу, догнала вора и попала ему по ногам в районе пяток. Вор со всего размаха упал и проехал немного по тротуарной плитке, выпустив из рук сумочку. Урна, звякая металлом по плитке, откатилась к противоположному краю тротуара.
Лена, подбежав к пытающемуся подняться вору, левой рукой схватила сумочку, а правой за волосы парня и стала таскать из стороны в сторону, приговаривая:
– Вот тебе, вот тебе!
– Ой, отпустите! Пожалуйста! Я больше не буду! – стонал вор, пытаясь подняться.
Тут подоспела и Маргарита Сергеевна. Лена отпустила густую шевелюру вора, ощутив в своей ладони часть этой шевелюры. Парень попытался быстро встать, и Лена увидела, что его ладони содраны в кровь от падения на тротуар. Он посмотрел на свои руки, что-то хотел ещё сказать, но, получив увесистый пинок коленом под зад от Маргариты Сергеевны, с ускорением дал дёру.
– Уф! – одновременно выдохнули Маргарита Сергеевна с Леной и, взглянув друг на дружку, зашлись громким заливистым смехом. Посмеявшись и слегка успокоившись, Маргарита Сергеевна сказала Лене:
– А, ну-ка подержи, – и повесила на руки Лены, в которых она держала отвоёванную у вора дамскую сумочку, оба Лениных платья.
Маргарита Сергеевна повернулась и подошла к лежащей мусорной урне, потрогала её ногой, подтолкнула, потом, взяв руками, поставила у края тротуара, удивлённо посмотрела на Лену, затем снова на урну и сказала:
– Леночка, доченька, в этой урне килограмм пять, а то и все шесть. Как тебе удалось её швырнуть в вора, да ещё так далеко?
– Я… я не знаю… – неуверенно ответила Лена, – когда я поняла, что могу не успеть его догнать, случайно увидела первое, что попало под руку…
Маргарита Сергеевна подошла к Лене и, крепко обняв её, с восхищением сказала:
– Я и не предполагала, что у меня такая сильная, смелая и ловкая дочь! Ты даже не догадываешься, от какой мороки сейчас меня спасла! Там в сумочке и паспорт, и водительское удостоверение, и банковские карточки. – Она взяла у Лены свою сумочку, и, потерев испачканное место, открыла и внимательно осмотрела содержимое и, облегченно вздохнув, сказала:
– Всё на месте! Слава Богу!
Тут неподалёку послышалась полицейская сирена, и засверкали приближающиеся сине-красные проблесковые огни.
– Уж, не по нашу ли душу? – спросила Маргарита Сергеевна, глянув на Лену. – Этого нам только и не хватало для полного счастья! Побежали!
Бежать с платьями в чехлах на руках было очень неудобно. Быстрым шагом добрались до автостоянки и нырнули в свою машину.
– Кажись всё спокойно! – сказала запыхавшаяся Маргарита Сергеевна, оглядываясь по сторонам и нажимая кнопку зажигания.
Проехав несколько сотен метров, вдруг звонко и мелодично захохотала:
– Нет! Это надо было видеть: как ты его урной по ногам!
– А вы его коленом под зад!!! – в ответ захохотала Лена.
39
В трёх сотнях километров от Москвы, неспешно войдя в подъезд старой «хрущёвки» по пути на четвёртый этаж, Владимир Борисович Мирков привычно остановился у почтовых ящиков. В ячейке с номером 51 давно не появлялись ни письма, ни газеты. Только квитанции за коммунальные услуги, появлявшиеся один раз в месяц, и частые вкладывания рекламной продукции привлекали внимание Владимир Борисовича.
Вот и на сей раз, он увидел, что его ячейка не пустует. Открыв маленьким ключиком нехитрый замок, Мирков вынул из ячейки продолговатый конверт. «Почтальон ошиблась, что ли?» – подумал он. Однако на конверте был указан его адрес и его же фамилия. В нижней части конверта, в графе «От кого» виднелась подпись:
ГБУДО г. Москвы
«Московская городская детская музыкальная школа имени С.С. Прокофьева».
Владимир Борисович почувствовал, как его охватывает какое-то непонятнее волнение. Но распечатывать в плохо освещённом коридоре конверт не стал и заторопился по лестнице на четвёртый этаж в свою однокомнатную квартиру.
Открыв ключом дверь, и войдя внутрь, он разулся, повесил в зеркальный шкаф-купе свою курточку, зашёл в туалет и, найдя привычным движением среди принадлежностей для бритья небольшие прямые ножницы, аккуратно разрезал конверт.
«Уважаемый Владимир Борисович Мирков!
Дирекция Московской городской детской музыкальной школы имени С.С. Прокофьева объявляет о запуске экспериментальной программы «Новые имена».
Зная о вашем высоком преподавательском уровне и успехах ваших учеников в детско-юношеских вокальных конкурсах Всероссийского и Международного уровней, предлагаем Вам принять участие в экспериментальной программе «Новые имена».
Далее шла контактная информация и адрес школы. Владимир Борисович отложил конверт. Задумался. Потом снова взял и, прочитав во второй раз, стал неспешно переодеваться в домашнюю одежду.
Бывая со своими учениками на различных конкурсах в разных городах, он знакомился с коллегами, налаживал связи, продолжал общение, делился нотным репертуаром. Видимо, всё это сейчас принесло свои результаты.
Он ещё не осознал до конца радоваться информации из письма или нет. «А что, собственно говоря, меня тут удерживает? Интересных и ярких учеников нет. Занимаюсь настоящей рутиной. Был яркий луч по имени Виктория и тот, так внезапно и нелепо угас...
Надо взять отгул и съездить в Москву на разведку. Узнать подробно про условия работы, про оплату. Всё таки столичные возможности несравнимы с местными» – размышлял Владимир Борисович, пройдя на кухню, чтобы разогреть ужин.
«…принять участие в экспериментальной программе…» ещё раз прочитал он, поднеся к глазам письмо.
«С одной стороны, получается, что программа эта может просуществовать не один год в случае успеха, а, с другой стороны, если вдруг программа не приживётся, то всё равно есть шанс зацепиться в Москве… В общем, есть над чем подумать».
* * *
Наступила ночь. Усталая, но счастливая Лена уснула крепким сном. Маргарита Сергеевна, ненадолго задержавшись у компьютера в своём рабочем кабинете, тоже легла отдыхать. Арым и Нари. Приведя всё в доме в привычный идеальный порядок, ушли в свой домик на углу большой лужайки. Наступила тишина.
Вика, зная, что Лена не проснётся до самого утра, встала и подошла к ноутбуку, лежащему на компьютерном столе возле кровати.
«Первый, весьма продолжительный и трудный этап позади, – размышляла Вика. – Теперь наступает время второго этапа. Непредсказуемо длинного, но, как минимум лет на шесть – до совершеннолетия Лены. Надо действовать быстро, но очень аккуратно, чтоб все причастным было хорошо, и чтоб никому не навредить… Как там у Корнея Чуковского?
Ох, и трудная это работа
Из болота тащить бегемота…
Вика стала пролистывать сайты Московских детских музыкальных школ в надежде найти информацию, способную помочь в осуществлении её большого и сложного замысла.
Час проходил за часом, но ничего, подходящего замыслу Вики не было. Многие сайты музыкальных школ представляли собой недействующую отмазку для вышестоящих начальников из районных отделов культуры, непременно требующих, чтоб все учреждения культуры имели свои Интернет-сайты.
На какой-то из страниц промелькнула короткая информация о том, что ДМШ имени С. Прокофьева собирается запустить экспериментальную программу «Новые имена» с привлечением педагогов и талантливых детей из провинции.
Вика сначала не обратила на эту информацию внимание. Но когда на других страницах снова и снова замелькали упоминания о программе «Новые имена», Вика решила более подробно ознакомиться с ней.
Оказалось, что эту программу собираются запустить под кураторством министерства культуры и на её осуществление выделяется крупная сумма денег. А осуществление программы поручено ДМШ имени С. Прокофьева.
Вика зашла на сайт этой школы и вскоре нашла приказ, в котором после пунктов, в которых перечислялись цели и задачи экспериментальной программы «Новые имена» шли пункты следующего содержания:
11. Разослать приглашения для участия в программе «Новые имена» лауреатам 1-й, 2-й и 3-й степени Всероссийских и Международных конкурсов в текущем году.
12. Разослать приглашения для участия в программе «Новые имена» педагогам, подготовившим лауреатов 1-й, 2-й и 3-й степени Всероссийских и Международных конкурсов в текущем году.
«Стоп! – сказала про себя Вика, – а ведь эта информация – то, что мне и нужно! Однако, какую заманиху придумали авторы программы? Ну-ка, поищу подробности».
Спустя несколько минут, Вика знала, что иногородние дети-лауреаты смогут учиться в специально создаваемом интернате, а педагогам будет предоставлено общежитие. Но самая большая заманиха заключалась в бесплатном проживание для детей и педагогов, а так же в бесплатном 3-разовом питании для детей.
«Вот это программа! – восхитилась Вика, читая эти строки, – но так ещё никогда не было! И возможно ли такое вообще? Нет, – думала она, – тут явно должен быть какой-то подвох…»
Она продолжила поиск информации на эту тему. «Ага-а-а! – мысленно протянула Вика, – вот и подвох: «… Для детей, желающих принять участие в экспериментальной программе «Новые имена», будет проведён очный конкурс, по результатам которого будут отобраны лучшие. А педагоги для участия в программе определятся по результатам, показанным во время открытых занятий с незнакомыми им учениками».
«До чего же я люблю моменты, во время которых непонятное становится понятным! – думала Вика. – А задумано хорошо: набрать в программу лучших из лучших.
Ведь не секрет, что в наше время большая часть детско-юношеских конкурсов не соответствует статусу Всероссийских или Международных. Одни только названия. Да ещё прибыль организаторам! Вот и даётся возможность и детям, и педагогам показать себя по-настоящему.
Значит, утром нужно будет наведаться в ДМШ имени С. Прокофьева и постараться получить точную информацию. Причём, это надо будет делать как можно быстрее, чтобы Лена, пока я буду отсутствовать в её теле, не наделала ненужных поступков. Впрочем, это вряд ли».
* * *
Без пятнадцати восемь утра Вика стояла на аллее, ведущей от Токмакова переулка к центральному входу в красивое здание «Прокофьевки» и наблюдала за нарастающим потоком людей, идущих мимо неё и направляющихся к трём двустворчатым дверям из белого пластика. Среди идущих подавляющее большинство были взрослыми людьми, очевидно педагогами, а детей в это время было мало.
Вклинившись в поток идущих, Вика подошла к входным дверям и тут же поняла, что просто так пройти не получится: сразу за входной дверью располагалась рамка металлодетектора со стоящими рядом охранниками. Те внимательно проверяли пропуска у входящих в школу.
Похлопав руками по карманам джинсов, и делая вид, будто её пропуск куда-то завалился, Вика повернула обратно и, выйдя во двор, окинула беглым взглядом здание «Прокофьевки», заметив на его стенах камеры видео наблюдения.
«Надо же, как в Москве хорошо выполняют антитеррористические указания! И какое счастье, что настоящие террористы не владеют моими способностями. И всё же, как говорит одна очень известная поговорка: «Не надо дразнить гусей».
Она, не оглядываясь, пошла по аллее прочь от здания «Прокофьевки». Вскоре деревья и кустарники скрыли от её глаз и само здание, и камеры на нём.
«Тут меня камеры точно не видят, – думала про себя Вика, а, значит, можно спокойно провести реинкарнацию в…» – тут она увидела крупного серого кота-британца с чёрным ошейником, неторопливо проходящего мимо неё метрах в пяти.
«Лучшую кандидатуру можно ждать неопределённо долго. Да и кот меня полностью устраивает» – размышляла Вика. Где-то недалеко послышались голоса прохожих.
«Надо поторопиться и сосредоточиться. Эй, ты, кис-кис-кис» – шёпотом позвала она кота. Тот остановился и внимательно посмотрел на Вику. «Замри!» – мысленно приказала она коту и в следующее мгновение растворилась в его жёлто-зелёных зрачках.
Кот повертел по сторонам головой и направился к центральному входу «Прокофьевки», выбирая для этого маршрут, максимально приближенный к прямой линии.
Подойдя к двери с левой стороны, кот заглянул внутрь, пропустил трёх входящих женщин и, прошмыгнув у них под ногами, резво включил аллюр «летящая рысь». Один из охранников лишь успел крикнуть:
– Стой! Ты куда?! – но кот, быстро преодолев вестибюль, взбежал по лестнице и скрылся за её поворотом.
«Уф-ф-ф! – издала не слишком понятный звук Вика, – теперь надо осмотреться».
Кот повернул с лестничной площадки и вышел в начало длинного коридора. Слева чередовались двери. «Классы для индивидуальных занятий» – догадалась Вика. С правой стороны были окна. «А вот и она» – даже как-то обрадовавшись, подумала Вика, увидев в конце коридора камеру видео наблюдения.
Кот вернулся обратно на лестничную площадку, где его не могла видеть камера видео наблюдения. Вика прислушалась. Было тихо. Только из вестибюля доносились приглушённые расстоянием голоса.
Через мгновение серый кот, внезапно увидевший перед собой бежевые туфли и синие джинсовые штанины, сделал спину горбом, распушил шерсть и, коротко зашипев, побежал вниз по ступенькам.
Повернув с лестничной площадки в длинный коридор, Вика услышала голоса, доносившиеся снизу:
– Вот он! Гони его прочь!
Проходя мимо ближайшего окна, Вика увидела, как из открытых дверей центрального входа пулей вылетел серый кот-британец и скрылся в ближайших кустах.
Вика шла по коридору, как вдруг с противоположного конца ей на встречу быстрым шагом вышла полная дама, неся в обеих руках какие-то папки.
– Здравствуйте! – поздоровалась Вика.
– Здравствуйте! Вы у нас новенькая? А почему вы не на совещании? – поинтересовалась дама.
– Да-а… понимаете… – соображала, что сказать Вика, – я заблудилась… тут всё так сложно…
– Ну, вроде, не в лесу, – бросив на Вику осуждающий взгляд, сказала дама, – хотя новичкам и вправду у нас поначалу непросто. Пойдёмте со мной.
Пройдя по коридорам, они вошли в большой зал. Первое, что бросилось в глаза, был большой портрет С. С. Прокофьева, висевший в глубине сцены. Сам зал в ширину оказался больше, чем в длину. Почти половина зрительских мест была занята сидящим на них преподавательским составом школы.
На сцене за столом с микрофоном в руках сидела директор школы Алина Семёновна Цодокова.
– Теперь далее, – продолжала начатое ранее выступление Цодокова, – до начала конкурса по экспериментальной программе «Новые имена» остаётся одиннадцать дней. Списки педагогов в организационных группах по таким специальностям, как фортепиано, струнные, академический вокал, ударные и духовые музыкальные инструменты, чтоб не зачитывать сейчас, будут вывешены на доске объявлений.
Всем нам, уважаемые коллеги, придётся хорошо поработать и не стоит забывать, что вся эта работа будет хорошо дополнительно оплачиваться.
Особые пожелания у меня к нашему информационно-техническому отделу. К вам в помощь добавляются ещё четверо наших молодых педагогов, наиболее продвинутых в компьютерных технологиях. Постарайтесь работать чётко, не теряя ни одной фамилии ребят или педагогов. Проверьте персональные данные и разошлите приглашения на участие в конкурсе.
Сделав ещё несколько объявлений, не касающихся программы «Новые имена». Цодокова завершила собрание, и педагоги стали покидать зал.
Вика, слившись с общей массой, пошла по коридору и, спросив у какой-то молодой женщины, как найти информационно-технический отдел, направилась туда.
– Здравствуйте! – сказала Вика, входя в информационно-технический отдел, – у кого я могу узнать, будет ли послано приглашение на участие в конкурсе педагогу Владимиру Борисовичу Миркову?
– А кто вы? – спросил молодой человек лет тридцати.
– Я его бывшая ученица Яна Новикова, – назвала Вика имя и фамилию девушки, которая окончила учёбу у Миркова на четыре года раньше её. – Он очень хороший педагог и достоин приглашения в программу «Новые имена».
– Сейчас узнаем, – ответил молодой человек, щёлкая компьютерной мышкой. – Да! Есть в нашей базе такой педагог, только вы опоздали: ему приглашение выслали ещё вчера.
– Огромное спасибо, – обрадовано ответила Вика и направилась к выходу.
«Как здорово, что этот вопрос разрешился так просто, – подумала Вика, – впрочем, если бы не реинкарнация в кота, то ещё не известно, сколько времени на это ушло бы и с какими трудностями пришлось бы столкнуться. Теперь надо внушить Миркову, что его участие в конкурсе программы «Новые имена» не желательно, а обязательно!»
Вика попыталась найти место, чтоб совершить перемещение к Владимиру Борисовичу Миркову, но люди постоянно сновали по коридору в обоих направлениях и поэтому исчезнуть у всех на виду, да ещё под пристальным наблюдением видео камер, было крайне нежелательно.
К счастью, дойдя до конца длинного коридора, Вика увидела две двери, обозначенные типичными значками, ведущие в женский и мужской туалеты.
«Простите, уважаемый Владимир Борисович, – мысленно обратилась к своему бывшему преподавателю Вика, входя в туалет, – но переместиться к вам я вынуждена именно из этого места. – Она глянула на своё отражение в зеркале, что-то поправила в причёске и… отражение в зеркале пропало.
40
Владимир Борисович открыл ключом дверь своего вокального класса и, негромко напевая лишь одному ему знакомый мотив, промурлыкал:
Быть или не быть,
Ехать или нет –
Вот в чём вопрос
Потом он повторил эти же слова на другой мотив, раскладывая нужные ноты для начала первого занятия. Вдруг он сел за старенькое пианино и запел на мотив арии Фигаро из «Свадьбы Фигаро» Моцарта:
Вот поеду в Москву я и что же?
Не дадут же в Москве мне по роже!
Может быть, повезёт мне немного?
Ну, а, может быть, не повезёт…
Пение прервал негромкий стук в дверь. Владимир Борисович взглянул на часы, стоящие на рабочем столе, и, догадавшись, что пришла сколь пунктуальная, столь и безголосая ученица на урок, сказал негромко:
– Войдите
А сам решил загадать для входящей ученицы загадку, которую он называл «жребием». Она частенько прибегал к такому необычному варианту жребия, когда приходилось определиться с выбором каких-то малозначительных вариантов собственных действий.
Ученица вошла в класс, и Владимир Борисович с ходу огорошил её:
– Ну-ка, быстро назови мне два любых числа от одного до девяти.
А сам загадал: если сумма чисел будет чётной – надо ехать в Москву, а если нечётной…
– Три и шесть, – недоуменно сказала ученица.
«Нечётная. – Подумал про себя Владимир Борисович и тут же в глубине сознания услышал, да что там услышал – физически почувствовал возмущенную фразу: «Нельзя так безответственно относиться к судьбоносным решениям! Прочь все сомнения! Вперёд в Москву!»
Слегка ошарашенный такими словами, Владимир Борисович вновь опустил руки на клавиатуру и повторил четыре раза фразу: «Прочь все сомнения!» на мотив песенки Герцога из оперы «Риголетто»
– Ну, что же? Прервав пение, обратился он к ученице. К распевкам готова?–
– Да.
– Ну, тогда начали…
Вика, убедившись в решении Миркова участвовать в конкурсе, и, зная его привычку не менять принятых решений, успокоилась и вскоре уже была в комнате Лены.
Проснувшись в своей комнате Лена встала и прошлась по комнате, дотрагиваясь до комода, до смартфона, до ноутбука… Потом откинула крышку электронного пианино, нажала кнопку включения и заиграла начальный фрагмент из Бетховенской «Элизе».
Убедившись, что все предметы реально существуют и стоят на своих местах, она решила прогнать остатки сомнений и открыла дверь в ванную комнату. Всё здесь было, как и прежде.
«Значит, мне всё это не приснилось! – и, счастливо заулыбавшись, она встала под душ.
Просушив волосы феном, и выйдя из ванной комнаты, Лена вновь подошла к пианино и, взяв для настройки до-мажорное трезвучие, запела красивым насыщенным голосом самую распространённую вокальную распевку:
Ми – э – а – о – у
Раньше, живя в детдоме, она никогда не позволяла себе петь по утрам, чтоб не вызывать насмешки девочек из её группы. Но девочки остались в прошлой жизни за калиткой в заборе детдома.
Лена получала удовольствие от собственного пения, от возможности пусть не очень умело, но самостоятельно аккомпанировать себе. Чем выше становилась тональность распевки, тем больше хотелось петь.
«Не бойся петь высокие звуки» – откуда-то из-под сознания прозвучала мысль.
«Напряги живот и немного подтяни его под рёбра, пой на открытом зевке, будто зеваешь» – Лена следовала за приходящими мыслями и старалась в точности выполнять указания.
«Не бойся шире открывать рот на гласных э – а – о» – она чувствовала в своём голосе такую силу и уверенность, которых у неё не было ещё вчера.
Лена захотела правой рукой сыграть следующий аккорд, но пальцы не попали на нужные клавиши. Она остановилась, чтобы поставить пальцы, как надо и внезапно услышала негромкий, но полный восхищения голос Маргариты Сергеевны:
– Леночка! Доченька! Я верю своим глазам, но не верю своим ушам, – она подошла к Лене, обняла её и поцеловала в щечку. – Я поражена тем, что в таком хрупком теле живёт большой красоты и силы голос!
– Нам руководитель хора говорила, что певцы поют не телом, а голосом, – немного робея и переходя на свой обычный разговорный голос, сказала Лена.
– А ты хочешь стать певицей?
– Очень хочу.
– Ты знаешь, моя хорошая, – сказала Маргарита Сергеевна, – хоть я и не большой специалист по музыкальной части, но считаю, что твои вокальные способности гораздо выше, чем у большинства твоих сверстниц. Я постараюсь в ближайшее время найти для тебя подходящего преподавателя. Да что там, в ближайшее время? Прямо сейчас этим и займусь, а ты иди в столовую. Завтрак тебя уже ждёт.
– А вы не пойдёте?
– Я уже позавтракала, – ответила Маргарита Сергеевна.
Войдя в столовую, Лена поздоровалась с приветливо улыбающейся Арым.
– Присаживайся, где тебе удобней, – сказала Арым, а я мигом всё принесу. У меня всё готово.
Уплетая вкуснейший завтрак, Лена поймала где-то в глубине сознания тревожную мысль: «Я второй день пропускаю школу. Это, вроде, хорошо, а, вроде, и нет» – эта мысль у неё появилась ещё вчера, но калейдоскоп событий постоянно прогонял эту мысль.
«В ту же школу, – думала Лена, – я вряд ли вернусь, потому что она далеко отсюда. Значит, я буду учиться в другой школе, которая где-то близко. Вновь придётся знакомиться с новым классом, учителями, ребятами. Ещё неизвестно, как там ко мне отнесутся».
Как и многие ребята, Лена не любила школу. Больше других предметов тоску нагоняла математика, а классная руководительница, словно подливая масла в огонь, предупреждала, что в седьмом классе у них появится новый предмет – физика, а в восьмом – химия и что знания по этим предметам строятся на знании математики.
Лена с грустью понимала, что не в силах что-либо изменить в давно сложившейся школьной системе и воспринимала школу, как нечто неинтересное, обязательное и неизбежное. Вместо хождения в школу днём и выполнения домашних заданий по вечерам, она бы с огромным удовольствием занималась пением, танцами, игрой в детских спектаклях.
Но до сегодняшнего дня никто не спрашивал о её желаниях. И вот случилось! Впервые в жизни спросили! И кто? Эта милая, бесконечно добрая и хорошая Маргарита Сергеевна.
«Она столько всего сделала для меня, – думала Лена, – а я её даже по имени-отчеству не называю… Это, наверное, очень плохо… Ведь я несколько раз в знак благодарности за доброту хотела называть её мамой, но каждый раз стеснялась, потому что у меня была другая мама, та, которой больше не будет… никогда…
А, может, взять да и спросить у Маргариты Сергеевны напрямик? У неё почему-то все самые сложные вопросы решаются так легко и просто… Нет! Это как-то неудобно».
Поблагодарив Арым за вкусный завтрак, Лена, не спеша, поднялась по лестнице и направилась к своей комнате, продолжая свои размышления.
Вдруг открылась дверь кабинета Маргариты Сергеевны .
– Что, соловушка, не весел, что ты голову повесил? – полушутя спросила Маргарита Сергеевна, – а я вот нашла интересную информацию. Понимаешь, объявлен конкурс для участия в экспериментальной программе «Новые имена». Правда, в нём будут принимать участие только лауреаты Всероссийских и Международных детско-юношеских конкурсов. Но я постараюсь подключить свои связи, чтоб тебя если не в конкурс включили, то хотя бы прослушали и порекомендовали хорошего преподавателя.
Сегодня после обеда поедем в детскую музыкальную школу имени Сергея Прокофьева. Ты слышала о таком композиторе?
– Конечно! Нам на уроках музыкальной литературы о нём рассказывали. Мы даже слушали его симфоническую сказку «Петя и волк».
– Вот и чудесно, – воскликнула Маргарита Сергеевна, – а если дело дойдёт до того, что тебя попросят показать свой голос, ты сможешь что-нибудь спеть?
– Мне очень нравится Песня Настеньки из мультика «Аленький цветочек».
– А слова помнишь?
– Помню. Там всего два куплета.
– Хорошо. А ещё хотя бы одно произведение? – спросила Маргарита Сергеевна.
– Мы в хоре пели русскую народную песню «Волга-реченька», но она у нас плохо получалась, потому что не все девочки могли чисто спеть на высоких звуках во втором и четвёртом куплетах.
– А у тебя она получалась?
– Да, но в хоре надо, чтоб у всех получалось, – с грустинкой вздохнула Лена.
До обеда Лена повторила текст песни Настеньки и хорошо выучила «Волгу-реченьку».
«Как хорошо, что у меня теперь есть Интернет и я могу в нём найти текст к любой песне» – думала Лена.
После обеда Маргарита Сергеевна с Леной вместе сели в машину. Лена впервые надела красивое платье – одно из двух купленных вчера в торговом центре.
Маргарита Сергеевна что-то искала в бардачке и краем глаза заметила, что Лена сидит какая-то грустная и о чём-то думает. «Наверняка переживает по поводу возможного прослушивания» – думала Маргарита Сергеевна.
– Что-то мне не нравится твоё сегодняшнее настроение, – сказала Маргарита Сергеевна, – может, у тебя что-то случилось?
– Нет, – тихо ответила Лена. – Просто я давным-давно хочу у вас спросить, но каждый раз… стесняюсь… А для меня это так важно, ну, прямо важно-преважно…
Маргарита Сергеевна перестала копошиться в бардачке, села спокойно и внимательно посмотрела на Лену.
– Ну, если для тебя так важно-преважно, то, наверное, лучше спросить, чем вот так мучить себя, – сказала она.
– Маргарита Сергеевна, – сильно робея, попыталась начать Лена, теребя пальцами подол своего платья, – вы такая хорошая, заботливая, добрая, как сказочная фея, только намного лучше… – Лена на миг умолкла. – Ох, если бы вы только знали, как мне хорошо с вами! – она вновь замолчала и вдруг выпалила скороговоркой, – можно я буду называть вас мамой? – Лена, широко раскрыв глаза с тревогой глянула прямо в глаза Маргариты Сергеевны.
– Моя единственная, самая добрая и самая любимая дочь! Конечно, можно! Только, чур, обязательно на «ты»! – Маргарита Сергеевна хотела обнять Лену, но, сидя в автомобильном кресле это было весьма неудобно сделать, поэтому она просто положила свою руку Лене на плечо и пылко продолжила.
– Когда я впервые увидела тебя, твои глаза, в которых отражалась чистейшая душа, я поняла, что нашла родного человека. И до сегодняшнего дня терпеливо ждала вот этого счастливейшего момента.
Поверь, теперь мы с тобой стали ещё ближе, чем пять минут тому назад, – и наигранно серьёзно добавила, – несмотря на то, что нас разделяет очень неудобная преграда…
– Какая? – крайне изумлённо спросила Лена.
– Вот эта ручка коробки передач! – и Маргарита Сергеевна взялась за ручку. Они глянули друг на дружку и через мгновение машина задрожала от громкого смеха.
Приехав в детскую музыкальную школу имени С. Прокофьева, мать и дочь Некрасовы узнали у охранников, где находится организационный комитет отборочного конкурса и, поднявшись на третий этаж, нашли нужный кабинет.
– Ничем не можем помочь, – ответила пожилая женщина, оторвав взгляд от монитора компьютера, выслушав Маргариту Сергеевну. – Ваша дочь не является лауреатом ни Всероссийских, ни Международных конкурсов. Она даже не принимала участие ни в одном из них. А тут, понимаете, приедут дети, у которых среди личных достижений не по одному лауреатскому званию.
В кабинет зашла молодая красивая женщина и, услышав концовку разговора между дамой из организационного комитета и Маргаритой Сергеевной, сказала:
– Да! Всё так и есть. Ваша дочь не может участвовать в конкурсной программе, но есть ещё один вариант. В конкурсе для преподавателей нужны ученики-ассистенты, с которыми претенденты на участие в программе «Новые имена» будут давать открытые занятия. Там жюри будет оценивать методический, теоретический и практический уровни преподавателей. Таким образом, у вашей дочери есть шанс, правда, очень маленький, чтобы пробиться в участники программы «Новые имена».
Оставьте свои реквизиты вон у того молодого человека. Он как раз и занимается набором детей в группу учеников-ассистентов для конкурса преподавателей. Кстати, вы захватили с собой фотографию вашей девочки?
– Нет, – растерянно ответила Маргарита Сергеевна.
– Ничего страшного, – ответила молодая женщина, – этот же молодой человек прямо сейчас сделает фото вашей дочери.
Получив обнадёживающую информацию, мать и дочь Некрасовы пошли к выходу из музыкальной школы. Лену несколько раз посетила робкая мысль, будто она когда-то уже проходила по этим коридорам и даже видела охранников на входе.
Они подходили к машине, как вдруг Маргарита Сергеевна спросила Лену:
– Ну, что, доча? Махнём за мороженым? Мы вчера попробовали только три сорта, а сегодня попробуем ещё три.
– Давайте, махнём, ой…– вспомнила Лена недавний разговор и сразу поправила себя, – давай, мамулечка, махнём.
– Ну, вот уже лучше, – с теплотой ответила Маргарита Сергеевна и, обняла Лену за плечо. Так и шли до самой машины.
Они ехали по улицам Москвы. Размах города поражал Лену. Несмотря на четыре года, прожитых ею в детдоме, город по большому счёту Лена не видела. За всё это время было всего несколько выездных экскурсий в музеи, на Красную площадь и в «Геликон-оперу».
Лена то и дело задавала вопросы Маргарите Сергеевне, а та с удовольствием отвечала на них.
– Вот сейчас мы подъедем к торговому центру, а вдруг нам снова встретится вчерашний вор?
– Не думаю, – ответила Маргарита Сергеевна, – ему не меньше недели придётся лечить свои рабочие инструменты.
– Какие? – удивлённо спросила Лена.
– Руки! – со смехом ответила Маргарита Сергеевна, – ты же видела его руки, когда он поднялся с тротуара.
– Ой, точно, – ужаснулась Лена, вспомнив ободранные ладони вора.
– Но если всё же мы его увидим, – со смехом сказала Маргарита Сергеевна, то я его подержу, а ты оденешь ему на голову мусорную урну! Договорились?
– Договорились, – заливисто засмеялась Лена.
41
Первый день отборочного конкурса по экспериментальной программе «Новые имена» начался, как обычно бывает в подобных случаях, с торжественной музыки и не менее торжественных речей.
Накануне была завершена регистрация участников. В конкурсе преподавателей оказалось 36 претендентов на участие в программе, а среди детей было 115 претендентов, разделённых на две возрастные группы: 12-14 лет и 15-16 лет.
Кроме их была еще третья, так называемая группа учеников-ассистентов, предназначенная для проведения с ними открытых конкурсных занятий с преподавателями-конкурсантами. Среди участников этой группы находилась и Лена Некрасова.
На сцену с микрофоном в руке вышла председатель организационного комитета конкурса и сказала:
– Внимание! Начинаем жеребьёвку в группе претендентов, возраст 12-14 лет. – Под торжественную музыку два ассистента вывезли на сцену стол. На нём находился шарообразный лототрон. Такой же, как в телевизионной передаче «Русское лото».
– Порядок жеребьёвки такой, – продолжила председатель. – Сейчас наши ассистенты загрузят в лототрон шарики с номерами от единицы до шестидесяти. Именно столько претендентов имеется у нас в возрастной группе 12-14 лет. После загрузки шариков, я буду называть в алфавитном порядке фамилии претендентов, а лототрон будет вращаться, перемешивая шарики. Как только лототрон выбросит шарик, мы с вами узнаем порядковый номер претендента.
Все результаты будет фиксировать наша информационно-техническая группа.
Итак, начинаем:
– Абакумова Кристина Николаевна, – лототрон завертелся, перемешивая шарики, и вскоре из него выкатился шарик, – Номер пятнадцать, – громко и выразительно объявила председатель.
– Абрамова Наталия Геннадьевна… – номер пятьдесят девять.
Около десяти минут продолжалась жеребьёвка в возрастной группе 12-14 лет. Ассистенты увезли со сцены стол с лототроном и тут же вывезли такой же.
– Начинаем жеребьёвку в возрастной группе 15-16 лет. Сейчас ассистенты загружают в лототрон шарики с номерами от единицы до пятидесяти пяти по числу претендентов.
Еще через десять минут и эта жеребьёвка была окончена. Ассистенты увезли со сцены стол с лототроном и вместо него вывезли длинный стол.
– Уважаемые претенденты, – продолжила председатель, – Списки с результатами жеребьёвки будут вывешены на доске объявлений в вестибюле и продублированы на сайте нашей школы.
А теперь начинаем жеребьёвку среди уважаемых педагогов-претендентов.
Дорогие педагоги, после того, как я, согласно алфавитному порядку, назову вашу фамилию, вы выходите на сцену к этому столу и выбираете один конверт из тридцати шести, лежащих здесь.
В конверте вы найдёте фамилию и фото ребёнка из группы учеников-ассистентов, с которым будете проводить открытые конкурсные занятия.
Ваша задача: вскрыть конверт и громко прочитать фамилию ребёнка. А вы, ребята из группы учеников-ассистентов, сидящие позади всех в этом зале, как только услышите свою фамилию, встаёте и подходите к своему временному педагогу для знакомства. Всем всё понятно? Тогда начинаем:
– Аракелов Сергей Арамович, – на сцену торопливым шагом поднялся пожилой седовласый мужчина и, нарочно отвернувшись от стола, вслепую взял первый попавшийся конверт и, распечатав его, произнёс: Ефимова Дарья Николаевна.
Из учебной группы, в которой сидела Лена, встала упитанная девочка лет 13-14 и быстро зашагала к сцене.
– Образовавшиеся пары педагог-ученик могут сразу проходить в коридор для личного знакомства, – сказала председатель, – а мы продолжаем. На сцену приглашается Баландина Виктория Викторовна…
Владимир Борисович Мирков сидел и терпеливо ожидал своего вызова, немного сожалея о том, что его фамилия начинается не с буквы «А». «Ну, что поделать?– думал он, – я уж как-то к своей фамилии привык за пятьдесят пять лет». Он уже хорошо разглядел сцену, и даже мелкие детали зрительного зала, как услышал:
– Мирков Владимир Борисович, – он вышел на сцену и, подойдя к столу, на котором оставалось лишь десятка полтора конвертов, протянул руку к первому попавшемуся.
В этот момент он ощутил явный волевой приказ от какого-то внутреннего голоса: «Нет! Возьми конверт, который лежит самым крайним слева!» – Владимир Борисович положил руку на крайний конверт и мысленно спросил: «Этот?»
– Да! – чётко и понятно ответил внутренний голос. Мирков поднял конверт и, вынув из него прямоугольный листок с напечатанной мелким шрифтом фамилией, громко прочитал:
– Некрасова Елена Антоновна! – присутствующие в зале завертели головами, но никто не поднялся.
– Некрасова Елена! – раздался голос женщины-председателя, – есть такая в зале?
Лена, сидевшая в ожидании своей фамилии, только сейчас догадалась, что её уже дважды вызывают. Но она еще не привыкла к своей новой фамилии…
– Ну, что же? – обратилась председатель к Миркову, – не волнуйтесь, мы вам предоставим другую ученицу, раз Некрасова Елена не явилась.
– Я здесь! – раздался громкий мелодичный голос. Дети и взрослые, сидящие в зале, оглянулись и увидели, как к сцене бежит высокая худенькая девочка в красивом синем платье. – Извините, пожалуйста, – виновато сказала она.
– Ну, что ж ты, деточка, такая невнимательная? – неодобрительно сказала женщина-председатель, – вот твой педагог, можете выйти из зала для лучшего знакомства.
Владимир Борисович, не отрывая глаз, смотрел на Лену, словно пытался по каким-то известным лишь ему признакам понять, с кем будет проводить репетиционные и конкурсные занятия.
Они вышли в коридор и договорились о встрече завтра в 11:00. Кроме того, Лена получила из рук преподавателя бейдж, на котором, кроме её фотографии, было написано: «Некрасова Елена, учебная группа».
Лена спустилась по лестнице в вестибюль, где её ждала мама. Всех родителей, приехавших со своими детьми, попросили не подниматься в зал, и не отвлекать детей, а подождать их в вестибюле или на улице.
– Ну, как дела? – спросила мама.
– Я прозевала свой вызов… – потупив глаза, с огорчением сказала Лена, – и только с третьей попытки до меня дошло, что Некрасова Елена Антоновна – это я, – тут Лена увидела слегка погрустневшие глаза мамы и заговорила скороговоркой:
– Мамулечка, милая моя, хорошая, я привыкну к моей новой фамилии, честно-пречестно!
– Я верю тебе, доча, не волнуйся так сильно. У тебя и правда, было мало времени, чтобы привыкнуть к фамилии Некрасова. А что с преподавателем? Встретились?
– Да! Договорились завтра в 11:00 встретиться на занятии. Еще он сказал, что где-то тут будет висеть объявление, в котором будет указан номер класса и фамилия преподавателя…
Со стороны лестницы послышался небольшой шум и вскоре в вестибюль спустились двое мужчин, неся в руках довольно большую переносную доску для объявлений. Они поставили эту доску так, что она сразу бросалась в глаза от самого входа в вестибюль.
Некрасовы вышли из школы и направились по аллее в сторону припаркованной за территорией машины.
* * *
Минуты через две из школы вышел Мирков. До завтрашнего дня здесь делать больше нечего, а идти во временно предоставленное общежитие не хотелось. И он решил просто прогуляться по улицам.
Вертясь тридцать пятый год в суетливой школьной жизни, Владимир Борисович научился ценить тишину. По вечерам в его квартире даже разговоры с женой велись вполголоса. Она тоже была педагогом, только в общеобразовательной школе и тоже уставала от школьного гама и шума. В последние три года даже тихие разговоры не нарушали тишину: жена умерла, оставив Владимира Борисовича жить с чувством глубокого сожаления о недоданных жене ласках, о недосказанных словах любви, о неосуществлённых совместных мечтах…
Господь не дал им детей, и они старались вложить в своих учеников многое из того, что непременно дали бы своим детям. Они радовались успехам своих воспитанников, огорчались их неудачам, поддерживали дружеские связи с родителями своих учеников.
Но в последние годы планка требований, поставленная Мирковым много лет тому назад на большую высоту, перестала соответствовать времени.
Дети стали совсем другими. У большинства из них отсутствовала тяга к самостоятельному познанию окружающего мира.
Благодаря современным гаджетам, они превратились в простые объекты потребления созданных не ими благ. Современные дети хорошо понимают слово «На», обращенное в их адрес, и совершенно не желают слышать слово «Дай».
Владимир Борисович всё чаще ловил себя на мысли о том, что с каждым годом всё меньше понимает, как можно чему-то научить ребёнка, у которого весь мир заключён в смартфоне и без этого мира он чувствует себя таким же беспомощным, как трёхдневный птенец, выпавший из гнезда.
Мирков даже пытался давать своим нынешним ученикам задания, связанные с поиском новых знаний и ответами на его вопросы в Интернете, но не достиг нужных результатов. Ученикам не хотелось «скушать» даже то, что само напрашивалось, потому что при попытке зайти на нужный сайт их мгновенно «сносило» на какие-то другие, более привлекательные страницы, бросавшиеся в глаза.
«Беда и только, – думал иногда Мирков. – Ну, ладно – я. До пенсии рукой подать. А как будут работать молодые педагоги, которые еще только учатся в университетах? Ответа на этот вопрос Владимир Борисович не знал, как не знали и другие преподаватели.
От грустных размышлений Владимир Борисович внезапно перешёл к воспоминанию о девочке, чью фамилию он сегодня вытащил на жеребьёвке.
«Странно, – подумал он, – от неё веет искренностью и добром. Эти обалденные глаза не могут быть глазами глупого ребёнка. Отчего же она не сразу услышала свою фамилию? Рассеянность? Невнимательность? Пока не знаю, но завтрашний урок может многое прояснить.
А голос мне показался интересным, хотя по одной короткой фразе судить преждевременно. Зато внешние данные – на высоте. Если моя формула ВД=ВД завтра сработает, то можно будет продолжить борьбу по зачислению в программу «Новые имена». А если нет, то вернусь домой, и всё будет, как прежде: дом – работа – дом…»
42
На следующий день Маргарита Сергеевна припарковала машину возле «Прокофьевки» и проводила Лену до самого входа.
– Ну, всё! Не волнуйся! Слушайся преподавателя и покажи всё, на что способна! Телефон с тобой?
– Да, – ответила Лена.
– Умница! А я отъеду по делам. Как закончится занятие, позвони, и я вскоре за тобой приеду. Хорошо?
– Хорошо, – сказала Лена, – только я не волнуюсь… почти… А чего волноваться? Это всего лишь занятие, а не концерт? Правда?
– Конечно, правда! Ну, иди. – Она поцеловала Лену в щёчку и, дождавшись, когда фигурка дочери скроется за дверью, повернулась и направилась к машине.
Лена, подойдя к охраннику, показала свой бейдж и направилась к доске объявлений. В длинном списке нашла фамилию “Мирков В.Б. 309” и немного растерялась. Заметив её замешательство, подошёл один из двух охранников и спросил:
– Что-то не так?
– Нет… то есть, да… – растерянно сказала Лена, – я не знаю, как найти 309-й кабинет.
– Ну, это просто! – улыбнулся охранник, – цифра 3 означает третий этаж, а цифры 09 – девятый кабинет на нём. Поднимайтесь вон по той лестнице, а дальше смотрите по номерам на дверях.
– Действительно, просто, – сказала Лена, – спасибо вам, – и направилась к лестнице.
Вскоре она подошла к нужному кабинету и тихонько постучала. Никто не ответил. Она дёрнула за ручку, но дверь была заперта. «Может, я опоздала? – с тревогой подумала Лена, торопливо вынимая из новой дамской сумочки, ремень которой был переброшен через правое плечо, смартфон. Она легко дважды стукнула по экрану, и смартфон крупными цифрами высветил время 10:55. «Уф-ф-ф, не опоздала… значит буду стоять и ждать».
Ждать пришлось недолго. В 10:58 появился преподаватель, к лацкану пиджака которого был прикреплён такой же бейдж, как у Лены, только на нём рядом с фотографией было написано «Мирков Владимир Борисович, преподаватель».
– Здравствуйте, – поздоровалась Лена.
– Здравствуй, Лена, – ответил Владимир Борисович, открывая ключом кабинет, – проходи.
Они зашли в типовой кабинет для индивидуальных занятий. Таких кабинетов по всей стране тысячи и даже обстановка в них ничем не отличается: шкаф для нотных сборников, одно или два пианино, два-три стула и простой письменный стол. По желанию на подоконнике могут стоять один или несколько цветов в горшках, а на стене висеть в простенькой рамке портрет какого-нибудь композитора. Да и размеры классов разнообразием не блещут. Обычно это комната размером три на пять метров.
– Ну, что? Начнём наше знакомство с распевания. Играть тебе сегодня и завтра буду сам, а на послезавтра я пригласил концертмейстера. Ты когда-нибудь занималась сольным пением?
– Нет. Я пела только в хоре.
– Понятно, – немного разочарованно сказал Владимир Борисович. Тогда начнём с дыхания. Попробуй сделать глубокий, но неторопливый вдох ртом и носом одновременно. – Лена выполнила указание.
– Неплохо, неплохо. Какое у тебя красивое платье, – неожиданно сказал Мирков, – сейчас мы с тобой его немного усовершенствуем.
Владимир Борисович засунул руку в карман своего пиджака и вынул оттуда обычную бельевую прищепку.
– Ну-ка, повернись ко мне спиной. – Лена повернулась и почувствовала, как твёрдая рука прихватила ткань платья немного выше пояса, отчего ткань ощутимо обтянула живот.
– Не волнуйся, – словно опережая волнение Лены по поводу нового платья, – с твоим красивым платьем ничего не случится, оно даже не изомнётся от обычной бельевой прищепки. – Он отошел от Лены на два шага. – А теперь снова сделай неторопливый вдох. – Лена выполнила задание. – И ты говоришь, что раньше не занималась сольным пением? – с недоверием переспросил Мирков.
– Не занималась, – недоуменно ответила Лена.
– Тогда, возможно, ваш руководитель хора вам объяснил, как правильно делать певческий вдох?
–Н-нет, – не уверенно промолвила Лена, – мы просто пели в хоре эстетического отделения.
– Ах эстети-и-и-ческого! – протянул Мирков, – и ты хочешь сказать, что вот так всегда дышишь во время пения?
– Наверное, – всё еще не понимая, к чему клонит преподаватель, ответила Лена, – просто мне удобно вот так дышать, – она сделала медленный вдох, немножко надув живот вперёд, и раздвинув рёбра в стороны.
– Умница, – громко сказал Мирков, – вот так и дыши. Некоторые мои ученицы подолгу учились правильному певческому дыханию, а у тебя оно уже поставлено. Так-так-так, а теперь поём самую известную распевку, – он наиграл мелодию на пианино, – Знаешь такую?
– Знаю, – ответила Лена и запела уверенным красивым голосом.
– Нет, ты решительно начинаешь мне нравиться! – воскликнул Владимир Борисович. Он давал Лене одно за другим задания, и она тут же исполняла их. После десяти минут сложных распевок с выходом на высокие звуки и сходом на низкие грудные, Мирков поинтересовался:
– Прислушайся к своему горлу. Нигде не болит сейчас?
– Нет, – ответила Лена, – у меня только однажды болело горло, но это было очень давно, в детстве…
– Ах, в детстве, – сделал удивлённое лицо Мирков.
– Да. Мы с девочками в детском саду зимой на прогулке оторвали сосульки и ели их. Вот я горло тогда и простудила.
– Так вот что, деточка! – серьёзно сказал Владимир Борисович. – Тут я вижу одно из двух: или ты мне лжешь, что никогда не занималась сольным пением, или ты обычный ге…, – он не договорил, потому что увидел, как из широко раскрытых глаз по щекам Лены в два ручья потекли слёзы.
– Я… я никогда… не лжу… то есть, не лгу, – сквозь всхлипывания пролепетала она.
– Хорошо, хорошо! Убедила! – Мирков понял, что немного перестарался, – а теперь успокойся и скажи мне, можешь ли ты исполнить какое-нибудь произведение.
– Конечно, – всё еще пытаясь успокоиться, ответила Лена. – Песню Настеньки из мультика про аленький цветочек.
– Знаю такую песню. Ну что споёшь? – Лена молча кивнула, и он заиграл короткое вступление.
В эту пору в родимой сторонушке
Солнце ясное рано встаёт.
Голос звучал красиво, наполнено, с отличным вибрато на длинных звуках. Владимир Борисович, продолжая аккомпанировать на пианино, следил за работой мышц живота Лены, и с нетерпением ждал появления высоких и одновременно трудных звуков второй половины куплета.
Даже малая пташка-соловушка
Веселее и звонче поёт
Лена вышла на трудные звуки с удивительной лёгкостью, а голос зазвучал сильно и одновременно без натуги и перенапряжения.
Без остановки перешли ко второму куплету. Лена, полностью оправившаяся от недавней обиды со слезами, зазвучала еще лучше и увереннее. Прозвучал последний аккорд и класс огласил восторженный возглас Миркова:
– Brava, signorina! Molto bene! Grazie!!!1
Лена не поняла ничего из сказанного, кроме слова «Brava», но по тону и выражению лица Владимира Борисовича, догадалась, что ему понравилось её исполнение.
– А можешь ли ты исполнить еще какую-то песню? – переводя дух от испытанных эмоций, спросил Мирков.
– Могу, – ответила Лена, – мы в хоре пели песню «Волга-реченька», она мне очень нравится.
– А чем именно она тебе нравится, – спросил Мирков.
– Там во втором и четвертом куплетах мелодия уходит высоко-высоко. У половины наших девочек из хора эти высокие ноты не получались…
– Звуки, – перебил Мирков.
– Извините, – сказала Лена, – я вас не поняла.
– Высокими или низкими бывают звуки, а ноты – это лишь знаки на бумаге. Так же как в русском языке. Есть буквы, которые мы пишем или читаем, и есть звуки, которые мы произносим, читая эти буквы. Таким образом, получается, что и ноты, и буквы – это всего лишь молчаливые значки на бумаге. А когда люди начинают эти значки исполнять – появляются звуки. Понятно?
– Теперь понятно, – сказала Лена.
– Так ты говоришь, что у девочек из хора высокие звуки получались плохо. А у тебя? Впрочем, давай ты сейчас покажешь их. – Владимир Борисович вновь сел за пианино и сыграл вступление. Лена запела:
Волга-реченька глубока,
Бьёт волнами в берега…
«Какой уверенный вокал, – думал Владимир Борисович, аккомпанируя Лене, – если она во втором куплете еще и верхнее «ля» споёт, значит, это не простая девчушка, а настоящий самородок».
Тем временем начался второй куплет, и Лена продолжала:
Ой, туманы голубые,
Серебриста-а-я волна.
Неуже-э-э-ли ко мне ми-и-и-лый
Не вернётся никогда?
Лена пела восхитительно, однако Владимир Борисович почувствовал, что она использует далеко не все свои возможности. Похвалив Лену, Мирков объяснил ей, что и как ей нужно сделать. На этот раз Лена даже сама удивилась результату.
– Ты запомнила свои ощущения после моих поправок? Давай-ка, спой еще раз и постарайся почувствовать свои ощущения в голове, в груди, в спине и животе…
После исполнения Владимир Борисович внимательно посмотрел на Лену и спросил:
– Как ты считаешь, когда ты пела лучше: в первый раз или сейчас?
– Мне показалось, что сейчас, – ответила Лена.
– А когда тебе было легче петь «верхушки»?
– Сейчас, – уверенно ответила Лена.
– А знаешь, почему?
– Ну, вы мне подсказали, как именно и что делать, вот оно и получилось…
– Ты права! – радостно воскликнул Мирков. – Сначала ты пела, как умела, и у тебя получилось хорошо. А только что ты использовала некоторые приёмы вокальной техники, и у тебя получилось не хорошо, а очень хорошо! Запомни эти приёмы и пользуйся ими всегда.
А на следующих занятиях я тебе покажу и объясню еще немало вокальных хитростей, которые помогут тебе стать на голову выше твоих поющих сверстниц и даже тех девушек, которые значительно старше тебя. Что ж? Час, отведённый для нашего с тобой занятия, истёк.
– Как уже? – удивилась Лена, заглянув в смартфон, который показывал 12:03, – а мне показалось, что прошло всего минут десять…
– Это хорошо, когда урок для ученицы проходит быстро, – сказал Владимир Борисович, – А вот, на сколько он был плодотворным, я увижу завтра. Очень бы хотелось, чтоб ты закрепила в сознании то, что узнала сегодня. Дома есть возможность заниматься пением?
– Да, – ответила Лена, – сколько угодно! У меня даже электронное пианино есть!
– Ну, сколько угодно заниматься не надо. Один час ты уже сегодня пела, теперь после обеда можешь заниматься, но не более часа. В нашем деле есть золотое правило: лучше немного недозаниматься, чем перезаниматься. И вот еще: найдёшь в Интернете романс Александра Гурилёва «Гаданье», скачаешь ноты и текст, найдёшь видео с исполнением этого романса и самостоятельно разучишь.
Таким способом очень удобно разучивать: смотришь, слушаешь и следишь по нотам. Завтра на занятии покажешь, что у тебя получилось. Кстати, как у тебя дела с нотной читкой?
– Пока не очень, – с огорчением сказала Лена, – медленно получается.
– Ну, этому за день не научишься, но постепенно надо выходить на беглое чтение нот. Задания мои тебе понятны? Запомнила всё?
– Да.
– Тогда до завтра. Встречаемся здесь же в 11:00. До свидания.
– До свидания, – сказала Лена и пошла к выходу. В коридорах «Прокофьевки» было довольно многолюдно. Кроме того, проходя мимо дверей учебных классов, можно было расслышать приглушенные звуки различных музыкальных инструментов и пение то детскими, то мужскими, то женскими голосами. Все эти звуки, и голоса проходящих в разных направлениях людей, смешиваясь в коридоре, создавали неповторимый звуковой фон, характерный только для музыкальных заведений.
– Мамулечка, я уже освободилась, – сказала Лена по телефону Маргарите Сергеевне, выходя в вестибюль.
– Замечательно, – ответила Маргарита Сергеевна, я скоро буду, жди меня в вестибюле школы, а то, вроде, дождик собирается.
Мирков шёл по коридору «Прокофьевки» в приподнятом настроении. Ученица, вопреки первому впечатлению, оказалась толковой и не по возрасту хорошей певицей. «Я не знаю, как обстоят дела у моих соперников-преподавателей, но выступить через три дня в первом туре мы сможем весьма достойно» – думал Мирков.
Он шел по длинному коридору третьего этажа. Из некоторых классов доносились звуки музыкальных инструментов, и Мирков просто проходил мимо. Но возле классов, откуда доносилось детское пение, Владимир Борисович замедлял шаг и прислушивался, непроизвольно сравнивая качество пения невидимых ему учениц и учеников с пением Лены Некрасовой. Пока ничего лучше услышать не удалось.
Мирков спустился этажом ниже и повторил свой разведывательный рейд. Из-за двери одного класса послышался неплохой юношеский голос. «Будущий баритон в стадии мутации голоса, – подумал Владимир Борисович, – но для этого возраста уровень весьма приличный». В дальнем конце коридора из-за закрытой двери класса внезапно зазвучал хорошо поставленный женский голос. Мирков слегка насторожился и решил послушать с более близкого расстояния.
Встав рядом с дверью, он вслушивался в пение неизвестной певицы и тут же делал про себя замечания: «Вот тут хорошо, а тут не опёрла дыхание, а в этом пассаже весьма слаба «мелкая» техника, высокие звуки плохо формирует и даже допускает некоторую неточность в интонировании».
Любопытство настолько овладело Мирковым, что он понимал: уйти просто так не сможет, пока не выяснит, кто поёт там за дверью. Несколько минут он просто стоял и слушал пение, постоянно анализируя исполнение, и представляя какие советы он мог бы дать певице, чтоб её пение стало лучше.
Наконец, он не выдержал и тихонько на мгновение приоткрыл дверь и тут же закрыл её обратно. Этого мгновения Миркову было более, чем достаточно, чтоб успокоиться. «Во-первых, пела молодая женщина в возрасте «за двадцать»; во-вторых, она не могла быть конкурентом Лене Некрасовой; в-третьих… впрочем, какая разница, что там в третьих и кто эта женщина? Если это чья-то ученица, то это одно дело, но если она – сама преподаватель вокала в этой школе, то непонятно, как её сюда взяли…» – размышлял Мирков, продолжая движение по коридору.
Голосов, достойных внимания, больше услышать не удалось. «Но ведь я услышал не всех, – думал Владимир Борисович, – поэтому исключать, что какие-то хорошие дети придут позже, нельзя. Ну, как будет, так будет».
Он спустился в вестибюль и увидел Лену Некрасову, стоящую недалеко от выхода, всецело поглощенную перелистыванием страниц Интернета в смартфоне. Миркову стало очень интересно, что так упорно ищет Лена, не замечая ничего вокруг.
Он подошел на расстояние метра полтора и заглянул в экран смартфона: Лена пальцем перелистывала страницы. Вот мелькнул красный квадрат с золотой восьмой нотой и надпись «НОТНЫЙ АРХИВ РОССИИ». Пальцы девочки быстро бегали по экрану смартфона. Вот мелькнула следующая надпись «ВОКАЛЬНЫЙ АРХИВ АЛЕКСАНДРА КОНДАКОВА». Лена открыла список русских композиторов и, найдя в нём фамилию Гурилёв, щелкнула по ней пальчиком.
«Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня» – откуда-то всплыла всем известная фраза.
«Молодец девчонка» – подумал Мирков и неспешно вышел на улицу. Капли начинающегося дождя упали на его лицо. «Ну, вот как всегда: возьму зонтик – оказывается ненужным, забуду его взять – обязательно попаду под дождь». Он ускорил шаг и, подгоняемый усиливающимся дождём, направился по аллее в сторону Токмакова переулка к остановке маршрутных автобусов.
При выходе на Токмаков переулок, Владимир Борисович чуть не столкнулся с красивой женщиной, которая держала в руке зонтик таким образом, что он мешал её обзору.
– Простите, – произнёс Мирков, мельком взглянув на женщину.
– Ой, это вы меня простите, – ответила женщина, взглянув на Миркова и они проследовали каждый в свою сторону.
Лена, отыскав ноты романса «Гаданье» Александра Гурилёва, сохранила его в папке «Документы» и занялась поиском видео с исполнением этого романса.
Вскоре нужное видео нашлось, и Лена увидела на экране какую-то девушку, чуть старше её, ожидавшую, когда её концертмейстер начнёт вступление.
– А вот и я! Прости, моя хорошая, что заставила тебя так долго ждать, – раздался голос Маргариты Сергеевны, входящей в вестибюль, и закрывающей мокрый зонтик. – А чем ты занята?
– Я попробовала начать выполнение домашнего задания, и у меня получилось! – радостно воскликнула Лена. – Владимир Борисович сказал, чтоб я нашла романс «Гаданье», дома его послушала и посмотрела по нотам. Но мне всё равно делать было нечего, пока тебя ждала, вот я и стала искать, правда, еще не успела послушать. Вот!
– Вот это я понимаю! Молодчина! И правильно: нечего время зря терять! А вот слушание всё же отложим до дома. Хорошо?
– Хорошо, – ответила Лена. Маргарита Сергеевна достала из красно-синего пакета с надписью «OZON» новенький зонтик и сказала:
– Вот, держи, а то промокнешь, пока идём к машине. – Они вышли из вестибюля, щелкнули кнопками зонтиков и, попав под усиливающийся дождь, быстрыми шагами направились по аллее.
Они проезжали мимо остановки маршрутных автобусов, как вдруг Лена выкрикнула:
– Мамулечка, там Владимир Борисович, – и показала на остановку, – он совсем промок.
– Ну, так зови его! – ответила Маргарита Сергеевна и остановила машину сразу за остановкой.
– Владимир Борисович! – крикнула Лена, открыв дверь машины, – садитесь к нам, пожалуйста!
Мирков, опешил от неожиданности, услышав своё имя и отчество, но, увидев Лену Некрасову, заторопился к машине.
– Здравствуйте! – поздоровался он, закрывая за собой дверь.
– Здравствуйте! – ответила Маргарита Сергеевна.
– Мамулечка знакомься: это мой преподаватель по вокалу Владимир Борисович.
– Очень приятно! Маргарита Сергеевна. – А мы с вами совсем недавно, кажется, уже виделись.
– Да-да, – ответил Мирков, – и даже чуть не столкнулись несколько минут тому назад на аллее «Прокофьевки».
– Куда направляетесь? – спросила Маргарита Сергеевна
– Да вот хотел в консерваторию съездить, пока есть время. У нас, понимаете ли, сегодня в 17:00 семинар в «Прокофьевке». До него еще уйма времени, а сидеть в общежитии неохота. А тут этот дождь!
– Ну, вот и прекрасно, – ответила Маргарита Сергеевна, – нам с вами почти по пути. – На этих словах Лена внимательно посмотрела на маму: им было совсем не по пути, но если мама так решила, значит, так и надо. – На сколько я понимаю, вы не слишком торопитесь, и мы можем заехать в ближайшее кафе на чашечку кофе. Вы не против?
– Нет, – ответил Мирков, – консерватория за это время никуда не убежит.
Вскоре Маргарита Сергеевна остановила машину у кафе, и они втроём зашли внутрь. Народу почти не было и большинство столиков пустовало. Маргарита Сергеевна сделала заказ официанту и, наклонившись к Лене, зашептала ей на ушко:
– Доча, милая, ты не обидишься, если я тебя попрошу пересесть вон за тот дальний столик? А кофе и мороженое тебе принесут туда.
– Не обижусь, а чего мне обижаться? – ответила Лена, догадываясь о том, что маме нужно поговорить с Мирковым о чём-то важном, что касается именно её – Лены.
– Что скажете про Леночку? – негромко спросила Маргарита Сергеевна, оставшись наедине с Мирковым.
– У вас очень талантливая дочь, – серьёзно ответил Мирков, – а таланту, как известно, надо помогать.
– Дело в том, что Лена – моя приёмная дочь. Еще не прошло и недели, как я её удочерила. В своей прошлой жизни она почти не видела ничего хорошего и натерпелась столько, что вполне хватило бы на троих.
Я была поражена тому, что, несмотря на все невзгоды, случившиеся в её маленькой жизни, Лена осталась хорошим, несколько наивным, но очень добрым и чувствительным человеком.
– Теперь я понял, – сказал задумчиво Мирков, – почему она не сразу отозвалась на фамилию Некрасова во время жеребьёвки…
– Да-да, она мне рассказала про этот момент, – ответила Маргарита Сергеевна, – просто Леночка еще не привыкла к своей новой фамилии. Итак, теперь вы немного больше знаете о моей дочери, а о вас я нашла в Интернете информацию, как о хорошем преподавателе вокала высшей категории.
И список ваших учеников тоже впечатляет. Среди них и преподаватели детских музыкальных школ, и певицы, набирающие популярность.
Посоветуйте, что мне сделать, чтобы моя Лена смогла осуществить свою заветную мечту – стать оперной певицей?
– Вы знаете, – сказал Мирков, – совет – дело хорошее, но иногда бывает очень трудно следовать чужим советам, да и становление будущей оперной певицы с 12-летнего возраста – дело не быстрое и не дешёвое.
– По поводу «не быстрое» – я согласна, а что касается материальной стороны, то я вполне обеспеченная бизнес-леди и не пожалею для своей дочери никаких денег.
– В вашем благосостоянии сомнения нет, стоит лишь на вас взглянуть и всё становится понятным. Да и ваша «BMW» подтверждает эту догадку.
– Это попытка сделать комплимент? – строго посмотрела на Миркова Маргарита Сергеевна.
– Нет, боже упаси! – ответил тот, – но я ведь тоже не первый год живу на белом свете и мне встречались разные женщины: гордые и затюканные, красивые и не очень, умные и… ну, вы понимаете! А еще встречались мне, как я про себя их называл, женщины-ледоколы…
– Ледоколы? – удивлённо переспросила Маргарита Сергеевна.
– Да именно ледоколы. Эти женщины очень волевые, успешные в своих делах, прекрасно знают себе цену и трезво оценивают свои возможности, ставят перед собой большие цели и, как ледоколы, невзирая на трудности и сложности, добиваются этих целей. Как правило, эти женщины одиноки, так как рядом с ними обычный мужчина чувствует себя весьма некомфортно, закомплексованно, как школьник пред классным руководителем.
– А вы, оказывается, не только хороший преподаватель вокала, – сказала Маргарита Сергеевна, – но и хорошо разбираетесь в людях.
– К сожалению, не так, как бы того хотелось, – ответил Мирков.
– И кто же, по-вашему, я? Затюканная, умная или…
– Женщина-ледокол, – не дал договорить Мирков.
– Вы знаете, мне даже немного неловко… и страшновато. – Задумчиво сказала Маргарита Сергеевна. – Я впервые встретила человека, который за какую-то мизерную минуту общения, дал мне такую точную характеристику: женщина-ледокол. Хорошо еще, что на первом месте вы поставили слово «женщина». Это всё-таки приятнее, чем «железная Маргарет» – так меня за глаза называют служащие моей фирмы.
Но что мы всё обо мне да обо мне! Для меня сейчас главный вопрос – судьба моей дочери. Кстати, удочерив её и забрав из детдома, я еще не устроила её в новую школу. Мне всё это время интуиция подсказывает, что не надо торопиться с решением этого вопроса. Да и «прогуливает» школу она всего несколько дней. Может, вы что-нибудь посоветуете?
– Вот сейчас, как вы знаете, мы с Леной участвуем в конкурсе претендентов на участие в программе «Новые имена». Я отдаю себе отчёт в том, что шансы попасть в эту программу у меня есть, но благодаря вашей дочери эти шансы сильно увеличиваются.
Послезавтра состоится первый тур конкурса преподавателей, еще через три дня – второй тур. Если нам удастся преодолеть эти два препятствия, то третий тур будет чистой формальностью для объявления участников программы «Новые имена».
Поэтому, как мне кажется, торопиться с поиском школы для Лены сейчас не нужно. Ведь в случае нашей удачи, она будет обучаться по специальной уникальной программе при детской музыкальной школе имени Сергея Прокофьева.
– Я вас поняла, – задумчиво ответила Маргарита Сергеевна. – Что ж? По крайней мере, план действий на ближайшую неделю ясен, хотя, к сожалению, не всё в нём будет зависеть от нас с вами. Ну, что? Поехали? Лена, доченька, пойдём.
Лена оторвала взгляд от смартфона, потом сделала в нем несколько щелчков, и подошла к маме.
– А я почти выучила наизусть текст «Гаданья», – похвасталась Лена, – но к завтрашнему занятию выучу на зубок.
– Ах, ты, моя хорошая! – сказала Маргарита Сергеевна, целуя Лену в щечку.
– Эх, вот если бы у меня были маленькие наушники, – мечтательно сказала Лена, – то я бы, никому не мешая, смогла послушать исполнение романса и выучить мелодию. Но наушники стоят очень дорого, – значительно тише сказала Лена, – я уже посмотрела в Интернете цены…
– И как же дорого они стоят? – удивлённо спросила Маргарита Сергеевна.
– Двести сорок три рубля, – еще тише сказала Лена. Маргарита Сергеевна и Мирков переглянулись и поняли, что девочка действительно еще не отвыкла от своей прошлой жизни, в которой даже десять рублей считались приличными деньгами.
– Да, – серьёзно сказал Мирков, – двести сорок три рубля, это, конечно, деньги, – и взглянул на Маргариту Сергеевну.
– Но они ведь нужны для дела, правда? – спросила Маргарита Сергеевна Лену.
– Да, – смущенно ответила та.
– Значит, по пути заедем и купим – делов-то! – сказала Маргарита Сергеевна.
– Спасибо, – улыбнулась Лена.
– Так пока, вроде, не за что, – ответила Маргарита Сергеевна, – ну что? Едем?
Они вышли из кафе и направились к машине. Дождь почти закончился. Маргарита Сергеевна высадила Миркова неподалёку от консерватории.
– Так, теперь наушники, – вслух сама себе напомнила Маргарита Сергеевна. Вскоре появилась вывеска «Мир звука».
– Это, кажется, то, что нам нужно. – Маргарита Сергеевна припарковала машину и они с Леной зашли в магазин.
Тут же появился продавец-консультант и поинтересовался, что им угодно.
– Нам нужны наушники, – сказала Маргарита Сергеевна, – одни, чтоб в уши вкладывались, а другие большие, внешние, самые качественные.
– Я всё понял, – сказал продавец-консультант, доставая связку ключей и открывая витрину с наушниками. – Вот эти в большой коробке очень качественные, годятся даже для работы в студии звукозаписи, а те, что в маленькой коробочке – чтобы в уши вставлять. С вас три тысячи шестьсот пятьдесят три рубля.
Маргарита Сергеевна расплатилась пластиковой картой, и они с Леной направились к машине. Лена шла с задумчивым видом, в ней боролись два чувства: восхищение от такой покупки и смущение от такой, как ей казалось, огромной стоимости.
– Ты о чём задумалась, моя хорошая? – спросила Маргарита Сергеевна.
– О наушниках, – сказала Лена, – они очень дорогие. Мне вполне хватило бы и маленьких.
– Вот приедем домой, там ты и оценишь разницу между маленькими и большими наушниками. И прости меня за то, что я сразу не подумала о них.
– Мама, милая моя, можно я тебя поцелую? – и Лена с нежностью поцеловала Маргариту Сергеевну в щеку.
Приехав домой, Маргарита Сергеевна и Лена занялись каждая своими делами. До обеда оставался еще целый час, и Лена сначала послушала романс «Гаданье» через маленькие наушники в смартфоне, а потом через большие наушники в ноутбуке. Мама, безусловно, была права: звук в больших наушниках был объёмнее и насыщеннее.
Лена вывела ноты романса на монитор ноутбука и включила уже скачанное исполнение. Следить по нотам было довольно удобно. К обеду романс был Леной выучен наизусть.
43
На следующий день в 10:55 Лена подошла к кабинету № 309 и тронула ручку.
Дверь открылась и Лена увидела, что Владимир Борисович уже пришёл.
– Здравствуйте!
– Здравствуй, Лена! Ну, как дела с романсом?
– Я его выучила наизусть.
– Вот как? Хорошо. К нему мы непременно вернёмся после распевания. Готова?
– Да.
– Только учти: вчерашние распевки тебе покажутся детским лепетом в сравнении с сегодняшними.
Более пятнадцати минут Мирков гонял голос Лены по верхам, низам, и посередине её певческого диапазона, на плавных и на скачкообразных мелодических ходах, время от времени делая замечания и указания, что нужно сделать и каким образом. Лена на лету схватывала указания преподавателя, приводя его в полный восторг.
– Та-а-ак, – протянул он, – сейчас минутная передышка, а после неё романс «Гаданье».
Владимир Борисович сел за пианино и, не открывая сборник «Романсы А. Гурилёва», сыграл наизусть вступление. Лена вступила в нужном месте:
Любопытство завлекло
Погадать – не спится.
Перед тусклое стекло-о
Де-э-вушка-а садится.
«Как легко работать с этой девочкой, – продолжая аккомпанировать, думал Мирков, – Практически всю черновую работу по разучиванию она сделала самостоятельно. А как звучит!!! И это в двенадцать лет! Я всё больше убеждаюсь, что мне посчастливилось работать с гениальной девочкой».
Добрались до конца романса.
– Лена, откровенно говорю: ты умница! Работу сделала отлично: мелодию и текст исполняешь правильно.
А теперь давай подумаем над тем, чего нет в тексте, но есть между строчками.
Я имею в виду эмоциональную передачу текста и музыки, – и Владимир Борисович стал задавать множество наводящих вопросов, подводя Лену к художественному образу романса. – А теперь попробуй исполнить романс заново, но с учётом всего, о чём мы сейчас говорили. Готова?
– Да, – уверенно ответила Лена.
Надо ли говорить, что это было совершенно другое исполнение, как по качеству, так и по эмоциям.
– А теперь давай сделаем выводы, – сказал Владимир Борисович. – Первое исполнение романса было простой копией того, что ты увидела, скачав файл из Интернета, а второе – это твоё осмысление этого романса, которое по своему качеству находится выше того, что ты скачала.
И вот теперь самый главный вывод: всегда старайся разобраться с содержанием исполняемого произведения и передать его содержание и эмоции. Получится – будет успех, не получится – в лучшем случае услышишь жидкие аплодисменты. Поняла?
– Поняла.
– А теперь повторим вчерашний репертуар, но, чур, с учётом всех замечаний по содержанию и эмоциональности, о которых мы только что говорили.
Да, еще один важный момент! Постой минуточку! – Владимир Борисович быстро вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.
Вскоре послышались какие-то шаги, и в кабинет зашел Мирков в сопровождении 8 мальчиков и юношей разного возраста, которых он совершенно случайно встретил в коридоре, и уговорил задержаться на пять минут, присутствуя при исполнении.
Он попросил Лену встать возле окна, повернувшись лицом к входной двери, а зрителей, которым даже сесть было не на что, попросил разместиться у дверей напротив Лены.
Таким образом, был создан полный визуальный контакт между исполнительницей и зрителями. Стандартный класс для индивидуальных занятий оказался почти полностью заполненным.
Лена, совершенно не ожидавшая такого подвоха со стороны преподавателя, сначала почувствовала некоторое смущение, но, догадавшись, что Владимир Борисович нарочно решил устроить ей испытание, постаралась сосредоточиться на пении.
Примерно с четвёртой строки песни Настеньки Лена полностью овладела своими эмоциями и весьма образно допела до конца.
Но Мирков даже не дал ей передохнуть и сразу заиграл вступление к песне «Волга-реченька».
Мальчишки и юноши с раскрытыми ртами слушали пение Лены, а когда она спела с красивым нарастанием заключительный высокий звук, класс взорвался оглушительными аплодисментами и возгласами «Вот это да!» и «Молодчина!».
Владимир Борисович поблагодарил зрителей и когда те вышли из кабинета, встал в двух метрах от Лены и некоторое время молча пристально смотрел на неё. Потом, словно выйдя из оцепенения, он, глядя в самые глаза Лены, негромко промолвил:
– Кто ты, чудо расчудесное?
– Лена я… Васи…ой!.. Некрасова, – тихо ответила Лена.
– Да-да… знаю… Некрасова, – словно находясь в шоке, пробормотал Владимир Борисович. – Ты знаешь, была у меня ученица, семь лет занималась у меня, каждый урок с ней был для меня настоящим счастьем. Мы с ней добились очень высоких результатов, у неё было большое вокальное будущее, а потом… – его голос дрогнул, он отвернулся и замолчал. Тянулись длинные секунды, а Мирков так и не мог продолжить свою мысль.
– Она ушла от вас? – тихо спросила Лена. Мирков молча утвердительно закивал головой.
– Почему? – тихо спросила Лена.
– Она погибла, – неузнаваемо хриплым голосом ответил Владимир Борисович, – два месяца тому назад. А сегодня я услышал её… в твоём пении: тот же тембр, та же выразительность, та же острота мышления.
Но тебе только двенадцать лет! В твоём возрасте так не поют!!! Ты понимаешь?
Виктория только на шестом году занятий звучала так, как ты сегодня. А какое самообладание у тебя!!! Стоп!
А, ну-ка повернись ко мне спиной! – Лена повернулась, – вытяни руки по швам, замри, ничего не бойся и полностью доверься мне. – Лена стояла, не шелохнувшись. Вдруг почувствовала, как руки Миркова легли ей на плечи и потянули назад.
Она стала падать навзничь, и когда ей уже показалось, что вот-вот упадет на пол, почувствовала за спиной сильные руки, которые не только не дали ей упасть, но приподняли, как пушинку и поставили в вертикальное положение.
Владимир Борисович вновь положил свои руки Лене на плечи и, развернув к себе лицом, глядя прямо ей в глаза, спросил:
– Тебе не было страшно падать навзничь?
– Было… очень страшно, – вполголоса ответила Лена
– Ты смотри! А ты и вправду не умеешь врать! А почему ты не пыталась крикнуть или как-то сопротивляться?
– Не знаю, – еще тише ответила Лена, – наверное, потому, что доверяю вам… – она впервые увидела слёзы в глазах взрослого мужчины.
– Понятно… – почти шёпотом сказал Владимир Борисович, – на сегодня занятие закончено. Завтра в 15:00 начало первого тура конкурса преподавателей, прошу быть в этом же кабинете не позднее 14:30. Дома повтори все три произведения и, если надо, доучи тексты, хотя сегодня с ними всё было в порядке. До свидания.
– До свидания, – ответила Лена.
44
Первый тур конкурса преподавателей был разбит на три дня. Каждый день выступали по 12 человек. На вступление каждому конкурсанту давалось 10 минут, за которые он должен был максимально ёмко рассказать о своих приёмах работы, демонстрируя их на предоставленном ему ученике или ученице-ассистенте.
Согласно жребию, Мирков выступал в первый день конкурса под №10. В большом зале и возле него было много разного народа.
Как и доваривались, Лена ждала Владимира Борисовича в 14:30 возле 309 кабинета. После тщательного распевания место Владимира Борисовича за пианино заняла женщина-концертмейстер лет сорока.
– Пой так, как вчера, а концертмейстер пойдёт за тобой, сказал Владимир Борисович.
По всей вероятности, все три произведения были концертмейстеру знакомы, и Лене было комфортно петь с хорошим и уверенным аккомпанементом.
За пять минут до начала конкурса Лена в сопровождение Владимира Борисовича и концертмейстера вошли в зал.
Слушая выступления своих конкурентов, Мирков делал в блокноте какие-то записи, а Лену больше интересовал уровень пения учеников и учениц. Однако ничего, стоящего внимания, не происходило, за исключением юноши лет пятнадцати, показавшего уже не детский, но еще не взрослый вокал.
– На сцену вызывается конкурсант Соколова Ольга Николаевна, №9, приготовиться конкурсанту под №10 Миркову Владимиру Борисовичу.
Мирков, Лена и концертмейстер встали, вышли из зала и прошли за кулисы. Уже оттуда они увидели значительную часть бездарного выступления, как Соколовой, так и ученицы, с которой она выступала.
Мирков глянул на Лену. Та казалась совершенно спокойной. Наконец, их объявили. Вышли. Поклонились. Заняли свои места: концертмейстер за роялем, Лена возле рояля, Мирков ближе к авансцене.
Чёткая речь, насыщенная образными сравнениями и музыкальными терминами, из которых Лена не поняла значительную часть, показ конкретный вокальных приёмов с помощью исполненных Леной фрагментов из подготовленных для конкурса произведений. И в качестве итоговой демонстрации сказанного, Мирков попросил Лену исполнить песню «Волга-реченька» с третьего куплета.
Прозвучал последний аккорд и зал взорвался от громких аплодисментов, хотя до этого предыдущих преподавателей-конкурсантов провожали вежливыми и весьма жидкими хлопками.
Выйдя за кулисы, Мирков поблагодарил концертмейстера и Лену за хорошее выступление и, обратившись к Лене, сказал:
– А с тобой мы сейчас пройдём в кабинет, и я дам тебе задание на завтра.
Они прошли по коридорам «Прокофьевки» в кабинет 309 и Владимир Борисович спросил:
– Ручка и бумага есть?
– Нет, но у меня есть мой смартфон.
– И то правда! – воскликнул Мирков, – а я всё по-старинке пишу ручкой в блокноте. Тогда записывай: Римский-Корсаков, романс «Не ветер, вея с высоты» и Гурилёв, романс «Право, маменьке скажу». Как и в прошлый раз, тебе надо освоить мелодию. Тексты наизусть учить не обязательно, но желательно. А также продумай эмоциональный характер и художественный образ произведений. Понятно?
– Понятно, – ответила Лена.
– А почему ты ничего не записываешь? Надеешься на память?
– А я записала, – уверенно сказала Лена и что-то нажала в смартфоне, из которого зазвучал голос Миркова, диктующего задание.
– Вот молодёжь! – воскликнул Владимир Борисович, – вы так скоро и писать разучитесь! Впрочем, возможно, это я отстал от времени… Ну, тогда до завтра.
– До свидания! – сказала Лена.
Она дождалась в вестибюле приезда Маргариты Сергеевны и в подробностях рассказала о своём выступлении.
– Ты, наверное, проголодалась, как волчонок? – спросила Маргарита Сергеевна. – Как поступим? Заедем куда-нибудь перекусить или еще чуток потерпишь и пообедаешь дома?
– Да я не очень проголодалась, – сказала Лена, вспомнив ошеломительные запахи разной вкуснятины, которую мастерски готовила Арым, – лучше пообедаем дома.
– Тогда вперёд и с песнями! – весело сказала Маргарита Сергеевна.
– Нет, – сказала Лена, – с песнями нельзя. Владимир Борисович велел петь не больше двух часов в день, а я уже один час пела в школе, поэтому второй приберегу для домашнего задания.
– Для нового?
– Да.
– Ой, а не много ли он задаёт? – заволновалась Маргарита Сергеевна.
– Нет, мамулечка, мне совсем не трудно. Я с удовольствием делаю такое домашнее задание. Ведь это же не математика.
После вкуснейшего обеда Маргарита Сергеевна сказала, что ей надо поработать в своём кабинете и предложила Лене отдохнуть. Но Лена не чувствовала ни капельки усталости, поэтому включила ноутбук и быстро нашла, романсы, заданные Мирковым.
Она скопировала ноты, тексты и несколько различных видео. Затем, следя по нотам, выведенным на монитор, и подпевая исполнительнице, быстро и без какого-либо напряжения выучила новые романсы.
Вот только исполнительница романса «Право, маменьке скажу» не понравилась. Лена с удовольствием спела бы этот романс по-своему, но аккомпанировать сама себе она еще не умела и с сожалением отложила исполнение до завтра, когда Владимир Борисович сядет за пианино и мастерски, не хуже концертмейстера, сыграет аккомпанемент.
Около шести часов вечера в комнату Лены вошла Маргарита Сергеевна.
– Леночка, а у меня для тебя сюрприз, – полузагадочно сказала она. – несколько минут тому назад я узнала, что в Центральном доме учёных сегодня концерт молодых оперных певцов, солистов Большого Театра.
Начало в 19:30. Мы с тобой вполне успеваем и поужинать, и одеться, и добраться…
Оставив машину довольно далеко от Дома учёных, Некрасовы подошли к высокому каменному забору, выкрашенному в салатовый цвет. Металлические ворота украшали золочёные кольца, с лирами внутри. Правее и левее ворот красовались арочные калитки, а над ними красовались скульптуры лежащих белых львов.
– Как красиво, – восхищенно сказала Лена.
– Да, – ответила Маргарита Сергеевна, – но настоящую красоту ты увидишь внутри.
Они вошли внутрь и глаза Лены стали разбегаться от увиденного великолепного убранства вестибюля с красивой извивающейся лестницей, покрытой красной ковровой дорожкой с широким повторяющимся рисунком белого цвета по бокам.
– Вот это красота! – Продолжала восхищаться Лена.
– Это еще не всё, – сказала Маргарита Сергеевна, – пока мы идём в концертный зал, ты ещё не такое увидишь.
Они поднялись на второй этаж, и Маргарита Сергеевна провела Лену через анфиладу комнат с картинами, гипсовой лепкой и обилием позолоты.
– Тут легко заблудиться, – сказала Лена.
– Это только в первый раз так кажется. Но мы с тобой еще не раз сюда приедем, а теперь идём в концертный зал. Слышишь звонок?
– Да.
– Это первый звонок, который обычно дают за пять минут до начала концерта.
Лена шла за мамой, которая, подойдя к входу в концертный зал, вынула из своей дамской сумочки сложенные вчетверо билеты, приобретённые через Интернет, и показала билетерше. Потом они проследовали в середину зала и заняли свои места.
– Уважаемые зрители! – прозвучал в колонках голос диктора, – просим перевести ваши телефоны в беззвучный режим.
Начинаем концертную программу «Под солнцем Италии».
Джоаккино Россини, ария графа Альмавивы из оперы «Севильский цирюльник». Исполняет лауреат Международных конкурсов, солист Академического Большого театра России Валерий Макаров.
– Вот это голос! – восхищенно зашептала Лена на ухо Маргарите Сергеевне, после того, как закончилась ария, – а какая мелкая техника!
– Как я рада, что тебе нравится, – шепнула в ответ Маргарита Сергеевна, – только потом ты мне объяснишь, что такое «мелкая техника». А сейчас давай слушать дальше.
– Винченцо Беллини, ария «Ah! Non credea mirarti» из оперы «Сомнамбула». Исполняет лауреат Международных конкурсов, солистка Академического Большого театра России Лада Меркульева.
– Какая стройная фигура, – успела шепнуть Лене Маргарита Сергеевна, – через несколько лет у тебя, кажется, будет похожая.
Лена слушала певицу, не отрывая глаз. «А ведь меня и её отделяет целая пропасть, – подумала Лена. – Ладе сейчас около двадцати, или чуть больше, а она уже достигла таких высот – солистка Большого театра, шутка ли? Да и Валерий Макаров – тоже такой молодой и тоже солист Большого театра…
– Parlami d’amore, Mariu! Поговори со мной о любви, Мария! – перебил мысли Лены диктор, – исполняют Лада Меркульева и Валерий Макаров.
Лена, впервые в жизни посетившая концерт оперных певцов, старалась не упустить ничего из происходящего на сцене. Она запоминала движение рук, повороты туловища, головы, игру мимики певцов. «Как хорошо, что мама купила билеты близко к сцене – я всё могу разглядеть до мелочей» – думала она.
– Гаэтано Доницетти, ария Адины из оперы «Любовный напиток», исполняет лауреат Всероссийских и Международных конкурсов Элеонора Макарова, – прозвучал голос диктора.
– Она однофамилица с Валерием? – шёпотом спросила Лена у Маргариты Сергеевны.
– Нет, она его жена, – ответила Маргарита Сергеевна, – в этом году поженились. Очень красивая пара, неправда ли?
– Да-а-а, – протянула Лена.
– Дай Бог им счастья и крепкой семейной жизни, – успела прошептать Маргарита Сергеевна до начала вступления.
«Какая она красавица, – думала Лена, с восхищением поедая глазами Элеонору. Лада тоже очень красивая, но Элеонора просто невероятная! А её глаза! В них можно утонуть… А голос какой наполненный!
– Гаэтано Доницетти, дуэт Адины и Неморино из оперы «Любовный напиток», исполняют Валерий Макаров и Элеонора Макарова, – объявил диктор.
– Ой, что сейчас будет! – восхищенно шепнула на ухо Лене Маргарита Сергеевна, – особенно в заключительной части дуэта!
Это так заинтриговало Лену, что она удобней села в кресле, и устремила практически немигающий взгляд широко раскрытых глаз, готовая ловить каждый звук, доносящийся со сцены.
Маргарита Сергеевна краем глаза наблюдала за Леной и несказанно радовалась такому её искреннему и непосредственному вниманию.
Стоит ли говорить, что пели молодые артисты прекрасно.
Лене нравилось всё, что они делали на сцене, а лёгкая дурашливость Неморино в прекрасном исполнении Валерия, покорила своей естественностью. Но полностью добила впечатлительную Лену заключительная быстрая часть дуэта.
Лена вместе с другими зрителями аплодировала, не жалея своих ладошек, и громко кричала «Bravo!», подражая взрослым дядям и тётям, сидящим в этом зале.
«Как же была права мама!» думала Лена, счастливо улыбаясь Маргарите Сергеевне.
Несмотря на то, что концерт еще продолжался, и в нём было еще несколько хороших произведений, Лена уже не в силах была ни удивляться, ни восхищаться: дуэт Валерия и Элеоноры отобрал у неё почти все эмоции.
Выйдя из концертного зала, Лена без умолку щебетала, делясь с мамой своими впечатлениями. Маргарита Сергеевна старалась поддерживать разговор с дочерью в том же восхищенном духе. Ей тоже очень понравился концерт, и она была счастлива, что они с Леной успели к его началу.
Они сели в машину и поехали. Путь был неблизким, а после огромного эмоционального всплеска, вызванного концертом, естественным образом пришло успокоение.
Некоторое время они ехали молча. Маргарита Сергеевна следила за дорогой, Лена смотрела в окно, хотя взгляд её был где-то далеко отсюда.
Маргарита Сергеевна включила тихую музыку, навевающую покой. Прошло несколько минут. Она глянула на Лену – та спала, прислонив голову к спинке сиденья.
Приехав к дому, и закрыв за машиной ворота, Маргарита Сергеевна заглушила двигатель, и некоторое время сидела, глядя на спящую Лену.
«Моя любимая дочь, – думала Маргарита Сергеевна, – ты даже не представляешь, какое счастье вместе с тобой пришло в мою жизнь…
Господи, великий мой Боже, не дай ожесточиться этой чистой душе. Дай ей, Господи, ума, сил духовных и физических.
Ниспошли ей, Господи, успех, чтоб свершились её самые чистые и сокровенные мечты, но не приведи её, Господи, к гордыне и зазнайству».
Маргарита Сергеевна трижды осенила себя крестным знамением и тихонько сказала:
– Леночка, доченька, мы приехали, просыпайся…
45
Третий день первого тура конкурса преподавателей завершился. На фоне рядовых выступлений были и яркие интересные выступления преподавателей.
Среди детей в младшей и старшей группах тоже оказалось немало интересных певцов и певиц.
Вечером того же дня на доске объявлений были вывешены списки конкурсантов, прошедших во второй тур.
«Вот это отсев!» – подумал про себя Мирков, увидев, что во второй тур конкурса преподавателей вышли только 12 человек из 36. Фамилия Мирков стояла под №7.
В детской возрастной группе 12-14 лет из 65 конкурсантов во второй тур вышли 20 человек, а в группе 15-16 лет и того меньше – 15 человек.
Второй тур должен состояться завтра во всех группах: в 11:00 – младшая детская группа, в 15:00 старшая детская группа и в 18:00 группа преподавателей.
Посмотрев списки, Мирков почувствовал какое-то внутреннее… Нет! Не волнение, а скорее, соревновательный азарт.
«Чем меньше становится претендентов, – думал Владимир Борисович, – тем выше уровень соперников, тем интереснее лично для меня борьба!»
Он тщательно продумал план своего десятиминутного выступления во втором туре и познакомил с ним Лену, репертуар которой насчитывал уже семь произведений.
На следующий день Лена сидела рядом с Мирковым, слушая младшую возрастную группу.
Несмотря на то, что пели дети уже «просеянные» в первом туре, некоторых из них жюри резко останавливало и предлагало спеть следующее произведение. Таким образом, за какие-то полтора часа были прослушаны все 20 конкурсантов.
Потом был объявлен перерыв, во время которого Лена перекусила вкусными пирожками с мясом и луком, которые для неё испекла Арым, запивая чаем из термоса.
Она хотела поделиться своими пирожками с Владимиром Борисовичем, но тот, поблагодарив, сказал, что торопится пообщаться с коллегами.
Второй тур в старшей детской группе начался с опозданием на 15 минут. Здесь тоже не всем участникам удалось полностью исполнить свою программу. Чувствовалось, что жюри проводит жёсткий отбор, оставляя для финала самых достойных.
В 16:30 второй тур в старшей детской группе был завершён и Лена вместе с Владимиром Борисовичем вышли из зала в коридор. Вскоре Лена почувствовала, как в её сумочке завибрировал смартфон, звук которого предусмотрительно был отключён. Звонила мама, сказала, что уже едет и будет через 5-6 минут, а так же просила передать смартфон Владимиру Борисовичу.
– Ой, спасибо, – ответил Владимир Борисович, – мне даже как-то неудобно… Хорошо, мы сейчас спустимся вниз и пойдём вам навстречу. – И, отдавая смартфон Лене, сказал: «Маргарита Сергеевна сейчас повезёт нас обедать».
Они вышли из школы и по аллее направились к выходу на Токмаков переулок.
– Мамулечка, хорошая моя! – увидев Маргариту Сергеевну, воскликнула Лена, ускоряя шаг, – как тебе удаётся всё успевать? – И добавила шёпотом, – я так по тебе соскучилась!
– Я тоже по тебе соскучилась, – ответила Маргарита Сергеевна, обнимая Лену и целуя её в щёчку, – а что касается того, как я всё успеваю, то есть хорошая пословица: хочешь жить – умей вертеться? Верно, Владимир Борисович?
– Совершенно с вами согласен, – ответил Мирков.
Они вышли на Токмаков переулок, сели в машину и Маргарита Сергеевна привезла их в какой-то не очень большой, но уютный ресторан.
Пообедав, они вышли на улицу, и Маргарита Сергеевна спросила Лену:
– Как тебе обед? Понравился?
– Понравился, но Арым почему-то делает лучше и вкуснее.
– Ну, так это же Арым! – воскликнула Маргарита Сергеевна, – вторую такую искусницу еще поискать надо!
Кстати, а ты рассказала, на каком чудесном концерте мы с тобой побывали позавчера?
– Нет, – засмущавшись, ответила Лена, – нам было не до этого.
– А что за концерт? – поинтересовался Владимир Борисович.
– Это в Центральном доме учёных выступали Валерий и Элеонора Макаровы и Лада Меркульева. Мы с Леной, как, впрочем, и все зрители, были в восторге.
– Значит, Валерка уже вернулся из Астрахани? Эх, не знал, а то обязательно приехал бы на этот концерт.
– А вы знакомы с Валерием Макаровым? – изумившись, спросила Лена.
– Ты не поверишь, – ответил Владимир Борисович, – Мы с ним сотрудничаем с 2014 года. Он тогда был тринадцатилетним пацаном в стадии сильнейшей мутации голоса, и с подачи Леночки Калашниковой – одноклассницы Валерия по музыкальной школе, с которой мы сотрудничаем еще раньше, обратился ко мне по телефону с просьбой сделать нужные ему произведения в более низкую тональность.
Он как раз со своей мамой Татьяной Валерьевной отправлялся на Международный конкурс имени Елены Васильевны Образцовой в Петербург.
Я сделал так, как он хотел. Выслал им ноты по Интернету. Они с мамой прямо в гостинице распечатали ноты и… Валера прошёл во второй тур!
Через день он попросил меня понизить тональность еще двух произведений.
Я опять всё сделал, и Валера вышел в третий тур, а потом не просто победил, а стал обладателем Гран-при, то есть большого приза – самого главного трофея конкурса!
– Вот это здорово! – в один голос воскликнули Маргарита Сергеевна с Леной.
– Вы удивлены? – спросил Владимир Борисович.
– Да, очень! – ответила за себя и за маму Лена.
– Сейчас удивитесь еще больше! Наше знакомство с Валерой длится вот уже девятый год, мы иногда общаемся по телефону, поздравляем друг друга с днями рождения, Новым годом, время от времени он снова обращается за помощью с изменением тональности в каких-то произведениях, но… мы с ним ни разу не встречались с глазу на глаз! То есть, вот так, как сейчас с вами, мы с ним еще ни разу не встречались…
– Значит, вы могли позавчера увидеться с Валерием, но… – не договорила Маргарита Сергеевна.
– Но не судьба! – Договорил за неё Мирков. Я раньше пытался следить за гастрольным графиком Макарова, но, увы, это практически невозможно!
Это молодой человек феноменальной трудоспособности! Он передвигается по городам с непостижимой быстротой. Зная о его фантастической занятости, я стараюсь, как можно меньше отвлекать его.
Даже вот по телефону звонил ему последний раз… минуточку… сейчас скажу, – Владимир Борисович полистал что-то в своём телефоне, – вот, пожалуйста, полтора года тому назад.
Однако, что я тут выступаю? Нам пора уже ехать в «Прокофьевку», чтоб не опоздать и настроить себя на боевой лад.
Они сели в машину и вскоре все вместе входили в вестибюль «Прокофьевки».
Выступление Владимира Борисовича прошло чётко, без лишних слов. Лена вновь блеснула шикарным вокалом, не характерным для детей её возраста.
Маргарита Сергеевна видела, как переговаривались между собой члены жюри во время пения Лены, утвердительно кивая друг другу головами.
Конкурсные выступления закончились около 19:30, после чего было объявлено, что все результаты будут опубликованы на сайте музыкальной школы после 21:00.
Делать тут больше было нечего. Маргарита Сергеевна предложила Владимиру Борисовичу подвезти его, но тот, поблагодарив, сказал, что у него запланированы важные встречи с коллегами. Попрощавшись, Маргарита Сергеевна с Леной отправились к машине и вскоре уже ехали домой.
– Ты, наверное, устала? – спросила Маргарита Сергеевна. – Ведь целый день провела в школе.
– Совсем немножко, – ответила Лена.
– А я тебе сюрприз приготовила. Точнее его по моей просьбе приготовил Якчон. Ты помнишь кто это?
– Да, – ответила Лена, – это муж Арым и папа Нари.
– Верно.
– А что за сюрприз? – спросила Лена.
– Ну, какой же это будет сюрприз, если я тебе о нём расскажу заранее? Вот уже скоро приедем, и ты сама узнаешь.
Вскоре приехали. Вышли из машины. Вошли в дом. Поднялись по лестнице на второй этаж.
– Иди в свою комнату и одень купальник? Да и сланцы тоже.
– Купальник? – удивлённо вскинула брови Лена и уже хотела спросить, мол, какой такой купальник.
– Ну да, обычный купальник для плавания, – ответила Маргарита Сергеевна, – он лежит на твоей кровати.
Лена вошла в свою комнату и сразу увидела красивый раздельный купальник яркого оранжевого цвета, лежащий на покрывале её кровати и такого же цвета сланцы на полу.
«Какая прелесть!» – подумала Лена, надев купальник, и представ в нём перед зеркалом в ванной комнате.
«Да и та, что в купальнике – тоже так ничего» – оценила себя Лена и, озорно показав язык своему отражению, пошла в комнату и надела домашний халат.
– Ну, как готова? – спросила Маргарита Сергеевна, одетая в голубой длинный халат, входя в комнату к Лене.
– Да, – радостно ответила Лена, распахнув халат и показав купальник Маргарите Сергеевне, – мне этот сюрприз очень понравился! Спасибо, мамулечка!
– Стоп-стоп-стоп! – быстро ответила Маргарита Сергеевна, – это еще не сюрприз. А вот за сюрпризом придётся еще идти!
– В таком виде? А далеко? – спросила Лена, показывая на домашний халат.
– Три дня лесом и два дня полем, – шутливо ответила Маргарита Сергеевна и, обняв Лену, повела вниз по лестнице.
Они подошли к дверям. Одни двери вели в столовую, а вот во вторые двери, как это ни странно, Лена еще ни разу не входила – всё как-то было не до них.
Маргарита Сергеевна открыла эти двери и, пройдя вместе с Леной по не очень длинному коридору с дверями по правой стороне, вышла на борт красиво освещенного бассейна.
В нём, возможно, не было бы ничего особенного – всё как в сотнях других бассейнов: и горка для съезжания в воду, и подводный водомёт для гидромассажа, и ванна-джакузи слева от входа, и размеры шесть на двенадцать метров, но… Это все же был бассейн в частном доме!
Увидев восхищенный взгляд Лены, Маргарита Сергеевна сказала:
– Но, прежде чем опуститься в бассейн, нужно принять душ.
Они вернулись обратно в коридор и Маргарита Сергеевна, повесив свой халат на красивую золотистую вешалку и, показав потрясающую фигуру, не прикрытую одеждами, открыла одну из боковых дверей.
– Это душевая! А следующая дверь ведёт в сауну-парилку. Туда мы зайдём после бассейна. Снимай свой халат и вешай возле моего. – Они зашли в душевую, прикрыв за собой дверь. Маргарита Сергеевна повернула кран смесителя, и тёплая вода устремилась с четырёх сторон на их тела. У Лены от неожиданности даже дух перехватило.
– Ну вот, а теперь в бассейн! Ура-а-а! – воскликнула Маргарита Сергеевна, и первая почти бегом направилась к бассейну. Сняв с ног домашние шлёпанцы, она красиво прыгнула в бассейн и, проплыв под водой метра четыре, вынырнула и повернулась к Лене. – Доча, а ты чего растерялась?
– Я… это… – растерянным голосом пролепетала Лена, – я плавать не умею…
– Кто тебе сказал такую глупость? – задорно воскликнула Маргарита Сергеевна, – плавать умеют все, только не все об этом знают! Видишь вот эти ступеньки с поручнями? Иди и не бойся. Покрытие под ногами специально сделано нескользким.
Лена осторожно стала спускаться по ступенькам в бассейн. Вода приятной температуры нежно окутывала тело.
Шаг, еще шаг, еще один и вот она стоит на дне, а вода находится на уровне груди. Маргарита Сергеевна подплыла к Лене.
– Сейчас смотри на меня. Я нарочно упаду вперёд и не буду ничего делать ни ногами, ни руками. – Она упала, погрузилась немного под воду и тут же всплыла, ничего не делая для этого. – Видела?
– Да, – ответила Лена.
– Как видишь, все живы и здоровы! А теперь ты сделай так же, только зажми пальчиками нос, чтоб вода в него не попала. Потом, когда привыкнешь, научишься без пальцев закрывать его.
Лена зажала нос большим и указательным пальцами правой руки, зажмурила глаза и сделала движение вперёд, словно падая. Вода ласково приняла её тело и Лена почувствовала, как оно само всплывает наверх.
– И вправду, ничего страшного, – радостно воскликнула Лена, – а можно еще раз?
– Боже мой, да кто ж тебе мешает? – смеясь, ответила Маргарита Сергеевна и, оттолкнувшись ногами ото дна, красиво поплыла на спине, вздымая настоящий бурун с брызгами.
Лена несколько раз сделала падающее движение, каждый раз получая удовольствие оттого, что вода ласково принимает её тело.
Потом она присмотрелась, как плывёт Маргарита Сергеевна, и попыталась повторить, но ушла с головой под воду, которая к тому же еще и в нос попала, вызвав не очень приятные ощущения.
Маргарита Сергеевна, увидев попытку Лены, быстро подплыла к ней и сказала:
– То, что водичка в нос попала – не страшно, сейчас всё пройдёт, а ты вот подойди к бортику, возьмись руками за вот эту блестящую трубу. Так, хорошо, теперь, не отпуская рук, подогни ноги вот так, как я. Отлично! А теперь со всей силы оттолкнись ногами вот так, – и Маргарита Сергеевна, оттолкнувшись от бортика бассейна, проплыла метра четыре на спине.
Лена попыталась сделать так же, но с первого разу у неё получилось проплыть не более метра. Она тут же отыскала ногами дно и встала, протирая глаза от воды.
– Почему-то у меня ничего не получается, – сказала Лена, – не хочет моё тело плыть…
– Не хочет потому, что ты согнулась крючком. А тебе надо после толчка ногами поднять попу и лечь на воду, как на кровать. Вот так, – и Маргарита Сергеевна вновь показала Лене этот нехитрый приём. Лена повторила, не забыв «поднять попу», и с удовольствием отметила, что на этот раз у неё получилось значительно лучше. Она стала повторять этот приём и раз за разом отплывала всё дальше от борта.
– А теперь попробуй встать к борту спиной, вытянуть руки вперёд, и, оттолкнувшись хотя бы одной ногой, сделать много раз руками вот так, – Маргарита Сергеевна показала Лене новый приём, легко проплыв до середины бассейна.
Лена попыталась повторить, и у неё получилось проплыть метра два. Она остановилась. Дыхания не хватало, хотелось просто отдышаться.
– Ничего, моя хорошая, – сказала подплывшая Маргарита Сергеевна, для первого раза уже очень хорошо.
– А можно мне с той горки сигануть? – спросила Лена.
– Что-что сделать? – сквозь хохот спросила Маргарита Сергеевна, – сигануть? Ха-ха-ха, ну, сигани!
Лена по ступенькам вышла из бассейна и, пройдя по его бортику, подошла к горке, сделанной в форме латинской буквы S. Взобравшись по металлической лестнице на высоту более двух метров, она заметила, что по горке для лучшего скольжения ручьём скатывается вода.
– Ну, что? Страшно на высоте? – спросила Маргарита Сергеевна.
– Нет, здесь не очень высоко.
– Ну, тогда садись и «сигани», – смеялась Маргарита Сергеевна.
Лена стремительно съехала вниз и со всего маху шлёпнулась в воду. Эффект был столь потрясающим, что она, напрямик взобралась на бортик бассейна и еще раз десять «сиганула» в воду.
Наплававшись и напрыгавшись, дамы вышли из бассейна, и направились в парилку. Жаркий и влажный воздух ярко контрастировал с температурой воды в бассейне.
Выйдя из коридора в холл, Некрасовы сразу повернули налево и вошли в столовую, где их уже ждал замечательно пахнущий ужин.
46
На следующее утро Маргарите Сергеевне позвонили из «Прокофьевки», напомнив о том, что Лена участвует вместе с Мирковым в финале конкурса преподавателей.
Маргарита Сергеевна успела съездить в офис своей фирмы, сделать текущие дела и вернуться домой.
После обеда они с Леной оделись, сели в машину и поехали в «Прокофьевку».
К третьему туру конкурса были допущены два мальчика и три девочки из младшей возрастной группы, один юноша и четыре девушки из старшей возрастной группы и четыре преподавателя, в числе которых был Владимир Борисович.
Раздалась торжественная музыка и зал, заполненный до состояния аншлага, услышал голос диктора:
– Начинаем финал конкурса претендентов на участие в экспериментальной программе «Новые имена». Итоги конкурса будут объявлены не позднее получаса после окончания финала. Представляем глубоко уважаемое жюри нашего конкурса.
Диктор называл имена, фамилии с титулами членов жюри, которые выходили из-за кулис и под аплодисменты зала выстраивались на сцене.
Это были сплошь уважаемые люди в мире музыкального искусства, среди которых были как пожилые, так и довольно молодые. Вот уже десять членов жюри стояли на сцене, а голос диктора продолжал представлять следующего из них:
– Солист Академического Большого театра, приглашенный солист Самарского, Краснодарского и Астраханского театров оперы и балета, а так же театра «Санкт-Петербургская опера» Валерий Макаров. Зал, до этого активно приветствовавший появляющихся на сцене членов жюри, взорвался бурными аплодисментами.
– Вот это сюрприз! – Перекрикивая гром аплодисментов, крикнула Лене Маргарита Сергеевна. – Три дня тому назад ты слушала Макарова, а сегодня Макаров будет слушать тебя!
Владимир Борисович, сидевший рядом с Леной, взял её правую руку в свои ладони и, весело улыбаясь и кивая головой, крепко пожал внезапно взмокшую ладошку Лены.
– Вы знали, что Макаров будет в жюри? – шёпотом спросила Маргарита Сергеевна, когда стихли аплодисменты.
– Понятия не имел! – ответил Владимир Борисович. – Для меня – это такой же сюрприз, как и для вас!
Члены жюри спустились со сцены и прошли в седьмой ряд зрительного зала, где для них были приготовлены столы со списками участников и программой выступлений.
Начался финал. Ребята из младшей и старшей возрастных групп прекрасно исполняли свои произведения. Лена была в растерянности оттого, что не могла определиться, кто из участников ей понравился больше.
– Ох, и нелёгкая же задачка будет у жюри, – шепнула Маргарита Сергеевна Миркову.
– Мне кажется, что они уже всё определили и сейчас ждут: подтвердят конкурсанты их предварительные решения или нет, – ответил тот.
Перед началом финала в группе преподавателей был объявлен пятиминутный перерыв, во время которого все четыре преподавателя со своими учениками-ассистентами ушли из зала за кулисы сцены.
Согласно жребию, Мирков с Леной выступали третьими.
Стоя за кулисами, Лена почувствовала нарастающее чувство тревоги. Это чувство нарастало по мере приближения их выхода на сцену.
В груди время от времени подкатывали какие-то непонятные горячие волны. Она ясно чувствовала учащенные удары собственного сердца.
Хотелось сделать глубокий вдох, но когда она набирала в себя воздух, ощущала появляющуюся дрожь в груди.
Ладошки взмокли, и появилось почти нестерпимое желание их вытереть, но ничего подходящего при себе не было. А тем временем выступление педагога под №2 близилось к завершению.
Владимир Борисович, стоявший рядом с Леной и внимательно следивший за происходящим на сцене, повернулся к Лене, видимо желая ей что-то сказать, но, увидев её состояние, передумал и шепнул её на ухо:
– Иди за мной.
Они вышли из-за кулис в коридор, в котором никого не было и Владимир Борисович, вынув из кармана выглаженный чистейший носовой платок негромким, но уверенным голосом сказал:
– Возьми платочек и протри свои ладошки. Вот умница. А теперь протяни свои руки и представь, что вокруг тебя песок. Зачерпни его ладошками и держи. Представь, что теперь этот песок превращается в крупинки твоего волнения. Отдай мне его. Просто пересыпь из своих ладошек в мои, – он протянул свои ладони, сложенные «лодочкой», к ладоням Лены.
Она, словно находясь под гипнозом, сделала «пересыпающееся» движение в ладони Миркова.
– А теперь смотри внимательно, что я сделаю с твоим волнением. Смотришь?
– Да, – чуть слышно ответила Лена.
Владимир Борисович набрал воздуха и, что есть силы, дунул в свои ладони, как будто сдувая с них пыль, и громко хлопнул.
– Всё! Нет твоего волнения! Я его прогнал! – довольно громко сказал он.
Лена почувствовала, нет, всем естеством ощутила, как её волнение быстро испаряется, а Владимир Борисович подошёл к ней еще ближе, сложил пальцы на своей правой руке в троеперстие и, дотронувшись до лба Лены, промолвил: «Во имя Отца…», потом дотронулся до живота: «…и Сына…», потом прикоснулся к правому плечу: «… и Святого…» и к левому: «…Духа…».
– С Богом. – Владимир Борисович, легко дотронулся руками до плеч Лены, и развернул её к входу за кулисы.
– На сцену приглашается Мирков Владимир Борисович с ученицей-ассистентом Некрасовой Еленой.
– Куда же вы пропали? – Раздался шёпот концертмейстера, – я уже не знала, что делать?
– Всё хорошо, – улыбнулся Владимир Борисович, и они втроём пошли на сцену.
Мирков начал своё выступление. Лена стояла у рояля и старалась не смотреть в зал.
Если на предыдущих турах она позволяла себе мельком глянуть не только на сидящих в зале зрителей, но и на членов жюри, из которых она никого не знала, то сейчас она просто боялась смотреть в зал.
Она понимала, что всё её хрупкое спокойствие, созданное минуту тому назад Владимиром Борисовичем, может вмиг исчезнуть при одном лишь взгляде на Валерия Макарова.
Она чётко выполняла указания преподавателя, максимально сосредоточив своё внимание только на нём и на аккомпанементе концертмейстера.
Голос звучал красиво и хорошо наполнено, как на высоких звуках, так и на благородных грудных низах, середина диапазона вообще не вызывала никаких проблем.
Последний звук, хорошо выдержанный… Последний аккорд рояля… Что это? Грохот водопада? Нет! Это аплодисменты!
Таких аплодисментов не было на предыдущих турах! Может потому, что зал тогда не был заполнен и на половину?
Лена подняла глаза и увидела улыбающегося Валерия Макарова, который от души аплодировал ей! И другие члены жюри тоже… А за ними в двенадцатом ряду сидела, аплодируя, такая милая и прекрасная мама, по щекам которой в два ручья текли слёзы…
Они поклонились зрителям, и пошли за кулисы.
– Я постою здесь, – сказал Владимир Борисович Лене, – посмотрю выступление коллеги, а ты, если хочешь, можешь погулять по коридору и сбросить напряжение. Только в зал не ходи, слышишь? Всё, он уже начал. До встречи в коридоре через десять минут.
Лена подошла к окну и стала смотреть за происходящим во внутреннем дворе школы. Двор был безлюдным. Ничего особо примечательного там не происходило, за исключением того, что чуть поодаль большой серый кот пытался охотиться за стайкой воробьёв.
Лена с улыбкой наблюдала, как кот, прижимаясь к асфальту, старательно делал вид, будто он и асфальт – одно и то же, а воробьи делали вид, будто не замечают кота в упор. Но лишь стоило коту сделать прыжок, как воробьи всей стайкой вспорхнули и скрылись за ближайшими кустами. Кот выпрямился с недовольным выражением мордочки, словно говоря: «Ну, и ладно. Не очень-то и хотелось» и пошел куда-то по своим делам.
Из-за закрытых дверей, ведущих в зрительный зал, послышались аплодисменты. Трудно сказать, какие чувства испытывал преподаватель под №4, выступавший сразу после Владимира Борисовича с Леной, но зрители проводили его с ученицей-ассистентом со сцены более, чем прохладными аплодисментами.
Раздался голос диктора:
– Объявляется 30-минутный перерыв. Уважаемые члены жюри уходят для подведения окончательных итого конкурса.
Открылись двери. Из зала стали выходить зрители. Из-за кулис вышел Владимир Борисович. Они встали лицом к окну и Мирков спросил:
– Ну, как самочувствие?
– Хорошее, – ответила Лена.
– Чувствуешь внутри себя какое-то опустошение? Как будто все эмоции куда-то убежали…
– Да, – сказала Лена, удивлённо взглянув на Миркова, – а вы откуда знаете?
– А я тоже чувствую такое же опустошение, – ответил он. – Так и должно быть после каждого важного нервного напряжения. Это наш организм так борется с эмоциональными перегрузками. Привыкай!
Внезапно откуда-то справа раздался высокий приятный и очень мелодичный голос:
– Здравствуйте, Владимир Борисович! Наконец-то, мы с вами встретились!
– Валера! – Радостно воскликнул Мирков. – а я всё думал: узнаешь меня или не узнаешь.
– Конечно, узнал, – ответил Макаров, – вы такой в жизни, как на фотографии Вконтакте. А это ваша ученица Леночка Некрасова! Какая прелесть! Сколько лет ты занимаешься у Владимира Борисовича? – спросил Макаров у Лены.
– Десять…– смущенно ответила Лена.
– Ого! – воскликнул Валерий.
–… дней, – чуть громче добавила Лена.
– Как десять дней? – глаза Макарова от удивления полезли на лоб.
– Да, дорогой Валера! – сказал Владимир Борисович, – мы познакомились с Леной десять дней тому назад здесь на конкурсе. Она не из группы лауреатов, а из группы учеников-ассистентов.
– Это феноменально! – воскликнул Макаров, – однако прошу прощенья. Я вынужден сейчас вас покинуть – надо присутствовать на итоговом заседании жюри. Но после объявления результатов мы с вами сможем встретиться. Хорошо?
– Хорошо, – сказал Владимир Борисович.
– Вот прямо здесь, – сказал Макаров и очень быстрыми шагами стал удаляться.
– Вот ты и познакомилась с Валерием Макаровым, – совсем рядом раздался голос Маргариты Сергеевны, – а я вот тут за вами наблюдала, не смея мешать вашему разговору.
– Мамулечка, дорогая, – пылко заговорила Лена, – но после объявления итогов мы здесь же встретимся с Валерием и ты тоже с ним познакомишься… А я со сцены видела тебя… Мамулечка, милая, а почему ты плакала?
– От счастья, что у меня такая дочь! – ответила Маргарита Сергеевна. – А какие были аплодисменты! Тебе аплодировали не хуже, чем Макарову три дня тому назад, – она обняла и поцеловала Лену.
– Ну, у Макарова такие аплодисменты чуть не каждый день, – вмешался в разговор Владимир Борисович, – он, возможно, уже к ним привык. Хотя, вряд ли! Для настоящего артиста аплодисменты – это заслуженная награда, это стимул для новых свершений. А Макаров – настоящий артист! Зато в твоей жизни, Лена, это действительно были первые настоящие аплодисменты!
Они втроём стали, не спеша, прогуливаться по коридору вдоль зрительного зала, разговаривая о том о сём, в ожидании объявления итогов конкурса.
Внезапно зазвонил звонок.
– Пора идти в зал, – сказал Владимир Борисович, – и они, войдя в зал, заняли три свободных места в пятом ряду.
Прозвонили второй и третий звонки. Все зрительные места уже были заняты. Шли томительные минуты ожидания.
Наконец, зазвучала торжественная музыка и на сцену вышла директор «Прокофьевки» Алина Семёновна Цодокова.
– Уважаемые конкурсанты, преподаватели, ученики-ассистенты и все, кто переживал и внимательно следил все эти дни за ходом конкурса. От имени компетентного и глубокоуважаемого жюри мне поручено огласить итоги.
Решением жюри сделано итоговое постановление, состоящее из восьми пунктов.
Пункт первый. Присвоить звание Лауреата без указания степени всем пятерым финалистам в возрастной группе 12-14 лет.
Пункт второй. Присвоить звание Лауреата без указания степени всем пятерым финалистам в возрастной группе 15-16 лет.
Пункт третий. Присвоить звание Лауреата без указания степени всем четверым финалистам в конкурсе преподавателей.
Пункт четвёртый. Зачислить в группу учащихся по экспериментальной программе «Новые имена» финалистов возрастной группы 12-14 лет.
Пункт пятый. Зачислить в группу учащихся по экспериментальной программе «Новые имена» финалистов возрастной группы 15-16 лет.
Пункт шестой. Зачислить в группу педагогов по экспериментальной программе «Новые имена» Соколову Ольгу Борисовну, Нечесанову Светлану Сергеевну и Миркова Владимира Борисовича.
Пункт седьмой. Зачислить в группу учащихся по экспериментальной программе «Новые имена» лучшую ученицу-ассистента конкурса Некрасову Елену.
Пункт восьмой. Решение жюри
считать окончательным и безапелляционным.
И на последок, – сказала Алина Семёновна, – завтра в 9:00 всем, зачисленным в экспериментальную программу «Новые имена» явиться в информационно технический отдел для оформления документов.
На этом наш конкурсный марафон объявляю оконченным.
Зазвучала торжественная музыка и люди стали выходить из зала.
Владимир Борисович, Маргарита Сергеевна и Лена подошли к окну, у которого договорились встретиться с Макаровым. Вскоре увидели его, торопливо идущего против людского потока, выходящего из зала.
– Ну, что? – Сказал Валерий, – от всей души поздравляю вас, Владимир Борисович и тебя, Леночка с заслуженным результатом. А ты, Леночка, поразила меня дважды! Нет! Трижды!
Первый раз был, когда я тебя услышал. Второй раз, когда узнал, что ты занимаешься с Владимиром Борисовичем всего десять дней, а третий раз, когда узнал, что это вообще твой первый в жизни конкурс!
– Валера, открой секрет, – обратился к Макарову Владимир Борисович, – это ты повлиял на решение зачислить Лену в программу «Новые имена»?
– К сожалению нет, – ответил Валерий. – Когда я сказал, что Лена достойна участвовать в этой программе, мне сказали, что я могу не беспокоиться, так как решение по её зачислению уже принято, – и перейдя на более тихий голос, Макаров добавил, – там, в жюри, не дураки же сидели. Они сами всё видели и слышали. Так что мы теперь будем довольно часто видеться. А сейчас я прошу прощенья. Мне пора уезжать в Домодедово, чтоб успеть на рейс до Минска. Завтра пою графа Альмавиву в «Севильском цирюльнике».
– А мы три дня тому назад слушали его в вашем исполнении в Доме учёных, – сказала Лена.
– Даже так? – удивился Макаров.
– Валерий, если желаете, я могу отвезти вас в аэропорт, – сказала Маргарита Сергеевна. – Для нас с Леной это будет большой честью.
– Огромное вам спасибо, – ответил Макаров, – но за мной уже приехала мама с Элечкой. Так вы же видели её, раз были на нашем концерте.
– Видели! – воскликнула Лена, – а ваш дуэт Неморино и Адины был просто потрясающим!
– Ну, вот, расхвасталась: видели, видели, – шутливо передразнил Лену Владимир Борисович, а я и сейчас её вижу, – и он показал глазами в направлении коридора.
К ним быстрой походкой направлялась Элеонора Макарова. Лена смотрела на Элеонору, как заворожённая.
– Добрый вечер! – поздоровалась Элеонора.
– Добрый вечер! – дружно ответили Мирков и Некрасовы.
– Элечка, познакомься! Это тот самый Владимир Борисович, с которым мы знакомы девять лет, но только сейчас смогли встретиться вживую.
Это во многом благодаря ему я получил Гран-при на конкурсе Елены Васильевны Образцовой в 2014 году.
– Очень приятно, – очаровательно улыбнулась Элеонора.
– Ну, Валера несколько преувеличивает мои заслуги, – сказал Элеоноре Владимир Борисович, – я только транспонировал нужные Валере произведения.
– Ничего себе только! – воскликнул Валерий, – а что бы играла концертмейстер, если бы не ваша работа?
– Это точно, – сказала Элеонора, – вот только мне придётся украсть у вас Валеру. Мы торопимся в аэропорт.
– Знаем, знаем, – ответил Владимир Борисович, – счастливого вам пути. Да пребудут с вами ваши великолепные голоса и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь! – шутливо голосом, подражая священнику, сказал Владимир Борисович.
– А также бурных вам аплодисментов от благодарных зрителей, – сказала Маргарита Сергеевна.
– Валера, обязательно передай привет от меня Татьяне Валерьевне! – вдогонку попросил Владимир Борисович
– Спасибо! Передам обязательно! До свидания!
Мирков и Некрасовы проводили взглядами чету Макаровых. В коридоре наступила тишина.
– Ну что? По домам? – спросила Маргарита Сергеевна. – Вас довезти?
– Благодарю вас, Маргарита Сергеевна, за заботу. Но я пройдусь пешком, подышу воздухом и спать. Сегодня можно лечь пораньше – заслужил. Да еще в кабинет на третий этаж надо зайти, свои вещи забрать, – сказал он, доставая из кармана пиджака ключ с пластиковым ярлычком и цифрами 309 на нём.
– Тогда до свидания. Завтра утром, наверное, увидимся. – сказала Маргарита Сергеевна.
– До свидания!
– Спокойной ночи! – сказала Лена.
– И вам того же, – ответил Владимир Борисович.
Некрасовы прошли по аллее, вышли в Токмаков переулок, сели в машину и поехали домой.
Какое-то время ехали молча. Вдруг Лена спросила:
– Мамулечка, получается, что я теперь буду учиться в «Прокофьевке»?
– Да, – ответила Маргарита Сергеевна, – я кое-что уже узнала, но завтра нам расскажут подробно как будет проходить учёба. Там планируется обучение интернатного типа.
– Это как? – с неподдельным опасением спросила Лена.
– Дети будут жить в специальном музыкальном интернате с трёхразовым бесплатным питанием, учиться по школьным предметам будут в нём же, а по музыкальным предметам в «Прокофьевке», – Маргарита Сергеевна не успела договорить, как Лена взорвалась рыданием:
– Мамулечка, милая моя, хорошая, не отдавай меня в интернат, я не хочу снова жить, как в детдоме!!!
Маргарита Сергеевна остановила машину. Быстро обошла её и, открыв переднюю пассажирскую дверь, обняла плачущую Лену, приговаривая:
– Доченька моя, самая лучшая в мире! Да неужели ты подумала, что я тебя отдам в какой-то там интернат. Да будь он хоть золотой – ни за что, ты слышишь, любимая моя, ни за что я тебя никуда не отдам!
– Правда? – умоляюще взглянула полными слёз глазами на Маргариту Сергеевну Лена.
– Правда, моя хорошая, правда! Ты прости меня, дуру старую, что не правильно выразилась, рассказывая тебе про интернат.
Этот интернат для детей из других городов, которые за тысячи километров от Москвы. Не могут же их мамы за тысячу километров ежедневно туда-обратно на велосипеде возить? Правда?
Лена тут же засмеялась сквозь слёзы, представив, как мамы на велосипедах везут своих детей в Москву.
– А тебя я буду утром привозить на учёбу, а вечером забирать домой, согласно расписанию занятий, которые мы, надеюсь, узнаем завтра, – сказала Маргарита Сергеевна.
– Мамулечка, можно тебя что-то попросить?
– Конечно, доченька!
– Пожалуйста, никогда-никогда не называй себя дурой старой!
Маргарита Сергеевна, не придавшая в порыве эмоций никакого значения словам про «дуру старую», слегка опешила от такой просьбы дочери, а потом, крепко обняв, стала целовать её, приговаривая:
– Хорошо, моя любимая принцесса, не буду. Обещаю…
– Старший лейтенант дорожно-патрульной службы Николаев Сергей Павлович! – совершенно неожиданно, совсем рядом, раздался громкий голос. Только сейчас Маргарита Сергеевна увидела полицейскую машину, стоящую с включённой “люстрой” , впереди её машины.
– Предъявите, пожалуйста, ваше водительское удостоверение.
– Сейчас, – растерялась Маргарита Сергеевна, – минуточку, оно у меня в сумочке, а сумочка в машине, – она торопливо обошла машину и, достав свою красивую дамскую сумочку, вынула паспорт с вложенным водительским удостоверением. – А что случилось, товарищ старший лейтенант?
– Нарушаете! – ответил тот, – здесь остановка запрещена. Вон там, позади в пятидесяти метрах вы не заметили знак. С вас штраф одна тысяча рублей. Пройдёмте в нашу машину для оформления протокола.
– Мамулечка, я пойду с тобой, – взмолилась Лена.
– В этом нет необходимости, – ответил Николаев.
– Леночка, доченька, не волнуйся, я через пять минут вернусь.
– Правда, дядя полицейский? – с надеждой спросила Лена.
– Правда, – ответил тот.
Подписав протокол о нарушении правил дорожного движения, и, получив квитанцию для оплаты штрафа, Маргарита Сергеевна вернулась к своей машине.
– Ну вот, теперь можем ехать.
– Я так испугалась! – сказала Лена.
– Ну, я, пожалуй, не испугалась, но всё равно очень неприятно, – ответила Маргарита Сергеевна. – Представляешь, тридцать второй год за рулём и вот, пожалуйста: первый в жизни штраф! Стыдно-то как! Но ничего не поделаешь – сама виновата: не заметила запрещающий знак.
– Это из-за меня всё получилось, – грустно прошептала Лена.
– Что ты, хорошая моя, конечно же, нет!
Некоторое время они ехали молча, думая каждый о чём-то своём. Неожиданно Лена спросила:
– Мама, а мы можем с тобой сегодня снова поплавать?
– Что понравилось?
– Очень!
Сейчас я найду, где можно остановиться. Позвоню Якчону и попрошу подогреть воду в бассейне, а то она со вчерашнего вечера совсем остыла.
– А Якчон будет греть воду кипятильником?
– Нет, конечно, – засмеялась Маргарита Сергеевна, – он просто спустится в служебное помещение под бассейном и откроет специальную задвижку на трубе с горячей водой. Струи горячей воды быстро перемешаются с холодной водой в бассейне, и она за каких-нибудь полчаса станет такой же тёплой, как вчера. А мы за это время успеем приехать домой и поужинать.
47
Вика стояла у подоконника в комнате Лены и смотрела на большую красивую лужайку, грамотно и неназойливо освещённую специальными, почти незаметными днём светильниками.
«Что ж? Пока всё складывается удачно. Оказалось, что от меня не так много и требовалось – лишь лёгкая корректировка действий.
Главное было сделать так, чтобы Владимир Борисович на жеребьёвке открыл нужный конверт. Мне было нелегко повернуть в нужном направлении этого очень волевого и целеустремлённого человека. Но если бы мне понадобилось усилие в сто раз большее, я бы всё равно его осуществила, потому что простой бумажный конверт был ключом к максимально благополучному развитию судьбы Лены, а, значит, и моей второй земной жизни.
Оказывается, влиять на поведение людей с чистыми мыслями и добрыми замыслами не так уж трудно.
Как мне нравятся взаимоотношения между Маргаритой Сергеевной и Леной, их взаимный ласковый тон, с искренней любовью сказанные друг другу уменьшительно ласкательные слова. Как хорошо, что их взаимная любовь крепнет день ото дня.
Я пока что оставляю Лену в этом прекрасном состоянии непосредственности с большой долей детской наивности. Она еще не до конца поверила в сказку, в которую попала, и очень боится потерять приобретения, которые на неё так и сыплются.
Пусть эта девочка поживёт хорошей счастливой и беззаботной жизнью, в которой она, наконец, нашла огромную материнскую любовь.
Поддержка Маргариты Сергеевны и создание для Лены таких условий жизни, каким могут позавидовать тысячи других детей, способны легко сделать мечту реальностью.
А уж я-то постараюсь оградить её от всякой человеческой гадости. Знать бы еще наперёд, где эта гадость будет подкарауливать…
Я понимаю, что в таком идиллическом состоянии Лена не сможет вступать в конкурентную борьбу за право выживания в мире большой оперы. Поэтому в своё время мне придётся более существенно брать инициативу в свои руки и делать из маленького беленького пушистенького котёночка красивую и сильную тигрицу, похожую на Маргариту Сергеевну.
Кстати, я не престаю восхищаться этой прекрасной женщиной и тем, как ей удаётся при всей её жёсткости, строгости и требовательности в своей фирме, сохранять женственность, красоту и огромную чувственность к своим сыновьям и, конечно же, к дочери Лене.
Мне кажется, что я слегка перестаралась, вложив вокальные способности, не характерные для 12-летней девочки. Теперь нужно будет заботиться о постоянном росте этих способностей. В этом деле будут свои подводные камни и неожиданности.
У Лены заметно выросла грудь, и появились первые волоски под мышками и в интимной зоне. Еще не известно, как она будет переносить месячные. Я знала девочек, у которых «красный праздник» проходил очень болезненно. А для поющих девушек – это всегда проблема.
Что ж? Для подобных случаев кем-то давно придумана поговорка: будем справляться с проблемами по мере их поступления.
Вика повернулась лицом к спящей Лене.
«Спи моя, хорошая. Спи моё второе «Я», моя надежда на воплощение твоей и моей мечты. А я буду терпеливо, по крупиночкам, по крохотным капелькам помогать тебе становиться Королевой пения!».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Будильник, постоянно настроенный на 8:00 издал негромкий сигнал.
Она с трудом открыла глаза, лёжа в роскошной кровати с балдахином. В последние пять лет пробуждение становилось всё продолжительней, а для того, чтобы привести себя в «рабочее состояние», уже требовалось около двух часов.
Ночной сон больше напоминал дремоту, не принося отдыха ни уму, ни дряхлому телу.
Теперь можно медленно сесть и подождать, пока пройдёт головокружение…
Некрасивая худая рука, покрытая морщинистой кожей, привычно нащупала большую кнопку на тумбочке, стоящей рядом с кроватью.
Спустя несколько секунд, распахнулась дверь и в комнату вошли две женщины лет сорока.
– Доброе утро! Как самочувствие?
– Доброе утро, девочки… – скрипящим тихим голосом ответила она, – ничего нового, всё по-прежнему.
– Ваше утреннее лекарство, – сказала одна из женщин, вынимая из картонной коробочки блистер, и выдавливая из него таблетку.
– Вот вода для запивания, – сказала вторая женщина, подходя с небольшим подносом, на котором стоял стакан с тёплой водой.
Она положила в рот таблетку и протянула некрасивую дрожащую руку с выступившими синими венами к стакану с водой.
– Спасибо, Галочка и Зиночка, – проскрипела она, – а теперь давайте приводить старую ведьму в человеческий облик.
Галина и Зинаида уже более десяти лет работали в этом огромном современном 4-этажном доме, напичканном набором всяческих технических приспособлений и приборов, предназначенных не только для создания комфорта здесь, но и для того, чтобы легко и просто этот комфорт поддерживать.
Дряхлую старую владелицу этого дома Галя и Зина про себя просто называли Хозяйкой.
Десять лет тому назад две тридцатилетние подруги медсёстры, перебивающиеся на весьма скромные зарплаты в государственной поликлинике, обратились в агентство по трудоустройству. Там им предложили работу с длинным перечнем обязанностей.
Прочитав этот перечень, они поначалу хотели отказаться от предложенной вакансии, но, узнав о размере зарплаты, превышающей в три раза зарплату врача высшей категории, долго раздумывать не стали.
За прошедшие десять лет Галя и Зина превратились в цветущих сорокалетних женщин и с тревогой наблюдали, как старела и становилась всё более зависимой от их помощи и внимания Хозяйка.
Никто из огромного круга знакомых Хозяйки не догадывался, с каким трудом ей и её помощницам давался ежедневный «выход в люди». Но через два часа после утреннего визита Гали и Зины из спальни выходила величественная Королева изысканно и со вкусом одетая, с красивой причёской совершенно седых волос, в белых перчатках на руках и туфлях на не очень высоких каблуках. Профессионально сделанный макияж, снимал с её некогда очень красивого лица лет тридцать, и делал его просто красивым.
Люди, впервые увидевшие Королеву на профессиональных фотографиях в Интернете, изумлялись тому, что в этом году ей исполнилось 78 лет. Неизменная в последние лет двадцать седина нисколько не умаляла красоты этой дамы, а очаровательная улыбка и задорный, полный энергии взгляд, поражал своей искренностью.
Спустившись по лестнице, напоминающей виток спирали, на третий этаж она подошла к двери, возле которой красовалась табличка с надписью золотыми буквами:
Директор
вокальной школы
«НОВЫЕ ИМЕНА»
нар. арт. Российской Федерации
Некрасова Е.А.
Она открыла дверь и вошла в приёмную.
Красивая, элегантно одетая секретарь лет пятидесяти, встала со своего места и пожелала Королеве доброго утра.
Ответив на приветствие, и подойдя к двери своего кабинета, она прикоснулась к золочёной кнопке на дверном косяке, напоминающей кнопку электрического звонка, и посмотрела прямо в стеклянный глазок, расположенный по центру двери на уровне её глаз. Послышался тихий щелчок, и дверь бесшумно открылась.
Усевшись в удобное кресло за большим рабочим столом, она несколько секунд отдыхала, а потом нажала одну из кнопок на небольшом селекторе. Послышался тихий гудок вызова, и в воздухе за столом появилось чёткое голографическое изображение секретаря.
– Ирочка, скажи, пожалуйста, есть ли какие-то документы, требующие моей подписи?
– Пока нет, ответила секретарь, – но Павел Игнатьевич заканчивает подготовку заявок на участие наших учеников в 42-м Международном конкурсе юных вокалистов имени Елены Васильевны Образцовой. Вас связать с ним?
– Да, пожалуйста.
В воздухе появилось голографическое изображение 45-летнего мужчины с блестящей лысиной и аккуратной бородой. Именно он – Павел Игнатьевич Смирнов – был не только её главным помощником, но и человеком, держащим в своих руках всю практическую деятельность вокальной школы «Новые имена» в последние 15 лет.
Свою вокальную школу Елена Антоновна открыла при поддержке правительства Москвы за счёт личных сбережений сразу после завершения карьеры певицы в свои юбилейные шестьдесят лет. И вот уже восемнадцать лет её детище живёт и процветает, принося пользу учащимся, педагогам и приобретает всемирную известность.
Елена Антоновна поговорила с Павлом Игнатьевичем о текущих делах, дождалась его прихода, чтобы поставить подпись на нужных документах и спустилась на второй этаж в большой зал, в котором с минуты на минуту должно было начаться прослушивание детей для участия в большой праздничной программе.
Зал, рассчитанный на 200 зрителей, был красиво и со вкусом обустроен.
Из-за закрытых дверей доносилось чьё-то пение. Елена Антоновна подошла к двери и, не открывая её, дождалась паузы в исполнении.
Только после этого она вошла в зал и все 20 учеников, 8 преподавателей и 4 концертмейстера, находившиеся в зале, встали и по взмаху кого-то из педагогов дружно по слогам сказали:
– Здрав-ствуй-те!
– Здравствуйте, мои дорогие, – ответила Елена Антоновна, – продолжайте, – и, пройдя в свой любимый седьмой ряд, заняла место в середине.
Все преподаватели школы знали и принимали, как неписанное правило, что Елена Антоновна могла без приглашения появиться на любом занятии и молча послушать исполнение ученика или ученицы. Если после это следовали только два слова «Неплохо. Продолжайте», то у педагога, словно гора сваливалась с плеч. Однако весьма часто у таких прослушиваний был и другой вариант. Этого когда Елена Антоновна, дождавшись окончания произведения, просила педагога выйти с ней в коридор, чтобы сделать какие-то замечания, не считая возможным делать это при учениках.
Преподаватели, общаясь между собой, поражались чёткости и точности замечаний, которые им высказывала Елена Антоновна с глазу на глаз.
Все преподаватели школы знали одно из главных убеждений Елены Антоновны: если ученица показывает хорошее исполнение, то это совместная заслуга её и преподавателя. А если ученица «блистает недостатками», то в этом виноват только преподаватель.
Досидев до конца прослушивания, и сделав по обыкновению несколько точных замечаний педагогам, Елена Антоновна вышла из зала и неторопливо поднялась на третий этаж. Приоткрыв дверь в приёмную, она сказала секретарю:
– Ирочка, я пришла напомнить, что сегодня четвёртая пятница месяца.
– Я помню, Елена Антоновна, – ответила секретарь, – букет из 12 белых роз будет доставлен к 15:00.
Секретарь Ирина не могла забыть о том, что все 18 лет со дня окончания карьеры оперной певицы Елена Антоновна каждый месяц в четвёртую пятницу при любой погоде отправлялась на кладбище к могиле своей незабвенной мамы Маргариты Сергеевны Некрасовой. В букете должно быть непременно 12 белых роз в память события, произошедшего в жизни будущей Королевы оперы в 12-летнем возрасте, а именно встрече с этой удивительной женщиной. И если, будучи действующей певицей, Елена Антоновна могла посещать могилу своей матери только в кратковременные приезды в Москву, то теперь традиция ежемесячных поездок оставалась незыблемой.
Маргарита Сергеевна, прожив 75 лет, оставила своей дочери в наследство 1,5 миллиарда долларов и членство в совете директоров на равных условиях с её сыновьями и внуками. Фирма успешно продолжала свою деятельность, принося высокие дивиденды.
Личные доходы певицы Елены Некрасовой от гастролей и рекламы считались в оперном мире сказочно большими, хотя всё же уступали её доле от прибыли маминой фирмы.
Правда, в последнее время от взрослых внуков Маргариты Сергеевны – совладельцев фирмы – стали поступать роптания не предмет уменьшения доли Елены Антоновны, которая мало разбиралась в тонкостях бизнеса. Но сама она относилась к этому совершенно спокойно: карьера позади, все необходимые дорогостоящие приобретения давно сделаны, а проценты, набегающие с валютных вкладов, позволяли вести привычный образ жизни без тревоги о завтрашнем дне.
Да, собственно говоря, о завтрашнем дне и планах на будущее Елена Антоновна уже не думала, как это было в годы расцвета её вокальной карьеры, когда гастроли были расписаны на 5 лет вперёд. Бывшая Примадонна и Королева оперы, как её давно назвали журналисты, отчётливо понимала, не строя никаких иллюзий, что её долгая и счастливая жизнь уверенно угасает.
«Слава Богу, что сохранил мне ясный разум, а дедушка Маразм пока обходит стороной, – думала Елена Антоновна, – а здоровье – так что на него сетовать? Когда тебе 78, и ты еще можешь не только проснуться, но и худо-бедно двигаться – это уже огромное счастье».
Год назад, когда самочувствие резко ухудшилось, Елена Антоновна вызвала своего адвоката и попросила составить завещание, согласно которому все её денежные средства должны быть переданы на нужды вокальной школы «Новые имена». Название школе дала сама Елена Антоновна, прекрасно помня, как 12-летней девочкой участвовала в экспериментальной программе с таким же названием. Именно оттуда и началось её восхождение на оперный олимп.
Каждую ночь, лёжа в своей удобной огромной кровати с балдахином, которая автоматически настраивалась под анатомические особенности тела, Елена Антоновна, которой почти каждый раз до 2-3 часов ночи не удавалось уснуть, предавалась воспоминаниям из своей долгой жизни.
Как правило, воспоминания приходили без всякой хронологии и какой-либо логической связи между собой. Но это были ненаписанные страницы её жизни, а писать какие-то мемуары и систематизировать свои воспоминания, несмотря на частые предложения редакторов авторитетных изданий, Елена Антоновна не хотела, считая, что про неё в прошлом и так много было написано.
Сорок три года тому назад Елена Некрасова была 35-летней суперзвездой мировой оперы в расцвете жизненных и творческих сил. Но смерть Маргариты Сергеевны на 76 году жизни выбила Елену из рабочего состояния более чем на полгода.
* * *
Она как раз находилась на гастролях в Объединённых Арабских Эмиратах. Позади был триумф в Дубайской опере и дорогущие подарки.
В день смерти Маргариты Сергеевны, Елена пела партию Аиды в одноименной опере Джузеппе Верди в знаменитом “Royal Opera House”, что в городе Маскат. Так уж сложилось, что в этом театре она пела впервые.
Когда подъезжали к театру, Елена пыталась разглядеть однажды расхваленные Валерием Макаровым красоты и достопримечательности. Но снаружи здание театра не произвело на Елену особого впечатления.
Зато, попав внутрь, она была поражена потрясающей роскошью отделки с применением золота, мрамора и дорогих сортов древесины. Элементы восточной экзотики гармонично переплетались тут с современным стилем архитектуры.
Театр давно и по праву считался самым лучшим по технической оснащенности оперным театром мира. Петь в таком театре было одно удовольствие, несмотря на большую и очень сложную партию Аиды.
Вот остались позади три акта оперы, закончилась первая картина четвёртого акта и вот она – финальная сцена, в которой Аида с Радамесом поют:
Прощай, земля,
где мы так долго страдали,
Теперь разлука
больше нам не страшна,
Соединим мы навеки сердца.
Как далеки от нас земные печали,
Летим туда, где счастью нет конца,
Летим туда,
де светлой жизни нет конца.
И, наконец, заключительная реплика хора жриц и жрецов:
– Великий бог!
Гром оваций, аплодисменты, цветы, выходы на поклоны. Триумф!
После премьеры должен был состояться пышный приём, организованный Шейхом Объединённых Арабских эмиратов.
Когда Елена шла со сцены в гримёрную комнату, ей навстречу попались администратор театра в сопровождение переводчика с арабского языка. По их настороженным и угрюмым лицам Елена поняла: что-то произошло.
Переводчик с арабского сказал, что полтора часа тому назад в театр пришло сообщение из Москвы о смерти Маргариты Сергеевны, но Елене не сообщали, чтобы не сорвать спектакль
Включив всё своё самообладание, Елена смогла только спросить переводчика:
– Как мне добраться до аэропорта? – в ответ администратор что-то быстро заговорил, но переводчик, остановив его, сказал:
– Шейх Объединённых Арабских эмиратов уже знает о постигшем вас горе и приносит вам свои глубокие соболезнования, а его личный сверхзвуковой пассажирский самолёт уже ждёт вас в аэропорту.
За два часа полёта в роскошном салоне самолёта Елена не скрывала эмоций и дала волю чувствам.
Потом были похороны, слёзы, глубокая скорбь…
* * *
Нервный срыв от невосполнимой утраты самого близкого ей человека повлиял на состояние голосового аппарата. Петь, как обычно на высшем уровне, она не могла, а показывать более низкий уровень вокала не желала.
Неоднократные обследования у лучших врачей-фониатров показывали, что её голос находится в идеальном состоянии, а его незвучание связано с психологической травмой певицы.
В первые недели после смерти Маргариты Сергеевны Елена каждый день включала супер-ультрабук и пересматривала фотоальбом, хранивший тысячи фотографий, запечатлевших в хронологическом порядке практически всю семейную жизнь Елены и Маргариты Сергеевны.
В отдельной папке супер-ультрабука хранились большое количество видео фрагментов, которые Елена и Маргарита Сергеевна снимали небольшой видеокамерой. Её они непременно брали с собой во все поездки.
А поездок по городам и странам до совершеннолетия Лены было очень много. Все каникулы были заняты такими поездками. Их даже перечислить было невозможно, если бы не фотоальбом.
После 18-летия Елены число поездок с Маргаритой Сергеевной сильно сократилось из-за начавшейся сольной карьеры. Однако Маргарита Сергеевна запросто могла себе позволить прилететь в любой город мира, чтобы повидаться с Леной и посмотреть
“живьём” пение дочери в той или иной опере.
К своему 25-летию Елена Некрасова уже была весьма знаменитой и востребованной певицей мирового уровня. А Маргарита Сергеевна, прикинув, что наиболее часто гастрольные туры Лены связаны с Парижем, Веной, Миланом, Лондоном и Нью-Йорком, приобрела для своей дочери квартиры в этих городах, причём в шаговой близости от театров. Она не жалела денег, чтобы создать максимальный комфорт для жизни и работы своей любимицы.
– Да и чего их жалеть – эти бумажные шуршалки? – говорила Маргарита Сергеевна своим знакомым, которые удивлялись огромным средствам, вложенным в зарубежную недвижимость. Даже Владимир Борисович Мирков неодобрительно кивал головой, разговаривая по видео связи с Маргаритой Сергеевной. Но Маргарита Сергеевна считала иначе:
– Квартиры эти я всегда смогу продать, да еще и заработать на этом, так как проживание в них звезды мировой оперы автоматически увеличивает их стоимость.
Однажды, выйдя с Леной на балкон её 5-комнатной квартиры на 34-м этаже одного из Бродвейских небоскрёбов, находящихся рядом с “Metropolitan Opera House”, Маргарита Сергеевна сказала:
– А помнишь, доченька, как я тебя спросила, не страшно ли тебе стоять на горке в нашем бассейне?
– Конечно, помню, – улыбнулась Лена.
– Ты еще спросила, можно ли тебе оттуда сигануть? – они звонко захохотали, глядя вниз на спешащие по Бродвею и кажущиеся крохотными автомобили.
– А помнишь, мамулечка, как мы с тобой первый раз сиганули с парашютами?
– Ещё бы! – воскликнула Маргарита Сергеевна, – хоть мы тогда и прыгали в тандеме с инструкторами-парашютистами, но ощущение было еще то!!!
– Ты меня тогда снова спросила, не страшно ли мне, когда открылась дверь, и в самолёт ворвался ветер…
– Да-да-да! – засмеялась Маргарита Сергеевна. – А ты стоишь, смотришь вниз на землю и, перекрикивая шум, таким тоненьким голоском отвечаешь: «Нет! Не страшно!» – а у самой глаза, как блюдца, стали большими от страха!
– А я стою, держусь за поручень в 10 сантиметрах от бездны и не пойму, то ли это мои ноги так дрожат, то ли это штанины моего комбинезона ветер треплет, то ли это одно и другое одновременно. И всё равно, хоть страх, безусловно, был, я взглянула на тебя и поняла: с тобой, мамулечка, я способна преодолеть любой страх!
Они стояли, обнявшись, и любовались видами Бродвея, освещенного ярким солнцем.
А через три дня состоялось первое выступление Лены в партии Золушки в одноимённой опере Джоаккино Россини в «Metropolitan Opera House”.
Один из самых больших оперных залов мира, вмещающий более 3 800 зрителей, стоя аплодировал блистательным исполнителям, но самые громкие овации сорвала она – Золушка Елена Некрасова.
Маргарита Сергеевна, часто посещая спектакли с участием Леночки в главных партиях, удивлялась тому, как прогрессирует вокальное и сценическое мастерство её дочери.
Она, не стеснясь своих эмоций, вместе с другими зрительницами заливалась слезами на последних тактах “Травиаты”, видя великолепную искренность чувств, исполненных Леной.
Но, когда в других спектаклях, у которых в отличие от “Травиаты” был, как говорят англичане, “Happy and”, зрители по тридцать минут вызывали на поклоны Елену Некрасову, Маргарита Сергеевна, сама не понимая почему, как говорится, “ревела в два ручья” и ничего не могла с собой поделать.
Так вот своеобразно со слезами безмерной радости реагировала мать на успехи своей дочери и громкие аплодисменты в её адрес.
* * *
Через полгода после специальных занятий с психологом голос зазвучал по-прежнему блистательно. Елена Некрасова уже собралась возобновить карьеру, как вскоре последовал еще один удар: умер Владимир Борисович Мирков – человек сделавший из неё певицу экстра-класса.
Став знаменитой, Елена при малейшей возможности заглядывала в «Прокофьевку» к своему любимому педагогу и однажды случился настоящий праздник.
Постучав, как полагается в дверь кабинета Миркова, Лена зашла и увидела Миркова разговаривающего с Антониной Златиславовной.
Возгласы радости, поцелуи, счастье на лицах! Владимир Борисович еще раньше рассказывал Лене о том, с каким концертмейстером ему посчастливилось работать до прихода в «Прокофьевку». Показывал фото и видео фрагменты выступлений своих учеников в сопровождении Антонины Златиславовны.
Антонина продолжала следить за успехами своего коллеги, его учеников и, конечно же, за триумфальными выступлениями его главной ученицы Елены Некрасовой.
И вот он наступил – счастливый момент личного знакомства.
Оказывается, Антонина Златиславовна тоже стала с недавних пор работать концертмейстером в школе «Новые имена». Её дети выросли, неплохо устроились в жизни, подарили трёх внуков, обещая на этом не останавливаться.
А Владимир Борисович сумел сагитировать Антонину попрощаться с провинциальной школой искусств и пополнить могучую плеяду московских концертмейстеров. Теперь они, как много лет тому назад, вновь в тандеме стали готовить новые певческие таланты.
Шёл год за годом. Лена продолжала навещать Миркова и Антонину Златиславовну в «Прокофьевке» во время своих коротких приездов в Москву, привозя им разные диковинные подарки – пусть мелочь, а всё равно приятно.
И вот внезапный и подлый удар…
Вновь почти на полгода Елена Антоновна ушла в себя, почти не показываясь в обществе.
А вокруг жизнь в целом и оперная жизнь в частности продолжала своё стремительное и неудержимое движение.
И если поначалу различные Интернет-издания продолжали писать о ней и её блистательных ролях, то к концу первого года творческого молчания о певице Елене Некрасовой стали потихоньку забывать.
Только на 37 году своей жизни Елена Некрасова сумела не только вернуть своему голосу былую красоту, тембр и силу, но и вновь занять своё место в когорте лучших певиц мира, которое она сохраняла в течение последующих 20 лет.
Но ничего не вечно в этом мире. После 57 лет Елена Антоновна стала ощущать, что её голос постепенно теряет свои качества, и сохранять его на прежнем уровне уже не представляется возможным. Она стала всерьёз задумываться о завершении карьеры, но театральные агенты, продюсеры, дирижёры и режиссёры каждый раз придумывали новые поводы для продления старых контрактов и заключения новых.
А голос всё чаще напоминал о необходимости снижения интенсивности гастрольной деятельности. Справляться с всё более частыми капризами голосовых связок становилось всё труднее.
И вот он состоялся – последний концерт в её карьере, дата которого была назначена на день её рождения.
Это был большой гала-концерт в Большом театре, который транслировали все ведущие телеканалы мира. Для участия в нём съехались и слетелись звёзды мировой оперы первой величины.
Сама юбилярша исполнила в этом концерте только два произведения: известнейшую каватину Нормы «Casta Diva» из оперы “Норма” композитора Винченцо Беллини и свою коронную каватину Розины из «Севильского цирюльника».
Во время репетиции она случайно услышала короткий диалог двух скрипачей из оркестра:
– А не поздновато ли петь Розину в 60 лет?
– Ну, если в 60 выглядеть на 40, то, наверное, не поздновато.
2
Одевшись, словно для выхода на сцену, Елена Антоновна с букетом белых роз в сопровождении Гали и Зины спустились на первый этаж, и вышли к роскошному именному автомобилю «Cadillac Celestiq», собранному этой легендарной автомобильной фирмой персонально для неё – певицы Елены Некрасовой.
Подойдя к автомобилю спереди, она ласково провела рукой в белой перчатке по отполированной золотой надписи на капоте «Qeen HeleN». Последняя буква была заглавной, так как означала не столько окончание имени Helen, сколько начало фамилии Некрасова.
Водитель в смокинге и белых перчатках открыл переднюю дверь, и нажал кнопку на маленьком пульте дистанционного управления. Переднее сидение выехало наружу и замерло в ожидании своей пассажирки.
Елена Антоновна удобно устроилась в кресле, водитель аккуратно пристегнул на ней ремень безопасности и вновь нажал кнопку на пульте. Сиденье вместе с Еленой Антоновной въехало внутрь «Cadillac Celestiq». Водитель поправил полы плаща на Хозяйке и закрыл дверь.
Галя и Зина расположились на заднем сидение. В руках у Зины был небольшой саквояж с необходимыми лекарствами.
Елена Антоновна запомнила навсегда тот счастливый миг, когда она в свои 12 лет впервые села на переднее пассажирское сидение в автомобиле своей мамы. С тех пор она всегда садилась только спереди.
Приехав на кладбище, Елена Антоновна неторопливой походкой прошла по аллеям к могиле Маргариты Сергеевны, находившейся в идеально ухоженном виде: ни хвоинки сосновой, ни листочка, упавших с деревьев, там не было. Зная график посещения, секретарь Ирина давала распоряжение одной из уборщиц, работающей в школе «Новые имена» и та со школьным водителем наводила порядок на могиле непосредственно перед приездом Елены Антоновны.
Галя с небольшой дамской сумочкой, Зина с саквояжем и водитель с раскладным стулом шли позади Елены Антоновны.
Она садилась на удобный раскладной стул напротив гранитного надгробья, и, глядя в глаза приветливо улыбающейся с объёмной фотографии Маргариты Сергеевны, мысленно делилась с ней самыми последними новостями, произошедшими в последний месяц.
Если новостей было мало или же они отсутствовали, что бывало крайне редко, то Елена Антоновна вспоминала какой-либо случай из своей долгой гастрольной жизни.
Сопровождающие Елену Антоновну, как правило, находились в это время на приличном расстоянии, чтобы не мешать своим присутствием, и в то же время не терять её из виду.
Посещение кладбища всегда длилось около часа, после чего Елена Антоновна вставала и направлялась к своему именному «Cadillac Celestiq».
Сегодня, был как раз тот случай, когда новостей, стоящих внимания, не было, а в памяти всплыли светлые воспоминания.
* * *
Она сидела на третьей ступеньке, поджав ноги и опершись спиной к чаше маленького фонтана на площади Пьяцца-дель-Пополо, держа в руках раскрытый клавир “Севильского цирюльника”.
Несмотря на то, что партия Розины была уже хорошо проработанная и, как говорится, напетая, повторить речитативные диалоги никогда не помешает.
С блеском победив в Амстердаме на престижном Международном конкурсе оперных певцов “Operalia”, посвящённом
девяностолетию выдающегося тенора и основателя этого конкурса Пласидо Доминго, она получила приглашение спеть партию Розины на родине великого итальянского композитора Джоаккино Россини в городе Пезаро, в котором проходит ежегодный россиниевский оперный фестиваль.
Лёгкий знойный ветерок пытался шевелить страницы клавира, а старинный фасад театра Россини своими окнами, словно глазами, следил за двадцатилетней девушкой, одетой в обычные джинсы и светлую футболку.
Она легко дважды постучала указательным пальцем по экрану своего старого доброго смартфона, показавшего время 10:45, закрыла клавир “Севильского цирюльника” и, от души потянувшись, встала и медленно пошла в сторону служебного входа в театр. Приучив себя с детства не опаздывать к назначенному времени, она с удовлетворением отметила про себя, что до начала репетиции с концертмейстером в запасе было 15 минут.
До фестивальной премьеры “Цирюльника” оставалось еще 12 из 30 выделенных на репетиционный процесс дней. На послезавтра назначена первая репетиция с оркестром, а пока проходят обычные спевки певцов, исполняющих главные партии.
Она прекрасно знала, что куда бы не приехала выступать за границей – везде встречала русских певцов и певиц, как молодых, так и постарше, заслуженных и народных.
Вспоминая себя худенькой двенадцатилетней девочкой, она с улыбкой и снисхождением относилась к тому благоговению и трепету, с которыми воспринимала молодых оперных певцов, сумевших добиться больших успехов на оперном поприще.
Она тогда и мечтать не смела о том, что через какие-то 7-8 лет будет петь на одной сцене со своими кумирами, обращаясь к ним запросто на “ты” и без какого-либо замирания сердца.
Позади послышались мужские голоса: высокий и низкий. Она прекрасно знала, кто догоняет её на подходе к театру: высокий и статный баритон, солист Московского театра “Новая опера” Александр Ершов и маленького по сравнению с ним роста заслуженный артист Российской Федерации, солист Большого театра тенор Валерий Макаров.
– Доброе утро, наша молодая Розиночка! – поприветствовал своим певучим голосом Валерий.
– Здравствуй, донна Розина, – шутя, вторил Валерию Александр, – подучила речитативы, или вновь слегка напутаешь, как вчера?
– Здравствуй, Валера, и тебе привет, сеньор Фигаро, – ответила она в том же полушутливом тоне, – уверена, что сегодня всё пройдёт без запиночки.
Сквозь распахнутые двери служебного входа послышался небольшой шум, и вскоре появились три работника театра. Двое из них несли длинную раздвижную лестницу, а у третьего под мышками находились два больших рулона.
– Наверное, афиши будут укреплять, – догадался Валерий. И точно: работники приставили лестницу к афишному окну и, быстро развернув, закрепили на нём один из рулонов, оказавшийся афишей предстоящей премьеры “Цирюльника”. Потом работники перешли ко второму афишному окну, располагавшемуся симметрично первому, по отношению к главному входу в театр и стали закреплять вторую афишу.
Conte Almaviva 1 – Валерий Макаров, – вслух прочитал Александр.
Figaro – Александр Ершов, – вслух прочитала Лена.
Rosina – Елена Некрасова, – вслух прочитал Валерий.
– Sono felice di vedervi, signori, sembra che non siamo ancora in ritardo 2 – раздался приятный бас.
– О, сaro Don Basilio 3, – почти пропел Валерий и, показав рукой на афишу, торжественно и синхронно с Александром сказал, – Ильдебрандо Д’Арканджело.
Высокий и сильно поседевший Ильдебрандо улыбнулся, обнял Валерия и Александра за плечи, и, пропустив вперёд Лену, направил всех к служебному входу в театр.
Войдя внутрь театра, они разошлись по гримёркам, и начали распеваться.
В 11:05 по громкой связи всех певцов, задействованных в сегодняшней репетиции, пригласили на сцену.
Сначала, согласно либретто оперы, репетировали граф Альмавива (Макаров) и Фигаро (Ершов).
Это был обычный репетиционный процесс, невидимый зрителям, с остановками, повторами отдельных фрагментов и указаниями режиссёра-постановщика. Все исполнители уже не один год «варились» в подобных сборных театральных труппах, создаваемых на короткий промежуток времени перед премьерой, чтоб потом разлететься по всему свету, с весьма большой вероятностью встретиться в каком-то другом городе, другом театре и другой опере.
Требований было немало, но главные из них сводились к тому, что, невзирая на возраст, титулы и мировую известность все певцы и певицы должны были являться в указанное время с хорошо выученными партиями и оставлять за порогом театра личные обиды и возможную неприязнь по отношению друг к другу.
Лена села на стул, поставленный таким образом, что с этого места открывался отличный обзор на всю не слишком ярко освещенную сцену: для репетиции такого света было вполне достаточно. Красивый зал с партером, бельэтажем и четырьмя балконами, построенный, как и в большинстве других итальянских театров, в форме подковы, сейчас находился во мраке.
3
Взрослея и становясь всё более самостоятельной девушкой, успешно идущей к своей мечте, Лена никогда не забывала того, какой она появилась в доме Маргариты Сергеевны, и какой, благодаря этой великолепной и красивой женщине, она стала.
Лена не по кинофильмам знала примеры «зажравшихся» от бешеных родительских денег и живущих в скуке от полного достатка, так называемых, «детках-мажорах».
Это были циничные молодые двадцатилетние старики и старухи без серьёзных целей и увлечений, которые смысл жизни видели в шумном грохоте ночных клубов, в танцах до рассвета, в сигаретах, наркотиках, пьяном угаре и в утреннем пробуждении, которое у них начиналось часов в пять после полудня.
Друзей, в глубоком понимании этого понятия, и которых в принципе не может быть много, у Лены не было. Зато было много коллег и товарищей по музыкальному цеху. Так же как она, они были увлечены своими делами и своей карьерой, поэтому, как выразился кто-то из них, «каждый гребёт в свою сторону». По большому счёту, никто из знакомых Лене певцов и певиц не страдали от отсутствия друзей. Лена тоже не была исключением.
Не потому ли чувство любви до потери рассудка миновало Лену и в подростковом возрасте, когда у девочки расцветают все чувства, и сейчас, когда она стала взрослой красавицей, стремительно набирающей известность оперной певицей.
Вращаясь в сравнительно узком кругу единомышленников, у Лены не было времени заводить знакомства и связи за пределами этого круга. Зато уже было немало попыток со стороны мужской певческой братии оказывать ей не только знаки внимания, но и неприкрытые намёки на романтические отношения, которые Лена мягко, но довольно решительно отвергала, потому что, как правило, все эти предложения исходили от женатых мужчин. Становиться роковой разлучницей, исподволь разрушая чужую семью, ей совершенно не хотелось. А роль любовницы её не прельщала ни с материальной, ни с физиологической точки зрения.
* * *
– Дорогая Леночка-Розиночка, – послышался со сцены голос Валерия Макарова, – зрители замерли в ожидании твоей каватины…
Нет, что касается, зрителей, то Валерий, конечно же, пошутил, а вот что касается каватины Розины…
Любой, даже начинающий любитель классической музыки знает, что в опере “Севильский цирюльник” великий Джоаккино Россини создал целый фейерверк вечных мировых хитов. Это и ария графа Альмавивы, и каватина Фигаро, и знаменитая ария Дона Базилио “Клевета” и, стоящая на особом счету каватина Розины.
История музыки знает немало гениальных исполнителей этих арий. Но только каватина Розины отличается наличием нескольких вариантов исполнения, один другого виртуозней.
Французский писатель и друг Россини Мари-Анри Стендаль в своей книге “Жизнь Россини” свидетельствует, что великий композитор не имел ничего против, если певицы, исполняющие его и без того трудные арии и каватины, добавляли “отсебятину”, еще больше усложняя авторские колоратуры и фиоритуры, чтобы с самой лучшей стороны показать свою виртуозность. Некоторые из таких “отсебятин” были зафиксированы в нотах и продолжили самостоятельную жизнь, как варианты того или иного произведения.
Педагог Лены Владимир Борисович поступил с каватиной Розины по-своему. Он взял и на основе исполнений выдающихся певиц современности, таких как Чечилия Бартоли, Джойс ДиДонато, Эллина Гаранча и Ольга Перетятько, создал обобщающий вариант, по своей виртуозности превосходящий каждый из перечисленных в отдельности.
Показав свой вариант 17-летней Лене, которая к тому времени уже училась в выпускном классе, Мирков сказал:
– Есть такое крылатое выражение: “Бумага выдержит всё”. То, что я вот здесь написал – это сильно, красиво, виртуозно и уникально. Однако это пока лишь значки на бумаге. Мы с тобой сегодня начинаем работу, которую неспешно и по крупинкам будем проделывать целый год, оттачивая каждый звук.
А потом тебе лишь придётся поддерживать каватину Розины в рабочем состоянии, чтобы она у тебя, Боже упаси, не “запылилась” и не “заржавела”.
Именно этот вариант каватины Розины во многом помог Лене победить в Амстердаме на престижном Международном конкурсе оперных певцов “Operalia”.
Лена, оставив на стуле клавир «Севильского цирюльника», вышла на сцену, выслушала короткие пожелания режиссёра-постановщика, сидящего в четвёртом ряду зрительного зала и кивнула концертмейстеру, что на языке певцов всего мира означает: «Я готова, можно начинать».
Прозвучали двенадцать тактов вступления, и Лена запела:
Una voce poco fa
qui nel cor mi risuono;
il mio cor ferito e giа,
e Lindor fu che il piago.
Режиссёр-постановщик слушал пение без остановок. Он, будучи весьма авторитетным человеком в оперном мире, заранее посмотрел выступление Лены в гала-концерте лауреатов конкурса “Operalia” и понял, что вмешиваться в вокальное содержимое исполнительницы нет никакой необходимости. Он лишь дал несколько указаний на предыдущих репетициях по поводу движения по сцене и жестов руками.
Предварительные спевки таили в себе определённые трудности, как правило, не вокального, а сценического характера. На совершенно пустой сцене нужно было представить, что слева от тебя стоит стол, за которым тебе нужно начать исполнение. В глубине по центру будет находиться закрытое окно, к которому ведут три ступеньки лестницы, и у которого исполняется часть каватины. Справа будет дверь, которую нужно сначала открыть, а потом не забыть закрыть, чтоб не нарушить логику следующей мизансцены.
Иногда на таких репетициях на помощь певцам приходил обычный кусочек мела, с помощью которого прямо на полу сцены рисовали большой прямоугольник с надписью внутри «Стол», или на похожем прямоугольнике в другом месте появлялась надпись «Окно» или «Лестница», «Шкаф» и тому подобное.
Так ориентироваться на сцене, и выполнять предварительные указания режиссёра было значительно проще.
Однако такие репетиции, требующие от исполнителей хорошего воображения, длились недолго. Вскоре на сцене появлялись настоящие декорации, и выполнять замысел режиссёра становилось легче.
Примерно за неделю до премьеры начинались костюмированные репетиции, в сопровождении оркестра, что было самым важным этапом репетиционного процесса.
Лене очень нравился этот этап подготовки к спектаклю, так как он был максимально приближен к действительности.
Накануне премьеры все исполнители главных партий взяли «день молчания». С этой маленькой, но очень важной хитростью ведущих певцов и певиц мира вынуждены были считаться все театральные режиссёры. Практически сутки до премьеры певцы старались не только ничего не петь, но и ни с кем не общаться, чтоб не нагружать свой голосовой аппарат и дать ему набраться силы.
И вот наступил он – день фестивальной премьеры. Волнение чувствовалось сразу при входе в длинный коридор театральных гримёрных. Исполнители главных партий вели себя по-разному, но волнение чувствовалось и в их поведении. Ильдебрандо Д’Арканджело ходил по прямой линии 10-12 шагов в одну сторону, потом обратно, что-то напевая себе под носом, Саша Ершов сидел на стуле, закрыв глаза, а пальцы его правой руки выбивали какой-то лишь ему знакомый ритм, Валерка Макаров постоянно с кем-то тараторил, много улыбаясь и жестикулируя.
Только она – Елена Некрасова – внешне казалась совершенно спокойной, лишь только горячие волны вновь, как и тогда, в третьем туре конкурса преподавателей в музыкальной школе имени Сергея Прокофьева, подкатывали откуда-то из-под нижних рёбер к самым ключицам.
Но она, прекрасно зная себя, позабудет своё волнение уже на первом своём выходе на сцену. Как хорошо, что в этом выходе еще не надо петь… Впрочем, если бы даже понадобилось пение, то оно, несомненно, и в лучшем виде состоялось.
Отчего же так волнуются такие опытные мастера? Да потому, что Пезаро – это не только оперный фестиваль, это не только родной город великого Россини, это, уважаемые любители музыки, – Италия! Здесь по отношению к певцам и певицам традиционно существуют только два варианта: или успех, или провал. Причем вчерашний успех не является гарантией для успеха сегодняшнего. Впрочем, с провалами в истории оперы тоже случалось всякое…
4
Шесть лет учёбы по экспериментальной программе «Новые имена» дали свои поразительные результаты. Не только Лена, но и практически все ребята, заслуженно отобранные в эту программу, становились лауреатами новых престижных конкурсов, как в России, так и за рубежом. Лучших из них уже начинали вводить на роли второго и третьего плана в различных театральных постановках.
Занимаясь у Владимира Борисовича Миркова, Лена достигла того исполнительского уровня, который позволял ей занимать лидирующее положение среди участников программы «Новые имена».
Она первой из всех однокашников в свои пятнадцать лет была приглашена на крохотную роль Барбарины из «Свадьбы Фигаро» В. А. Моцарта в постановке театра «Геликон-опера».
Вскоре была чуть более длинная партия Прилепы в «Пиковой даме» Чайковского в театре имени К. С. Станиславского.
Участников программы «Новые имена» приобщали не только к реальной театральной практике, но и к тонкостям взаимоотношений между режиссерами, дирижёрами, и, конечно же, партнёрами по сцене.
В год своего совершеннолетия все участники программы получали дипломы о средне-специальном образование, как после окончания музыкального колледжа. Разница была только в специальности, указанной в дипломе: «Певец, артист музыкального театра».
С трудоустройством выпускников по программе «Новые имена» тоже проблем не было, так как все эти ребята практически сразу были под пристальным наблюдением директоров, режиссёров и художественных руководителей ведущих театров страны.
Больше половины участников программы стали студентами Московской консерватории и ГИТИСа. Это была определённая страховка на будущее: если по каким-либо причинам карьера певца или певицы не заладится, или внезапно прервётся, то можно будет уйти на преподавательскую работу.
Уйдя с головой в любимую учёбу, в которой практически отсутствовали предметы математического цикла, а география, химия, физика и биология были сведены в единый предмет «Естествознание», Лена постоянно чувствовала надёжную и неутомимую поддержку Маргариты Сергеевны Некрасовой.
И, хотя это уже не были прежние отношения взрослой женщины-наставника с наивной, искренней в своей непосредственности девочкой-подростком, ничего хорошего не видевшей в своей жизни, большая любовь и взаимоуважение с годами только укреплялись.
Владимир Борисович справедливо считал, что лидирующее положение Лены среди участников программы «Новые имена», пришедшее к ней сразу еще во время отборочного конкурса, было связано не только с его талантом педагога, не только с талантом Лены, но и с чудесным талантом и большими финансовыми возможностями Маргариты Сергеевны. Она мастерски и, казалось, без особых усилий создавала для своей дочери идеальные условия для жизни и учёбы. Именно этого не хватало большинству однокашников Лены, даже не смеющих мечтать о подобных комфортных условиях.
Однажды, когда Лене шёл 16-й год, ей, как обычно, позвонила мама и сказала, что уже едет за ней и будет минут через двадцать. Она, не торопясь, прошла по аллее от центрального входа «Прокофьевки» и, остановившись на тротуаре Токмакова переулка, стала дожидаться маму.
Внезапно возле неё затормозил большой чёрный «Ford Explorer», из которого молниеносно выскочили два человека в масках на лицах и, схватив Лену, быстро усадили её на заднее сиденье. Она даже пикнуть не успела.
Машина рванула с места, а Лена почувствовала, как ей на голову одели такую же маску, как у похитителей, только задом наперёд и она ничего не видела.
Еще через секунду её резко повернули вполоборота и уверенным движением завели ей руки за спину. Щелкнули наручники.
«Не бойся ничего и не паникуй!» – всей своей сущностью услышала Лена какой-то внутренний голос.
Они довольно долго куда-то ехали. Если поначалу машина постоянно совершала повороты то влево, то вправо, то вскоре, видимо, выехали на какую-то прямую дорогу.
Примерно через полчаса машину закачало на дорожных ухабах и, наконец, она остановилась.
Лена услышала, как открылась дверь и её молча подтолкнули к выходу. Она боялась оступиться и упасть, но чьи-то сильные руки подхватили её и куда-то повели.
Потом было шесть скрипучих ступенек и не менее скрипуче открывшаяся дверь.
Она поняла, что её усадили на жесткий деревянный стул. Какой-то знакомый, как показалось Лене, голос сказал:
– Сиди спокойно и не дёргайся. Это похищение с целью выкупа. Сейчас мы позвоним твоей матери и, если она согласится с нашими условиями, мы отпустим тебя на все четыре стороны.
Лена почувствовала, как чья-то рука залезла в её дамскую сумочку.
– А вот и смартфон! – сказал другой, не знакомый Лене сиплый голос. – Видать мать пожалела для своей дочери денег на дорогую модель.
– Ничего она для меня не пожалела! – воскликнула Лена.
– Заткнись и помалкивай, пока тебе слово не дали! – грубо оборвал её сиплый голос.
Послышался набор номера на смартфоне.
– Да, Леночка, я уже близко, через три минутки подъеду! – послышался голос Маргариты Сергеевны.
– Это не Леночка! Твоя дочь нами похищена! – сказал сиплый голос.
– Что за чушь? Кто вы?
– Закрой рот и слушай сюда! Если ты привезешь чемоданчик с десятью миллионами рублей туда, куда я тебе скажу, с твоей дочерью ничего плохого не случится.
– Откуда я знаю, что Лена у вас? – волновалась Маргарита Сергеевна.
– А вот сама посмотри, – Лена почувствовала, как с неё резко сорвали маску и навели камеру смартфона.
– Лена, доченька, где ты находишься? – надрывно спросила Маргарита Сергеевна.
– Мамулечка, я не знаю… – Лена растерянно оглядывалась по сторонам какого-то деревенского дома с некогда белой русской печкой.
– Всё! Хватит! Убедилась, в чём хотела? Гони деньги! И не вздумай обращаться в мусарню. Даём тебе два часа, а если к тому времени ты не раскошелишься, то мусора найдут твою красавицу где-нибудь в сточной канаве.
– Но для начала мы её пустим по кругу! – раздался знакомый Лене голос, – чего такой красоте зря пропадать? – и оба похитителя засмеялись.
– Где и когда я должна вам предать деньги? – продолжая волноваться, спросила Маргарита Сергеевна.
– Через два часа возле перекрёстка трассы Е-115 с трассой А-113. Стой одна на автозаправке с чемоданом в руке и смотри без шуток, иначе… Обладатель сиплого голоса снова навёл смартфон на Лену, а второй похититель, щелкнув раскладным ножом, подвёл его к шее Лены и неторопливым движением, случайно слегка царапнув по коже, сверху вниз стал разрезать блузку до пояса джинсов.
– Ты всё поняла?
– Да! Я всё сделаю, как вы хотите, только не трогайте мою дочь!
– Ну, что? Кажется всё чики-пуки? Через два часа мы с тобой будем миллионерами! – радовался сиплый голос.
– Так-то оно так, но всё равно как-то стрёмно! – ответил знакомый Лене голос. Она никак не могла вспомнить, кому может этот голос принадлежать. В её возрастной группе точно такого голоса нет.
– Ну, что, красава, ты тут посиди, не грусти, скоро выйдешь на свободу.
– Мне очень нужно в туалет, – сказала Лена.
– Так валяй прямо тут, – весело ответил сиплый голос, – и тебе хорошо и нам приятно посмотреть.
– Слушай, зачем ты так, это уж слишком, – сказал второй голос.
– Да ладно! Шутю я! За такое бабло можно и в туалет девочку сводить.
Он помог Лене подняться со стула и повёл к выходу из дома. Метрах в десяти от дома на углу двора, поросшего высоким бурьяном, виднелся обычный деревянный сортир.
– Я не могу со связанными руками, – жалобно промолвила Лена.
– Может, тебе помочь еще и джинсики снять? Так я готов! – противно засмеялся сиплый, – ну ладно, ладно! Сказал же – шутю! – он достал из кармана связку ключей, и найдя на ней маленький ключик, раскрыл замок наручников, – заходи, не боись! Подглядывать не буду.
Лена зашла в туалет и закрылась изнутри на обычный железный крючок. Сиплый отошел от туалета, сел на ступеньку крыльца и закурил.
Внезапно Лена ощутила темноту в глазах, а голова резко закружилась. Она поспешила сесть на деревянное сиденье и потеряла сознание.
* * *
Маргарита Сергеевна несколько секунд смотрела на экран своего смартфона. Нужно было что-то делать, но она в растерянности не знала с чего начать.
Она развернула машину и на огромной скорости помчалась обратно в свою фирму. Запыхавшись, она влетела в свой кабинет, села за рабочий стол и замерла на несколько секунд, решая, кому сначала звонить: своему адвокату или…
Внезапно включился принтер, стоящий на её рабочем столе и выпустил листок, на котором крупным жирным шрифтом был напечатан текст:
«Лена в опасности. Её похитили какие-то придурки. Если бы они были профессионалами, то ни за что не позвонили бы вам с её смартфона. Вот геолокация дома, в котором удерживают Лену: 56.107358, 37.960818. Срочно звоните в полицию, пусть высылают группу для задержания преступников».
Маргарита Сергеевна дважды прочитала текст и, поняв, что ничего лучше пока придумать не может, взяла себя в руки и позвонила своему бывшему однокласснику, полковнику Мытищинского государственного управления МВД России по Московской области. Тот, выслушав чёткую, хоть и очень взволнованную речь Маргариты Сергеевны, сказал:
– Рита, успокойся, оперативная группа выедет с минуты на минуту.
А в это время Лена, находящаяся в деревянном туалете, пришла в сознание и ощутила, как внутренний голос сказал ей: «Сохраняй спокойствие. Скоро тебя освободят». Она вышла из туалета и в сопровождение сиплого прошла в дом. Наручники на неё больше не надевали.
Несмотря на то, что оба похитителя постоянно находились в масках, Лене показалось, что глаза второго похитителя со знакомым голосом тоже ей знакомы, хотя с уверенностью что-то утверждать она не могла.
Какое-то время все молчали. Потом сиплый стал нервно ходить по дому.
– Ну, что? Час прошел. Ждём еще пятнадцать минут и потихоньку поедем на встречу с прекрасным?
– Что-то мне как-то не по себе, – сказал знакомый голос, – а если мамаша всё же сообщит мусорам?
– Если бы она хотела сообщить, то не стала бы так сразу соглашаться на наши условия, а стала бы тянуть резину.
Прошло еще полчаса. Похитители всё больше нервничали, постоянно курили, дым густой пеленой висел в воздухе, отчего у Лены даже разболелась голова.
– Так! – Сказал сиплый. – Встали и пошли к машине. Эй, красотулечка, не спи, а то замёрзнешь!
Они вышли на крыльцо, осмотрелись вокруг и направились через маленький двор к калитке в покосившемся старом деревянном заборе. Дойдя примерно до середины двора, Лена внезапно ощутила внутренний приказ, сопротивляться которому было совершенно невозможно: «Резко развернись и беги в дом!».
Она развернулась и со всего духу побежала к дому, услышав за своей спиной грозный окрик:
– Стоять на месте! Работает опергруппа!
Лена, думая, что окрик был адресован ей, замерла, и оглянулась. Неизвестно откуда взявшиеся четыре вооруженных пистолетами сотрудника полиции уже надевали наручники на похитителей.
– Доченька, милая моя, с тобой всё хорошо? – торопилась навстречу Лене крайне взволнованная Маргарита Сергеевна, увидев разрезанную до самого пояса джинсов блузку и маленькую уже запёкшуюся царапину на шее, – Они били тебя?
– Нет, мамулечка, но мне было очень страшно, особенно когда вот этот разрезал мою блузку, – она показала рукой на одного из похитителей.
Оперативники сорвали с них маски, и Лена вмиг узнала того, чей голос и глаза ей показались знакомыми. Это был ученик «Прокофьевки» из старшей возрастной группы, который в последние две недели увивался за Леной, то, приглашая её в кафе, то, рассказывая скабрезные анекдоты, то, делая ей пошлые намёки на интимную близость.
– Понятно, – облегчённо вздохнула Маргарита Сергеевна, – ну, теперь он нескоро сможет кому-то на что-то намекать.
– Да, – раздался рядом приятный голос крупного седовласого мужчины, – загремит по трём статьям: за похищение человека, за вымогательство крупной суммы денег и за сексуальные домогательства.
– Знакомьтесь, – улыбнулась Маргарита Сергеевна, – это мой бывший одноклассник, а теперь полковник, начальник уголовного розыска, а это моя любимая дочь Лена.
– Теперь можете успокоиться, всё самое страшное позади, – ответил полковник.
5
До летних каникул перед последним годом обучения детей по экспериментальной программе «Новые имена», оставалось две недели.
По распоряжению руководителя программы, учащиеся должны были пройти очередную концертную практику, но не в театрах Москвы, а в провинциальной сельской глубинке, где привыкшие к просторным московским сценам учащиеся школы «Новые имена», должны были показать своё искусство на крохотных сценах сельских домов культуры.
Были сформированы 4 концертные группы, заказаны 4 микроавтобуса, и в понедельник 10 июня учащиеся школы разъехались, согласно жребию, в буквальном смысле слова на все четыре стороны. Группе Лены Некрасовой по жребию досталась поездка в северном направлении.
В её группе ехали еще две девочки, два мальчика и руководитель группы Максим Николаевич, один из преподавателей школы «Новые имена», взявший на себя еще и функцию концертмейстера. Вместе с ними в микроавтобусе ехало, занимая место в проходе, электронное пианино.
Выехав ранним утром, микроавтобус взял курс на Ярославскую область. Проехав старинный Ростов Великий, была сделана первая остановка в посёлке Семибратово, где в местном доме культуры состоялся концерт при полном аншлаге: все 50 мест в зале были заняты, да еще зрители стояли в проходах.
Спели. Сели в микроавтобус, перекусили тем, что взяли с собой, и поехали дальше.
Минут через 40 подъехали к дому культуры в Великом селе и повторили ту же программу, что и в Семибратово.
Вновь двинулись в путь. Проехали через весь Ярославль. Переехали по автомобильному мосту через Волгу, успев полюбоваться её видами с большой высоты, и еще через 50 минут после этого оказались в селе Вятском, больше напоминающем типичный русский город начала ХХ века.
Здесь было несколько музеев, и в каждом из них был свой маленький концертный зал.
Выступление было намечено на 19:00. а после него вся концертная бригада и водитель были приглашены на ужин и вечернюю экскурсию по музеям села.
После экскурсии дружной компанией прошлись по магазинам и закупили провизию для завтрашнего дня.
Переночевали в уютной местной гостинице, а утром вновь сели в микроавтобус и поехали обратно в сторону Ярославля, но, не доезжая до него, повернули направо и сделали остановку в посёлке Кузнечиха, в котором оказался вполне современный двухэтажный дом культуры.
Несмотря на утреннее время, зал дома культуры, рассчитанный на 200 мест, был заполнен более чем на половину – рабочее время, однако!
После концерта – снова в путь, который, на сей раз, привёл юных артистов в левобережную часть города Тутаева. Микроавтобус остановился у двухэтажного здания с надписью «Кинотеатр «Экран».
После жаркой езды в знойный день, кинотеатр встретил приятной прохладой помещения и весьма малоприятным прохладным приёмом у зрителей, большинство из которых были случайно изловленными и загнанными на концерт школьниками местной школы.
Видя совершенно неподготовленную публику и, поняв, что это же не Ярославль и даже не его пригороды, ребята вместе с руководителем Максимом Николаевичем стали на ходу менять программу концерта, чтобы хоть как-то расшевелить зрительный зал.
Лене даже показалось, что под конец концерта артистам это удалось. Однако вскоре она поняла, что ей лишь показалось то, что поначалу показалось.
Ребятня, интуитивно почувствовав последний номер концерта и, сделав несколько хлопков вежливости в ладоши, в считанные секунды с грохотом и гамом испарились из зала, оставив на месте человек десять взрослых тётушек-пенсионерок.
После концерта сели в микроавтобус и, съехав на берег Волги слева от переправы, устроились на “перекус”, как в шутку назвал эту процедуру один из мальчишек концертной группы.
Подкрепившись, и полюбовавшись широкими волжскими просторами, они вновь поднялись вверх.
Немного пропетляв по улицам города, уступающим по качеству асфальта улицам села Вятское, уверенно двинулись дальше в село Савинское. Там, как сказал руководитель группы Максим Николаевич, их ждёт вкусная уха из свежей волжской рыбы.
Минут через 30 съехали с плохонькой асфальтированной дороги, которая заставляла всю группу дружно подпрыгивать на ухабах, на дорогу, ведущую в Савинское. На первых же метрах этой дороги всем стало очевидно, что та дорога, по которой они только что ехали, была не такой уж плохонькой.
К счастью, этот кусок дороги вскоре оказался позади, и дальше асфальта уже не было. Микроавтобус теперь раскачивало не так резко, а за ним поднималась бурая непроницаемая пыльная стена.
На «огромной» скорости в 10 км/час, максимально возможной для данного сельского «автобана», подъехали к Савинскому дому культуры.
Водитель заглушил мотор, ребята-артисты вышли из салона и по-настоящему ощутили звуки и запахи деревни.
Правее дома культуры, отделенные высоким неухоженным кустарником неопределённой породы, располагались широкие и длинные картофельные грядки с высокой сочной ботвой, на которой уже появлялись жёлтые цветочки.
Неподалеку благоухала характерным запахом большая куча свежепривезённого навоза.
Где-то недалеко надрывались петухи, а рядом с громким жужжанием летали крупные шмели и не менее крупные слепни, которым больше всех понравился водитель Сергей, непрестанно машущий руками и пытающийся с помощью крепкого русского мата отогнать «проклятых кровососов».
На входной двери дома культуры висел полуторакилограммовый замок. Ребята-артисты вопросительно посмотрели на Максима Николаевича. Тот растерянно молчал, обдумывая ситуацию.
– Мне нужно в туалет, – шепнула Лене одна из девочек.
– Мне тоже, – ответила Лена и, обратившись к Максиму Николаевичу, спросила, – можно мы поищем туалет?
– Что значит можно, если нужно? – попытался пошутить, сильно озадаченный «тёплым приёмом» Максим Николаевич.
Лена и присоединившиеся к ней остальные девочки дошли до конца дома культуры и, повернув за угол, увидели уникальное строение.
По виду это был типичный сортир на 4 кабинки. Запах, доносившийся оттуда, тоже недвусмысленно намекал о назначении этой конструкции. Однако дверь у первой кабинки была перекошена и покачивалась на одной нижней петле. На второй двери красовался еще не слишком поржавевший замок, запрещающий кому ни попадя воспользоваться благами цивилизации эпохи романтизма, находящимися за дверью. На третьей кабинке дверь вовсе отсутствовала, спокойно валяясь в подсыхающей луже. И только четвёртая дверь – Та-дам! – висела ровно, плотно закрывая вход в заветное помещение, а главное – на ней не было замка, и даже была на месте ручка!
Обрадовавшись, Лена с девочками подошла к этой двери и, взявшись за ручку, потянула на себя. Дверь легко открылась и…
Девочки секунд десять молча хлопали изумлёнными глазами от увиденной неожиданности. За дверью всё было, как полагается: и длинное деревянное сиденье, и большая дыра в нём. Не хватало только малости – задней стены, которая отсутствовала напрочь. Зато вместо стены открывался неплохой пейзаж на картофельные грядки и трёх женщин, одетых явно не для прогулки по Арбату, пропалывающих бурьян.
Девочки громко засмеялись, увидев неожиданную картину, и показывая руками на отсутствующую стену.
Женщины, подняв над грядками раскрасневшиеся лица, недоумённо смотрели на девочек, думая, что те смеются над ними.
Максим Николаевич, услышав звонкий смех, поспешил к девочкам и, поняв, что привело их в такое состояние сам начал неудержимо хохотать.
Тем временем, женщины в картофельнике выпрямились и стали зло посматривать в сторону смеющихся.
– Простите нас, – сказал, сдерживая смех, Максим Николаевич, – я привёз артистов из Москвы. Договаривались с главой вашей администрации, что нам для концерта будет предоставлен дом культуры, а он закрыт на замок.
– Так вам Михалыча надо, что ли? – спросила одна из женщин.
– Ну, если вашего заведующего домом культуры зовут Михалычем, значит, его, – ответил Максим Николаевич.
– Погодь чуток, – сказала женщина и, порывшись в старом пакете, достала кнопочный мобильник.
– Алё! Михалыч? Тута, тебя артисты спрашивают… Какие, какие? Из Москвы… Чего ты мне там орёшь?.. Вот приходи и сам разбирайся!.. Чего??? Сам иди туда!!!
– Русишь культуришь, – шепнула на ухо Лене одна из девочек, и они захихикали, отвернувшись в сторону.
– Ну, чего расхихикались? – сказала женщина, – сейчас придёт.
Всей «разведгруппой», не спеша, вернулись к автобусу. Водитель Сергей с сигаретой в зубах и большим пучком травы продолжал сражение со слепнями. Мальчишки сидели внутри микроавтобуса и листали свои смартфоны.
Вскоре послышался топот. Из-за поворота показался крупный седовласый мужчина, бегущий трусцой и топая огромными резиновыми сапогами «сорок последнего» размера. Грязная майка-безрукавка вся была в дырах и разноцветных пятнах, руки почти до локтей были перепачканы чем-то похожим на машинное масло, вместо брюк на нём было грязное, замасленное галифе.
– Здравствуйте, – поприветствовал мужчину Максим Николаевич, – вам разве не сообщили о приезде московских артистов?
– Здравствуйте, – превозмогая одышку, ответил заведующий домом культуры, – сообщили, как же! Дык-ить, вы должны приехать завтра, то есть 11 июня, а вы вона – уже здесь!.. – Девочки и Максим Николаевич удивлённо переглянулись.
– Извините, – негромко спросила Лена, – а у вас в Савинском какой сегодня день?
– Дык-ить, десятое, поне… Ой! Батюшки-святы! – стукнул себя по лбу Михалыч, оставив темное пятно от грязных рук. – Заработался, раскудри ж меня через коромысло! И вправду, сегодня ж вторник, 11 июня… А что ж делать-то? – он вопросительно посмотрел сначала на Максима Николаевича, потом на ребят.
– Что делать?.. – задумчиво ответил Максим Николаевич, – наверное, все будем продолжать заниматься начатым делом: мы поедем дальше по маршруту, а вы, как я понимаю, пойдёте ремонтировать какую-то технику.
– Да ласточка моя, «Нивушка», раскудри ж её через коромысло, совсем зачахла…– жалобным тоном сказал Михалыч, – а вы на меня жаловаться будете, наверное… – посмотрел Михалыч на Максима Николаевича, и столько мольбы было во взгляде этого, затюканного бытом, человека, что руководитель концертной группы тут же поспешил успокоить заведующего домом культуры.
– Что ж, ребятки? По коням! – шутливо прикрикнул Максим Николаевич, и ребята направились к микроавтобусу.
Они уже уселись на свои места, а Максим Николаевич еще минут пять выслушивал извинения и объяснения Михалыча. Наконец, сказали друг другу «До свидания» и Максим Николаевич сел в микроавтобус.
– До свидания, ребята, может, свидимся еще как-нибудь, – махал вслед тронувшемуся микроавтобусу перепачканной рукой Михалыч.
– Нет уж, – хмуро буркнула сидящая рядом с Леной девочка.
– Вася, – спросил один из мальчишек, – а ты чего молчишь? Костью подавился, что ли?
– Какой костью? – недоуменно спросил тот.
– От свежей волжской рыбы, которая в обещанной ухе плавала! – микроавтобус затрясло от хохота хорошо поставленных юных голосов.
Несколько минут ехали, обсуждая несостоявшийся концерт и столь же не состоявшуюся уху.
– Максим Николаевич, – громко сказала Лена, – а мы с девочками так и не решили нашу проблему.
– Серёжа, – обратился Максим Николаевич к водителю, – нашей группе необходимо освободиться от переработки волжской ухи из Савинского, – снова начался хохот.
– Понял вас, – сказал водитель, – сейчас организую. – Микроавтобус въехал на участок плохой асфальтированной дороги, по бокам которой росли деревья вперемешку с кустарником. Водитель остановил микроавтобус, обернулся к пассажирам и торжественно объявил:
– Господа артисты, певцы и певуньи – туалет! – девочки идут направо, мальчики налево.
– Можете не торопиться, – вслед ребятам крикнул Максим Николаевич, – по времени концерт в Савинском еще только начнётся, а следующий и заключительный пункт наших двухдневных гастролей, – он заглянул в свой довольно большой электронный планшет, – село Богдановка.
Минут через десять продолжили путь. Если бы водитель Сергей, который впервые ехал по этому маршруту, ориентировался лишь на Алису из Яндекс Навигатора, то концертная группа давно бы заблудилась в неизвестном месте, в которое волны сотовой связи недолетают. На помощь пришел современный атлас автомобилиста в виде высококачественных изображений карт с подробными названиями даже маленьких населённых пунктов.
Больше часа заняла дорога в село Богдановка. Дом культуры стоял метрах в двадцати от дороги и представлял собой большой серо-коричневый бревенчатый двухэтажный дом. Собственно говоря, вторым этажом дому служила мансарда в три окна и чердачным окошком над ней, которое назвать третьим этажом можно было бы, но… не нужно. Крыльцо и мансарда были выкрашены голубой краской.
Концертная группа вышла из микроавтобуса и уже собиралась направиться по дорожке, выложенной крупной тротуарной плиткой, и ведущей к крыльцу дома культуры, как дверь открылась, и навстречу им бодрой походкой вышел невысокого роста мужчина лет пятидесяти.
– Здравствуйте, я заведующий Богдановским домом культуры Андрей Звонарёв, а вы, как я полагаю, концертная группа из Москвы.
– Здравствуйте, очень приятно, Максим Николаевич, – протянул руку Андрею руководитель концертной группы. – А мы к вам из Савинского едем, после большого концерта с продолжительными аплодисментами, – сказал Максим Николаевич и, обернувшись к ребятам, подмигнул. Ребята от неожиданности прыснули от смеха.
– Надо же, – внезапно растерявшись, сказал Андрей Звонарёв, неужели Михалыч вспомнил свою должность. В Савинском лет триста ничего не проводилось, кроме пьяных дискотек, да и те уж лет пятнадцать проводить некому и не на чем: старая аппаратура изломалась, а новой не купили…
– Да не волнуйтесь вы, – засмеялся Максим Николаевич, – это я так по-дурацки пошутил, – и он рассказал Андрею Звонарёву и про дом культуры, и про навозную кучу, и про супер-туалет, и, конечно же, про колоритную фигуру заведующего в галифе и промасленной дырявой майке. Все вместе посмеялись над рассказом, и Звонарёв сказал:
– Так чего мы тут стоим, как не родные? Милости прошу к моему шалашу! – и вся группа последовала по плиточной дорожке.
– Вот наши хоромы, – с какой-то особой теплотой сказал Андрей и стал показывать фотографии участников художественной самодеятельности, развешанные в деревянных рамках на стенах небольшого коридора. Среди них были фотографии и самого Андрея с гармошкой в руках. В других рамках виднелись грамоты за организацию и проведение межрайонных фестивалей «Под весёлую гармонь».
По обстановке внутри стало понятно, что дом культуры не просто существует, а живёт и продолжает своё прямое предназначение очага культуры в сельской местности во многом благодаря усилиям этого весёлого и энергичного человека.
Лена Некрасова, внимательно осматривая достопримечательности дома культуры, шепнула девочкам, стоящим возле неё:
– Посмотрите, вроде и не так уж далеко от Москвы уехали, но это совсем другой мир и другая реальность.
– Да, – сказала одна из девочек, – можно всю жизнь прожить в Москве и даже не догадываться, что есть совершенно другие условия жизни.
– Скажите, – обратилась к Андрею Звонарёву другая девочка, – а вот это, – она показала пальцем на аккуратно сложенные поленья возле печи, – очень похоже на дрова… они настоящие?
– А какие же еще? – удивлённо вскинув вверх брови, воскликнул Звонарёв, – самые настоящие, сам наколол. У нас тут газа нет. Вода из колодца. Правда, у большинства селян в колодцах установлены погружные водяные насосы, чтоб вёдрами воду в дом не носить.
Да, кстати, – вспомнил Звонарёв, обращаясь к Максиму Николаевичу, – концерт, как и планировалось, начнётся в 17:00, ну, может, на 15 минут позже. Зрители будут. Наши местные богдановцы, как узнали, что к нам едут молодые артисты из Москвы, сказали, что обязательно придут. А пока давайте чай пить.
Андрей сходил куда-то и вскоре появился, держа в руках большущий самовар. Приятно запахло дымком. Оказалось, что самовар не электрический, а настоящий старинный. Тут же из шкафа на стол Андрей вынул две кастрюли, завёрнутые красивыми полотенцами с вышитыми вручную орнаментами.
– Вот пирожки с луком и яйцами, – показал Андрей на одну кастрюлю, – а вот с картошкой и грибами. Это наши местные участницы художественной самодеятельности напекли специально для вас. Таких пирожков вы в Москве вряд ли попробуете.
Обалденные ароматы свежезаваренного чая и пирожков, долетевшие до юных артистов, изрядно проголодавшихся после «гостеприимного» Савинского, разбудили в них неудержимый аппетит.
– А сколько чашек в этом самоваре? – спросил один из мальчиков.
– Ну, в чашках я не мирил, – с удивлением ответил Звонарёв, – да и чашки разные бывают. Это ведёрный самовар, то есть на 10 литров, так что всем хватит, да не по одной чашке! Ну, а если чего – снова накипятим! Пейте, гости дорогие, а вода дырку найдёт!
– Да-да, найдёт! – уплетая пирожок, сказала Лена, – так и вспомнила, как мы все вместе в Савинском искали эту дырку! – вся концертная группа дружно расхохоталась.
– Ну, у нас тут практически то же, что и в Савинском, – серьёзно сказал Звонарёв и, улыбнувшись, добавил, – но двери и стены все на месте!
К 17:00 к дому культуры по одиночке и маленькими группами стали подходить зрители. В основном это были люди пенсионного возраста. Молодёжи почти не было – кто на работе, кто на учёбе в Ярославле.
Как и обещал Звонарев, зал был полон. Сцена, шириной 6 метров, вовсе не казалась той святыней искусства, к которой приучали ребят в школе «Новые имена». Но, видя близко перед собой, такие милые лица и добрые глаза простых людей, с какой-то детской непосредственностью ловивших каждый звук и каждый жест, доносившийся со сцены, молодые артисты выкладывались, как говорится, по полной.
Вместо запланированных 40 минут, концерт шёл уже два часа и Максим Николаевич уже начал беспокоиться, что подготовленной программы может не хватить. Но выручил Звонарёв, сказав зрителям, что артисты поработали на славу, и что им еще надо отправляться в обратный путь.
После тёплого прощания, ребята-артисты сели в свой микроавтобус и отправились в обратный путь в Москву. Дело шло к вечеру, правда, солнце еще было довольно высоко.
Уже сидя в микроавтобусе, приняли решение ехать в Москву без остановок на ужин, чтобы к часу или двум ночи быть на месте.
Около полуночи Лене позвонила мама.
– Здравствуй, доченька! Как дела?
– Здравствуй, мамулечка! У нас всё хорошо. Мы только что проехали Королёв, впереди уже видно Мытищи.
– Я поняла, сейчас пойду к машине и поеду в «Прокофьевку». Там и встретимся.
– Хорошо, – сказала Лена, – и, повернувшись к окну, прошептала в смартфон, – мамулечка, я так по тебе соскучилась…
– Я тоже скучаю, моя хорошая. Кажется, не виделись целую вечность. Но ничего. Скоро встретимся, я тебя крепко-крепко целую, – сказала Маргарита Сергеевна, а сама подумала: «Вот не прошло еще и двух суток, а мы так скучаем… Господи, что же будет, через год или два, когда у Леночки начнутся гастроли? Как мы сможем прожить разлуку в неделю, или в две, или в целый месяц? Разве только мобильная видеосвязь придёт нам на помощь…»
6
Юная стройная 18-летняя красавица стояла, повернувшись лицом к окну, а спиной к большой и красивой кровати с балдахином.
За 66 лет, прожитых в теле Леночки Васильевой, произошло столько событий, что обычному человеку было бы невозможно вспомнить даже малую их часть.
Но в астральном мире бежевой бесконечности, в мире максимально возможного комфорта без боли и болезней, без интриг и предательства, в мире, где само существование человеческой души стремится к добру и счастью, причём не только для себя, но и для других, особенно для тех, кто еще выполняет свою земную миссию, так вот в этом мире ничего не пропадает, и ничего не забывается, превращаясь в накопленный опыт, помогающий продвижению по виткам Спирали Совершенства.
Как и 66 лет тому назад, когда она сообщила в записке 12-летней Леночке Васильевой, что через 30 минут её жизнь полностью изменится, потому что все её усилия были направлены на свершение этого события, так и сейчас только она знала, что её второму «Я» остаётся 24 часа и 23 минуты до окончания её земной жизни.
Вика относилась к этому неумолимо приближающемуся событию без излишнего пафоса, скорби или истерики с вырыванием на себе волос.
Они с Леной прошли длинную жизнь. Вика сдержала слово – да и не могла поступить иначе – и стала для Лены Ангелом -Хранителем.
Она смогла оградить её от массы неприятностей, от проделок завистников, от сексуальных домогательств со стороны власть имущих подонков, от нечестных на руку финансовых агентов и еще от разных бед и невзгод.
Вместе с Леночкой она выходила на лучшие сцены театров мира и пела, пела, пела… Они были заняты главным делом своей жизни, старательно обходя острые конфликты и различного рода западни.
Был даже период великолепного счастья, когда Вика просто забывала о существовании певицы Елены Некрасовой, потому что она сама и была Королевой оперы Еленой Некрасовой.
Она смогла осуществить мечту своей короткой земной жизни и в новом теле прожить триумфальную и длинную карьеру.
Да, очень часто приходилось читать в прессе и Интернет-изданиях о невероятных по качеству и трудности исполнения виртуозных оперных партиях, которые удавались певице Елене Некрасовой лучше других выдающихся певиц. Но в этом заключался не только эффект подключения астральной энергии, но так же огромный талант и ежедневный совместный труд над собой их обеих – Вики и Лены.
Именно подключение астральной энергии помогло элементарно выжить в условиях «соковыжимания», которыми занимались ведущие театральные режиссёры-постановщики.
Они приглашали молодых, полных сил и амбиций певцов и певиц, недостатка в которых не было, на самые ходовые партии и, преследуя в первую очередь финансово-кассовый сбор, с помощью невероятной гастрольной интенсивности выжимали из молодёжи все силы. А когда кто-то из них не выдерживал, его просто прекращали приглашать и забывали о нём, как об использованном и более не нужном материале, немедленно заменяя другим, не менее амбициозным талантом.
Трудно даже перечислить, сколько сотен перспективных певцов и певиц, начав блистать на мировых сценах в свои 22-24 года, вынуждены были заканчивать карьеру к 32-35 годам, в лучшем случае переходя в малоперспективные провинциальные театры или в эстраду.
Елену Некрасову, благодаря усилиям Вики, эта участь не только миновала, но и сделала Королевой оперы.
«Что ж? – размышляла Вика, – уже через 24 часа 14 минут мы встретимся в бежевой бесконечности. Леночке, то есть Елене Антоновне, придётся столкнуться со всеми премудростями астрального мира, с которым когда-то столкнулась я сама и познакомиться со своим настоящим Ангелом Хранителем. Наши пути разойдутся навсегда…
Как странно… Ведь нам даже не о чем будет поговорить, потому что Она – это Я, и соответственно, Я – это Она. Наш опыт, нераздельно просуществовавший 66 лет, окончен… почти…
Я не жду от тебя благодарности, моё дорогое и любимое второе Я. Скорее мне нужно благодарить тебя за предоставленную возможность прожить заново мою прерванную первую земную жизнь. Хотя всё что я делала для себя, я делала и для тебя. Надеюсь, что в своей астральной жизни ты самостоятельно сможешь достичь новых высот на витках Спирали Совершенства.
24 часа и 9 минут… Нет, я не покину тебя раньше времени. Я не торопилась на протяжении 66 лет, не буду торопить последнее событие твоей земной жизни и сейчас. Ни мне, ни тебе просто некуда торопиться – у нас впереди Вечность...
* * *
Вика ненадолго переместилась в бежевую бесконечность. За последние десятилетия она осуществляла эти перемещения крайне редко. И не только потому, что в них не было особой необходимости, а потому, что, слившись в единое целое с Леной Некрасовой, вела настолько активный образ жизни, что оставлять своё второе Я даже на несколько часов не представляла возможным.
Как и раньше, Вика старалась на много шагов вперёд предусмотреть не только свои действия, но и варианты ответных действий. Но как же был прав её Ангел Хранитель, говоря, что все ответные действия людей предусмотреть невозможно.
* * *
Сидя в аэропорту «Шереметьево» в ожидании своего рейса на Берлин, Елена Некрасова, 22-летняя солистка камерной сцены им. Б. Покровского Большого театра России, задумчиво смотрела в огромное панорамное окно, за которым стояли самолёты, проезжали желтые в чёрную полоску специальные автомобили аэродромного обслуживания, чуть дальше были видны взлётно-посадочные полосы, с которых то и дело взлетали самолёты.
Мыслями Елена была уже на сцене удивительного по архитектуре и акустике зала Берлинской филармонии, где должны были на этой неделе состояться первые её выступления.
На сей раз Некрасову пригласили петь вместе с молодыми певцами и певицами из «Молодёжной оперной программы» Большого театра имени её основателя Дмитрия Вдовина в качестве самой титулованной молодой певицы России. А через четыре дня после этого здесь же должен был состояться её большой сольный концерт, состоящий из супер-хитов мировой оперы.
15 минут тому назад Елена с грустью попрощалась с мамой, которая привезла её в «Шереметьево». Расставание на целую неделю было для обеих дам весьма грустным и значительным событием.
Они настолько сроднились за прошедшие десять лет, что вынужденная разлука в 1-2 дня переносилась ими очень трудно. Маргарита Сергеевна, зная, что любой её звонок может быть несвоевременным для Лены, перед каждой разлукой просила Лену при малейшей возможности звонить ей.
И Лена звонила по несколько раз в день маме потому, что сама испытывала в этих небольших коротких разговорах огромную потребность. Таким образом, Маргарита Сергеевна была в курсе всего, что происходило в жизни её любимой дочери.
Откуда-то справа послышалось бряканье. Елена мельком глянула и увидела уборщицу, которая одной рукой орудовала широченной шваброй с мокрой тряпкой на ней, а другой толкала небольшую металлическую тележку на колёсах, на которой стояли три ведра: с мусором, с чистой водой и с грязной водой.
– Попрошу поднять ноги, – донёсся хрипловатый некрасивый голос уборщицы, которая стала возить шваброй, протирая пол под сидениями пассажиров, ждущих свой рейс.
«Почему уборщицы, как правило, такие толстые?» – подумала Елена. Вдруг в сумочке завибрировал смартфон. Елена достала его – звонил Владимир Борисович Мирков.
– Здравствуй, Лена! – сказал Мирков, – говорят, у тебя завтра начинаются выступления в Берлинской филармонии. А ты мне ничего не сказала об этом…
– Я хотела вам сделать сюрприз – привезти видео моих выступлений. Моя знакомая из «молодёжки» Большого театра обещала снять моей же видео камерой.
– Понял. Тогда заранее благодарю. А ты где сейчас?
– Я в Шереметьево. Скоро должны объявить регистрацию.
– Ну, хорошо. Удачи! Желаю быть в голосе! С Богом!
– Спасибо, Владимир Борисович, – сказала Елена и услышала рядом собой раздражённый хриплый голос.
– Ну, долго мне еще ждать, когда ты ноги поднимешь? Или ты их только раздвигать научилась? Вон, какие шмотки дорогущие напялила и сидит тут!
– Извините, – возмутилась Елена, почувствовав, как краснеет от крайнего возмущения её лицо, – что вы себе позволяете?! И какое вам дело до моих, как вы выразились, шмоток?!
– Ишь, как её понесло! Видно правда глаза так и колет? – прохрипела уборщица, не глядя на Елену.
– Это возмутительно, – не сдержавшись, выкрикнула Елена и почувствовала внезапное головокружение с потемнением в глазах. Впрочем это длилось лишь одно мгновенье.
– Слова-то какие нахо… – внезапно оборвала свою речь уборщица, взглянув Елене в лицо. – Оп-паньки! Ленка? Ты, что ли? Васильева? Офигеть!!!
Елена, подняла глаза на уборщицу и обомлела: перед ней стояла толстуха Кристина, с которой они не виделись больше десяти лет. Впрочем, если бы не виделись и двести лет, то Елена об этом всё равно жалеть не стала.
Если раньше Кристина была несимпатичной конопатой рыжей толстушкой, то теперь перед Еленой стояла противная толстущая бабища лет пятидесяти с виду, без конопушек, а ярко-рыжие когда-то волосы были покрашены в чёрный цвет, что придавало всей колоритной фигуре Кристины весьма вульгарный вид.
– Кристина? – только и смогла выдавить из себя Елена.
– Ну, наконец-то, узнала! – противно засмеявшись, сказала Кристина, – а я тебя тоже не сразу узнала! Вон ты у нас какая теперь модная! Нашла, видать себе какого-то богатенького Буратино. Он тебя тыр-пыр, а ты его, видно, доишь по полной программе. Молодец, девка!
Лена была настолько возмущена, что даже задохнулась от досады, ощутив лёгкое головокружение с потемнением в глазах, и только смогла шёпотом выдавить из себя:
– Вот ты как была противной мерзкой девчонкой, так стала…
– Ну, и какой я стала? Не нравлюсь, что ли? – опёршись на швабру, подбоченилась Кристина.
– … стала еще хуже, – закончила свою мысль Елена и, взявшись за ручку своего чемодана на колёсиках, собралась уйти отсюда подальше.
– Глянь-ка, на неё, какая цыпа! Могла бы по старой дружбе и в буфет сводить, выпили бы грамм по сто, а?
– О какой дружбе ты говоришь? Это, во-первых, а, во-вторых, я не пью совсем даже со своими лучшими коллегами, а уж с тобой и подавно пить бы не стала!
– Брезгуешь, значит? Какая злопамятная!
– Я не злопамятная! Просто память хорошая. Буду счастлива, если больше никогда тебя не увижу. Прощай! – Елена быстрыми шагами стала удаляться прочь от этого олицетворения наглости и мерзости. Пройдя метров 25, она уже почти дошла до эскалатора, ведущего на первый этаж, как вдруг услышала отчаянный хриплый мат Кристины.
Елена непроизвольно оглянулась и увидела матерящуюся Кристину, с которой потоками стекала грязная вода.
«Как её угораздило так пролить на себя воду?» – только успела подумать Елена, как вдруг ведро с чистой водой само по себе поднялось над тележкой, сделало движение от Кристины и в следующий момент, словно управляемое невидимыми руками, сделало резкий выпад вперёд. Вся вода мощной струёй окатила Кристину, частично смывая с неё грязь от первого ведра. Кристина, не понимая совершенно ничего, стала максимально быстро для своей неповоротливой фигуры поворачиваться то влево, то вправо, ища глазами того, кто окатил её дважды подряд. И тут Елена увидела, как с тележки в воздух взлетело ведро с мусором, приблизилось к Кристине, перевернулось и высыпало содержимое ей на голову.
Пассажиры, до этого сидевшие спокойно в ожидание своих рейсов, с удивлением смотрели на матерящуюся сквозь слёзы Кристину и не понимали, как всё это могло произойти.
Когда Елена собралась встать на ступеньку эскалатора, чтоб поехать вниз, она увидела, как по параллельному эскалатору по направлению вверх, перепрыгивая через две ступеньки, мчится наряд полиции.
«Как вовремя я ушла» – подумала Лена и вновь ощутила головокружение с потемнением в глазах.
Через три минуты прозвучал голос диктора о начале регистрации на рейс до Берлина, и Елена Некрасова направилась в нужный сектор, а Вика, став снова единым целым с Еленой, с удовлетворением оглянулась на свой «хулиганский» поступок.
«Ну, не должно зло в виде нескрываемого грубого хамства постоянно оказываться безнаказанным! – считала Вика, – а Кристина давным-давно заслужила наказание и сейчас еще легко отделалась… Впрочем, я даже не собираюсь просчитывать последствия, которые могут постигнуть Кристину, но то, что она огребла полную охапку позорных неприятностей – это факт.
Люди, привыкшие постоянно унижать других, особенно более слабых, крайне тяжело переносят собственные унижения, да еще разборки с полицией».
* * *
Прилетев в Берлин, и разместившись в отеле «Grand Hyatt Berlin», находящемся в 5 минутах ходьбы от Филармонии и недоступном из-за высокой стоимости проживания для участников «молодёжки» Большого театра, Елена решила спуститься в ресторан поужинать.
Она села за свободный столик, сделала заказ официанту и собралась позвонить маме, чтобы сообщить о благополучном приезде, как вдруг услышала рядом с собой голос:
– Ну, вот, наконец-то, мы встретились! А я смотрю: ты это или нет?
Елена оторвала взгляд от смартфона и внимательно взглянула на молодого мужчину. Перед ней стоял Вадим Некрасов – младший сын Маргариты Сергеевны.
– Вадим? Ты? Какими судьбами? А я вот только прилетела в Берлин и собиралась позвонить маме, что благополучно добралась! Вот для неё будет сюрприз!
– Сюрприз, увы, не получится, – ответил Вадим, – мы с мамой разговаривали по телефону часа два тому назад. Я ей сказал, что сейчас приехал в Берлин по делам своей фирмы, а она мне подсказала, что ты должна вот-вот прилететь и остановиться в этом отеле. Кстати, я остановился здесь же на девятом этаже.
– А я на седьмом, – ответила Лена.
– Я счастлив, что мы можем вот так беседовать с глазу на глаз вживую, а не с помощью видео связи.
– Ну, в принципе, нам и по видео связи раньше ничего не мешало чаще общаться, но вы с Алексеем, всё время заняты то работой, то семьёй и лишний раз забываете позвонить маме. А ей так важно просто услышать ваши голоса и увидеть вас и ваши семьи.
– Да, сестрёнка, ты права. Но маме ведь никто не запрещал звонить нам, когда ей захочется.
– Ты, знаешь, я всегда удивлялась и не перестаю удивляться выдержке нашей мамы. Она, будучи весьма влиятельной и властной бизнес-леди, которая могла бы свободно открывать ногой двери высоких кабинетов, никогда этого не делает.
Мало того, она считает весьма неудобным первой звонить тебе, или Алексею, или мне. А вдруг у тебя важная встреча, или переговоры, или ты просто отдыхаешь после тяжёлого дня.
У меня также, то репетиции, то концерты, то спектакли. Поэтому она, не желая позвонить в неподходящий момент, всегда просит меня звонить ей. И, что самое интересное – она рада любому моему звонку, даже когда этот звонок застаёт её во время какого-нибудь важного совещания.
– Я понял тебя, сестрёнка! Обещаю прямо с завтрашнего дня звонить маме чаще. Подожди! Это что же получается? Мы с тобой сегодня встретились впервые за десять лет нашего знакомства?
– Да, так получается. Я вот о чём сейчас подумала. Мы все – мама, Алексей, ты и я – далеко не бедные люди. Правда, до недавнего времени без материальной поддержки мамы еще неизвестно, как сложилась бы моя судьба. Это сейчас со мной заключены контракты, и я самостоятельно неплохо зарабатываю, правда, в сравнении с вашими доходами от бизнеса, это довольно скромные суммы. Но мне на всё хватает, я ни в чём себя не ограничиваю.
Впрочем, я не об этом хотела сказать. А о том, что ваш с Алексеем и мамой бизнес отбирает столько сил и времени, что на простые семейные отношения остаются лишь маленькие крошки.
Маме очень хочется и с внуками понянчиться, и с невестками поболтать о том, о сём. Но… какое-то чувство отчуждения всё равно витает. И не потому, что твоя жена испанка, а у Алексея американка.
– Ты намекаешь на то, что мы с братом стали далеки от традиций русского гостеприимства? Да, это так, не спорю. Мир, в котором мы с Алексеем давно живём – это совершенно другой мир. Но нам некогда скучать по прошлой жизни. Ведь всё, что у нас с Алексеем есть, работает, к сожалению, не в России. Да и твоя работа, сестрёнка, тоже в подавляющем большинстве проходит за пределами нашей Родины.
– Совершенно с тобой согласна. Однако в сравнении с тобой или Алексеем мне намного проще: у меня пока нет ни мужа, ни детей, ни всех тех семейных обязательств, которые есть у вас с братом.
Не зря одна из маминых знакомых как-то сказала ей про меня: «Твоя Леночка – как птичка певчая: порхает по странам и живёт в своё удовольствие!».
Мама ей на это сказала, мол, большего непонимания работы певицы еще не слышала.
Ох, Вадим, если бы ты знал, как я благодарна Богу за то, что у меня есть такая добрая, умная и всё понимающая мама!
– Мы с Алексеем тоже благодарны нашей маме. Ведь наше благополучие и профессиональный успех – это в первую очередь её заслуги. Зная тонкости международного бизнеса, его подводные камни и разные уловки, она не только помогла нам с братом создать начальный капитал, но и плодотворно консультировала по всем важным вопросам.
Это уже потом мы с Алексеем, приобретя опыт, стали всё более преуспевающими бизнесменами.
И не думай, сестрёнка, что мы, судя по твоим лёгким упрёкам, всегда были такими далёкими от нашей мамы.
Первое десятилетие нашей жизни в бизнесе даже близко нельзя было назвать полностью самостоятельным. Мы были на связи с мамой не то, что ежедневно, а даже по несколько раз в день разговаривали с ней.
Хотя, согласен: это в основном были разговоры о делах, контрактах, счетах, кредитах и прочих сугубо профессиональных вопросах.
Внезапно у Лены в сумочке завибрировал смартфон. Она достала его и с искренней радостью сообщила Вадиму:
– Звонит мама! Сядь ко мне ближе! – Вадим взял стул и сел рядом с Леной. – Здравствуй, мамулечка! А я только вот собиралась позвонить тебе! Смотри кто рядом со мной! – Лена направила смартфон так, чтоб стало видно и её, и Вадима!
– Добрый вечер, мои хорошие, – раздался из динамика голос Маргариты Сергеевны, – как я рада, что вы встретились!
– Мамулечка, мы так хорошо поговорили с Вадимом. Он обещал, что теперь будет часто тебе звонить! Ну, скажи, маме, что это так! – обратилась Лена к Вадиму.
– Мама, сестрёнка мне прочитала мораль, хотела даже в угол поставить, но тут, в ресторане, оказался дефицит углов. Но, несмотря на это, я действительно пообещал Леночке, что буду тебе звонить намного чаще, чем в последнее время. А ты же меня знаешь: раз пообещал, то слово своё сдержу!
– До чего же мне приятно такое слышать! – радостно ответила Маргарита Сергеевна. – Как настроение, доча?
– Рабочее, мамулечка! – ответила Лена. – Завтра прогон нашей совместной программы с «молодёжкой» Большого театра, послезавтра наш концерт, потом на следующий день у меня репетиция, а еще через день после него моя сольная программа с Берлинским филармоническим оркестром. Дирижировать будет старик Марко Армильято.
– Ну, уж прямо старик, – улыбнулась Маргарита Сергеевна, – ему, вроде, еще и семидесяти нет?
– Но его так часто называют молодые певцы, – ответила Лена, – и не столько за возраст, сколько за огромный опыт. Говорят, что с ним легко петь. Он очень тонко чувствует малейшие нюансы певцов. Вот после репетиции обязательно поделюсь с тобой своими впечатлениями.
– Подожди, доча, – вдруг вспомнила Маргарита Сергеевна, – А что у тебя в день между репетицией с Армильято и сольной программой?
– Согласно контракту, мамулечка, у меня день молчания. Как обычно, перед большим концертом, нужно накопить силы для голоса. Но тебе я всё равно позвоню, не волнуйся!
– А я и не знал таких тонкостей, – вмешался в разговор Вадим, – день молчания! И что все певицы пользуются этим днём молчания?
– Практически все, – ответила Лена, – физиология, понимаешь ли! И никуда от неё не денешься. Некоторые певицы перед особо важными спектаклями с большими партиями вообще берут три дня молчания. Но это заранее обговаривается с агентами или оперными менеджерами.
– И что? – не унимался Вадим, – на самом деле певицы молчат целый день или даже три дня? И даже шёпотом не переговариваются?
– Представь себе – молчат, как рыбы, – улыбнулась Лена, – а шёпотом говорить нам нельзя в день молчания. От шёпота нагрузка на голос намного больше, чем при пении или обычном разговоре.
– Ого, сколько интересного я узнал? – удивился Вадим. – Выходит, что мы, обычные любители музыки, так мало знаем о певцах и певицах.
– Это еще что? – сказала Маргарита Сергеевна, – им еще и кушать нельзя всё, что хочется! Порой слюнки текут, а внутренний голос шепчет: «Не смей!». Так, ведь Леночка?
– Конечно, так, мамулечка! – ответила Елена. – Помнишь, как сильно была озадачена наша прекрасная и любимая повар Арым, когда я ей рассказала, что с завтрашнего дня мне нельзя есть ничего острого, перчёного и маринованного?
– Да, помню, – ответила Маргарита Сергеевна, – ты в одночасье приняла такое решение в семнадцатилетнем возрасте, вернувшись домой после мастер-класса с Ольгой Александровной.
– А кто такая Ольга Александровна, что так круто повлияла на Леночку? – спросил Вадим.
– Это великая певица Ольга Перетятько! – Воскликнула Маргарита Сергеевна, – ты не мог не слышать это имя.
– Вот оно что! – удивился Вадим, – конечно же, слышал! Одна из самых виртуозных певиц современности. Лично я всегда слушаю её с огромным удовольствием. Правда, лишь с помощью Интернета.
– Она еще очень милая и заботливая, – сказала Лена, – очень жаль, что возраст сказывается даже на таких великих певицах. Когда тебе вскоре светит 60-летний юбилей редкие певицы остаются на большой сцене. Зато у Ольги Александровны теперь появляется время для того, чтобы поделиться своим колоссальным опытом с молодыми певицами.
– Представляешь, Вадик, – с гордостью сказала Маргарита Сергеевна, – после мастер-класса Ольга Александровна сама предложила Леночке позаниматься у нее, причём совершенно бесплатно! И это притом, что каждый её урок стоит больших денег.
– Мало того, – сказала Лена, – Ольга Александровна была не против того, чтобы на наших с ней занятиях присутствовал мой преподаватель Владимир Борисович.
Кстати, он смог увидеть на этих занятиях такие приёмы, которых не только он, но и практически никто из хороших вокальных педагогов не знали.
– Вот это да! – восхищенно воскликнул Вадим, – интересно, почему Перетятько сделала нашей Леночке такое снисхождение? – он посмотрел на Лену, которая, сильно покраснев, опустила глаза в пол.
– Ольга Александровна в разговоре с Владимиром Борисовичем назвала Леночку своей преемницей на большой сцене, – с гордостью ответила Маргарита Сергеевна, – и сказала, что будет внимательно следить за восхождением новой оперной примадонны. С тех пор прошло четыре с половиной года. А в прошлом году Лена дебютировала в партии Сусанны на сцене Венской государственной оперы. А партию графини пела Ольга Александровна. Представляешь?
– Это в «Свадьбе Фигаро» Моцарта? – спросил Вадим, обратившись к Лене.
– Да, – негромко ответила Лена.
– Но это же крупный успех, не так ли? – восхищенно спросил Вадим.
– Наверное, – пожала плечами Лена, – только Ольга Александровна мне еще раньше посоветовала не зацикливаться на своих прошлых успехах, а постоянно двигаться вперед, чтоб не «забронзоветь»… Да и мой преподаватель Владимир Борисович Мирков того же мнения.
– Вот оно что… – задумчиво ответил Вадим. – Я где-то читал интересное высказывание о выдающихся артистах: как стать «звездой» и не схватить «звёздную болезнь»? Это не про тебя ли, сестрёнка?
– Нет, – опять покраснев, ответила Лена, – я пока не выдающаяся…
– Вот умница! – воскликнул Вадим, – ты слышала, мама? – Я, говорит, пока не выдающаяся!!!
– Ну, это Леночкино утверждение весьма спорное, – с улыбкой и гордостью за дочь ответила Маргарита Сергеевна, – это она между нами такая тихая и скромная. Я тебе настоятельно советую, Вадик, при первой же возможности посмотреть на Леночку в оперных спектаклях. И желательно не по Интернету. Вот где ты увидишь настоящее преображение своей сестры!!!
Ну, что ж, мои дорогие? Всем нам нужно отдохнуть. Завтра и у вас, и у меня будет напряженный день, хотя у меня и сегодняшний был какой-то очень суматошный. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, мама! – сказал Вадим.
– Спокойной ночи, мамулечка! – улыбнулась Лена.
– Сестрёнка, можно задать тебе глупый вопрос? – спросил Вадим.
– Конечно, можно.
– Почему ты пользуешься такой старой моделью смартфона? Хочешь, прямо сейчас зайдём и купим тебе самый лучший «Айфон»?
– Спасибо, Вадим, не надо. Мне этот смартфон очень-очень дорог не тем, что он какой-то крутой или еще там чего!
Я, безусловно, давно могла купить самую современную и крутую модель, но не считаю это необходимым. Это мой первый в жизни смартфон, который мне подарила мама.
Случилось это в самый первый день, когда я стала жить в нашем доме. Мама мне еще тогда сказала, мол, поставь будильник в своём смартфоне на 18:00. А я ей с удивлением сказала, что у меня нет смартфона. Потом оказалось, что он лежал на компьютерном столе рядом с ноутбуком. Я его поначалу просто не заметила, а мама забыла мне о нём сказать, ведь тот день у нас был таким насыщенным приятными событиями!
Ты представляешь, я, словно первобытный человек, сначала даже не знала, как включить этот смартфон. Но под ним оказалась записка, в которой маминым почерком было написано, что нажать. А дальше я уже сама и с помощью «Великого Гугла» научилась всем премудростям.
– Тогда всё понятно, – с умилением ответил Вадим, – собственно говоря, и правда, зачем гнаться за крутой новизной, если эта модель смартфона вполне справляется со своими задачами. Ну, что? Пройдёмся немного по улице и спать?
– Давай пройдёмся, – ответила Лена, – только недалеко, а то я город практически не знаю.
– Я тоже, – смеясь, ответил Вадим, – значит, не заблудимся! Тем более, что в наших смартфонах всегда можно включить навигацию для пешеходов. – Вадим позвал официанта, расплатился за ужин и они с Леной вышли на вечернюю улицу.
– Кстати, а как у тебя знание немецкого языка?
– Весьма поверхностное, – ответила Лена, – свободно общаться пока не могу. Зато с итальянским и английским – никаких проблем. У нас в музыкальной школе имени Сергея Прокофьева, в которой я училась по экспериментальной программе «Новые имена», этим языкам уделяли особое внимание. Английскому – как языку межнационального общения, а итальянскому – как главному оперному языку. Впрочем, за немецкий язык тоже придётся взяться. Мой оперный менеджер составил гастрольный план на ближайшие два года и, согласно ему, мне много придётся петь в Австрии и Германии, а, значит, подолгу жить здесь. Вот заодно и язык освою до приемлемого уровня.
– Это же прекрасно, когда знаешь несколько языков, – ответил Вадим, – у меня, например, английский и испанский на приличном уровне – это сильно помогает в общении с партнёрами по бизнесу.
– Только немножко грустно оттого, что мои племянники, то есть твои сыновья, почти не знают русского языка.
– Да мне и самому от этого как-то не по себе, но что поделаешь? Живу в Испании, жена испанка, дома все говорим по-испански. С сыновьями, когда они были маленькими, пытался говорить по-русски, но потом я как-то отпустил этот процесс на самотёк, а пацаны самостоятельно не стали совершенствовать русский язык. Да и всё их общение с друзьями и в лицее происходит на испанском. Русский оказался невостребованным.
Лена с Вадимом еще около часа прогуливались неподалеку от отеля, разговаривая на разные темы. Потом вернулись в отель и разошлись по своим номерам. Завтра, как справедливо заметила Маргарита Сергеевна, у них предполагался напряженный рабочий день.
* * *
После тёплого приёма в филармонии немецкими зрителями концертной программы, представленной участниками молодёжной программы Большого театра, состоялся торжественный ужин, организованный Официальным музыкальным сообществом Русской Музыки в Германии.
Сообщество было создано бывшими гражданами Советского Союза, имевшими немецкие корни, и получившими возможность после падения Берлинской стены 9 ноября 1989 года выехать на постоянное место жительства в Германию. Переводчики на этом ужине не понадобились, так как с принимающей стороны были, в основном, люди пожилые, для которых как немецкий, так и русский языки были в равной степени родными.
После красивых и, что очень важно, не надоедливо-длинных речей о немецко-русской музыкальной культуре и содружестве выдающихся музыкантов обеих стран, состоялся небольшой и совершенно не запланированный заранее концерт с использованием белого рояля «Bluthner».
Сначала пели уже не молодые немецкие певец и певица, а потом эстафету приняла «молодёжка» Большого театра.
Надо ли говорить, что молодые и полные желания прославиться русские певцы и певицы старались, как говорится, на всю катушку, чуть ли не толкаясь в очереди к роялю.
Только Елена Некрасова оставалась в тени. Она прекрасно разобралась в ситуации и не имела ничего против того, чтоб молодые и амбициозные певицы и певцы «молодёжки» впустую «драли горло».
Почему впустую? Да потому, что организаторы данного ужина ровным счётом ничего не могли сделать ни для популяризации новых фамилий русских певцов, ни для организации какого-либо гастрольного тура.
Всем этим обычно занимаются оперные агенты и менеджеры. А из присутствующих в этом зале молодых певцов только Елена уже работала с оперным менеджером, имея уже составленный гастрольный план на ближайшие два года. Остальные участники «молодёжки» об этом ещё только мечтали.
Кроме того, на завтра у Лены была намечена репетиция с легендарным симфоническим оркестром Берлинской филармонии и дирижёром Марко Армильято. Поэтому было весьма разумно приберечь вокальные кондиции для завтрашнего дня, который предварял сольный концерт.
А уж этот концерт, в случае успеха у публики и рецензентов, открывал новые горизонты и заманчивые перспективы.
По окончанию торжественного ужина и концерта организаторы и молодые певцы попрощались и «молодёжка» всем своим составом направилась в свой отель. Елена же, попрощавшись с коллегами, направилась в другую сторону, так как путь в отель «Grand Hyatt Berlin», в котором она остановилась, был весьма коротким и не совпадал с маршрутом основной группы.
– Лена, подожди! – послышался прекрасный баритон. К ней, отделившись от основной группы, подошел 26-летний баритон из «молодёжки» Олег Баринов, – можно я тебя провожу? А то на улице ночь. Не страшно одной?
– Да не особенно. А чего страшного? – Ответила Лена, – у меня удачное расположение отеля: и до филармонии 450 метров и до этого музыкального общества немногим больше.
– Ну, всё равно я провожу. Мне так спокойнее будет.
– А чего это ты вдруг разволновался? – улыбнулась Лена.
– Ну, как тебе объяснить?.. – замялся Баринов.
– Объясни как есть, – сказала Лена, – не люблю, когда люди начинают юлить и ходить вокруг да около.
– Нравишься ты мне очень, – выпалил Олег.
– Интересно чем? – Лена вопросительно взглянула прямо в глаза Олегу.
– Ты красивая, независимая, от тебя веет какой-то особенной силой и уверенностью. Я уже не говорю о пении – нашим безголосым курицам из «молодёжки» до тебя, как до неба!
– Так-так-так! – каким-то особенным и весьма недружелюбным тоном сказала Лена, остановившись напротив Олега. – Это что такое только что было? Попытка возвысить меня и облить грязью девочек из «молодёжки».
– Да нет, отчего же…
– Знаешь, дальше можешь ничего не говорить. – Лена аккуратно взяла двумя пальцами пуговицу на пиджаке Олега. – То, что ты сейчас сказал – это подлость.
– Но почему сразу подлость? – пытался как-то оправдаться Баринов.
– А как еще это называть? – с лёгким возмущением сказала Лена, – занимаешься вместе со всеми девушками и парнями «молодёжки», живёшь в одном и том же общежитии, питаешься в одной столовой с ними, приехал вот сюда, а за глаза называешь девочек «безголосыми курицами».
– Ну, ладно, прости, ляпнул, не подумав. А что касается «куриц», то это всего лишь моё мнение и не более того.
– Вот и оставайтесь вдвоём.
– Как вдвоём? С кем?
– Вдвоём с твоим мнением. А я уже почти пришла. Вот мой отель. Всего хорошего. Прощай! – Лена оставила Баринова в замешательстве и, не оглядываясь, быстрыми шагами направилась к отелю, возвышавшемуся в пятидесяти метрах впереди.
* * *
Войдя в холл отеля, и взяв на ресепшине ключ-карту от своего номера, Лена задержалась у огромного жидкокристаллического экрана, показывавшего новости музыкальной жизни Берлина.
В конце выпуска новостей прошёл красочный анонс большого сольного концерта Елены Некрасовой с филармоническим оркестром под управлением Марко Армильято.
«Елена Некрасова» – вспомнила Лена случай, когда она, будучи двенадцатилетней девочкой, «прозевала» свой вызов на сцену, где её ждал Владимир Борисович Мирков, лишь потому, что не успела еще привыкнуть к своей новой фамилии.
Лена улыбнулась своему воспоминанию и, не торопясь, прошла к одному из лифтов.
Она нажала кнопку вызова лифта и достала из сумочки свой смартфон, чтобы посмотреть прогноз погоды на завтра.
Открылась дверь лифта и Лена сделала шаг вперёд.
Вдруг она ощутила, как кто-то подтолкнул её, успев войти вместе с ней. Дверь закрылась, и лифт остался стоять на месте, ожидая нажатия кнопки с номером этажа.
– Стой спокойно и не дёргайся! – негромко прозвучала угроза и Лена увидела пред своими глазами сильную мужскую руку с небольшим раскладным ножом.
Только сейчас она глянула в зеркало кабины лифта и увидела стоящего за её спиной Олега Баринова. Он поднес лезвие ножа к шее Лены и полушёпотом сказал:
– Только один звук – и ты труп. Поняла? – жми на кнопку. Лена, понимая, что сейчас лучше не делать резких движений, прошептала:
– Жми сам… седьмой этаж…
Лифт быстро поднялся, двери открылись, и в длинный коридор вышла в обнимочку влюблённая парочка и направилась к номеру 707. В коридоре никого не было, но с обеих его сторон висели камеры видео наблюдения. Поэтому Баринов и разыгрывал «на камеру» роль влюблённого Ромео, чтобы не вызывать подозрения своими действиями на случай, если служба видео наблюдения сейчас видит его с Леной.
Подойдя к своему номеру, Лена провела карточкой по электронному замку и открыла дверь. Баринов подтолкнул её внутрь номера и торопливо закрыл за собой дверь.
– Ты сошёл с ума? – негромко спросила Лена, и в её голосе не слышалось какого-либо страха или попытки умолять Баринова уйти.
– Нет, просто мы с тобой недоговорили там, на улице, – нервно ответил Баринов, и Лена заметила, что у него от сильнейшего волнения дрожат не только руки, но и голос.
– А мне так, наоборот, показалось, что дальше говорить было не о чем, – спокойно ответила Лена, понимая, что лучше не провоцировать Олега, находящегося в состоянии крайнего возбуждения. – Впрочем, если ты так хочешь продолжения разговора, тогда, пожалуйста, я тебя слушаю.
Только прошу, давай короче, а то ты с «молодёжкой» завтра вечером улетаешь в Москву, а у меня важная репетиция и мне просто надо отдохнуть. И убери свой дурацкий ножик. Мне тут бежать некуда.
Баринов опустил руку и, сложив ножик, убрал его в карман.
– Я же тебе по-человечески признался, что ты мне очень нравишься, а ты мне стала читать мораль и назвала подлецом.
– Прости, но я тебя подлецом не называла. Я лишь сказала, что говорить «за глаза» нехорошие вещи про своих коллег по «молодёжке» – это подлость.
– Это одно и то же. Ты что же? Вообразила себя вот такой самой умной, самой правильной, самой неприступной? Да знаешь ли, скольких вот таких, как ты, пигалиц я обломал? Сколько из них сами мне на шею вешались? А почему? Ну, спроси меня, почему?
– Хорошо, – спокойно ответила Лена, – почему?
– Потому, что мой отец генерал-майор юстиции, очень богатый и влиятельный человек, его многие уважают, а кто не уважает – тот просто боится. А кто в своё время не боялся – тому носят цветочки на могилку. Тебе это понятно?!
– Нет, – негромко и без страха ответила Лена.
– Что тебе, не понятно?! – раздраженно воскликнул Баринов.
– Мне не понятно, при чём тут ты? Отец твой, видимо, добился определённого влияния, создал вокруг себя что-то типа местечковой империи, на взятках создал богатство. А ты-то чего добился, кроме того, что прикрываешься именем своего отца, да хвастаешься количеством «обломанных» девушек?
– Это не твоё дело! – со злостью прошипел в лицо Лене Баринов. – Просто мне нравится обламывать неприступных недотрог. А ты пока у меня оказалась самой неприступной.
– Значит, тебе я нужна не потому, что как ты выразился, сильно нравлюсь тебе, а лишь потому, что я должна стать очередной жертвой в твоей коллекции? Очередной покорённой вершиной, так сказать?
– Ну, почему сразу жертвой? Я ведь могу и полюбить по-настоящему, и денег никаких не пожалеть…
– Ну, да, конечно, ведь тебе не жалко разбазаривать папины деньги, не тобой заработанные. И любить по-настоящему, приставляя нож к горлу девушки, ты тоже можешь. Я тебя правильно поняла? Или, может быть, кроме ножа, у тебя есть еще какие-нибудь наручники, верёвки, ремни или чего там еще возникает в твоей больной фантазии?
– Слушай, мне этот гнилой разговор уже надоел! Ты заколебала меня своими нравоучениями. – Баринов полез рукой в карман брюк, вынул свой раскладной ножик и приказал:
– Ну-ка, раздевайся, да по-быстрому! – и направил свой нож в сторону Лены. Она почувствовала лёгкое головокружение с потемнением в глазах.
– Нет, это ты слушай меня, – Баринов с некоторым удивлением услышал, что голос Лены прозвучал как-то излишне ровно и монотонно. Еще через мгновение он понял, что внезапно забыл, что собирался сделать.
– Сейчас я буду говорить, а ты беспрекословно станешь выполнять мои приказы. Тебе это понятно?
– Да, – робко ответил Баринов, ощущая на себе пронизывающий насквозь всю его сущность взгляд.
– Сложи свой нож. Теперь отдай его мне. Подойди к выключателю и включи свет. Хорошо. Теперь смотри прямо в мои глаза. Сейчас я сосчитаю до трёх. На счёт «три» ты забудешь моё имя и фамилию. Раз… два… три! А сейчас я сосчитаю до пяти. На счёт «пять» ты забудешь своё имя, фамилию и откуда ты приехал. Раз… два… три… четыре… пять!
Теперь повернись. Так, хорошо. Сейчас ты выйдешь в коридор, дойдёшь до лифта, спустишься вниз. Когда выйдешь на улицу, повернёшь направо и пойдёшь до первого попавшегося полицейского участка.
Запомни кодовое слово для выхода из состояния транса: zweiundzwanzig. Повтори:
– Zweiundzwanzig 1, – как сквозь сон повторил Баринов.
– Иди, – спокойно и без каких-либо эмоций сказала Лена.
* * *
Лена, подчиняясь указаниям внутреннего голоса, не торопясь, разделась, приняла душ, легла в кровать и вскоре уснула.
Вика дождалась, когда крепкий сон овладеет Леной, и переместилась на улицу.
Она в одно мгновение очутилась возле полицейского участка и увидела фигуру Олега Баринова, стоящего метрах в десяти от входа. Он делал какие-то нерешительные движения, то направляясь к входу, то поворачивая влево от него, то останавливаясь и направляясь вновь к входу.
Стоящие рядом полицейские вскоре обратили внимание на странного молодого человека.
«Пробуксовочка вышла, – подумала Вика, – непонятно только в чём причина… Возможно она кроется в крайне возбуждённом состоянии Баринова во время его покушения на Лену... Поэтому мой гипноз подействовал непредсказуемо. Попробую скорректировать его поведение».
Вика довольно быстрым шагом пошла к Баринову и, не останавливаясь, сказала:
– Не топчись тут, иди в участок, – и пошла дальше.
Баринов послушно повернулся к входу и зашагал по ступенькам.
Войдя внутрь полицейского участка, Баринов сразу же был остановлен одним из офицеров. Олег прекрасно видел и слышал, как к нему обращаются, но не смог ничего понять, так как из всего богатого немецкого языка он знал только две фразы: «Хендэ Хох» и «Гитлер капут».
Подошел второй офицер и спросил первого:
– Was ist passiert?1
– Seltsamer junger Mann. Er kam und schweigt 2 , – ответил первый полицейский.
– Verstehen Sie Deutsch?3, – спросил второй полицейский. Баринов стоял, не зная, что отвечать.
– Mein Name ist Walter, wie heist du?4, – спросил второй полицейский и медленно повторил вопрос, показывая сначала рукой на себя, а потом на Баринова. Тот, наконец, понял, о чём его спрашивают, и ответил:
– Меня зовут… Как же меня зовут? Я не помню, как меня зовут! – его взгляд тревожно бегал по сторонам.
– Er scheint Pole zu sein?5, – спросил первый полицейский.
– Nein, seine Rede erinnert eher an Russisch6 , – ответил Вальтер и спросил Баринова:
– Bist du Russe, kommst du aus Russland?7 , – Олег услышав знакомые слова, утвердительно закивал головой выкрикнув:
– Ес! Ес! Русланд! Россия! Раша!
– Heinrich, weist du, ob Peter hier ist? Er ist einer der Ostdeutschen, die aus Russland zu uns kamen 1, – обратился Вальтер к первому полицейскому.
– Ja, ich habe ihn gesehen, ich rufe ihn jetzt hierher 2, – первый полицейский куда-то ушел и вскоре вернулся с Петером, которого когда-то раньше в России звали обычным русским именем Петя.
– Кто вы? – спросил Петер Баринова.
– Я… я не знаю… не помню… – растерянно бормотал тот.
– А ваша фамилия?
– Я ничего не помню…
– Вы приехали к нам из России?
– Да-да! – обрадовался Баринов, – из России!
– Откуда именно?
– … не помню… – ответил вновь погрустневший Баринов.
– Er kann sich an nichts erinnern. Er weis nur, dass er aus Russland kam.3 , – сказал Петер своим коллегам.
– Seltsam. Es weist keine Verletzungen auf.4, – сказал Вальтер. – Давайте пока закроем его в изоляторе временного содержания, а потом пусть его осмотрит доктор.
Всю ночь Баринов провёл в изоляторе, именуемом в России «обезьянником» в компании еще трёх человек. Они пытались о чём-то говорить с Олегом, но тот лишь всё больше раздражался, не понимая ничего из сказанного. Больше всего его выводило из себя то, что эти трое явно что-то говорили о нём, при этом смеясь, и показывая на него пальцами. В конце концов, он послал их на русском языке по широко известному адресу и, отвернувшись, постарался уснуть. Но настоящий сон не приходил, а мучительная дремота и сидение на жёсткой деревянной лавке не могли принести Олегу ни отдыха, ни покоя.
Около девяти утра в полицейский участок пришло сообщение о пропавшем русском певце из Москвы и прислана его фотография. Дежурный офицер сразу же вспомнил странного молодого человека, самостоятельно пришедшего в их участок, и сообщил своему начальству.
Баринова вызвали на допрос и стали задавать элементарные вопросы, кто он, как фамилия, и тому подобное. Но никаких вразумительных ответов получить вновь не удалось.
После этого был приглашен руководитель, привёзший «молодёжку» Большого театра для опознания своего пропавшего певца.
Однако странности на этом не закончились. Руководитель, естественно, узнал Баринова и официально дал немецкому офицеру показания. Зато сам Баринов руководителя не узнал и вновь ничего внятного сказать не смог.
Далее началась обычная бюрократическая волокита, столь характерна для Германии. Только вмешательство российского консула после обеда в этот же день смогло ускорить процесс по передаче Баринова в Российское посольство.
Наконец, Баринов в сопровождение российского консула и руководителя молодёжной группы вышли на крыльцо полицейского участка и направились к посольскому автомобилю, припаркованному невдалеке.
Народу на тротуаре было не очень много. Руководитель молодёжной группы открыл заднюю дверь и показал жестом Баринову, мол, садись на сиденье.
В это время рядом с машиной проходила какая-то девушка, на которую ни консул, ни руководитель, ни тем более Баринов, не обратили никакого внимания, и отчётливо громким мелодичным голосом произнесла:
– Zweiundzwanzig!1
Ни руководитель, ни консул, ни водитель автомобиля не поняли причину, по которой Баринов внезапно забился в истерике, выкрикивая сквозь слёзы и рыдания:
– Я вспомнил! Я всё вспомнил! – и, обращаясь к руководителю молодёжной группы, быстро затараторил:
– Николай Петрович, я вас узнал, но я не понимаю, что со мной было! Словно бес какой-то попутал.
– Не волнуйся, Олег. Успокойся. Сейчас мы приедем в Российское посольство. Там тебя уже ждёт наш доктор. Он тебя осмотрит и выслушает. А пока мы едем, может быть, ты вспомнишь, куда пошел после приёма и концерта в сообществе Русской Музыки в Германии?
– Я пошел проводить… Ну, да! Я пошёл кого-то проводить до отеля… – начал вспоминать Баринов.
– Ты не помнишь, кого провожал? – удивился Николай Петрович.
– Н-нет…
– Но наши ребята сказали, что ты пошёл провожать Елену Некрасову.
– Разве? Помню, что была какая-то девушка…
– Прекрати валять дурака! – повысил голос Николай Петрович. – Еще скажи, что ты никогда не видел Некрасову.
– Я… я не знаю, – совершенно подавленно бормотал Баринов, – возможно, видел…
– То есть, ты хочешь сказать, что пошел провожать какую-то девушку и не помнишь, кого именно? – воскликнул Николай Петрович.
– Ну, да, – пожимая плечами, ответил Баринов.
– Но почему ты это сделал без моего разрешения? Разве на инструктаже перед поездкой вашей группе не сообщили, что держаться нужно только всем вместе?
– Сообщили, но…
– Никаких «но»! – возмущался Николай Петрович. – Я уже получил выговор от начальства, а по приезде в Москву могу вообще стать « невыездным», а в худшем случае лишиться своей должности в Большом театре. Но это ладно! Что было дальше? Ты проводил Некрасову до отеля, а потом?
– А потом… Да что же такое? Я не помню, что было потом…
– Что значит «не помню»? – заорал Николай Петрович, – немедленно прекрати изворачиваться и говори всё, как было!!!
– Николай Петрович, успокойтесь, – вмешался консул, сидящий на переднем пассажирском сидении, – я понимаю ваши чувства, но пусть теперь, когда пропавший певец Баринов нашелся, всем этим делом займутся компетентные органы.
* * *
Лена появилась в филармонии без десяти одиннадцать.
Она всегда старалась появляться перед назначенными встречами с запасом около десяти минут.
А сегодняшняя встреча была не только не простой репетицией с симфоническим оркестром, но еще и первой встречей с выдающимся дирижёром современности Марко Армильято.
Эта репетиция и особенно послезавтрашний сольный концерт, были очередной ступенькой в карьере певицы Елены Некрасовой, поднявшись на которую, было можно и нужно ожидать новых заманчивых предложений и контрактов.
Волновалась ли она? Да, да и еще раз да! Вновь знакомые подкатывания горячих волн из-под нижних рёбер до самых ключиц, вновь предательски взмокшие ладони…
«Какое счастье, что до начала репетиции еще 10 минут… нет уже только семь… Так спокойно, – сказала сама себе Лена. – Как там говорил мне Владимир Борисович? Зачерпни своё волнение и отдай его мне…
Как жаль, что этот добрейший человек сейчас не рядом со мной… А если попытаться сделать движение руками, будто я сгребаю с себя моё волнение и оставляю его… – тут Лена оглянулась по сторонам. – Да! И оставляю его вот на этом подоконнике…»
Лене показалось, что волнение пошло на убыль. От созерцания собственного внутреннего состояния Лену отвлекло звучание настраивающегося оркестра.
Она открыла дверь и вошла в огромный пятиугольный концертный зал Берлинской филармонии.
Сделав несколько шагов, Лена остановилась, слегка растерявшись и не зная, что ей делать дальше.
Оркестр продолжал настраивать музыкальные инструменты, и никто не обратил внимание на одиноко стоящую девушку.
Вдруг позади Лены раздался приятный голос:
– Buongiorno, signorina!1
Лена оглянулась и увидела знакомую по видео трансляциям и фотографиям улыбку Марко Армильято.
– Buongiorno, maestro!2 – улыбнулась Лена, почувствовав, как разрушается и опадает осколками её волнение.
Это лицо, эти руки с дирижёрской палочкой, эта милая улыбка седого и великого музыканта не оставляли Лене Некрасовой никаких других чувств, кроме полной готовности следовать за ним в мир большого искусства.
– Che cosa? Il tempo di familiarizzare! Marco Armigliato! E tu sei Elena Nekrasova.3
– Sono felice, maestro, che dopodomani canterт sotto la tua guida.1 , – ответила Лена.
– E sono felice di lavorare con cantanti russi. In precedenza, ho dovuto lavorare spesso con Anna Netrebko, Olga Peretyatko, Maria Guleghina, Aida Garifullina...2
– Ho studiato per qualche tempo con Olga Peretyatko. 3
– Oh, questa e una cantante incredibile, una vera prima donna. Sono sicuro che meriti il tuo insegnante. Bene, и ora di iniziare. L’orchestra ti aspetta!4, – Армильято жестом предложил Лене пройти впереди него и они направились в центр зала, где находилась необычная сцена, со всех сторон окружённая местами для зрителей. Армильято бодро запрыгнул на дирижёрское место и обратился к оркестру:
– Buongiorno amici. Iniziamo le prove nell’ordine dei brani indicato nel programma del concerto di domani.5
Начался прогон послезавтрашней программы. Армильято внимательно следил за исполнением Елены и после каждого произведения делал для себя в партитуре красным карандашом небольшие пометки.
Некоторые произведения прерывались на полузвуке, Армильято и Елена уточняли темп, его замедления и ускорения, после чего вновь исполняли данный фрагмент арии с учётом уточнений.
Всего в этом концерте у Лены было 12 арий из разных опер, да еще у оркестра были четыре популярных произведения после каждых трех арий Елены.
Первая половина репетиции прошла на одном дыхании. Оркестр играл и звучал превосходно – ведь не за красивые глазки он считался одним из самых лучших оркестров мира.
По ходу репетиции Лена нашла возможность хорошо рассмотреть зал. Нет, на фото и видео она много раз видела этот зал. Но теперь, когда она впервые вышла на эту знаменитую особенную сцену без привычных театральных кулис и занавеса, сцену, которую со всех сторон окружают места для зрителей, надо было определиться с тем, в какую сторону смотреть и куда направлять свой звук.
Именно этот вопрос она и задала Армильято во время 10-минутного перерыва в репетиции. Они спустились со сцены и сели в первый ряд зрительного зала.
– Не волнуйтесь, синьорина, акустика у этого зала прекрасная, – сказал Марко Армильято, – пойте прямо на зрителей, которые будут сидеть перед вами.
– А как мне быть со зрителями, которые сидят слева и справа от меня и особенно тех, кто позади.
– По этому поводу я вспомнил хорошую фразу, которую услышал от Анны Нетребко: «Не берите дурное в голову!» и пойте, как сейчас пели на репетиции. А зрители сами разберутся, что им хочется увидеть, и что услышать.
Видите ли, среди завсегдатаев этого великолепного зала есть такие, которые покупают билеты только на места, которые позади оркестра. Оттуда видно весь оркестр, как на ладони, и дирижёра, обращенного и к оркестру, и к этим зрителям лицом.
А то, что эти зрители не увидят ваше прекрасное лицо – это уже, как говорится, их проблемы.
– Я вас поняла, маэстро, – с благодарностью сказала Лена. – Как же права была Ольга Александровна Перетятько, когда
сказала мне, что с вами легко и приятно работать.
– Я с удовольствием могу вам сказать, что мне с Ольгой тоже было легко и приятно работать. Впрочем, с вами тоже.
– Благодарю вас, маэстро!
– А знаете почему?
– Пока нет, но ваше мнение для меня очень важно.
– И Ольга, и вы несёте музыку в себе. – Армильято особенно выделил слово «Музыку». – Тоже самое могу сказать и про Чечилию Бартоли, и про Джойс Ди Донато, и про Эллину Гаранча и еще про многих, с кем довелось встречаться на разных концертных площадках мира.
А вот с певицами, которые несут себя в музыку (Марко весьма иронично выделил слово «себя») дело обстоит значительно сложнее.
Они постоянно пытаются изобретать велосипед там, где это совершенно не требуется. Из-за этого получаются споры, трения во взаимоотношениях и, в конце концов, страдает не только нервная система всех причастных к такому исполнению, но и сама музыка.
Со сцены послышался характерный нарастающий звук настраивающегося оркестра. В какой-то момент по взмаху смычка концертмейстера партии первых скрипок оркестр замолк, и в огромном зале Берлинской филармонии наступила удивительная тишина.
– Ну, что ж, прекрасная Елена? Оркестр вас ждёт! Прошу! – Марко сделал красноречивый жест рукой, приглашая Лену пройти первой на сцену. Когда она вышла на сцену, совершенно неожиданно раздались аплодисменты оркестра.
– А что случилось? – спросила, шепнув на ухо Армильято Лена, – почему оркестр аплодирует?
– Не волнуйтесь, – ответил дирижёр, – если оркестр во второй части репетиции аплодирует солистке, значит, первая часть репетиции ему понравилась! Заметьте, такое случается далеко не каждый день.
Вторая часть репетиции пролетела почти незаметно. Лена по-немецки поблагодарила оркестр, сказав: «Vielen Dank fur ein wundervolles Spiel»1 , сорвав новую порцию аплодисментов.
Потом она вышла из филармонии и, не торопясь, прогулочным шагом более часа гуляла по красивейшим аллеям Большого Тиргартена.
Появившееся откуда-то издалека чувство голода, стало быстро нарастать, и Лена направилась в отель.
«Завтра у меня день молчания. Это хорошо, – думала про себя Лена. И хотя сегодняшняя репетиция совершенно не утомила ни меня, ни мой голос, добавлю-ка я к завтрашнему дню молчания еще и половину сегодняшнего дня. В данном случае отдых лишним не будет. Вот только позвоню маме, расскажу последние новости и всё: молчок до послезавтра!»
* * *
Она поднялась на седьмой этаж, вошла в свой просторный номер, нашла, висевшую на видном месте табличку «Please do not disturb» («Просьба не беспокоить») и собралась повесить её на ручку с внешней стороны двери.
Внезапно раздался стук в дверь. Лена открыла и увидела на пороге Николая Петровича – руководителя группы «молодёжки».
– Здравствуй, Лена! Прошу прощения за беспокойство. Можно войти?
– Да, конечно, пожалуйста, входите. – Николай Петрович вошел и сразу закрыл за собой дверь.
– У нас ЧП! – негромко, почти шёпотом сказал Николай Петрович. – После вчерашнего приёма и концерта в сообществе Русской Музыки в Германии что-то совершенно невероятное произошло с Олегом Бариновым. – Лена слегка насторожилась. Какие-то весьма смутные и невыразительные воспоминания о вчерашнем вечере попытались всплыть в её памяти, но так до конца и не всплыли.
– Он сам пришёл в полицию в невменяемом состоянии, не мог вспомнить ни своё имя, ни фамилию, ни откуда он приехал. Его только полчаса тому назад благодаря вмешательству Российского консула освободили. Сейчас он находится в посольстве, его состояние, похоже, пошло на поправку.
Скажи-ка мне вот что: после вчерашнего концерта Олег пошел провожать тебя до отеля. Так?
– Да, – ответила Лена.
– Но ты же знала, что таким образом он нарушал инструкцию по пребыванию здесь, и ничего ему не сказала?
– Николай Петрович, я не понимаю, что за претензии у вас ко мне? Во-первых, Олег уже взрослый мальчик и должен сам отвечать за свои поступки, а, во-вторых, я его не просила меня провожать и к себе его не привязывала.
– Ну, да, да. Прости. Из-за всей этой нервотрёпки сам не знаю, чего несу. А ты не заметила в его поведении ничего странного?
– Нет, не заметила. Но повздорить с ним успела.
– А по какой причине повздорили?
– Он стал меня расхваливать как певицу, одновременно поливая грязью девочек из «молодёжки», называя их «безголосыми курицами».
– И всё?
– Нет. Еще я сказала ему, что такое недостойное поведение попахивает подлостью. И ушла в отель. – Ответила Лена, у которой, словно воспоминание о каком-то давно увиденном кино-детективе, всплыли в сознании обрывки воспоминаний о событиях вчерашнего вечера в её номере.
– И вы больше не виделись? – спросил Николай Петрович, заметив лёгкое раздражение в настроении Лены.
«Скажи ему, что больше не виделись, так как ты пошла спать» – прозвучал в сознании Лены внутренний голос, которому невозможно было сопротивляться.
– Нет, не виделись. Я пришла в свой номер и вскоре уснула, чтоб приберечь силы для сегодняшней репетиции.
– Понятно, – сказал Николай Петрович. – Кстати, как прошла репетиция?
– Очень продуктивно, и с весьма положительными эмоциями.
– Эх, жаль, что наша группа завтра улетает в Москву. Очень хотелось увидеть твой успех. Но как говорится, не судьба. Зато не понятно, что эта самая судьба приготовила мне. В Москве начальство Большого театра уже второй день на ушах стоит из-за этого Баринова. В полиции взяли у него анализ крови на наличие наркотиков и алкоголя. Результат сообщат сегодня вечером в посольство. Если состояние Олега окажется вызванным наркотиками, то его певческая карьера на этом закончится. Если нет, то всё равно его сразу положат на обследование и неизвестно чем это всё закончится.
– Печально всё это как-то… – задумчиво сказала Лена.
– Да уж! Весёлого мало, – ответил Николай Петрович. – Ну ладно, не буду больше мешать своим присутствием. Желаю успеха и шквала аплодисментов! До свидания!
– До свидания, Николай Петрович, – сказала Лена и только сейчас заметила, что до сих пор так и держит в руках табличку «Please do not disturb». Она повесила табличку на ручку с внешней стороны двери, защёлкнула замок и прошла в комнату.
В сознании какими-то малосвязанными обрывками вновь всплывали события вчерашнего вечера, и стало нарастать какое-то чувство необъяснимой тревоги.
Внезапно появилось непреодолимое желание включить телевизор. Лена подошла к столу, на котором стоял большой жидкокристаллический экран, и взяла пульт дистанционного управления, лежащий под ним. Она нажала на первую попавшуюся кнопку переключения каналов.
Несколько мгновений экран оставался тёмным. Вдруг зазвучала приятная негромкая музыка и на фоне ухоженной клумбы с цветами и фонтана, несущего вверх струи искрящейся воды, появилось лицо красивой девушки, показавшееся Лене очень знакомым. Её взгляд был направлен прямо на Лену.
– Замри, смотри на меня и слушай, – спокойным тоном сказала девушка с экрана. Сейчас я сосчитаю до трёх и на слове «три» ты забудешь все свои тревожные мысли о вчерашнем вечере. Вчера ты невдалеке от отеля попрощалась с Олегом Бариновым и больше его не видела, не слышала и не будешь о нём думать. Раз… Два… Три…
А сейчас ты пройдёшь в ванную комнату, наполнишь ванну, полежишь в тёплой воде с душистой лавандовой пеной, примешь душ, а потом нажмёшь на кнопку слива воды и вместе с водой отпустишь все свои ненужные страхи, переживания и волнения.
Потом позвони маме и предупреди, что завтра ты ей звонить не будешь. День молчания не зря придуман задолго до твоего рождения.
Завтра больше спи и набирайся сил. Будь умницей, моя хорошая. Да пребудет с тобой успех!
Экран погас, хотя Лена не нажимала кнопку выключения.
Медленно положив пульт под телевизор, Лена пошла в просторную ванную комнату, и стала выполнять указания, только что полученные с экрана телевизора.
Нажав на кнопку слива воды, Лена стала феном подсушивать свои красивые волосы, физически ощущая прилив спокойствия и умиротворения.
Настроение, подпорченное руководителем «молодежки», улетучилось. Хотелось смеяться и петь что-то весёлое и задорное, но…
Позволить себе такое Лена просто не могла, так как еще с самого начала учёбы в музыкальной школе имени С. Прокофьева была приучена выбирать приоритеты между тем, что сильно хочется и тем, что целесообразно и необходимо.
Поэтому она вышла из ванной комнаты, взяла свой любимый смартфон и позвонила маме.
Рассказав о впечатлениях сегодняшнего дня, Лена наперёд извинилась перед мамой за то, что завтра не позвонит.
Маргарита Сергеевна – эта прекрасная и мудрая женщина – конечно же, с пониманием отнеслась к сказанному.
Они тепло попрощались, как обычно, используя в своей речи большое количество уменьшительно-ласкательных слов.
Лена удобно улеглась в широкой кровати и со счастливой улыбкой уснула.
* * *
Следующий день был не только днём молчания, но и днём спокойствия.
Лена поднялась с кровати в десятом часу утра. Далее она всё делала нарочно неторопливо: сходила в ресторан на завтрак, около двух часов гуляла по Большому Тиргартену и, дойдя до Бранденбургских ворот и, сделав несколько селфи на их фоне, вернулась в отель.
После обеда побывала в Берлинской картинной галерее и с удовольствием рассматривала оригиналы, а не цифровые репродукции, как в первые недели своей жизни в мамином доме, шедевров Дюрера, Боттичелли, Рафаэля, Тициана, Караваджо, Босха, Брейгеля, Рубенса и Рембрандта.
Лена не заметила, как пролетели три с половиной часа. Лишь лёгкая усталость в ногах намекала на необходимость отдыха, а в сознание всплыло небольшое сожаление по поводу того, что за это время удалось посмотреть далеко не все залы картинной галереи.
«Но ведь я же не в последний раз в Берлине, – думала Лена, – и в следующий приезд обязательно сюда вернусь».
* * *
На следующий день Лена спустилась в вестибюль отеля, держа в руках четыре чехла с концертными платьями.
Она решила, что раз её сольный концерт был разделён на четыре блока по три арии в каждом, то и петь каждый блок она будет в другом платье. Между блоками будут оркестровые произведения, за время которых она вполне успеет сменить одно концертное платье на другое.
Вызвав такси, она аккуратно разложила платья на заднем сидении, и поехала в филармонию.
В полдень в одном из небольших репетиционных кабинетов филармонии вновь состоялась встреча Лены с Марко Армильято.
Это была своеобразная встреча на троих. Кроме Лены и Марко в кабинете был немолодой концертмейстер.
Армильято, держа в правой руке дирижёрскую палочку, встал за небольшим столом, на котором были сложены партитуры, подготовленные к сегодняшнему концерту.
Концертмейстер сидел за роялем, на котором тоже стопкой лежали ноты произведений, которые вечером должны прозвучать в исполнении Лены и оркестра.
Начали прогон всей программы по принципу «mezzo voce», то есть в полголоса. Главной задачей такой репетиции было еще раз пройти все темповые отклонения и задержки.
Армильято внимательно и без каких-либо трудностей улавливал все тонкости исполнения Лены, а концертмейстер чётко улавливал все жесты и мимику дирижёра. Такие репетиции – обычное дело в мире оперы, чтобы не приглашать лишний раз оркестр.
Нет, конечно, любая певица или певец может приглашать на репетиции оркестр столько раз, сколько пожелает, но оплачивать огромную денежную сумму за каждую репетицию придётся из своего кармана. Но так можно не только остаться без положенного гонорара, но еще и задолжать внушительную кучу денег.
К сожалению, за границей всегда большая проблема с пианистами. Ни театры, ни филармонии не предоставляют концертмейстеров для индивидуальных занятий.
В обязанности концертмейстера входит только аккомпанемент на репетициях с режиссером и дирижёром. Найти концертмейстера здесь не просто, а его услуги очень дорогие по сравнению с российскими мерками, хотя и несравнимо более дешевые, чем услуги оркестра.
Вот и получается, что пред большими сольными концертами певцам, согласно контракту, бесплатно предоставляется одна репетиция с концертмейстером и одна с оркестром.
Зная эти тонкости репетиционной подготовки, Лена далеко не сегодня поняла, какие огромные возможности для певцов есть в Российских театрах. Безвозмездные неограниченные занятия с пианистами – одна из таких возможностей. Наши концертмейстеры всегда помогут: на диктофон все запишут, ритм простучат, доли разметят, перед спектаклем распоют, еще и вкусняшкой угостят!
А тут, заграницей, всё иначе и возмущаться или переживать по этому поводу бессмысленно – другой мир и этим всё сказано.
* * *
Вернувшись после репетиции в отель и плотно пообедав, Лена поднялась в свой номер и, сидя в удобном кресле, некоторое время просто переключала каналы телевизора, на задерживаясь подолгу ни на одном из них.
Почувствовав, что её начинает клонить в сон, она выставила будильник своего смартфона на 18:00 и, не вставая с кресла, уснула под негромкое бормотание телевизора.
Время промелькнуло незаметно. Прозвонил будильник и Лена начала собираться в филармонию, сложив в большую спортивную сумку четыре коробки с концертными туфлями.
Начало концерта, как обычно было заведено здесь, было в 20:00, а появиться на «рабочем месте» надо было за полтора часа, чтоб не создавать нервозность для администратора филармонии.
Появившись в филармонии, и сообщив администратору о своём прибытии, Лена прошла в гримёрную комнату, расчехлила и развесила свои концертные платья, достала из сумки коробки с туфлями, расставила их в соответствии с платьями и, не спеша, нанесла лёгкий макияж, подчеркнувший и без того красивые от природы черты лица.
К 19:30 Лена уже была одета и начала распеваться. В 19:45 в гримёрную комнату заглянул администратор, убедился, что певица полностью готова и сообщил, что в зале аншлаг и что деньги за рекламу этого концерта потрачены не зря.
«У каждого свои проблемы» – подумала Лена и направилась к двери, ведущей на сцену зрительного зала.
Стоя у закрытой двери, она вновь ощутила горячие приливы волнения и нарастающее чувство какой-то особой наэлектризованности.
«Дорогой Владимир Борисович, – мысленно обратилась Лена к своему бывшему преподавателю, – если бы вы только знали, как мне сейчас не хватает вашей поддержки и ваших волшебных рук…»
– Ох, я, кажется, опоздал, – раздался рядом приятный тенор Марко Армильято, – синьорина, а вы уже заняли очередь за помидорами?
– За какими помидорами? – Лена, не ожидавшая подобного вопроса, повернулась к дирижёру, широко раскрыв от удивления глаза.
– А это разве не вход в овощной ларёк? – с совершенно серьёзным видом спросил Армильято, одетый в чёрный фрак и держащий в правой руке свою пластиковую дирижёрскую палочку. – И что? Желающих попасть за эту дверь много? – он еще пытался сохранить серьёзное лицо, но его глаза недвусмысленно намекали, что Марко еле сдерживает смех.
– Нет, не много, – ответила Лена, наконец-то сумевшая оценить шутку дирижёра, и взглянула в лицо Армильято. Они встретились взглядами и взорвались звонким хохотом. – Скажите, маэстро, можно я вас обниму?
– Конечно можно, – ответил Армильято, – только сегодня и только для вас – это бесплатно!
Лена обняла обеими руками Армильято и на несколько секунд прижалась щекой к его плечу. Она физически почувствовала, как быстро уходит из неё волнение и нарастает чувство уверенности в собственных силах. Марко по-отечески погладил Лену по голове и почти шёпотом спросил:
– Ну, что? Готова? – Лена взглянула прямо в его глаза и ответила:
– Готова!
Только сейчас они оба заметили стоящего рядом с ними администратора, заслоняющего своей фигурой входную дверь на сцену, и внимательно смотрящего на запястье своей левой руки с дорогими наручными часами. Поднятая правая рука администратора недвусмысленно означала, что еще нужно немного подождать.
И вот администратор опустил свою правую руку, а левой рукой с дорогими часами открыл дверь. Армильято, повернувшись к Лене, шепнул:
– До скорого свидания через четыре минуты, – и шагнул за дверь. Уже на первых шагах дирижёра Лена услышала волшебство аплодисментов большого зала.
Она осталась за дверью. До её выхода к взыскательной берлинской публике оставалось еще около четырёх минут.
Стихли аплодисменты и из тишины появились волнующие, стремительные, полные задора и блеска интонации увертюры В. А. Моцарта к опере «Свадьба Фигаро».
Начался «Блок Моцарта», как условно назвала первую часть своего концерта Лена.
Увертюра закончилась. Раздались громкие аплодисменты.
Администратор распахнул перед Леной входную дверь и она, не глядя по сторонам, направилась на сцену, сопровождаемая аплодисментами зала.
«В сольных концертах очень важно сразу, в первом же произведении показать зрителю, что ты пришла не просто постоять на сцене, а убедительно донести до него своё видение великого искусства» – вспомнились слова Владимира Борисовича.
Встала возле Марко Армильято. Посмотрели друг другу в глаза. Улыбнулись.
Взмах дирижёрской палочки и зазвучало короткое вступление к арии Фьордилиджи из оперы «Так поступают все женщины».
По продолжительным аплодисментам и крикам «Brava!» Лена поняла, что начало концерта удалось.
Вместе с этим она почувствовала, что остатки волнения улетучились окончательно и дальше уже ничего не мешало выкладываться, как говорится, по полной.
Вторым номером искромётно прошла ария Керубино «Non so piu cosa son cosa faccio» из первого акта «Свадьбы Фигаро.
Завершала «Блок Моцарта» ария Церлины «Batti, batti, o bel Masetto…» из оперы «Дон Жуан».
Поклонившись зрителям, Лена, провожаемая сочными аплодисментами, ушла со сцены.
Администратор заботливо открыл перед ней дверь, при этом, негромко сказав, что, мол, начало удалось, и было прекрасным.
Улыбнувшись администратору, и сказав «Danke»1, Лена быстро прошла в гримёрку и переоделась во второе платье.
Когда она подошла к входной двери на сцену, оркестр еще продолжал играть вступление к опере «Травиата». Начался «Блок Верди».
Труднейшая большая ария Виолетты из оперы «Травиата» вызвала долго не затихающие аплодисменты.
Идущая следом ария Эболи из оперы «Дон Карлос» стала своеобразной передышкой и для Лены, и для зрителей. В ней ведь не было ни виртуозных пассажей, ни эффектных колоратур
Последующая ария «Джильды» из оперы «Риголетто» продолжила нарастающий успех.
И вновь поход в гримёрку для переодевания в третье платье перед «Блоком Пуччини», пока оркестр играл мелодию «Nessun Dorma» из оперы «Турандот».
Этот блок Лена открыла Вальсом Мюзетты из оперы «Богема», продолжила арией Чио-Чио-Сан из оперы «Мадам Баттерфляй» и завершила арией Лауретты «O mio babbino caro» из оперы «Джанни Скикки», взорвав зал пятиминутными овациями.
Струнная группа оркестра постукивала смычками по пюпитрам – знак признательности и уважения к солистке.
Пока Лена переодевалась в четвёртое платье, оркестр заиграл увертюру к опере «Итальянка в Алжире», начав, таким образом, заключительный блок концерта, или, как его назвала Лена, «Блок Россини».
Каждый предыдущий выход Лены на сцену сопровождался нарастающими аплодисментами, но выход на «Блок Россини» превзошел все предыдущие! Зрители были в предвкушении музыки великолепного Джоаккино Россини, и Лена не разочаровала их.
Сначала была невероятно насыщенная «мелкой» техникой каватина Арзаче из оперы «Семирамида», затем финальная ария Анжелины из оперы «Золушка», после которой Лене более пяти минут пришлось раскланиваться пред зрителями, и, в завершение сольного концерта, словно вишенка на торте, с блеском была исполнена каватина Розины из оперы «Севильский цирюльник» в редакции Владимира Миркова.
Зал взорвался громовыми аплодисментами и овациями, дружно скандируя «Бис».
Марко Армильято подошел к Лене и прокричал, с трудом преодолевая гром аплодисментов:
– Сможешь спеть на «бис»?
– Конечно! – ответила Лена.
– Тогда после 4 тактов вступления начинай со слов «Io sono docile, son rispettosa…». Хорошо?
– Да.
– Но это практически вся вторая половина каватины!
– Ничего страшного, спою, – уверенно ответила Лена.
Армильято поднялся на дирижёрское место, поднял руки и, дождавшись тишины в зале, негромко сообщил музыкантам:
– Lalla parola “Moderato” nona battuta1
Оркестр сыграл вступительные 4 такта, Лена с блеском спела. Зрители, кажется, сошли с ума и, пуще прежнего, требовали «Бис».
Через пять минут аплодисментов и оваций стало понятно, что второго «Биса» не избежать.
Однако зрители не унимались и требовали третий «Бис».
– Ну, как? Силы еще остались? – прокричал на ухо Лене Армильято.
– Не знаю, кажется, нет, – ответила Лена, – но если третий «Бис» будет последним, то я не против.
После третьего «Биса» Армильято повернулся лицом к зрителям и сделав руками круговое движение, призывающее к тишине, объявил по-немецки:
– Wir danken unseren lieben Zuschauern. Das Konzert ist vorbei.2
Он взял Лену за руку, они поклонились в очередной раз зрителям и, сделав привычный жест правой рукой, пропустил певицу вперёд, следуя за ней из зрительного зала.
За дверью их встретил администратор и с восторгом быстро начал говорить что-то хвалебное. Но Лена слушала его невнимательно, потому что её знаний немецкого языка было явно недостаточно, чтобы понять такую быструю и эмоциональную немецкую речь.
Но главная мысль администратора была понятна: такой триумф в этом зале был далеко не у каждой певицы.
Сказав администратору «Vielen Dank»3, Лена в сопровождении Марко Армильято зашла в гримёрную комнату.
– Ну, что прекрасная Елена? Это не просто успех! Это настоящий триумф!
– Спасибо, дорогой маэстро, – ответила Лена, – но половина моего успеха – это ваша заслуга! Я впервые пела с таким чутким и способным поймать малейшие нюансы дирижёром. – Вдруг на лице Лены вспыхнула эмоция глубокой озабоченности. – Ой, как неудобно получилось!
– Что именно? – спросил Армильято.
– Да вот за всеми этими «Бисами» я забыла поблагодарить музыкантов, а они сегодня были великолепны.
– Как говорила Анна Нетребко: «Не берите дурное в голову», – ответил Армильято. – Музыканты были счастливы аккомпанировать такой прекрасной певице.
А вашу благодарность я им передам на ближайшей репетиции. Что ж? Сегодня распрощаемся. Надеюсь, до новых встреч на лучших концертных площадках мира.
– Я тоже очень буду надеяться на новые встречи с вами, – ответила Лена.
Марко Армильято, грациозно откланявшись, вышел из гримёрной комнаты, а Лена, чувствуя, как на неё горой наваливается усталость, переоделась из концертного платья в свою обычную, подобранную со вкусом одежду, зачехлила другие свои платья, собрала в коробки все четыре пары концертных туфель, упаковала их в большую сумку и, осмотревшись, не забыла ли чего, вышла из гримёрной комнаты.
По коридору навстречу ей почти бежал администратор.
– Как? Вы уже уходите? Но это невозможно! В вестибюле вас ждут зрители на автограф-сессию.
– А это обязательно? – спросила Лена, всерьёз почувствовав необходимость в тишине и отдыхе.
– Безусловно, обязательно! – воскликнул администратор, – вы же не можете не понимать, что между успехом у зрителей и ненавистью у них же пролегает очень тонкая грань.
Впрочем, – перейдя на обиженный тон, сказал администратор, – если вам безразлично, как вас встретит берлинская публика в следующий ваш приезд, вы можете к ней не выходить на автограф-сессию. Я покажу вам другой выход из филармонии.
Лена прекрасно понимала, что администратор абсолютно прав, а что касается растущей усталости, то её можно и нужно потерпеть.
– Вы были очень убедительны, – сказала Лена администратору, ведите меня на автограф-сессию, только вот, что делать с этим, – она глазами показала на занятые чехлами и сумкой руки.
– Я с удовольствием вам помогу, – заулыбался администратор, забирая у Лены и чехлы с платьями, и сумку с туфлями. – Пойдёмте скорее.
* * *
Спускаясь по лестнице в вестибюль филармонии, Лена не ожидала увидеть такого количества зрителей.
Громкие аплодисменты и приветственные возгласы встретили её. Ощущение было весьма непривычным: одно дело смотреть на зрителей со сцены на приличном расстоянии, и совершенно другое ощущать их дыхание рядом с собой.
Администратор показал Лене на большой стол, за который для её же удобства нужно бы сесть и ставить толстым маркером свои автографы на билетах, на программах концерта, на красивых календарях и календариках, и еще на множестве разных предметов, которые подсовывали благодарные зрители Лене.
Более часа длилась эта автограф-сессия и Лена была весьма удивлена организованности и дисциплинированности почтенной публики, выстроившейся в очередь за получением автографа от неё – русской певицы Елены Некрасовой.
Сама Лена весьма скептически относилась к культу автографа, однако прекрасно понимала, что если есть люди, которые хотят получить автограф знаменитости, значит им это важно и необходимо. И совершенно прав администратор филармонии, что публике в этом случае надо подыграть.
Когда был подписан последний автограф и выслушана последняя хвалебная фраза от седовласой пожилой немки, Лена обратилась к администратору:
– Das ist alles? Ich bin frei?1
– Ja, naturlich, danke, dass Sie mir zugehort haben.2
– Wo sind meine…3, – Лена хотела спросить, мол, где её платья, но не могла вспомнить слово «платье» по-немецки.
– Keine Sorge, deine Kleider liegen im Auto am Eingang4 , – администратор сделал жест рукой, предлагая Лене пройти с ним.
Они вышли из филармонии, и в глаза Лене бросился большой чёрный «Мерседес».
Администратор раскрыл перед Леной дверь и она, поблагодарив, села на переднее сидение. Бросив беглый взгляд на внутреннюю роскошную отделку салона, Лена вспомнила крылатую фразу Остапа Бендера из знаменитого романа Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» о том, что автомобиль не роскошь, а лишь средство передвижения. «Ничего себе средство передвижения! Да это самая настоящая роскошь! Хотя всё таки излишняя…» – подумала Лена, и машина мягко тронула с места.
Через какую-то минуту они подъехали к отелю и Лена собралась забрать свои вещи, но водитель быстро сказав: «Nein, ich nehme es selbst mit, wohin du sagst»1, перекинул через левую руку все четыре зачехлённых платья, правой рукой взял большую сумку с туфлями и проводил Лену до самого номера.
Повесив свои платья в большой шкаф-купе, и положив туда же на нижнюю полку сумку с туфлями, Лена вновь ощутила не только всё более наваливающуюся на неё усталость, но и сильное чувство голода.
«Опять придётся немного отложить отдых» – с небольшим сожалением подумала Лена, и вышла из номера, направляясь к лифту. По пути в ресторан она позвонила маме, которая, несмотря на позднее время, сразу же ответила на звонок.
– Здравствуй, мамулечка!
– Здравствуй, Леночка! Ну, как прошёл концерт? – взволнованно спросила Маргарита Сергеевна.
Лена коротко рассказала о том, что всё прошло хорошо, ни слова не упомянув о громком триумфе и первой в её жизни автограф-сессии. Но пообещала значительно подробнее рассказать завтра вечером, когда прилетит в Москву.
Маргарита Сергеевна, уловив нотки сильной усталости в голосе Лены, прекрасно понимала, что сейчас дочери нужен элементарный отдых и не стала расспрашивать о каких-либо подробностях.
Поужинав, Лена поднялась в свой номер, разделась и плюхнулась в кровать. В сознании не осталось ни эмоций, ни желаний – лишь какая-то почти космическая пустота главенствовала над всем.
* * *
Вика, воспользовавшись крепким сном изрядно уставшей Лены, прошлась по номеру, подошла к окну, некоторое время постояла, глядя на ночной вид Берлина, открывавшийся из окна.
– Что ж? Вчера мы с Леночкой хорошо поработали. Теперь она проспит не менее 10 часов. И пусть. Ей, в отличие от меня, отдых нужен.
А я пока «сгоняю» в Москву и разузнаю продолжение истории с Олегом Бариновым. Хотя торопиться, в общем-то, некуда. Там сейчас ночь и все «действующие лица» спят. Ну-ка, сориентируюсь по времени. Здесь сейчас час ночи, значит, в Москве уже три часа. Да, действительно торопиться некуда. При желании можно даже не пользоваться моей способностью к перемещениям, а спокойно добраться на самолёте. Хотя нет: перемещаться мне всё-таки привычней.
В начале девятого утра Вика появилась в общежитии, в котором жили участники молодёжной программы Большого театра.
Их специально поселили в современном общежитии, чтобы создать для молодых певцов максимально возможный комфорт за смехотворную оплату. Кроме того, участников «молодёжки» так было удобнее при внезапной необходимости собрать всех вместе в любой момент.
Пользуясь давно открывшейся для неё возможностью быть невидимой, Вика решила сначала узнать, что говорят о происшествии с Бариновым участники «молодёжки».
Из обрывков фраз между уже проснувшимися участниками «молодёжки» Вика узнала, что в 9:00 у них будет собрание всей группы. Никакой иной вразумительной информации почерпнуть не удалось. Да это и не удивительно: певцы – яркие индивидуалы и в первую очередь думают только о себе, а не о происшествиях, случившихся с кем-то другим.
Вика невидимо проследовала через служебный вход камерной сцены Большого театра за девушками и юношами из «молодёжки».
Все собрались в небольшом репетиционном зале. Появился Николай Петрович.
– Здравствуйте! – сказал он, вставая так, чтоб видеть всех «молодёжников».
Все в курсе о происшествии с Бариновым, поэтому лишний раз пересказывать факты не буду.
Сейчас он находится на обследовании в психиатрической клинической больнице №1. Там, наверное, разберутся и с его поведением, и со странностями его памяти. Однако есть еще нечто такое, что отныне касается всех вас.
Мне с утра позвонили и сказали что анализ крови, взятый у Баринова в Берлине и аналогичный анализ, сделанный вчера поздно вечером в Москве, показывают приём Бариновым так называемого «Хайпа». Говорят, что этот наркотик весьма популярен среди молодёжи.
Так вот, в 10:00 сюда приедет врач с медсестрой и у всех вас, я подчёркиваю – у всех без исключения – возьмут анализ крови на наличие или отсутствие наркотиков. Тот, кто не сдаст анализ, сегодня же будет отчислен из молодежной группы, а тот, у кого найдут следы хоть какого-нибудь наркотика, будет отчислен завтра. Вопросы есть?
– А что с Бариновым?
– Он уже отчислен. Нам в театре еще только не хватало наркоманов и психов. А в связи с тем, что в этом печальном событии были задействованы Министерство иностранных дел и Министерство культуры, то певческая карьера Баринова может считаться оконченной. Еще есть вопросы?
– А вы не знаете, как прошёл сольный концерт Некрасовой? – спросил кто-то из девушек.
– Сам не видел – не до этого было мне, но в Министерстве культуры сказали, что концерт прошел с блистательным триумфом и «бисами». Еще какие вопросы? Никаких? Тогда сидим и ждём приезда медиков. – Николай Петрович внимательно посмотрел в лицо всем участникам группы и сказал, – судя по вашим спокойным лицам, переживать вам не о чем.
Но приказ из Министерства культуры вот, – Николай Петрович показал лист с печатью, – и отчитываться по нему придётся мне. Так что давайте без обид.
Вика, получив практически всю необходимую информацию, прямо из этого кабинета переместилась обратно в Берлинский отель «Grand Hyatt Berlin». Лена еще спала крепким сном.
* * *
Она просыпалась долго и весьма нехотя. Сквозь плотные шторы в номер Лены пробивался прекрасный солнечный день. Она включила свой смартфон и увидела цифры: 10:59.
«Ого, – подумала Лена, – ничего себе я проспала! Больше 10 часов! Впрочем, я заслужила вчера такой сон, да и торопиться совершенно некуда, а до вылета самолёта в 18:00 еще куча времени».
Она встала с кровати. Подошла к телевизору и включила его. Как раз начался выпуск новостей. После текущего блока политических событий, был показан короткий репортаж из Берлинской филармонии о прошедшем вчера с триумфом концерте певицы Елены Некрасовой.
Как обычно в таких случаях бывает, слова корреспондента перемежались с крохотными видео фрагментами самого концерта и оваций зрителей. В конце репортажа прозвучало объявление о том, что все, кто не смог лично присутствовать на этом концерте, могут его посмотреть по указанному адресу в Интернете.
Лена успела на пульте телевизора нажать кнопку стоп-кадра и скопировать в смартфон Интернет-адрес.
Потом она вошла по этому адресу и действительно нашла полную версию своего концерта. «Прекрасно, – обрадовалась Лена, – будет что показать и маме, и Владимиру Борисовичу». Сама же просматривать концерт не стала. Решила продолжить отдых без музыки, пения и просто погулять по улицам Берлина.
* * *
Самолёт рейсом до Москвы вылетел без задержки и без пятнадцати девять вечера приземлился в Шереметьево. Войдя в здание аэропорта, Лена позвонила маме и сообщила, что только что прилетела.
– Вот и хорошо, а я уже жду тебя на автостоянке, – ответила Маргарита Сергеевна, – сейчас пойду тебе навстречу и помогу с вещами.
Через несколько минут они встретились и радость этой встречи, казалось, была безграничной.
– Вот прямо не знаю, что со мной, – взволнованно сказала Маргарита Сергеевна. – Лишь неделю не виделись, хотя и по видео связи разговаривали, но я так соскучилась – сил просто нет!
– Мамулечка, милая моя, – ответила Лена, – я тоже ждала с нетерпением вот этой минуты. Ох, если бы ты знала, как мне приятно возвращаться домой! У меня столько впечатлений от этой поездки! Я тебе всё-всё расскажу. Но даже потом, когда, кажется, говорить уже будет не о чем, я буду ощущать рядом с собой твоё присутствие, и этого мне будет достаточно для полного счастья.
– Как же я тебя люблю! – сказала Маргарита Сергеевна и, крепко обняв Лену, поцеловала в щёчку.
– Мамулечка, ты опять плачешь?
– Это от радости, моя хорошая, – ответила Маргарита Сергеевна, – некоторые люди в старости становятся очень сентиментальными и я не исключение.
– Мамулечка, любимая моя, не говори больше о старости, ты самая молодая, самая лучшая мама в мире. Я это точно знаю!
– Ой! Захвалила ты меня совсем.
– Но это же на самом деле так! – не унималась Лена.
И две дамы – не очень молодая и очень молодая – обвешавшись чехлами с платьями и сумками, пошли к автостоянке.
7
Приобретённый опыт позволял Вике избегать острых ситуаций и конфликтов, неизбежных в мире высокой конкуренции вообще и в мире оперы в частности, где многие из более или менее известных певцов и певиц учились выживанию с помощью распускания сплетен и слухов о конкурентах, не гнушаясь мелких и крупных подлых поступков.
Пообещав однажды 12-летней Леночке стать её Ангелом-Хранителем, Вика была постоянно и неустанно готова отвести беду от своей подопечной.
Пока Лена была подростком, вставать на её защиту приходилось очень редко. Но когда у Лены началась певческая карьера, Вике всё чаще приходилось использовать свои Пять феноменальных способностей.
Самой Первой из них стала способность перемещаться в пространстве-времени со скоростью мысли. Если в самом начале своей астральной жизни Вика из невидимой людям энергетической сущности постепенно становилась всё более заметной, иногда шокируя окружающих её людей своим внезапным появлением, то потом, набравшись опыта и поднявшись на новые витки Спирали Совершенства смогла, наоборот, из видимого всем образа превращаться в «невидимку». И это была её Вторая феноменальная способность.
Третью способность – Гипноз – и Четвёртую способность – Реинкарнацию – Вика обнаружила практически одновременно во время своей самой первой реинкарнации в маленькую девочку из торгового центра.
Каким-то шестым чувством Вика осознала, что её новыми способностями не стоит разбрасываться налево и направо, поэтому гипноз использовала лишь для осуществления реинкарнации и в самых крайних случаях, когда ни другого выхода, ни времени для принятия иного решения не оставалось. Её гипноз без осечек действовал как на людей, так и на животных.
Пятая феноменальная способность Вики заключалась в использовании немыслимых даже для самых лучших спортсменов мира физических кондиций. Опять же только в исключительных случаях Вика вместо силы собственных, далеко не богатырского сложения мышц, использовала неограниченную энергию астрального мира.
Владея в разумных пределах этими пятью феноменальными способностями, Вика смутно стала догадываться, почему некоторые герои русских народных сказок и былин были наделены похожими качествами.
Вероятнее всего, эти сказочные персонажи на самом деле были реинкарнантами, подобными ей – Вике, которые удивляли окружающих их людей невиданной силой, волшебством или колдовскими чарами, за что и попали в историю, как персонажи сказок и былин.
«А что? – размышляла на досуге Вика, – реинкарнация и сказки – это же весьма интересная тема для какой-нибудь научной диссертации.
Впрочем, такая работа заранее обречена на неудачу. Никто же из учёного мира не поверит ни в реальное существование бабы Яги, ни в колдунов, ни в волшебников, ни в богатырей, сражавшихся с многоглавым Змеем Горынычем, ни в самого Горыныча.
Тем более, никто не поверит мне, если я начну в подробностях описывать и даже демонстрировать свои возможности, на подобие щуки из сказки «По щучьему веленью».
Собственно говоря, эта щука – типичный пример реинкарнации души в животное.
А все чудеса, описанные в этой сказке – элементарные вещи, доступные как мне, так и другим Реинкарнантам.
К сожалению, это только для меня всё так просто. А обычным людям и даже большим учёным, такие вещи объяснить не удастся.
Скорее всего, эта затея закончится банальной психушкой, как у одного моего знакомого по фамилии Неробеев.
Так что не буду я тратить свои силы впустую, а продолжу защищать и лелеять моё второе Я – Леночку Некрасову – для достижения нашей общей с ней мечты, даже если для этого понадобится задействовать все пять моих феноменов.
Если раньше я могла, при необходимости ненадолго покидать тело Лены лишь во время её сна, то, спустя десять земных лет, у меня появилась возможность, когда этого требовала ситуация, отделяться от моего второго Я, не вводя её в состояние сна. Лишь небольшое головокружение с потемнением в глазах могла ощутить Лена, когда я выходила из её тела и вновь возвращалась в него».
Вот так, неспешно рассуждая, Вика, не имея возможности перемещаться в будущее дальше достигнутого ею уровня на витках Спирали Совершенства, еще не знала, что очень скоро ей придётся задействовать все пять феноменов, чтобы и Лену уберечь, и певческую карьеру не угробить.
* * *
По громкой связи прошло сообщение, что до начала спектакля остаётся 5 минут. Внезапно в гримёрную к Елене Некрасовой зашел работник сцены и сказал, что её срочно хочет видеть тенор, с которым у нее вскоре после начала оперы большой дуэт.
Ничего не подозревающая Лена вышла из гримёрной комнаты и стала искать тенора. Ей сказали, что он уже за кулисами. Найдя его, Лена спросила, зачем, мол, он её искал. Тот лишь удивлённо вскинул брови и, окинув взглядом Лену, только спросил:
– Я не звал тебя… А ты в этих балетках собираешься выходить на сцену?
– Нет, я буду петь в туфлях, а чтоб ноги не уставали, так как петь сегодня придётся много, я собиралась одеть их перед самым выходом. – Сказав это, Лена пошла в гримёрную и уже, открывая дверь, услышала, как оркестр заиграл увертюру.
«Еще четыре минуты, пока звучит увертюра, у меня есть» – подумала Лена, взяв в руки туфли не на очень высоком каблуке. Потом она села на стул, сбросила тапочки-балетки и по очереди просунула ступни в туфли. Со сцены донеслась музыка заключительного раздела увертюры.
Лена быстро встала и вскрикнула от боли: что-то острое больно впилось в обе пятки. Она села на стул и, сбросив туфли, увидела, как на пол закапала кровь. Боль усиливалась. Лена подняла одну туфельку и увидела острие гвоздя торчащего из места, в котором каблук переходил в пятку. В дверь торопливо постучали и, не спрашивая разрешения, вошел взволнованный ассистент режиссёра:
– In 3 minutes you will sing, and you…1 – тут он обратил внимание на капли крови и окровавленные туфли. – Oh, my God! What is this? 2
Он поднял одну туфельку и снова ахнул: в каблуки снизу были не до конца вбиты гвозди таким образом, что своим остриём они не выходили во внутреннюю часть туфли, но стоило лишь встать, как под весом Лены гвозди вошли в каблуки полностью, и прокололи ей пятки.
– Что вы стоите? – превозмогая растущую боль, сказала Лена, – вытащите из каблуков эти дурацкие гвозди.
– Но… мне нечем это сделать? – растерялся ассистент.
– Вот держите, – Лена отдала ему обычные прямые ножницы, – у вас руки сильнее моих. Ассистент быстро сообразил. Усевшись на стул, он зажал туфлю между колен, обхватил головку гвоздя, не до конца сравнявшуюся с набойкой каблука, лезвиями ножниц и, покраснев от напряжения, с большим усилием вытащил один гвоздь. Спустя несколько секунд, он проделал такую же манипуляцию со вторым гвоздём.
Тем временем Лена, достав ватные диски, протёрла от крови свои пятки, затем щедро смочила их духами «Chanel №5» и, увидев, что ассистент уже протер её туфли своим носовым платком, быстро обулась и, превозмогая боль, прихрамывая, пошла на сцену.
Дуэт и следующую за ним большую арию Лена исполняла, так, словно не было никакого инцидента. После арии у нее была восьмиминутная пауза, которую она хотела использовать для повторной дезинфекции проколотых пяток. Но возле гримёрной комнаты её уже ожидал администратор театра, ассистент режиссёра и дежурный врач.
Продезинфицировав травмированные пятки Лены, врач предложил ей сделать обезболивающие уколы, но она, представив, что к двум проколам добавятся еще два, отказалась от предложения.
Остаток спектакля прошел с нарастающим успехом у зрителей и немного утихающей болью в пятках. Это, безусловно, радовало. Однако уже утро следующего дня показало, что радость была преждевременной. Наступать на пятки было очень больно. Врач, пришедший осмотреть Лену, принёс тюбик с мазью экстракта алоэ, которая имела обезболивающий эффект, но предупредил, что на полное заживление уйдёт не меньше недели.
С этого случая Вика предельно внимательно следила за окружением Лены во время непосредственной подготовки к спектаклям и старалась не упустить из виду никакие подозрительные действия возможных конкурентов.
* * *
Как-то раз Вике даже удалось «похулиганить», как в давным-давно прошедшее время первых её перемещений.
У Елены Некрасовой в гримёрной обычно находился миниатюрный электрический нагреватель, представляющий собой мягкий длинный чехол. В него можно было вставить пластиковую бутылку с минералкой без газа и установить необходимую температуру, которая поддерживалась столько времени, сколько было необходимо, в отличие от термосов, в которых о постоянстве температуры не могло быть и речи.
Елена на всю жизнь запомнила правило Владимира Борисовича Миркова о том, что безопасная температура для напетого голоса певицы – это 30 градусов, поэтому, увидев однажды такой подогреватель, Елена приобрела его и пользовалась постоянно.
* * *
Примечательный случай произошёл во время очередного исполнения россиниевской оперы «Золушка» в “Metropolitan Opera House”.
Во время потрясающего по своей красоте секстета, в котором принимают участие все главные персонажи, Вика, прекрасно зная, что Лена справится со своей партией в лучшем виде, невидимо встала в длинном коридоре, вдоль которого слева виднелись 22 двери, ведущие в гримёрные комнаты.
Внезапно в конце коридора появилась молодая женщина и быстрыми шагами подошла к гримёрной №7. «Интересно, – подумала Вика, – чего тебе понадобилось в гримёрке Некрасовой?»
Она вошла в гримёрку вслед за женщиной и увидела, как та достала из кармана брюк картонную упаковку с какими-то таблетками и, выдавив из блистера одну, подошла к гримёрному столу, на котором стоял электрический нагреватель с минералкой. Она расстегнула замок-молнию на чехле нагревателя, отвернула пластиковую крышку и бросила таблетку внутрь бутылки.
По всей вероятности таблетка была быстрорастворимой, потому что, упав на дно бутылки и быстро выпустив столбик мелких пузырьков, она исчезла из виду. Женщина, на миг задумавшись, выдавила еще одну таблетку и тоже бросила в бутылку.
Дождавшись окончания реакции растворения, женщина привела всё в первоначальный вид и собралась покинуть гримёрную комнату.
К своему ужасу она услышала звук сработавшего дверного замка. Безуспешно подёргав за ручку двери, женщина достала мобильный телефон и, попыталась дозвониться до кого-то.
Но тут началась какая-то чертовщина. Стул, подвигавшись сначала на полметра вправо, потом на полметра влево, поднялся в воздух и полетел прямо к женщине. Она в ужасе успела отпрыгнуть в сторону, и стул грохнулся у двери.
Потом по комнате стала летать верхняя одежда и большое махровое полотенце Елены Некрасовой, до этого спокойно висевшие на золоченых вешалках.
Женщина, с широко открытыми от ужаса глазами, потеряла дар речи и оперлась спиной к стене: к ней, громко топая о пол, направлялись женские туфли.
Внезапно негромко раздался хорошо поставленный женский голос:
– Кто ты? Как тебя зовут?
– М-марта я… меня з-зовут М-марта, – заикаясь, ответила женщина по-английски, но с заметным акцентом.
– Кто тебя сюда прислал, и что за таблетки ты бросила в бутылку?
– Я… это… меня прислала… заплатила большие деньги, – она замолчала.
– Говори, а то будет хуже! – так же негромко, но с нотками недвусмысленной угрозы прозвучал женский голос, после чего со стола поднялась круглая картонная коробочка с тальком и, подлетев близко к Марте, выпустила целое облако, опылившее до смерти перепуганную преступницу.
– Алиция… – прошептала дрожащая Марта.
– Ты хочешь сказать, что тебя наняла убить Некрасову Алиция Сушиньска?
– Да… – ответила та, – но не убить.
– А что же? – строго спросил невидимый голос.
– Там не яд… там сильное слабительное, – сквозь слёзы пролепетала Марта.
– И зачем это понадобилось Алиции?
– Она просчитала, что если Хелен Некрасова в антракте сделает несколько глотков из этой бутылки, то начало сильной диареи у неё должно совпасть с финальной сценой триумфа Чэнэрэнтолы.1
– Ах, ты ж мерзкая польская русофобка, – с негодованием воскликнул невидимый голос. – Ну, погоди! Сегодня ты у меня запоёшь! Нет, спеть, к сожалению, ты уже не успеешь… Значит, ты у меня запляшешь, да еще как!
Польская певица, не входящая в когорту лучших певиц мира, но сильно желавшая любой ценой туда попасть, исполняющая роль Клоринды в сегодняшнем спектакле, раньше была неоднократно замечена в нескрываемой неприязни к Елене Некрасовой, в лице которой выражала своё негативное отношение ко всему русскому – культуре, музыке, литературе. А теперь надумала еще устроить позор Некрасовой!
– Бери бутылку! – приказал Марте невидимый голос, – и бутылка сама себя расчехлив, взлетела со стола и оказалась перед лицом преступницы. – Пей! – та сделала два глотка и отстранила руку с бутылкой. – Нет уж! Пей всё! «Drink to the bottom, drink to the bottom, drink to the bottom!»1 – Пропел невидимый голос.
Марте не оставалось ничего иного, как допить остаток жидкости.
– А теперь иди в гримёрную Алиции, да поторапливайся. – Сработал дверной замок, дверь сама распахнулась и Марта быстрыми шагами направилась к гримерной №14.
– Теперь молча сиди здесь и жди, когда тебя выпустят, – сказал невидимый голос, и за Мартой закрылась дверь.
Спустя несколько минут, Марта почувствовала подозрительное бульканье и начавшиеся рези в животе. Она бесполезно подёргала ручку двери и стала метаться по комнате, лихорадочно ища глазами какую-нибудь подходящую ёмкость. Однако, как назло, ничего подходящего в гримёрной комнате Алиции Сушиньской не оказалось.
Вика в считанные мгновенья успела переместиться в театральный буфет, взять бутылку минералки и, вернувшись в гримёрную положить её в чехол-нагреватель.
Начался антракт. Елена Некрасова вошла в свою гримёрную комнату и подошла к столу. Расстегнув молнию на чехле электронагревателя, взяла бутылку с минералкой, но тут же поставила на место: бутылка показалась Елене слишком холодной. Она посмотрела внимательней и увидела, что электрический шнур, идущий от нагревателя, лежал на столе, а штепсельная вилка не была вставлена в розетку.
– Вот растяпа! – вслух отругала сама себя Елена, – забыла вставить вилку в розетку.
Ей не столько хотелось пить, сколько нужно было увлажнить пересохшее после приличной певческой нагрузки горло. Елена набрала в рот холодной воды из бутылки и, дождавшись, когда та нагреется, медленными глотками проглотила.
Только сейчас она обратила внимание, что её верхняя одежда, туфли, полотенце и другие вещи находятся не на своих местах. Левый угол гримёрной комнаты был обсыпан каким-то порошком, а круглая коробочка с тальком лежала на столе почти пустая.
Елена встала, и уже направилась было к двери, чтобы позвать администратора и пожаловаться на кем-то устроенный беспорядок в гримёрной. Но в этот момент услышала внутренний голос, противиться которому было решительно невозможно:
– Не волнуйся, никуда не ходи и не жалуйся. Виновники этого беспорядка будут наказаны.
Елена вернулась к столу и через несколько секунд в гримёрную вошли ассистенты-костюмеры с шикарным платьем для финального выхода. Ассистенты натренированными движениями помогли Елене переодеться.
Прозвонил второй звонок, и через динамик громкой связи послышалось приглашение к выходу на сцену.
Она повернулась у зеркала кругом, придирчиво осмотрев финальный наряд и, оставшись довольной, пошла к двери, которую перед ней заботливо открыла одна из ассистентов-костюмеров.
Перешагнув низенький порог из гримёрной в коридор, Елена увидела какую-то возню слева у гримёрной №14. Там о чём-то громко галдели театральные уборщицы, слышны были возгласы Алиции Сушиньской, прерывавшиеся громким женским рыданием, туда торопился с саквояжем дежурный врач, а по воздуху доносились запахи деревенского сортира, благоухающего в знойный летний день.
Елена уже было повернула вправо, но не успела сделать и пяти шагов к выходу на сцену, как вновь услышала внутренний голос:
– Максимально сосредоточься только на себе и своём пении, что бы ни происходило на сцене!
Когда она подошла к правой стороне сцены, большой мужской хор во фраках уже был выстроен в двух метрах от занавеса. Позади хора красовалась подвижная декорация, изображающая гигантский праздничный торт, на который в самом конце должна взойти по узкой лесенке, невидимой зрителям, вместе с принцем Рамиро она – Золушка Елена Некрасова.
С левой стороны сцены уже приготовились папаша дон Маньифико с дочерями Тисбеттой и только что подбежавшей к ним запыхавшейся Клориндой – Алицией Сушиньской.
Согласно либретто, в финале поёт лишь Золушка в сопровождение хора. Остальным действующим лицам великий Россини не дал спеть ни звука.
Публика, знающая содержание оперы, всегда ждёт финальное рондо Анжелины 1 , предвкушая услышать великолепие сложнейших колоратурных пассажей, поэтому всё внимание обращает на исполнительницу…
На следующий день авторитетнейшее издание «The New York Times» выпустило рецензию на этот спектакль, в которой, в частности, говорилось:
«Опера «Cenerentola» – всемирно известная комическая опера великого Россини и это известно любому, даже начинающему любителю оперы. Но комизм, который пришлось увидеть зрителям вчера, превзошёл все мыслимые ожидания, оставив ряд вопросов к режиссёру-постановщику.
Игра оркестра и пение хористов были безупречными. Исполнители главных партий завораживали своим виртуозным мастерством, а зрители были на седьмом небе от счастья вновь видеть лучшую исполнительницу партии Анжелины последнего десятилетия Хелен Некрасову.
Но, как нам кажется, в финале режиссёр-постановщик заставил исполнительницу партии Клоринды Алицию Сушиньску быть слишком экстравагантной, явно переигрывая статическую бессловесную роль в финале.
Сначала она сильно споткнулась не понятно о что при выходе на середину сцены в сопровождении дона Маньифико и Тисби, чуть не уронив их, вызвав тем самым смех у зрителей. Потом её пышная шляпа трижды сползала на лицо и Алиция тщетно пыталась выйти из этого неловкого положения.
В следующей мизансцене, когда принц Рамиро жестом показывал семейству дона Маньифико уступить дорогу Анжелине, Алиция, зацепившись своим длинным белым шарфом за декорацию торта, повалилась навзничь и, прихватив за собой дона Маньифико, вместе с ним громко грохнулась на пол, вызвав бурю смеха пополам с негодованием зрителей.
Но самое смешное произошло при выходе на поклоны, когда с Алиции, совершившей красивый реверанс, внезапно упало её платье, и она предстала пред уважаемой публикой в нижнем белье. Как ни пыталась Алиция прикрываться упавшим платьем, но даже зрители последних рядов на балконе 4-го яруса увидели её панталоны в цветочках!»
8
45-летний французский оперный режиссёр-постановщих Анри Бланкар, известный не только своим талантом создавать осовремененные трактовки классических опер, о чём с поразительной регулярностью трезвонили средства массовой информации, но и талантом давать молодым певицам возможность выступать в самых престижных постановках, предварительно проведя время в его спальне, сидел за столом своего домашнего кабинета.
Бордовый тяжёлый халат, накинутый на голое тело, зажатая губами, дымящаяся кубинская сигара, широкий рабочий стол, уставленный дорогими фарфоровыми миниатюрными статуэтками на оперную тематику, бокал, на треть наполненный французским коньяком показывали зажиточность этого весьма симпатичного мужчины, находящегося в расцвете физических и творческих сил. На стенах рабочего кабинета висели картины современных французских художников, которые лет через сто после своей смерти, возможно, будут признаны выдающимися.
Анри Бланкар, попивая коньяк, и пуская кольца сигарного дыма, пристально всматривался в черты молодой красивой женщины на большом мониторе компьютера.
«Такой красотке непременно нужен успех, – думал Бланкар, – именно за этим она и приехала в Париж после годичного перерыва в своей карьере. Где-то писали, что у неё что-то случилось в семье, из-за чего начались проблемы с голосом и она больше года не показывалась на оперных сценах. Что ж? Парижская «Opera Garnier» в моём лице может стать тебе хорошим трамплином для продолжения твоей блистательной карьеры… А может и не стать, – криво улыбнулся Бланкар».
Будучи весьма пунктуальным и расчётливым человеком, Анри Бланкар никогда не торопился. Будучи хорошим шахматистом, он старался в жизни, словно в шахматах, продумывать наперёд свои действия таким образом, чтоб не попадать в цейтнот и непременно добиваться поставленной цели.
«Сегодня в полдень состоится сбор временной труппы для постановки «Травиаты». Состав подбирается неслабый. Только на партию Виолетты Валери три певицы приехали, на партию Альфреда два шикарных тенора и два баритона на партию Жоржа Жермона, да и все остальные партии продублированы неплохими солистами мирового уровня. Представляю, как они будут друг перед другом стараться, чтобы попасть в премьерный состав, хотя через день запланировано исполнение вторым составом… Но у них же у всех амбиции – им всем подавай красную дорожку и зелёный свет…»
* * *
Елена Некрасова вышла из «Мальт- Астотеля» и махнула таксисту, который тут же подъехал.
– Opera Garnier,1 – сказала она таксисту и машина резво тронулась с места. Ехали недолго.
– Je vous en pris 2, – сказал таксист, останавливая машину.
– Combien dois je payer? 3, – спросила Елена.
– 15 euros, – ответил таксист. Елена расплатилась и вышла. Справа возвышалось всем своим архитектурным великолепием здание некогда главного оперного театра Европы.
«Как хорошо, – подумала Елена, что 19-й век давно ушёл в историю. А ведь тогда, какой бы ты ни была певицей – известной или очень известной в своей стране, но если ты не получила признание Парижа, то не могла считать себя европейской знаменитостью. Какое счастье, что мировое признание у меня уже есть, точнее было и покрылось пыльцой забвения. Нужно лишь стряхнуть, да погромче эту пыльцу, а “Гран-Опера” для этого очень хороший вариант”.
Она преодолела 10 ступеней и, пройдя широкую площадку перед арочными порталами, вошла в хорошо знакомый вестибюль, который каждый раз восхищал её своей фантастической роскошью.
Широкая центральная лестница через 21 ступеньку заканчивалась небольшой площадкой, с которой на второй этаж расходились вправо и влево две более узкие лестницы из 19 ступенек каждая. Если посмотреть на эти лестницы со стороны, то они сильно напоминали латинскую букву Y.
Елена всегда являлась на все назначенные мероприятия с запасом в 10-15 минут. Правилу, выработанному с детства “Лучше подождать 10 минут, чем опоздать на полминуты”, она не изменяла никогда.
Коридоры и входы в партер Елена могла бы найти с закрытыми глазами. Сколько раз она пела в этом красивейшем театре, срывая аплодисменты и овации! Но всё это было до вынужденной паузы.
“Театральная публика не желает помнить твои былые триумфы, – размышляла Елена, двигаясь по коридору к одному из входов в партер, – ей подавай здесь и сейчас всю себя на блюдечке с золотой каёмочкой. Сможешь это сделать – тебя тут же превознесут на самые верха, а нет – не жди пощады! Вмиг растопчут и позабудут как тебя звать… Вон конкуренция какая… Надо же режиссёру-постановщику, как его там – Анри Бланкару – пригласить на партию Виолетты трёх солисток мирового уровня!
Впрочем, чему удивляться? В опере одни умеют петь, другие умеют играть на музыкальных инструментах, третьи умеют танцевать. А режиссёр-постановщик, как часто шутят артисты в кулуарах, ничего не умеет, зато страстно жаждет мировой славы и добивается её за счёт артистов. Скоро этих режиссёров будет больше, чем певцов…”
Елена вошла в пустой и тёмный зрительный зал. Лишь на сцене тускло горел дежурный свет. Она достала из своей сумочки старенький смартфон и, стукнув, как обычно, 2 раза пальцем по экрану увидела цифры: 11: 46.
* * *
Анри Бланкар вошёл в небольшую комнату, находящуюся в непосредственной близости от сцены.
Здесь среди множества больших и маленьких мониторов, каких-то пультов с фейдерами, кнопками и ручками уже находились два работника сцены.
– Привет, ребята! – сказал Анри, – вы можете включить видеокамеры наблюдения за зрительным залом?
– Один момент, – сказал один из работников и сделал несколько щелчков на соответствующем пульте.
– Скоро в зал будут входить певцы и певицы, приглашенные для “Травиаты”. Мне интересно, кто из этой троицы придёт первой, кто второй и кто третьей, – Анри Бланкар положил перед работниками сцены три фотографии, и вышел из комнаты.
Он пошел по служебной лестнице в свой театральный кабинет на третьем этаже и по пути размышлял: “Два солиста на одну партию – это обычное дело, которое всегда более-менее спокойно можно решить во время репетиционного процесса. Но когда на одну партию трое – это, как правило, скандал и нервотрёпка. Мне, конечно, лестно, что за право участвовать в моих режиссёрских премьерах уже дважды доходило до драк между уважаемыми оперными примадоннами. Но, впрочем, если таскание друг дружки за волосы считается дракой, то со стороны это выглядело не очень эффектно. И всё же факт остаётся фактом.”
Анри Бланкар открыл ключом дверь своего кабинета, подошел к столу и взял подмышку большой планшет с диагональю 24 дюйма, который обычно используют пианисты-концертмейстеры для своей работы.
Планшет был в состоянии воспроизводить попарно нотные страницы в натуральную величину с очень высокой чёткостью, а листать страницы можно было с помощью лёгкого прикосновения пальца. И хоть техника эта была далеко не новая, но пользовалась у музыкантов любовью и большим спросом из-за своего удобства сохранять в памяти и быстро находить сотни произведений.
Анри вышел в коридор, закрыл за собой дверь на ключ и, продолжая держать подмышкой планшет, направился в обратный путь на сцену.
“А идея мне нравится, – размышлял Анри, – проследить, в каком порядке появятся претендентки на партию Виолетты. По крайней мере, если не сразу, то в ходе первых репетиций можно будет придраться к третьей по счёту певице и, сказав ей “До свидания”, продолжить работу с оставшимися двумя. И, конечно же, дать предпочтение той, которая явится первой. Раз ты пришла первой на сбор труппы, значит, у тебя действительно есть желание петь в этой постановке. А если ты пришла третьей, то, видимо, тебе не очень важно не только участие в спектакле, но и то, что о тебе подумает оперная труппа в целом, и режиссёр, то есть, я в частности”.
– Ну, как дела? – спросил Анри, входя в комнату к работникам сцены.
– Пока пришла только одна дама. Сразу видно, что это не случайная прохожая, а именно певица. Вот сам посмотри, – работник показал рукой на монитор. В седьмом ряду с края, едва освещенная тусклым светом со сцены, сидела молодая женщина.
– Дай чуть больше света на сцену, – попросил Анри.
Послышалось несколько лёгких щелчков, и сцена осветилась значительно ярче. Теперь Анри без сомнения узнал, сидящую в зале Елену Некрасову.
– Так-так-так, – оживился Анри, – кажется, что-то начинает проясняться.
Через минуту в зале стали по одному появляться приглашённые певцы и певицы, а за ними потянулись небольшими группами артисты хора, который исполняет важную роль в первом действии оперы.
Анри Бланкар, сидя вместе с работниками сцены, продолжал по монитору наблюдать за входящими артистами. Вот вошла вторая претендентка на роль Виолетты – немолодая, довольно известная немецкая певица Эмма Шеффер, и села на свободное место в первом ряду.
Тем временем поток входящих почти иссяк. Анри посмотрел на большие электронные часы, закреплённые на стене, высвечивающие зелёными цифрами 11:59, не спеша, встал и, дождавшись смены цифр на 12:00, вышел из служебной комнаты и направился в зрительный зал.
Анри вышел на правый край сцены и, пройдя по довольно узкому проходу мимо оркестровой ямы, спустился в зал, встал посередине между первым рядом и барьером оркестровой ямы.
– Здравствуйте, уважаемые дамы и господа! Меня зовут Анри Бланкар, а для тех, кто не в курсе, я – режиссёр-постановщик, с которым вам придётся работать в ближайшие 4 недели.
В это время громко хлопнула боковая входная дверь и в зал, споткнувшись непонятно обо что, не вошла, а шумно ввалилась дама лет 30. Все, сидящие в зале, непроизвольно устремили свои взгляды на неё.
– Извините… простите за опоздание… так уж получилось, еще раз извините… вот не успела, простите пожалуйста, – как струя из крана летела извиняющаяся тирада опоздавшей дамы и, казалось, что этому потоку слов не будет конца .
Анри Бланкар заметно покраснел и был похож на вулкан, в котором раздражение от нескончаемых слов и возмущение оттого, что его перебили в самом начале приветственной речи, готовы были привести к мощному взрыву.
Потом он и сам удивился тому, что смог большим усилием воли сдержать свой гнев и не очень громко сказать лишь две короткие фразы:
– Мадам, все, кто хотели принять участие в нашей встрече, уже здесь. А вас я прошу покинуть театр.
В зале послышался лёгкий гул голосов, исходящий главным образом из хора, который в полном составе из 80 человек занимал 5 рядов кресел в зрительном зале.
Опоздавшая певица, ощущая на себе пристальные взгляды сидящих в зале артистов, и испытывая от этого еще больший позор, развернулась и вышла.
«Вот и хорошо, – подумал Бланкар, – из трёх претенденток одна выбыла» – и вслух продолжил:
– Так вот, дамы и господа. Видит бог, я не хотел начинать наше 4-недельное сотрудничество с того, что сейчас скажу, но, как вы понимаете, меня только что вынудили обстоятельства.
Каждому из вас был разослан график репетиций. Я сам никогда не опаздываю и другим не позволяю. Если кого-то это правило не устраивает, можете прямо сейчас покинуть этот зал. Помните, что незаменимых людей не бывает не только среди хористов, но и среди солистов. Итак, даю одну минуту на размышления.
По истечении минуты из зала никто не вышел.
– Что ж? Воспринимаю ваше молчание в качестве согласия. Будем считать торжественную часть оконченной.
Сейчас 12:10. прошу быть на сцене в 13:00 исполнителей партий Виолетты, Альфреда, Жоржа Жермона, концертмейстеров и хор. А вас, мадам Некрасова, прошу подойти ко мне.
Артисты встали и начали движение кто на сцену, кто в коридор. Елена подошла к Анри и взглянула ему в глаза. Он, увидев сногсшибательные глаза Елены, сначала отвёл в сторону свои глаза, но тут же почувствовал, как что-то заставило его замереть и смотреть прямо в глаза Елены.
– Приятно познакомиться, – сказал Анри, как заворожённый, не отрывая своих глаз от глаз Елены.
– Взаимно, – ответила Елена.
– Как странно. Что мы раньше с вами не встречались.
– Действительно, странно, – ответила Елена, – ведь я здесь неоднократно пела и в «Золушке», и в «Любовном напитке», и в «Севильском цирюльнике»…
– А я в это время, видимо, был где-то далеко и занимался своими постановками, – сказал Анри, невольно понимая, что влюбился в Елену с первого взгляда и всерьёз. Сколько женщин было у него до сегодняшнего дня – даже вспомнить трудно, но чтоб испытывать такой прилив чувств к женщине, которую вот так близко увидел впервые – такого у него еще не было.
Нет, конечно, он видел фото и видео Елены Некрасовой раньше, но действительность затмила все предыдущие впечатления.
Однако привычки, наработанные годами, никуда не исчезли. Вот и сейчас Анри загадал: если Елена ответит положительно на его предложение встретиться вечером, то премьеру будет петь она. Если же нет, то… Анри даже не хотел продолжать мысль, прекрасно понимая, что влюбился в эту красавицу, как мальчишка.
– Да, – сказала Елена, – чем более известными мы становимся, тем меньше принадлежим себе. Но мы же с вами понимаем, для чего всё это делали?
– Вы, безусловно, правы, – сказал Анри, – а как вы смотрите на то, чтобы провести сегодняшний вечер в уютном ресторане с видом на Эйфелеву башню?
– Отрицательно, – сказала Елена, и Анри от удивления резко вскинул брови, – мне больше нравится ресторан «Жюль Верн» на самой башне, – закончила мысль она.
– О! У вас, оказывается, оригинальный изысканный вкус, – воскликнул Анри, одновременно вспомнив свою патологическую акрофобию 1, – а вам не страшно будет на высоте 125 метров над землёй?
– Всего 125? Нет, конечно! Мне лишь немного было страшно, когда мы с мамой прыгали с парашютом с высоты 4 000 метров.
– У вас очень смелая мама! – воскликнул Анри, и вы ей под стать!
– Мама умерла почти год тому назад, – грустно вздохнула Елена, – а с того памятного прыжка с парашютом прошло и того больше – 18 лет.
– Простите, не хотел причинить вам боль столь грустными воспоминаниями.
– Ничего страшного, – ответила Елена, – так как на счет «Жюль Верна»?
– О, мадам! – воскликнул Анри.
– Пардон, месье, я – мадемуазель, – поправила Елена.
– Простите, – еще громче воскликнул Анри, – вы меня еще больше удивили. Скажите, где вы остановились?
– В «Мальт – Астотеле», – сказала Елена.
– Я заеду за вами в 20:00, хорошо?
– Хорошо, – ответила Елена.
– Тогда до встречи на первой спевке на этой сцене через полчаса.
* * *
Елена только собралась пройти за сцену в любую свободную гримёрку, чтобы распеть свой голос, как почувствовала на себе пронзительный взгляд. У неё на пути стояла известная немецкая певица Эмма Шеффер и прямо поедала глазами Елену.
– Что, позабытая русская певичка? Успела перехватить нужного человечка? – Со злой иронией спросила Эмма на английском языке с сильным немецким акцентом.
Елена, услыхав столь неприкрытую неприязнь, не растерялась и постаралась максимально спокойно и беззаботно ответить:
– Представляешь? Успела! Может, еще и потому, что далеко не все 42-летние бабушки нравятся мужчинам. А некоторые, – тут она недвусмысленно посмотрела на Эмму, – так и совсем не нравятся!
В отличие от Эммы, которая выглядела на все 50 лет, и на самом деле два месяца тому назад стала бабушкой, Елена в свои 36, выглядела максимум на 25.
– Junges russisches Schwein1 , – прошептала Эмма, – откажись от партии Виолетты или уступи её мне.
– Nein, Alte deutsche Schlampe 2 , – тебе не Виолетту петь, а возле вонючего туалета кричать «Занято!». И на этом «Adieu!» 3, – с милой улыбкой сказала Елена и пошла своей дорогой.
– Ну, посмотрим. Кто из нас будет кричать… – услышала вдогонку Елена.
* * *
Вика решила остаток дня провести параллельно с Леной. Небезосновательно предчувствуя угрозу от Эммы Шеффер, Вика понимала, что, не находясь в теле Лены, у неё будет значительно больше возможности для действий и контрдействий.
Обладая на данный момент возможностями, о которых даже не подозревала на начальном этапе своего восхождения по виткам Спирали Совершенства, Вика чувствовала себя совершенно спокойно и уверенно в любой ситуации. Однако не о себе она сейчас беспокоилась, а о Лене, у которой уже был горький опыт общения с соперницами и завистницами.
Хорошо еще, что значительная часть брошенных в адрес Лены угроз оказались лишь словами, сотрясавшими воздух. Однако были и такие угрозы, против которых приходилось активно действовать, чтобы свести усилия недоброжелателей если не к нулю, то уж точно к минимуму.
Если разобраться по-человечески, то Эмме не меньше Елены жизненно необходима партия Виолетты, так как славы и денег много не бывает. Обе певицы были способны взорвать оперный мир, блеснув выступлением в премьере «Травиаты» через
4 недели. Но у Елены было преимущество не только в возрасте. Она была младше Эммы почти на 6 лет, но внешне выглядела и того моложе – лет на 25, что не могло не сказаться на более выигрышном восприятии зрителями партии Виолетты.
Однако, если взглянуть на ситуацию с другой стороны, то Эмма могла бы как-нибудь по-другому начать разговор с Еленой, без оскорблений и угроз. Язык дипломатии еще никто не отменял.
Но Вика с детства помнила два высказывания своего любимого папы:
– Никогда не начинай драку первой, – гласило первое папино высказывание, а второе было полушутливым стишком:
Против лома нет приёма?
Вика, есть такой приём!
Чтоб не пострадать от лома –
Надо взять такой же лом!
Помня этот стишок, Вика вложила в уста воспитанной и весьма сдержанной в подобных случаях Елены серию ответных грубых слов в адрес Эммы, которая, по всей вероятности, не ожидала такого отпора.
А еще Вика никогда не забывала той 12-летней Леночки Васильевой, для которой слово «Нет!», сказанное в чей-то адрес, уже можно было считать героическим поступком. Лене значительно проще было справиться с обидами, нанесёнными ей кем-то, зарывшись лицом в подушку и проплакавшись, чем открыто протестовать.
Вика прекрасно понимала, что с этой чертой характера больших успехов Лене достичь будет нереально, поэтому при возникающей необходимости, она брала инициативу на себя и постепенно учила своё второе Я приёмам защиты собственного достоинства.
* * *
В 19:57 Анри Бланкар, подъезжая к входу «Мальт–Астотеля», увидел Елену Некрасову, одетую в элегантный светло-коричневый брючный костюм, подчёркивающий достоинства её прекрасной стройной фигуры.
– О, прекрасная Елена, – воскликнул Анри, выходя из своего электрокара «Тесла» премиум-класса, и открывая пассажирскую дверь, – моя скромная карета к вашим услугам.
Елена легко, словно девчонка, сбежала по лестнице и села на переднее сидение электрокара.
Анри закрыл за Еленой дверь, сел за руль и, нажав на нём какую-то клавишу, сказал:
– Тэсси, составь маршрут.
– Куда едем? – спросил приятный женский голос.
– В ресторан «Жюль Верн» – ответил Анри.
– Маршрут построен. Поехали?
– Поехали, – ответил Анри.
Электрокар плавно тронулся и, быстро набирая скорость, поехал по вечерним улицам Парижа. Елена с удивлением увидела, что Анри даже не держит руки на руле. Анри, перехватив взгляд Елены, сказал:
– Не удивляйтесь и не беспокойтесь. Машину ведёт бортовой компьютер, но при желании или необходимости я могу взять управление на себя.
– Такую машину, наверное, легко угнать? – сказала Елена, – сказал: «Тэсси составь маршрут» и готово!
– Наоборот, – возразил Анри, – Угнать эту машину практически невозможно. Водитель каждый раз проходит двойную идентификацию.
Сначала я должен приложить вот в эти выемки свои указательный, средний и безымянный пальцы. Компьютер отсканирует с них отпечатки и, если они совпадут с заложенными в его память, он включит вон ту зелёную лампочку, а видеокамера отсканирует сетчатку моего правого глаза. Только при совпадении этих данных электрокар станет послушней самой умной в мире собаки.
Внезапно электрокар включил экстренное торможение и остановился. Анри и Елена увидели, что впереди дорогу им перекрыл черный минивэн, из которого вышли четыре вооруженные пистолетами человека с детскими масками медведей на лицах.
Окружив электрокар, они открыли двери, и один из них сказал, обращаясь к Анри:
– Вы нас не интересуете. Нам нужна Елена Некрасова. Сейчас она пересядет в наш минивэн, и мы спокойно уедем. А вы отправляйтесь ко всем чертям.
– Мадемуазель, вашу ручку! – сказал другой человек Елене.
– Я никуда с вами не поеду, – воскликнула Елена и тут же почувствовала как сильная, пахнущая табачным дымом рука закрыла ей рот.
– Мадемуазель, не заставляйте меня делать вам больно. А ну, быстро пошла! – рявкнул бандит, и Елена почувствовала, как её грубо схватили за воротник пиджака и чуть не вынесли на тротуар.
– Оставь мою женщину, – крикнул Бланкар, выскакивая из электрокара и отталкивая стоящего рядом с ним бандита. Второй бандит замахнулся, чтобы ударить Анри, но тот, увернувшись, нанёс бандиту встречный удар в живот, заставив бандита согнуться пополам. Бланкар в два движения оказался возле бандита, удерживающего Елену, и нанёс тому короткий удар в челюсть, но в этот момент один из бандитов оказался у Бланкара за спиной и ударил его по затылку рукоятью пистолета.
Анри потерял сознание и мог бы сильно удариться об асфальт, но его поддержал один из бандитов, не дав упасть. В следующее мгновение двое бандитов подхватили безжизненное тело Бланкара и поволокли к минивэну.
Елена почувствовала, как та же сильная рука схватила её сзади за шею и подтолкнула в направлении минивэна, садясь в который, она краем глаза успела заметить, как один из бандитов захлопнул дверь электрокара, оставив тот стоять у тротуара.
Окна минивэна были сильно тонированы. Впрочем, если бы вместо них были обычные стёкла, Елена всё равно не смогла бы запомнить маршрут, по которому они ехали: она очень плохо знала Париж.
Ехали довольно долго, петляя по каким-то узким средневековым улочкам. Наконец, остановились у подъезда какого-то старинного здания. Один из бандитов похлопал по щекам Анри, приводя его в чувство. Открыв глаза, и издав негромкий стон, Анри попытался ударить бандита, но, на сей раз, ему это не удалось.
– Свяжите ему руки, – приказал один из бандитов. Двое других завалили лицом вниз Анри и, заведя его руки за спину, связали их обычным брючным ремнём.
– Вот и хорошо, а теперь осмотреться по сторонам и вперёд!
Елена, выйдя из минивэна, успела заметить безлюдную улицу, мощеную квадратной гранитной плиткой, но названия этой улицы, к сожалению, видно не было.
Войдя в тускло освещенный подъезд, вся группа стала спускаться по довольно узкой, длинной и местами выщербленной лестнице вниз.
Открылась металлическая дверь, из-за которой Елену опахнуло запахом подвала и сырости. Вошли внутрь и оказались в большом подвальном помещении с высоким потолком и каменными, сырыми стенами, никогда не видевшими краски.
Щелкнул выключатель, и взору Елены предстала малоприятная картина. Вдоль стен стояли деревянные лавки сделанные из толстых досок. Ближе к середине стояла тяжёлая деревянная конструкция, напоминающая какой-то станок, назначение которого Елена пока не успела понять. С железных крюков, торчащих с потолка, свисали толстые капроновые верёвки, заканчивающиеся короткими, но широкими ремнями с пряжками.
– Чего вам от нас надо? – раздался голос Анри Бланкара.
– От тебя – ничего. Мы тебе сразу об этом сказали, а ты на нас в драку! Так бы сидел сейчас в своём кабинете и попивал коньячок.
– А что вам надо от меня? – с тревогой спросила Елена. И тут откуда-то из тёмного угла послышался хорошо поставленный женский голос.
– А я тебе сегодня сказала, что от тебя требуется! – Елена узнала голос Эммы Шеффер. – Последний раз тебя спрашиваю: откажешься от партии Виолетты?
– Но почему я это должна делать?
– Ты молодая, красивая, у тебя всё еще может наладиться и без этой премьеры, а для меня она, возможно, последний шанс остаться в высшем обществе мировой оперы.
– Но мне тоже необходимо вернуться в это высшее общество после годичного перерыва. И почему бы тебе сразу не подойти ко мне и по-человечески не поговорить? Вместо этого ты набросилась на меня с грязной руганью.
– Ты тоже не молчала, – со злостью ответила Эмма.
– Но, заметь не я начала всю эту суматоху! – начала волноваться Елена.
– Значит, по-хорошему у нас не получается, так? – угрожающе спросила Эмма.
– Видимо, так, – ответила Елена.
– Тогда раздевайся!
– Что? Зачем?! Ты что, совсем с ума сошла на старости?!
– Ах ты, сучка русская! Ты снова посмела назвать меня старухой?! Эй, медвежата, – обратилась Эмма к бандитам, – разденьте её.
– С удовольствием, – воскликнул один из бандитов и с еще одним напарником схватили Елену за руки.
– Не трогайте Елену, – воскликнул Анри, и в другом конце комнаты началась недолгая потасовка с глухими ударами по телу.
– Привяжите его, чтоб не мешал, да суньте ему в рот что-нибудь, чтоб молчал, а мы с Еленой поговорим немного. Неправда ли? – Эмма больно сжала нижнюю челюсть Елены большим и указательным пальцами.
– Сама разденешься или тебе помочь?
– Ты мне за всё ответишь, – с трудом выдавив слова, сказала Елена, почувствовав, как сильным рывком стоящий позади бандит свёл её локти за спиной, а второй бандит расстегнул на ней брюки, которые тут же свалились на пол.
– Какой прекрасный вид снизу, – с издёвкой сказал один из бандитов и обратился к двум другим, которые уже успели крепко связать Анри и плотоядно пялились на обнаженные ноги Елены, – ребята, а вам интересно, каким будет вид с верху?
– Еще бы! Такую красоту не каждый день видим!
– Ну, хватит зубоскалить! – прикрикнула Эмма Шеффер, – эта красота не про ваши медвежьи рожи. А вы еще долго собираетесь возле неё так стоять? – спросила она у бандитов, таращившихся на полуобнажённую Елену, – или эрекция затмила вашу медвежью память?
Бандитам хватило несколько секунд, чтоб оставить Елену в образе Венеры со знаменитой картины Сандро Боттичелли.
– Ганс! – крикнула Эмма куда-то назад. Елена только сейчас, когда глаза хорошо привыкли к полумраку, увидела в дальнем тёмном углу дверь в какое-то другое помещение. – Можешь приступать, а вы, медвежата, помогите ему.
– Да я, собственно говоря, уже 5 минут тому назад начал, – ответил Ганс. – Неплохая прелюдия может получиться, главное – всё естественно.
Бандиты стали помогать какому-то полному мужчине выносить штативы с различными лампами и электрическими шнурами.
– Ну что, красотка? Холодно стоять босыми ногами на сыром полу? Подожди, сейчас тебе будет жарко!
– Что ты хочешь сделать? – в ужасе спросила Елена, тщетно пытаясь прикрыть руками свою наготу.
– Сейчас мы будем снимать фотосессию в стиле БДСМ и небольшой видео ролик с групповым сексом. В главной роли будет русская певица Елена Некрасова!
А Ганса я пригласила потому, что это один из лучших фотографов немецкой порно-индустрии. После того, как его высококачественные фотографии разлетятся по Интернету, твоя карьера моментально закончится. Ни один театр не рискнёт пригласить грязную порно-шлюху даже на роль, типа «Кушать подано».
– Я не хочу в этом участвовать… – не на шутку перепугалась Елена, – я не буду ничего такого делать!
– А вот это ты видела? – Со злым смешком спросила Эмма, подходя к стене и снимая с крючка кожаную плётку. – Когда мои медвежата подвесят тебя за руки вон к тому крюку на потолке и пройдутся раз 50 по твоему красивому телу этой плёткой – ты сама станешь их умолять, чтоб они делали с тобой всё, что захотят. А они такие изобретательные! Да еще по полу будешь ползать, умоляя меня о прощении за свои слова.
Тем временем штативы были расставлены в разных местах, щелкнули выключатели и яркий свет, от которого сразу стало тепло, заполнил все помещение.
– Медвежата, вот вы двое. Как настроение?
– Настроение на без пяти двенадцать, – радостно ответили два бандита, оставаясь в медвежьих масках.
– Ну, так раздевайтесь, чего медлить? Ганс, у тебя всё готово?
– Да, фрау Эмма!
– Сначала сними небольшой видеофрагмент. Зрителям будет интересно не только увидеть реальную «клубничку», но и услышать визг и крики плачущей русской певички.
Бандиты в считанные секунды обнажились и, не спеша, направились к Елене.
9
Вика стояла у дверей «Мальт-Астотеля» и наблюдала за Еленой Некрасовой, стоящей снаружи в ожидание Анри Бланкара.
Она ничем внешне не отличалась от людей в вестибюле отеля. Вика интуитивно чувствовала какое-то пока непонятное нарастающее напряжение. Она понимала, что это напряжение связано с опасностью для жизни Лены, но пока не могла определить ни степень этой опасности, ни место, откуда она могла исходить.
«Душа может свободно совершать перемещения как вниз по виткам Спирали Совершенства, так и вверх» – говорил когда-то мой ангел Хранитель, – размышляла Вика. «Но вверх возможно подняться только до достигнутого ранее уровня на витках Спирали Совершенства». Говоря проще, я легко и многократно совершала перемещения в прошлое, но переместиться в будущее невозможно. А жаль. Сейчас эта способность мне бы очень пригодилась.
Вика увидела подъехавший к «Мальт – Астотелю» электрокар и вышедшего из него Анри Бланкара. Вот к нему, сбежав по ступенькам, подошла Лена Некрасова. Вика не слышала их разговора, но по их лицам поняла, что эта встреча для них взаимно приятная.
«Что ж? Попробую проследить за ними – подумала Вика. – Такой электрокар спутать с другими автомобилями невозможно».
Она проследила взглядом за электрокаром Бланкара и когда тот, проехав метров 300, показал правый поворот, мгновенно переместилась в точку поворота и вновь внимательно следила за передвижением электрокара.
Вика всей сущностью ощущала, как нарастает чувство опасности для Лены. И вот она случилась! Электрокар Анри Бланкара был подрезан черным минивэном.
Вика видела все быстро происходящие события, но не предпринимала никаких действий.
Разделаться с бандитами в медвежьих масках, напавшими на Анри и Елену, Вика могла в два счёта. Но бандиты были вооружены, а это означало, что в любой момент кто-нибудь из них мог выстрелить и убить или ранить Елену или Анри.
Поняв, что это не ограбление с целью наживы, Вика решила не торопить события. Догадываясь, что в данном случае бандиты выполняют чьё-то указание, и в данный момент смертельная угроза для жизни Лены и Анри минимальная, Вика решила проверить свои предположения и узнать заказчика этого покушения. Ведь не зря же у Елены состоялась малоприятная стычка с Эммой Шеффер.
Вика, перемещаясь за чёрным минивэном, легко проследила маршрут его движения до самой улицы Кремьё, 22.
Сделавшись невидимой, и, спустившись в подвал за бандитами и пленниками, Вика увидела заказчицу похищения Эмму Шеффер и, узнав её замыслы, мгновенно переместилась в «Opera Garnier».
Вика прекрасно понимала, что действовать только силой в данной ситуации нельзя. Нужно было срочно искать выход из ситуации по принципу «Чтоб и волки были сыты, и овцы целы».
По крайней мере, нужно было делать всё таким образом, чтоб ни Елена Некрасова, ни Анри Бланкар, ни Эмма Шеффер физически сильно не пострадали. Несколько ссадин и синяков уже полученных Анри от бандитов, в расчёты Вики не входили.
Ворвавшись в кабинет директора театра, Вика, воспользовавшись могучим и хорошо отработанным приёмом телепатии, в считанные мгновения объяснила ему, в какой смертельной опасности находятся режиссёр-постановщик Анри Бланкар и оперная певица Елена Некрасова, которую похитили бандиты, нанятые Эммой Шеффер.
Директор, находясь под телепатическим влиянием Вики, немедленно связался с Национальной Жандармерией быстрого реагирования, а Вика торопливо вышла из кабинета.
Только сейчас директор осознал, что забыл спросить у юной красавицы, кто она. Впрочем, это было для него в данный момент не самым важным. Он в первую очередь испугался за репутацию театра и за вполне вероятный срыв широко разрекламированной премьеры «Травиаты».
Через три минуты две оперативные группы мчались с разных сторон к улице Кремьё, 22.
Вика прекрасно понимала, что оперативным группам понадобится минут 10, чтоб доехать до указанного дома. Но за это время с Еленой может случиться непоправимое. На размышление и расчёты времени не было совсем. И Вика начала действовать.
Появившись в подвале, ярко освещенном постановочным светом, Вика быстро подошла к смертельно перепуганной Лене и, как обычно, пристально взглянув прямо в её зрачки, стала Еленой Некрасовой.
Два бандита, направлявшихся к Елене, на которых из одежды были только маски медвежат, уже предвкушали интересную забаву с обнажённой красавицей.
Вдруг они увидели неизвестно откуда появившуюся здесь девушку, которую даже разглядеть не успели, потому что она промелькнула мимо них и будто прошла сквозь красивое тело Некрасовой, растворившись в нём.
– Ты это видел? – спросил один из бандитов.
– Да, но я не понял, кто это и куда она испарилась.
– Мальчики, а чего вы растерялись, – вдруг спросила Некрасова совершенно спокойным тоном, в котором от растерянности и смертельного испуга, казалось, не осталось и следа.
– Действительно, чего стоим? – крикнула Эмма.
– Да твои медвежата сильны только тогда, когда у них в руках пистолеты, – с издёвкой сказала Некрасова, обращаясь к Эмме. – Ну, идите ко мне, медвежата недоделанные, – Елена протянула свои руки навстречу бандитам, – возьмите даму за ручки.
Бандиты взялись за руки Елены и тут же, взвыв от боли, встали перед ней на колени. Елена сжимала своей левой ладонью ладонь одного бандита, а правой ладонь второго бандита, от чего те корчились и стонали.
– Мальчики, вы уже не хотите сделать мне ничего плохого? – спросила Некрасова.
– Отпусти руку, сука! – простонал один из бандитов.
– Да, пожалуйста, – ответила Елена, – а это тебе за суку, – в следующее мгновение послышался отчетливый хруст сломанных костей в кисти и отчаянный вопль бандита, катающегося по полу и медленно отползающего к стене. – А ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила Елена второго, заметив боковым зрением, что к ней идут два оставшихся бандита.
– Нет, то есть, отпусти… пожалуйста…– прохрипел тот.
– А ну, стоять на месте, – крикнула Елена бандитам, пытавшимся подойти к ней с двух сторон, и резким движением развернула стоящего перед ней на коленях второго бандита и, обхватив его голову своими руками, крикнула, – еще шаг и я сверну ему шею.
Бандиты остановились, не зная, что делать.
– Чего остановились, – крикнула Эмма, – вы мужики или такие же тряпки, как эти двое? Быстро свяжите её и подвесьте за руки на крюк.
– Вы что? Плохо слышали? – каким то монотонным голосом сказала Елена, глядя прямо на бандитов и отталкивая от себя бандита, чью голову только что сжимала своими ладонями, – слушаем только меня и не отвлекаемся, вам понятно? – бандиты закивали головами, – вот ты, – обратилась Елена к одному из бандитов,– повтори фразу, которую только что сказала Эмма.
– Быстро свяжите её и подвесьте за руки на крюк, – медленно, как в полусне повторил бандит.
– А ты слышал приказ? – спросила Елена второго бандита, – тот утвердительно закивал головой.
– А теперь повернитесь в обратную сторону, – бандиты послушно повернулись, – выполняйте, что вам приказано.
Бандиты быстро подошли к Эмме и, схватив её, упирающуюся ногами в пол, поволокли мимо Елены к свисающим с потолка веревкам с широкими ремнями. В считанные секунды наработанными движениями, которыми они по всей вероятности нередко пользовались, бандиты застегнули ремни на запястьях Эммы и натянули верёвку так, что Эмма стояла с высоко поднятыми руками, не имея возможности сделать и шагу.
– А теперь снимайте с себя брючные ремни, – приказала Елена стоящим возле Эммы бандитам. – Теперь ты, – Елена ткнула пальцем в грудь бандита, – свяжи ему руки за спиной и усади к стене.
Бандит послушно выполнил приказание.
– Теперь сядь у стены рядом с этими инвалидами, – велела Елена бандиту, – сейчас я сосчитаю до трёх. На счёт «три» ты уснёшь и проснёшься только тогда, когда я скажу «одиннадцать».
Бандит сел, опершись спиной к стене, закрыл глаза и уснул.
– А ты, лучший порнограф, всё еще снимаешь? – спросила Елена Ганса, который стоял у штатива с видеокамерой, боясь пошевелиться. – И тебя не смущает, что я стою перед тобой совершенно голая? – тот пролепетал что-то нечленораздельное, – Останови съёмку! – приказала Елена, – достань флешку из камеры… так хорошо… отдай её мне, – Ганс протянул Елене флешку и тут издалека послышались звуки полицейских сирен. – Забудь про эту флешку! – сказала Елена Гансу и, подняв свою одежду, стала быстро одеваться.
Вскоре послышался топот по лестнице и в подвал вошли жандармы из группы быстрого реагирования.
– Ого, сколько вас тут! – Воскликнул старший офицер группы, – Встаём, медленно выходим наверх и садимся в спецфургон, а вы, мадам Шеффер, вы, мадемуазель Некрасова и вы, месье Бланкар проходите в полицейский минивэн. Все начали выходить под присмотром жандармов, только один из бандитов продолжал сидеть у стены.
– А тебе что? Особое приглашение дать? – обратился офицер к бандиту.
– Одиннадцать, – громко сказала Елена, бандит очнулся и, направляемый жандармом, пошёл к выходу.
* * *
Дав показания в одном из кабинетов Национальной Жандармерии, Елена сильно облегчила работу следователю и ускорила ход следствия, предоставив флешку из видеокамеры Ганса.
Она испытывала сильное смущение при мысли о том, что на видео, совершенно посторонние мужчины из Национальной Жандармерии, смогли во всех подробностях рассмотреть её обнажённое тело. Но Лена прекрасно осознавала, что из двух бед в данном случае она выбрала меньшую.
Ни Елена, ни Анри не знали, что в адрес руководства Национальной Жандармерии из Администрации президента Франции и Генерального секретариата министерства культуры поступила настоятельная просьба о неразглашении подробностей расследования этого дела.
Елена, как всегда, говорила только правду и чётко отвечала на вопросы следователя. Однако у него возникло несколько крупных сомнений по поводу показаний Елены и того, что он увидел на видео, снятом Гансом.
– Скажите, мадемуазель Елена, как вам удалось скрутить двух здоровенных бандитов, которые, судя по видео, должны физически значительно превосходить вас? Не затруднит ли вас показать мне свои руки?
– Пожалуйста, – сказала Елена и протянула свои красивые ладони с длинными музыкальными пальцами следователю.
– И как в этих нежных руках может находиться такая недюжинная сила?
– Вам пожать руку? – с улыбкой спросила Елена.
– Нет-нет, благодарю, – вспомнив фрагмент видео, ответил следователь. – Но это невероятно, такого не может быть!
– А такое может быть? – спросила Елена, очаровательно улыбнувшись, после чего она встала и подошла к столу следователя, на котором стояла невысокая металлическая лампа с абажуром, напоминающая большой гриб. Она взяла эту лампу в ладонь и сжала несколько раз, превратив лампу в кучку измятого металла.
– А как вам понравится такое? – Елена взяла стул, положила его на стол следователя, потом взялась за нижний конец ножки большим и указательным пальцами и на вытянутой руке подняла стул. – Вам еще нужны доказательства?
– Пожалуй, нет. – Только и смог ответить, ошарашенный увиденным, следователь. – Скажите, а ваши устные приказы, которые беспрекословно исполняли бандиты, это...
– Гипноз, – ответила Елена, – но, к сожалению, это качество у меня проявляется только в экстремальных ситуациях, когда я чувствую смертельную угрозу.
– А как давно вы заметили у себя это качество? – спросил следователь.
– В двенадцатилетнем возрасте, но какое это имеет отношение к данному делу?
– В принципе, никакого, – ответил следователь, – просто профессиональный интерес. Ну, и тогда последний вопрос: скажите, пожалуйста, почему обладая гипнозом и такими редкими физическими способностями, вы сразу не скрутили бандитов и их главаря Эмму Шеффер?
– Очень просто. Когда на нас с Анри на улице напали бандиты, я еще не знала наверняка, кому нужно меня похищать, поэтому решила немного подождать, когда всё прояснится.
– Прекрасно. Только вот есть небольшая неувязочка во всей этой истории.
– Какая?
– Как вам удалось сообщить в полицию?
– А я и не сообщала, – уверенным тоном ответила Елена, – это сделала одна из моих юных поклонниц, с которой мы разговаривали в холле отеля, перед моей встречей с Анри Бланкаром.
Именно ей удалось проследить за минивэном бандитов, а потом сообщить об этом директору «Гран Опера».
– А почему именно ему она решила сообщить?
– Видимо, потому, что он влиятельный и очень известный человек, словам которого, безусловно, поверят высокие полицейские начальники, а она – всего лишь юная поклонница моего творчества, и пока к её словам прислушались бы, пока начали действовать, мы бы с вами сегодня здесь не разговаривали. Согласитесь.
– Соглашаюсь.
– Неплохо бы еще узнать имя и фамилию этой моей поклонницы, чтобы хорошенько поблагодарить, вы мне не поможете?
– Вы знаете, у нас и без этого работы невпроворот, – занервничал следователь, – а поиском людей занимается другое ведомство Национальной жандармерии. Вам лучше обратиться туда. А у меня к вам вопросов больше нет.
– Значит, я могу быть свободна?
– Да-да, конечно, вот только подпишу ваш пропуск, – сказал следователь.
– Прощайте, – сказала Елена и легко коснулась своей туфелькой боковины тяжёлого стола, за которым сидел следователь. Стол с грохотом отъехал к боковой стене кабинета, как будто столкнулся с грузовиком.
Лена вышла в коридор и увидела сидящего на скамейке Анри Бланкара. Тот вскочил и быстро пошёл навстречу Елене, слегка прихрамывая.
– Дорогая Елена, вас тоже отпустили?
– Да, вопросов ко мне больше нет, – ответила Елена.
– Меня тоже отпустили, – сказал Анри, – благодаря вашим смелым действиям и особенно флешке, которую вы отобрали у фотографа, следствию не пришлось долго искать виновных и пострадавших. И всё же я испытываю огромную неловкость оттого, что не смог вас защитить… мне стыдно, и я не боюсь вам в этом признаться…
– Что вы, Анри, я же видела, как вы, словно лев, бросились меня защищать и там, на улице, и потом в подвале. Так что, как говорят у нас в России, не берите дурное в голову, а тяжёлое в руки.
– Елена… вы – невероятная женщина! – искренне восхитился Анри, – что я могу сделать для вас?
– Отвезите, пожалуйста, меня в отель. Я устала и хочу спать. Ах да! Вспомнила! Ведь ваш электрокар остался без присмотра на какой-то улице…
– С ним ничего не случится, – ответил Анри, – но я могу на такси проводить вас до самого отеля или…
– Или, что? – спросила Елена.
– Или пригласить вас к себе домой. Поверьте, у меня вам будет не хуже, чем в отеле. – Он настолько искренне посмотрел в глаза Елене, что та, не раздумывая, ответила:
– Тогда поехали к вам.
10
Вика, понимая, что Лене в апартаментах Анри ничего не угрожает, решила на время оставить их вдвоём.
Искренний, как казалось Вике, а не похотливый интерес Анри к Лене и её готовность отвечать искренностью ему, всё это могло быть началом большого счастья, вмешиваться в которое, на сей раз, Вика не хотела.
Впервые за 36 лет своей жизни Лена имела шанс испытать счастье семейной жизни, которое не успела испытать она.
Поэтому Вика не хотела вмешиваться в естественный ход событий и решила в эти дни быть отдельно от Лены, чтобы потом посмотреть, как будет развиваться ситуация.
В следующие три дня Вика совершила ряд интересных перемещений в места, куда раньше не заносила её фантазия.
Первым перемещением был город Кейптаун. Вика постояла на площадке маяка Кейп Пойнт и удивлялась человеческой условности.
Если, стоя на маяке, провести взгляд слева направо, то увидишь бескрайний океан, если провести взгляд, наоборот, справа налево, то увидишь тот же бескрайний океан – никакой разницы, казалось бы, но…
Слева находится Индийский океан, а справа Атлантический, хотя ни цветом, ни солёностью они не отличаются. Просто кто-то решил, что граница между океанами проходит здесь.
Спустившись к воде океана, не зная точно какого, Вика потрогала босой ногой воду и отдёрнула её. Вода была холодной, градусов 18 не более. Чуть позже она узнала, что температура воды в этих местах редко достигает 21 градуса.
Второе перемещение ей захотелось сделать в качестве сравнения ощущений, и она перенеслась на архипелаг Огненная земля, где в течение двух часов «прыгала» по большим, маленьким и совсем крохотным островам, с лёгкостью проделывая путешествие, на которое обычному путешественнику потребовалась бы неделя, если не больше.
Природная красота этих мест была восхитительной, к тому же еще и погода благоприятствовала, что бывает здесь нечасто. Но крайний Юг не был щедрым на тепло, а Вике вдруг захотелось именно тепла и чистой лазурной воды.
И она отправилась в третье перемещение за один день. На сей раз, это была Шри-Ланка с её шикарными, не заваленными телами отдыхающих, пляжами и тёплая вода круглогодичного лета.
Вика не стала перемещаться в бежевую бесконечность астрального мира, чтобы не потерять счет часам и дням.
На второй день она побывала на трибунах Уимблдонского теннисного турнира в Лондоне, посмотрела в буквальном смысле слова сногсшибательную игру между хоккейными клубами “Бостон Брюинз” и “Монреаль Канадиенс” в канадском городе Монреаль и успела с разных точек понаблюдать за тренировкой швейцарских прыгунов с трамплина в австрийском высокогорном местечке Штамсе.
На третий день Вика переместилась в португальский Назаре, и несколько часов смотрела на огромные по 20 и более метров волны, разбивающиеся у подножия маяка «Farol da Nazarе» в форте Святого Михаила Архангела и на бесстрашных серфингистов, пытающихся «оседлать» эти грохочущие горы воды, разбивающиеся до состояния пены и водяного тумана. Снующие в безопасных, но всё равно рискованных местах смельчаки на гидроциклах помогали серфингистам с доставкой на волну и на берег.
Здесь время не шло и не бежало. Оно летело. А так как до Парижа отсюда было всего «два лаптя по карте», как когда-то говорил Викин папа, то вечером Вика была в «Гран опере» на вечерней спевке ансамблей солистов.
Это была обычная репетиция, во время которой певцы и певицы на сцене выполняли указания режиссёра-постановщика, находящегося в зале.
По окончанию репетиции Вика решила невидимо проследовать за Еленой. Как она и предполагала, за три прошедших дня отношения между Еленой и Анри превратились в настоящую романтическую феерию.
После театральной репетиции Елена вышла из театра и, не спеша, пошла пешком по тротуару. Она не прошла и 250 метров, как возле неё остановился электрокар Бланкара, открылась передняя дверь, Елена села в машину и они поехали.
Поужинав в каком-то ресторане Бланкар и Некрасова вновь сели в электрокар и, набирая скорость, помчались на предельно разрешённой скорости, легко маневрируя по улицам вечернего Парижа, не нарушая ни одного правила дорожного движения.
Вика робко догадывалась, куда могут направляться двое влюблённых, и решила за ними проследить, хотя каким-то шестым чувством понимала, что не надо бы этого делать. Это уже позднее она догадалась, что никакого шестого чувства не было, а всего лишь была подсказка её прекрасного Ангела-Хранителя, пытавшегося в очередной раз отвести от неё неприятные эмоции.
Она невидимо последовала вслед за Леной и Анри в его апартаменты на 4 этаже старинного элитарного дома. И только лишь успела закрыться за ними входная дверь, как они бросились в жаркие объятья, осыпая друг друга поцелуями, и успевая шептать нежные слова, одновременно расстёгивая, друг на друге одежду. Пока они добрались до роскошной спальни Анри, от их одежды не осталось и следа.
Вика не стала заходить в спальню, из которой громко доносились звуки пылкой страсти и высшего наслаждения.
Она переместилась на берег Сены рядом с Мостом Искусств, взошла на мост и, дойдя до середины, остановилась, опершись руками в железный парапет.
Вика направила задумчивый взгляд в сторону острого мыса острова Сите, от которого влево до набережной Лувр и вправо до набережной Конти раскинул свои могучие крылья каменный арочный мост Неф.
– Зачем я проследила за ними? – думала Вика, – совершенно не трудно было догадаться, что между ними могут возникнуть более чем романтические отношения. Так и произошло…
Отчего мне сейчас так не по себе? Что за необъяснимое чувство сейчас владеет мной? Я никогда раньше не испытывала ничего подобного… Впрочем, торопиться некуда… Становиться Еленой Некрасовой мне сейчас совершенно не хочется. Нужно проанализировать ход событий в мельчайших деталях и сделать правильные выводы. Ах, если бы еще твёрдо знать, что они действительно будут правильными…
Итак, что я имею? У меня есть мой двойник, с которым я живу почти четверть века. Мы живём жизнью друг друга и помогаем всем, что есть в наших возможностях. Ошибочно думать, что Лена лишь выполняет мои указания. Я только контролирую и корректирую её поступки. Благодаря Елене, я иду к осуществлению мечты всей своей короткой жизни.
Да, мне было суждено прожить лишь 18 земных лет, но моя начавшаяся карьера оперной певицы могла быть вполне успешной.
Неблагодарное дело, говорить о том, что могло бы произойти, но не произошло, поэтому на опыте Лены я не только смогу узнать, кем бы я стала, но и сделать всё необходимое, чтобы наши с Леной мечты осуществились.
Сколько раз мне приходилось вмешиваться в её жизнь, отводя полностью, или сводя до минимума различного рода неприятности…
Возможно, мне не следовало так плотно опекать её? Тогда практически невозможно просчитать, в какие истории и неприятности она могла бы попасть!
Я не отпускала от себя Лену надолго, но в последние годы это всё чаще происходило в оперных спектаклях, когда она пела на сцене без меня. Зачем я это делала? Да затем, чтоб не подавлять полностью её сущность, её стремления и желания.
Я помню своё чувство, чем-то похожее на моё нынешнее, в тот момент, когда мне удалось влюбить друг в друга Леночку Васильеву и Маргариту Некрасову. Видя, как крепнет их любовь, я безмерно радовалась и… Да-да! Ревновала Лену к Маргарите, а Маргариту к Лене. Ведь у них была настоящая искренняя любовь! А я, которая всё это подготовила и создала, вынуждена была фактически довольствоваться ролью наблюдателя со стороны.
Было ли мне это неприятно? Нет… Точно, нет! Я понимала, что всё подготовленное мной на тот момент – всего лишь начало большой и интересной жизни.
Да, я многие годы – фактически до начала карьеры у Лены – продолжала своё существование рядом с ней, отфильтровывая прочь, и, не обращая внимания, на какие-то свои мелкие обиды.
Мне, как ракете-носителю, нужно было вывести на высокую околоземную орбиту мою подопечную и в её лице стать той, кем я не стала в своей земной жизни. И у нас получилось!
Так почему же мне сейчас так противно вспоминать то, что я видела полчаса тому назад. Снова ревность? Или обида? Или то и другое вместе? И возможно ли это назвать предательством Лены по отношению ко мне?
Но ведь меня же никто не заставлял отпускать «в свободное плаванье» моё второе Я именно в момент наибольшей вероятности её сближения с Анри Бланкаром.
И на что я надеялась? Что Лена останется в её 36 лет целомудренной 12-летней девочкой и будет дальше подчиняться моим указаниям?
Но ведь она взрослая женщина, а Бланкар стал её первым в физиологическом смысле мужчиной! Да, многие в Париже знают его любвеобильность и не исключено, что их с Леной романтические отношения не будут вечными.
Но пусть уж будет так, как того хочет Лена. А я пока буду где-то рядом: на улице, в театре, на репетиции, на премьере, в конце концов, но только не в их спальне.
Никогда в юношеские годы не интересовалась фильмами с «клубничкой», в отличие от многих своих сверстников и сверстниц, не хочу смотреть их и сейчас, особенно в исполнении моего второго Я.
Да! Теперь я точно знаю своё чувство. Нет! Не чувство, а состояние! Имя ему – Ревность!
11
Четыре недели бурно и стремительно развивающихся романтических отношений, клятв в любви, репетиций и блистательной премьеры неожиданно закончились.
Волна восторженных рецензий Интернет-изданий набирала обороты.
Оперный агент Елены помог заключить выгодные контракты на ближайшие полгода с минимальными перерывами в 2-3 дня в новом гастрольном туре.
Список оперных партий впечатлял:
Нью-Йорк, партия Церлины в опере «Дон Жуан» В. А. Моцарта;
Лондон, партия Чио-Чио-сан в опере «Мадам Баттерфляй» Дж. Пуччини;
Вена, партия Розины в опере «Севильский цирюльник» Дж. Россини;
Амстердам, партия Памины в опере «Волшебная флейта» В. А. Моцарта;
Дубай, партия Мюзеты в опере «Богема» Дж. Пуччини;
Сидней, партия Джильды в опере «Риголетто» Дж. Верди.
Особой трудности в этом гастрольном туре Елена не должна была испытывать, так как все партии были ею хорошо наработаны ранее.
Трудность была в другом: как прожить почти месяц без любимого Анри?
Елена отдавала себе отчёт в том, что за 4 недели, прожитых вместе с Анри, её чувства к нему безудержно росли. Поначалу появились даже робкие мысли о замужестве, но начавшийся гастрольный тур и продолжение карьеры оперной певицы не предполагали значительной паузы для проведения свадебных мероприятий.
Елена с сожалением думала о том, что в ближайшие полгода, а возможно, и значительно дольше, в случае появления новых контрактов, ей придётся разрываться между любимой работой и любимым человеком.
Сидя в сверхзвуковом пассажирском самолёте, взявшем курс на Нью-Йорк, Елена с нежностью и счастливой улыбкой вспоминала прошедшую бессонную ночь прощания с Анри, ночь, полную любовной страсти, от которой ноющая тяжесть внизу живота еще не утихла.
Елена попросила стюардессу не будить её до самой посадки и уснула крепким сном.
Прилетев в Нью-Йорк, она успела подняться в свою 5-комнатную квартиру на 34 этаже, принять душ, переодеться и появиться в «Metropolitan Opera» в 18:00.
Она каждый день созванивалась с Анри по видеосвязи. Они рассказывали друг другу последние новости.
Однако через неделю Елена стала замечать, что Анри стал сокращать длительность их видео разговоров, ссылаясь на различные деловые встречи и переговоры.
Еще через неделю она недвусмысленно почувствовала более прохладный тон в его голосе, а их разговоры стали еще короче.
За три дня до Нью-Йоркской премьеры «Дон Жуана» Елена взяла «певческую паузу» и улетела в Париж, чтобы вечером следующего дня вернуться обратно в Нью-Йорк.
Вечерний Париж уже зажёг уличные фонари, когда возле элитарного дома, в котором жил Анри, затормозило такси.
Елена расплатилась с водителем, быстро поднялась на 4-й этаж и встала у двери перед видео камерой, считывающей данные о сетчатке глаза. Дверь, как это бывало ранее, не открылась.
Елена слегка удивилась и нажала кнопку электрического звонка, издавшего мягкий, но хорошо слышимый звук.
Из-за двери послышалось шарканье шагов – так обычно ходит в своих домашних тапочках Анри.
– Кто там? – послышался, как показалось Елене, настороженный голос Анри.
– Это я – Елена.
– Какая Елена? – с недоуменным интонацией прозвучал голос Анри.
– Анри, милый, что за шутки? Открывай… – Елене показалось, что за дверью происходит какой-то диалог шёпотом. Внутри у Елены начала нарастать тревога.
В конце концов, дверь открылась и на пороге в своём тяжёлом бордовом халате и тапочках на босых ногах, преграждая Елене путь в апартаменты, стоял весьма растерянный Анри.
– Дорогая… привет… ты ничего не сообщила… – сбивчиво бормотал Анри, – я не ждал твоего возвращения так рано.
– Ты разрешишь мне войти, или мы вот так и будем стоять, как чужие?
– Ну… я даже не знаю, – начал что-то мямлить Анри. Елена, догадавшись о причине такого поведения своего любимого человека, прошла внутрь, слегка отодвинув Анри своей левой рукой, и прямиком направилась в спальню.
– Елена, не ходи туда! – послышался вдогонку голос Анри, но она уже толкнула дверь и увидела, что под одеялом на широкой кровати, на которой она с Анри признавались в любви друг другу в порыве бурных страстей, кто-то прячется, укрывшись с головой.
Она резким движением сдёрнула одеяло и увидела молодую красивую девушку, полное отсутствие одежды на которой недвусмысленно намекало на цель её нахождения здесь.
– Елена, я тебе сейчас всё объясню, – пробормотал Анри.
– Спасибо, не надо, – холодно ответила Елена, – не волнуйся, ни драки, ни истерики, ни скандала не будет. Я только заберу свои вещи, которые оставила у тебя.
Она забрала несколько своих сувенирных безделушек, побросав их в пластиковый пакет, и, не поворачивая головы в сторону Анри, лишь бросила короткое:
– Прощай.
Анри, словно парализованный, стоял посреди спальни, обернувшись спиной к новой любовнице, провожая глазами уходящую Елену, не сказав ни слова.
Елена, понимая, что сейчас не самое подходящее время для выхода эмоций, вышла на улицу, поймала такси и поехала обратно в аэропорт. Узнав, что ближайший рейс на Нью-Йорк только через четыре часа, она переоформила билет и села в зале ожидания.
Она из всех сил пыталась взять себя в руки и сдерживать свои эмоции, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание со стороны других пассажиров. Но слёзы лились в два ручья, и их нужно было просто выплакать.
Впервые в своей жизни Елена испытала настоящее предательство. И от кого? От человека, которого считала любимым! Человека, который осыпал её такими словами, комплиментами и чувствами, которых ей до этого не приходилось познать. Она поверила ему! И что теперь?
Мысль о премьере, которая должна состояться уже через два дня, вернула Елену к действительности. Слёзы, даже молчаливые, не благоприятствовали состоянию голоса, а он нужен был ей сейчас в полном блеске.
Вернувшись в Нью-Йорк, Елена сосредоточилась только на подготовке к предстоящей премьере. Клавир оперы «Дон Жуан» всё время находился под рукой, несмотря на то, что вся партия уже была хорошо отрепетирована.
* * *
– Ну что? – размышляла Вика. – Кажется, Лена в полной мере испытала все «прелести» большой искренней любви.
Правда, спуская себя со всех мыслимых и немыслимых тормозов, она прекрасно понимала, что в их с Анри отношениях может быть и другая сторона. Но, находясь в состоянии любовной эйфории, Лена не желала думать о плохом, хотя где-то в глубине души её глодал червь сомнения. Ведь она знала, что Анри – еще тот бабник, но, как и многие женщины до неё, считала, что уж с ней-то он изменится и всё у них будет в порядке.
И всё же хорошо, что я не стала вмешиваться в эту ситуацию.
Лена сама скоро осознает все положительные и отрицательные стороны своего любовного опыта и впредь будет более разборчивой с выбором партнёров.
Стоп!
С каким выбором?
Каких партнёров?
Где гарантия, что её искренностью и пылкостью не воспользуется кто-нибудь еще, подобный Анри?
Еще хорошо, что их отношения закончились без последствий в виде беременности Елены!
Всё-таки, получается, что Анри не такой уж гадкий альфа-самец. По крайней мере, ничего не известно, чтоб у него были дети от его огромного количества любовниц. Иначе мог бы разориться на алиментах.
Значит, мне вновь придётся брать инициативу на себя и вернуть Лену в профессию без лишнего разбрасывания сил на любовные похождения.
Впрочем, ей и самой после предательства Анри не скоро придёт в голову заводить новый любовный роман. А я уж постараюсь оградить её от разных неприятностей подобного рода.
Что же получается?
Я забыла невольное предательство Елены по отношению ко мне?
Я простила её?
Да! Да и еще раз да!
Ну, и пусть, что совсем недавно она смогла испытать то, что я так и не испытала.
Всё равно Лена еще не устала от пения, её манят огни рампы, гастроли, красивые театры и волшебство аплодисментов. Именно в этом она видит суть своей жизни. Я тоже еще не напелась и не устала от аплодисментов.
А как же моя ревность? Тут всё просто: не будет поводов – не будет и ревности. Значит, оставляем вместе с Леной недавний сладкий опыт с горьким привкусом, и продолжаем жить, вопреки всем невзгодам, занимаясь пением и гастролями.
* * *
Прошло полгода. Елена шла по набережной Сиднея. Два дня тому назад с крупным успехом в Сиднейской опере прошла постановка оперы «Риголетто», в которой Елена с блеском исполнила партию Джильды.
Впереди был трехнедельный перерыв в гастрольном туре, и лишь 20 января нужно было появиться в Зальцбурге и спеть партию Фьордилиджи в опере В. А. Моцарта «Cosi fan tutte». («Так поступают все женщины»)
А сегодня, 31 декабря, Елена решила задержаться в Сиднее, чтобы увидеть красочную встречу Нового года.
Если раньше, когда в гастролях появлялись перерывы хотя бы в 3-4 дня, Елена из любой точки земного шара стремилась в Москву, чтоб увидеться с мамой, Владимиром Борисовичем и Антониной Златиславовной, то сегодня ей никуда не нужно было торопиться. Никто из самых близких людей её уже не ждал, и при упоминании этого факта лишь невольно начинало щемить где-то внутри.
Ехать в прекрасный дом, в котором она прожила 25 лет и куда устремлялась при малейшей возможности, почему-то не хотелось. Да, там всё так же было в идеальном порядке, но входить в дом, зная, что не встретишь самую лучшую на свете женщину – маму Маргариту Сергеевну – было очень грустно.
Поэтому Елена решила, что на эти зимние каникулы в Москву не поедет.
Часы показывали 23:35.
На набережной Сиднея собрались сотни тысяч людей, предвкушавших традиционную встречу нового года по-сиднейски.
Несмотря на ночь, было около 20 градусов тепла. Отовсюду звучала громкая и самая разнообразная музыка.
На мосту Харбор-Бридж профессиональные акробаты и танцоры показывали красочное шоу. В глазах рябило от пёстрых одежд ярких нарядов жителей и гостей города. Это был своеобразный Новогодний карнавал.
Вдруг послышался отсчет: десять, девять, восемь… Это неисчислимо-многотысячная, разноликая и ярко костюмированная толпа начала отсчёт последних секунд уходящего старого года.
– Три, два, один – раздалась такая канонада, что на её фоне летний гром показался бы хлопком новогодней хлопушки и затерялся где-нибудь между взорвавшими ночное небо разноцветными шарами и фантастическими цветами вспышек фейерверков.
Мост Харбор-Бридж оказался по всей своей длине площадкой для могучих всплесков тысяч выстрелов, вздымавших в небо разноцветье грохочущей красоты.
На баржах в гавани и на берегу вокруг оперного театра тоже были пусковые установки, запускавшие фейерверки самых необычных тонов.
Елена почему-то вспомнила старинную поговорку: «Когда говорят пушки – музы молчат». Эта поговорка вполне соответствовала Сиднейскому фейерверку: ровно
30 минут не было слышно ничего, кроме грохота взрывов в небе и выкриков многотысячной толпы на земле.
Когда затихли выстрелы и взрывы, в уши назойливо ворвался многоголосый шум толпы и антимузыкальная какофония. Вся эта шумная звуковая палитра плотно заполнила всё вокруг и, казалось, спрятаться от неё совершенно невозможно.
Елена начала ощущать нарастающий дискомфорт от непомерного шума. Ей почти болезненно захотелось тишины.
Она стала пробираться сквозь толпы народа в сторону центра Сиднея. Чем дальше оставалась набережная с гаванью, мостом и оперным театром, тем тише становилось вокруг. Впереди возвышался огромный «Novotel», в котором Елена жила с начала репетиционной подготовки к опере «Риголетто». Казалось, что отель стоит рядом, но понадобилось минут пятнадцать, чтоб войти в его холл.
Поднявшись в свой большой и просторный номер с панорамными окнами, через которые открывался прекрасный вид на гавань, оперный театр и Харбор-Бридж, Елена несколько минут любовалась видами Сиднея.
Наслаждаясь тишиной, она разделась и легла на широкую удобную кровать.
День прошел обычно. После утреннего пробуждения и приведения внешности в надлежащий вид с помощью Гали и Зины, Елена Антоновна зашла в свой кабинет и просмотрела на голографическом экране подборку новостей, собранную специально для неё секретарём Ириной.
Потом прошла по коридорам своей школы, ненадолго останавливаясь возле дверей некоторых классов, слушая пение учеников и учениц.
После обеда её пригласили на второй этаж в большой зал для прослушивания учениц, отправляющихся на днях в Петербург на 42-й конкурс юных вокалистов имени Елены Васильевны Образцовой. Девочки для этого конкурса уже были отобраны при участии Елены Антоновны.
Ученики и ученицы вокальной школы “Новые имена” начали принимать участие в конкурсе имени Образцовой с 34-го конкурса.
Это был первый и единственный конкурс, на котором школа Елены Антоновны осталась без званий лауреатов.
Зато на последующих конкурсах лауреаты из числа учащихся вокальной школы “Новые имена” в разных возрастных группах стали правилом, а не исключением.
Прослушав учениц, Елена Антоновна осталась довольна уровнем и качеством исполнения. Сказав детям и преподавателям слова напутствия, она собралась в свои апартаменты на четвёртом этаже.
Дойдя до третьего этажа, Елена Антоновна почувствовала внезапно навалившуюся усталость.
Если бы это было возможно, она прямо тут и легла бы.
Сделав значительное усилие над собой, она постояла немного на третьем этаже и, отдохнув чуток, превозмогая бешеное сердцебиение и сильнейшую одышку, добралась до четвёртого этажа.
“Зря я 20 лет тому назад отказалась от предложения архитектора, разрабатывавшего проект этого дома, сделать лифт” –
уже не в первый раз пожалела Елена Антоновна.
Шагать по ровному полу было значительно легче, чем по лестнице. Сердце заработало чуть спокойнее, одышка тоже пошла на спад.
Как только она вошла в свою спальню, к ней тут же подошли Галя с Зиной, помогли раздеться и лечь.
Сделав замер давления, Галя с Зиной переглянулись: 240 на 120.
Такое запредельное давление не было редкостью для Елены Антоновны, поэтому Галя с Зиной прекрасно знали, что нужно делать в таких случаях.
Обычно после всех манипуляций Елена Антоновна спокойно засыпала, а утром её давление оставалось в пределах возрастной нормы.
Сейчас сон не приходил. Хозяйка спокойно лежала, отдыхая после тяжёлого восхождения по лестнице.
– Девочки, – твёрдым голосом, совершенно не похожим на тот скрипучий, который по обыкновению бывал у неё по утрам, – вы можете идти. А я сейчас постараюсь уснуть.
– Хорошо, Елена Антоновна, – сказала Зина, – мы, как обычно, будем в соседней комнате.
Они вышли из спальни Хозяйки в коридор и, открыв следующую дверь, вошли в свою дежурную комнату.
Она удобно лежала в своей шикарной кровати. Её взгляд был направлен куда-то в сторону дальней стены. Никакие мысли или воспоминания не тревожили сейчас её рассудок.
То ли под воздействием укола от давления и успокоительного лекарства, то ли от простой усталости Елена Антоновна без тени тревоги увидела молодую девушку, внезапно появившуюся у дальней стены. Она была повёрнута спиной к Елене Антоновне и поправляла красивые золотые настольные часы, стоящие на комоде, и подаренные когда-то давно шейхом Кувейта.
– Кто вы? – негромко, но без страха и тревоги спросила Елена Антоновна. – Девушка, не спеша, повернулась и подошла к кровати.
Елена Антоновна сразу узнала это красивое лицо. Она видела его тысячи раз.
А эти пристально смотрящие прямо в глубину сознания глаза, после взгляда которых, обычно на какое-то мгновение наступало обморочное состояние, забыть было совершенно невозможно.
Елена Антоновна всей своей сущностью ощутила, как перед ней замелькали в обратном порядке сотни эпизодов её прошлой жизни, и в каждом из них появлялось вот это красивое юное лицо.
Внезапно мелькание прекратилось, и она увидела спальню в детдоме, шесть кроватей, на одной из которых она спала долгих четыре года, окно напротив и эту же девушку…
– Кто вы? – спросила Леночка Васильева 66 лет тому назад, не зная, кто стоит перед ней.
– Кто вы? – спросила Елена Антоновна Некрасова, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что знает правильный ответ.
– Я та, которая почти всю твою сознательную жизнь заменяла тебе Ангела-Хранителя.
Мы почти всё время были с тобой единым целым.
Мне не хочется сейчас говорить много, потому что у нас осталось только семь с половиной минут.
Потом у тебя будет возможность в мельчайших подробностях проанализировать твою яркую и счастливую жизнь.
А в этой твоей земной жизни я хочу успеть сказать тебе слова благодарности за то, что мы однажды смогли встретиться, после чего твоя жизнь стала моей, а моя твоей.
Мы с тобой одновременно стали Леночкой Некрасовой и прожили долгую и весьма насыщенную, недоступную другим людям жизнь…
Однако же… как быстро несётся иногда земное время… Три минуты и двадцать секунд…
– Скажи мне, Ангел-Хранитель, – негромко спросила Елена Антоновна, – а как твоё настоящее имя?
– Вика…
– Неужели та самая Вика, которой гордился Владимир Борисович Мирков и смерть которой переживал долго и мучительно?
– Да, – негромко сказала Вика, – это я.
– Вика… – тихо сказала Елена Антоновна, а потом еще тише добавила, – Виктория… значит… – она попыталась улыбнуться, – победа…
Она закрыла глаза…
Вика подошла ближе… Нагнулась…
Поцеловала в лоб семидесяти восьмилетнюю Леночку Васильеву и тихо прошептала:
– До скорой встречи в мире бессмертия.
На витках спирали
© Copyright: Владимир Борков, 2024
Свидетельство о публикации №224010601822
Свидетельство о публикации №224010601822
Рецензии