Серебряные ножнички. 20. Не пойман не вор

20.  Не пойман – не вор


Когда Крючинины после ночёвок у тётушек вернулись домой, то первым делом увидели снующих по бараку милиционеров и услыхали ужасную новость – жители бараков были ограблены. Грабители нагло и беспардонно выгребли у поселковских всё, что представляло хоть какую-то маломальскую ценность.  Грабёж случился утром, как раз  в часы когда всё население бараков было кто на работе, кто в школе, кто крепко спал после ночной смены.  А не работающие старики ушли в магазин отоваривать хлебные карточки и простояли в очереди. 

Налётчики утащили у поселкоских всё,  что могли, от  продуктовых карточек и немудрёных продуктов типа картошки и до детского нижнего белья.  Они не брезговали ничем. У тех, у кого совсем нечего было брать – брали  даже мелочи.

У Ксении Юлиановны стащили самое ценное, что у неё было – серебряные ножнички.  А у Герштейнов забрали хлебные карточки.

Оказалось, что у Крючининых тоже украли карточки, а ещё выгребли картошку из подпола, вёдер пять. А также утащили мамину горжетку  и машинку «Зингер». Ну, картошку ладно, у них в ямке сарая было ещё порядочно картошки, на зиму должно хватить. А вот пропажа хлебных карточек – это была катастрофа, до конца месяца ещё ого-го сколько, а они без хлеба остались. Да и машинку было очень жаль.

Кроме того, из-под кровати была вытащена и унесена в неизвестном направлении полная сумка аптечных пузырьков и бутылочек, которые буквально завтра ребята намеревались отнести в госпиталь.

- Пузырьки-то зачем им понадобились! – негодовала на следующий день в школе Волька.
- Ну, не скажи, знаешь сколько они стоят на барахолке? Ого-го!  А тут целая сумка! Да и в аптеках их принимают за приличны деньги, - ответил ей кто-то из одноклассников.

Милиция да и сами  поселковские  в налёте на бараки заподозрили  местную тётку по кличке Барыга. Это была низенькая с мощными телесами, что называется «кровь с молоком»,  крикливая  наглая очень вредная тётка неопределённого возраста.  При этом она была хитрой, и с кем надо улыбалась и поддакивала, а  остальных,  не нужных ей, презирала.  Но если ненужный вдруг становился нужным, то она начинала с ним заискивать и подсюсюкивать.  Мам называла её подвидной.

Все на посёлке знали, что Барыга спекулянтка.  Люди поговаривали, что в её доме водятся и молоко, и масло, и белый хлеб, и, мука, и мясцо, и деньги.  И не просто водятся, а в избытке., как будто и не война совсем.

Барыга не была поселковской. Она жила под горой в добротном пятистенке, где были и крытый двор,  и банька, и сарайки, и амбар. А в бараки она приходила или к своей родственнице, или очередную аферу провернуть, например, выменять на продукты какую-нибудь дельную, а то и ценную вещь. Немало таких вещей за бесценок перекочевало к Барыге.  Для отвода глаз она работала в артели старьевщиков, но это было лишь для блезира, на самом деле Барыга почти всё время пропадала дома.  У неё постоянно ошивались какие-то подозрительные типы. Народ подозревал, что там целая шайка.

И вот теперь милиция вплотную занялась Барыгой. Искали награбленное несколько дней, но так ничего и не нашли.  Обычная голь перекатная, разве что дом добротный, а в остальном ни продуктов, ни вещей,  ни залежей муки и прочих ходовых товаров. И как не доказывали поселковские, что это её рук дело, и всё награбленное где-то в заначке, но улик найдено не было. А не пойман – не вор.