Дружба

      
        Однажды восьмиклассница Даша Кутейкина, высокая тощая девица с волосами выкрашенными в радужные цвета и необыкновенно развитым для её лет задом, надела новые туфли и пошла в гости к школьной подруге Перле Пеперштейн.
        Жила она не так и далеко от Перлы: через улицу и длинный, тёмный переход между домами, пропахший мочой, плесенью и кошачьими объедками.
        Ничего удивительного, собственно говоря: кому приспичит справить малую нужду,  так все и бегут именно в этот проход. Ну а чё–и темно там, и воняет, как в общественном туалете. Привыкли-с!
        Местные про эту особенность знали, поэтому старались быстренько пробежать это пространство, ловко лавируя между дурно пахнущими аммиачными лужами и стыдливо притулившимися у стен подсыхающими кучками человеческого кала. Что и говорить, запашок так и бил по ноздрям и мозгам, особенно, когда свеженьким был.
        Пришла и говорит: Перлюшечка, пошли трахацца в поле? Пригласим Колю. Друга твоего, Купержинского.
        На что Перла ей и отвечает: А не пошла бы ты на@уй, подруга, у меня пи@да болит со вчерашнего похода на поля, а ты тут опять смущаешь мой хрупкий детский организм! К тому же в поле ждут нас Горе и мужик, который делает ВЖИК!
        Уп-п-п-с!
        Парень, который гордо носил присвоенное ему девчонками кликуху, был Даше даже очень хорошо знаком. Гришка, прозванный всеми Горе, высокий, нескладный парень лет девятнадцати, с детских лет за что бы не брался–всё ломал и портил. Попросила как-то его покойная мать сходить к соседям за молоком. Завели они корову и с удовольствием снабжали соседей молоком, сметаной, и творогом. Денег дала ему сумму необходимую. Ну и пошёл Гришка, как можно мать не уважить.
        Уходил чистеньким и аккуратненьким, даже кудри мать ему расчесала на пробор, а пришёл домой весь в грязи, с разбитым носом и порванными штанами. Что такое? Оказалось, что налили ему молока в бидон, аккуратненько закрыл он его, резинкой от старых трусов ещё крышку перетянул (для надёжности) и пошёл домой, напевая что-то тёплое и душевное.
        Во, "Мурку" он пел, любимую песню своего отца. Хоть и не видел он его ни разу, но уважал сильно, ведь мать рассказала ему однажды, что отец его геройский лётчик! Как такого отца не уважать. Мамка рассказывала, что батя любил петь "Мурку", когда гости приходили. Счастливый сидел он на диване, подыгрывая себе на старой гитаре. И пел!
        Эта гитара и посейчас висела на стенке, между зеркалом и шифоньером. Так вот, выходит Гришка из калитки, забыв обо всём на свете, как вдруг выскакивает из-за угла необыкновенно здоровый на вид петух. Гришка остановился, остановился и петух. Так и стояли они, пристально глядя друг на друга. Гришка от страха, а петух от злости и ненависти. И чёрт знает, чем это так Гришка ему не понравился, но петух вдруг закукарекал пронзительно, затряс своим налитым кровью гребешком и бросился на Гришку. Гришка хотел было побежать, да не тут-то было: молоко стало выливаться из бидона на ноги и сандалетки. Не побежишь тут! А петух видя, что в противники ему попался какой-то квёлый слабак, стал всё сильнее на него бросаться. Подпрыгнул и как клюнул Гришку в руку–тот бидон и выпустил. И покатился он вниз по дороге, звеня и расплёскивая остатки молока. Гришка за ним, да фиг сразу поймаешь, катится и катится он под горку всё быстрее и быстрее, как шар в боулинге. В итоге порвал Гришка брюки, пролил молоко, вымазался весь, как трубочист. Не стала его мать на этот раз сильно ругать, даже посочувствовала ему и больше уже за молоком к соседям не посылала. Да и ладно. А петух вскоре погиб, попал-таки зараза под колёса проезжавшего мимо его дома грузовика.
         Вырос Гришка, а неудачи и разные неловкие случайности за ним так и тянулись следом, как за кошкой хвост.

         Однажды соседка, ещё не старая вдова по имени Вера, потерявшая мужа случайным образом, попросила его отрубить голову курице.
         Захотелось ей напитать горячим куриным бульоном  с домашней лапшой своё ищущее удовольствий тело.
         Пообещала она за помощь денежку малую, да стопарик водочки на помин души убиенной курицы. Горе с радостью и согласился помочь ей по-соседски.
         Отдала Верка ему курицу, а сама домой пошла, чтобы не видеть и не слышать того, что дальше произойдёт.
         Взял он курицу за задние лапки и стал её крутить вокруг своей оси. Его этому фокусу научил покойный дед.
        –Гришка, вот придётся тебе когда-нибудь кому-нибудь голову рубить, так ты не робей,–говаривал дед,–сначала надо вызвать у жертвы помрачение сознания в голове. Мозговой пиз@дец! Вот голова у неё закружится и не сможет она оказать тебе сопротивление в активной форме! Это первое дело–покрутить вокруг своей оси!
         Григорий хорошо запомнил дедов совет. И в этот раз он решил применить его на практике. И стал курицу крутить. Крутил он курицу, крутил... Крылья сначала довольно активно в разные стороныу неё топорщились. Как у вертолёта, понимашь. Даже пыль и мусор поднялись с земли и вокруг Гришки завертелись. Будто порыв ветра, ей богу!      
         Сначала она пытала кудахтать, да куда там. Какие-то полузадушенные звуки вылетали из её бедного клюва и летели во все стороны, пугая товарок, что перестали клевать найденную в траве жизненную пищу. Они отбежали в стороны и с недоумением смотрели на полёт подружки. Не удивлюсь, если некоторые ей даже завидовали в этот момент: она летала! Не будем забывать, что курица всё-таки птица.
          От этого кружения бедной курице стало совсем плохо, закатила она глаза, спрятав их за складками бледно–розовой кожицы глазного века. И лапки скрючила, поджала, как будто уже отдала куриному богу свою несчастную душу и готова лечь в гроб.
          Григорий же взял в правую руку старый топор, степенно положил её голову на берёзовую колоду и прицелился.
          И надо же было курице в этот момент очнуться. Веки у неё открылись, зрачок приобрёл смысл и понимание того, что сейчас с ней произойдёт. А топор уже начал своё падение, солнечный луч остро блеснул, отразившись от лезвия и на секунду ослепил Григоря. Но и этого мгновения вполне хватило, чтобы он промазал.
          Топор упал с таким противным звуком, как будто кто-то с трудом вытащил из глубокой ямы, полной разчавканной глины, ногу в резиновом сапоге. А тут и Гришка хекнул, да так  громко хекнул,  что любо–дорого было бы и послушать. Правда, кроме куриц некому было его слушать. Вдова ушла, чтобы не проливать горькие слезы о судьбе любимицы.
          И вот Григорий промазал! Правда, промазать–то он промазал, да не совсем. Недорубленным остался лоскут кожи на шее бедолаги. А так хорошо рубанул, от души! Дед бы одобрил.
          И всё было бы хорошо, отлетела бы куриная душа к куриному богу молча и с достоинством, как ей и положено, так нет. С диким криком боли и тоски курица вырвалась из Гришкиной руки и...побежала!
          Гришка от увиденного просто остолбенел. Превратился в соляной столб. Он стоял и смотрел, вытараща глаза, как борзо бежала курица, разбрызгивая в разные стороны фонтанчики алой крови, как бросились прятаться в лопухи и кусты её товарки, вереща от ужаса и предчувствия чего-то страшного и ужасного.
          Тут топор выпал из Гришкиной руки и больно ударил его по большому пальцу правой ноги. Тут и Гришка заорал хриплым мужским голосом, добавив страха и ужаса происходящему и ещё больше напугав куриную стаю. Басовито так заорал, ну прямо, как Шаляпин в опере "Фауст" французского композитора Шарля Гуно в сцене "В кабачке."
          На Гришкин крик прибежала и вдова. Испуганно смотрела она на него, прижав головной платок, сдёрнутый с затылка, ко рту.
         –Гр-р-ришенька, сынок, с тобой всё в порядке?!– спросила она, заикаясь, Григория, который прыгал на одном месте, обхватив руками больной палец.
         –Бл@дь, сука!–орал Гришка, стараясь не упасть и одновременно пытаясь дуть на отбитое место.–Какой, тётка Вера, тебе тут порядок может быть. Не видишь разве, что я ё@нул твоим сраным топором прямо по ноге. Со всего размаху, между прочим, звезданул!
          А что было в это время с курицей? Все на время про неё и забыли.
А зря! Курица бодро бежала и бежала куда-то вперёд, как будто и не нужна ей была для этого побега и голова. Но с потерей крови стали у неё силы ослабевать, стала она притормаживать. Напоследок и ноги у неё стали заплетаться. И наконец, она упала, зацепившись за поилку, некстати попавшуюся ей на пути.
         Кровавый след на траве и песке ещё дымился, когда безголовица наша умерла!
        –Ой, Гришенька, бедненький, да что же теперь делать-то на-а-а-м?!–причитала Вера, бережно взяв Гришку под руку.
         Гришка осторожно опустил повреждённую ногу на землю, опёрся пяткой и внимательно посмотрел на Верку.
        –Тёть Вер, ты это...не кипешуй сильно-то. Жив я, хоть и не совсем здоров теперь, но дело своё я сделал, просьбу твою выполнил: башку отхерачил! Так что... Иди и курицу-то принеси, её же ощипать надо, пока не остыла совсем. И это...Куриц надо бы успокоить, да и запереть в сарае. Настрадались они от страха, бедолаги! Сама понимаешь ведь.
        –Ну молодец ты, Григорий, как есть настоящий мужик, даром что такой молоденький, а хозяйственный и заботливый какой!–заметила Верка.–Счастлива та девка будет, что за тебя замуж пойдёт. Ты это, иди ко мне, я там уже и на стол накрыла и стопочку налила. Щас отметим это дело.
         И она побежала искать курицу. И пока она бежала, кокетливо шевеля своими аппетитными булками, Гришка смотрел на неё, не отрывая взгляд.
         Потом, самодовольно хмыкнув, зачем-то почесал задницу в отвисших старых трениках, и прихрамывая побрёл к Вере.
         Я думаю, что нет смысла подробно описывать то, что должно было произойти  и что и в самом деле потом произошло.
         Гришка не только наелся от пуза горячих наваристых щей с мясом, но и водочки употребил два раза по сто!
         И ушёл Гришка от Верки не просто так, а ушёл МУЖИКОМ, потеряв, наконец, свою постылую девственность в её горячих объятиях! Сбылась–таки мечта идиота! Но, что главное, оба они остались довольны произошедшим. Ну и отлично!

        –Какой ещё такой МУЖИК-ВЖИК?!-испугалась Даша, страшно забурчало тут у неё в животе и обосралась она вонючей пшённой кашей, что сварила ей на завтрак бабушка Маша. Прямо в трусы и навалила урожай родных полей, а из трусов каша в виде кала  и на пол стала падать. Кусками!
        –Бл@дь, ну ты, Дашка, и засранка! Да пошутила я!–возмутилась Перла и стала звонить ёб@рю своему Коле. Другу своему, так сказать, сердешному по фамилии Купержинский.
        –Коля, засранец ты мой длиннохуий, срочно приходи ко мне бегом: у меня подруга страшно обосралась. Не знаю, чо и делать!
          Пока она Коле звонила, Дашка стояла и трясла чрЕслами. Трясла и ногами! А говно всё падало и падало. Раньше кусками, а теперь кусочками и шматочками, да на носочки, на носочки...
          Были они белыми, стали серо-коричневыми, цвета детской неожиданности.
        –Ну всё, пи@дец пришёл тебе, подруга, больше срать не будешь!-воскликнула тут Перла и, схватив со стола ножик, подскочила к засранке и воткнула его Дашке в жопу! И повернула его против часовой стрелки. Два раза!
         Тут Даша срать почти перестала и замолчала. И ногой она дрыгать бросила и  чрЕслами! А вы смогли бы срать кашей кусками, когда у вас в жопе столовый советский ножик длиной 20 см и шириной 1,5 см?! Думаю, что не смогли бы. Вот и Дашка не смогла. Хоть и старалась, напружинивая свою пухлую задницу. Правда, определённый результат этого напружинивая всё-таки имел место быть. Говно теперь вываливалось не кусочками, а вытекало коричневой липкой лентой, плоской и блестящей.
         Самое странное во всей этой истории было то, что говно всё валилось и валилось, как будто в жопе у Дашки заработала какая-то машина для производства говна. Что-то типа макаронного аппарата для домашнего пользования.
         Перла часто видела по ТВ рекламу таких аппаратов, они ей очень понравились и она даже хотела было их заказать в известном интернет магазине, но стоили они довольно дорого. И денег ей было жалко на покупку, поэтому она хотела попросить друга Колю, который Купержинский, купить ей такую машинку в подарок на Новый Год. Хотела, да забыла написать письмо Деду Морозу с этой просьбой, а Коля отказывался выполнять такие её пожелания без официального письма с визой Деда Мороза. Ну вот такой странный был у неё друг. Что тут скажешь!

         Пока Перла сидела и обдумывала свои мудрые мысли о покупке макаронного аппарата, Дашка всё стояла посреди комнаты, широко раздвинув ноги.
         Говно всё валилось и валилось красивыми блестящими лентами, сворачиваясь в изящные кучки, напоминающие серпантин.
         Когда куча вырастала почти до Дашиной анальной дырочки, она чуть в сторону отходила и снова начинала свой теперь, казалось уже, бесконечный процесс производства удобрения.
         Дашка во всём любила порядок, поэтому она не просто валила говно кое-как и кое-где, а старалась организовать кучи в изящные одинаковые столбики, напоминающие собой пожарные гидранты или валенки, стоящие вертикально.
         Надо сказать, что никаких особых неудобств Даша не испытывала. Ну стояла она широко раздвинув ноги, так что тут такого особенного.
         Девушкам и тем более женщинам широко раздвигать ноги не привыкать. Каждая девочка это с детства умеет делать. И вроде никто специально этому искусству её не учит, ни мама, ни бабушка, даже в школе этому не учат, а подишь ты. Все умеют и все раздвигают, а кто не раздвигает–им же хуже!
         Тут Дашка стала не просто думать о происходящем тягостные мысли, а стала МЕЧТАТЬ.
         Ты спросишь, читатель, о чём можно в такой странной ситуации мечтать? Отвечу–Дашка мечтала, что вот теперь–то она точно прославится на весь свет.
         Она поможет дорогому государству повысить урожайность полей и лесов, увеличить удойность рогатых скотов и разных там пернатых и хвостатых гадов, что ржут и блеют днями и ночами, пасясь и скитаясь по чахлым колхозным полям, пытаясь напитать свои тощие рабочие тела земными соками.
         Может её даже орденом наградят каким-нибудь за этот трудовой подвиг.
         А между тем процесс дефикации всё продолжался и продолжался, кучки всё увеличивались и увеличивались.
         Перла стала с тревогой и озабоченностью следить за Дашей. Кучки всё росли и росли, казалось, что они  совсем скоро возьмут в плен стул, на котором с ногами сидела Перла.
        –Вот бл@дство какое!И что тогда я делать буду!–с тревогой думала про себя хозяйка комнаты.–Ведь скоро мой пол превратится в филиал кавказских гор!
         Тут солнце, целый день светившее горячими лучами прямо в открытое окно комнаты, светить перестало. Видимо тучка или облако его заволокло.
         И кучки говна, жирно блестевшие в  солнечных лучах, блестеть перестали, потускнели и даже как-то скукожились. И под тяжестью своего веса стали медленно, но верно оседать, превращаясь в довольно изящные круги, чем-то напоминавшие блины для бросания вдаль атлетами.

         
         Перла обрадовалась. Ведь теперь ей не надо будет превращаться в горную козу и прыгать с вершины на вершину, боясь спотыкнуться, не удержаться и ё@нуться прямо в говяные кучи. Ладно бы она упала боком или там спиной, а если мордой лица?! Мало приятного так упасть, что тут говорить. Одна неприятность и скандал.
         А если при падении говно набьётся в рот? А если в глаз?! Так можно и ослепнуть, прости господи!
         От такой перспективы Перла вздрогнула и посмотрела на подругу.
         А Дашка всё стояла и мечтательно смотрела в потолок, по которому ползали толстые мухи с жирными зелёными пузиками. Время от времени они пикировалили вниз, ползали по кучам говна, а потом, тяжело жужжа, взлетали и прилипали к потолку. Ну совсем, как тяжело гружённые бомбами бомбардировщики. На потолке они принимались деловито сучить лапками и ваять из кусочков тёплого и пластичного говна шарики. Куда они их потом девали было неясно, надо думать, что они им были всё-таки для чего-то нужны. А иначе зачем ползать по говну?!
         Даша умилённо смотрела на них и радовалась в сердечной глубине, что произошедшее с ней Чудо не только принесёт пользу родному государству, но  облагодетельствует и мать-природу в лице насекомых!
         Тут раздался звонок в дверь.
        –Ура! Колька пришёл, ну наконец-то!–радостно закричала Перла.–Я уж думала, что эта  жопа с ушами сегодня так и не придёт.
         Дверь протяжно скрипнула, широко  распахнулась и в проём вошёл Николай. Сначала его жирное прыщавое лицо подростка-переростка скривилось, потом его толстый красный нос зашмыгал, принюхиваясь, и он остановился на пороге.
        –Блин, девчонки, да что это такое у вас тут происходит?!–воскликнул Николай, боясь и ногу поставить на пол. Так и стоял он с поднятой ногой, как статуя коня под маршалом Жуковым.–Почему это у вас вся комната в говне?
        –Почему, да почему! По кочану!–раздражилась Перла.–Можно подумать сам не видишь, что тут происходит. Дашка-засрашка решила меня утопить в говне, наверное. А лучше сам у неё и спроси почему.

         
        –И спрошу, No problem!–засмеялся Николай и, шмыгнув носом, обратился к Даше.–Дарья, признавайся, что вообще тут такое происходит?!
        –Ах, Коленька, это ты!Как я рада тебя видеть!–кокетливо засмеялась Даша, ещё шире раздвинув ноги и нагнувшись так, что голова её стала видна Николаю между ног.–Видишь какое Чудо сегодня со мной произошло: говно из меня течёт нескончаемым потоком  уже два часа. Течёт и не кончается. Может быть и вовсе никогда теперь не кончится сей восхитительный процесс. И вся Земля будет мною удобрена. И проблема голода на Земле будет решена раз и навсегда. Урожаи преобильные накормят всех страждущих и голодающих тучными булками и батонами! Коммунизм наступит, Коля, ты только представь!
        Честно говоря, Николай плохо представлял себе учение немецкого Карлы по фамилии Маркс о построении Коммунизма. Когда в классе проходили эту интереснейшую тему, он как раз болел. Глисты у него нашли что ли, или аскариды, точно он и не помнил. Помнил только, что чесался у него сильно задний проход и живот крутило.
       –А что это у тя такое жёлтое торчит из жопы?!-удивился Николай и нагнул голову, чтобы повнимательнее приглядеться к заинтересовавшему его предмету.
        Дашка всё так и стояла, нагнув голову между ног, глаза её призывно моргали, глядя на Николая, а нос развратно хлюпал. Из него свисала довольно большая сопля грязно-жёлтого цвета.
       –Бля, щас вырвет меня!–пробурчал Николай и сглотнул слюну, скопившуюся во рту.–Ну вы девки, даёте. Кто это тебе в жопу что-то странное засунул, Дашка?
       –Да это подруга моя верная умудрилась мне в анус нож воткнуть столовый!–вздохнула Дашка и с трудом выпрямилась.
        От этого говно потекло медленнее. И лента его стала уже и тощее.
       –Ну чё, и не такое бывает между подружками,–мудро заметил Николай,–думаю, что надо просто вытащить ножик из твоей жопы, Дарья. И тогда всё и прекратится само-собой! Во всяком случае, такого благоприятного конца мы исключить не можем. Надо попробовать!
        С этим словами Николай осторожно вступил в комнату, ловко шагнув между двумя уже совсем просохшими говяными блинами. Дарья снова нагнулась, чтобы Николаю было удобнее вытащить нож из заднего прохода.
        Николай левой рукой зажал ноздри (всё-таки из жопы так и несло свежим ядрёным говнецом), прищурил глаза и, ловко ухватив ножик за торчащую ручку, медленно вытащил его.
        В жопе у Дашки что-то хлюпнуло, потом чавкнуло и наконец нож вылез наружу целиком и полностью.
        И как только этот процесс благополучно завершился, говно течь перестало. Как будто закрылись небесные хляби, или сантехник решительно перекрыл сломанный кран в ванной.
       –Ура!–закричали девчонки.–Свобода, братцы, примет нас у входа-а-а!
       –И братья меч вам отдадут!–продолжил Николай, прикусив губу от смеха. –Ну вот вам этот меч. И  Николай брезгливо бросил ножик на стол.
        Дашка и Полина тут же бросились обнимать друг-друга, позабыв о спасителе.
        Николай же на это ничего не сказал, молча закрыл за собой дверь и был таков. Ничего удивительного: кому приятно находится в комнате полной говна, пусть и сушеного, но всё-таки говна, притом довольно вонючего.


        Девчонки, немного подумав, решили закрыть комнату на ключ и пойти в парк погулять. За это время говно совсем усохнет, думали они и без труда сметут они его в помойное ведро, а на следующий день отнесут во двор и свалят под чахлые кусты сирени, что росли у детской площадки.
        Так и сделали. И на следующий год сирень расцвела необычайно пышно. Тугие сочные кисти так и тянулись вниз к земле, заливая всё кругом тяжёлым одуряющим ароматом. В них тут же поселились соловьи. И майскими ночами они самозабвенно пели, приглашая к себе подружек. Местные не могли пройти мимо сирени молча и равнодушно. Они останавливались и, быстро оглянувшись, срывали по паре веток, да так, чтобы никто не видел.
        Но подружки всё видели и весело хохотали, глядя из открытого окна на эту картину.
        По вечерам, когда солнце плавно садилось за дома и вершины деревьев, они выходили во двор, садились на скамейку и долго сидели обнявшись, вдыхая этот тяжёлый весенний запах.
        Кольке они были очень благодарны за помощь и смекалку. И подарили они ему бутылку пива "Балтика №3" и сушеной воблы три штуки. Знали заразы, что Колька добрая душа и всё сам не выпьет и не съест.
        Так и получилось–вместе пили, вместе и рыбу сосали, причмокивая и болтая ногами.
        Всё-таки дружба много значит в нашей жизни, господа!

пятница, 5 января 2024 г.

00:01:33