Минус 33

Морозами эта зима не обидела. Ртуть на градуснике плавно ползла к минус 29ти, а на следующей неделе обещали уже 36. Было бы наивно думать, что такую холодрыгу сможет выдержать старая кирпичная кладка нашего дома, сколько ни выкручивай газовое отопление на максимум. Было страшновато, когда огонь в котле начинал завывать, а встроенный термометр показывал больше 85. Но что поделать, уже хоть что-то.
Какая глупость эти пластиковые окна в режиме “еврозима”, размышляла я, обклеивая по периметру ледяной даже изнутри пластик малярным скотчем. И полный ад эти современные батареи, когда в соседней комнате только и спасали незабвенные еще с детства чугунные, да двойные деревянные рамы на окнах – заклеенные как обычно в такие холода уже не пойми чем – лютой смесью скотча, синтепона и войлока. Только в этой маленькой комнате, да на кухне стекла покрывались как прежде льдом и узорами – словно запутанный и обледенелый седой лес примкнул к стеклу каждой веточкой и снежинкой, заслоняя мир за окном, но спасая  от холода.
Спать по-любому, придется в шапке. Под четырьмя одеялами. И надеяться на времена, когда люди на ночь раздеваются.

А пока еще можно выйти на улицу, надо пробежаться за продуктами.
Каково оно там? -  обреченно думала я, толкнув скрипучую подъездную дверь и бочком продираясь на улицу. Потому что “выйти” можно в пальто, а в этой дубленке, которую я доставала лишь по особым поводам – в ней только “продраться” и  надеяться, что пуговицы на этом неведомом звере весом с целый шкаф, не отлетели.

Надо же как пахнет сильный мороз – на удивление чем-то знакомым. Словно по каждой тропинке, каждому забору, скатам крыш и даже проводам кто-то невидимый прошелся настолько ледяным утюгом, что в воздухе остался едва уловимый запах паленого. Сожженый холодом, странно стерилизованный мир похрустывал снегом под ногами, поблескивал инеем на замерших ветвях, на сером кирпичах дома, на стареньких зеленоватых досках, изображавших забор.
Но было в этом что-то необычное – в том как изменилась улица. И быстро перебирая ногами, стараясь глубоко не дышать, я все же оглядывалась по сторонам, удивляясь каждой мелочи.
Уже не помню таких морозов, разве что в детстве, когда закутанную по самые глаза в пуховой платок, меня на санках везли родители к бабушке. Платок конечно, становился влажным от дыхания и быстро обрастал инеем, моргать приходилось тоже инеем, осевшим на ресницы. Но было здорово сидеть так низко, что сугробы проносились рядом, а снег скрипел или разлетался от железных полозьев – словно плывешь на маленьком корабле, взрезая ледяную белизну и тебя кувыркает по сугробам, обдает колючими волнами. И захватывает дух, аж хочется привзвизгнуть от восторга.
Как все это было давно…
Все же отлично, что магазин недалеко, думала я, сворачивая в проулок между высокими палисадниками. И зря говорят, что мороз кусается, он “жрется”. Впивается в икры ног как лютое чудище, у которого ледяные иглы вместо зубов, да и те в несколько рядов. Когда прыгаешь по тропинке, кривой и ныряющей то вверх то вниз, уже не до зимних красот, и мысль лишь одна – не навернуться. Потому что нырнуть в сугроб этой дубленке, которая мало того велика, да еще и застывает на морозе, это все равно что барахтаться по снегу в скафандре в условиях вполне земной гравитации.
Но кривая тропка, наконец, закончилась и, обогнув дом, я выбралась на аллею.
Боже, какая луна стояла над крышами двухэтажек... Практически белая, непривычно плоская, словно поблескивающая пуговица -  настолько прозрачен был вечерний воздух, что ни ареола, ни тени, ни малейшей смазанности или искажения. Будто километры атмосферы больше ничего не значили, руку протяни – и вот она – ослепительная и гладкая на фоне такого же невероятного неба. Я и не знала, что оно бывает сиренево-розовым, словно растаяли, растворясь друг в друге яркая фуксия и прохладная лаванда. И вряд ли в природе найдешь оттенок… Я улыбнулась, прикинув, что вся модная палитра фиолетово-розового, которого так много теперь в рекламе, перебралась каким-то чудом и на небо.
В этом было что-то чарующее: под луной, замершей в фиалковом небе, иначе поблескивали деревья, иначе отсвечивал снег, по-другому пощипывал плечи мороз. Медленнее хрустели шаги по аллее.
Стоило перевести взгляд на дорогу, где вдоль занесенных трамвайных рельсов мелькали силуэты машин и светились огни витрины местного магазинчика, как мир становился прежним: полным забот и привычной суеты, со списком необходимых покупок и дел, которые надо успеть хотя бы до десяти вечера. Таким маленьким, тесным как картонная коробка. Однотонным. Почти существованием, из которого давно ушло нечто важное. Жизнью, где в усилия по заведенному графику превратилось почти все.
Я шла, останавливаясь, забыв про мороз, то и дело оборачиваясь на парящую луну. И не знаю, о чем говорил мне ее абсолютно-белый сверкающий диск, но я пыталась запомнить. Подобрать хоть одно название для странного неба, где прозрачная прохлада нежно-голубого таяла в бледно-лиловом, фиалковый вспыхивал орхидеей, а темный цикламен утопал в звездном индиго.

Не бывает такой луны и цветущего неба? Возможно. Но я унесла его тогда в себе все – от одного края, заслоненного многоэтажками, до противоположного, где  темнели струны проводов и паутина деревьев. И верите или нет, но, когда ночью натягивая на себя четыре одеяла и подрагивая от ледяных подушек, я закопалась поглубже и закрыла глаза, это сиреневое небо вновь раскинулось надо мной словно крылья чудесной птицы. И такой же чистой была в нем хрупкая от мороза луна.
Надо сберечь его до весны, подумалось мне сквозь сон. Сберечь обязательно.


январь 2023