Улюблена ложечка

- Где моя волшебная ложка? В ведро нечаянно не выкинули? Это же величайшая ценность!
Утро всегда начиналось с поиска ложки. Обычной оловянной, ничем не примечательной на первый взгляд, с расширяющейся лопаточкой-ручкой, напоминающей шпатель. Ни одно утро не обходилось без церемонии употребления дешёвого кофе с пенкой, когда из уголка чашки прямо в глаз нацеливался вышеупомянутый шпатель священной ложечки.
Эта особая «педагогическая» ложка, несомненно, приносила удачу. Мне её сунула мама в очередной нечастый наш приезд. Именно «сунула»! Когда всё было собрано, она вдруг откуда-то вытащила серую ложечку и сообщила: «Бабушки твоей ложка. Забери.» Причём нейтральное, даже с оттенком доброты предложение почему-то прозвучало как-то двусмысленно, как будто в воздухе повисло: «Выкину». Может, показалось?
Почему же серая ложечка вдруг стала «волшебной» и «педагогической»? Скорее всего, как и появление многих устойчивых традиций, истоки «ложечного ритуала» случайны…
…Маленький пластмассовый самолётик еле держится в детских руках. Ухватив его покрепче, девочка долбит похожий самолёт в маминой руке. Они играют в воздушный бой. Мама поддаётся. Но ребёнок этого не понимает и ликует!
- Конечно, твой ловкий ястребок победил моего неуклюжего бомбардировщика, - с напускным огорчением произносит мама.
Она уедет в этот день, на всё лето оставив дочку у бабушки. Девочке будет грустно до слёз: «Зачем я так хотела победить? Вдруг она обиделась? Может, она бы не уехала, если бы победил её самолётик?»
Наивные детские горести подкрепляет бабушкино ворчание: «Улетела наконец-то. Кацапка!» Девочка чувствует негативную окраску, но не понимает слово «кацапка». А спросить строгую бабушку Нацу не решается.
Но старушка с белыми волосами, подвязанными чистой аккуратной косыночкой, неожиданно превращается из строгой для матери девочки в добрейшую – для внучки. Она грустно и ласково улыбается. Глаза её, наружным уголком опущенные немного вниз и оттого всегда печальные, тем не менее лучатся добротой. Она рассказывает внучке много стихов, сказок, иногда переходит с русского языка на какой-то малопонятный, хотя похожий на русский…
- Так, дитятко, вижени ти цю муху. Це ж зараза!
- Щекотная она, бабушка Наца, будто гладит лапками.
- Ти не розумієш. Вона противна!
В маленьком уютном дворике, где раскидистая тень от шелковицы, тесно переплелась с абрикосовым деревом, рыжеволосая маленькая девочка развлекает себя игрой с огромной золотистой мухой. Бабушка, не скрывая любящей улыбки, увещевает внучку прогнать надоедливую муху. Жаркое украинское лето заставляет всех искать тени в полдень: и уставшую бабушку Нацу, и ее беспокойную рыжую внучку, и надоедливую муху…
- Дай розчешу тебе, онучка. Знаєш віршик, послухай віршик: «Там котик усатый по садику бродит, а козлик рогатый за котиком ходит…»
Небольшой городок Пологи в Запорожской области. Тёмный прохладный дом. Шелковица с кляксами раздавленных ягод. Абрикосовое дерево, создающее хоть какую-то тень в небольшом дворике. Там же несколько клетей с кролями. Животные тоже томятся от жары и прячутся в глубь своих хибарок. К пушистым зверькам привязываться нельзя, потому что их надо будет съесть… для здоровья. Недалеко от дома подобие детской площадки, на которой одиноко накренилась облупленная железная лесенка в виде круглой и глупой курицы. Рядом огромный полупустой продуктовый магазин, в котором всегда есть ириски, затвердевшие от времени, но такие сладкие…
Лето было жарким, долгим, разнообразным, наполненным какими-то всполохами, ставшими какой-то витражно-винтажной мозаикой воспоминаний. Это последнее дошкольное лето. Последний год седьмого десятилетия 20 века.
«Кацапка не приедет!» - бодро отрапортовала бабушка, получив телеграмму. Через несколько дней был большой праздник – приехал папа, то есть любимый единственный ненаглядный сын бабушки Наци.
Детская память выхватывает яркие всполохи!
- Поедем к Гулым на Гуляйполе!
Трясёмся с папой в вонючем пыльном автобусе. Потом сидим в саду, полном сливовых деревьев. Едем на велосипеде, точнее – крутит педали он, а девичья ножка, неудачно свесившаяся с багажника, попадает в спицы. Боль – ерунда, когда ты с папой…
- Надо бы в Запорижье сгонять!
Опять трясёмся в душном автобусе. Тревожит название, видимо, уже знала, что Париж во Франции, неужели так далеко ехать? «Запорижье» оказалось Запорожьем на местном диалекте. Там жарко-прежарко. Папины слова под платаном: «Ничего себе! 40 в тени!»
- Едем в Бердянск! Взял места в пансионате, прямо у моря!
Память держит запах: моря, ракушечника, креветок. Жили у самого побережья Азовского моря. По ночам оно пело… В один из чудесных дней чуть не утонула у берега, тощим тельцем провалившись в дырку детского круга. Папа спас… По вечерам часто ели мелких креветок, которые бабки насыпали, как семечки, в свёрнутые конусом бумажные пакеты.
Потом вернулись в Пологи. В памяти тихий-тихий вечер с неподвижным воздухом, который, кажется, можно потрогать. Вот и старая знакомая лесенка-курица на детской площадке неподалёку. Ночь быстро накрывает тёмными крылами землю – такие тёмные и звёздные ночи бывают только в южных краях… Никто не заставляет идти спать. Папа и бабушка долго-долго говорят обо всём, никак не наговорятся… Утром мы уезжаем.
Уезжаем в поезде с папой. Провожает нас бабушка Наца. Перрон длинный и низкий. Окно вагона вровень со статной фигурой бабушки. Она в своём неизменном аккуратном платочке, покрывающем белые волосы. Прямая спина, передничек, подчёркивающий сохранившуюся фигуру. Она идёт по перрону долго-долго. Так и идёт бесконечно в памяти многострадальная гордая украинская женщина…
На её жизнь, начавшуюся почти одновременно с веком - в 1904 году, выпало столько, что хватило бы на роман-эпопею. Она могла бы написать такое произведение. С её-то умом, знаниями и образованием! В 20-е годы 20 века она закончила филологическое отделение Харьковского педагогического института. Преподавала немецкий и французский языки, знала польский, и, конечно, два основных – украинский и русский.
Но роман-эпопею она не написала. Была немногословна. Лицо её всегда освещала грустная полуулыбка чётко прорисованных губ, глаза с опущенными внешними уголками придавали ему оттенок светлой печали, округлый овал лица с возрастом удлинился, но и брыли не портили его, а добавляли законченной мягкости и доброты... Время научило её молчать!
В последние летние дни последнего года седьмого десятка двадцатого века она шла за вагоном, увозящим на далёкий Урал любимого единственного сына, непоседливую внучку и маленькую ложечку с плоской ручкой, похожей на шпатель. Последнюю взяли случайно, вероятно, чтобы кормить внучку с индивидуального столового прибора…
Ложка больше не вернулась обратно. Внучка тоже, как оказалось, видела бабушку в последний раз. Сын через пару лет развёлся с «кацапкой»… А потом опоздал всего на несколько часов - не успел проститься с той, которая так ждала его и жила им…
- Знаєш віршик, послухай віршик. Візьми ложку і куша кашку. Їж онучка за мого батька, твого прадіда.
Небольшая ложечка с ручкой, напоминающей шпатель, наполняется…
Звали его Фёдор Онищенко. Род свой вёл он от Запорожских казаков. Работал машинистом паровоза – должность почётная и ответственная. Раз как-то на его паровоз села лихая ватага во главе с атаманом. Прадед хоть и суров был, но заволновался, ведь то сам батька Махно был. Надумал Нестор Иванович в картишки перекинуться. С кем? Да хотя бы с начальником поезда. Фёдор хоть и говорил потом, что поддавался, но по хитрому прищуру видно было, что, возможно, по-настоящему проиграл. Да и нельзя иначе было, ведь, кто знает, что у анархиста на уме. Власть тогда могла несколько раз за день поменяться…
Содержимое ложечки съедено, о прадеде и предках славных не забудется.
- З'їж ще ложечку за меленькую дівчинку!
Умерла она давным-давно от глотошной, раньше в тех краях так скарлатину называли. Бабушка так и не рассказала никому настоящую историю своего первого брака. По одной версии первый муж её был шахтёр на Донбассе, да погиб при обвале шахты. По другой – не за тех воевал, да был расстрелян. Голод и болезни в 30-е годы унесли немало народу, в том числе и маленькую дочку Наци…
-З'їж ще ложечку за діда твого.
Звали его Михаил Попов. С Обояни его на Украину занесла судьба. Интеллигентный человек. Инженер, с высшим техническим образованием. Пропал в годы войны. Из плена бежал, да в штрафной батальон попал. Так и погиб где-то…
Пока поглощалась эта ложечка за деда, появилась целая повесть «Пять шагов судьбы», посвящённая ему и всем, кто погиб в годы Великой Отечественной войны. Нашёлся в 90-е годы Михаил Попов в братской могиле в селе Ракитное, Белгородской области – совсем недалеко от его родимой Обаяни, Курской области. Сын нашёл, поисковые отряды помогли.
- Так і за мене, свою бабусю, ложечку кашки з'їж.
Получив похоронку, Наца пополнила ряды сильных женщин, которым предстояло в одиночку нести ответственность за будущее ребёнка, родившегося накануне войны, в январе 1941 года. Она не любила рассказывать о периоде оккупации, который пережила, как могла. Её знание нескольких языков позволило избежать многих ужасов оккупационного режима. В ту пору она жила в многострадальной Макеевке, что на Донбассе. Работала в немецком штабе переводчицей. Запомнилась история, как однажды она не застала дома маленького сыночка своего. Соседки, на попечении которых он был, рассказали, что немцы увезли его куда-то вопреки полученным льготам. Что оставалось делать? Смиряться? Искать правды у новой власти? К счастью, вечером сына привёз немецкий офицер, сопровождая возвращение извинениями и сладкими подарками. Уж больно «белий-белий» мальчик был похож на его сына Ганса, что ждал папашу в далёкой Германии.
От пережитых волнений или от истощения сил вскоре Наца заболела тифом. Чтобы не заразить сына, наскоро попрощавшись с ним, отправила с соседкой к сестре в Гуляйполе. Сильный организм справился с болезнью…
Сын, конечно, ничего этого не помнил. Первым воспоминанием ребёнка стало вхождение Советских войск в их городок: ярко, звонко, с грохотом орудий. После войны Наца устроилась в интернат, чтобы дорогой сын всегда был под присмотром, сыт и ухожен…
И за него ложечку! Долгую и насыщенную жизнь прожил этот ребёнок войны. Георгий Попов окончил Запорожский техникум, потом - филиал Московского Инженерно-Физического института. Отправился за романтикой на Урал. Прошёл путь от простого инженера до начальника большого электро-сборочного производства на закрытом предприятии «Электрохимприбор». Он дожил до 80-летнего юбилея. По годам даже немного пережил свою мать – Анастасию Фёдоровну Онищенко… Где же теперь ваши могилы? Нет ответа…
А пока, в последний год седьмого десятилетия 20 века папа с дочкой отъезжали в тёплом купе поезда дальнего следования. За окном по перрону шла многострадальная гордая украинская женщина с грустной и ласковой улыбкой. На столике стоял стакан в подстаканнике и ложка с ручкой, похожей на шпатель, которую положила бабушка, чтобы у внучки был индивидуальный столовый прибор…
Ложечка позвякивает в стакане под мерный стук колёс… А бабушка машет рукой и всё идёт-идёт…
- Знаєш віршик? Послухай віршик!.. Василий Жуковский. «Там котик усатый по садику бродит, а козлик рогатый за котиком ходит; и лапочкой котик помадит свой ротик, а козлик седою трясёт бородою».

- Де? Де ж моя улюблена чарівна педагогічна ложечка?