Записки армейской молодости. Полк - 14

          Концерт, посвящённый Дню Победы, проходил 9-го мая, а уже 11-го в 7 часов вечера я выходил из междугороднего автобуса в своём родном городе. И здесь самое время продолжить повествование отрывком из моего рассказа «Материнское сердце не ошибается».
          В вечер приезда, как было условлено, племянник побежал сообщить об этом родителям девушки. А мама мне сказала:
   -Завтра, если увидишь Шуру, приглядись к ней. Мне она очень нравится и я точно знаю, что она ни с кем не встречается.
Чтоб избавиться от этого разговора, я начал что-то плести о девушке, которую я полюбил в месте службы, и обещал на ней жениться. Если бы рядом появился крокодил, это произвело бы меньшее впечатление на мою бедную маму! Разревевшись белугой, она стала причитать, что у неё нет счастья с детьми. Двое уже женились, не послушав её советов, а теперь и третий хочет жениться неизвестно на ком и неизвестно как!
      Для того, чтобы представить эту картину, надо знать еврейскую маму с её заламыванием рук и раскачиванием во все стороны.
   На следующее утро отец, взяв мои отпускные документы, уехал в военкомат. Вернувшись через непродолжительное время, он сказал, что поставил меня на учёт и продлил «по семейным обстоятельствам» отпуск ещё на десять дней. Мне оставалось сообщить телеграммой об этом в часть.
   Чуть позже мы занялись его любимым делом: ковырянием в мотоцикле ИЖ с коляской. Я, сидя на корточках, демонтировал головку цилиндра, а отец наводил порядок в коляске. Вскоре послышался знакомый, но забытый голос:
   -Здрасьте!
Подняв голову, я увидел ЕЁ! Должен заметить, что она всегда была не хрупкого телосложения. И поглядев снизу, на неё в домашнем халате, я подумал:
   -Боже! Что мне с ней делать!
Насколько я был глуп и наивен!!!
Как потом выяснилось, под видом проводов тётки, она приходила смотреть на меня. И я ей тоже не понравился в роли жениха! Но, надо было не знать наших родителей, чтобы не понять насколько мы ошиблись в нашем неприятии друг друга.
   Атаки матери продолжались все оставшиеся дни отпуска. Я стоял, как оловянный солдатик! Под любым предлогом отказывался встречаться с соседкой. В один из последних (по моим подсчётам) вечеров я сказал маме идти и говорить. Собравшись за секунду, мать побежала говорить с отцом Шуры. А меня что-то подтолкнуло посмотреть отпускные документы, и я с ужасом увидел, что мне надо отбывать в этот вечер. На вернувшуюся довольную мать я вылил ушат холодной воды в виде сообщения об отъезде. Собрав свой нехитрый солдатский скарб, мы с отцом на его мотоцикле отправились на вокзал...
      Прибыв в часть, я моментально забыл о произошедшем. Из нашего ансамбля на дембель ушло 9 человек! Приехали новые ребята, которых надо было вводить в состав. Работы было непочатый край. Новые вокалисты, которым надо было подобрать репертуар, новые инструменталисты со своими номерами, которым мы должны были аккомпанировать. Но концерты никто не отменял и вскоре мы начали обкатывать новую программу. Об отпуске я уже не беспокоился, поэтому «открытки» покупались в тех же количествах и рапорта писались с таким же усердием.
      В середине сентября нас снова пригласили на телевидение. Львовский телецентр находился на вершине Высокой горы рядом с развалинами старинного замка. По рассказанной нам легенде, эту гору в ХVIII-м веке нанесли вручную и построили замок, в котором княжеская дочь ждала своего жениха. Но, всезнающий интернет подсказал мне, что об этой горе известно с XVI-го века и замки на ней разрушались несколько раз. Смотровая площадка находилась на самой высокой точке горы и когда мы посмотрели с неё на город, нам открылся чудесный вид одного из красивейших городов Европы в обрамлении осеннего разноцветия листвы. Картина была впечатляющей!
       И опять пришло время включить в повествование небольшой отрывок из рассказа «Мама Нина».
      Была у нас в составе певица, которую звали Нина. Ей было чуть за тридцать и работала она в местной школе преподавателем русского языка и литературы. Очень грамотная и культурная женщина! На каждую репетицию или концерт она приносила нам собственную выпечку или варенье. С моей лёгкой руки, мы стали называть её "мама Нина". Она не обижалась и с милой улыбкой говорила: "Ну кто вас ещё побалует, солдатики вы мои!" У неё был бархатный и нежный голос, похожий на голос Майи Кристалинской. И репертуар у неё был соответствующий.
      В эту замену к нам попал тромбонист. Парень после музучилища с хорошим звуком и не менее хорошей техникой, но с очень дурным воспитанием. Он считал возможным каждого учить и каждому делать замечания. Вот он и прицепился к маме Нине: "У Вас старый репертуар, старые песни и манера пения 50-х годов. Послушайте как сегодня поют на Западе." И он ставил привезённые им пластинки на наш старенький проигрыватель. Музыка из проигрывателя звучала и в самом деле красивая и в основном джаз. И что мы с мамой Ниной не объясняли ему, что в советской армии такое петь невозможно и что наш репертуар утверждают в политотделе, он, как заведённый, повторял одно и то же: "Вот это музыка! Такую музыку надо играть!"
         Так продолжалось довольно долго, пока в один прекрасный момент мама Нина не заявила ему: "Иди ты в ж....у со своим Западом! Я пела и буду петь советские песни!"
         Мы долго ходили с открытыми от удивления и смеха ртами. А через пару дней наш тромбонист исчез.
         Жизнь, как и служба, продолжалась.
                06.01.24