Дед Мороз
К концу дня Дед Мороз подустал, давно уж был не молод, Новогодние праздники – это тяжёлые, но денежные дни, пропустить их никак нельзя. Жорик был у него последним ребёнком и устал, не устал, а дети — это святое. Он затянул потуже красный кушак, который за день растрепался, поправил грим и вошёл в заранее приготовленную открытую дверь. Ему нужно было спеть поздравительный Новогодний куплет, подарить паровозик и пожелать на нём Жорику счастливых путешествий.
Смышлёный еврейский ребёнок, мелкий не по возрасту, сперва внимательно слушал, а потом, посмотрев на Деда Мороза своими маленькими, орехового цвета глазками сказал:
- У Деда Мороза сейчас упадёт борода.
Потом тяжело вздохнул, не по-детски добавил:
- И Дед Мороз не настоящий, и его паровозик.
Мама, в душе согласилась с тем, что произошла досадная ошибка, но желая поправить обстановку дружелюбно вмешалась:
- А паровозик красивый и поедет в нём Жорик путешествовать по целому миру.
- Не поеду я на этом паровозике, - тихим голосом пробурчал Жорик.
- А почему? - продолжала заигрывать с ребёнком мама.
- Потому что у этого паровозика нет вагончиков, а путешествуют в длинных поездах с вагончиками.
Маме хотелось продолжить игру с мальчиком, но увидев, что у него в глазах полное отсутствие всякого интереса, отошла в сторону.
А Жорик с этого дня не полюбил Деда Мороза и, взрослея, всё больше и больше не любил ни Деда Мороза, ни всё своё окружение.
В школе не любил учителей, в университете не любил преподавателей и окончив Филологический факультет МГУ понял, что, в сущности, не любит вообще людей.
Конечно, люди замечали его высокомерие и ухмыляясь сторонились. И писать не то, чтобы любил, просто у него неплохо получилось несколько рассказов про своё замечательное детство.
Вот так и родилась идея стать детским писателем. Ни с кем ежедневно не общаясь, сидя в своём просторном кабинете, окружённым превосходным старинным книжным шкафом из красного дерева. Между прочим, шкаф этот был времён Французской Империи, украшенный бронзовыми лавровыми венками, а внутри шкафа стёкла с фацетом, благодаря которым шкаф приобретал завершённый вид и привлекал внимание изысканной формой, и удивительной игрой света. А за стёклами гордо покоились старинные книги в кожаных переплётах, среди которых Георгий чувствовал себя в полной безопасности.
Из-за своей общей субтильности, невысокого роста и узких плеч, он несколько тушевался и девушек, скажем, сторонился. Но трепетно и заботливо относился к родителям, которые изрядно постарели и давно поочерёдно болели, а их поздний ребёнок оправдал своё появление хотя бы тем, что терпеливо о них заботился.
Свой первый рассказ, который и положил начало его творчеству, назывался “Почему я не стал путешественником” был опубликован в журнале Юность и был удостоен наградой – поездкой в Болгарию на слёт юных пионеров. В рассказе он описал свою первую сознательную ёлку, уставшего Деда Мороза, потерявшего по пути усы, и паровозик без единого вагончика.
На фоне бледно-голубого эмалевого неба величественно сверкал золотой купол Патриаршего храма – памятника Святого благоверного князя Александра Невского, освободившего Болгарию от Османского ига. В левой стороне огромной площади, названной именем древнерусского князя и великого полководца, и проходил слёт юных пионеров.
Известных Советских детских писателей чествовали Болгарские, среди которых были такие знаменитые имена, как Дора Габе, Айсен Босев и благодарные дети врассыпную сердечно дарили присутствующим море красных гвоздик.
Казалось, радость разливалась по всей площади, только Георгия всё это раздражало и нещадно палящее солнце, и длинные нескончаемые речи Болгарских писателей, плохо говорящих по-русски, и этот детский гомон, - словом раздражало всё, и дети, которых оказалось, он тоже не любил.
- Но ведь они-то мои кормилицы, - думал он, - только от них могут приходить деньги на привычный покой, правильное питание и лечение родителей. Если уж выбрал путь детского писателя, а до взрослого не дотянуть, таланта не хватит, придётся как-то это раздражение скрывать, лавировать. Нужно устроиться секретарём к какому-нибудь маститому детскому писателю быть, что называется, у него в подмастерьях, поднахвататься от него, а там уж и о свободном плавании можно будет подумать.
Подхалим из него вышел прекрасный, - толковый секретарь с еврейскими мозгами, - так о нём отзывался известный детский писатель, считая, что еврейские мозги могут при случае пригодиться. Георгий губкой впитывал юмор классика, а потом старательно вплетал эти перлы в свои рассказы.
Когда-то подаренный паровозик был не только метафорой странствий, Дед Мороз подарил Жорику еще и символ детства, по которому каждый человек страстно тоскует и в которое желает вернуться.
Вернуться в детство, в снег пушистый,
Гулять до сизокрылых облаков,
А летом, в поле золотистом,
Гербарий собирать из лепестков.
Пить чай под липой с самоваром
И в гамаке, часами напролёт,
И вспоминать, что нет, недаром
Нас детство трепетно зовёт.
Но только Георгий не то, чтобы любить, он и тосковать то не умел. И писателем детским не стал, в его душе не было детства. С помощью рекомендаций своего мэтра, получил определённую известность в узких кругах, как начинающий писатель для детей юного возраста, как Каверин, или скажем, Яковлев.
Его очень подкосил уход родителей, и домашняя беспомощность говорила о том, что пора жениться. Жил он в престижном районе, квартира просторная, потолки высокие с лепниной и стильной мебелью и писатель опять же, так что жених выгодный, как говорили когда-то, первой гильдии.
На входящих в подъезд девушек, на тех, кто сидел в кафе у окна, смотрел он на всех и в уме прикидывал подходит ли она ему в качестве жены.
Заботиться теперь некому, ухаживать, приходится питаться в кафе, тщательно выбирая еду, не доставляя хлопот печени и относясь с большой нежностью к поджелудочной железе, он никогда не заставлял её трудится на износ. И эти две подружки, жившие в прямом смысле бок о бок, платили ему тем же.
Сима жила с родителями на соседней улице и уже пятый год, как она работала в музыкальной школе. Маленькая, толстенькая девочка, с розовыми щеками, в очках, на вид лет семнадцать, а на самом деле двадцать пять, без талии, но с абсолютным музыкальным слухом, за что её в музыкальной школе любили. Она была добрая, безотказная и всех любящая учительница.
Георгий посчитал её плюсы и минусы, плюсы перевесили, он отправил её на кулинарные курсы и осчастливил своим замужеством. Симочка писателя боготворила, ходила на цыпочках, готовила овощи на пару, биточки в собственном соку и сдувала пылинки с его письменного стола. Симочка была удобной, как и классик детской литературы, у которого он продолжал работать, понимая, что нужную масть он так и не набрал, а только приобрёл залысины на скудных седых висках и небольшой возрастной отвисший животик.
Симочку он не любил, его в ней тоже всё раздражало и смятые пятки на её домашних тапках, и фартук не первой свежести, и этот душный запах, который вошёл вместе с ней, этот чужой запах заполнил каждый уголок квартиры.
Вопрос женской ласки был для Симочки закрыт, как и то, что до кабинетного дивана она тоже не допускалась, объяснял он просто:
- Я так воспитан, мол вместе спать неприлично.
Симочка мирилась с этими высокими отношениями, понимая, что в мире не может быть всё совершенно, а Георгий Самуилович был её придуманным совершенством.
Но семейная жизнь с совершенством оказалась непредвиденно короткой.
Однажды, кто-то из посредственных писателей, вернувшись с Мёртвого моря, рассказывал всем и каждому о восхитительной Земле Обетованной и сетовал, что он не еврей. Георгий Самуилович смекнул, что тут больше ловить нечего, что должность секретаря высокого писателя, это не должность председателя Союза Писателей, которую ему никогда не дадут, да и Симочка не Марлен Монро. Вот он и поспешил через Израильское консульство получить пригласительную визу только на себя и билет взял в один конец.
Так обрубив все концы, Георгий Самуилович Гомбер, не путайте с Гомелем, и с Гумбертом, стал гражданином Израиля.
Протиснувшись в писательскую гвардию Израиля, он быстро понял, как много тут смышлёных и это ему не понравилось, и ещё ему не понравилось то, что о нём никто никогда не слышал, и не читал его рассказов.
- У нас своих майсов хватает, - сказал ему местный писатель.
Это его вконец расстроило, а евреев, которых тут пруд пруди, он просто возненавидел.
Он ещё много лет неприкаянно скитался по разным странам, ему везде было холодно, неуютно и одиноко, он давно жил, как остывший камин, как высохший колодец, заваленный уличным мусором, сухонький старичок...
Жизнь прошла, не сбылись слова старого Деда Мороза, когда-то пожелавшего Жорику счастливых путешествий.
Пустой колодец высох изнутри,
Состарился и ты от суетных дорог,
Родил ты мыльные, всего лишь, пузыри,
И будет пуст твой серый некролог.
Наташа Петербужская. @2023. Все права защищены.
Опубликовано в 2023 году в Сан Диего, Калифорния, США.
Свидетельство о публикации №224010700201