Музыка Андрея Изюмского

      Как-то, попав на сайт Андрея Барановского, теперь историка, а в прошлом – рок-музыканта (я помню эту питерскую группу под наивным названием «Дети»), прочла у него строки: «Как и многие другие, историки любят сослагательные наклонения. Так я всегда предполагал: был бы Юрий Морозов внимателен к ленинградской богеме, Андрей Изюмский умел играть на электрогитаре, а Алекс Гурьянов меньше пил, – вся наша звездная пирамида могла бы выглядеть иначе». [1]

      Как выглядел бы наш музыкальный Олимп, теперь нечего и представлять, судьбы распорядились так, как, наверное, и должно было быть. Но я вспоминаю, как пел Андрей Изюмский – музыкант и прежде всего поэт, – и сожалею, что так мало сделано студийных записей его песен…

      Я вдруг вхожу в дождливый Петербург, в другую реальность, в которой Андрей берёт гитару и начинает петь, его голос заглушает капли дождя… И снова я позволяю себе побывать в том мире, который мы когда-то решили придумать – в угоду ветру иль в угоду песни. События тридцатилетней давности раздвигают сегодняшнюю реальность, и оживают лица и голоса тех, кто в этой жизни мне уже не встретится.

      Впервые я услышала исполнение музыки Андрея Изюмского не вживую, а на кассете, профессиональная запись была сделана в начале 80-х. Слова песен меня удивили, настолько они были совершенны именно как стихи, в отличие от простых советских песен. Потом я узнала, что Андрей писал музыку не только на свои стихи, но и на стихи Кари Унксовой. Ее поэзия всегда имела для меня особенное внутреннее звучание и ритм, она словно наполнена внутренней музыкой, а потому, как мне казалось, не нуждалась в музыкальном сопровождении. Но на удивление, некоторые песни на ее стихи в исполнении Андрея мне понравились. Голос его звучал звонко и дерзко, было слышно, что поёт ещё совсем молодой человек…    

      В 1978 году Андрей так описал одну из реакций представителей народных масс на его выступление:

      «Был обычный весенний день. Нас ожидала поездка в сидячем вагоне – это не радовало…

      Я вёз с собой гитару. Когда поезд тронулся – она упала с полки и повредилась.

      Мои манипуляции с гитарой привлекли всеобщее внимание: народ засоболезновал, попросил меня непременно спеть. Вагон был общий, то есть четвёртого класса, публика смешанная. Я как-то уклонялся, но вдруг и Кари заинтересовалась ситуацией: «Спойте, – говорит, – спойте «Море».

      Я впущу в своё сердце

      Огромное горе

      И да выжгутся бельма

      Осторожной тоски

      И да здравствует море

      О море, о море

      Бесконечное море

      От доски до доски!

      В середине песни пьяный ветеран возбудился и полез драться: «Не для того мы, дескать, Берлин брали». Его как-то остановили, но на всех лицах увиделось полное недоумение, даже испуг. Слова песни звучали непонятно, «не по-русски» по Твардовскому.

      В переулках гремит

      Этот гул неминучий

      Эти тучи на радость

      Огромных орлов

      И дома прорастают

      В провалы и кручи О промытые горла

      Крутых островов». [2]

      «Мы много рассуждали о рок-культуре, интерес к которой возбудил я со своей гитарой. Кари думала, что в ней заложено возможностей больше реализованных доселе. Рок-шоу очень ново и распределяет энергию слушателей, говорит о разложении культурного процесса без контакта с хаосом космоса; о культуре, искусственно заизолированной от слабых воздействий вселенского «хаоса», о неспособности общества находиться в гармонии с тем, что выпадает из ограниченного культурой поля зрения…» («Из статьи о Вите») [3]

      Андрей безусловно осознавал силу музыки. Слышала, что Кари хотела привлечь народ к поэзии посредством музыкального сопровождения достаточно сложных для восприятия текстов. Но мне кажется, Андрей понимал, что только песня может унестись в небеса беспрепятственно, и это ставится на первый план, а вовлечение земных сущностей в это таинство – уже на второй.

      Возможно, он также ощущал слабость нашего языка: его мало для выражения наших мыслей, а тем более чувств. «Нужен более гибкий язык, метаязык», – говорил он. Музыка – это расширение возможностей для восприятия; как стройное движение от дикости к культуре, от повседневного – к запредельному. Голос даёт словам объёмность, фактурность, он словно срывает их с плоскости бумаги – врывается ветром, криком птицы, серебром листьев колыхания…

      Вспоминает Марина Унксова:

      «Поэма «Письма Томаса Манна» потребовала преобразования в звучащее слово, как бы стремясь выйти за пределы сугубо письменной формы, слиться с музыкой, театром. Поэт и рок-музыкант Андрей Изюмский исполнял текст поэмы в сопровождении гитары, и его исполнение пользовалось большим успехом при жизни Кари в Ленинграде и Москве. После гибели Кари Изюмский пел «Письма…» в Израиле, куда временно эмигрировал». [4]

      Вспоминает Татьяна Зажицкая:

      «Кари интересовала молодёжная контркультура, она считала, что через рок-музыку можно привлечь внимание молодёжи к серьёзной поэзии. Андрей положил на музыку тексты из поэмы Кари «Письма Томаса Манна» и сам же их исполнил. В те времена рок музыкантов гоняли, устраивали погромы, увозили в отделения милиции. Изюмскому удалось передать кассету с записью «Писем...» в ФРГ, где она прозвучала в одной из программ западногерманского радио при поддержке тогдашнего члена бундестага Отто фон Лансдорффа. Андрею через посольство ФРГ была передана в качестве гонорара электрогитара. Кажется, это был первый и последний творческий взлёт Андрея, принёсший ему в конце 70-х некоторую известность в определённых кругах». [5]

      Я слышала поэму А. Блока «Двенадцать» в исполнении Андрея под гитару, это было весело. Не знаю, экспромт ли это был… Зима, петербургская метель за окном, и сейчас проступят контуры тех, кто «вдаль идут державным шагом…» Рок-музыка поэму не испортила, а добавила современное звучание и сакральный смысл: впереди нас ждали 90-е годы…

      В 1983 году Андрея пригласили на музыкальный Вильнюсский фестиваль, который проходил в театре Вильнюсского университета, пригласили напрямую. Он выступил сольно, спел под гитару одну из своих песен на литовском языке, почти без акцента, чем покорил аудиторию. Фраза из его песни «Рим должен быть разрушен» была встречена литовской публикой овациями, зал чуть ли не скандировал. На записи концерта в Вильнюсе в 1983 году также можно услышать выступление Андрея, его песня «Будем мужественны, братья» восприняли бурно и восторженно – атмосфера тех лет в Прибалтике накалялась.

      «Будем мужественны, братья

      Занесённые снегами

      Наши домы, наши храмы не взывали о пощаде

      Наши домы пусты, голы, как татары проезжали

      Наши храмы предал долу супостат самодержавно.

      Будем мужественны, братья

      Накуём из кирок сабель

      Супостатов наших ратей слишком дряблы телесами

      Храмы слова и свободы вновь воздвигнем мы на пепле

      Так по коням и в дорогу

      Право, братья, не робейте». [6]

      Андрей часто ездил в Вильнюс на музыкальные фестивали, молодежные тусовки тех лет часто сопровождались выступлениями под гитару.

      Выступлений «по квартирам чужих друзей» я не видела, но остались фотографии тех лет, где Андрей с гитарой исполняет свои песни... Милый черно-белый Петербург, спасибо, что напоминаешь о себе такими вот фотографиями. Достаешь их из коробочек и пакетов из-под фотобумаги, вглядываешься в лица, и чувства прошлого внезапно охватывают могучей волной. Ты уже слышишь звуки и ощущаешь запахи, и проявившиеся цвета жизни оживляют эти черно-белые снимки...

      Таким было одно выступление, которое не запечатлелось на фото, но даже спустя столько лет продолжает звучать в моей памяти…

      Поздняя осень 1989 года. Мы знакомы с Андреем совсем недолго: несколько встреч на выставках и с друзьями, я помогала ему с печатью текстов стихов, долгие разговоры по телефону, и вдруг один такой разговор прерывается фразой: «Приезжай к нам на Театральную, у нас тут здорово». Согласилась сразу, не раздумывая, я любила старый Петербург с его старинными домами. Каменный Петербург, распахнутые окна квартир, часовые разговоры по телефону, быстро уходящие друзья, ожидания, и потери всякого смысла. Память благодарно шлифует острые углы отношений, оставляя самое главное – встречи, стихи и музыку.

      «Я представляю мой город

      Умытый утром слабенькою зарёю

      Сквозящий через материю

      Величайшее постиженье

      И все остальное тонет

      Опадает и мрёт

      Когда приходит вечность

      И наносит материи пораженье...»

      (Андрей Изюмский. Из «Поэмы конца»).

      Андрей съехал с квартиры родителей на проспекте Солидарности. Новое пристанище старалось выглядеть самобытным… «Здесь всё – дзен», – с гордостью произнёс Андрей. Что-то действительно казалось оригинальным: простые картинки на стене выигрышно смотрелись при приглушенном свете красной лампы, на полке – книги по философии, восточная литература, самиздат, поэзия, шкатулки, которые было интересно открывать, египетские знаки, требующие толкования…

      Он долго пел под гитару, я улавливала знакомые строки стихов: «Летучие фразы витают в бессонном мозгу…» [7], «огромные календулы дня…», «уйду в землю…» После этой последней песни – обессилил, он был слишком значителен во время этого исполнения, она будто погребла нас всей мощью поэзии Кари Унксовой:

         «…Покинь птица

         Покинь ветку

         Стреми парус

         Стреми крылья

         Пока скажешь

         Прощай люди

         И плащ смерти

         Тебя скроет». [8]

      Последние аккорды… Андрей отложил гитару, нежно вынул из чехла флейту, словно в помощь ему, чтобы извлечь щемящую мелодию…

      В мае 1990, уже накануне отъезда в Израиль, Андрей позвал меня на проспект Солидарности, посмотреть тексты стихов… Я села на диван, заказала себе кофе и стала переписывать новые стихи… Андрей побежал в другую комнату, поставил Пинк Флойд (он постоянно бегал: от стихов к музыке, от музыки – к стихам), потом что-то рок-н-ролльное, под которое орал во весь голос, выплевывая желтый от кофе и сигарет язык: «Любил я в детстве поорать».

      Потом зазвучало что-то очень тонкое, нежное, проникающее внутрь, в самую глубину души, – произведения Франческо Канова да Милано, виртуоза лютневой музыки XYI века, который стал популярен благодаря современному исполнению мелодии «Город золотой». Я стихла, глядя в окно. Кротко я сидела, завороженная гармонией. Возникшее во мне единение с заоконным, запредельным, вневременным. Будто это всё жило во мне. Долго не было Андрея… зашел, прилег рядом на диван. Я быстренько сунула глаза в стихи, лежащие на коленях… но притворяться долго не могла – захлопнула блокнот, виновато улыбнулась… Между нами возникло что-то, не поддающееся описанию, что-то неуловимое… Андрей понял моё состояние:

      – Музыка – завораживает…

      Потом снова сорвался с места:

      – Сейчас поставлю Вагнера.

      Почему-то решил, что я люблю Вагнера – накануне при телефонном разговоре услышал звучащую в моей комнате музыку и спросил:

      – А ты что слушаешь?

      – Вагнера…

      У Андрея было много пластинок. Большую коллекцию перед своим несостоявшимся отъездом из России оставила ему Кари…

      Много раз слышала, как Андрей пел мантры. Он любил это делать и по телефону. Исправно пел их утром, которое часто начиналось для него часов этак в 11-12 пополудни. «Ом Нама Шивайа Авалокитешвара». «Хари хара Махешвара Махадева Махарани»… Этот сложный медитативный процесс помогал ему на пути совершенствования. Подробное же описание глубины постижения каждого шага созерцания мантры не позволительно по причине скудного запаса наших слов. Удавалось ли ему таким образом успокаивать свою душу? Этого я не знаю…

      «Бывая часто в Москве, Андрей заходил в созданную тогда «Рок-лабораторию», с иронией называя ее «рок-амбулаторией», как-то он похвастался, что в Москве берут на вооружение его новые песни…

      Вот маленький, сдержанный комментарий, записанный в январе 1983-го: «Гребенщиков очень обаятелен в песнях, в натуре ему не хватает великодушия и смелости. Майк же, наоборот, выставляет себя в естественном и часто малопривлекательном свете, отчего симпатия к нему – глубже». [9]

      Андрей не щадил рок-мэтров в своих комментариях: «Троицкий, Агеев, Жариков… как объяснить, что их система общения есть элементарный вампиризм?..»

      «…Федоров рассказвал о новинках. Боря жалуется, что до противности популярен и им торгуют. Курёхин запустил mot: знает БГ, что Б, что Г. Шевчук поёт: мама, я любера люблю».

      В процессе погружения Андрея в современную музыкальную культуру и её исследования появились статьи, они вошли в книгу «Ступени храма»: [10] «Рок культура и куртуазный идеал рыцарства» (1986 г.), «Рок-революция. Там и Тут», «Метаморфозы» (1983 г.), «Свободная любовь» (1985 г.).

      Рок-музыка внесла в советскую культуру здоровый эмоциональный заряд. Именно поэтому пристрастие к западному року в те годы сменилось у молодёжи на увлечение советской рок-музыкой. Эта субкультура просуществовала достаточно долго, со временем приобретая новые темы и чувственные элементы. И похоже, что каждое последующее поколение подхватывает: «Рок-н-ролл жив!»

       «Рок-музыка, ставшая языком нового неформального сообщества, своими достижениями попадает в области высочайшей этики и тонкости чувств». («Свободная любовь»).

      «Тот факт, что за последние тридцать лет внутренняя организация развитых стран под воздействием молодежных движений перестроилась до неузнаваемости и в сторону гуманизации (очеловечивания) морали, несмотря на издержки (терроризм, шатанье третьего мира, разложение нежизнеспособных элементов) говорит за победу рок-реформации, самой необычной реформации на Земле. Она предоставила возможность тем многим, готовым играть эту Игру-Лилу каждый по своему – сыграть её в той жизни. Многие перенесли ее в следующую. Она прощает все ошибки тем, кто не желает обмана. Она никого не оставила равнодушным и даже враги питаются её объедками». («Рок культура и куртуазный идеал рыцарства»).

      «Метаморфозы» – эта статья написана как отклик на концерт ленинградской рок-группы «Странные игры» (мне нравились их веселость и безбашенность). На мой взгляд, получилось очень живое описание процесса воздействия рок-музыки на зрителей, видны симпатия и сопереживание автора тому, что происходит на сцене:

      «…поет хором труппа, и надорванный полоумный саксофон терзает утомленные общежитием души. Мне нравится их общность: они взаимно тактичны, не удручающе активны и все по отдельности имеют возможность самовыразиться в общем потоке.

      После апофеотического самоповешенья Давыдов в зале на семьсот человек происходит планомерное нагнетание эмоций с помощью все усиливающегося вхождения зрителя в детали и нюансы сценического процесса: согбенный басист на пару с малорослым гитаристом поют песню о девочке, которая не дает, и совершенно, напрасно, проявиться эмоциям героев, алкающих ее признания в качестве суперменов. Ведь не все ли равно, в каких иллюзиях ты проводишь свой день, бэйба, если вокруг тебя есть герои, независимо от возраста и соц-статуса ты можешь получить удовлетворение и возможность «любить кого-то».

      И, впервые за все проведенные в наблюдения за рок-процессом годы, я чувствую – зал искренне сопереживает происходящему на сцене.

      Действительно...................................

      Метаморфозы.

      Это последняя композиция в новом ритме, наполненная энергией и покоем, кончается резким саксофонным соло, имеющим в виду тему «смог он зе уотер», которая звучит совершенно отдельно от общей ритмической конструкции.

      Нет!

      Мы не верим, что этот мир рухнул, не верим, что силы наши ничтожны, не верим, что Время истекло, хотя это так.

      Мы повторяем……………

      Зал стоя аплодирует этим странным людям из «Странных Игр».

      Метаморфозы – повторяется – мира бесконечны.

      Преследующие нас повсюду, они отзываются странными событиями, неожиданными прозрениями, разнообразными замечательными делами……………». («Метаморфозы»).

      Художник Кирилл Миллер, вращавшийся и в музыкальных кругах, в 2016 году хорошо описал творческую атмосферу 1970-80-х, упомянул он и об Андрее:

      «Поговорить «за искусство» в те времена было модно. Мы все жили, полные надежд, что вот, кончится «совок», и теперь, наконец-то, грянет свобода творчества и самовыражения. Какими мы были наивными! Мы лелеяли дурацкие мечты, что всё теперь будет хорошо, не понимая: начнется неразбериха и разруха. Особенно красиво выступал поэт Андрей Изюмский. Сейчас его уже нет в живых, а тогда, вскоре после начала перестройки, он уехал в Израиль на долгие семь лет. В то время вообще все существовали вместе: поэты, художники, музыканты, меломаны. Никто не делился на группы, люди дружили и ходили в гости». [11]

      В 2022 году вышли в печати четыре книги Геннадия Зайцева «Хроника прошедших событий. Летопись андеграундного движения в СССР 1960-1980-х годов». В четвертой книге хроники «Свинцовые паруса» есть статья под названием «Группа Сергея Перекрёстова и Андрея Изюмского». [12]

      Несколько выдержек из этой статьи:

      «Андрей Изюмский и Сергей Перекрёстов – дуэт талантливого исполнителя и профессионального инструменталиста. Третьим в этом дуэте была ленинградская поэтесса Кари Унксова. В 70-х годах начинающий поэт Андрей Изюмский не мог похвастаться красивым слогом и лирикой. Это случится позже, в 80-х... Но творческое стремление и желание петь что-то по-настоящему интересное, а не то, что «надо», толкает его на использование стихов малоизвестной поэтессы. Плодом первых опытов становится запись дуэта «Изюмский и Перекрёстов» на стихи Кари Унксовой в 1977 году. Примерно в это же время Андрею удаётся протолкнуть запись за границу, и она получает хождение на радио».

      «Сергей Перекрёстов, захаживающий в кофейню «Яма», был весьма талантливым музыкантом, аранжировщиком, мультиинструменталистом, звукорежиссёром, мы дружили с ним. Собирал собственный аппарат в надежде когда-то начать выступления со своим другом, Андреем Изюмским.

      Андрей Изюмский был отличным вокалистом, исполнителем. Пел песни на стихи некой поэтессы – Кари Васильевны Унксовой. Позже стал сочинять тексты сам, но не такие успешные, по сравнению с её. В 1779-81 годах Перекрёстов смог осуществить «домашнюю запись», в которой сыграл на всех инструментах, выступил аранжировщиком. Изюмский выступил и как инициатор записи, и как исполнитель песен, и как акустический гитарист. Запись получилась сногсшибательная, качественная, с бешеным вокальным напором Изюмского и стихами Кари.

      Андрею удалось, на свой страх и риск, переправить запись в ФРГ, где она прозвучала по радио, а в каком-то журнале, кажется, «Штерн», была опубликована заметка и об Изюмском и стихах Кари. Ну и понеслась…

      …Теперь я рассылал по городам и весям всея Системе записи не только «Аквариум», «Мифы», «Б.Ж.К.», «Капитальный ремонт», «Юрий Морозов», но и запись Сергея Перекрёстова с Андреем Изюмским».

      Эта запись бережно хранилась у Геннадия Зайцева более 40 лет, в нее вошли пять композиций, сейчас их можно послушать по ссылке: [13]

      1. Милиционер, сл. К. Унксовой.

      2. Ветка персика, сл. А. Изюмского.

      3. Мама, я убил, сл. А. Изюмского.

      4. Куда ушёл мой друг, сл. К. Унксовой.

      5. Будем мужественны, братья, сл. А. Изюмского.

      Вот что вспоминает Владимир Викторович Изюмский, отец Андрея: «Я отчётливо помню то время, когда Андрей с Сергеем Перекрёстовым записывали эти песни. Записи проходили у нас на квартире, в маленькой комнате Андрея, которую Сергей, понимавший в звукозаписи, заполнил аппаратурой, микрофонами и разными проводами. Во время записи шум и грохот стоял невероятный. Я даже опасался претензий соседей. Но всё обошлось.

      После смерти Андрея я долго разбирался с магнитофонными катушками и кассетами. Мне удалось с помощью Сергея Пожлакова изготовить диск с записью 30 песен Андрея. Я переслал его Сергею Драгинде (Москва), дипломированному специалисту в области звукозаписи, который обещал улучшить качество диска и довести его до идеального состояния…»

      В 2012 году вышли в свет книга Андрея Изюмского «Ступени храма» и одноимённый альбом песен. К сожалению, получить качественную запись от Сергея Драгинды пока не удалось. Да и сам диск целиком тоже послушать не получится: на ютуб-канал загружено только восемь песен. [14]

      Кроме того, Андрей Изюмский записывался у Андрея Тропилло, который организовал студию звукозаписи в доме пионеров Красногвардейского района. Владимир Викторович даже купил им магнитофон и один раз был в этой студии.

      Основные же записи (25 песен) сделаны в Москве, где в качестве клавишника выступал знаменитый Александр Белоносов (незаменимый участник группы Александра Ф. Скляра), а ударника – Олег Котельников. Но, к сожалению, Белоносов не описал этот факт. Видимо, для него это мимолетный эпизод.

      Изюмский записал несколько песен с участием Андрея Васильева, Игоря Голубева из группы «Россияне» и других музыкантов.

      Усилиями Владимира Викторовича изданы книги стихов Андрея, он собирает архив своего сына, все статьи и книги, в которых упоминается об Андрее. Биография Андрея включена в литературную энциклопедию в трёх томах «Литературный Санкт-Петербург. ХХ век». Центр Андрея Белого выложил в открытый доступ статью об Андрее из литературной энциклопедии «Самиздат Ленинграда 1950-1980 гг.». [15]

      Четыре книги Геннадия Зайцева «Хроника прошедших событий» также пополнили этот архив, и мнение Владимира Викторовича о статьях, имеющих отношение к Андрею, такое: «Не всё в этом тексте достоверно... На мой взгляд, Зайцев преувеличил роль Сергея Перекрестова. Мог бы поподробнее изложить, как они готовили обращение в обком, пребывая в кутузке».

      Восполняю пробел и привожу рассказ о том, как же было принято решение открыть рок-клуб, в изложении Виктора Резункова (полностью статья «На ступенях храма…» опубликована в «Русском Журнале» 04.04.2013) . [16]

      «Двадцать восьмого августа 1979 года вечером на ступенях Инженерного замка ожидался концерт «Аквариума». Собралась достаточно большая толпа, но появились милиционеры и люди в штатском. Всех разогнали, а нас, Кари Унксову, Андрея Изюмского, музыкантов Мишу Малина, Жору Ордановского забрали в каталажку. Не помню сейчас, был ли с нами Борис Гребенщиков? Но в каталажке мы просидели часов шесть, и на самом деле это были исторические «посиделки». Там мы и приняли решение обратиться к властям города с письмом с призывом открыть в Ленинграде площадку, на которой могли бы выступать рок-группы. Сегодня инициаторами создания легендарного Ленинградского рок-клуба называют несколько человек. Я ни в коем случае не беру на себя ответственность за это «безобразие» («не могу, и не хочу, и не заставляйте меня, все равно у вас ничего не получится», – как пел Хвостенко в гостях у Кари Унксовой, любимый поэт Андрея Изюмского. – прим. Автора), а просто сообщаю факты. Через несколько дней, после того как нас выпустили из каталажки, письмо в Смольный было написано и Андрей его повез. Вот как он, незадолго до своей смерти, рассказывал об этом визите: «Он пришел в приемную Г. В. Романова с текстом обращения и попросил доложить о нем Григорию Васильевичу. Выяснив суть вопроса, секретарша нырнула в кабинет Романова. Вынырнув, она сообщила, что Григорий Васильевич занят. «Я подожду», – ответил Андрей. Во время ожидания Романов несколько раз выходил из кабинета и входил в него, с любопытством поглядывая на молодого долговязого нахала. Через некоторое время в приемную вошел мужчина и сообщил Андрею, что Григорий Васильевич поручил ему принять обращение. Обращение было передано. Вскоре рок-клуб был открыт на улице Рубинштейна…». Сейчас, конечно, трудно сказать повлияло ли на Романова конкретно именно это обращение, или же чиновникам Смольного стало понятно, что дальше «так жить нельзя», или что-либо другое. Но факт остается фактом».

      Но вернёмся к музыке Андрея. Да, записанный альбом получился интересным. Роль Перекрёстова, возможно, и преувеличена, поскольку, как описывает сам же Г. Зайцев, Изюмский выступил и как инициатор записи, и как исполнитель песен, и как акустический гитарист.

      То, что песни на стихи Кари получились, на его взгляд, более интересными, с этим тоже можно поспорить. Достаточно послушать песни, написанные Андреем на свои стихи, а ведь некоторые из перечисленных вполне могут потягаться с хитами: «Падающие башни», «Они двигали камни», «Ветка персика», «Беглец», «Славянская застольная», «Мадригал часовне», «Баллада о королевских стрелках», «Когда город над утром взлетел», «Мой Бог без грусти и заботы», «Я не хочу к центру земли…», «Как-то в медвяном лесу густом…», «Белый индюк», «Прославление Соболева», «Одинокий волк». Смогут ли они стать для кого-то открытием? Зазвучат ли набатом или откровением?..

      Летом 1990 года Андрей эмигрировал из Советского Союза, он взял с собой гитару. В Россию прилетали строки его стихов, поэмы, письма… Музыку Андрея я уже не слышала…

      «Там где светло как днем

      Там где поет гроза

      Там – куда мы придем

      Глядя во все глаза

      Там – и любви предел

      Там – и предела нить

      Неба не уронить

      Петь это дело вер…»

      7 января 2024 г.


[1] Историк Андрей Барановский. Музыкальная автобиография.

      URL: https://gub191025.wixsite.com/andreybaranovsky/music

[2] А. Изюмский. «Прекрасный новый мир» Кари Унксовой». Обводный канал. 1986. № 10

[3] А. Изюмский. Ступени храма. (Собрание сочинений). СПб. 2012 г.

[4] Марина Унксова. «Поэзия Кари Унксовой». Ассоциация искусствоведов (АИС). Петербургские искусствоведческие тетради. Выпуск 20. СПб. 2011. URL: https://ais-spb.ru/sbornik/20.pdf

[5] Татьяна Зажицкая. «Кари». Берлин. 2001 г. (С. 100) URL: https://vtoraya-literatura.com/pdf/zazhitskaya_kari_2001.pdf

[6] Андрей Изюмский. «Славянская застольная». URL: https://www.youtube.com/watch?v=leq5Mw7TEGw

[7] Андрей Изюмский. URL: https://stihi.ru/2013/12/26/6650

[8] Журнал поэзии «Акт». СПб. Номер 15. С.19.URL: https://reading-hall.ru/akt/15.pdf

[9] Г. Лунина. «Стихи и встречи». URL: http://proza.ru/2014/04/04/1186

[10] А. Изюмский. Ступени храма. (Собрание сочинений). СПб. 2012 г.

[11] Не тот ли это знаменитый Кирилл Миллер, о встрече с которым мы так мечтали?! Часть 1. URL: https://specialradio.ru/art/602/

[12] Г.Б.Зайцев. Хроника прошедших событий. Книга 4. «Свинцовые паруса». 2022 г.

[13] Г.Б.Зайцев. Хроника прошедших событий. Аудиофайлы.

[14] Андрей Изюмский. URL: https://www.youtube.com/@user-cs2ol4dl2m

[15] Москва. Новое литературное обозрение. 2003 г.

[16] Виктор Резунков. «На ступенях храма…». Русский журнал. 04.04.2013. URL: http://russ.ru/Mirovaya-povestka/Na-stupenyah-hrama