Ведмедь на Кие

Это было в 1956 году на Кие, в районе села Чумай, когда мы с братом Владиславом были еще совсем пацанами. Пошли рыбачить, ставить закидушки на налимов. Поднялись по реке км. 5-6 выше от Чумая, туда, где Кия выходит из теснин скал затухающих отрогов Алатау. Места здесь чудесно красивые. Река еще бурливая, но уже без опасных порогов. Заканчивается урманная тайга и переходит в смешанный лес, где есть поляны, покосы и изредка появляются люди.

Чтобы срезать удилища, подошли к развесистому кусту черемухи, растущему на краю ручья, журчащего по каменистым уступам берега. Куст был обильно украшен кистями черной зрелой ягоды. Вырезав удилища, мы увлеклись лакомством. И удивились тому, что ветки черемухи вместе с листьями были смяты, изодраны или изжеваны. Мы удивились такой небрежности и посетовали на того ягодника, что так небрежно обошелся с лакомством. И сделали вывод, что человек не обошелся бы так с тем, чем дорожит. Да и деревень поблизости тут не было. Из Чумая сюда вряд ли кто-либо мог пойти. Ведь почти у каждого дома в палисаднике цветет и благоухает такое деревцо. Здесь с молотой черемухой пекут пироги, поэтому мы предположили, что это был медведь или, на местном диалекте, «ведмедь».

От съеденной черемухи вязало рот. Мы спустились к берегу, попили воды, прополоскали рот и по высокой прибрежной осоке двинулись дальше в путь. Пройдя не более 250 метров, Владислав вдруг остановился, оглянулся назад и, дернув меня за рукав, тихо сказал: «Смотри, вон тот мужик, что черемуху ел». Присмотревшись, я увидел высокого, более двух метров мужчину, идущего по нашим следам. Я обратил внимание на то, что, несмотря на август месяц и жаркую погоду, он был одет в шубу, вывернутую наизнанку. Я сказал об этом брату. Тот сделал вывод, что нормальный мужик летом не будет ходить в шубе, к тому же выворачивать её мехом вверх. «Значит это медведь», – заключил он. Нижней части туловища этого зверя не было видно из-за высокой травы. Зверь подошел к берегу, наклонился в том месте, где мы пили воду, и долго нюхал наши следы. Чтобы не попасть в поле внимания зверя, мы бросились бегом дальше, вверх по реке, углубляясь в горы и тайгу. Километра через полтора остановились у небольшой пещерки тектонической природы, где обычно и рыбачили.

Наловили живцов, поставили закидушки. Стало темнеть в ущелье вечер наступает рано. Мы не рискнули остаться здесь на ночь и отправились тем же путем назад, ближе к деревне, куда зверь, по нашему разумению, не должен был прийти. Не доходя черемухового куста, где хозяйничал страшный зверь, мы бегом проскочили опасное место и выбежали на широкую поляну, где уже стояли смётанные копны сена из свежей травы. Не разводя костра, всухомятку пожевали то, что прихватили из дому: домашние лепешки, что часто пекла мама, да закусили кусочками сахара, расколотыми обушком ножа. Спать залезли в свежее сено еще не слежавшихся копёшек. Утром опять с осторожностью проскочили мимо злополучного черемухового куста, собрали закидушки, на которые прицепились несколько совсем небольших налимов, и – снова бегом мимо черемухи.

Ничего и никому о нашем происшествии мы не сказали: ни родителям дома, ни своим друзьям. Да и не стоило об этом рассказывать. Кто-то бы только посмеялся над нами, а бывалые люди наказали бы больше туда не ходить: мало ли что. Прошло несколько дней, но сцены из встречи с неведомым страшным зверем не затухали в памяти, и я Владиславу как-то сказал об этом. Он подтвердил мои мысли. Я продолжил: «Ты ведь знаешь из рассказов мужиков, которые ходили на медведя, что тот не ходит на задних ногах, а только встает вертикально, если хочет сделать свою отметину на дереве, и в момент нападения на добычу». Брат согласился со мной. Но сомнения мне не давали покоя. Папа любил читать, поэтому и выписывал журнал «Наука и жизнь», из него я вскоре и узнал, что в Гималайские горы снаряжена экспедиция ученым по имени Поршнев для поисков так называемого «снежного человека».