Глава 25. Рассказы Альфонсо и Лютерии

За Соединенным Королевством. Рассказы Альфонсо и Лютерии

Мои мысли часто витают вокруг Соединенного Королевства (и это понятно), но сейчас мне хочется отвлечься от насущного и обратить взор на что–то милое. Последнее время я нахожу в этом отраду. Если думать только о врагах и их кознях, то никаких нервов не хватит. Вспомню–ка я о Бархатных Королевствах. Пару месяцев назад, по обыкновению рассуждая сам с собой, я отмечал, что мягкошёрсты – прямоходящие коты около шестидесяти дюймов в холке. Что они очень умны и пушисты. Что их характеры различны и имеют особенности. Мягкошерсты могут быть игривыми, плутоватыми, ехидными, вредными, мечтательными и осмотрительными. Вот такой народ. Мне нравятся мягкошерсты, хотя они бывают и хитры. Сейчас я подумаю об устройстве Бархатных Королевств, его истории и географии, а так же о религии и институте семьи.

Что касается последнего, вожаком в клане мягкошерстов признаются старшие в роду – дед или бабушка. Их слово всегда решающее в любых обсуждениях и толках. И чем более преклонен их возраст, тем по мнению мягкошерстов больше мудрости они могут поведать. Мягкошерсты доживают до семидесяти–восьмидесяти лет, и за «стариков» у них принято держать тех, кто побил отметку шестьдесят пять полных лун. Отметим, что деды мягкошерстов дают наставления только мужчинам, а бабушки исключительно женщинам. Одни учат охоте и рыбалке, другие дают советы о замужестве и ведении хозяйства. Свататься молодой мягкошерст приходит не к отцу невесты, а к к его бабке. Именно она решает достойная ли партия будет у ее внучки. Если ее все устраивает – играется пышная свадьба, если нет – жениху преподносят пирог из патоки, который он обязан принести в свой дом как дар отказа.

Мягкошерсты заселили Бархатные Королевства за долго до того, как на страницах летописей появились мои предки. Сами они говорят, что проснулись под звездами у священного озера Мулат–Мяу–Канама. Возле него они основали город Мерсил. Потом случилось землетрясение, и Мерсил вместе с Мулат–Мяу–Канама опустились в недосягаемые недра земли. Мягкошерсты бежали от катаклизма. В ту пору они разделились на малочисленные группки, которыми разошлись по всем долам будущих Бархатных Королевств. Образовавшиеся государства поначалу отстаивали свое право на владение теми или иными просторами. Велись кровопролитные сражения, плелись интриги, заключались союзы и распадались прежние договоры. Так было пока мало–помалу Бархатный прайд (наследников его сейчас уже нет) не переборол остальные менее могущественные прайды. Основателем Бархатных Королевств стал падишах (титул учреждён) Шамси Бархатный. Его род просуществовал более пятисот лет. Крайним представителем Бархатного прайда вроде бы был Мурлон Второй. Он пал от копья короля Острохвостии, шипунца Пискалки. Ближайшие родственники Мурлона Второго попали в плен к Пискалке, и что с ними затем произошло – для нас загадка. На троне Бархатный прайд подменился прайдом Белых Воротничков, а за ним и иными прайдами. Мягкошерсты воинственны, когда речь идет о том, «чье это?! Мое или твое?!»

Бархатные Королевства – это окрошка территорий, включающих в себя как влажные тропические леса и саванны, так и необъятные болота и зоны высотной поясности. С севера они омываются Радужным и Кислым Морями, с востока затеняются Великим Лесом. С юга овеваются ветрами Великого Песка – совокупности непроходимых пустынь, за которыми, по легенде лежат Покинутые Города, а на западе гремят войны с королевством Острохвостии. Насколько Бархатные Королевства обширны? Честно? Всей жизни не хватит, чтобы обойти их и сказать – я побывал в каждом уголке. Если площадь Соединенного Королевства примерно равно ста тысячам квадратных миль, то Бархатные Королевства будут где–то в два раза больше. В стране мягкошерстов есть громадные горные цепи – Каппучи, Труттчи и Мяундулы. Мяундулы почти кольцом огибают фосфоресцирующий водный бассейн – Атамалу’Мяу. Отметим еще и то, что в Мяудулах, есть целых три вулкана – Куш–Куш, Кус–Кус и Ням–Ням. Эти вулканы ассоциируются у мягкошерстов со злыми духами, сварливыми и коварными.

Живность в Бархатных Королевствах – это что–то с чем–то. Тут вам и ящерицы, и приматы, и змеи, и зебры, и бизоны, и, жирафы, и даже слоны. Мягкошерсты едят всех. О вкусах не спорят, но не уверен, что слоны прям «пальчики оближешь». Насекомые. Отдельное слово о них. Муравьи, термиты, пауки, жуки–дровосеки, бабочки, червяки – все как на подбор – исполины. Если у нас бабочка – это бабочка, малюсенькая и хрупкая, то в Бархатных Королевствах – это создание почти с ладонь! Мягкошерсты нанизывают их на палочки, засахаривают в сиропе или в меду и ом, ом, ом!

Об устройстве. Бархатные Королевства разделены на «уделы», во главе каждого из которых стоит мяу–хан с правящим прайдом. Что же, попробуем эти уделы перечислить: Дельта Почесушки – самый плодородный район Бархатных Королевств, питаемый рекой Молочной, цветет и благоденствует под личным надзором падишаха – неоспоримого владыки всех мягкошерстов. Ныне падишахом является старый кошкотун Рыжаст Четвертый из прайда Лимонных Ушек. Сидит Рыжаст Четвертый, как ему и положено, в столице Бархатных Королевств – в Торр-Каторре. Его наследник – мяу–хан, бесстрашный воин Персик бдит за уделом Сливки и Сметанка. Так, это пока два удела. И вот какие еще: пустыня Бао–Мяу, Цап–Царап саванна, Осетриный Залив – наиболее богатый рыбой, Шур-шур, Мята, Шуршащий Вереск, Угрюмый Сад, Коробкус, Шепот Брима, и Сливочные Небеса. Всего получается двенадцать уделов. О каждом из них можно говорить часами. Например, в Шур-шуре – в шири многоголосных городов и прерий есть гигантский храмовый комплекс, выбитый в горе Хвать–Неотдать. Он посвящен верховному божеству Бархатных Королевств – Кашеаку. Кашеак в мифологии мягкошерстов –бессмертный их прародитель, играющий с Клубком Судьбы. Именно из нитей этого Клубка, по мнению мягкошерстов, Кашеак и сотворил, сплел Все земли. В отличие от Ураха, у которого есть только помощники–святые, у Кашеака имеются братья и сестры – Боги, отвечающие за те или иные аспекты жизни. Вот они: Саафина – киса урожая и рождения. Юми – мать всех вод. Тиграш – бог смерти, муж Саафины. Долька–Со – богиня–мудрец. Парсун – бог неба. Амсоль – богиня ветра. Лайма – богиня охоты. Жасмин – богиня красоты, мягкошерст–дева. Урс’Ус – бог–посредник. Трюфель – гермафродит, бог радости, веселья и любви. Герех–Аман – бог–демон, аналог Назбраэля, младший брат Кашеака. Дармиса – богиня музыки. Ширшир – бог боевого танца. Это те, кто пришел мне на ум сразу. По–моему их там еще штук пятнадцать. В Бархатных Королевствах к своим покровителям относятся чрезвычайно трепетно. Вы можете пошутить над мягкошерстом и сказать, что его хвост не так пушист, как ему кажется, – тот улыбнется, но если вы обмолвитесь, что Трюфель – имечко для бога смешное – ждите оскала клыков. Конечно, имена мягкошерствов, такие, как Персики, Бао–Мяу, Цап–Царапки, Пузочесы, Чернушки и Пушки – для обычного человека кажутся названиями комичными, но для самих мягкошерстов они не есть таковы. У нас разные культуры и непохожее мировосприятие. То, что для нас – правильно и в порядке вещей, для мягкошерста – нет. У нас при дворе Соединенного Королевства в Керане, а точнее в его столице Хафлане, мягкошерсты возвели свое посольство. По делам государственным я бывал в нем пару раз и хочу отметить – меня всегда восхищала та сдержанность и то приличие, с каким меня в нем всегда встречали. По большому счету это относится и ко всем Бархатным Королевствам. Мягкошерсты держат людей за потешных безволосых великанов, а мы в свою очередь млеем от их носиков, усов и шерстки, лапок и полосатых животиков. Между Соединенным Королевством и Бархатными Королевствами никогда не было конфликтов. Ну, торговые пошлины тут упоминать не станем – это мелочи.

Пару занятных фактов! Ага! Самым ярым почитателем мягкошерстов был все тот же известный нам король Рамир Пятый Красный Голос. Он так очаровался фольклором и балладами Бархатных Королевств, что попросил падишаха Беляша о том, чтобы тот прислал ему менестреля. Сказано–сделано! Белый красавец–мягкошёрст Мурлыкий прибыл в Шальх с тонкострунной арфой. Его песнь, сочиненная перед троном Рамира Пятого «Моя родина», снискала такую известность, что ее пели тогда на всех фуршетах и балах. Как бишь там?

Есть ли место, где солнце светит ярко?

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Есть ли уголок, где всегда не зябко?

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Где же те леса, где танцует радость?

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Где же долы, что отгонят скуку и усталость?

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Я скажу вам, леди, я скажу вам, серы! Есть такое место!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Слепленное не из теста – Бархатное Королевство!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Цветут там папоротники целый год!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Там вина благодатно празднуют восход!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Сахар лунный и дурманный табачок!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Воздаст хвалу им – нет, не простачок!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Родина моя! Я люблю тебя!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Только здесь я чувствую собой себя!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Люди, я зову вас к себе в гости!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Чтоб могли вы бросить кости!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

На подушках нежных, под пологом ситца!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Там, в медовом зале, я спою вам, как синица!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

В Бархатные Королевства поспеши, скиталец!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Там отведаешь сметану ты и смалец!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Там забудешь ты заботы и тревоги!

Отдохнешь там ты от жизненной дороги!

И протянешь там усталые ты ноги!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

В кои веки ты на славу отдохнешь!

С новыми силами домою ты пойдешь!

Мяу–мяв! Мяв! Мяв! Мяу–мяв! Мяв! Мяв! Мяу–мяв! Мяв! Мяв!

Наверное, я все это тихонечко пропел себе под нос, потому что Дурнбад хмыкнул себе в бороду. Гному нравятся всякие такие мотивчики, и сам он частенько может спеть нечто подобное из репертуара Железных Гор, но… Поэзия Бархатных Королевств – это отдельный жанр творчества. Так-с, вернемся к другим примечательным достоверностям.

Помимо Мурлыкия в Соединенном Королевстве прославился еще один мягкошерст, а точнее мягкошерстка Лаврушка. Лаврушка была пиратом, да–да, пиратом! Раскосая, с накрашенными коготками и платком, завязанным особым узлом, она грабила суда Керана на перешейке между Радужным Морем и Морем Призраков. Лаврушка никого не убивала, а взяв корабль Соединенного Королевства на абордаж, изымала из трюмов единственное – «валерьяну лекарственную», – растение, которое в Бархатных Королевствах продают на вес золота. Пристрастие Лаврушки к валерьяне лекарственной было столь велико, что когда ее когг «Распутницу» наконец зажали в тиски, и бежать уже не имело смыла, она влезла в деревянный короб с «душистой зеленью» и приказала сбросить себя в пучину. Короб пошел ко дну. и Лаврушка нашла свою смерть, видимо, так как и желала.

Еще. Однажды в Гельхе разразилось крысиное нашествие. Вредителей развелось так много, что наместник Плавеня, не зная, что делать, и как спасти склады с пшеницей, в отчаянии обратился за помощью к перекупколапу и щекоткореференту из посольства Бархатных Королевств, посчитав их экспертами в поединках с назойливыми грызунами. Аристократичные мягкошерсты, приняв письмо наместника, тут же выслали всех своих подчиненных чиновников в Гельх. Спустя две недели было объявлено – угроза для зерна миновала. Тогда мягкошерсты изловили здоровенную крысу–мутанта, жившую прямо в кабинете наместника и плодящую потомство, и… ну и съели ее. Они все едят. Могут и одуванчиком телячью ножку закусить, или тонкими травинками, которых любят, или цветком комнатным…

– Брат по крови, что ты там насвистываешь?

Мы покинули Ильварет и уже как несколько часов скакали на запад.

– Да так. Размышляю о всяком. О Бархатных Королевствах, в частности.

– Почему о них? – спросила подскакавшая Лютерия Айс.

– Мягкошерсты для меня существа приятные. Воспоминания их нравов и обычаев не дают мне зациклиться на всех наших проблемах.

– А поведай нам то, о чем ты сейчас кумекал, – попросил Альфонсо.

– Только не на ходу! – воспротивилась Настурция. – Нам совсем необязательно прислушиваться к тому, что ты собираешься орать тут против ветра!

– Пора на привал! – потребовал Дурнбад.

– Поддерживаю! Тпру! – отозвался я.

Мы разбили импровизированный лагерь у малюсенького ручейка, который, быть может, когда–то являлся рекой. Я достал из сумки Скатерть и, осведомившись у друзей, что бы они хотели на обед, стал раздавать возникающую по мере заказов еду. Под сочные сосиски с пюре и салатом с сухариками, кукурузы и мидий, я немножко рассказал им то, что мне известно о Бархатных Королевствах.

– Ты всегда был такой начитанный и умный? – хрустя крекером, усмехнулся Дурнбад.

– Почти с пеленок, – улыбнулся я.

Альфонсо воздел палец вверх.

– Мне вот что пришло в голову. Давайте каждую нашу стоянку делиться какими–то знаниями. Вот, Калеб сейчас поведал нам о Бархатных Королевствах. Следующим эстафету подхвачу я. Как вам идея?

– Заманчиво, – отозвалась Лютерия. – Я люблю узнавать что–то новое.

– Заметано! – гикнул Дурнбад.

Мы все воззрились на Настурцию.

– Ладно! Ладно! Я тоже с вами!

– Ай, молодчина! – похвалил ее гном. – Брат по крови уверил меня, что ты почти такая же смышленая, как он!

– Почти такая же?! – становясь пунцовой и прожигая меня и Дурнбада взглядом, воскликнула Настурция.

– Э! Наравне идете, значит? – чуть смутился старейшина войны, поняв, что его похвалу не оценили.

Настурция схватила Клюкву и наставила на меня.

– Ты говорил такое про меня?!

Я сглотнул комочек слюны.

– Я, вот честно пречестно, считаю тебя более чем башковитой!

– Но глупее тебя, так?!

Альфонсо встал между нами.

– Не нужно ссориться!

– Нет! Ты – самая умная!

Настурция нахмурилась. Она опустила посох, но потом опять его подняла.

– Я чувствую твой сарказм! И не потерплю его по отношению к себе, Шаттибраль! Ты уяснил?

Я, не желающий превратиться в какую–нибудь гадость от поцелуя Клюквы, быстро закивал.

– То–то же!

Настурция уселась подле Лютерии Айс.

– Успокой свое сердце, – мягко сказала она. – Он не понимет, почему ты так себя ведешь…

– Почему? – сразу вырвалось у меня.

Язык мой – враг мой. Ну, вот мне бы промолчать, а я лезу, куда не надо! Дубина!

– Закрой свой рот! – рявкнула на меня Настурция. – Ты мне противен! Всегда ты первый, всегда ты самый душка и лапочка, как и Эмилия, а я – на вторых ролях! Да как бы не так! Я тебе и Эмилии сто очков форы дам! Особенно сестре! Я куда, может быть, и лучше нее! Во всем! Почему ты этого никогда не видел?!

Лютерия Айс, Дурнбад и Альфонсо почему–то стали смотреть себе под ноги.

– И ты, и Эмилия – дорогие мне люди, – медленно ответил я. – И только ты виновата в том, что отстранилась от нас. Ты ушла сама, мы тебя не прогоняли.

– Да, ушла! Потому что… потому что посчитала это правильным!

– Настурция, можно я тебе кое–что скажу?

– Попробуй.

– Для меня ты – эталон человечности, красоты и…

– Красоты? Красоты моей сестры, ты же это имел в виду?! Но ко мне как к личности это никак не относится! Ты – враль! – перебила меня колдунья Ильварета.

Настурция вскочила на ноги и скрылась в кустах. Там она горько заплакала.

– Что вызвало ее слезы? – ошеломленно спросил я у друзей. – Вы же сами слышали, я ничем ее не обидел! Еще и Эмилию приплетает постоянно! Ее так вообще тут нет!

Альфонсо подергал мочку уха.

– Настурция, как и Эмилия… Как бы выразится–то?... Сложно все это!

– Я не в курсе ваших взаимоотношений, но как женщина скажу – Альфонсо, предоставь Настурции самой объяснить ситуацию.

– Лютерия?! О чем ты?! – взвыл я.

Дельторо кивнул магистру Ордена Милосердия.

– Верно.

– Тут, брат по крови, я бы сравнил тебя со слепым бараном, что тычется мордой в забор, – доверительно сообщил мне Дурнбад. – Соедини два камушка вместе. Квась, квась и вместе!

– Тролль бы вас побрал! – разозлился я. – Я тут ни при чем!

Сколько мы еще отдыхали у ручейка? Да недолго. Солнце уже клонилось к закату, и мы решили гнать коней до самой темноты. Ехали без всяких разговоров. Настурция впереди всех, я – замыкающим. Эти дамочки – для меня загадка! Ты подойди ко мне и скажи: «Калеб, нам надо серьезно поговорить». Я – что? Должен понять, что беспокоит Настурцию по каким–то полунамекам? По тайным знакам или жестам? И эти еще втроем! Держат меня за мальчишку, что ли?! Настурция начала меня ненавидеть не сегодня и не вчера! Почем им знать, что тут к чему! Бестолочи!

Поздно вечером трактирщик «Хрюшки–Сушки» разместил нас на ночлег. За комнату взял по шесть серебряных и десять медяков! Я понимаю, если бы мы сейчас остановились в фешенебельном отеле Эльпота – плата была бы уместна, но за рваные обои, потертую мебель и продавленную кровать – это чересчур! Это грабеж! Платила Лютерия Айс. Из нас пятерых деньги догадалась взять только она и, естественно, Настурция. Перед самым сном, за бокалом портера, мы обсудили дальнейший план действий. Дорогу к Тлеющей Чаще все знали хорошо, кроме Дурнбада. Альфонсо предложил держаться Змейчатого Тракта аж до самого форта Нура, потом свернуть к Березовому городу и дальше – по прямой к Брандварду, подле которого и рдеет Тлеющая Чаща. Возражений не последовало. Поэтому на том и порешили.

В своей коморке я укрылся тонким пледом и погрузился в сон. Укулукулун ошивался где–то поблизости… Он больше не тревожил меня своими видениями, но сосредоточился на том, чтобы сломить Луковое Спокойствие. На моей груди оно пылало, как пожар. Оно жгло меня, и я хотел его снять, однако осознавал, что этого делать нельзя. Наутро я заметил, что Луковое Спокойствие покрылось сетью больших трещин. Если раньше оно выглядело более–менее целым, то ныне его вид говорил об обратном. Хрупкое – ударь случайно и рассыплется. Я сжал губы. А ты что думал, Калеб? Встреча с архонтом и Испытание неотвратимы! Я потер глаза, а потом ополоснул лицо в бадье. Я малодушничаю! Трушу! Бракарабрад и Ансельм по воле Рифф терпят из–за меня пытки, а я все жду последнего момента, того, когда отступать будет уже некуда! Тряпка!

Я спустился вниз. Друзья уже завтракали. Яичница, бекон, поджаренные хлебцы и кофе. Кофе жидковат! Мне подавай такой, чтобы глаза наружу лезли! Настурция расплатилась (по грабительской таксе!) и мы вновь отправились в путь. Наше путешествие пока что проходило безмятежно. Что радовало. Торговые обозы, почтовые вороные и эскорты рыцарей встречались почти каждые пятнадцать минут. Крестьяне обрабатывали поля – пора уже! Картошка и репа сами себя не посадят!

Щебетали птицы, слышался гул людских голосов, шумели деревья, пахло чем–то сладким и травяным. Всеобщая обстановка умиротворения как бы говорила: нет никакого Дроторогора и Вальгарда Флейта. Все это выдумки! Шутки! Я потряс головой и пустил своего коня Марви галопом. Пока тут все тихо, да, но, сколько еще так будет? Филириниль, ты нужен нам, чтобы сразить демонов Преисподней… Они непременно явятся сюда, и мы должны упредить это. Достать благословенной сталью их плешивые рога и клыки раньше, чем мир потонет в огне… Констанция Демей покупает нам время, чтобы мы могли свершить подвиг. Мы не имеем права подвести ее, ошибиться, сломаться или умереть. От нас зависит будущее Соединенного Королевства. Приветливо помахивая рукой девушке с корзиной, я настраиваю себя на борьбу. На кровь и на потери. Я – старый мастер–маг. Я многое повидал, но еще никогда до сих пор мне не приходилось сталкиваться с такими страшными врагами. С моего посула свершилось Пророчество Полного Круга и Таурус погиб… и я погиб тоже. Но воскрес вновь, чтобы узнать – Первый из Круга Смерти не единственный, кто ставит нам палки в колеса. Что пора потрясений с уходом Десницы Девяносто Девяти Спиц не ушла в небытие. Грустно. Неужели я когда–то жил в Шато? Бродил по полянкам Веселых Поганок, собирая грибы и целебные растения? Охотился со Снурфом на уток и играл в карты с Катубом? Чинно ужинал с Птикалем и Грешемом? Как будто все это было сотни лет назад. Те мои заботы не сравнить с нынешними. Не умереть, не пораниться, не сойти с ума – вот о чем я сейчас думаю постоянно.

Марви – конь резвый и бойкий. Он неустанно вез меня на себе и не подавал вида, что устал. К полудню мы сделали привал. Скатерть выдала каждому его вкусняшки. Я ел торопливо, мне хотелось побыстрее закончить трапезу, чтобы послушать, что расскажет такого интересного Альфонсо. Следопыт чесать нам уши, пока жует, не любил. Насилу дождавшись того, когда он проглотит последний кусочек баранины, я воскликнул:

– Альфонсо! Уговор!

Мой друг улыбнулся. Он потрогал упругую тетиву Резца, а затем, привалившись к дереву, промолвил:

– Все доели?

– Ты начинай. Мне мясо никогда не мешало улавливать суть повествований, – хмыкнул Дурнбад, откусывая сочный кусок свинины.

– О чем будет речь? – спросила Лютерия Айс. – О каких землях?

– О Ноорот’Кхвазаме.

Альфонсо заложил прутик в уголок рта.

– Я следопыт. Исхожено мною троп немало и повидал я всякого, но скитания по Ноорот’Кхвазаму мне запомнились больше прочих.

– Речь пойдет о каком–то конкретном приключении? – осведомилась Настурция.

– Нет. О том, что такое этот Ноорот’Кхвазам в целом и кто там обитает.

Настурция Грэкхольм положила голову себе на коленки. Ее изумрудные глаза пересеклись с моими. Я улыбнулся ей. На какой–то миг мне показалось, что она тоже готова улыбнуться, но Альфонсо заговорил, и колдунья отвернулась.

– Все мы в курсе того, что в Ноорот’Кхвазаме живут эндориты – разумные паукообразные существа. Что они злы и скоры на расправу. Но так ли это на самом деле? Что вообще мы можем про них поведать? Я – многое. Эндориты в длину от четырех до семи футов, в поперечнике от двух до трех. У них по восемь ног-рук и лица, так похожие на лица людей. Эндориты – высокоорганизованные создания с развитым институтом взаимоотношений. Во главе Ноорот’Кхвазама, протянувшего свои паутинные леса на сотни лиг, стоит королева, производительница–матка. Раздутая такая особь размером с приличный дом. Ее тщательно оберегают и всячески холят эндориты–рабочие, а гвардия – стражи – защищает от любых опасностей. Где конкретно эта королева-матка находится – не скажет вам никто, но то, что она руководит Рождением и Смертью на Теневых Угодьях – неоспоримый факт. У эндоритов нет городов в том виде, как мы привыкли их себе представлять. Они живут в лабиринтах, построенных из секрета, что выделяется из их желез. Это такие громоздкие сооружения–нити, которые простираются как на дымной лиственной подстилке, так и на кронах деревьев. Выглядит невообразимо. Представьте себе обычную паутину. Представили? А теперь сделайте ее в воображении толстой, как стена, и оплетите ею, скажем, весь тот холм с его дубами и вязами. Что, получилось нечто вроде белого туннеля с проходами и коконами–башнями? Так они и выглядят эти города. В Ноорот’Кхвазаме их тысячи и тысячи, но один все–таки самый–самый занятный – Дхоль. Его имя нам известно по почти свежим книгам исследователей Самака Курувэ и Урфины Хацкер. Дхоль, находящийся у кромки Мухоловочного Моря, первый и последний дружественный очаг. Эндориты в Дхоле не нападают на человека, сразу как это повсеместно принято думать об их виде, но ведут с ним беседы и более того – торговлю!

– Альфонсо, ты точно сейчас рассказываешь про эндоритов Ноорот’Кхвазама? Они никогда не вели с нами никаких дел! – с сомнением в голосе, промолвил я.

– Про тех, Калеб, про тех. То, что ты ничего не слышал про Дхоль, я не удивлен. Моряки наткнулись на него случайно, и совсем недавно. Их корабль налетел на скалу, и их выбросило на отмель. Там к ним подошли эндориты. Матросы приготовились умереть, но эндориты каким–то образом дали понять, что не желают зла.

– Как? Каким образом? –спросила заинтригованная Настурция. – Эндориты же общаются пощёлкиванием лап.

– Это между собой. Однако у них есть рты, а в них языки. Эндориты наладили «контакт» с моряками при помощи магии–лингвистики. Они поняли друг друга. Эндориты Дхоля перенесли какую–то мутацию и теперь не испытывают к человеку, как к пришлому захватчику, слепого гнева. Их кора головного мозга блокирует импульсы опасности, посылаемые королевой–маткой, ментально настроенной на каждого эндорита.

– Это значит, что теперь Соединенное Королевство и Ноорот’Кхвазам будут обмениваться всякими финтифлюшками? – пробасил Дурнбад. – Вы им стеклянные бусы, а они вам панцири эголоцепов? Так, что ли?

– Пока до этого далеко, – отметил Альфонсо.

– Ну, погоди, погоди, – заканючил я. – Мудрецы не раз и не два захватывали того или иного эндорита и…

– И именно из их речей мы знаем, что есть Бумфамар и река крови Альтараксис. Ведь, корабли Соединенного Королевства никогда не заплывали за Мухоловочное море, по причине того, что «Мухоловок» - громадных плотоядных морских «цветков» на юге Ноорот’Кхвазама и около океана Темного Холода – пруд пруди. Миновать их невозможно.

Я поднял палец вверх.

– Я!...

– Он просто сует «я» всюду, даже когда его не просят, – съязвила Настурция.

– Мы тут так–то обсуждаем Ноорот’Кхвазам все вместе!

– Нет! Рассказывает Альфонсо, а ты слушаешь! Его очередь! Тебя, между прочим, никто не перебивал!

– Спасибо, Настурция, – улыбнулся следопыт. – Продолжим?

– Давай, – чуть надувшись, отозвался я.

– Сейчас, как мне сообщил Бертран, в Дхоль отправилась экспедиция магов. Магика Элептерум при поддержке короны желает знать, как там можно сформировать какие–то выгодные взаимоотношения.

– Блеск! – похлопала в ладоши Лютерия Айс. – В Ноорот’Кхвазаме есть много лекарственных ингредиентов, которые раньше добывались с огромным риском!

– Поддерживаю, – согласился Альфонсо. – Какой–либо договор с эндоритами Дхоля привнесет в Соединенное Королевство редкие и уникальные вещицы.

– Мази! Растирки! Крема! – подхватила Настурция.

– Дхоль нам интересен, но вернемся к самому Ноорот’Кхвазаму. Как он выглядит? В целом солнце там имеет поверхностные права. Что–то наподобие Леса Скорби. По тенистым кущам бродят стада эголоцепов, а землю роют гигантские черви–переростки – главный источник пищи эндоритов. Через темные просторы текут реки. Большинство из них ядовиты. Это связано с тем, что в Ноорот’Кхвазаме в изобилии растут крайне токсичные грибы коплюшки. Их длинные корни отравляют не только почву, но и воду. Ноорот’Кхвазам – велик, мы не можем в точности сказать, где он заканчивается, но нет сомнений, что на его окраинах ревет Альтараксис – мифическая водная жила, несущая свою влагу в Бездну к Назбраэлю.

– Я бродил по Ледяным Топям и видел северную окраину Ноорот’Кхвазама. Она прямо за чокнутым летающим диском–крепостью магов Минтаса, – вставил Дурнбад.

– А с востока Ноорот’Кхвазам омывает Мухоловочное Море, – добавила Настурция.

– Если мы знаем, что на востоке, юге и севере, то, что же на западе от Ноорот’Кхвазама? – спросила Лютерия Айс.

– Давайте порассуждаем, – ответил Альфонсо. – Я могу с уверенностью заявить, что Великий Лес дотягивается до Ноорот’Кхвазама, но вот, где он перестает на него «наступать,» – не знаю. Однако до меня дошли кое–какие обмолвки, что на юго–западе Ноорот’Кхвазама прячутся равнины Тьмы, за которыми, если информатор не приукрашивает, есть другие, неведомые нам страны.

– Что это еще за информатор? – оживился я.

– Бертран Валуа.

– Его–то рыжей шевелюре почем знать, что там за Ноорот’Кхвазамом?

– От третьих лиц, а те от еще каких–то, – пожал плечами Альфонсо.

– Затронь, пожалуйста, тему религии Ноорот’Кхвазама, – попросила Лютерия Айс.

Альфонсо вздохнул.

– Там всего одна богиня – Рифф. Гордая, мстительная и хитрая. Ее влияние на Ноорот’Кхвазам – беспредельное. Эндориты чтут Ее как Прародительницу и приносят Ей жертвоприношения. Глубоко под лабиринтами–городами есть капища Праматери. Там, среди беспрестанно чадящих кадильниц с хсцитом – психоделическим веществом, которые жрецы эндоритов используют, чтобы приобщиться к Ее мрачному Лику, зачинаются хриплые оды и вершатся грязные ритуалы. Ноорот’Кхвазаме – вотчина Рифф. В нем Она черпает силу и в нем же был впервые воздвигнут храм Дома Шелка.

– Скверна Дома Шелка затронула и Соединенное Королевство. Но мои братья и сестры из Иквизитика Конопус выкорчевали ее, – проговорила Лютерия Айс.

Настурция Грэкхольм потупила взор. Ее глаза вновь стали влажными. Ансельм – ее дорогой брат погиб от пакли Дома Шелка. Колдунья Ильварета знала, что Рифф склоняет меня служить Ей, но пока своего мнения на этот счет не высказывала. Однако сама возможность того, что я рабски согнусь и отдам себя Праматери, наверняка вызывает у нее отвращение. Как, впрочем, и у меня.

– Дом Шелка более не существует в Соединенном Королевстве, да, но его зачатки есть в Островном Королевстве, – сказал Альфонсо.

– И в таких местах, как Королевство Бурунзия и Империя Хло, – поддакнул я. – Особенно в Империи Хло его приняли с распростертыми объятиями. По–моему там религию Дома Шелка отнесли к ветви официального культа Бога–Колеса, Бога–Дракона и Бога–Императора.

– Вот когда ты надерешь Укулукулуну зад в Анкарахаде – наведешь свои порядки в Доме Шелка, – хмыкнул Дурнбад.

– Если бы…

– Надеюсь, что ты разрушишь его до основания и выжжешь дотла, – тихо промолвила Настурция.

– Рифф не даст мне сделать этого…

В мое темечко ударился каштан. Я ойкнул и потер лоб. Шишка теперь вырастит! А между тем в затылок мне бабахнулся еще один снаряд.

– Настурция, прекрати! – крикнул Альфонсо.

Ну а кто еще из нас обладает даром телекинеза на таком продвинутом уровне? Дельторо правильно смекнул, что к чему.

– Я убью тебя своими собственными руками, если ты будешь лебезить перед Рифф! – крикнула колдунья Ильварета. – Ее прихвостни похитили моего брата и… и… Его больше нет!

– Мне, правда, очень жаль, – понуро ответил я. – Но Праматерь не дает мне выбора…

– Ты еще даже не пытался противостоять Ей, а уже ноешь о том, что у тебя чего–то там нет! – заорала Настурция. – Заморыш и слюнтяй, вот ты кто!

Последнее ее высказывание взбесило меня. Да что она себе позволяет?! Разве она испытывала на себе гнет Путаницы?! Разве Укулукулун пытался стереть ее в порошок?! Нет! Разве она на своей шкуре прочувствовала, что значит сходить с ума и не хотеть жить?! Нет! Нет! Нет!

– Замолчи, или я за себя не отвечаю! – прошипел я, вскакивая с места. – Ты даже близко не представляешь, что мне приходиться испытывать каждый божий день!

– Так чего же ты ждешь, сопляк?! Поплачься мне в кофточку!

Лик Эбенового Ужаса, под воздействием моей ярости, заморосил капельками огня. Настурция тоже уже не сидела. Клюква стала пунцовой – заклинание было наготове.

– Эй, остыньте! – воскликнул Дурнбад.

– Калеб не виноват в том, что Рифф обратила на него Свой Взор! – вступилась за меня Лютерия Айс. – Погаси посох! И ты тоже!

– Не виноват! Да, не виноват! Но он может Ей противостоять!

– Что я и делаю! – уже ровным голосом отозвался я, распуская чары на Лике Эбенового Ужаса.

– Ладно, прости… Я… Для меня это рана, которая никогда не заживет. Прости.

Клюква исчезла из рук колдуньи.

– Я понимаю, почему ты так ненавидишь Рифф, но и ты пойми меня. Я…

– Мы еще поговорим об этом, – оборвала Настурция. – Сейчас нам пора в путь.

– Что есть то – есть, – подытожил Дурнбад, расправляя бороду.

Я свернул Скатерть «На любой вкус», а друзья затоптали костерок. Я подозвал пасущегося с остальными лошадями Марви, и уже через пару минут мы все в приличном темпе цокали по Змейчатому Тракту. Я размышлял о нашей ссоре с Настурцией. И она права – и я прав. Все правы по–своему. Нельзя также не отметить того, что Эмилия, узнай она обо всей этой моей кутерьме с Рифф, могла бы отреагировать точно так же. Я – лучший друг колдуньи Лунных Врат, но семья – семья – это дело другое. Может Эмилия обвинила бы меня в предательстве или вообще перестала бы со мной общаться. Я надеюсь, что как–то раскидаю эту проблему еще до встречи с Эмилией. В любом случае вихлять я не стану и скажу все, как есть. Рифф – Вседержительница, Восьмая из Колеса Девяносто Девяти, Творец, Могущественная из Могущественных. И кто я такой, чтобы поднимать против нее свой меч? Так бы подумал любой здравомыслящий человек, но себя я к таковым уже отнести не в силах. Если я каким–то чудом сброшу Укулукулуна с помоста архонта, то Праматери придется считаться с моими требованиями! Почему я так в этом уверен? Все просто. Однако, оговорюсь, это лишь мое подозрение. Если бы Рифф была в состоянии Сама отделаться от надоевшего Укулукулуна, разве Она стала бы затевать это Испытание? Скорее всего, Рифф и ее архонта связывает какой–то Божественный Договор, который даже Праматерь не в состоянии нарушить. Испытание – Оно, бесстрастное и выверенное Рифф, покажет, достоин ли еще Укулукулун носить звание сатрапа всех пауков. Путаница откроет себя после трех оборотов. Стрелки часов неумолимо бегут и может статься, что не сегодня–завтра я поставлю точку в притязаниях Рифф на мою душу.

Марви нес меня, Лайс – Дурнбада, Тимфи – Альфонсо, Гонория – Настурцию, а Барон – Лютерию. Наша пятерка коней поднимала копытами пыль. Скорость Марви после Юнивайна, казалась мне почти черепашьей. Я видел, что происходит вокруг и слышал голоса своих друзей. Не было той запредельной гонки, которую призрачный конь брал с первых секунд. За два дня мы преодолели почти пятьдесят миль, и до форта Нура нам осталось где–то еще сорок или шестьдесят.

Заночевали мы в редколесье. Было тепло, и лежанок с пледами, коими снабдили поклажу наших четвероногих братьев, я счел вполне достаточными для удобного отдыха. Сумка по–прежнему служила мне подушкой. Я смотрел на колышущуюся молодую зелень тополя и сжимал пальцами Луковое Спокойствие. Мало–помалу сон сморил меня…

В грезах, до боли уже привычных, я сидел под малахитовым куполом в камере пять на пять футов. Купол трещал и осыпался – это Укулукулун, как крот, старался прорыть ко мне брешь. Какой же он настырный! Я безумно хихикнул. Чванливый, злобный паук! Я уже почти не обращал внимания на его потуги, принимая их как должное. Рядом со мной возникла Эмириус Клайн. Она печально улыбалась.

– Ты ждал меня, малыш?

– Каждый раз, как закрываю глаза.

– Я нашла способ, как мне вернуться в Мир Яви, – промолвила она, обнимая меня за плечи. – Ты мне поможешь?

Я поглядел в космические очи Матроны Тьмы, а затем провел рукой ее по волосам.

– Да.

– Ты должен освободить меня от цепей, дать мне материальность, – нежно сказала Эмириус Клайн, поднося мне к носу закованные запястья.

– Как?

– Когда ты станешь архонтом, ты попросишь об этом Рифф. Ты обещаешь мне? Сделаешь это ради меня?

– Разве у Нее есть право отменить наказание Ураха?

– Такая возможность есть… Есть у тебя, малыш. На Пике Смерти ты разбудил меня своей кровью. Я выпила ее и теперь… теперь я с тобой. Ты особенный. Ты, как сказала тебе Лорина, сын Вселенной. Она не ошиблась. Твоя кровь – Живительная Роса. Я не погрузилась в Ничто и теперь знаю, почему.

– Почему?

Эмириус Клайн блеснула клыками.

– Мы это уже проходили, малыш. Потому что ты не только Калеб Шаттибраль, но и прообраз моей любви. Ты и сам это чувствуешь. Ты тоже любил меня, тогда, тысячи лет назад. И именно твоя любовь, точнее того отдаленного в провале времени мужчины, его пылающим страстью, влечением, я была задержана у Врат Ночи и повернута вспять, к Свету.

– Я хочу, чтобы ты вновь парила в небесах.

– Для этого ты должен снова добровольно дать мне испить из своих вен, – прошептала мне на ухо Эмириус Клайн.

В моих пальцах возник клинок гномов – тот самый, в которого я заковал Джейкоба.

– Сейчас?

– Да.

Я взял кинжал и прорезал им себе кожу чуть ниже локтя. Красные капли побежали мне в спущенный рукав.

– Пей, – проговорил я, протягивая Матроне Тьмы свою левую руку.

Дрожа всем телом, Эмириус Клайн припала к потоку моей крови. Она жадно глотала и всасывала его. Я слабел, а она становилась сильнее. Моя голова закружилась, и я упал… но не на пол, а в подставленные ладони Матроны Тьмы. Ее испачканное красным лицо светилось радостью и какой–то уверенностью в том, что она достигла своей цели…

– Теперь у меня есть часть тебя из Мира Сна и Мира Реальности. Два положенных фактора учтены. Я – целая. Я снова я. Ты отменил висящую надо мной Виру Запрета. Но я еще не в состоянии очнуться. Цепи – они, тяжелые и опостылевшие, еще держат меня в ловушке твоих видений.

– И тут понадобиться Рифф?

– Ни у тебя, ни у меня нет возможности разбить оковы Ураха. Наша с тобой воля – всего лишь искра по сравнению с огнем–волей Всеотца. Только равный Ему Вседержитель ударом Своего ментального Молота будет горазд расклинить мои звенья. Ты уже много сделал для меня, малыш, и от тебя нужен лишь последний шаг. Сразить Укулукулуна на Испытании и потребовать у Рифф себе награду за это – мою свободу. Первый Подарок Архонту – так учредила Сама Праматерь. Это Ее правило и твоя прерогатива.

Я поглядел на исковерканный трещинами потолок Лукового Спокойствия.

– Ты знаешь, Укулукулун гораздо сильнее меня, смертного человека.

– Но не меня, – улыбнулась Эмириус Клайн. – Я, Матрона Тьмы, Познавшая Себя В Дланях Ураха, Падший Ангел Неба и Проклятие Тверди, переломаю ему все кости!

– Рифф не позволит тебе участвовать в Испытании вместо меня.

– Испытание – это традиция, навязанная Праматери Высшим Каноном против Ее одобрения. Анкарахада – Ее Царство, однако и на него Вселенная наложила свои законы. Рифф не деться от Судьбы Вседержителя, как бы Она того ни желала. Ныне во мне текут «две твои крови» – они священны. И их властью я стану твоим заступником. Не везде, но в самый ответственный момент. Тогда, когда Рифф уже не сможет переиграть нас.

Эмириус Клайн поцеловала меня в щеку.

– Скоро мы будем вместе, малыш. Ты и я, – отстраняясь, сказала Матрона Тьмы. – Я – твой щит и твой меч, твоя ярость и твоя справедливость. Со мной ты станешь королем Всего Мира…

Я проснулся под лучами луны. Желудок нестерпимо болел. Тихо, стараясь никого не разбудить, я отошел в кусты и там освободился от рвущейся наружу желчи. Тошнило меня долго… Наконец, выплюнув остатки горькой слюны, я заковылял к своему лежаку. Дозорных мы пока не выставляли – Лей Клинч держит Змейчатый Тракт в железных рукавицах надзора, поэтому разбойники или грабители на нем встречаются исключительно редко. Спать я больше не хотел, поэтому, чтобы чем–то занять себя, стал рассматривать своих спутников.

Дурнбад лежал, закинув ногу на ногу и протяжно храпел. Его спутанная борода трепетала в такт выдуваемому воздуху. Под рукой у старейшины войны покоился его верный боевой молот, а у живота, поблескивая в свете тускнеющих звезд, покоился шлем. Синеватый доспех гнома, выкованный в Зарамзарате лучшими кузницами затаенно мерцал. В путешествиях Дурнбад почти не снимает своей брони. Он – отважный вояка, задира, сорвиголова, смельчак и безрассудный рубака, всегда готов отстоять свою точку зрения. Если у гнома не получается это сделать словами, то уж кулаки все решат в его пользу. Дурнбад, как и я, имеет много татуировок: подкова – символ удачи, наковальня – герб клана Надургх, кирка, пробивающая щит, снежный барс на плече, руны Владыки Гор на предплечьях и во всю грудь – солнце, поднимающееся над пиками Будугая. Глаза у гнома почти черные, а колючая шевелюра темно–коричневая. Дурнбад – классический уроженец подгорного народа.

Поодаль от него на боку посапывала Настурция. Как две капли воды похожая на свою сестру близнеца, она умиляла мой взор своей женственной и незамутненной красотой. Изумрудные очи, ласточки–брови, роскошная копна густых волос. Настурция – невысокая барышня. В ней чуть больше пяти футов роста. Настурция, как и Эмилия, всегда притягивала к себе мужскую половину населения Соединенного Королевства. Но если колдунья Лунных Врат предпочитает играть с Джонами, Раймондами и Робертами, то колдунья Ильварета сразу дает им от ворот поворот. Настурция, сколько ее помню, держала всех ухажеров на расстоянии. Тут они с Эмилией тоже две черешни. Моя подруга не так давно раскрыла мне тайну, что ее сердце навсегда отдано какому–то загадочному незнакомцу, которому она так и не посмела открыть своих чувств. Что же насчет Настурции? Почему в ее жизни нет второй половинки? Я не знаю. Могу лишь предположить, что она очень избирательна в своих предпочтениях. И это не на пустом месте! Не на каше, заваренной на воде! Настурция – при больших деньгах, с родовым особняком, с влиятельной должностью, с умопомрачительными внешними данными и исключительными магическими способностями, как и я, как и Бертран, Эмилия и Альфонсо – почти не стареет. Эта занимательная история – как все мы вырвали себе долгожительство, но не бессмертие, разумеется. Когда–нибудь я ее припомню.

К Настурции прижалась спиной Лютерия Айс. Магистр Ордена Милосердия тоже хорошенькая. Почти такая же худая, как Серэнити, просто прутик прутиком. Розовые ноздри обрамляют прямой аристократический нос. Брови – аккуратные линии, а глаза у нее желто–зеленые, глаза-хамелеоны, меняющие цвет, внимательные, добрые и большие, как у лани. Волосы у Лютерии Айс короче, чем у Настурции Грэкхольм, однако более пушистые, русые. У магистра Ордена Милосердия нежный голос и плавные движения. Ее одежда – образец чистоты и аскетизма. Украшений Лютерия не носит. Единственное кольцо–печать Лики Всеотца, полученное от Алана Вельстрассена, сейчас сидит на ее среднем пальце. Хоть Лютерия и кажется милой, она обладает сильным характером и несгибаемой верой, за которую готова биться не на жизнь, а насмерть. Серэнити боготворит Ураха с маниакальной страстью, а Лютерия держит свои думы при себе. Однако, когда речь заходит о Всеотце, она непримиримо доказывает точку зрения Храма. Мне пока неясно, насколько хорошо Лютерия владеет шестопером, и каковы будут ее успехи в исцелении наших ран, но предвижу, что обузой она в нашем отряде не прослывет.

Альфонсо! Комок Нервов! Гусь мой закадычный! Самый волнующийся из всех моих друзей! С возрастом ты научился скрывать свои эмоции, но меня не проведешь! Внешне Альфонсо Дельторо кажется самым старшим из нас. Вырос он основательно, и я ему слегка уступаю, дюйм–два. Длинные черные волосы, плотный, однако не толстый, с внушительными бицепсами под крепким доспехом. У Альфонсо внимательные голубые глаза с индиговыми прожилками, ныне чуть дергающимися под сомкнутыми веками. Альфонсо обладатель множества шрамов. Он носит их гордо. Татуировок на следопыте пять: орел, медведь, лисица, волк и филин. Орел – видеть далеко, все улавливать, медведь – сила в сражении, доблесть и неустрашимость, лисица – хитрость, проворство, волк – тишина, незаметность, филин – мудрость леса. Все наколки Альфонсо била Эмилия. Она у нас художница с легкой рукой. Дельторо – человек противоречий. С одной стороны – он скиталец–рейнджер, с другой – разумный глава Энгибара. Первая половина Альфонсо разговорчивая, шутливая, веселая, вторая – замкнутая, терпеливая, беспокоящаяся. Мне отрадно, что мой давний друг женился и завел ребенка. Это событие в будущем еще отразится на нем и его мировосприятии. Мне интересно, каким он станет через лет пятнадцать–двадцать. Но станет ли? Ха! Мы ходим по натянутому до предела канату и, если ветерок подует не туда, – оп, поминай, как звали. Я, конечно, надеюсь, что мы отыщем Филириниль, победим Хрипохор с Вестмаркой, после чего Альфонсо возвратиться в свой Энгибар, к Лике и Каталине Дельторо.

Солнце согнало луну в подол синеющего неба. С его первым светом проснулась Настурция. Она сладко потянулась, зевнула, а потом встретилась со мной взглядом.

– Доброе утро.

– И давно ты на меня пялишься? – хмуро спросила колдунья Ильварета, накидывая на плечи одеяло и как бы прячась в нем.

– Часа как два, а ты на меня?

– Глупые шутки – твоя визитная карточка.

Настурция потерла лицо ладонями, после чего потеребила Альфонсо за плечо.

– Твой мерзкий друг меня пугает, – пожаловалась она следопыту. – Он рассматривает меня, пока все спят.

– Калеб–то? Мерзкий. Ну, есть чуть–чуть. Или не чуть–чуть? Тут кому как. Он уверяет, что любит созерцать эстетику, а ты у нас, как известно – красотка, – хмыкнул Альфонсо, привставая на локтях. – Толковая Каракатица, я прав?

– Более чем! Настурция – само совершенство! – поддакнул я.

– Дельторо, я думала, что ты–то хоть на моей стороне! – почему–то краснея, воскликнула колдунья.

Она легко поднялась и пошла умываться к маленькому родничку.

– Мы все на твоей стороне! – крикнул я ей вслед.

– Но только не ты!

– Что кричите спозаранку, как пигалицы пришибленные? – прокряхтел Дурнбад со своего лежака.

– Это Настурция задает дню настроение, – ответил я. – Считает, что я на нее глазею. А это недопустимо.

– Скажи, Калеб, сколько тебе лет? – спросила Лютерия Айс.

Она тоже проснулась и теперь улыбалась нам. Магистр Ордена Милосердия импонировала мне тем, что, она всегда всем своим видом выражала благодушие и предрасположенность. Видимо такой и должна быть наставница самого кроткого, всепрощающего и ласкового прихода.

– Эм? Я должен назвать цифру?

– Нет. Но предполагаю, что больше, чем семнадцать полных годков? Так?

Альфонсо расхохотался, а я насупился, не понимая, что вызвало его веселье.

– Так.

– Если так, то почему ты не научился разбираться в людях? В их эмоциях и их чувствах? Ты ранишь Настурцию.

– При чем здесь чувства и какие–то раны? Настурция, как всегда, полезла в бутылку прямо с утра пораньше!

– Это грустно, – промолвил Альфонсо. – Но Калеб не притворяется. Он, правда, такой.

– Ваши неприкрытые полунамеки меня бесят! Чего я не вижу?!

– Не вижу я тут еды! – гаркнул Дурнбад. – Где твой волшебный ковер?! Пусть он мне в пожарном порядке принесет чаю, да покрепче, запечённой баранины под чесночным соусом и сыра с дырками, как уши у тролля!

– Ух, какой гурман! – улыбнулся Альфонсо. – Подавайте ему в пути изыски королевского стола!

– А что я такого попросил?! А?! Ты, лесное полено!

Дельторо помрачнел. Дурнбад иногда бывает грубым в своих высказываниях.

– Ты обидел Альфонсо, – попенял я брату по крови.

– И ты заметил это? Странно, – все так же улыбаясь, промолвила Лютерия Айс.

– Заметил!

– Я ответил шуткой на шутку. Он же не маменькин сынок, чтобы расплакаться, а настоящий мужик, – мотнул головой Дурнбад. – К слову, про обиды. Ты, конечно, это делаешь не нарочно, но Настурцию частенько задеваешь.

– Чем?! Вы меня уже достали своими разговорами про меня и Настурцию!

– Невниманием, – улыбнулась Лютерия Айс. – Прояви ее ко мне. Я хочу бутерброды с маслом, так же чай с сахаром и омлет.

– Твои заказы какие будут? – бросив попытки докопаться до истины в речах своих друзей, спросил я у Альфонсо.

– Тоже, что и ты.

– Тогда кофе, яичница и колбаса на хлебе.

– Подходит.

Возвратилась посвежевшая Настурция. Она, заметив, что я вынимаю из сумки Скатерть «На любой вкус», сказала:

– Мне противно быть зависимой от тебя.

– И все–таки. Твои пожелания?

– Всего одно – чтобы ты расшиб себе голову, и дальше мы бы ехали без тебя!

– Она первая начинает меня задирать! – вскричал я. – Ну вы же это слышите! Слышите!

– О, Урах, как дети малые! – всплеснула руками Лютерия Айс. – Этот слепец слепцом, а та злится на него из–за этого! Вы точно мудрые маги или только делаете вид?

– Настурция любит цикорий и творог, – уведомил меня Альфонсо.

– Исполню, – буркнул я.

После того, как все мы поели, сразу оседлали коней, которых погнали во все копыта. Ландшафт изобиловал холмами и покатостями. Наша пятерка то скакала вверх, то неслась вниз. По правую руку текла река Ольса – тоненькая такая, но богатая рыбой и крабами. М-м-м! Крабы! Вкусненькие!

День, впрочем, медленно и неуклонно подходил к концу. За сегодня мы совершили всего две стоянки и третья, последняя, сейчас предполагала сон.

– Мы уже послушали Калеба и Альфонсо. Про Бархатные Королевства и Ноорот’Кхвазам – проговорила Лютерия Айс, кутаясь в свою мантию. – Кто будет рассказывать следующим?

– Кто спросил – тому и карты в руки, – отозвался Дурнбад, грузно плюхнувшись на заросли дрока.

В зарницах разведенного костра глаза гнома стали похожи на две горных пропасти Будугая.

– Хорошо. Я поведаю вам об Островном Королевстве. Кому–нибудь из вас приходилось бывать там?

– Мне, – серьезно кивнул Альфонсо.

– Ты забыл, что я был там вместе с тобой? – хмыкнул я.

– С тобой? Нет, со мной путешествовал какой–то сутулый грач, а тебя я не припомню. Нет.

– Карр! – возвестил я, кинув в Альфонсо охапку папоротника орляка. – Карр!

– О! Похоже, похоже!

– Я, естественно, читала об Островном Королевстве, – сказала Настурция.

– В Железных Горах про эту страну и слыхивать не слыхивали, где это и что это?

– Тогда спешу удовлетворить твое любопытство, любезный гном, – родничком пропела Лютерия Айс, подбрасывая в пламя пару веточек. – С самых пеленок и до десяти ле, я с моим отцом, капитаном маленького торгового судна «Пачули», много плавала по морю Призраков и Абрикосовому морю. В Ледяное море и Радужное «Пачули» не наведывался, это далеко и опасно, а по первым двум, ходил, да.

– Не могу согласиться с утверждением того, что Абрикосовое и Призраков моря тихие гавани, – отметил я.

– И что ребенку на палубе самое место, – поддержал меня Дурнбад. – Я тут недавно с братом по крови колыхался в трюме «Клинка Ночи». Так вот, мне та тряска не в жилу пришлась.

– Меня не с кем было оставить, – ответила Лютерия Айс. – Моя мама умерла родами, а у папы не было денег, чтобы нанять мне няньку. Да и кто бы присмотрел за мной лучше, чем родной отец? Он очень оберегал меня, и… Море… Я полюбила его всем сердцем. Я не боялась его штормов и беснующихся волн. Они, как и пятерка матросов, были мои верные друзья. Но мы отклоняемся от темы, – улыбнулась магистр Ордена Милосердия. – Вы правы, соленые просторы своенравны. И однажды «Пачули2 почувствовал их прихоть на себе самом. В тот день разразилась буря, какой я до этого никогда не видела. Ревел ветер, и ураган рвал наши паруса. Корабль подхватило волной и понесло в необъятную ширь. Сколько бесновалась буря? Сказать не могу. Нас выкинуло в океан Безнадежности, в ту бесконечную гладь, что простирается от края до края. Понять, куда править, чтобы вернуться к рубежам Соединенного Королевства было нельзя. Спустился влажный смог, и звезды смазывались в единое пятно, а солнце словно потерялось. «Пачули» блуждал и блуждал, пока на обозримой кромке не замаячили земли. Мы взяли курс на них. То был архипелаг, принадлежащий коммуне «изысхадов» – одной из народностей Островного Королевства. Мирные, в отличие от большинства этносов этой страны, они приняли нас, обогрели, накормили и рассказали о своей истории. Почти неделю мы провели под кровом гостеприимных изысхадов, а потом, набравшись сил и починив корабль, при благоприятной погоде, отчалили к Соединенному Королевству. Покидая изысхадов, я унесла с собой багаж знаний, к которому отношусь как к сокровищу. Не только потому, что я узнала что–то новое, но больше из–за того, что прониклась культурой и странными обычаями тех людей.

– Ты оказывается, такая, отчаянная пловчиха. Мне пока все интересно, – одобрил Дурнбад.

– Я рада. Итак. Постараюсь поделиться своей эрудицией. Бытует мнение, однако, основанное не на голосовой молве, что все люди Островного Королевства немые или что у них вовсе нет языков. Эти толки, распространяемые в Керане, взяты из торговых взаимоотношений между Соединенным Королевством и государством океана Безнадежности. Мрачные галеры из Островного Королевства никогда не заходят в порты, присылая своих негоциантов на базары на лодках и шлюпках. Это действительно так, но из двадцати–тридцати сошедших на сушу мореходцев всего один будет настоящим уроженцем Островного Королевства. И уверяю вас, он умеет говорить. Его свита – безмолвные рабы, плененные в Империи Хло. Их задача принести сундуки и тюки на рынки Хафлана или иных прибрежных городов. Рабов лишают голоса из–за старого поверья, гласящего, что однажды на трон Островного Королевства взойдет невольник. Силой магического крика он заявит свои права на него, и никто не сможет дать ему отпор. Рабов на разбросанных клочках земли в океане Безнадежности очень и очень много. Вообще рабство в Островном Королевстве – суть естественного уклада. И от этого мне, несомненно, грустно. Мне дали посмотреть на карту владений Островного Королевства. Оно включает в себя более ста девяноста черных пятен на синем фоне. Каждое пятно – это суша окруженная водой. Это селение или крепость, имеющее свой герб и свой изолируемый социум с правилами и уставами. Впрочем, во всем Островном Королевстве есть только три неукоснительных и заповедных принципа, распространяющихся на все пристани–твердыни: беспрекословно подчиняться королю–пирату, отдавать старшего отпрыска Сынам Спрута и не признавать никаких демиургов, кроме Шаггудды. Шаггудда – это Монстр Недоступной Впадины, Бог Воды и покровитель Островного Королевства. Шаггудду изображают как огромного кита с зубами–мачтами, глазами-жемчужинами и золотыми плавниками. На скульптурах их красят настоящим золотом или используют медный порошок. У Шаггудды есть два Сына и две Дочери. Сын Спрут – полководец всех морей и океанов, Сын Осьминог ведает храмами, правосудием и врачеванием, Дочь Медуза отвечает за улов, богатство и семейный очаг, и последняя Дочь Акула повелевает барышами, вольностями и корсарской авантюрой. Получается четверо младших богов и один старший – над ними. Как уверяют «островитяне» что все их короли–пираты тянут свою родословную от Самого Шаггудды и являются воплощениями Его наземного отражения.

– Мне все это известно, но послушать от тебя в таком ключе и вспомнить это очень здорово! – похвалил я.

– Почему в тебе нет чувства такта? Почему ты так и норовишь всех перервать? – раздраженно вопросила Настурция. – Что когда нам Альфонсо давал представление о Ноорот’Кхвазаме, что сейчас, когда Лютерия делится своим опытом – ты неизменно влезаешь со своей эрудицией. Может, мы все будем молчать, и слушать только тебя?

Посмотрев на колдунью, я сконфузился (уже второй раз она указывала мне на мою невоспитанность), а потом перевел взгляд на магистра Ордена Милосердия.

– Извини, что вклинился, Лютерия.

– Продолжай, пожалуйста, – сладкоголосо попросила Настурция.

– Тебе незачем так себя вести, – покачала головой Лютерия Айс. – Ты злишься на Калеб,а и, как я понимаю, еще и на себя. Если Ураху будет угодно – Он осуществит твою мечту, но если нет – смирись с этим. Всеотец даст тебе…

Лютерия пересеклась со мной взглядом, после чего опустила глаза. Через секунду она сказала:

– Еще даст тебе счастье.

– Мне не нужно никакое счастье! Я и так счастлива! И я не злюсь на него! Я просто стараюсь быть объективной! – розовея, всплеснула руками Настурция.

– А почему ты все время краснеешь? Как ягодка-клубничка, а? – не удержался я.

– Калеб! – предостерегающе воскликнул Альфонсо.

– А почему ты все время язвишь?! Не из–за того ли, что в тебе полным–полно неизрасходованной желчи?! Все поливаешь меня ею и поливаешь!

– Так, маги–шмаги! Цыц! Мы сегодня вечером не ваши конфликты обсуждаем! – рыкнул Дурнбад. – Лютерия?

– Позволите?

– Конечно! – в один голос сказали мы с Настурцией.

Лютерия Айс покрутила в пальцах серебряный медальон Ураха.

– Спасибо. Островное Королевство живет грабежом, разбоем и военной добычей. Их флот – грозная сила. Я бы даже сказала – абсолютная сила. Под знаменами Спрута собраны тысячи боевых галер и драккаров. И это, не считая других каравелл, не участвующих в набегах. Знаменитый флагман короля–пирата, «Великий Змей», носит на себе более двадцати сотен воинов. Представляете себе, насколько он огромен? Невообразимо. Нет, Калеб, воочию я его не видела. С уверенностью могу заявить, что «островитяне» с младых когтей учатся обращаться со снастями, как править судном и правильно распознавать малейшие изменения погоды, которые всегда использует себе во благо. Они и палуба – единое целое. Одно существо. Обожжённые лучами солнца и обветренные солеными шквалами, островитяне суровые и упрямые мужчины и женщины. Они не приемлют слабости. Больных или хворых новорожденных, преступников, военнопленных, а также стариков с надетым через шею камнем скидывают с кормы в пучину, к Шаггудде. Жестоко, грубо, по-варварски и бессердечно. Якобы там, в невиданных недрах, Монстр Недоступной Впадины съедает страшное подношение, чтобы вечно переваривать его в своем бездонном желудке.

– Жутковатые у них традиции! – крякнул Дурнбад. – У нас таких нет!

– Ага, у вас просто с горы сбрасывают! – хмыкнул я.

– На да, или голову с плеч секирой, – хохотнул гном. – У нас так в ходу! Бац, и ты покойник!

– Вот уж умора, – закатывая глаза и сжимая губы, протянула Настурция. – Обхохочешься!

– Островное Королевство, дрейфующее в океане Безнадежности, имеет доступ ко всем его ресурсам. Как к обычным, так и к уникальным. Если про рыбу говорить не имеет смысла, то отметить фосфоресцирующие водоросли, продляющие молодость, стоит. Они растут у оснований рифов, и добывать их сложно. Что еще? Невыцветающие краски, изготовляющиеся из разноцветных мидий, легковесная и прочная материя из чешуи «гладких бестий», покрытые добытым перламутром кости тупорылых черепах, чудодейственные лекарственные выжимки из внутренностей ольховых крабов, «рассекатели» – неимоверно острые пластины, из которых потом куют клинки…

– Что за рассекатели? Откуда они берут эти рассекатели? – пробасил Дурнбад.

– Их сдирают с панцирей особенных морских звезд. Они похожи на такие лезвия. Служат защитой от хищников.

– Эвон как!

– Очень острые, – добавил Альфонсо. – Меч, изготовленный из рассекателя, пройдет сквозь обычный доспех, как нож через масло.

– С гномьей сталью им точно не сравниться! – надулся старейшина войны.

– Да нет, рассекатели точно посоперничают с вашими сплавами, – хмыкнул Альфонсо Дельторо.

– Дудки!

– Голая истина!

– Лютерия, добавишь еще что–нибудь? – спросил гном, недовольно зыркнув на следопыта.

– У тебя, видимо, есть вопрос, – улыбнулась магистр Ордена Милосердия.

– Да, – кивнул старейшина войны, отхлебывая эля из кубка (Скатерть, как видно, перенесла его с самого Зарамзарата). – Мне непонятно вот, что. Почему рабы, достигнув Соединенного Королевства, никогда не убегают от своего хозяина? Он – один, их – много больше. Лично я бы, будь в такой ситуации, прибил бы гада и дал деру.

Лютерия Айс печально вздохнула.

– Потому что они не могут. В Островном Королевстве умеют «связать» невольникам руки и заставить их что–то делать без всяких кнутов и бичей. Колдовство. Я не знаю, как это называется. Маги воздействуют на разум человека, навязывая ему свою волю, да так, что у того даже мысли не возникнет им перечить. Что–то сродни транса наяву.

– Угу. Заклятие Ментальных Кандалов, – добавил я. – В Островном Королевстве мои «коллеги» всем нос утрут по части магии разума. Ворожбой они уничтожают почти весь рассудок жертвы, а потом крутят ею как болванчиком на спектакле кукол. Замечу, что чтобы добиться интеллектуального господства над несчастными, необходимо провести сложный ритуал, однако в Островном Королевстве это поставлено на поток. Там есть мастера, которые знают, что, к чему и как.

– А ты такое в состоянии обстряпать? – осведомился у меня гном.

Я пожал плечами.

– Некромантия и магия разума отдаленно похожи. Поэтому в каком–то смысле могу. Над мертвыми.

– Волшебники кладут жизнь на то, чтобы наловчиться держать контроль над мозгом. Этому учатся десятки лет. В Тритон–Аспере – столице Островного Королевства есть анклав Гоштуа, государство внутри государства. Он принадлежит касте кудесников–парапсихологов – закрытому обществу, практикующему исключительно магию разума. На благо Островному Королевству, разумеется, – промолвила Настурция. – Наша и их магия, – Калеб тебе н правильно говорит, совсем не родня. Даже струны Вселенной для создания акта Смирения задействуются разные. Если твой друг при некромантии пользуется Злобой Назбраэля или Вечной Энтропией, а Лютерия – Добром Ураха, то в Гоштуа культисты полагаются на собственную внутреннюю силу. Они в своем ремесле более близки к Оплоту Ведьм и ворожеям, чем к нам, знатокам тайн естества и мистерий демиургов.

Неправильно?! Да у меня куча доказательств есть своей правоты! Я, было, открыл рот, чтобы вылить на Настурцию поток тезисов и неоспоримых фактов, но Альфонсо сжал мое запястье:

– Не надо.

– От завернула–то! Прямо как брат по крови, когда дело до разъяснений доходит! Вроде и разжевала все и одновременно еще больше запутала, окаянная! – расхохотался Дурнбад. – Маги–зигзаги, вы токуйте-то так, чтобы другие вникали!

– Пф! – изрекла Настурция, чуть надувшись. – Я вроде ничего такого заумного не сказала.

– Принято к сведенью, – ухмыльнулся я Дурнбаду.

– Я ж проверю! – хрюкнул в бороду гном.

–Ух, какой подгорный зануда!

– Сам зануда с равнин!