Глава 31. Король

Я посидел с друзьями, наверное, еще с полчаса. Усталость тянула меня прилечь, и пожелав покойной ночи Альфонсо и Настурции, я отыскал ту самую дверь с красной ручкой, зашел вовнутрь и чуть не вскрикнул от неожиданности! Один в один – моя спальня в Шато! Вот мои любимые картины на стенах (осенний лес, речка, дождь, натюрморт с черепом), вазы и комоды. Я подошел к окну с тяжелыми зелеными шторами – вид на Море Призраков. Ригель «достал» из меня самую уютную и желаемую мною опочивальню. Видимо, для Альфонсо и Настурции за дверью окажется что–то свое. Колдунье – Грэкхелькхом, а следопыту – Энгибар. С пиететом и благодарностью к живому кораблю, я стянул с себя одежду и лег. Укрывшись одеялом и зарывшись лицом в подушку, я вздохнул – вот чего мне не хватало. Пусть это не мой Шато, а лишь его воспроизведение, но как же тут хорошо! Бережно обхватив пальцами Луковое Спокойствие, я погрузился в дрему…

Когда я разлепил глаза, солнце уже вовсю лилось через узорчатые стекла. Ну и приснится же! Путешествие в Шальх, потом в Железные Горы, какой–то вампир Эмириус Клайн и Таурус, еще Дроторогор и Корона Света! Нужно меньше засиживаться за манускриптами и пить вина! Чтобы такое больше не мерещилось, сегодня сварю себе отвар из ромашки и мелиссы! Почесав за ухом, я позвал:

– Снурфи! Снурфи! Снурфи! Вылезай проказник! Пора кинуть что–нибудь на зубок!

Тишина.

– В молчанку с папочкой играешь?

Я подлез к кромке кровати, уже собираясь пошарить под ней рукой, но тут остановился: на моей груди качался медальон Братства Света. Мне это не пригрезилось. Я – не дома, а на непостижимом судне, Ригеле. С громким вздохом безысходности, я поднялся и полез в шкаф – мелочь, но забота есть забота – мои штаны, сапоги и туника были вычищены и даже надушены парфюмом. Апельсин и нотки свежести кориандра! М-м-м!

– Благодарствую!

– Я знал, что ты оценишь! – через секунду воскликнул Ригель. – Утречко! Завтрак подать сюда?

– Буду признателен.

Сосиски, кофе, тосты, джем, бекон, сыр, – вот что материализовалось на широком подоконнике. Я подставил к нему стул и стал с аппетитом есть. Откушав, я подался на палубу.

День прошел в раздумьях и обсуждениях – как будет лучше всего прижучить Гравразуба и сокрушить его Ол–То. Кунбад, Дьеринг, Шогм и Оторвик высказывали разные мнения, как впрочем, и мои друзья. Хотя предложения и задумки отличались друг от друга, мы смогли их слепать в нечто единообразное. Так у хозяйки из творога, яиц и муки получаются сырники. Ригель, под покровом тьмы совершит три остановки: на севере от Ол–То, на востоке и западе. Атаками будут командовать Оторвик, Кунбад, Дьеринг, а Шогм с резервом будет ждать на живом корабле. После того как заварушка переместиться на верхние этажи города оморов, и путь станет относительно чист, мы, небожители, пройдем по туннелям и займемся Гравразубом. Дальше – по обстоятельствам.

К двум часам утра, Бонч–Катун – фосфоресцирующая мертвецкая топь, мелькающая за стволами прибрежных деревьев, подменилась холмами, за которыми, словно величественный земляной саркофаг, вздымался кряж, окутанный дымом и блещущий огнями. Вот он – Ол–То!

Первые пункты нашего сценария прошли без сучки и задоринки. Без всякого плеска, так мог листочек прильнуть к отмели, Ригель тормозил в неприметных заводях, подле пещер и сгружал с себя облаченных в железное дерево цирвадов, которые бесшумно хоронились у темных недр, без сомнения, ведущих к Ол–То. Начало военной операции должен быть дать сигнал–вспышка из посоха небожителя. Когда Ригель пришвартовался в крайний раз, я с друзьями сошел с трапа вместе с Кунбадом и его молодчиками. Мы отделились от Шогма, возглавляющего арьергард четырех сотен, и направились к отверстию, выдолбленному в скале. Пропустив всю ватагу цирвадов, кроме элитного отряда наших защитников вперед, Настурция воздела Клюкву. Огонь, вырвавшийся из полупрозрачной трости колдуньи, расцвел на небе бутоном–воззванием: «Пора, воины Неба–Араксы»! Переглянувшись с Альфонсо, я извлек из кармана медяк с Манфредом Вторым.

– Орел или решка?

– Орел.

Я подкинул монетку, потом словил.

– Ты проиграл.

– Невелика беда, ты-то выиграл, а значит, не пропадем, – пожал плечами Альфонсо. – Я уже слышу крики оморов. Пойдем, подкинем им под зад поленьев от рейнджеров Энгибара и тухляков Шато.

– Эй, рейнджер и тухляк! Держаться сзади цирвадов! Никакого геройства! – приказала Настурция. – Калеб, как и договорились ранее, на тебе магические эманации. Как только улавливаешь их, показываешь откуда и мы туда идем.

– Помню! – откликнулся я, стискивая Лик Эбенового Ужаса.

– Ну, веди нас, Вселенная! – выдохнула колдунья Ильварета, опуская Клюкву на уровень пояса.

В коридоре, прорытом от Ол–То к Гнилой, страшно воняло затхлостью и тленом. Вроде бы сквозняк, гуляющий по ходам, должен был бы спасать обстановку, однако, как бы не так. Неровная дорога, пролегающая под низким сводом, повела нас вглубь. Почти сразу под ногами стали встречаться убитые оморы и цирвады. Я отметил, что застигнутых врасплох живорезов было где–то в два раза больше, чем рогатых человечков, сошедших с Ригеля. Вдруг подземелье содрогнулась от звона гонга, призывающего весь Ол–То к оружию. От звона звук перешел в протяжный вой колоколов. Вуг–вуг–вуг, – надсадно гудело рефреном. В городе неприятель! В Ол–То беда!

Все чаще из расходящихся в бока коридоров на нас набрасывались оморы. Их либо пришибали стрелы Резца, либо пламя Клюквы, либо клинки избранных цирвадов – охраны небожителей. Я в драку не вступал. Доверившись Цоп Тою, старшему из телохранителей, прикрывавшего меня своим щитом, я, полностью сосредоточился на проявлениях каких–либо колебаний энергии. Ловить Вселенские всплески пришлось недолго. Мощь артефактов Гравразуба, а так статься, что и самого Гравразуба, переваривающего ихор Лоргварзабараз, потрясла мое восприятие чередой магических отсверков. Они были настолько яркими, что их ощутили концентрирующиеся на ином и Альфонсо, и Настурция.

– К той лестнице, – сказал я, показывая Альдбригом влево.

– А то мы не догадались! – сверкнул зубами Альфонсо. – Гравразуб с Сапфиром–Благословением и Брошу–Ха, словно церемониальный костер в канун Дня Всех Святых! Пылает!

– Цоп Той, не давай никому подойти к нам! – наказала Настурция, приканчивая Клюквой трех оморов.

– За Небо и Твердь! – со страстью ответил цирвад.

Взбежав по крутому лестничному маршу, мы оказались в просторном холле с каменными перегородками и нишами, загромождёнными всяческим барахлом. Отовсюду доносились вопли существ Великого Леса. На приступочках, на пятачках и в ширине проходов древние враги сводили свои не менее давние счеты. К моим ногам покатилась отрубленная голова. Высунутый язык и разорванная щека… А за ней еще и еще одна… С подмостков и балкончиков (пли!) шумели арбалетные залпы. Цирвады давали им отпор короткими складными луками. Альфонсо тоже подключился, ровняя шансы жителей Шамсундоля Резцом. Его стрелы безошибочно попадали в глаза оморов, прямо под пластины брони. Пробиваясь сквозь толщу тел, мы неотступно держали курс наверх. Перепрыгнув три ступеньки, я, испепелив Молнией четырех оморов и вскрыв артерию на бедре пятому, с разворота приложил Ликом Эбенового Ужаса к морде подбирающейся твари, тем самым уберегая Настурцию от кинжального тычка. Благодарно кивнув, колдунья Ильварета Клюквой обратила десяток живорезов в мышей, после чего изжарила их напалмом. Альфонсо неугомонно дефилировал вокруг нас с Щавелем наперевес. Куда не попадал его топор (оморы от природы, что твой непрошибаемый комод), доставали длинные шипы на перчатках. Взметая плащом, финтя Щавелем, Альфонсо отвлекал внимание живореза и… шипы вонзались в глаза. С латных кулаков Дельторо (он перекидывал Щавель то в одну руку, то в другую) лились кровавые струи. Да, и где они не протекали здесь?! Багрянец, смоль, стоны и мольбы… Кровожадность и безумие.

Каким–то чудом мы перешли на более высокий ярус Ол–То, не получив никаких повреждений. Мне стесали подбородок, а Настурции ободрали щиколотку, но ничего серьезного. Вместе с тем ряды наших телохранителей, как и тех цирвадов, что успели сюда прорваться, заметно поредели. Здесь, среди кривобоких статуй и уродливого убранства, ярился эпицентр мистерий – Гравразуб. Я сразу смекнул, что это именно он – король оморов. В алом с белыми вставками меховой пелерине, в богато украшенных золотом сапогах и с кирасой из отличной воронённой стали, этот живорез, окруженный шаманами и отборными бойцами, своей грозной властью восстанавливал порядок в атакованном Ол–То. Там, куда он шел, цирвады гибли целыми пачками. На запястьях, в браслетах из яшмы, у Гравразуба блестели Сапфир–Благословение и алмаз Брошу–Ха. Король–колдун, правой рукой сжимающей меч, пылающий синим пожаром, крушил цирвадов заговоренным булатом, а левой, ниспосылал на них буруны расплавленной и едкой пульпы. Настурция зарядила в него россыпью Огненных» шаров, а я добавил к ним дугу электрического разряда. Да это как в океан Безнадежности гальку швырять. Наше магическое нападение без остатка, как бы невзначай, поглотилось браслетом с Брошу–Ха. Впрочем, брызги магии у носа Гравразуба не могли не привлечь его внимание к тем, кто их послал. С утробным рыком, он повел свое разрастающееся с каждой секундой войско строго на нас.

– Надо убираться отсюда обратно в туннели, – рявкнула Настурция.

Контрзаклятием Щит, блокируя ядовитые Ядра шаманов Ол–То, она увлекла меня за базальтовую перегородку. Краем глаза я увидел, как Альфонсо, прежде чем присоединиться к нам, пристрелил Резцом парочку спешащих к нам оморов. Пронзенный копьем, в балюстраду грохнулся Цоп Той. Он захрипел и, пустив изо рта кровавую струйку, замолк навсегда. С пришествием Гравразуба, цирвады стали сдавать завоеванные позиции и пятиться назад. Торжественные кличи, посвященные Неба–Араксе и Медному Богу, оглашали Ол–То все реже и реже. Нас обращали в бегство! Что до короля–колдуна, то он смекнул правильно, кто тут самый опасный. Гравразуб двинулся за нами. Зная город, как свои пять пальцев, король–колдун теснил нас и десяток прибившихся к нам цирвадов в нутро Ол–То. В жилых кварталах старые и молодые оморы, завидев нас, беспорядочно разбегались и ползли в укрытия. Осветив Молнией проход, я изжарил пяток оморов, но потом в страхе отшатнулся – позади меня их было уже видимо-невидимо. Кажется, влипли! Села муха на варенье-е-е-е, вот и все стихотворенье-е-е-е!

– Убить вас будет мне мало! Я вырву вам все пальцы! Все зубы! Все кости выверну наизнанку! Потом свяжу их вместе и буду трясти! Бряцать! Греметь! – орал Гравразуб, первым несясь к нам.

– Может, мы сами себя прирежем, а?! Или это тебя расстроит? – крикнул ему Альфонсо, запуская очередную стрелу из Резца.

Бегущий, как рассвирепевший бык, Гравразуб тонкого юмора не оценил. Стрела клацнула ему по нагруднику и отлетела куда–то в сторону.

– Нет! Сами– не надо! Сами не смейте! Я самолично пущу вам кровь! И омою ею каждый закуток своего городища!

– По сути–то, он прав. В эти вонючие норы нас не звали. По статусу мы тут сейчас «захватчики», – досадливо сказал Альфонсо, выпуская еще стрелу. Она впилась какому–то омору в шею.

– Нечего было воровать Сапфир–Благословение у Имиш Ампту! – отдуваясь, гаркнула Настурция.

– Тоже, кстати, да! – на ходу крикнул я.

Обливаясь потом, прищелкивая челюстями и лихорадочно соображая, как нам быть во всей этой ситуации, я, шандарахнув из Лика Эбенового Ужаса глобулой Огня, оглянулся. Длинный узкий тоннель, такой, что пройти в нем можно плечо к плечу только вдвоем. Гравразуб, несравненно более прыткий и быстрый, чем мы, уже почти дышал нам в затылок. Сократив расстояние между нами до десяти футов, он, выудив из–ниоткуда Ледяной Шип, запустил его в нас. Опять выручило контрзаклятие Щит, вовремя созданное Настурцией. Хоть она и не показывала этого, колдунья была ментально выжата. Примерно, как постиранная одежда в руках трудолюбивой прачки. Да и я был не лучше. Заклинания давались нам все сложнее, и мозги кипели. Противопоставляя чародейству Гравразуба свою Эгиду, Настурция испытывала титаническое давление элемента стихии, в данном случае – стихии Мороза. Это, как бы так сказать, не самые приятные ощущения. Потом после такого «увеселения» (я сейчас про себя) можно целые сутки лежать и приходить в себя. Так не отвлекаемся… Альфонсо, воспользовавшись магией Природы, выкинул на Гравразуба плющ–веревки. Они опутали короля–колдуна всего на мгновение, затем он сорвал их с себя и с животным воем простер отвратительную длань. По ее мановению позади нас обрушился потолок… Все? Это – конец? Умирать, так с музыкой! Настурция выровняла баланс сил! Клюква, выбив Огнем брешь в стене, сомкнула за Гравразубом горячие блоки стен. Мы втроем – и он один. Это сверхъестественное противоборство я могу сравнить лишь с пыткой. Король–колдун, вооружённый Брошу–Ха и Сапфиром–Благословением, развез руки в стороны и завыл, призывая к себе на помощь Бога–Идола Кхароторона. Секира – заклинание, вызывающее что-то наподобие полупрозрачного клинка, зависло над нашими шеями. Пользуясь магическими предметами, король–колдун стал давить на всех нас сразу. От напряжения у меня помутнело в глазах. Я знал, что если моя воля ослабеет, мне конец. Рядом вели свои собственные дуэли Альфонсо и Настурция. Отстранившись от всех и вся, я как бы издалека ловил ухом то, как оморы, глухо переругиваясь, пытались откопать брешь к своему повелителю. Мой опыт подсказывал мне – самому мне не одолеть Гравразуба. Никак. Никогда. Только объединив усилия с товарищами, совместно, мы можем дать ему отпор. Расщепив свое сознание на мысли–щупальца, я, оставаясь стоять как вкопанный, послал их к друзьям.

Они откликнулись! Как ниточки–паутинки, мы сплели свои энергетические потенциалы и, вылепив из них невидимую для глаза сферу, отправили ее навстречу Гравразубу. По мере того, как сфера летела, она обретала контраст, становясь из ничего искрящимся белым кругом. Яростно сплюнув через щель в желтых клыках, Гравразуб принял ее своими скрещенными браслетами. Прогремел жуткий взрыв! Ошметки короля–колдуна, меня и Настурцию откинуло в один край заваленного туннеля, а Альфонсо, наоборот, вопреки воздействию ударной волны, через весь накаленный воздух и огонь притянуло к его противоположному концу. Скорее всего, Брошу–Ха, стремясь впитать в себя наш дезинтегрирующий запал, в последнюю секунду уцепил к себе Дельторо. Землетрясение! Машинально я схватил дымящуюся руку Гравразуба и сорвал с нее Сапфир–Благословение. Отовсюду сыпались камни, твердь Ол–То исходила конвульсиями и… Я увидел то, что никогда бы не хотел видеть…

Здоровенная глыба весом тонн в десять, отколовшись от свода, накрыла собою Альфонсо… Выжить под ней, да, я сразу это осознал, за тот короткий миг отчаяния и черного горя, у него не было никакой надежды… Последнее, что мне довелось разглядеть и сохранить в памяти, прежде чем я провалился в дыру, разверзшуюся в полу, это неподвижное и очень бледное лицо моего друга, треснувшее поперек лба кровавой молнией… Да, это дико, это неправдоподобно, это невероятно, но мой старый, верный и любимый всем сердцем Альфонсо погиб, и теперь навеки останется лежать в могиле, называемой оморами Ол–То. Падая куда–то вниз, я, подверженный дикому стрессу, вдруг ясно и четко постиг истину – возвращаться к Альфонсо и проверять действительно ли он умер – бессмысленно. Иначе не могло просто быть. Вместе со следопытом, героем и искателем приключений клуба Грозная Четверка, который теперь останется лишь в памяти да в соленых слезах, под толщей камня, навсегда упокоился и Гравразуб – король–колдун, заручившийся через Брошу–Ха драконовой статью. Брошу–Ха – великий, лживый и надменный алмаз–звезда Бога–Идола Ливана, теперь тоже затеряется под всеми этими обломками, и я надеюсь, что на веки вечные. Гравразуб не победил нас по одной причине – его интеллектуально ограниченный мозг не мог понять, как подчинить себе Брошу–Ха и Сапфир–Благословение, так, чтобы вместо конфликта они действовали заодно. Мощь дракона, король–колдун, как пить дать, тратил на сдерживание этих божественных предметов в узде, ведь будь иначе, он бы с нами не цацкался. Конечно, Гравразуб научился, как опираясь на Брошу–Ха и Сапфир–Благословение блокировать простые чары и самому вершить их на уровне адепта, но вывезти на этом ему была не судьба. Я все это думал, как бы между прочим… Отвлеченно думал … А между тем, я, вместе с Настурцией и каменным водопадом стремительно низвергался в пропасть по какой–то штольне, которая, словно по мановению волшебной палочки, возникла под нами… Мне в голову ударил булыжник. На секунду все померкло, а потом… Тьма, что окружала меня, внезапно рассеялась. Она подменилась светом, но не тем, что мы привыкли за него считать. Этот свет был серым. Все стало серым в разных его оттенках. Каким–то шестым чувством я догадался – время замедлилось до тонкой, вытянутой до предела струны. Через застывшее в пространстве крошево, сквозь пелену серости всех тонов, меня и Настурцию мягко потянуло вниз. Сколько длился этот полет? Час или минуту? Для меня реальность как будто смазалась, и потому ответить на этот вопрос не представляется возможным. Точно скажу одно, наше первоначальное падение вниз изменило курс. Меня и Настурцию потянуло в бок, в природную каверну. Когда мы оказались вне штольни, под защитой потолка, время вновь приняло привычный темп. Я увидел, как смертельный каменный обвал миновал нас и устремился к недрам Ол–То. Звенящая тишина… Я подошел к Настурции.

– Я в норме, – сказала она, отряхиваясь.

– Альфонсо…

– Горевать будет потом. Смотри…

Мы находились в овальном кармане, выдолбленным в Ол–То, перед пропастью, ведущей в кромешные глубины земли. Впереди нас, футах в тридцати была дверь, исчерченная невообразимыми рунами и украшенная вставками из лепнины и серебра.

– Кажется, что нам туда… – глухо проговорила Настурция. – Я предвижу, что там нас ждет сила, которая не дала нам умереть…

– Иного пути нет. Пошли.

Дверь поддалась легко. Только стоило мне на нее нажать, как она сразу открылась. Внутренний антураж… Он поразил меня. Весь пол был устлан пурпурными коврами. В канделябрах, расставленных по какому–то эзотерическому принципу, мерцали неугасимые свечи из нетающего воска. Колонны, вырезанные прямо из тверди, треугольником сходились к возвышению. Там, за десятью порожками была угольная апсида. В ее лоне, из пятиконечного алтаря, наполовину высовываясь из него удивительным лезвием, торчал меч с рукояткой в виде солнца. Я перевел взгляд с него наверх апсиды, где над мечом располагался триптих. Его изображение, уникальное в своем роде, влило в меня «стакан» благоговения. В середине триптиха было выведено некое существо–дух, состоящее из пламени и сидящее на троне. Буквы, древнее самой Вселенной (они интуитивно отпечатались во мне), над ним гласили – У–Р–А–Х, правее выведенного Вседержителя зарисовали Его воинство Небесное и Земное, а слева… Нолда Темного! Как только меня поразила эта истина – все вокруг вновь посерело… Вспышки света… Я отделился от своего собственного тела… Меня куда–то несли… Это сон наяву…

До того, как я получил послание от королевы Элизабет Тёмной меня и раньше посещали разнообразные грёзы, нёсшие отпечатки будущих событий или их эвентуальные варианты. Сегодня, сморенный тяжкими испытаниями, с посула Макрокосмической Вибрации, я пустился в полузабытьё–путешествие, но не то, что мне навязывал Укулукулун изо дня в день на протяжении этих месяцев, а в другое, овеянное совершенно иной мощью. Хрипохор… Я находился в непролазной лесной глуши Великого Леса и надо мной возвышалось Червонное Капище – гигантский красный курган, источенный ходами–лазами и плюгавыми трубами, из которых курился смрадный дым. Подле меня стоял герой прошлого, я знал его. Нолд Тёмный взирал на меня ясными, пронзительными и донельзя печальными глазами. Они моргнули, и я переместился в глубокий чертог, который озаряли исковерканные и кургузые руны живорезов. В нем, на постаментах с багровыми оттисками, в полумраке и удушливом мареве, торчали безгранично уродливые и страшные истуканы–божества: Маморгамон, Ворг, Вилисивиликс, Ливан, Дроторогор, Нургахтабеш, Захваш, Мрахарафат, Дуни, Шигхломар, Вайри, Кварцарапцин, Кхароторон и Кчорохорох – все они, в разных ипостасях, скалились на единственную благообразную хоть и подточенную скверной фигуру–статую, на Нолда Тёмного. Они хотели поглотить его, но пока не могли. Я чувствовал, как он сопротивляется всеобщему напору, однако силы легендарного короля Соединённого Королевства потихоньку истощались. Во полусне я подумал – как он может существовать, если свершилось Пророчество Полного Круга? Неужели он каким–то образом обманул Смерть? Нолд Тёмный возник рядом со своей фигурой–статуей. Пошарпанный струпьями и шанкром, не такой как в начале сна–путешествия, он, сжав губы в тонкую обмётанную нарывами линию, всем своим безмолвным видом показывал мне, что сотворил что–то ужасное и теперь от этого неимоверно тоскует и мучается. Внезапно первый король Соединённого Королевства мигнул, а потом ещё и ещё раз. Пыльные прорванные гобелены, едва шевелящиеся под затхлыми дуновениями коптящихся курильниц, замерцали, а тусклая позолота интерьера, доселе отдававшая какой–то зелёной плесенью, поплыла и стушевалась. Перед взором заплясали разноцветные иероглифы Хрипохора, которые сомкнувшись вокруг меня, перенесли моё естество высоко в хмурые небеса. Там, парящие неподалёку буквы сложились в слово – “Отречение”. И сразу после его осознания все краски оплыли кляксами, растеклись и закрутились так быстро, что я потерял ориентацию… Через считанные мгновения я опять оказался в Ол–То. С пересохшим горлом, с ломотой в суставах и с вспотевшими висками, я нетвердо заковылял к мечу. Теперь я отдавал себе отчет, для чего я здесь…

– Стой! – крикнула Настурция, пытаясь схватить меня за руку.

Поздно.

Моя ладонь уже успела лечь на рукоятку оружия… Когда это произошло, по залу, где мы стояли с Настурцией прокатился вихрь из звезд… Он был такой пленительно дивный и чарующий, такой теплый и нежный, что я едва не позабыл, кто я такой… Однако боль от прикосновения к мечу вернула меня обратно к действительности. Я отдернул руку, снял перчатку и… на ней по линиям Судьбы и Жизни из разреза текла кровь, а рядом со мной проявился Нолд Темный… Внешне призрачный, король набирался осязаемости, пока полностью не облекся в плоть.

Высокий, мускулистый, с короткими волосами и безукоризненной осанкой, он одновременно был воплощением благородной, всеобъемлющей красоты и убогой безобразности самого низкого толка. Его черты неуловимо менялись. Вот он неполноценный и аномальный калека, а вот он почти с ликом нимфы (уточню, что нимфы –не всегда женщины, но есть и мужчины). Я чувствовал, что, дотронувшись до клинка и оросив его своей кровью, создал некую связь, выведшую сюда Нолда Темного из Безвременья. Более того, я знал, что теперь первый король Соединенного Королевства может изъясняться со мной не только видениями, но и словами… И правда, он заговорил:

– Избранные Светом, вы тут, чтобы стать свидетелями моего откровения, а также для того, чтобы Мир был спасен. Внемлите мне, Нолду Темному, родоначальнику Соединенного Королевства и вашему пастырю. Я совершил грех, коему нет равных. Хоть многие из пророков отвернулись от Него, никто из них не предавал Ураха так, как сделал это я…

Голос Нолда Темного был ровным и властным, содержащим в себе интонации, безраздельно завладевающие вниманием слушателя.

– Урах провозгласил меня Своим Вестником, Своим Лидером и Знаменосцем. Он дал мне все. Он вручил мне вас – людей, Его детей и его Дом со Святой Церковью – Соединенное Королевство…

Нолд Темным медленно пошел по залу, а я и Настурция вслед за ним. Там, куда ступала нога короля, проступала то клубящаяся чернота, то искрящееся сияние.

– Легко служить тому, кто всесилен и тому, кто непобедим, ты всегда в выигрыше. Но как себя вести, если твой повелитель видоизменился? Когда Урах отправился «Я–Разумом» на встречу к Судьбе, Той, что у каждого Князя из Круга Девяносто Девяти Своя, Он прекратил Быть Вседержителем–Индивидуумом. Урах отделился от своего «Я–Абсолюта–Мощи», заперев Его в Звезде Жизни, оставив здесь Себя, в виде Законов и Правил. Такое сложно объяснить… Это произошло в далеком–далеком прошлом, еще до сотворения нашей Тверди как планеты, и вместе с тем, совсем недавно, после моего восхождения на престол Соединенного Королевства. Пертурбации времени и осознание их каналов–червоточин, которые выводят в стезю «настоящего» и «прошедшего» не подвластны ни моему, ни уж тем более вашему пониманию. Тогда, несколько тысячелетий назад, я просто ощутил – Ураха со мной больше нет. Его нет ни с кем из нас, из Его апостолов. Так происходит, когда костер заливают водой и вы, сидящие вокруг него, теряете тепло и окунаетесь во тьму… Для меня наступил холод. Нестерпимый. Адский. Запредельный.

Нолд Темный резко остановился и съёжился. По его лицу пробежала сеть гнойных нарывов. Они лопнули и тут же подменились здоровой кожицей. Король поморщился, после чего возобновил рассказ:

– Та пустота, что поселилась во мне в те годы… Она, ужасная немочь, была хомутом, неотступно и без всякой жалости душившим меня и день и ночь. Это жуткое всесокрушающее уныние несравнимо ни с чем. Лучше умереть, никогда не зная Ураха, чем жить, утратив Его в себе. Однако сие случилось. До меня доходили обрывки стенаний и агонии тех, кто обретался на земле вместе со мной – Эмириус Клайн, Джеда Хартблада, Цхевы и Фарганорфа, дракона, снискавшего милость Всеотца последним. Чтобы не погубить себя болью сестер и братьев, я отгородил свой ум от их воззваний.

Король Соединенного Королевства подвел нас к столику.

– Мне нет оправданий в том, что я содеял потом. Скажу одно – та мука все же возобладала над моей бедной душой. Я метался из угла в угол, пока в своем безумстве не обратился к Хрипохору.

Герой сел на архаичное кресло и жестом показал, чтобы мы последовали его примеру. Нолд Темный сдернул со столешницы покрывало. Под ним оказался небольшой хрустальный шар, очень напоминающий тот, что я забрал у Милтара Бризза в Мил’Саак. Король коснулся его ногтем, и он словно бы ожил. В сфере закрутились осенние листочки, и заморосили дожди. Потом все поглотили буруны индигового моря. Нолд Темный сощурился.

– Думаешь о Гамбусе?

– Да, – отозвался я, поспешно добавив: – Мой король.

– Не упоминай этот титул по отношению ко мне. Я более не достоин его, – покачал головой Нолд Темный. – Достаточно имени – Нолд. За стеклом действительно Гамбус, Колыбель Вседержителей. Но сам шар – это не Гамбус. Он лишь дверь в Него и носит название Арта. Дарованная мне Урахом, она моя по праву.

Я округлил глаза.

– Стоп! Арта же в Килкваге! Она на крыше башни, покоится на треноге! Туда ее при мне поместил Джед Хартблад!

Нолд Темный поглядел вверх, затем вновь меня. Мне показалось, что он соображает, как попроще нам что–то растолковать.

– Для меня нет разницы, где именно находится Арта. Я могу призывать ее образ из любого места нашего Мира.

– Арта… и в ней тот самый Гамбус, – пробормотала Настурция Грэкхольм.

– Для того кто есть нынешний я, Арта – это вечное напоминание о безвозвратно отвернувшемся от меня Рае. Я не был в нем, наверное, уже… так давно. Гамбус отгорожен от меня нерушимым заслоном… не хрустальным ободком Арты.

– Почему? Нет! Ты был в Гамбусе, в Первородном Соблазне, когда Таурус Красный Палач пытался извратить Пророчество Полного Круга! – невольно воскликнул я.

– В некоторой степени. Мы скоро подойдем к этому моменту и рассмотрим его во всех подробностях, – блекло улыбнулся Нолд Темный, затемняя Арту новым прикосновением. – Мы все еще стоим на той точке, когда я в умопомешательстве обратил свои помыслы к Хрипохору. Вы, люди, привыкли думать о том, что Хрипохор – это культ Богов–Идолов. Это не совсем так. Поголовное число живорезов поклоняются именно Богам–Идолам, но лишь в Червонном Капище ведают, что они, эти Стихии–Цари, есть не что иное, как лоскуты разорванного Вседержителя Юкцфернанодона. В конце Эры Предтеч, той, что заложила основы для всего живого, Юкцфернанодон вдруг выступил против сотворения смертных. По его мнению, вы, люди, гномы, эльфы и прочие – это ошибка. Язва. Болезнь. Распад. Он предостерег Рифф, Харо, Ураха и Назбраэля о том, что вы, своим появлением вызовете из Ничто Ту, Которая будет способна погубить даже самих Вседержителей. Но Назбраэль, рассмеявшись, ответил Ему: «Они, предвижу, многие станут мне рабами в Мире Тьмы. Мой ответ – сказать им: «Будь»». Харо высказал: «Моя справедливость требует от Меня дать созерцать Вселенную не только Мне. Мой ответ – сказать им: «Будь»». Рифф промолвила: – «Моя природа – есть Изменение и Плетение Узора. Мой ответ – сказать им: «Будь»». Урах грянул: – «Я есть Любовь и Добро. Они, более всех Вас, есть Мое Начало. Мои Владения, Мир Света, Я уготовил для них. Мой ответ – сказать им: «Будь»». После этих знаменательных Слов в Явь пришла Замыкающая Круг Девяносто Девяти. Смерть. Тогда Юкцфернанодон, желающий обезопасить вас, смертных, от угасания, набросился на Нее. И проиграл Ей. Смерть разделила Юкцфернанодона на аспекты–аватары Его метафизической сущности и закинула Их сюда, на землю. Юкцфернанодон не был плохим, но, наоборот, в вашем понимании Он – «хороший», противопоставивший Себя Смерти, Умерший на Срок за то, чтобы вы не переходили в Мир Света или в Мир Тьмы, но вечно оставались молодыми. Однако вместе с тем, будучи по рождению Демиургом из Большого Взрыва, Юкцфернанодон лишен жалости и сострадания, как вы их себе воображаете. Им всегда двигал, если уж можно так рассуждать о Вседержителе, рационализм. Что – допустимо, то допустимо, что противоречит – то недопустимо и тому «Не Быть». И его обрубки–органы, Боги–Идолы, скинутые в данный Мир как сор, обзаведясь собственным сознанием, к сожалению, не впитали в себя зерно Возвышенного Равновесия. Так вышло, что жестокость и угнетения оказались им слаще, чем милосердие и забота о ближнем. Боги–Идолы боролись против драконов за право обладать Землей, но были сомкнуты Святым Словом Ураха и выдворены за Грань.

Нолд Темный вздохнул и устремил свои поразительные очи на Настурцию.

– Ты в смущении, Избранная. Я тебя не виню. Охватить разумом то, что я вам ныне рассказываю, задача не пустяковая. Верь мне. Я – Нолд Темный, и все что я говорю тут – правда.

Настурция заерзала.

За секунду лик первого короля Соединенного Королевства истончился и покрылся сетью морщин. Глаза запали в череп, а волосы выпали. Затем он так же быстро вернулся прежний вид.

– Суть. Мы с вами в преддверии моего греха. Я лишь хочу, чтобы вы прониклись тем, чем я тогда руководствовался… Хотя, к чему это? Вот видите, даже сейчас я пытаюсь как–то обелиться. Это не я, но происки того, к Чему мне довелось приобщиться, – сказал Нолд Темный, кладя руки перед собой ладонями вверх. – Слушайте же дальше. Урах ушел из меня, но я маниакально жаждал восполнить тот пробел, что Он занимал во мне. Заново завязать ту ниточку, что ведет к Замыслу. И я пошел в Червонное Капище. Я говорил себе – Юкцфернанодон – это не Назбраэль. Он не представляет собою квинтэссенцию Зла, и что Он не будет требовать от меня вершить разрушения в угоду Ему. Что, временно став вассалом, но ни в коем случае не Богом–Идолом, как мне тогда казалось, Этого Вседержителя, я, когда все наладится, отрину Его и смогу потом по–прежнему продолжить служить Ураху.

Как же я заблуждался. Нельзя быть верным Ураху и Назбраэлю сразу. Выбирая Назбраэля, вы отвергаете Ураха и Его Мир Света, обрекая себя этим на Духовную Смерть и Мир Тьмы. С Юкцфернанодоном тоже самое. В Червонном Капище меня встретили, как заблудшего сына. Мне пообещали, что Юкцфернанодон снизойдет ко мне и я, встав в его ряды, вновь обрету единение с Вселенной. Мне солгали. Ритуалом, древним и мрачным, жрецы насильно отделили мою душу от тела. И вопреки ожиданиям, я не вознесся к Юкцфернанодону, но влился в статую–истукан, вырезанную загодя по моему подобию. В тот день в Червонном Капище грянул Великий Праздник Принятия меня в число Богов–Идолов. Пока зачинались дикие пляски и оды, меня постигло откровение. Да, я приобщился к ауре Стихий; к Ливану, Вайри, Дуни, Шигхломару и прочим. К Осколкам Юкцфернанодона, но не к Нему Самому. Знайте, что Реальность такова – Юкцфернанодона,как Вседержителя и Цельной Личности нет с Эры Предтеч, и все учения, уверяющие обратное, беспочвенны и ведут к гибели. Я попался в их сети и поплатился за это. В том трансе, окутанном пламенем, морозом, ветром, лавой и минералами всех пород, на сцену моего взора взошел самый сильный из Стихий, Дроторогор. Он проревел: «Теперь ты есть Приобщенный к Таинству, Аватар, Бог–Идол для буревестников, но не Собрат для Нас. Смотри, слушай и постигай – Миг почти настал. Ты – Предатель, Отвернувшийся от Ураха, будешь Инструментом для пробуждения своего нового Господина, Юкцфернанодона. Мы Все, Вящие Аватары, вновь сольемся Воедино и растворятся в Нем. К Его Славе. К Его Причине и Следствию. Ты же – Инструмент, лишь сгоришь, напитав Его своим Ихором. Такова твоя Доля и твое Распределение. Сему Быть». Я осознал, что цель Хрипохора, поныне всегда тщательно скрывающаяся от всех и вся – это восстановить Юкцфернанодона, как Вседержителя. А меня… Меня, дурачка и простофилю, уготовили стать для этого опорой. Именно моя душа, ее энергия, взращённая Урахом, всего какие–то годы назад, взяла форму Ключа, выпустившего в мир Дроторогора. Я сделал это против своей воли. Пантеон Богов–Идолов принудил меня отыскать лазеечку к тому, как отомкнуть Затвор между Небесными Гранями и Галереями. Под нажимом я открыл Белую Дверь. Мною владели всего мгновение, но его хватило, чтобы Дроторогор успел проскользнуть через Брешь.

Нолд Темный удрученно сжал голову руками. Он зарябил и обзавелся потусторонними чертами, которые проскрежетав электрическими всполохами, спустя несколько секунд пропали.

– Это событие принесло мне огромное горе. Я был обманут. Я не получил связи с Юкцфернанодоном, так еще и выпустил в мир Демона. Мне уготавливали гибель. Но хуже всего было даже не это, а то, что я, заключенный в мерзкую оболочку, ощутил в себе робкое дыхание Ураха. Мне припомнилось все то, что Он говорил мне, отдавая Корону Света. Пророчество Полного Круга, о котором я позабыл, всплыло во мне горящим колесом. Оно близилось! Тут я опять проникся тем, как мне удалось снять Замок с Белой Двери. Урах был во мне! Он не покинул меня! Я являлся Его сосудом–хранителем! И именно Он, моими руками, однако не Его желанием, распахнул Белую Дверь! Сам бы я этого сделать не смог, да и никто бы не смог, ибо только Он, сильнейший. Он есть Свет Предвечный. Теперь отвечу на твой вопрос Калеб. Я знал, что Таурус или кто–то другой из генералов Десницы Девяносто Девяти Спиц, явившись на землю, догадается, что Урах, ушедший к Своей Судьбе Разумом, но не Духом–Законом и Духом–Инструкциями, дабы не погибнуть от Возмездия Братьев–Князей, разделился на четыре части. И что меня, Цхеву, Джеда и Эмириус станут искать. Лично за себя я был почти спокоен. Мое настоящее физическое тело находилось в Гамбусе, и пробиться к нему можно было, только сломив чары Арты, в свою очередь укутанной в покровы колдовства Мил’Саак. Яйцо в яйце, да в таком, где одна скорлупа прочнее другой.

Заметив мое недоумение, Нолд Темный невесело хмыкнул:

– Да, да, я ушел в Гамбус почти сразу после того, как Урах направился к Своей Судьбе. И я мог, хоть и ограниченно, влиять на ход бегущей вперед истории! Мое признание самому себе в том, что я оступился, лишь подлило масло в огонь моего рвения! Всем сердцем я алкал и до сих пор алчу вновь прильнуть к груди Ураха. Но понимая, что тому уже вряд ли быть, я, минувшей осенью, исподволь, взялся исправлять и то, что произошло из–за меня – Дроторогор и то, в чем моей вины нет – Таурус. Впрочем, откатимся немного назад. Примерно за четыре десятилетия до Пророчества Полного Круга, Боги–Идолы, подозревая, что я намерен явиться кому–нибудь из героев и рассказать ему о том, как бороться против только перебравшегося через Грань Дроторогора, поймали меня во Вселенском Куполе. Они окружили меня и сломили. Не полностью, но настолько, чтобы речь более не принадлежала мне. Потом они занялись своими насущными делами, а меня, помятого и раздавленного, словно бы выкинули на помойку. Вот из-за этого упущения, того, что Они не истерзали меня окончательно, наш Мир еще жив. Этот меч, Избранные, мой меч. Задолго до того, как оморы облюбовали Ол–То, я засунул его здесь в алтарь. Он – мой вечный знак преданности Ураху. Сейчас он стал нашим спасительным маяком. Взяв мой меч в руку и облив его своей кровью, ты, Калеб, сломал некие невидимые барьеры Вселенских запретов. Да, тебе интересно какие, но у нас на это нет времени.

Нолд Темный улыбнулся.

– Еще чуть–чуть, и мы приблизимся к развязке. Пророчество Полного Круга и как одолеть Дроторогора. Об этом и не только. Я провидел месяц, день и час, вплоть до минуты, когда Фабиан Темный, загипнотизированный Блюдером Рови, вонзит кинжал в своего отца Вильгельма. Я знал дату, потому что Ее поместил в меня Урах. Она всплыла во мне сразу по осознанию того, что я являюсь сосудом–хранителем. Пророчество Полного Круга – есть важная веха в метафизической трансформации Ураха. Когда Оно грянуло, Энергетические Завихрения Света и Тьмы были столь импульсивны, что я, хоть и зажатый в каменного Бога–Идола, смог применить Их нам на пользу.

Наш с Настурцией собеседник указал на меня двумя пальцами.

– Ты – Избранный, Калеб. Вселенной или Девяносто Девятью, а может и Сотой, неважно. Но ты такой. Еще до твоего рождения Кто–то определил или Что–то определило тебя на Свершения. Ты предстал передо мной в замке Шальха. Неестественно восприимчивый к Аномалиям и умный по меркам людей.

Сложив ладони домиком, Нолд Темный, бесстрастно глядя на то, как я краснею, серьезно промолвил:

– Я не хвалю тебя и не набиваю тебе цену. Ты – Печальное Орудие Многих. И мое, в том числе. К Добру, как по мне, и к Худу, по мнению Тауруса. Ты – Долото, крошащее базальт Высших Сил в пыль. Помнишь, ты лежал в спальне дворца? Войдя в твой сон, я, безмолвный, Откликом Мощи, скинул тебе тоненькую петельку, ведущую к ковру всего Узора. К тому, где кроется Истина. К тому, как найти Пророчество Полного Круга, принять Его и осуществить. Ты сообразил и пошел к Эмириус Клайн.

Первый король Соединенного Королевства запнулся. Он поднял брови, поглядел по сторонам и отрывисто продолжил:

– Матрона Тьмы. Ей ты тоже показался «выгодным». А может, и нет. Я так до конца и не понял, что за игру она вела. Естественно, что Эмириус чувствовала Пророчество Полного Круга не меньше моего. Хотела она встать на одну планку с Богами–Идолами и Высшими Духами, или так своеобразно, чтобы не унюхал Таурус, толкала тебя к исполнению Завета Ураха – не знаю. Однако факт есть факт – Пророчество сбылось. Все висело на волоске, все было очень хлипко и хрупко. Почти на острие ножа! Особенно, после того, как Мил’Саак, со смертью Митара Бризза, скинуло свою защиту, и Красный Палач получил доступ к Гамбусу и ко мне, к четвертому сосуду–хранителю. Эмириус – выдающийся и бесстрашный воин, но она не берсеркер, и ей свойственно все продумывать до мельчайших подробностей. Я тешу себя мыслью, и от этого мне как–то легче, что вся затея была выверена ею с филигранной точностью. Ведь не будь тебя в Первородном Соблазне, не потеряй Таурус контроль над ситуацией, не решись Фарганорф на самопожертвование, все бы пропало. Урах бы погиб.

Нолд Темный пожал плечами.

– Эмириус либо гениальна, либо… Подберите слово сами.

– Она такая одна, – сказал я, вспоминая те великолепные и трансцендентные глаза–океаны Матроны Тьмы.

– Наверное, это самое верное определение, – странно улыбнулся Нолд Темный. – В твоих сегодняшних путешествиях я был всегда рядом. Иногда я умудрялся пробиваться к тебе в грезы. Помнишь, как тебя в них охватывали смутные видения, окрашенные волшебством Хрипохора? Его рунами и элегиями? Их насылал я.

Нолд Темный смежил веки, а затем, будто бы читая какой–то текст, монотонно произнес:

– «Море душ стремится выйти на волю, объединиться в одну», – это цитата. Ею и прочими, теми, что отложились в твоем подсознании, и теми, что нет, я готовил тебя к тому, что намеревался обрести Хрипохор – Юкцфернанодона.

– Прости, но я не вижу того, как твои ведения, мой корол… Нолд… помогли Калебу и нам в… сейчас, – сказала Настурция. – Дроторогор топчет Соединенное Королевство, которое, кстати, больше не «Соединённое», а «Разбитое». И Вальгард Флейт тоже не отстает от него.

– Для тебя, Избранная, Настурция Грэкхольм, то, что не в Яви – то неочевидно, – вздохнул Нолд Темный. – Как я могу доказать тебе, вам, то, что Калеб выбирал свой путь не без моего участия? Может то, что вы ныне беседуете со мной, подле единственного меча, которым я искоренял нечисть, и который стал нашим проводником к разговору, – есть крошечное тому подтверждение?

Настурция Грэкхольм нахмурилась, а я глупо брякнул:

– Значит, ты невидимо манипулировал мною?

– Нет, не так. Я наставлял тебя и как мог пододвигал к Уравновешиванию Сил, – тихо промолвил король Соединенного Королевства. – Те люди, которые сопровождали тебя – оказались «те самые». Разве не так? Смелые и надежные. Горячие на подвиги. А дороги… Сколько мелочей, сколько знакомств и переплетений Судеб… Все оказалось к месту и ко времени.

Хрустальный шар, он же Арта, вспыхнул белыми точками–звездами. И такими же стали глаза у Нолда Темного… Как два алмаза горящие в ночи… Голос короля загремел, словно водопад. Нолд Темный как будто бы преобразился, став… нет, человеком, он не был им итак… кем–то внеземным и могущественным.

– Утраченный навсегда квазальд! Ты нашел его! Не потому, что так случайно вышло! Но из–за того, что он нам необходим! Всем Королевствам, всей земле!

Голосу Нолда Темного вернулся былой тембр, а глаза потухли… но угли тлели в них. Облик короля то расплывался, то сходился в четкую обрисовку. И тут до меня дошло…

– Твое тело уничтожено! Но тебя там не было! Вот почему Таурус так легко совладал с тобой в Первородном Соблазне! – взволнованно вскричал я. – Твоя душа и плоть существовали отдельно друг от друга! Ты, твое «Я» – угодило в капкан Хрипохора, тогда, как твоя «оболочка» оставалась в Гамбусе!

– Эврика! Если телесно я был в Гамбусе, то душой – на земле, в истукане Червонного Капища, куда изначально пришел фантомом. Разве не об этом я говорю уже как полчаса?

– Значит сейчас перед нами твоя иллюзия? Нет, не иллюзия, но эфирное подобие, пребывающее под давлением Хаоса! Это сверхъестественное клеймо Стихий, Богов–Идолов затуманивает твой фантом и добавляет ему страшные и отталкивающие особенности внешности! Затем их опять сменяет красота и пригожесть, впитанная от Всеотца! Но это ты и есть! Так изменилась твоя душа! Она одновременно и алебастровой–белая, отданная Ураху, и красно–черная, вверенная раздробленному Юкцфернанодону! Два полюса бесконечно борются в тебе! А когда я ухватил рукоять твоего меча, сработал какой–то механизм, надбавивший очков той, белой стороне! Поэтому ты здесь!

Нолд Темный с интересом посмотрел на меня.

– Ты близок к тому, как это есть на самом деле.

– Чем предаваться разбору того, Кто теперь Такой… король… Не лучше ли нам обратить взор на упомянутый квазальд? – вклинилась Настурция.

– Это важно, – согласился Нолд Темный. – Что такое квазальд? Сверхпрочный драгоценный металл, разбудивший у гномов аппетит обладания. Из–за него без объявления войны король Каменного Королевства Дюрнац Сердитый напал на Кхирта Лунного Менестреля – короля Воздушного Королевства. Галахи атаковали нирфов по всему Будугаю. Гномы победили, но Кхирт Лунный Менестрель проклял жадность Дюрнаца и сказал Слово–Заклинание, обратившее весь квазальд в пустую руду. Трагедия состоит в том, что, этим Словом Кхирт нечаянно, сжег и свой народ. Отрада же кроется в том, что несколько особей крылатой расы Урах в самый последний момент уберег своим Светом. Потом Всеотец явился к выжившим нирфам и забрал их с собой на Небеса, оставив в Будугае лишь одного, дабы тот вечно охранял Будугай от Злых Демонов Поднебесной Сферы. Вопреки огромной чести, преподнесенной Урахом, нирф горько плакал. Ведь он был обречен на одиночество, так как все его братья и сестры погибли, а иные ушли с Всеотцом. Слезы нирфа капали и капали. Они опадали на верхушку горы и превращались в чистейший квазальд – так Урах не позволил исчезнуть и тому, чего жаждал Дюрнац и что боготворил Кхирт. Та скала – Клервик, на которой состоялось это священное действо плача, гордая и неприступная, в будущем стала домом для клана Хагала.

Нолд Темный поюлил пальцем по поверхности Арты. Под хрустальным куполом возник смерч из лепестков цветов и зарниц молний.

– Я не буду вдаваться в подробности о том, как клан Хагал не замечал квазальд у себя под носом до сегодняшних дней и о том, как Шулум Медный Щит наткнулся на него именно тогда, когда в Клервике, на празднике Кузницы, находилась Фридия, отца которой, Доргха, содержал в плену клан Умбрдун. Скажу лишь одно – мои усилия для розыгрыша такой карты были более, чем велики.

Король Соединенного Королевства скривил губы.

– Я прозрел то, что Дроторогор, как только воспылает Пророчество Полного Круга, по неосторожности разобьет Корону Света. Чтобы починить ее, созданную самим Урахом, мне, нам, требовался квазальд. Фридия похитила его из спальни Шулума, но за ней быстро организовалась погоня. Я направлял гонку так, чтобы Фридии не позволяли вести своего снежного барса к родному клану Дригольхи, но вытесняли ее к рубежам Соединенного Королевства, к Караку. Самым сложным было устроить все так, чтобы ты, Калеб, скачущий на Юнивайне из Осприса, и Шулум Медный Щит, несущийся на снежном барсе Яшме из Клервика, встретились в одной точке. Однако, как ты в курсе, у меня это получилось…

Внимательно слушая Нолда Темного, я медленно–медленно проникался тем, что он не такой, как я или та же Настурция, да и в принципе, любой наш современник. Что падший король – беспредельно умный, умеющий и знающий… Что он смог продумать то, как сквозь годы и годы осуществить план по освобождению Мира от пяты Тьмы… Я, как рыба, несколько раз ухватил ртом воздух, – так отразилось мое неподдельное уважение к Нолду Темному.

–… Какой–то металл. Да? Квазальд. Стал бы ты вступать из–за него в драку с Шулумом Медным Щитом, если бы Серэнити не глотнула Живой Воды? Услышав от Шулума пересказ о краже квазальда, не видя в нем никакой пользы для себя, ты лишь вспомнил бы о нем то, что тебе поведал Дурнбад, который и это сделал по моему велению. И ты бы ушел от Шулума и Фридии, доверив Вселенной Самой распорядиться судьбой квазальда, потому что обладание претит тебе… Все же вышло иначе. Когда Шулум сказал – «квазальд», ты подумал – «Серэнити». Ты проштудировал десятки книг, и ты знал – квазальд есть противоядие к редкому эликсиру, к Живой Воде.

Я таращился на Нолда Темного, а он все говорил:

– Так было необходимо, свести все к тому, чтобы Серэнити выпила Живую Воду. Ее самопожертвование Соединённому Королевству, точно ведущее к гибели, раскрепостило в тебе настрой – разбиться в лепешку, но отвадить от подруги Косу Смерти. И теперь квазальд у тебя.

– У меня, – сглотнув комок в горле, подтвердил я.

– Поверь, я не хотел, чтобы кто–то страдал из вас, людей, детей Ураха. Мои возможности, пусть и сомкнутые чарами Богов–Идолов, за пределами твоего понимания, Калеб. Но клянусь тебе, хоть мне это и претит, что я никогда не проливал твою кровь или кровь твоих друзей напрасно. Я чувствовал каждый твой синяк и каждую царапину. Каждую пощечину и тычок. Иногда я ухитрялся посылать в тебя Вселенские Флюиды или брать на себя твою боль. И тогда ты мог без устали бежать, сражаться и помогать тем, кто слабее тебя. Ради Любви, нашего Мира и во Имя Ураха.

В глазах Нолда Темного стояли слезы.

– Ты еще в силах спасти Серэнити и весь Мир. И я расскажу, как.

– Как? – весь покрываясь мурашками, выдохнул я.

– Квазальд не получится раскалить ни в одном горне Соединенного Королевства – ты успешно выяснил это. Только в Тысячелетнем Громе – месте, где Урах лично отковал Корону Света, можно привести квазальд к жидкому состоянию. Нет, Тысячелетний Гром – это не жерло вулкана и не сосредоточение невероятной температуры, но вместилище благодати Всеотца. Там, ты, Калеб, расплавишь квазальд и спаяешь им две части Короны Света, возвратив ей первоначальную форму!

– Я?!

– Ты, – отозвался Нолд Темный. – Потом, с Наговором Ураха ты коснешься Короной Света чела Серэнити, и Живая Вода потеряет над ней власть!

– А Амаста? Мы вобьем Амасту в Корону Света?! Без третьего условия – камня–емкости Божественной Субстанции порча не сойдет с Серэнити!

– Тот, коему принадлежала Амаста, в Гамбусе, известен, как Пестрый Бог. Мне же он знаком как Онгольдом, Бледный Господин Всех Красок Мира. Как и я или Эмириус, Онгольдом отдал свое сердце Ураху. Он – Его верный апостол. Некогда выдающийся маг – Горгон Преломляющий Оттенки нашел Амасту в развалинах храма Всеотца. Он пленился ее потенциалом и волшебством радужных бликов. Горгон построил Отражатель, в коем центром стала Амаста. Много добрых и достойных дел совершил ею Горгон Преломляющий Оттенки, но Амаста – это Реликварий Одного из Сегментов Духа Ураха, и она не для человеческих рук. В какой–то момент Горгон утратил бдительность и Амаста, ее Пульпа Света, без соответствующего надзора затопила часть Гамбуса Жаром Чистого Цвета. Люди и животные не приспособлены к тому, чтобы лицезреть или чувствовать Неочищенный Совершенный Пламень Ураха. Те, кто подпал под Него, вознеслись в Мир Света. Их жизни прервались раньше положенного часа. За это Бледный Господин Всех Красок Мира наказал Горгона Преломляющего Оттенки. Он заключил его в Амасту, а стражем поставил змею Хадру. Чтобы сдержать деструктивное поведение Переливчатых Импульсов Амасты, Онгольдом окружил ее и Горгона лакунами черноты.

Нолд Темный покатал желваки.

– Проникнись тем, что я сейчас тебе скажу, Калеб. С желанием и амбициями Привратника, а также с реализацией цепочек, таких как – Отражатель–Амаста–Первородный Соблазн–Ио–Фарганорф, я намучался больше всего.

– Я даже не представляю…

– Шесть алмазов, сидящих в Короне Света, были взяты Урахом именно из Амасты. Эта «шестерка», по числу провинций, сейчас разобщена. Три у Дроторогора, три у Вальгарда. При реконструкции Короны Света, чтобы их сакральная связь вновь обрела себя, мы сделаем в оправе венца новую лунку под тот кусочек Амасты, что у тебя в кармане. Седьмой, свежий, он пробудет шесть братьев–кристаллов и заставит Корону Света воссиять, как встарь.

Я пытался упорядочить в себе свалившуюся на меня информацию, а первый король Соединенного Королевства все продолжал:

– Но одной Короны Света, пусть и воссозданной вновь, для победы над Тьмой все же будет недостаточно. Корону Света нужно рассматривать, как часть метафорической Белой Двери, как Ее замочную скважину, к которой необходим Ключ. Это Ключ - особые люди. Короли и королевы, те, в чьих жилах течет кровь Харальда, только они, через предка приобщенные к Свету более прочих, могут раз в Тысячелетие упросить Всеотца о Милости. О Его Величии Света. Ровно в полночь, с тридцатого Ириса на первое Авантюрина, Констанция Демей, надев на себя Корону Света, обратится в себе к Ураху. Ее молитва, сокровенная и предопределенная, ознаменует собою Величие Света. Это Деяние смертного человека, Констанции Демей, как возможный вариант Будущего, было помещено Всеотцом в Пространство–Время, чтобы принести Надежду на Избавление от Тьмы. Если у Констанции получиться сделать то, о чем я говорю, тогда Урах придет в Мир! Сам, Своим Аватаром–Законом и Аватаром–Инструкцией! Мечом Пылающим Он погонит Дроторогора и Вальгарда Флейта к Граням Вселенной, прижмет их Там и выкинет за Рамки! После чего водрузит на Белую Дверь Свой Белый Замок! И его будет уже не снять! Во веки вечные!

Я обомлел, а колдунья, в отличие от меня, нет.

– Тпру! Мы здесь перескочили гигантский отрезок насущных проблем, которые надо проговорить! – запротестовала Настурция. – Корона Света и Величие Света – финальный аккорд, как подарки на Новый Год. Добро возобладает – это я уразумела. Однако… К Дроторогору и Вальгарду Флейту. Фрагменты Короны Света у них пока никто не отобрал. Мы идем за Филиринилем, уповая на то, что этим особенным клинком принца эльфов Легии можно сокрушить Бога–Идола и короля вампиров заодно. Но честно… я сомневаюсь, что у нас все получится.

Нолд Темный кивнул.

– Вальгарда Флейта, выкормка Аспида–Хаттона, как и Дроторогора, обычным оружием убить или ранить невозможно. Филириниль, отмеченный Сирвиллой, для нас – самый доступный, из всех Клинков Мощи…

– А твой меч? Вон тот! – перебила Настурция, показывая на блестящее лезвие с тесьмой сверкающих символов. – Он же явно способен отрубить макушку у Бога–Идола! Зачем нам тащиться в Тумиль’Инламэ, когда нужный булат прямо под боком?!

С унылой улыбкой король Соединенного Королевства покачал головой.

– Святозарный. Стылый. Одинокий. Раньше чудовища бежали от него без оглядки. Никому кроме меня не достать Святозарный из алтаря.

Настурция Грэкхольм встала со стула и подошла к апсиде. Кинув взгляд на триптих, она скрупулёзно, не трогая, оглядела Святозарный.

– Он выглядит не шибко застрявшим, – наконец изрекла колдунья Ильварета. – Если потянуть, как следует…

Нолд Темный грустно рассмеялся.

– Его держит в алтаре не камень, а воля. Если схватить Святозарного за рукоятку, то придется доказать, что ты готов победить его и стать ему владыкой. Ни у тебя, ни у Калеба на это шансов нет. Вы умрете.

– Но Калеб дотронулся до Святозарного и ничего, не окочурился!

– Да, но второй раз уже не сможет. Святозарный – это меч–личность. Он фантастически разумен и со своими принципами, от которых не отступает. Попав в истукан Бога–Идола, я из Червонного Капища смог уговорить Святозарного пойти на уступку – снизойти до прикосновения одного определенного человека– Калеба. Он сказал мне: «Разговор через меня одобряю. Большему – одобрения не даю». Только я, физически и умственно целый, умел преодолеть смертоносность Святозарного и заставить его служить моей деснице.

– Звучит удручающе, – промолвил я.

– Филириниль совсем близко, – туманно изрек Нолд Темный. – Когда вы достанете его, немедля поворачивайте к Ильварету. В нем, глубоко в подземелье сидит бедный, ослепший от Купели Семи Преданий карлик, именующий себя Тенью. Я пошлю ему в чашу Купели Семи Преданий видение Тысячелетнего Грома. Через свой волшебный шлем Тень усмотрит Кузнецу Света и запомнит путь к ней. С незрячими бельмами королевский шпион безошибочно точно, поведет вас к цели.

Нолд Темный стал истончаться и таять. Заметив это, он быстро заговорил:

– С Филиринилем вы, в преддверии Величия Света, подойдете к Тысячелетнему Грому. Там же со всеми стягами будут стоять две армии – Вестмарки и Хрипохора. Дроторогор с левой частью Короны Света, Глазом Вилисивиликса и легионом буревестников и Вальгард Флейт с правой частью Короны Света, Костью Ночи и сонмом мертвецов. Помешайте им!...

король Соединенного Королевства почти пропал…

– Калеб, когда ты попадешь в Тысячелетний Гром, я тоже буду там! Вместе, ты и я, мы станем работать над новой Короной Света…

– Дроторогор! Флейт! – закричал я. – Ты говоришь о них так, как будто я их уже победил! А, между прочим, они не отдадут мне Корону Света за кефир и коржики!

– Филириниль! Достаньте его! Вооружитесь им! Но нужна еще поддержка Фар… (искаженный звук)… Фа Золотого (искаженный звук и мерцание всей фигуры Нолда Темного)… Но!... (речи не разобрать)… Все упование Мира я возлагаю на Величие Света! Только Урах, только Он сможет вытравить Зло с Кожи Земли!

Нолд Темный открывал рот, но из него уже лишь доносились отдельные фразы.

– Калеб, ты… Он должен тебе за свободу…. Привратник… зови от всего сердца… … Фар… Затормози их для начала Филиринилем, а потом… Он выцарапает части Короны Света и передаст тебе… Фарг…ф заслонит собой ворота Тысячелетнего Грома и сдержит Флейт… Величие Света!

Нолд Темный растворился в воздухе серебристыми искрами. Спустя пару секунд Арта тоже пропала со стола. Где–то позади меня что–то заскрежетало. Я обернулся. От стены отвалился валун. За ним был проход, ведущий наверх. Посмотрев на Сапфир–Благословение, бессознательно сжатый в кулаке, я пошел к выходу из каверны.