Глава 34. Испытание

– Испыта-а-а-а-а-ание! Испыта-а-а-а-а-ание! Испыта-а-а-а-а-ание! – трижды громогласно крикнул Лиуфуил. – Рифф ниспослала нам Испыта-а-а-а-а-ание! и первым Ганглион крутит король Анкарахады Укулукулун Тобольдо!

После этих слов под прицелом тысяч глаз и очагов света, архонт царственно двинулся к хронометру. Он буравил меня взглядом огненных глаз и чудовищно улыбался. Только от одной этой ухмылки внутри у меня все скукожилось и оборвалось. Как мне выстоять?! О, Вселенная, подскажи, как…

Дойдя до Ганглиона, Укулукулун широко расставил ноги и руки. Его статная фигур, с прямой осанкой и длинноволосой головой с короной лучилась уверенностью и непоколебимостью. Для зрителей Максигалдоры, преторов и меня он казался апофеозом бесстрашия, невероятной красоты и монументального авторитета. Как же жалко, по-мышиному серо я смотрелся на его фоне! Укулукулун схватился за Базал, дернул его книзу, а затем исступленно воззрился на Ганглион. По циферблату медленно–медленно поехала стрелка. Потом она увеличила скорость движения и миновала сразу десяток картинок, чтобы потом плавно приступить к торможению. Проехав последние три карточки – разорванную паутину, бутылку с выливающимися из нее звездами и квадрат, исписанный иероглифами, она застопорилась на ладони, которая почти касалась волнистого треугольника.

– Праматерь наша Рифф назначает королю Укулукулуну Тобольдо и отмеченному Калебу Шаттибралю Экдизис Стойкости!

В центре нашего огороженного островка–ристалища проступила воронка. Сначала она засасывала в себя песок, но потом стала действовать в обратном направлении. Из ее нутра всколыхнулся вихрь, который чуть погодя, рассеявшись, обернулся восьмиконечным столом с двумя горящими свечками – язычок пламени одной был белый, а второй – черный.

– Архонт! Берешь ли ты себе перед этим Экдизисом советника? – спросил Лиуфуил.

– Нет! Ни для этого, ни для последующего! Я – самый сильный и мудрый из когда–либо избранных Рифф архонтов, и не нуждаюсь в чьей–либо помощи! – сказал Укулукулун, с форсом приближаясь к свече на своем конце стола. Он облокотился на столешницу и вперил в меня свой кошмарный взгляд.

– Отмеченный! Желаешь ли ты увидеться с каким–либо советником до Экдизиса Стойкости?

Я пожал плечами, собираясь ответить, что в Анкарахаде у меня нет друзей, но тут заметил, как по ту сторону пропасти, из рядов «свидетелей Рифф» мне машет Ансельм.

– Я хочу поговорить с Ансельмом Грэкхольмом!

– Ты услышан, – кивнул Лиуфуил.

Сразу после этого «серые тени» Енорха подлетели к Ансельму и перенесли его на островок Испытания.

– Суд Всех Преторов отмеривает вам пять минут.

Долговязый мужчина с чертами Эмилии и Настурции Грэкхольм совокупно выглядел молодым и старым, уставшим и бодрым, странным и неимоверно отдаленным от всего мирского. Только зеленые глаза его не имели двоякости. Как и у сестер, они были чуткие, добрые и внимательные.

– Калеб, хоть и заочно, но я знаю тебя. Ты очень дорог моей семье, – помолчав, сказал Ансельм.

– Эмилия и Настурция скучают по тебе, – отозвался я. – И мама с папой тоже...

Ансельм покатал желваки.

– Наурет и Клидас у Ураха, в Мире Света, а я здесь. И, к сожалению, я не могу сообщить им, что люблю всем сердцем не их, а Владычицу Рифф! Только Она – мой ориентир и мой единственный Бог.

– Любишь?! – изумился я.

– Три минуты! – напомнил Лиуфуил.

В изумрудных очах Ансельма появился блеск обожания.

– Я видел Ее, Калеб. Я жил у Ее ног. Она – Вседержитель… Я не могу описать тебе этого чувства. Она… Она сурова, как отец, и нежна, как мать. Рифф терпеливо учит и жестоко наказывает. Она не для всех. Анкарахада погрязла в тщеславии, неге и эгоизме. Из–за Укулукулуна Ее рай превратился в свалку, в мусорную кучу, и Она отстранилась от него. Случилось большое горе, Калеб. Но о нем потом. Среди всех людей и нелюдей Праматерь указала на меня. Чтобы я направлял тебя. Сейчас и далее. Ты – Ее избранный. Тебе многое предстоит свершить для Нее.

– Ансельм, если ты не в курсе, то я серьезно влип.

– Минута!

Грэкхольм торопливо заговорил:

– Укулукулун – архонт, он кажется неуязвимым, но это не так. Ты во всем превосходишь его. Так мне сказала Праматерь, а значит так и есть. Чтобы пройти этот Экдизис сосредоточься на самом светлом, что есть у тебя. На…

– Время истекло! – произнес Лиуфуил. – Отмеченный, займи свое место у стола.

– Крепись, Калеб. Рифф с тобой, – напоследок сказал мне Ансельм Грэкхольм.

Серые тени, взяв Ансельма под ребра лапами, доставили его обратно на основное поле Максигалдоры.

На негнущихся ногах я заковылял к столу. Меня тошнило и мутило. Мне чудилось, что я сплю, что все это происходит не со мной, а с кем–то другим. Словно в прострации я уставился на архонта.

– А вот и ты, раб! Пошушукался с отребьем? Он сбежал, а ты остался, – злобно обронил Укулукулун. – Чувствуешь теперь, как дрожат твои коленки? Как тебе хочется плакать? Реви! Покажи Максигалдоре, какой ты никчемный!

– Еще чего.

Вдруг, из столешницы стали расти два хрустальных стебля. Увенчанные обрюзгшими шишками на концах, они буквально за несколько мгновений вытянулись и низко загнулись над свечками. Затем шишки лопнули и из них выдвинулись прозрачные прямоугольники с архаичными, едва приметными загадочными письменами. На нижней призме полого прямоугольника имелась дырочка, которую с удовольствием стало лизать пламя свечи. Изыскано и со вкусом. Серэнити бы понравилось эта забава.

– Экдизис Стойкости таков, – между тем повел речь Лиуфуил. – По моей команде вы вложите свои ладони в ниши над фитилями. Как вы видите, в основании ниш есть прорезь – через нее на вас будет воздействовать жар свечи. В Экдизисе победит тот, кто продержит свою ладонь над огнем дольше другого. Король Укулукулун Тобольдо, Калеб Шаттибраль, вы готовы?

Укулукулун снял перчатку. Его пальцы блеснули изумительными перстнями.

– Я – да! – громко сказал архонт.

– Тоже.

– Максигалдора! Суд Всех Преторов! Экди-зи-и-ис Сто-о-ойкости! Экдизииис Сто-о-ойкости! Экди-зи-и-ис Стооойкости! Во имя Рифф нашей Праматери – Форгат!

Я глубоко вздохнул, утер соленый пот на висках и вставил ладонь в хрустальную ячейку. Укулукулун сделал то же самое…

Вряд ли есть те из нас, кто хоть раз в жизни случайно не приближался к разрумянившейся печи или весельчаку–костру слишком близко. Поцелуй огня… Почувствовав разрушительную плерому первозданного элемента стихии, обращающего в пепел все и вся, мы тут же отшатываемся от него. Это срабатывает инстинкт самосохранения – наиболее примитивный рефлекс, который почти невозможно контролировать. Дуть на покрасневший участок кожи – наше первое желание. Потом может вздуться волдырь. Ранка будет дергать несколько дней, а то и недель – неприятно. К чему я? Да к тому, что, поместив ладонь в этот проклятый прямоугольник, я сразу проникся всей так называемой прелестью агонии. Сказать, что мне было больно – это ничего не сказать. Я истошно закричал и дернул руку на себя. Я почти вынул ее из выемки, но осекся. И не потому, что огонь перестал причинять мне вред, нет, вовсе нет. Трижды нет! Все дело в том, что до меня дошло – если я вот так вот выкину белый флаг, попячусь назад перед телесными истязаниями, не проявив хотя бы каплю выдержки и самообладания, то умру, потому что Рифф такой архонт не нужен. А так… так у меня еще есть призрачный шанс на… На что? О, Вселенная! На что?!...

Я сжал челюсти и, воя не раскрывая губ, поднял глаза на Укулукулуна. Да неужели! От его грозного и властного обличия не осталось и следа! Фальшивая маска спала! Где твой прежний лоск, злополучный король Анкарахады? Ты побледнел и осунулся! Ты дрожишь! Ха–ха–ха, ты еще и жмуришься?! Ты мой бедненький!

И эта картина, это неподдельная демонстрация неустойчивости и изможденности влила в меня кувшин упрямства и какого–то безумного стремления во что бы то ни стало опрокинуть Укулукулуна на лопатки!

В моей биографии есть пункты, окрашенные в багряные и грязно-темные цвета – это пребывания в камерах пыток. Я находился в них не единожды, и крайний раз совсем недавно, из–за Эмилии – в Ордене Инквизиции Шальха. Тогда, месяцами назад и гораздо ранее, палачи безбожно измывались надо мной, но я выжил и вопреки всему сохранил рассудок. А в чем секрет? В чем затравка? Почему я не сошел с ума и не повредился психикой? Отвечу кротко – мне помогла многолетняя практика колдовства и чародейства. Мое умение концентрироваться на чем–то одном, убирая из внимания все другое. Это заглавное правило для создания заклинаний большинства «магических школ» не дало мне слететь с катушек. В момент «икс», когда палач закатывал рукава и брался «трудиться» надо мной, я начинал воспринимать свое тело не все целиком, но частями. И ту часть, что подвергалась насилию, я мысленно будто бы отсекал от себя, блокировал. Она словно бы оказывалась вне меня. За мной. Нет, разумеется, членовредительство сказывалось на мне, однако я мог ясно соображать и отдавать отчет тому, что говорю. При допросах это очень важно.

Сейчас мою ладонь крутил палящий зной свечи. Нос различал вонь жженого мяса. Это страшно и мерзко. Я применил к себе тот самый проверенный годами прием – «я есть фрагменты», и он возымел успех. Отгородив руку от самого себя (она не моя, я не ее – мы – порознь), мне, чтобы окончательно выдворить болезненный импульс из сознания, пришлось в эту тяжелую минуту выудить из себя воспоминания радости, безмятежности и тихого счастья. Я глядел на свою коптящуюся кисть, но уже видел не ее. Перед моим взором была мама. При свете лампады она шила мне новые штанишки, а я, маленький мальчик, сидел у ее колен и возился с Медком. Иногда мама отрывалась от своего занятия, чтобы улыбнуться мне… Ах, эта улыбка! Сколько в ней ласки, заботы и добра! Я прижался к маме, и не было ничего во всем Мире, что заставило бы меня плакать! Я – ребенок, уткнувшийся в подол платья, отдаленный от своей нынешней Судьбы и Рока провалом времени, знал – никто не посмеет меня обидеть, когда рядом мама. Моя защита была абсолютной, непробиваемой, незыблемой и несгибаемой. Мама бесконечно любила меня при жизни и верю, отчаянно верю, что и после смерти ее душа не покидает свое чадо. Куда бы меня ни занесло, и где бы я ни оказался – моя дорогая мамочка бережет меня… Мама! Я все преодолею, если ты будешь подле меня! Тогда и сейчас!

Слезы текли по моим щекам. Они падали с подбородка на хрустальную ячейку и ползли по ней дальше, к свече. Встретившись с первой из моих слез, фитиль недовольно зашипел. Кап–кап–кап – заморосили на него остальные прозрачные горошины. Свеча не погасла, нет, она даже стала более пылкой, но вся моя боль куда–то испарилась… Самовнушение?... Мама, Вселенная, Урах… Спасибо! В неописуемом удивлении и трепете, я медленно–медленно опустил голову и исподлобья, воззрился на Укулукулуна. Уже едва–едва удерживающий руку над горящим фитилем, он пересекся со мной взором огненных–воронок глаз.

– Ты проиграл, – шепнул ему я, придавливая ладонь к отверстию, так чтобы пламя свечи полностью вошло в нее.

– Ты же просто раб! Как ты…?! Сумел?! Ты! Раб! – задохнулся архонт, рывком изымая руку из хрустальной ячейки.

– Во мне есть то, чего нет в тебе.

– Чего же во мне нет?!

– Любви.

Три из восьми Оцеллюсов зажглись черным пламенем. Внезапно в мои уши ворвался рокот Максигалдоры. Мозг, ранее отключивший для меня почти все звуки (наверное, чтобы они не мешали мне фокусироваться на Экдизисе), вновь вернул их.

– Экдизи-и-ис Сто-о-ойкости! Максигалдора! Экди-зи-и-ис Стооойкости! Народ Рифф! Экди-зи-и-ис Сто-о-ойкости! Анкарахада! Окончен! – закричал Лиуфуил. – На нем победил отмеченный! Калеб Шаттибраль!

Арена вопила. Гневно? Одобрительно? Азартно?

Укулукулун таращился на меня, а Лиуфуил, между тем, вновь заговорил:

– Отмеченный, Калеб Шаттибраль, теперь твоя очередь запустить Ганглион. Испытание должно продолжаться.

Я кивну и подошел к Базалу.

– Тебе всего лишь повезло! Глупая удача! Второй раз ты не выстоишь! – прогремел Укулукулун, принимая на себя прежний порфироносный вид.

– А что, если нет? Вон те пауки и преторы, сколько ты им всего злого сделал? Не знаю, как в Анкарахаде избавляются от архонтов–тиранов, но предполагаю, что свою смерть ты сладкой не назовешь.

– Гаденыш, я тебе все ребра переломаю! – рявкнул Укулукулун.

– Веди себя подобающе, король Укулукулун, – обронила Канханация.

– Продажная курица! Я – твой повелитель! Я, а не эта букашка! Ну, ты погоди, я воздам тебе сполна, бестолковый вершитель! Уж ты у меня хлебнешь горя! – с пеной у рта вновь пообещал расправу Укулукулун.

– Калеб Шаттибраль! Рифф, Суд Всех Преторов и Максигалдора все еще ждут начала второго Экдизиса! – проигнорировав угрозы архонта, промолвила Канханация.

Я повернул ладонь кверху (невредимая!), а затем положил ее на Базал. Легкое движение… Стрелка Ганглиона сошла с риски и направилась бороздить «сакральный круг». Ведомая Рифф, она должна была определить какой Экдизис нам назначить… Торможение… Указатель дернулся туда–сюда и затих на абрисе с фигурками разных существ, окружающих красного паука.

– Экди-зи-и-ис Му-у-удрости! Экдизи-и-ис Му-у-удрости! Максигалдора! Анкарахада! Экди-зи-и-ис Му-у-удрости! – молитвенно воспел Лиуфуил.

Серые тени Енорха, летающие пауки стражи, стали переносить на островок–ристалище громадные шары–коконы. Всего шаров оказалось восемь. Серые тени выстроили их ровной линией перед Ганлионом, а после вскрыли. Вот кто вышел из льняной внутренности: престарелый гоблин в изысканных одеждах и с тростью в лапе, крупная женщина – человек в белой рубашке, свободных штанах и красной повязке вокруг лба (при ней был гарпун), сутулый тролль с короткими мечами у пояса и фиолетовым ирокезом на макушке, рыжий магкошерст в бриджах и шляпке моряка за ушками, чумазый гном с киркой, вампир –человек с удлиненными скулами и печальными глазами, в черной кожаной броне, виал в синих перчатках и комбинезоне, на груди с вырезом под лицо, ворожея – стояла прямо, в тунике и с большой котомкой грибов.

– Экдизис Мудрости! – еще раз сказал Лиуфуил, но теперь уже мне и Укулукулуну. – Отмеченный и король Анкарахады! Цель Экдизиса – найти среди этих восьми рабов паука, замаскированного в ложную личину. Рабы станут подходить к вам, и вы по очереди должны задать им два любых вопроса, получая в ответ только «да» или «нет». Далее, после всех опросов, вы выскажете Суду Всех Преторов ваше умозаключение – кто из всех рабов является иллюзией, прячущей под собой паука. Экдизис прекратится, когда кто–то из вас даст правильный ответ.

– По итогу. Говорю – «паук» и попал – значит, выигрыш, а если ткнул мимо, то захожу на второй круг, и так до победы?

– Верно. Прозорливость – приличествует, недальновидность – возбраняется и наказывается, – подтвердил мне Лиуфуил.

– А если мы вместе назовем «паука» пауком и угадаем? Ведь такое тоже может быть.

– Тогда Суд Всех Преторов засчитает вам Экдизис Мудрости ничью. Теперь вам все понятно?

– Твои «ясно» и «понятно» уже порядком надоели мне! Если еще раз услышу их, вырву тебехребет! – гаркнул Укулукулун, упирая руки в боки.

Лиуфуил молчаливо возвел очи на меня.

– Да.

– Архонт Дома Шелка и король Анкарахады, ты по–прежнему отказываешься от советника?

– Тебе надо повторять это каждый раз?

– Калеб Шаттибраль, отмеченный, а ты? Возьмешь ли ты свое право на советника перед Экдизисом Мудрости?

– Можно ли дважды брать одно и того же советника? – спросил я.

– Нет. Ансельм Грэкхольм уже вне твоего выбора.

– Тогда… – я посмотрел за «орбиту», парящей в воздухе Рихтвайры, – я приглашаю стать моим советником Бракарабрада! Отшельника Серебряной Росы!

– Да будет так, – согласился Лиуфуил.

Серые тени скопом покинули ристалище. Обратно из арахнидов возвратились только двое – они перенесли ко мне Бракарабрада.

– Отмеченный, Суд Всех Преторов постановляет тебе совещаться с Бракарабрадом три минуты.

– Хорошо, спасибо, – отозвался я, крепко обнимая отшельника Серебряной Росы.

– Ты очень помог мне, Калеб. Ты спас мою дочь Пастасараму и вернул Тутовой Прогалине прежнее равновесие. Я помню это и никогда не забуду, – отстранившись, сказал мне Бракарабрад.

– Ты тоже сделал для меня немало. Без тебя бы я уже давным–давно погиб, – ответил я.

– Рифф запретила королям Анкарахады владычествовать над потомками Серебряной Росы. Вседержитель «помазала» нас самым красивым Своим Благословением – альтруизмом. Ты, Калеб, тоже обладаешь им, и Рифф это по нраву. Ты Ей угоден, – Бракарабрад легонько надавил кулаком мне на грудь, – а он – нет.

Отшельник Серебряной Росы улыбнулся:

– В Анкарахаде Рифф не показывалась уже тысячу лет. Однако мне Она позволила увидеть себя воочию. Ей известно, что ты, Калеб, не хочешь быть архонтом и именно поэтому ты станешь им. Для чего и как надолго, ты узнаешь чуть позже, после того, как займешь трон. Пока же тебе предстоит пройти Экдизис Мудрости.

– У тебя есть какие–то соображения по этому поводу?

– Король Анкарахады должен уметь распознавать кто есть кто. Доверься своему наитию. Но не только ему. Анализируй, сопоставляй, классифицируй, соизмеряй. Не гляди на то, что будет говорить Укулукулун. Имей свою точку зрения.

– Время вышло, отмеченный! – изрек Лиуфуил.

– Ты башковитый и даровитый колдун, Калеб. В тебе сидит врожденное чувство справедливости и такта. Ты не избит дворцовыми интригами, и любая власть для тебя – лишь способ навести Порядок в Хаосе. Рифф учитывала это при избрании тебя Своим фаворитом. Не подведи Ее! – напоследок крикнул мне Бракарабрад, улетая вместе с серыми тенями с ристалища на Максигалдору.

Два смерча закрутились на песке неподалеку от Ганглиона. Спустя секунду они вжались сами в себя, образовав стулья с высокими спинками.

– Король, отмеченный, займите свои места, – попросил Лиуфуил.

Я прошел к черному стулу. Справа от меня, Укулукулун уселся на белый.

Оглядев нас, Лиуфуил взмыл над Максигалдорой, и с неба крикнул:

– Экди-и-и-зис Му-у-удрости! Зачинается Экди-и-изис Му-у-удрости! О, великая Анкарахада! Экди-и-изис Му-у-удрости! Мы Приступаааем! Форга-а-а-ат!

Грянула ритмичная, барабанная музыка. Услышав ее, все восемь существ стали танцевать занятный, чуть чудаковатый танец. Они потрясали оружием (у кого оно было), поворачивались вокруг своей оси, притопывали ногами и плавно жестикулировали руками. Завораживающе! Особенно старается тот гоблин! Так и крутится, так и вертится! Красавчик! Архонт же удовольствия от пляски не получал. Он что–то шептал и смотрел по сторонам.

Когда мелодия стихла, существа отошли к Ганглиону. Осталась только ворожея. Она сузила два глаза – медный и фиолетовый, а затем показала на меня:

– Два вопроса, – потребовала ворожея.

Я растерялся. Я так не могу! Мне надо подумать! Как так с бухты–барахты спрашивать что–то важное?!

Я глубоко вдохнул и выдохнул, а затем внимательно осмотрел ворожею. Укулукулун в это время нетерпеливо ерзал. Ему хотелось побыстрее закончить с «глупым» Экдизисом Мудрости.

– Тебе трудно стоять на ногах? – наконец решился спросить я.

– Нет.

– Ты поклоняешься какому–то определенному Богу?

– Да.

Ворожея ткнула на Укулукулуна.

– Теперь ты, король.

– Ты родилась в Оплоте Ведьм?

– Да.

– Ты можешь жить вечно?

– Да.

Ворожея поклонилась и ушла. На смену ей вышел гоблин в изумительном наряде –серьга в ухе, атласные штаны, такая же блузка, замшевые сапоги. Он постучал странной тростью – словно извивающаяся змея, она была с набалдашником в виде пасти кобры, по песку Максигалдоры и почтительно склонил плешивую, в пигментных пятнах голову. На этот раз Укулукулун спрашивал первый:

– Ты сам себе сделал эту палку?

– Нет.

– Она ядовита?

– Да.

Гоблин перевел взгляд на меня.

– До того, как попасть в Анкарахаду, ты жил в Великом Лесу?

– Нет.

– Ты находился на службе у колдуна?

– Да.

Интуиция, не подведи меня!

Виал – третий «интервьюируемый» встал перед нами. Вообще виалы для тех, кто их никогда не видел, кажутся безобразными, страшными и отталкивающими созданиями. Лица у них на груди. Такие иногда встречаются у елочных игрушек – солнышек всяких, очеловеченных помидоров или звезд. Глаза – выпуклые блюдца (обычно пепельно–серые), зубы в три–четыре раза больше, чем у людей и жидкие пучки волос, как на клубне луковицы… Этот виал не был исключением.

– Тебе случалось путешествовать за пределы Рунного Королевства? – задал вопрос я.

– Да, – не мигая пялясь на меня, прогудел виал.

– Ты, как и все твои соплеменники, боялся тепла?

– Да.

Укулукулун тут же подхватил:

– Ты ел мясо и пил вино?

– Да.

– Ты умер от этого?

– Да.

Виал помахал нам с Укулукулуном рукой и уступил место женщине с гарпуном. Черноволосая, полная, в широко распахнутой белой рубашке и красной бандане, она походила на уроженку Островного Королевства. Женщина улыбнулась, и в знак приветствия подняла свой гарпун вверх.

– Ты была пиратом? – брезгливо протянул Укулукулун.

– Да.

– Твое оружие – твой военный трофей?

– Нет.

– Отмеченный, – кивнула мне женщина.

– Ты пила морскую воду после каждого успешного абордажа?

– Да.

– Но все же ты обесчестила свой народ?

– Да, – грустно отозвалась женщина. Она немного постояла, мотнула копной волос и вернулась обратно в ряд.

Мягкой, почти скользящей походкой, к нам подошел вампир. Бесстрастно и с некой неуловимой усталостью его красные глаза остановились на Укулукулуне. Заложив руки за спину, вампир тихо промолвил:

– Я жду, король Анкарахады.

– Ты всегда высасывал жертву «досуха»?

– Нет.

– Ты мог превращаться в животное?

– Да.

Не расцепляя сзади рук, вампир повернулся ко мне.

– Твои два вопроса, отмеченный.

– Жажда крови – твой врожденный инстинкт?

– Да.

– Ты рассматривал теплокровных исключительно как пищу?

– Нет.

Вампир подпрыгнул и, совершив сальто, опустился на свое прежнее место в числе существ Экдизиса Мудрости. На смену ему вальяжно вышел рыжий, забавный мягкошерст. Хихикнув и почесав брюшко, он промурлыкал:

– Калеб Шаттибраль! Я слушаю тебя!

– Ты бывал в Керане?

– Мур.

– Но ты посещал его не для того, чтобы торговать?

– Мур. Архонт, Укулукулун, прошу тебя.

Укулукулун надменно вздернул подбородок.

– Будучи живым, ты точил свои когти?

– Нет. Мяу.

– Ты больше охотился, чем выжидал?

–Мяу.

Дернув хвостом, мягкошерст ушел. Теперь на «сцену» выдвинулся гном. Замаранный сажей, в фартуке еще более грязном, чем лицо, могучими руками он стискивал кирку. Откашлявшись, он пробасил:

– Я здесь, король!

– Ты рудокоп?

– Нет.

– Тебя можно назвать изгоем?

– Да.

Укулукулун задумчиво закусил губу, а гном рявкнул:

– Отмеченный, не томи!

– Правда ли то, что ты никогда не видел солнца?

– Да.

– До того, как ты попал в Анкарахаду, ты знал, кто такая Рифф?

– Да.

Гном закинул кирку на плечо. Сделав шутовской приглашающий жест троллю, он покинул «площадку вопросов». Сутулый, но поджарый тролль с фиолетовым ирокезом застыл передо мной и Укулукулуном.

– Я тут, чтобы ты спросил меня, – прошепелявил мне тролль.

– Цвет твоих волос имеет сакральный смысл?

– Да.

– У тебя отсутствуют все задние жевательные зубы?

– Да.

Тролль хмуро посмотрел на Укулукулуна.

– Король Анкарахады.

– Ты ел своих соплеменников?

– Да.

– Ты делал это ради их блага?

– Да.

– Анкарахада! Все вопросы заданы! – возопил Лиуфуил, как только тролль встал между мягкошерстом и гномом. – Король Укулукулун Тобольдо, отмеченный Калеб Шаттибраль, Суд Всех Преторов готов услышать ваш вердикт! Кто из восьми рабов паук? Первым из вас Экдизис Мудрости открывает Укулукулун!

Архонт изящно поднялся с трона. Он подошел к вампиру и, грубо взяв его за локоть, вывел из ряда.

– Он – паук!

– Почему ты так думаешь, король? – вкрадчиво осведомился Лиуфуил.

– Кто ты такой, чтобы я сообщал тебе о своих выводах? – процедил Укулукулун. – На Экдизисе Мудрости – главное сделать правильный выбор, и я его совершил. Довольствуйся этим.

– Суд Всех Преторов принимает твой ответ, король Анкарахады, – отозвался Лиуфуил. – Калеб Шаттибраль, твое слово.

Я почувствовал, как пересыхает мой язык. Он прилип к небу и никак не хотел мне помогать высказаться. Кое–как, совладав с трепетом и волнением, я заговорил. И отчего–то с каждой секундой, с каждой произнесенной фразой, моя уверенность в себе росла.

– Кто паук, а кто нет? Суд Всех Преторов, Анкарахада… давайте разберемся в этом. Я начну преподносить вам свои суждения не по тому порядку, как выходили… рабы… но как велит мне разум – отсеивая истину ото лжи методом исключения. Проговорив себе и вам все зафиксированные мною на Экдизисе нюансы, я тем самым аргументирую свою точку зрения. Мне так будет легче… Это не претит Испытанию?

– Суд Всех Преторов позволяет тебе это, – согласился Лиуфуил.

– Хорошо. Итак. Гоблин – не паук. Его одежда сшита по моде Империи Хло, а серьга – символ особого расположения императора. Если чуть–чуть пофантазировать, то можно представить, что его родителей привезли из Заллусии в Империю Хло как диковинку–подарок, как занятных уродцев из заморских стран. Однако удача не обошла их стороной. Есть гоблины – исключения. Они чрезвычайно сметливы и эти, так статься, такими и были. Их гибкие мозги пришлись кому–то по нутру, и оттого они смогли успешно социализироваться в обществе. Этот гоблин, их сын, родился вне Великого Леса и Заллусии, под сенью университетов и институтов, и его наследственный хваткий интеллект не остался незамеченным. Побьюсь об заклад, что при жизни он ходил в подмастерьях у личного колдуна самого Бога–Императора – Таккибала. Лучших из лучших своих учеников Таккибал всегда награждает тросточками с головами змеи, такими как у этого гоблина. (Щипиш приподнял бровь) Идем дальше. Та женщина, похожая на пирата. Она действительно им была, и она не паук тоже. Женщина родом из Островного Королевства. Она активно занималась мародерством бухт и гаваней Империи Хло. Ей нравилось это. Женщина снискала славу грозной воительницы – это доказывает ее красная бандана. «Кхако» –такую отличительную повязку выдает капитан корабля самым отчаянным рубакам. Однако женщина оступилась. Она влюбилась в кого–то мужчину из Империи Хло. Кем он был? Рыбаком? Ловцом жемчуга? Да кем угодно! Важно лишь то, что когда об интрижке стало известно команде корабля, ей – женщине, расстегнули ворот, – клеймо позора в Островном Королевстве и принесли в жертву Шаггудде – Богу Морей и Океанов.

Броция сощурилась.

– Следующий, о ком я хочу сказать – это тролль. И он – не паук. Он берсеркер и тигролов. Фиолетовый ирокез у некоторых троллей имеет некий особый смысл – его обладатель отрицает страх и будет сражаться до последнего вздоха. У тролля отсутствуют четыре главных зуба – он сам себе их вырвал в знак того, что всю его семью съел тигр. Чтобы их души не растворились в желудке хищника навсегда, он по старому и древнему обычаю, заповеданному Богом–Идолом Мрахарафатом, сам отведал останков своих родственников. Теперь они с ним навечно.

Я набрал в грудь воздуха, после чего продолжил:

– Гном. Мои вопросы к нему и его ответы можно называть необычными и фатально прямолинейными, однако, это не совсем так. Гном никогда не видел солнечного света, потому что для него это табу, и он сам так решил. Гном, как он подтвердил Укулукулуну – изгой своего народа. Но не просто изгой, он фанатик своей веры – культа Дома Шелка Рифф. Кто ему его привил в Железных Горах? Не берусь сказать. Но он все равно не паук, хотя и мнит себя таковым. Гном – сумасшедший. Когда он был живым, то обитал под корнями гор, считая себя Ее «подземным арахнидом».

Преторы стали переглядываться друг с другом, а я, не обращая на это внимания, говорил дальше:

– Виал – не паук. Он оставил Рунное Королевство ради изучения иных земель. Возможно, сам Фосгейн некогда послал его бороздить Мир, чтобы пополнить о нем свои знания. Жар – это погибель для виалов. В скитаниях «нашему» помог выжить колдовской комбинезон. Так что тут все в порядке. Но вот уникальная еда виалов – ледяные ягоды, есть только на склонах гор Химблы. Уверен, что в одном из странствий виал неточно рассчитал запас ледяных ягод. И ему волей–неволей пришлось пойти на риск и эксперимент – отведать, то, что ему подали в таверне – мясо и вино. Увы, пищеварительная система виала не смогла переварить странную пищу, и он умер.

Канханация, подлетев к Енорху, что–то тихо заговорила.

– Что до того мягкошерста, то и он не паук. Изначально я намеревался отнести его к торговцам «дальнего плавания», но затем осекся. Мягкошерст – исследователь. Он много раз был в Соединенном Королевстве, ища сундучок легендарной Дольки–Со. По преданиям Богиня положила в него два «откровения» о Бархатных Королевствах и спрятала где–то в Керане. По традиции все последователи Дольки–Со обрезают себе когти – «не навреди ближнему своему» – их завет.

Преторы ловили каждое мое слово.

– Теперь вампир. (Укулукулун заметно напрягся) Он не паук…

– Ты просто «не видишь»! – заорал Укулукулун.

– Вампир, смею заподозрить, выходец из Вестмарки. Он – чистокровный аристократ, знающий все особенности своего племени. Король Укулукулун, услышав, что вампир может обращаться животным, решил, что это намек на паука. Нет. Отпрыск Вестмарки, говоря это, имел в виду, что он умеет становиться летучей мышью. Разговаривая с нами, вампир держал руки за спиной – обратите на это внимание – деталь холодной вежливости. Это фирменная карточка самых «благородных мертвецов». Ею они показывают – «ты не «ровня» мне, но мое воспитание выше моей брезгливости». Также вампир не убивал своих жертв бездумно и не полагал, что насилие к низшим – есть удовольствие. Вампир очень похож на достославного паука Рифф. Впрочем, схожесть еще не означает, что он такой же. Повторю – вампир не паук.

Я позволил себе улыбнуться. Преторы смотрели на меня, уже не скрывая своих эмоций.

– Ворожея. Я заявляю, что она – паук. Почему? Аспекты и неточности, вся соль в них. На мой вопрос о том, трудно ли стоять ворожеи на ногах, она ответила – нет. Это не может быть так. Все ворожеи испытывают неудобства, выпрямляясь в полный рост. Им сложно ходить из–за природного искривления позвоночника. А что же наша ворожея? Она вышагивала легко и просто. И еще танцевала! Это первое. Второе. Для ворожей в божественном пантеоне есть все Вседержители – Рифф, Харо, Урах, Юкцфернанодон и прочие мелкие божества. Они возносят кровь одним и цветы другим – так меня наставляли в Оплоте Ведьм. Данная ворожея сказала мне: «Я служу только одному Богу». Я знаю, Суд Всех Преторов, что она подразумевала Рифф. Лже–ворожея действительно родилась в Оплоте Ведьм. Я был в Оплоте Ведьм и лично видел в нем великое множество арахнидов всех мастей. Там их любят, лелеют и содержат в почете. Самое главное же кроется в последнем вопросе Укулукулуна. Он спросил: «Ты можешь жить вечно?» и она сказала «да». После этого архонт отсеял ворожею, как не паука. Мол, тленен арахнид Рифф, что уж тут… И это его самая большая ошибка и самое роковое заблуждение! Знаете, почему? Знаете? Потому что пауки в Анкарахаде живут вечно!

Последнюю фразу я прокричал, что было мочи. После этого Максигалдора просто ошалела от ора. Рихтвайра, Броция, Щипиш, Енорх, Канханаця, Лиуфуил и прочие преторы все вместе стали призывать арену к порядку. В это время ворожея подернулась дымной поволокой. И уже не ворожея то была, а паук размером с прикроватную тумбочку. Он сказал:

– Ты прав, отмеченный. Я настоящий арахнид. Гляди, Оцеллюсы Праматери славят твой чистый разум. Экдизис засчитывается тебе.

Уже не три, но все шесть Оцеллюсов горели черным огнем. Я смотрел на них с надеждой и трепетом. Неужели… Неужели я смогу?

Серые тени переправили выявленного мною паука и других существ за ристалище Испытания.

Укулукулун проиграл уже второй Экдизис. У него не было ни одного зажженного Оцеллюса. Он буквально рвал и метал, наблюдая, как его освистывают с трибун. Однако только дурак решил бы, что моя победа близка. Если говорить без всяких шор, архонт и я сознавали – фортуна уж слишком избаловала меня. Как только я ей наскучу, и она уйдет восвояси, Укулукулун возьмет свое. Еще есть два Оцеллюса, два, не принадлежащих ни мне, ни королю Анкарахады. По кому они всколыхнут свое пламя после третьего Экдизиса? Максигалдора – это толпа, а Рифф – ее Покровительница. Один громкий успех Укулукулуна может перевернуть все с ног на голову. Мои Оцеллюсы погаснут, чтобы затем вновь воспарить белым свечением архонтов…

Лиуфуил, смирив развопившийся народ Анкарахады, вернулся на ристалище.

– Суд Всех Преторов, как и Максигалдора, высоко оценил твою речь, отмеченный. Она оказалась точной, отсеивающей зерно от плевел. Ты, в отличие от короля Укулукулуна, понял, что на Экдизисе главное не только правильно ткнуть пальцем в небо, но и объяснить почему этот палец туда угодил. Для Рифф и Анкарахады важно быть уверенными: их архонт всегда и во всем мудрейший из мудрых. Ты проявил смекалку, и Праматерь через Оцеллюсы, одобрила это.

– С каких это пор ты взялся махать хвостом перед этим рабом и тявкать ему похвалы?! – возводя Губитель Живых и Мертвых вверх, крикнул Укулукулун.

– Это не мои похвалы, король, но Анкарахады, – сказал Лиуфуил, растопыривая пальцы обоих рук. – Прислушайся…

Максигалдора громыхала что–то странное… Шат… Шат… Этот нечеловеческий гул тысячи голосов повторял всего одно слово. По началу, из–за нестройности произношения и неустойчивого тембра, оно гасилось само в себе... Шатб… Шатб… но потом мне стало чудиться, что я слышу нечто такое, что у меня перехватило дыхание… «Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!» – скандировала Максигалдора, переиначив мою фамилию на свой, удобный ей лад. Когда до Укулукулуна тоже дошел смысл этой здравницы, он пришел в такую ярость, что сама земля, на которой он стоял, пошла трещинами. Архонт подпрыгнул и схватился за орбиту какого–то претора, что был к нему ближе прочих. По мановению Енорха к Укулукулуну сразу бросились серые тени, но король все–таки успел вытащить перепуганного претора из своей летающей оболочки.

– Заткните их! Заткните! – волком возопил Укулукулун, сбрасывая беднягу в расщелину арены. – Вы, псы, а не преторы! Заставьте их замолчать или все как один полетите вниз, вслед за Юбругом!

Преторы разом взмыли в недосягаемую высь небес.

Так был страшен Укулукулун и так ужасен, что серые тени не посмели усмирить его. Однако числом не менее тридцати они образовали кордон, отделив меня от архонта своими телами.

Лиуфуил, предпочитая не играть с судьбой, с безопасного расстояния заговорил:

– Король, твои действия оскорбили Суд Всех Преторов и Испытание Рифф. Ты совершил грубейшее…

– Если ты еще пропищишь хоть что–то не относящееся к третьему Экдизису, то клянусь, что даже ветер не найдет твоего пепла!

Столько мощи было в голосе Укулукулуна, что Лиуфуил тут же осекся. Он открыл рот, закрыл его, а затем все–таки промолвил:

– Суд Всех Преторов просит тебя, король Анкарахады, подойти к Ганглиону, чтобы он постановил Испытанию новый Экдизис.

– Так–то лучше, – злобно хмыкнул Укулукулун.

Серые тени попятились от архонта, заслонив мне обзор. Я не увидел, как Укулукулун дергает Базал, и на каком петроглифе замерла сакральная стрелка Гангилиона. Обидно! Ганглион такой красивый! Однако если выбирать между «мяться» рядом с Укулукулуном или нет, я предпочту – второе. Так безопаснее.

– Экди-и-изис Же-е-ертвы! Дети Рифф! Экди-и-изис Же-е-ертвы! Святая Анкарахада, Экди-и-изис Же-е-ертвы!

Лиуфуил взял в кулак свой золотой кулон. Он повертел его так и эдак, после чего возвестил:

– Укулукулун Тобольдо, архонт и король, и ты отмеченный, Калеб Шаттибраль. Экдизис Жертвы самый простой из Экдизисов Испытания. Он подразумевает гипотетическое утверждение. Звучит оно так: Анкарахада в опасности. Праматерь постановляет, что спасет Анкарахаду и отдаст трон Своего Рая тому, кто преподнесет на Алтарь Гемолимфы, во Имя Ее, наиболее драгоценную жертву.

Тут из песка ристалища выбрался гигантский каракурт (что твой бегемот) в серых пятнах. Поворошил лапами лунку, он извлек из нее трехногую ониксовую чашу, которую установил подле себя. Огромная чаша, диаметром в три локтя, имела в себе перегородку, которая делила ее ровно пополам. Левая сторона уже традиционно была белая – алмазная, а правая – нефритовая, практически черная.

– Иначе говоря, на Экдизисе Жертвы чемпионом станет тот, кто проявит самую большую щедрость? – спросил я.

– Необязательно. Ты можешь отдать и волос с головы, – пожал плечами Лиуфуил. – Но будет ли угодно твое подношение Рифф и побудит ли оно Праматерь смилостивиться над Анкарахадой и отвести от нее мнимую угрозу? Это более правильный вопрос. Чтобы ответить на него, ты и король положите свои дары в Алтарь Гемолимфы, а жрец воспламенит их. Чья ставка затухнет позже другой – тому Оцеллюсы присудят триумф Экдизиса.

– А если у меня ничего нет? Как быть?

– Подумай о том, что у тебя есть и оно появится здесь, – сдержанно улыбнулся Лиуфуил.

– Ясно.

– Архонт?

Укулукулун плюнул в Лиуфуила.

– Я обязан спросить тебя, король Анкарахады – нуждаешься ли ты в советнике перед Экдизисом Жертвы?

Снова плевок.

– Калеб Шаттибраль, будешь ли ты брать себе советника?

– Я бы хотел, но Бракарабрад и Ансельм уже… хотя позвольте…

Я приложил палец к губам.

– Я назначаю своим советником Шороха. Он последний, кого я тут знаю.

– Шороха? – удивился Лиуфуил. – Шорох претор Суда, да к тому же пленник вершителя. Он не…

– Тому быть, – оборвала Лиуфуила Канханация. – Приведите Шороха к Калебу Шаттибралю!

Енорх отдал соответствующее распоряжение, и спустя несколько мгновений возле меня очутился замотанный в паутину карлик. Он задумчиво–отрешённо глядел на меня, а я на него.

– Суд Всех Преторов отмеряет вам четыре минуты, – отчеканил Лиуфуил.

– Привет, – поздоровался я.

– Вежливость Ей приятна, Ею хвалится, – затараторил Шорох, раскачиваясь взад–вперед. – Она права, всегда во всем права. Рифф знала еще до того, как ты появился на свет, что назначит тебя архонтом.

– Да почему?

– Она – Бог! Она Вседержитель! Понимаешь? Нет, не понимаешь! Да это и должно быть так, потому что Она Непостижима! Ей все ведомо – как хорошо, а как нет! Но если заострять внимание на тебе, то твой вопрос – пустотел. Почему? Как так? От чего? Ты – песчинка, ты не наш по роду своему, но ты им станешь! Архонтом всех пауков всех Вселенных!

Я почесал в затылке.

– И?

–Рифф пришла ко мне! Сама! О, Сама! – заливаясь слезами слепого обожания, проскулил карлик. – Только ко мне, Ансельму и Бракарабраду! К нам троим! Троим!

– Зачем?

– Ради тебя и Анкарахады!

Шорох улыбнулся от уха до уха.

– Тебе не уйти от своей Судьбы, и уже очень скоро ты об этом узнаешь.

– А Экдизис? Что мне такого этакого предложить Алтарю Гемолимфы? Уверен, что в закромах Укулукулуна, не как у меня, лежат не только пыльные книги, гербарии да алхимические реактивы для зелий.

– Нет, конечно, нет! У него есть все, что ты только можешь себе вообразить! Материального! Вещественного! Осязаемого! Но нет духовного! Он черств! Он беспринципен! Он деспотичен! Это его сила – обрати ее в слабость! Сокруши его! Разори его! Перевоспитай его! Чем? А тем, что у тебя в избытке, а у него нет и капли!

– А по конкретнее?

– Ваше совещание подошло к концу, – сказал Лиуфуил.

– Шорох, ну же! – взмолился я.

– Ответ в твоем сердце! – крикнул карлик, уносимый серыми тенями на прежнее место заточения.

– Экди-и-изис Же-е-ертвы! Внемли мне, раб ты или свободный, Суд Всех Преторов объявляет Экди-и-изис Же-е-ертвы! Экди-и-изис Же-е-ертвы! Форгат!

Лиуфуил указал на Укулукулуна.

– Король, что ты принесешь во всесоженние на алтарь Гемолимфы, чтобы Анкарахада осталась незыблемой и, как и прежде, никем не попираемой?

Раздвинулись серые тени и заключили в круг меня и Укулукулуна, а по центру был тот самый каракурт с Алтарем Гемолимфы. Архонт смерил меня ледяным взглядом, а затем хлопнул в ладоши. По колдовству Укулукулуна в нескольких футах от него возник портал–червоточина. Из него вышел подросток лет шестнадцати. Одетый в просторные бирюзовые штаны, расшитые паучьими сетями и такую же рубаху, юноша был внешне похож на Укулукулуна. Он непонимающе осматривался, пока не увидел архонта.

– Отец! Мой король…

– Подойти сюда, Эфоэ, – повелительно сказал Укулукулун.

Максигалдора затаила дыхание. Все лазурные глаза сейчас были устремлены на короля Анкарахады и его сына.

Эфоэ стушевался, но потом выпрямил спину и смело прошагал к Укулукулуну. Тот крепко взял его за руку и вместе они направились к каракурту. Там архонт сказал:

– Максигалдора! Испытание Рифф древнее, венценосное и гибельное! Из тысячелетия в тысячелетия архонты правят Анкарахадой! Достойные из достойных, мы – первые среди первых! Но что есть архонт без осознания своей высокой доли и поста в Ее Рае? Ничто! Я, Укулукулун, знаю вас, а вы меня! Я держу Анкарахаду в кулаке, в ежовой рукавице! Вы ропщете, но вы же и процветаете! Чем я готов заплатить за вашу защиту? Своим сыном! Гляди, Анкарахада! Я отрываю от себя своего отпрыска, единственного наследника Дома Тобольдо! За вас! За Рифф! За героизм и кровь, сегодня я определяю ему смерть!

Под рев Максигалдоры, Укулукулун швырнул Эфоэ в лапы каракурта. Жрец ловко поймал мальчика и прижал к себе. Под манипуляциями хитиновых лап Алтарь Гемолимфы вытянулся и его белая часть, принадлежащая Укулукулуну, стала не меньше средней ванны. Уверенно, но без агрессии, каракурт уложил туда Эфоэ.

У меня аж веко задергалось. Укулукулун не просто безжалостный тиран и убийца, он еще и беспринципный изувер, идущий на все ради сохранения своей власти. Если нужно умертвить своего ребенка, чтобы и дальше «утяжелять пятой точкой» престол Анкарахады – он это сделает. Да, жертва, которую он предлагал Рифф поистине бесценна… Самое печальное, что даже если в глазах преторов и Анкарахады – это является таковым, то в очах–воронках Укулукулуна – нет. Его сын – инструмент, способный надавить толпе на жалость и вернуть ему утерянные «очки» Экдизисов.

– Отмеченный, – прокряхтел каракурт. – Теперь ты.

Что? Что у меня есть такого, что перекроет карту архонта? Даже если бы тут были Эмилия или Грешем… Стоило мне только подумать о друзьях, как они тотчас появились рядом со мной. Полупрозрачные, призрачные образы–тени, они будто бы были взяты из иной реальности. Прижавшись друг к другу, друзья спали под раскидистым деревом. Я знал – выбери я одного из них, и он сразу же воплотиться на Максигалдоре. Поборов желание возможно в последний раз дотронуться до Эмилии, я помотал головой. Не думай о них, не думай! Я стиснул пальцами виски. Помогло. Вампир и колдунья обернулись дымом и с легким ветерком покинули Лобное Место. Пронесло.

– Отмеченный! – с нажимом повторил каракурт.

Видимо, иначе никак. Что же, это таково и более никакого.

Я размял шею, улыбнулся и потопал по песку Максигалдоры. Почему–то только сейчас я почувствовал, какой он теплый и мягкий. Даже приятный. Такой устилает берега Радужного Моря, что плещется у Бархатных Королевств. Эх, окунуться бы в его воды и половить рыбку на вечерней зарнице!... Эх, эх…

Остановившись напротив каракурта, я заговорил:

– Преторы Анкарахады, как вы уже знаете, меня зовут Калеб Шаттибраль. Великая Рифф Своей волей помазала меня на Испытание. Я не хотел Его. Я сопротивлялся Ему, как только мог, потому что боялся Его. Ныне ничего не поменялось. Праматерь превозносит в архонтах силу, могущество, мудрость и прочее – всего этого больше в Укулукулуне. Это правда. Архонт Укулукулун так любит Анкарахаду и Праматерь, что без всякого колебания приносит в жертву своего сына. Похвально? Достойно? Нет! Анкарахада, выслушай меня, «не паука» и пришельца с Земли! Так не должно быть! Почему – спросите вы меня? Нас миллионы, а мальчишка один! Это так. Но разве именно Эфоэ Тобольдо обязан выкупать у Рифф помилование Анкарахады? Опять нет! Это бремя лежит на его отце Укулукулуне! Укулукулун кидает на заклание неповинную душу! Он трус! А я нет! Во мне есть мужество! Анкарахада, за тебя настоящий архонт будет жертвовать не кем–то, но собой! Я не возложу на Алтарь Гемолимфы ни одного, ни двадцать одного своего друга! Максигалдора, Суд Всех Преторов, Экдизису Жертвы я предлагаю себя!

Укулукулун весело расхохотался.

– Тогда ты погибнешь, – выдавил из себя Лиуфуил.

Было видно, как он впечатлен моей речью.

– Да, но я хочу, чтобы жил этот юноша. Если мы загоримся вместе, и я истлею раньше, может еще будет шанс его вылечить.

– Ты сказал, – кивнул Лиуфуил. – Иди.

– Умри, глупый раб! Умри! Умри! Умри! – прокричал мне в спину Укулукулун.

Теперь черная сторона Алтаря Гемолимфы приняла форму прямоугольника. Я сам забрался в нее и посмотрел на стучащего зубами Эфоэ.

– Эгей, ты как?

Он мне не ответил. Эфоэ не верил, что это происходит с ним. Что с ним так поступил его родной отец. Мне было очень жаль парня. Прости, что так вышло…

– Крепись, – шепнул я ему. – Скоро все закончится. Закрой глаза. Вот так.

Где–то сверху Лиуфуил выкрикивал «Экдизис Жертвы!», «Экдизис Жертвы!», «Экдизис Жертвы!», а я вспоминал лужайку полную колхикума, звонкую речку и карасей в ведерке…

Каракурт посыпал мои волосы каким–то порошком. Так, наверное, я гореть буду лучше.

Факел… Форгат!...

Внезапно надо мной взвился огонь. Я только подумал – ну вот и все. Пламя объяло меня со всех боков. Оно трещало и щелкало. Боль… Она отсутствовала. Повреждения? Никаких. Энергия стихии не причиняла мне абсолютно никакого вреда. Я в изумлении воззрился на Эфоэ. С ним происходило то же самое. Тут что–то громко бабахнуло, и сын Укулукулуна, словно катапультный снаряд, вылетел из Алтаря Гемолимфы. А я все пламенел и пламенел. Внезапно меня подняло в воздух. Я, как фитиль свечи, ярился чистым черным огнем и парил вровень с преторами. Затем, чуть погодя, огонь унялся, и я плавно опустился подле Алтаря Гемолимфы. Вся Максигалдора, преторы, Укулукулун и я впились взором в Оцеллюсы. Все, кроме одного, они полыхали чернотой.

– Третий Экдизис! Экдизис Жертвы Дух Рифф присуждает Калебу Шаттибралю! Отмеченному, благородно отдавшему себя за Анкарахаду и безгреховное дитя Дома Тобольдо! – экзальтированно протрубил Лиуфуил.

– Шаттабра! Шаттабра! Бум! Бум! Шаттабра! Шаттабра! Бум! Бум! Шаттабра! Шаттабра! Бум! Бум! – стонала Максигалдора.

Укулукулун смотрел на Максигалдору и не мог поверить в то, что он видит. и в то, что он слышит. Широко открытые глаза–воронки архонта, всегда такие кошмарные и чудовищные, сейчас выражали неподдельный ужас. Не дожидаясь объявления четвертого Экдизиса, Укулукулун, словно безумный, рванулся к Базалу…

– Теперь черед отмеченного обозначить какой Экд!… – испуганно крикнул Лиуфуил.

Он опоздал. Укулукулун вцепился в рычаг, потом дернул его на себя. Ганглион пришел в действие. Максигалдора тут же стихла.

– Это не по правилам! – еще раз запротестовал Лиуфуил.

– Я отменяю все правила Испытания и отменю тебя, если ты не заткнешься! – отрезал Укулукулун.

Стрелка Ганглиона поднималась снизу вверх. Она прошла «десять» и «одиннадцать часов» и остановилась на «полуночи» – изображении скрещенных мечей. На прекрасном лице архонта проступила жуткая улыбка. И что–то оборвалось во мне в этот момент. Я почему–то почувствовал, что мне никогда не одолеть архонта на предстоящем Экдизисе…

– Экдизи-и-ис Войны-ы-ы! Рифф, Суд Всех Преторов, Анкарахада! Экдизи-и-ис Вой-ны-ыы! Раб и свободный! Экдизи-и-ис Войны-ы-ы!

– Ты – покойник, – уверенно сообщил мне Укулукулун.

Он расслабился и выпятил грудь. Ныне он выглядел так, как будто с его плеч свалилась целая гора. Что Испытание уже в его руках.

Да, в чем же ему так повезло, тролль побери?!

– Экдизис Войны за все Испытания всей истории Анкарахады выпадал всего один раз. Сегодня… Он вновь показался на Ганглионе, – пробормотал как бы сам себе Щипиш.

Лиуфуил обратился ко мне и Укулукулуну:

– Экдизис Войны – уникален. Он – совершенное желание Рифф нашей Праматери дать возможность испытуемым проявить себя в самом чтимом Ею ремесле – в уничтожении врагов Анкарахады. Сейчас враг для вас – это ваш оппонент по Испытанию. Экдизис Войны перечеркивает собою все Экдизисы этого дня. Он обнуляет их. Победителем на Экдизисе станет тот, кто убьет своего оппонента. На Экдизисе Войны назначаются не советники, но оруженосцы. Экдизис Войны завершит Испытание. По его итогу Анкарахада получит короля, благословленного Рифф…

– Я готов! Гото-о-о-о-ов! – смеясь, выкрикнул Укулукулун, перебрасывая меч из одной руки в другую. – Так и надо было это сразу решить! Максигалдора! Только сила правит Миром! Я – ваш гарант на спасение, а он – раб, который не сможет вас никогда и ни от кого защитить! Анкарахада! Я проиграл три Экдизиса, но разве это существенно? Нет! Когда на Анкарахаду придет «погибель», я отведу ее от вас своей сталью! А он? Что он? Примет клинок в грудь – вот и все, на что он способен!

В запястье Укулукулуна проступил великолепный алебастровый щит.

– Анкарахада, узри, как я могу истреблять твоих противников! Безжалостно! Без колебаний! Как вихрь!

Мне каюк – эта мысль вопреки всему принесла облегчение. Ну наконец–то я отмучаюсь… Чик–чирик и все… Разве у этого Испытания кто–то предвещал иной исход?

– Архонт… – начал было Лиуфуил.

– Оруженосца? Мне? В Анкарахаде мой доспех не проймет ни один клинок, а Губителю Живых и Мертвых – нет равных!

Укулукулун погрозил преторам кулаком.

– Скоро вам самим понадобятся советники! Подсказать, как надо будет передо мной замаливать свои грехи! Я – ваш король, а вы – мои слуги! Остерегайтесь моего гнева! Он прольется на вас дождем серы и гроздями лавы!

Заметно осунувшийся Лиуфуил повернулся ко мне:

– Калеб… отмеченный…

Предвещая расправу Укулукулуна, он стал заикаться. Конечно, все же уже понятно…

– Тебе… оруженосец?

– Если у него сыщется что–то похожее на амуницию Укулукулуна, то буду благодарен, – печально отозвался я.

– Такого, как у него – у нас нет, но мы преподнесем тебе лучшее, что есть в арсенале Анкарахады. Ты… – заговорила Канханация.

Однако…

Однако не договорила. Произошло что–то странное. Небо почернело и вспучилось, а затем раздалось вспышкой ослепительного света. Из него вынырнула дева с мечом и знаменем. Она шумно сотрясала воздух крыльями и заливала Максигалдору своим сиянием. Над ее головой горел нимб–диадема. Целый рой пауков, умеющих летать, бросился на нее, но она сшибла их всего одним движением, несущим волну энергии. Между тем у меня на глазах выступили слезы. Она не солгала мне… Не предала меня! Не бросила!... Я зарыдал…

Эмириус Клайн мягко приземлилась рядом со мной. Ее пепельно–серые волосы, отросшие до плеч, трепетали по смоляному доспеху. Она улыбнулась мне и воткнула в песок знамя – с одной его стороны была выткана волнистая звезда Ураха на желтом фоне, а с другой – на сине–белом – песочные часы с лапами–ответвлениями и спиралью вверху – символ Рифф.

– Калеб Шаттибраль берет оруженосцем меня! – звонко сказала Матрона Тьмы.

– Кто ты такая, и как ты смеешь нарушать Испытание?! – рявкнул Укулукулун. – Енорх, убери ее отсюда!

Но Енорх не шелохнулся, как и Лиуфуил, и Канханация. Они пялились на Эмириус Клайн и безмолвствовали.

– Я – Эмириус Клайн, Падший Ангел Света и Матрона Тьмы. Я явилась сюда, чтобы Экдизис Войны был честным, как то и угодно Рифф.

– Канханация! Лиуфуил! – с нажимом гаркнул Укулукулун.

Лиуфуил будто бы очнулся. Он кивнул архонту и сказал:

– Ты как–то проникла в Анкарахаду… Это невероятно!... Ты хочешь стать оруженосцем? На каком основании?

– На таком, что архонт собирается всех вас обмануть, – промурлыкала Эмириус Клайн. – Вы, судьи–преторы Испытания, совершенно точно знаете – меч Губитель Живых и Мертвых – это особая тюрьма Рифф. В нем содержаться пленные Ею души «не пауков». Они напитывают Укулукулуна своей силой. Пока Губитель Живых и Мертвых в руках архонта – он обладает могуществом тысяч. А разве один может тягаться с тысячами?

– Я не отдам его! Он мой по праву! – проревел Укулукулун. – Что мне с того, что рабу нечего мне противопоставить?

– Вот именно поэтому я и здесь, – сверкнула клыками Эмириус Клайн.

– Бракарабрад заявил, что поверг короля Укулукулуна! – встряла Броция. – Либо он врет, (претор перевела взгляд на архонта), либо меч тут не причем! Нельзя лишать короля Укулукулуна клинка, выданного ему на предыдущем Испытании Самой Рифф!

– Мы этого и не будем делать, – сказала Эмириус Клайн, берясь левой шипованной перчаткой за древко флага.

– А что тогда? – спросил Лиуфуил.

– Примите меня оруженосцем Калеба, – требовательно и очень властно продекламировала Эмириус Клайн.

Невозможно было отказать ей. Ее величию и ауре всевластия. Одним своим видом Матрона Тьмы заставляла преклониться перед ней. Меня осенило – Эмириус Клайн тут единственная, кто действительно может потягаться с Укулукулуном в Раю Праматери.

– Минутку, – попросил Лиуфуил.

Преторы стали совещаться. Эмириус Клайн тем временем нагнулась к моему уху:

– Вот и я, малыш.

– Я почти…

– Перестал верить?

– Да.

Эмириус Клайн отстранилась. Ее неописуемые глаза неотрывно глядели в мои.

– Я никогда не оставлю тебя, – беря мою ладонь в свои, прошептала Матрона Тьмы. – Ты только мой и никто не посмеет причинить тебе боль, когда я рядом.

– А Укулукулун?

Эмириус Клайн покосилась на преторов.

– Они согласятся, чтобы я стала твоим оруженосцем. Когда они это скажут – ты выйдешь против Укулукулуна.

– Я умру!

– Нет, малыш. Ты не умрешь. С тобой будет мой меч – Гаситель Зари – младший брат самого Святозарного. Он вырвет нам победу.

– Падший Ангел Света и Матрона Тьмы! – обратился Лиуфуил к Эмириус Клайн. – Суд Всех Преторов решил удовлетворить твою просьбу!

– Тогда я подпоясываю Калеба Шаттибраля своим мечом! – воскликнула Эмириус Клайн.

Матрона Тьмы, легко удерживающая двуручный клинок одной перчаткой, дунула на него, и он уменьшился, став «одноручным». Рукоятка из черного метала, лезвие идеально ровное, испещрённое загадочными рунами.

– Да благословит тебя Урах! – скрепила Матрона Тьмы, передавая мне Гаситель Зари. – Иди!

Эмириус Клайн отошла от меня. Я взвесил Гаситель Зари в руке – словно перышко! Вдруг… Через секунду во мне раздался мягкий голос Матроны Тьмы:

– Гаситель Зари и я – неделимы. Ты со мной, малыш. Не бойся. Я «больше», чем все твои враги.

Не передать, что в этот миг я ощутил. Я одновременно был и собой, и Эмириус Клайн. Она вошла в меня и укрепила своим божественным естеством. Матрона Тьмы раскрыла меня, как книгу. Она раскрепостила спящие во мне инстинкты и умения. Эмириус Клайн пробудила их к жизни и взяла мне (нам) на вооружения. Все мои мышцы, все кости, весь я преобразился. Не внешне, но внутренне. Я – до этого мгновения – поломанный механизм, сейчас был отрегулирован и смазан маслом. Во мне ярился свет…

– Да… свет не мой, он твой… он из тебя и для меня… для нас, малыш…

Я, уже не я, но совокупность двух личностей, двинулся навстречу к Укулукулуну. Во мне пропал страх. Из меня улетучилась неуверенность. Я был совершенством – ножницами, которым предопределили отрезать от Анкарахады лоскут–опухоль – обмельчавшего, заигравшегося в короля Укулукулуна Тобольдо.

Мы встали друг напротив друга. Я – босой, в хламиде и с Гасителем Зари, и Укулукулун – в мастерски подогнанном доспехе, со щитом и с Губителем Живых и Мертвых. Я посмотрел поверх головы архонта, потом влево и вправо – Максигалдора ждала. Она гадала, что же будет дальше.

– Шат! Шат! Шат! – стуча голой пяткой по песку, воззвал я к арене.

– Бум! Бум! Бум! Шаттабра! Шаттабра!! Бум! Бум! Бум! Шаттабра! Шаттабра! – отозвалась она мне.

Я рассмеялся, а Укулукулун прошипел:

– Думаешь, тебе это поможет? Да я прихлопну тебя, как таракана!

– Снурфик бы сказал, что ты злой, да к тому же дурак.

– Что?! Какой Снурфик?!

– Мой друг таракан.

– Архонт, отмеченный, Анкарахада, Экдизи-и-ис Войны! Экди-зи-и-ис Войны! Экди-зи-и-ис Войны! – пропел Лиуфуил. – Пусть смерть заберет недостойного и оставит Анкарахаде истинного короля! Форгат!

Укулукулун сразу перешел в наступление. Он не верил в то, что я могу составить ему достойную конкуренцию. Архонт подпрыгнул и взмахнул Губителем Живых и Мертвых. Раньше я бы даже пошевелиться не успел, так неуловимо быстр был Укулукулун. Он бы убил меня в первую же секунду Экдизиса. Но сейчас со мной, во мне, находилась Эмириус Клайн. Проводник между мною и ею – Гаситель Зари, помог мне отреагировать так, как недоступно ни одному человеку. Я увернулся и со змеиной ловкостью послал меч в спину архонта. Брззззц. Мой клинок прорезал в броне глубокую борозду. Гаситель Зари не достал до кожи Укулукулуна, однако заставил его растеряться. Он поглядел на свой, казалось бы, прочнейший доспех и удивление отразилось в его воронках–глазах. Кто я? Это Калеб Шаттибраль накинулся на Укулукулуна или Эмириус Клайн? Гаситель Зари высек искры об Губителя Живых и Мертвых, сделал обманный финт и пронесся по дуге. Бам! Бам! Бам! Укулукулун парировал щитом. Магический всполох Укулукулуна – голубая сфера Огня, ниспосланная из латной рукавицы, едва не задела мою щеку. Зараза! Получай обратно! Сконцентрировавшись, я запустил в архонта глобулу Пламени. Тоже мимо! Ага, сойдем опять в рукопашной!

Я как в трансе наносил удары, отражал их и вновь атаковал. Архонт провел серию комбо – меч–щит, меч–щитовой наскок, меч–разворот–удар наотмашь. После этого он резко пригнулся и сделал мне подсечку. Я упал. Пшшт! Меч архонта воткнулся в песок, но не в мою шею! Ведомый опытом Эмириус Клайн, я, не осознавая своих движений, мотнул головой в сторону. Я пихнул ногой Укулукулуна в живот, схватил пригоршню песка и кинул ее архонту в глаза. От этого посланный в меня Губитель Живых и Мертвых изменил свою траекторию и лишь резанул воздух, а не мою плоть. Я смог подняться и, перекувырнувшись через себя (как у меня это получилось?!) вновь занять оборонительную позицию. Я выставил вперед себя Гаситель Зари… В Оцеллюс бабахнула струя волшебного Пламени архонта. Я запустил Молнией в ответ – ее без остатка принял щит Укулукулуна.

– … Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!...

– Сейчас будь внимателен! – промолвил во мне голос Эмириус Клайн.

Укулукулун побежал на меня. Словно разъярённый вепрь, он держал щит перед собой. Омор бы его подрал, не успею сосредоточиться для магического напалма! Любой бы подумал – он ударит щитом, а затем пригвоздит мечом… Однако я разгадал то, что намеревался сделать архонт. До самой последней секунды я стоял, как вкопанный и когда алебастровый щит стал подниматься как бы вверх, предвещая мне апперкот, я не уклонился от него, но наоборот подставился. И поступил правильно. Следом, снизу скользнул Губитель Живых и Мертвых. Если бы я не получил удара щита (разумно пригнувшись), Укулукулун насадил бы мой подбородок на свой меч. А так я ушибленный, но более невредимый, лишь вновь упал на песок. Архонт уже был тут как тут. Он принялся мочалить меня сапогами и тыкать клинком. Меч я парировал, а вот пинки – нет.

– Перекатывайся! – крикнула во мне Эмириус Клайн.

Я осекся, замялся и…

Меня взяла под контроль Матрона Тьмы…

Не я уже владел собой, а Эмириус Клайн «наблюдала», но все теперь было наоборот. Сам собой я отпрянул от страшнейшего по силе взмаха меча, сжал кулак и слепо выкинул его вверх… Кулак, снабженный колдовской затравкой Мира Тьмы, треснул в челюсть архонта – посыпались зубы, и послышался стон. На корточках, в развороте, я описал (Эмириус Клайн мною) Гасителем Зари замысловатую восьмерку. Соприкоснувшись со щитом, Гаситель Зари разрезал его на аккуратные лоскуты…

– … Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!...

Я отпихнул от себя плюющегося кровью архонта и, переместив Гаситель Зари к бедру, улыбнулся.

– Ты не раб… Ты не Калеб! – вскрикнул Укулукулун, глядя мне в глаза. – Я вижу тебя! Ты проклятая Вселенной Эмириус Клайн!

– Ты прав. Я – проклята, и я твоя смерть, – ответили мои губы.

– Тупица! Я убью вас обоих! Тебя и твоего Калеба! – возопил архонт, опять набрасываясь на меня.

Это его нападение уже не было расчетливым. Нет, оно несло на себе отпечаток бессильной ярости. Архонт понял – он сражается не с человеком. Но что ему противостоит такой же, как он – древний, могучий и закаленный неисчислимыми битвами воин. Только отличие было в том, что Укулукулун, хоть и являлся обладателем многих магических и физических «даров» Рифф, уже давно привык полагаться не на них и себя, а на Губитель Живых и Мертвых. На чудо-меч, дарующий власть. А Эмириус Клайн, руководившая мною сейчас… только на саму себя…

– … Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!...

Мои ноги ходили без моего повеления. Мои руки разили без моего дозволения. Я увертывался от заклинаний и посылал свои.

Внезапно колдовская Паучья Сеть Укулукулуна, шваркнутая из–под плаща, опутала меня. Я сразу же разрезал ее Гасителем Зари. Но ее ядовитое прикосновение вздуло нарывы на моей коже. Они лопнули и залили все кровавой лимфой – продержись «сеточка» на мне подольше – проела бы насквозь.

Вслед за этим я (Эмириус Клайн) отбил хитрый укол Укулукулуна и пошел по кругу вытоптанного ристалища. Дойдя до двоякого флага Ураха и Рифф, развевающегося подле застывшей Матроны Тьмы, я вытянул его из лунки. Согнувшись в колене, я махнул знаменем у архонта перед носом (это его отвлекло), затем извернулся и поддел ему сухожилие – сочленение доспеха лопнуло, оголив перерезанную ногу. Укулукулун выругался и ударил меня Губителем Живых и Мертвых. Он попал мне в подреберье... Волшебный меч Укулукулуна потянулся к моей душе… Я запаниковал…

– Не пугайся! – тут же пронеслось в моей голове.

Твердо и уверенно Гаситель Зари, ударив по рукоятке Губителя Живых и Мертвых, выбил его из меня. Моя кровь лилась и смешивалась с кровью Укулукулуна. Оба раненные (он в меньшей степени) мы тяжело дышали. Мое сознание помутилось…

– Не пропадай! Вернись! Вернись! – стала просить во мне Эмириус Клайн. – Мы почти у цели!

Шатаясь, я воткнул Гаситель Зари в лужу крови. И он – меч–вампир, выпил ее – мою и Укулукулуна. Кровь архонта – для меня ничего не говорящая, через Гаситель Зари донесла Эмириус Клайн, где у архонта есть слабые места. О том, как он может поступить в той или иной боевой ситуации. Она рассказала Матроне Тьмы, как ей окончательно его одолеть.

Теперь я знал: как, куда и с какой долей вероятности Укулукулун пошлет свое оружие (под определенным углом) на меня. Придерживаясь за флаг, я сошелся в битве с почти обездвиженным архонтом. Я колотил его Гасителем Зари сверху, а он пытался достать меня Губителем Живых и Мертвых снизу. Рубя клинком от плеча, я, ведомый Эмириус Клайн, вместе с тем поливал архонта заклинанием Жидкого Мрака. Жидкий Мрак – высшая школа темной магии. Ее так просто не зачинить. Но Эмириус Клайн позволила мне это. Жидкий Мрак (струя дезинтегрирующего пара) соскоблил с Укулукулуна доспех и сжег его волосы до скальпа. Изуродованный, однако, не сломленный архонт за мое заклинание отплатил своим. Его белесая Стрела прободила мне кишки и вывернула их наружу.

Даже под водительством Эмириус Клайн, под ее трансцендентным чутьем, я получал жесткие раны.

–… Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!...

И я, и архонт уже держались из последних сил. Уверен, что если бы Эмириус Клайн сама, а не через меня, сошлась бы в поединке с Укулукулуном – все было бы иначе… а может и нет… Кто знает?

– Еще чуть–чуть! Еще капельку! Не засыпай, малыш! Только не засыпай! – умоляла меня Матрона Тьмы.

– Хорошо, – прошептал я. – Ради тебя…

Моя рука вдруг опять обрела былую решимость. Гаситель Зари прильнул к Губителю Живых и Мертвых. Я (Матрона Тьмы) вновь прислушался к гласу «крови». Теперь он поведал Эмириус Клайн все. Гаситель Зари быстрее птицы устремился к Укулукулуну …

И тут, в это последнее мгновение, я в полной мере обрел самого себя. Эмириус Клайн покинула мой разум и мое тело. Зачем?

Чтобы эта победа принадлежала только мне.

– Сдавайся и я пощажу тебя! – крикнул я Укулукулуну, выбивая из его рук Губитель Живых и Мертвых.

– Никогда-а-а-а-а! – завопил архонт, извлекая непонятно откуда кинжал.

Кинжал воткнулся мне в лодыжку, а я…

Гаситель Зари отсек Укулукулуну голову.

Я. Калеб Шаттибраль. Сегодня. Сейчас. Новый король Анкарахады!