Глава 35. Дерево Жизни

– Анкарахада! О, Анкарахада! Земля Святая Ее милости Рифф! На Испытании победил отмеченный! Калеб Шаттибраль! – кричал Лиуфуил. – Калеб Шаттибраль! Король Анкарахады! Максигалдора! Калеб Шаттибраль! Архонт Дома Шелка! Калеб Шаттибраль – наместник Паучьего Трона Рифф!

– Шаттабра!

Бум! Бум!

– Архо!

– Шаттабра!

Бум! Бум!

– Архо!

– Шаттабра!

Бум! Бум!

– Рифф!

Я опирался на флаг, истекал кровью, и слушал, как неистовствует Максигалдора. Через Гаситель Зари, меч–кровосос, в меня вливалась жизненная сила поверженного Укулукулуна. Она рубцевала мои раны, сшивала их и затягивала.

Ко мне подошла Эмириус Клайн. Она обняла меня и прижала к своей груди.

– Ты смог, малыш… Ты смог…

– Если бы не ты…

Ко мне спускались орбиты преторов. Их лица – напуганные, радостные, изумленные, огорошенные – отражали рвавшиеся из них эмоции.

Внезапно…

Максигалдора встряхнулась. Так взбалтывают декоративный шарик со снегом внутри.

Все опустилось в непроницаемую тьму…

Плиты. Обычные серые плиты, уводящие в бесконечные дали. Кое–где мерцали факелы. Наверху – абсолютная чернота. Я сразу понял – это место вне времени и пространства. Рядом со мной стоял Бракарабрад, Ансельм Грэкхольм, Шорох и Эмириус Клайн.

– Оглянись, – сказал мне Ансельм.

Я сделал это.

Сзади меня возвышался неприглядный каменный алтарь, на котором лежала корона–паук Укулукулуна.

– Пойдем, – промолвил Ансельм.

Я подошел к алтарю и брат Эмилии тихо промолвил:

– Укулукулун слышал Рифф. Он знал Ее пути и возомнил себя выше их. Она удалила его и выбрала тебя. Чтобы ты не умер от Лица Ее, Праматерь не покажется тебе, и твое ухо не различит Ее Гласа. Она будет говорить с тобой через меня. Я – недостойнейший, теперь твой первосвященник в Доме Шелка и наставник Ее наущений. Бракарабрад и Шорох – так же твои поверенные, отобранные Рифф для служения тебе. Сейчас Рифф изъяла тебя из Анкарахады, потому что твое тело еще не приспособлено к тому, чтобы долго пребывать в ней. Я буду готовить ег» к этому, и учить тебя тому, что ты обязан знать и уметь, как архонт. До тех пор, пока ты не войдешь в Анкарахаду – ты волен заниматься своими личными делами. Рифф дарует тебе время на себя и на познание своего положения – используй отмерянный тебе промежуток с умом!

Ансельм взял в руки корону–паука.

– Склони голову, Калеб Шаттибраль.

В великом трепете я опустил подбородок вниз. Когда на меня лег обруч… ничего не произошло. Я выпрямился и посмотрел на Ансельма.

– Теперь ты – король Анкарахады, ревнитель Лаанхакады, правитель от Нее над всеми пауками всех Вселенных и архонт Дома Шелка.

Бракарабрад и маленький Шорох склонили колени.

– Повелевай нами, король, – грянули все трое, кроме Эмириус Клайн.

– Калеб, Рифф хочет, чтобы ты понимал – ты всего лишь человек, не арахнид, и стал архонтом не навсегда, а лишь для свершения Ее Плана, – продолжил Ансельм. И между тем Праматерь заготовила для тебя много подарков. Она будет выдавать тебе их порционно – сразу, как только в тебе сформируется возможность их использования.

Ансельм выудил из–за пазухи Путаницу и протянул мне.

– Рифф заявляет, что она твоя – навеки– вечные. Ранее ты попадал в Анкарахаду только во снах. Фантомом – овеществленным зеркалом себя. Отныне, очень скоро, это будет не так. Ты сможешь являться в Ее рай вне сновидени», как сегодня – таким, каков есть – самим собой. Позже я покажу тебе, как. Это первое. Второе – Рифф молвит: Она покровительствует тебе. Ее покровительство – это цветок с шипами. Держи его нежно, но не дрябл», не навреди ему своей неосторожностью и неосмотрительностью, иначе Рифф сожмет твой кулак – и ты заплатишь за свое недоумие кровью. Третье – Рифф сохраняет тебе зрение. Ты не ослепнешь, как все те, кто видел священную Анкарахаду еще при жизни. Ныне ты получаешь «лазурные очи» – Ее отметку и Ее расположение к тебе. Четвертое. Праматерь учредила – за успешно пройденное Испытание, архонту–королю преподносится Ее награда – проси, что пожелаешь, и Она даст тебе это.

Эмириус Клайн дотронулась до моего плеча.

– Мой… Калеб, малыш… это для нас…

Я взвесил в ладонях цепь, сковавшую запястья Матроны Тьмы. Невесомая и вместе с тем неподъёмная, безгранично прочная… неразрывная… Это наказание Вседержителя Света и Любви за неповиновение, за некий выбор ее сердца… За какой? Когда-то Эмириус Клайн крупно провинилась перед Урахом. В чем, я не знаю… Однако Всеотец не уничтожил Матрону Тьмы, но вынес ей Свой суровый приговор – вечно таскать на себе тюремные кандалы – Его напоминание о том, что Он есть Первозданная Сила и за ослушание Он может запереть ее в тюрьме–гробе покуда не истлеет последняя звезда. То бишь на значительный срок. Урах – Вседержитель и Его Законы Добра нетленны, но… Эмириус Клайн и Нолд Темный намекнули мне, что Всеотец как бы не существует ныне как Разум, но есть Свод Правил, оставленных Им для поддержания Фундамента Вселенной… А если так, то не мог ли Урах – уже став не «Азм Есьм», а Укладом Бытия, упустить из вида такую «пушинку», как Эмириус Клайн? Проглядеть то, что она хорошенько усвоила свой урок? Может Всеотец хотел бы явить Свою Милость и освободить Матрону Тьмы от ее «ноши», но теперь Он–Личность пребывает где–то за гранью нашего понимания и не может (не помнит), как это сделать? Я же… помогу Ему. Воздам от Него Эмириус Клайн по ее заслугам: за состоявшееся Пророчество Полного Круга, за защиту Воздушного Королевства от алчных и коварных владык Железных Гор, за беспрекословное повиновение любому приказу Всеотца… Я думаю, что Урах бы одобрил мое решение. Время настало.

Я положил цепь на алтарь.

– Я хочу, чтобы Рифф разбила ее.

– Ты сказал…

Ансельм закрыл глаза…

Вдруг запястья Матроны Тьмы дернулись в разные стороны. Стальная змейка натянулась до предела! Эмириус Клайн закричала от боли, оковы хрустнули и… звенья цепи лопнули и опали загнутыми крючками… Не веря в то, что это произошло, Матрона Тьмы упала на пол и громко зарыдала.

– Что ты изрек – то и получил, – возвестил Ансельм.

– Великая Рифф, – выдохнул Шорох.

– Я – свободна! Калеб, малыш, я больше не принадлежу Ему!... Я только своя собственная!

Матрона Тьмы встала и обняла меня, потом отстранила и повертелась, как бы осматривая себя. Она улыбалась, и эта ее улыбка заостренных клыков, казалось мне, все больше похожа на чудовищный оскал черного торжества.

– Малыш, о, малыш! Калеб! Благодаря тебе, твоей крови и сломанному тобой Замку, я вновь могу вернуться на Твердь! В своем физическом обличии! Дышать полной грудью, летать и вершить Свою Жатву, Свой Суд… Калеб, дурачок ты мой ненаглядный, теперь весь Мир и его Создатель Урах втрое на десятеро заплатят мне за тысячелетия рабства, унижения и позора! Цепь Ураха – Его Затвор Света, беспрестанно карающий меня за грехи раскалённым железом и связывающий меня с Ним, снята! Теперь я обращу королевства в руины, моря – в коралловые пустыни, а цветущие поля в пепел! Я истреблю столько людей, мягкошерстов и виалов, что воды Океана Безнадежности покраснеют от крови! Я возьму свое, и никто меня не остановит...

Нет! Нет! Нет! Это не может быть правдой! Мне это грезится! – вопило мое сознание.

Вселенная, что же я натворил…

– Ты такой доверчивый, малыш, и «поиграть» с тобой для меня было большим удовольствием, – вздохнула Эмириус Клайн, проводя мне пальцем по виску. – В какой–то момент ты мне даже понравился. Обещаю, что оставлю тебя жить, чтобы ты один мог увидеть голые кости на безбрежных погостах моего Царства Тьмы. Ты это заслужил.

Эмириус Клайн положила мне хрупкую ладонь на волосы и, сжав их в кулак, ледяным голосом прошипела:

– Ах, да и еще кое–что, архонт. Я вырежу твоей Эмилии ее нежное сердце и затолкаю его в горло Грешему. Так, ради своей забавы. Чтобы тебе было больнее. Чтобы ты люто ненавидел меня и всегда помнил, что я – Матрона Тьмы, пробудившаяся раньше всех светил, а ты – червяк, который жив только потому, что мне так угодно.

Эмириус Клайн откинула меня к алтарю и расправила белоснежные крылья. Она лучилось запредельной мощью. После снятия Цепи ее стать плавила дыры в Окружности Мироздания.

– Видишь, Калеб. Рифф не пригвоздила меня молнией за то, что я так обошлась с Ее королем Анкарахады. О чем тебе это говорит?

– Ты лжёшь, Матроны Тьмы. Ты прекрасно знаешь – если ты сейчас нападешь на Калеба в Ее Храме, Праматерь не стерпит этого. Ты сгинешь быстрее, чем моргнешь, – спокойно ответил за меня Ансельм. – Рифф дозволяет тебе проверить Ее архонта на прочность, но за пределом Этого Места. За Анкарахадой, Лаанхакадой и Ее Планами. Гамбус, Земля – да, здесь – нет, тут – архонт вне твоего влияния. Это – Слово Рифф. Оспорь Его, если осмелишься, и тогда сразись с Богом.

Эмириус Клайн хмыкнула.

– Я не прощаюсь, малыш… Только не с тобой.

Матрона Тьмы вспорхнула и исчезла из вида…

– Не-е-е-ет, – простонал я, закрывая ладонями лицо. – Что я наделал… Она опять водила меня за нос… Снова использовала меня… Дурак! Дурак! Я выпустил в Мир само Зло… Эмилия! Грешем! Урах! Простите меня…

– Тебе подобает просить прощения только у Рифф, и ни у кого более, – сдержано промолвил Ансельм. – Да, Эмириус Клайн сильна и может принести Земле погибель. И что? Это ничего не значит. Истина – в Анкарахаде. Только она достойна преклонения наших мыслей и труда.

– Нет! – крикнул я. – Нет! Я люблю свой дом! Эмилию! Бертрана! Грешема и Снурфа! Я не хочу, чтобы Эмириус Клайн их убила! Клянусь, я помешаю этому! Я найду ее и отрежу ей крылья!

– Ты – архонт и ты – король Анкарахады, – сказал Шорох. – Мы, твои слуги, твои подопечные, твои шелкопрядные, будем ждать твоего приказа. Если тебе нужно вынуть из Матроны Тьмы ее сгнившую душу – мы исполним это. Выполним. Содеем. Заплетем и переплетем. Мы – дети Рифф, у нас есть сети. А сети – выходы и входы. Липкие – жертвам. Прилежные – нам.

– Согласен. Эмириус Клайн надо поймать. Она – Гнет пауков и их Бич, – печально кивнул Бракарабрад. – Но не помыкай нами в убыток Анкарахады. Рифф не простит тебе этого.

– Как бы там ни было для тебя, первостепенно сейчас иное, – сказал Ансельм. – А именно: Указ Рифф.

– Какой?! – вскрикнул я. – Какой?!

– Я сообщу Его тебе сразу, как получу на это дозволение Рифф. Когда Она сочтет, что настал твой черед шить Ее Паутину. Со всей безропотностью думаю, что ждать тебе осталось совсем чуть–чуть. Ныне мы прощаемся, король. Жди меня. Я или кто–то из нас, мы вскоре явимся за тобой.

– Сразу. Тотчас. Моментально. Как только твоя плоть овеется молитвами Рифф. Как только ты не иссохнешь в лучах Ее Рая Анкарахады. Как только Ансельм, священник, помазанник–приемыш, затрубит Ее волю, – дополнил карлик Шорох. – Я – твой, мой архонт. Умру за тебя и за Рифф.

– Ныне ты – король и тебя ждут Ее дела, Калеб. Я не покину тебя в них, – протягивая мне единственную руку, сказал Бракарабрад. – День настанет – увидимся! Надейся на себя и на Праматерь! Пока!

Я открыл глаза. Они зудели, и я стал их тереть. Стояла ночь. На небесном куполе ярко блистали звезды. Мне все это приснилось? Или я… Мои пальца переместились с глаз на какой–то предмет, давивший мне на затылок. Нет… не причудилось. В моих руках была шкатулка – Путаница. Я действительно стал королем Анкарахады и архонтом Дома Шелка. Я сел и… Путаница задымилась и пропала с ладоней. Ко мне повернулась Настурция.

– А я как раз собиралась тебя будить… – заговорила колдунья, но осекалась. Она внимательно всматривалась в мои глаза.

– Калеб, твои очи горят подобно алмазам, – прошептала Настурция. – Они лазурные…

– Теперь в темноте мне не спрятаться? – нервно усмехнулся я.

– Что с тобой произошло? Ты хорошо себя чувствуешь?

– Я – да, а Укулукулун – нет. Он – мертв, архонт – я.

– О, Урах, не отступи от нас! – хрипло вскрикнула Лютерия Айс, приподнимаясь на локтях.

Во мне заскреблось желание рассказать Настурции про то, что Ансельм – священник Рифф и мой наставник, но я сдержался. Надо хорошенько подумать – нужно это делать или нет, ведь род Грэкхольмов ненавидит Дом Шелка. Правда о том, что Ансельм переметнулся к Темному Божеству, может быть воспринята превратно…

– Я… это плохо?… – выдавила из себя Настурция.

– Куда хуже, чем ты можешь себе представить. Калеб, ты упал во Мрак… и нет тебе пути назад.

– Почему ты считаешь, что все так категорично? Я же не кинулся сейчас прославлять Рифф и приносить Ей жертвы, верно?

– Это пока… Твои новые глаза – Ее клеймо демона.

Магистр Ордена Милосердия закашлялась и прижала к себе котомку с егозливой лапой Дроторогора.

– Давайте закроем эту тему и сосредоточимся на нашем походе, – категорично заявил я. – Моя очередь дежурить!

– Хорошо…

– Спаси нас, Всеотец, – утыкаясь в траву, тихонечко простонала Лютерия.

Сдвинув брови, я проследил за тем, как укладывается спать Настурция. Лютерия вновь зашлась кашлем. Еще вчера ей не было так дурно… Вчера? Да, пока я находился в Анкарахаде, здесь не прошло и двух часов…

Я подпер подбородок кулаком.

Развязка Испытания пугала меня. Я никогда и никем не хотел править, становиться выше других или решать чьи–то Судьбы. А тут… Теперь я король Анкарахады, великого Вседержителя Рифф, Восьмой из Колеса Девяносто Девяти. И я либо буду соответствовать Ее требованиям «архонта», либо... Я почему–то чую, что в случае моей «некомпетентности к занимаемой должности» Рифф даже никаким Испытанием Себя утомлять не будет – просто прибьет меня, как моль тапкой, потому что я «не паук» и – привет.

Анкарахада – Небесная Высь, где в нетленности живут миллионы и миллионы «детей» Праматери. Что Рифф ждет от меня по отношению к Ее Раю? Реформаций? Каких–то завоевательных экспансий, к примеру, в Мир Тьмы или Мир Света, которые расширят «владения» Праматери? А может, мне нужно будет проповедовать учение Лемнискаты в разных уголках Вселенной? В чем конкретно на меня надеются? Я не люблю неизвестность. Я такой человек, которому надо быть готовым ко всему заранее.

Хотя одно я точно предугадываю… Архонты, по Ее уставу, должны иметь два священных «ключа». Ситри от Анкарахады и Бицфу от Лаанхакады. Главный грех Укулукулуна перед Рифф, из–за которого Она через Суд Всех Преторов подвергла его Испытанию, ознаменовался потерей Бицфу. Лаанхакада, как я понял, это – ад прогневавших Ее арахнидов. И в нем есть некто Бангравейс – кто–то шибко похожий на нашего Назбраэля. Так вот, Бицфу теперь у этого Бангравейса. Или нет? А если да? Что Бангравейс наоткрывает этим Бицфу? Какие клетки он им отопрет и каких монстров из них выпустит? Уже выпустил… К гадалке не ходи, что Бицфу в списке моих заданий будет обведен красными чернилами.

Я вздохнул.

Как скоро Ансельм, Шорох или Бракарабрад придут за мной, чтобы я воссел на Ее трон Анкарахады? Не знаю. Сейчас меня заботит совсем не это. Эмилия и Грешем! Снурфи и Мурчик! В эти секунды моя душа рвется из–за них… Из–за прощальных слов Эмириус Клайн, о том, что она убьет тех, кто мне дорог. Лучше бы меня, дурака, прикончила! Вселенная, Урах, вы – свидетели моего провала! Моего краха и безумия! Я возомнил себе, что в праве отменить взыскание Самого Бога! Всеотец, прости меня… Я… Зачем я так… Кто я такой, что поставил себя выше Тебя и Твоего предначертания для Эмириус Клайн? Я – бестолочь! Я перемудрил сам себя! Оплошал и промахнулся! Я наломал таких дров, что теперь хлебай – не расхлебаешь! Эмириус Клайн, наперсница всех интриг и пороков, так ловко прикинулась передо мной беленькой овечкой, что я вновь поверил ей! Опять! Матрона Тьмы – древнее создание, безжалостное и циничное, ныне сбросила себя цепи Бога Света – артефакт запредельной силы, удерживающий ее в повиновении у Уруха. Что же, Рифф разбила браслеты Всеотца. У Праматери хватило мощи сделать Это. Да, это так, и Эмириус Клайн уже где–то на Земле. Сколько бед она принесет Королевствам? Сколько невинных мужчин, женщин и детей падут от ее ужасного меча Гасителя Зари? Как нам… мне ее остановить? Будет ли Рифф помогать мне в этом? А Урах? Может Назбраэль? Ха! Бог Тьмы же не станет терпеть конкурента, верно? Эй, Назбраэль, одна подлая красотка с крыльями собирается отнять у тебя лавры Наикошмарного Кошмара! Ты уж подсуетись, не прозевай свое чемпионство! Смешно? Куда уж…

В отчаянии я ударил себя по коленке.

Дроторогора и Вальгарда Флейта будто было недостаточно для того, чтобы разнообразить мой скучный досуг, вот с Эмириус Клайн – самый раз. Ровнёхонько! С ней колода карт стала полной! Эгей! Фатум–Крупье, перетасуете, пожалуйста! Ага! Сдаете? Посмотрим, посмотрим… Надеемся на удачу! А козыри все – где?... Не у меня… Почему мне так плохо?...

Наутро Лютерия Айс совсем расхворалась. Ее бил озноб и тошнило. С трудом мы усадили магистра на Барона, а сами оседлали Марви и Гонорию. Двигаясь вдоль Рыжей, мы следовали за омерзительной лапой Дроторогора. В какой–то момент рука Бога–Идола ткнула через реку. Ригель – твой выход! Волшебный корабль из бутылки явился на мой зов. Как всегда, тепло нас поприветствовав, он пригласил нашу компанию к себе на борт. Водное путешествие выдалось коротким, но ознаменованным для меня вниманием Привратника. Он безмолвно жарил мою душуВселенскими Углями, болью напоминая мне о том, кто из нас двоих тут Господин, а кто «отправленный на задание мешок крови и мяса». Я катался по палубе, стонал и стенал, пока Привратник внезапно не удалился из моих внутренностей тела. Арбитр выудил из меня новую информацию о Короне Света, и она пришлась ему по вкусу: «Подвижки есть! Калеб без дела не сидит! Филириниль – оружие против Флейта и Дроторогора – где– то рядом! Бабахнуть им одного и другогл, а там и две части Короны Света в руках. Все тип– топ! В следующий раз, когда заскочу к Калебу, – уже уйду с обновкой!»

К полудню мы пересекли Рыжую и двинулись дальше через заросли Великого Леса. День сменился днем, затем еще одним. К его завершению Настурция отметила, что цвет моих глаз вновь стал прежним. Вся лазурь сошла с них. Я же подозревал, что это не совсем так. Я догадывался, что «помазание» Рифф не покинуло меня, а лишь скрылось на время. Скорее всего, мои новые глаза нельзя носить здесь постоянно. Ведь если припомнить мертвых культистов Дома Шелка, с которыми я сражался в Зрячей Крипте Гамбуса, то у всех у них на очах лежала повязка. Через тайные, макабрические обряды они приблизились к Рифф, снискали от Нее расположение и получили за это лазурные глаза Анкарахады. Но недозволительно живым смертным лицезретьСущее тенью Взора Праматери – рано или поздно, но неизменно это приведет к полному ослеплению обладателя сего Дара. Я должен научиться пользоваться своими «лазурными глазами», их трансцендентным ясновидением и проникновением за шоры обыденного без вреда для себя. Убежден, что Ансельм знает, как это сделать.

Миновали еще сутки. В полдень, когда мы отдыхали после долгой скачки, к нам на поляну вышел бурый кудлатый медведь. Голодный и оттого злой, привлеченный запахом запечённого антрекота из Скатерти «На все вкусы», он напал на привязанных коней. Два резких удара могучих лап, выстрел энергетического Луча из Клюквы и еще удар… В итоге: все печально и грустно. Косолапый как–то успел задрать всех наших лошадей, ну и сам тоже отошел к праотцам всех медведей. Зверь подобрался тихо, и еще хорошо, что к Марви, Гонории и Барону, а не ко мне, Настурции или Лютерии. Так – бамс – кому–то из нас по шее когтистой пятерней и все, тю–тю. Не стоит забывать – Великий Лес – это не какой–нибудь чудесный парк, разбитый вблизи поместья. Нет. Он коварен, опасен и бесконечно хитер. Здесь всегда надо держать ухо востро!

Посоветовавшись с Настурцией о том, как быть с Лютерией Айс – постоянная тяжелая борьба с лапой Дроторогора почти обездвижила магистра Ордена Милосердия, я попытался «достучаться» до Юнивайна. Несколько раз я кидал Кампри об траву – впустую. Мой призрачный друг не отозвался. Пришлось взять Лютерию под руки и вести вперед… А как иначе? Идти надо во что бы то ни стало.

Вынужденный неспешный поход дал мне присмотреться к Великому Лесу. Он явно изменился. Да, да! Он тут не такой, как, скажем, десять миль назад! Рано опустившиеся сумерки не позволили мне ответить себе на вопрос «что с ним не так?». Однако, вновь выдвинувшись с солнцем в путь, я все же сообразил что к чему.Ароматы – это раз. Великий Лес благоухал! Он пах свежестью, чистотой и весенней радостью, состоящей из тонких ноток меда, стиракса, аниса и гальбана. Любой парфюмер из Плавеня или Иль Градо пришел бы в восторг от этого букета и тотчас бы возвестил, уперев руки в боки: «Мой парфюм был беден без этого фимиама! Я обязан произвести в своей лаборатории нечто похожее!» Что поразило меня еще – так это целые заросли разнообразных цветов! Великий Лес и так обаятелен, как дама, наконец–то выбравшаяся в театр, но тут он превзошел сам себя! Под черными и коричневыми стволами деревьев роскошествовали многолетние кустарники – форзиция, рододендрон, скумпия и глициния перемешивались друг с другом и накрывали собою гиацинты, тюльпаны, ирисы и эрантисы. Толстенькие, но вполне бойкие пчелы летали от бутона к бутону. Их шубки и мордочки – все в пыльце. Одна пчелка, более прочих взявшая на себя пыльцы, уселась на меня передохнуть. Я аккуратно погладил ее пальцем по спинке, и она зажужжала – «мол, не надо, не надо, милейший, это лишнее, мы с вами не шибко–то знакомы для таких вот фамильярностей». Спустя секунды пчелка улетела. На прощанье я помахал ей рукой.

Еще в Шальхе я позаимствовал с полки Вильгельма Темного блокнотик, куда во время путешествия стал записывать свои мысли, томные элегии (не для всех ушей, я стесняюсь!) или зарисовывать какие–то миниатюры. Поддерживая Лютерию Айс под локоть, я пожалел, что: «а» –не могу сейчас что–то накидать на «бумагу», «б» – что сам по себе посредственный художник. Вот Эмилия, вот она – да, кисть или карандаш в ее руках творят волшебство… А еще мне показалась удивительным, что здесь не было ни одного намека на присутствие живорезов. На их деятельность и промысел. Если во всем Великом Лесу следы активности живорезов проглядываются на каждом шагу – их неряшливые вырубки, безобразные норы, куцые руны на камнях, прогоревшие кострища, останки и черепа, то сюда, казалось, Хрипохор не заходил вовсе. Создавалось впечатление, что я иду по Великому Лесу той доисторической эпохи, когда здесь беззаботно жила нимфа Астрид – до прихода Назбраэля, Хрипохора и Его войны с драконами Фисцитрона Венценосного.

Пели птички, прыгали зайчики, из–под коряг пучились аляповатые грибные шляпки. Множество родничков усеяли собой просторы лесистых холмов. Мы набирали их ледяную воду во фляги, а потом с наслаждением запивали ягоды, в изобилии растущие куда не глянь. Пряная изумрудная подстилка, окружающая прогалины позабытых всеми троп, пучки ковыля и овсяницы в низинах, душистый ветер и исполины–буки, дубы и вязы навевали на меня ощущение, что я попал в сказку, в мифическую страну, где живут добро, альтруизм и кротость – эти неразлучные сестры, и их танец – Чары Самой Жизни.

Но вот что-то поменялось в Великом Лесу. Как будто в Его Праздник природы забралось что–то стылое и мрачное. Все чаще мне под ногами попадались опавшие листья и все реже мелькали хризантемы и георгины, а те, что я замечал, были пожухлыми и хворыми. Покуда я продвигался вперед, все неумолимо чахло и увядало.

Мое настроение тоже поддалось пессимизму. Вдруг Лютерия мне сделалась обузой, тяжелой и обременительной ношей. Хватит ее терпеть! Что я, нянька ей что ли? Чик–чирик ее и баста! Чуть отступив назад, я надавил Настурции на голову, и подсечкой скинул в овраг – чтоб не мешала, занудная бабенка. Перевернув Лютерию лицом к себе, я обнажил Альдбриг.

– Калеб, это все Дроторогор! Сопротивляйся… – прошептала она, придавливая сумку с лапой Бога–Идола к животу.

– Все! Никаких «Калебов и Дроторогоров, хлебов и творогов»! Ты мне шибко надоела, смекаешь? Опостылела, как горькая редка! Ага? Поэтому я перережу тебе горло!

Я приставил меч к шее Лютерии. Ну а, что? Возись тут с ней, выхаживай, заботься! А может мне еще жениться на ней, нет?

Мою щеку обожгло прикосновение металла. Я приложился к ней пальцами – из неглубокой раны текла кровь. Беспощадное наваждение, ниспосланное на меня гадкой культей Дроторогора, покинуло меня так же быстро, как и до этого нашло. Настурция, отдуваясь, выбралась из оврага.

– Лютерия, прости меня! Это…

– Калеб, я тебя!... – угрожающе крикнула мне колдунья.

– Калеб, если ты сейчас вновь поднимешь свой меч на эту женщину, то второй мой «выстрел» угодит тебе точно в лоб.

Я обернулся. На дереве в десяти футах от меня сидел… эльф. Да, да! Эльф! Я сразу понял, что это именно он! В зеленой облегающей броне, камуфлирующей его в кроне ясеня, с длинным луком и серповидным мечом за плечом, с каскадом золотых волос, с ясными голубыми глазами, тонкими губами и слегка заостренными ушами. Эльф лучился молодостью, ловкостью и статью. Его движения несли в себе кошачью грацию и внеземную пластичность.

– Со мной все в порядке, – завороженно отозвался я. – Это все Дороторогор. Он по очереди толкает меня и моих друзей на гнев.

– Дроторогор? – переспросил эльф.

Я поправил на запястье переводчик–фенечку Бертрана. Без нее, наверное, мы бы не смогли общаться. Спасибо тебе, Рыжая Колючка!

Эльф расслабился и упал с дерева спиной вниз. Я испугался, что он разобьется, но этого не случилось. В последний момент эльф перекувырнулся, и как ни в чем не бывало встал на ноги. Он кивнул Настурции и плавно подошел ко мне.

– Ты сказал, что Дроторогор манипулирует вами. Как?

– Если не вдаваться в подробности, то он частично принужден идти вместе с нами, – печально улыбнулся я.

– В моей котомке рука, отсеченная у Бога–Идола принцем Легией, – промолвила Лютерия.

Смерив меня испытывающим взглядом, эльф бережно взял магистра Ордена Милосердия под руки и усадил на замшелый валун. Чуткие пальцы коснулись сумки – та вздрогнула, и эльф отшатнулся.

– Зачем вы несете с собой Вековечное Зло? – сощурившись, спросил он.

– Поверь, не ради собственного удовольствия, – ответила ему Настурция, оправляя блузку. – Если кратко6 Дроторогор вернулся в Мир и хочет уничтожить всех и вся. Я, Калеб и Лютерия, а изначально с нами еще были Альфонсо и Дурнбад, отправились в Великий Лес, чтобы отыскать Тумиль’Инламэ – город эльфов, а в нем Филириниль, меч принца Легии, подаренный ему богиней Сирвиллой. По преданию в Полдень Игл Филириниль Легии смог отрубить у Дроторогора, неуязвимого для обычного оружия, его лапу. Мы выяснили, что после победы Харальда и Легии над Хрипохором «обрубок» Дроторогора нельзя было ни сжечь, ни уничтожить как–то иначе. Что культя Бога– Идола так возненавидела своего «отсекателя», что вечно стала указывать на него своим отвратительным перстом. Лапу Дроторогора закопали под курганом в Малахитовом Дворце, который потом под ее воздействием выгорел и превратился в Тлеющую Чащу – химерическое и смрадное лихолесье. Ради спасения всех Королевств и всего Мира мы выкопали лапу Бога–Идола, и пошли вслед за ней, как за ориентиром. К Легии и его Филиринилю. Мы нуждаемся в легендарном мече, чтобы вновь выдворить Дроторогора за пределы Реальности.

– Меня зовут Салидас Аторэ, я – сын принца Легии, внук Пиримиэля, правнук короля Кириана и Лузановиэля Аторэ. Я последний отпрыск Зеленого Королевства и хранитель того, что раньше называлось Тумиль’Инламэ. Вы почти дошли до него, – помолчав, сказал эльф.

– Король! – воскликнула Настурция, преклоняя колено. Мы все последовали ее примеру.

– Не надо, встаньте. Чей я король? Разве что этих ракит, – покачал головой Салидас.

– Расскажи нам свою историю, – попросил я, поднимаясь.

– Слушайте, раз так хотите. Мой дед и отец знали, что Хрипохор непременно отомстит Соединенному и Зеленому Королевствам за Полдень Игл. Иначе не могло и быть, – садясь на землю и поджимая под себя ноги крестом, начал Салидас. – Хрипохору всегда было тяжело дотянуться до сладкой сердцевины Соединенного Королевства. Много открытой местности, прерий и просторов. Закованная в латы конница, выходившая против, пусть даже тысяч живорезов, неизменно перекидывала чашу весов в вашу сторону. Но даже тут Хрипохор почти умудрился добиться своего. Тайной, предательством и сверкающим кинжалом в мглистом тумане, он распял супругу и всех детей Харальда Темного. За исключением одной – Лия, находившаяся в замке Гричинга, спаслась. Мой отец – Легия – видел страх и непереносимую опустошённость в глазах Харальда. Он был рядом с ним в Лесу Скорби, когда тела семьи Харальда снимали с гвоздей. В ту ночь вашего короля сломали. Маленький Гирц был еще жив, когда Легия, плютеранцы и Харальд отыскали то Лобное Место. Отец воззвал к Сирвилле, Матери Матерей моего рода, известную у вас под именем Сия Лаверлорд, чтобы Она сжалилась над ребенком и излечила его. И Богиня откликнулась на праведные молитвы, и снизошла к ним. Она наложила руки на Гирца, вступив в противоборство с черным волшебством Хрипохора. Мальчик умер, потому что за его убийством, и за его душой, стояли не мистагоги Хрипохора, но все Боги–Идолы. Сиривилла открыла Легии и Харальду – это Ее поражение есть не просто отдельное превосходство Тьмы над Светом, но возвышение Мрака, которое в будущем будет почти невозможно остановить. Тогда отец, в последний раз, оставил своего друга Харальда, и поспешил вернулся к нам в Зеленое Королевство.

В канун моего пятидесятилетия, дед, король Пиримиэль отменил все празднования. Он выступил перед народом Тумиль’Инламэ с тревожной речью, заявив, что ему стало известно о том, что Хрипохор собрал небывалую рать, которуюуже двинул на Зеленое Королевство. Такое для нас было не внове, но ныне армаду вел лично Бог–Идол Захваш. Он выполз из Огненной Преисподней и, пылая яростью за брата Дроторогора и битву Сотню Ножей Гривирдана, в которой его одолел Лузановиэль, направился к нам. Как мне описать, что тогда произошло? Отец и дед приняли решение удалить меня из Тумиль’Инламэ ради того, чтобы Зеленое Королевство в одночасье не потеряло всех своих владык. С горсткой приближенных я был упрятан далеко отсюда. Уже потом от пришедшего ко мне альва я услышал, что было дальше. Мой дед Пиримиэль и отец Легия вышли сражаться с Хрипохором за наш Дом (У эльфа из глаз потекли прозрачные ручьи). Катана короля Пиримиэля – Честь Зеленого Королевства в тот день побагровела от пущенной ею крови, а Филириниль Легии обломал рога сотням монстров, но… живорезов было слишком много. Слишком… Захваш, проклинаю его на веки вечные, прорвался к Пиримиэлю и схватил его. Он взял его живьем, и дух воителей Зеленого Королевства пал. Чтобы избежать паники, Легия, сплотив разрозненные отряды альвов вокруг себя, увел их в Тумиль’Инламэ и заперся в нем. Тогда Захваш осадил город. Но не мог Бог–Идол миновать Защитный Барьер, некогда поставленный перед Тумиль’Инламэ Элизиями Ураха. Затяжная война не устраивала Бога–Идола, и он пошел на хитрость. Захваш заявил, что отдаст Зеленому Королевству его короля и уберется восвояси ровно на сто лет, если взамен Легия вручит ему хотя бы одну из трех Элизий – веточек от предвечного Дерева Жизни из Мира Света Ураха. Глубоко под землей, в Пандусе Лилии, что находится в Чертогах Клятвы, корни Тумиль’Инламэ оплетали собой эти «веточки». Из них, из их неиссякаемой энергии, наш город–дерево и произрос, поэтому его можно назвать малым Деревом Жизни. Захваш настаивал на личной встрече, на нейтральной территории у Вильева Моста.

– Легия отдал Захвашу какой–то из Элизий? – не удержалась магистр Ордена Милосердия.

Салидас Аторэ грустно посмотрел на Лютерию Айс.

– Вы должны понимать, что Зеленое Королевство очень любило своего короля и поддержало Легию в его решении. Мой отец счел возможным ослабить Тумиль’Инламэ – вынуть из Пандуса Лилии Элизий для укрепления своего тела. Он собирался вставить его обратно в лунку после разгрома Захваша и уже с королем Пиримиэлем попытаться восстановить нарушенную связь города–дерева с благодатью Ураха. Мой отец сознавал, что преподнеси он Захвашу хоть что угодно, тот не уйдет ни на какие «сто лет» и не отпустит Пиримиэля, но такой шанс – сразить Бога–Идола упускать было нельзя. Легия уверовал в успех предприятия еще и потому, что с ним были Сирвилла – Мать Матерей наших и Джаддед Хар – радетель Света.

– Джед Хартблад и Сия Лаверлорд – святые Ураха! – воскликнул я.

– Это так, – кинул Салидас. – Всеотец не оставил Зеленое Королевство и прислал ему на выручку тех, кто был способен потягаться с Захвашем. У Вильева Моста Легия с Элизием, Джаддед Харом и Сирвиллой встретились с Богом–Идолом, приволокшим истерзанного короля Пиримиэля. Тогда Легия, предполагая, что охраняется Элизием, напал на Захваша, и Джаддед Хар и Сирвилла поддержали его. Но не знал Легия, что магия Элизия не предназначена для оберега одного, но преподнесена Урахом для многих и созидает Его Волю исключительно в Тумиль’Инламэ. Захваш, естественно, обманул Легию и привел с собой легион живорезов, среди коих имелись и кхатры – громадные псы с алыми языками и огненным дыханием из Саашуу, великаны с Рдяных Гор и избранные ядовитогубые причмокиватели. Долго шла та сеча – трех героев Ураха и Бога–Идола с его рабами. Захваш одолел Легию. Он поразил Сирвиллу, и Джаддед Хар в последний миг, исчез вместе с ней, спасая обоих от смерти. Захваш, заполучив Элизий, преодолел им Защитный Барьер Ураха и выломал ворота Тумиль’Инламэ. Бог–Идол зашел вовнутрь и, в усмешку над Сирвиллой и Всеотцом, Чернокнижием Хрипохора обратил весь мой народ в исковерканные деревянные статуи…

На этом моменте Салидас Аторэ задохнулся от горя, но справившись с собой продолжил:

Но Захвашу этого показалось мало. Он желал извратить Тумиль’Инламэ и надругаться над пугающем его Урахом. Бог–Идол спустился в Чертоги Клятвы и кинул к Пандусу Лилии изломанных, но живых Пиримиэля и Легию. Захваш, Червь Пространства, Фантаст и Алчущий Мозгов увидел, что в Пандусе Лилии остался всего один Элизий из трех – Пиримиса. Литиривиса была при Боге–Идоле, но Хиловиса – у меня. Перед моим отъездом из Тумиль’Инламэ, дед отдал мне ее на хранение (Чтобы прикрыть свое изумление, я кашлянул в кулак). Захваш, мечтавший выкорчевать Тумиль’Инламэ сию секунду, осознал, что для этого двух извращенных Элизий будет мало. Необходимы были все три. В ярости он схватил Пиримиэля и Легию. Прижав спины принца и короля друг к другу, он Запретным Колдовством содеял из них единое существо – безумного мутанта, люто возненавидевшего всех и вся. Затем Захваш вырвал из Пандуса Лилии Пиримису. Заклятьем страшным и чужеродным, Бог–Идол, опорочив Пиримису и Литиривису, сунул их обратно под корни, желая по максимуму навредить Тумиль’Инламэ. У него это получилось, только сам он результата уже не узрел. Урах покарал Захваша за истребление Его малого Дерева Жизни. Когда Пиримиса и Литиривиса заняли свое прежнее положение в Пандусе Лилии, Свет, что вытесняла из них Тьма, импульсом перешел в Захваша. Бог–Идол тотчас сгорел. Я говорю, что так было, потому что этому стал свидетелем альв, который потом пришел ко мне. Он струсил и убежал из Тумиль’Инламэ, но кто бы поступил иначе?

– Почему же он не обратился в статую, как все эльфы Тумиль’Инламэ? Или волшебство Захваша распространилось не всех, кто тогда был в городе– дереве? – спросила Настурция.

– Ему повезло. Тот альв на протяжении длительного времени был послом Зеленого Королевства у цирвадов Шазбармаха. Цирвады сами по себе дикие, но нам приходились союзниками. Их Боги – Неба–Аракса и Медный Бог по рождению – Темные Стихии, не знающиеся со своими родственниками Богами– Идолами. Альв– посол – присутствовал на многих церемониалах Шазбармаха, зачинаемых подле Шибунуса – капли крови Медного Бога, и непроизвольно впитал в себя черные магические экстракты. Когда Захваш сотворил над Тумиль’Инламэ свое Зло, альва прикрыл Щит Темных Стихий – Неба–Араксы и Медного Бога. Однако этот альв потом все равно не избежал Смерти…

– А что было дальше? Это же не конец твоего рассказа? – осведомился я.

– Альв поведал мне, что Тумиль’Инламэ, подвергнувшись жуткому ритуалу Захваша, омертвел и высох. И не стало на нем ни одного листочка, и ни одного живого цветочка. Он превратился в истукана, громадного и пустого. С известием о том, что дед и отец… погибли, те тридцать альвов, что ушли вместе со мной в убежище, провозгласили меня своим королем. (Салидас отвернулся. Я услышал, как он плачет) Я как король сказал им: «У меня есть Хиловиса, и ею мы обязаны воскресить Тумиль’Инламэ». Я повел остатки своего народа обратно к городу– дереву. Мы не ждали сечи с живорезами, ибо все твари после физической смерти Владыки Хрипохора, будто бы разбежались. Я говорю «будто бы», потому что это было не совсем так. Некоторые из них затаились. Когда мы подошли к Тумиль’Инламэ, я понял, что хотя Пиримиса и Литиривиса были поруганы Тьмой и трансформированы в угоду Хрипохору, Любовь Ураха все равно всего сильнее – Защитный Барьер Всеотца продолжал функционировать. Да, он работал, но теперь не совсем, как раньше – мы, альвы, тоже не могли пересечь его. Всеотец навсегда оградил остов Своего Творения от всех и вся.

– Но у тебя был с собою Элизий! Ты мог пройти через Заслон! – недоумевающе воскликнула Настурция.

– Я не успел попробовать сделать это, потому что на нас напали живорезы. – вздохнул Салидас Аторэ. – Соотношение одни к двадцати и… Мы стали отступать. В какой-то момент меня ранили, и я потерял сознание. Когда я пришел в себя, то увидел, что на мне лежит исколотый пиками альв, а вокруг нас десятки убитых живорезов. Он сказал мне… Я никогда не забуду этого: «Король Салидас Аторэ, мы выполнили свой долг и уберегли тебя, но потеряли Элизий. Это – оморы. Они тянули к тебе, оглушенному, свои когтистые лапы, а я, единственный выживший твой слуга, обрубал их. Я сумел обратить оморов в бегство, но один из них стянул с тебя футляр с Хиловисой. Прости меня, король Салидас. Я позволил уйти твоей надежде на Будущее Тумиль’Инламэ».

– Вот как, – промолвила Лютерия Айс.

– Я был слишком плох, чтобы отправляться в погоню за оморам, и Хиловиса пропала… Я похоронил своих братьев и сестер, и остался в полном одиночестве. Я принес себе Зарок – вечно блюсти покой Тумиль’Инламэ – мертвого Дерева Жизни попранного Зеленого Королевства. Тысячи лет я уничтожаю живорезов на земле моих предков, на том клочке подсолнечного леса, что некогда принадлежал моим прадедам Лузановиэлю и Кириану Летящей Стреле, деду Пиримиэлю и отцу Легии, сердцам и душам родных мне альвов.

– Ныне, возможно, настал черед обновления, – медленно промолвил я.

– О чем ты молвишь, человек? – хмуро глядя на меня, спросил Салидас.

Я раскрыл сумку и достал из нее Хиловису – кусочек дерева в полфута длиной, теплый и по- весеннему живой. С почтительным поклоном я протянул Элизий Салидасу Аторэ, и тот ошарашенно принял его.

– Неужели… это возможно! – не веря в то, что он видит, хрипло задал вопрос эльф. – – Откуда она у тебя?!

– Я случайно купил Хиловису на Беломраморном Форуме Ильварета у одного отставного капитана. Я думал, что это – волшебная палочка, а оказалось… Хотя… Тут вообще у меня сразу два недопонимания. Если первое – почему Элизий путешествовал по Великому Лесу так долго и угодил в руки именно мне, можно объяснить происками Вселенского Замысла, то второе – здесь у меня есть длинная повесть о моем посещении «Мазни- Возни», Изобразительной Академии Осприса – ее я опущу, но вынесу главное. В «Мазне-Возне» я попал в квази– карман параллельной реальности, где вот точно такой же, как Элизий… такая же… Ожа-Зожа – колдовской прутик, подтвердила мне свое родство с Хиловисой. Она назвала ее «сестрой». Что это значит?

– То, что вы зовете «волшебными палочками» – это лимилиты – выделки альвов, – ответил эльф, не сводя глаз с Хиловисы. – Раньше бывало, что корневища Тумиль’Инламэ, оплетающие Элизии в Чертогах Клятвы, вылезали из общего «узла» и начинали расти в сторону. Потом они засыхали и отваливались как лишние, как рудименты. Из них жрецы Зеленого Королевства изготавливали лимилиты, зачарованные на разные заклинания. Описанная тобою Ожа-Зожа – произошла от Элизий Тумиль’Инламэ, и она не солгала тебе, сказав, что Хиловиса ее сестра. Только она забыла добавить – старшая сестра. Лимилиты – это не бездумные предметы мощи. Они обладают собственными характерами и нравами. Некоторые из них умеют мыслить наподобие нас.

– Очень познавательно и… – начал я, потом осекся, и с улыбкой сказал, то, что Салидас уже не чаял никогда услышать:

– Пора возродить Тумиль’Инламэ!

– Твое Зеленое Королевство, – добавила Настурция Грэкхольм.

– Дерево Жизни Ураха, – скрепила Лютерия.

Салидас Аторэ медленно встал на ноги. Его глаза были полны света – того, что с неугасимыми звездами блистал в мифические дни юности Мира. Только сейчас до меня дошло: я разговариваю не просто с эльфом, рожденным неисчислимые годы назад, но с королем, сыном Легии и наследником Зеленого Королевства. Он был смертным, но великим, не таким, как Эмириус Клайн, Укулукулун или Цхева, но куда выше меня, Бертрана, Настурции или Альфонсо, упокой его дух Вселенная. Он из тех, «первых», таких, как Харальд Темный или Серфилин, что могли и не боялись вершить Судьбы всей Мира. Он – король без короны, но воин и герой. Он – сила и власть былых, эпических времен.

– Вы хотите пойти со мной, чтобы получить Филириниль?

– Да, да, сто раз – да! – отозвался я.

– Сему быть. Филириниль будет вам наградой за то, что вы отдали мне Хиловису, – скрепил эльф. – Но предупреждаю вас! Впереди, быть может, нас ожидает тяжелый поединок с моим дедом Пиримиэлем и Легией. Как они… «оно» не допустит меня к Пандусу Лилии, так и не сдаст вам по собственной воле Филириниль.

– У нас общая цель – борьба со Злом в любом его обличии, – сказала Лютерия Айс.

– Тогда в путь!

Салидас Аторэ махнул нам рукой, и мы последовали за ним.

Эльф ступал бесшумно, не сминая траву, не оставляя позади себя следов. Миновав крутой подъем, наша компания вышла на пригорок, с которого стал виден Тумиль’Инламэ. Сюда мы – я, Дурнбад, Альфонсо, Настурция и Лютерия шли многие недели кряду. Ради этого момента, мои друзья и я терпели невзгоды, проливали свою кровь и гибли… Только бы Хиловиса не подвела!

Спускаясь следом за Салидасом, я рассматривал город– дерево. Сравнивать его мне не с чем. В какой-то степени Тумиль’Инламэ выглядел как дуб, выросший до размеров цитадели. Его растрескавшийся ствол испещряли сотни оконцев. Ветки– гиганты, тесно переплетавшиеся друг с другом, словно бы «улицы», являлись переходами между ярусами. Ранее цветущий, а ныне посеревший и изломанный, Тумиль’Инламэ был похож на скелет какого– то невообразимого существа, которое было ни сдвинуть, ни убрать. Поникший памятник – достояние прежнего величия Зеленого Королевства внушал мне трепет и шептал: «Ах, каким я был в рассвете своего могущества». Тумиль’Инламэ как будто бы воздвигал себя из глубокой ямы. Раньше в ней плескалась вода, которая питала город– дерево, –- догадался я. Всюду защищенный пропастью, Тумиль’Инламэ имел единственный мост, Вильев мост, который вел от развалин ворот через пропасть к расплавленному огнем плато.

– От одного края до другого здесь все было покрыто трупами живорезов и телами витязей альвов, – негромко промолвил Салидас. – Дни и ночи, месяц за месяцем я очищал это место. Тот курган, – эльф указал на поросший дерном холм, – в нем похоронено воинство Зеленого Королевства, а там, – Салидас ткнул пальцем на угольно– черный, плешивый участок земли, – я сжег всех тварей Хрипохора.

У Вильева Моста мы остановились. Что– то мигнуло, раз, еще и еще – то ли искорки, то ли песчинки-зарницы. Они летали перед входом на мост и постоянно щелкали. Заслон Ураха – ступи за сияющую черту и умрешь. Лапа Дроторогора в сумке Лютерии Айс аж вся извелась. Неистово скребясь изнутри, она, чувствуя близость своего главного противника, Легию, рвалась выбраться из «кожаного плена». Магистр Ордена Милосердия нахмурилась и закрыла глаза, видимо, вознося молитву. Затем ее кольцо – Лики Всеотца тепло засветилось. Это придало Лютерии сил. Она распрямилась и твердо стиснула сумку ладонями. Это не уняло культю Дроторогора насовсем, но она изрядно поутихла.

Салидас извлек из– за пазухи Хиловису и дрожащей ладонью поднял ее вверх.

– Я, Салидас Аторэ, последний король Зеленого Королевства, взываю к тебе, Урах! Со мной Твой Пресветлый Элизий, Всеотец! Открой им мне и этим людям проход к Тумиль’Инламэ! Я иду, чтобы пробудить Твое Дерево Жизни от Сна Смерти!

И Салидас был услышан. Урахом, Вселенной или Сирвиллой, не возьмусь сказать, но факт есть факт. По Вильеву Мосту прокатилось лавина яркого пожара. Она дохнула на нас пламенем и растворилась в опускающихся сумерках.

– За мной, – вне себя от волнения, позвал Салидас.

Мы прошли по узорчатому мосту, пересекли разрушенные, но все равно прекрасные ворота, и вступили в сени Тумиль’Инламэ. Темнота, давящая со всех сторон, улетучилась, как только Салидас вновь воздел Хиловису над своей головой. Потухшие в стародавнюю пору светильники вспыхнули зелеными, фиолетовыми, оранжевыми и другими цветными огоньками. Сказать, что город-дерево, пусть даже мертвый, был просто красив – равносильно преступлению. Тумиль’Инламэ, ныне пыльный и безмолвный, по-прежнему бережно хранил в себе дивные произведения эльфов. Изумительные фрески, фантастические колоннады и коридоры, которые не прорезали эльфы – город-дерево уже рос таким, с местом внутри себя, где альвы могли бы жить (в полголоса объяснил нам Салидас), скульптуры, пересохшие фонтаны и своды – все это приводило нас в восторг. Я сказал себе: здесь все идеально, чтобы отвлечься от вездесущей скорби, безраздельно царящей в Тумиль’Инламэ. Ведь в каждом проеме, в закутке и зале, всюду мы встречали тех, кого Захваш «осенил» кощунственной магией Хрипохора. Эльфы города-дерева превратились в деревянные скульптуры. Сотни, а то и более, они занимали собою все свободное пространство. Мы петляли через их «молчаливо кричащие» ряды, чувствуя каждым дюймом кожи, сколько боли «испило» Зеленое Королевство от клинка Хрипохора. Масштаб трагедии – геноцид целой расы… Разве может быть что– то хуже этого?

– Бедные, мои, бедные… О, Урах, как же страшно им было… – шептала Лютерия, нежно прикасаясь к застывшим эльфам…

Салидас Аторэ вывел нас к центру Тумиль’Инламэ. Внизу под нами брала начало циклопическая лестница, уводящая к корневищам города-дерева. Но не она привлекла наше внимание… Трон, богаче любого, что можно только вообразить (у Рифф в Анкарахаде примерно такой), стоял на амвоне, а перед ним, поддерживаемое подпорками–жилами, висело огромное почерневшее сердце, в которое был воткнут гнусный, исклеванный иероглифами топор Захваша. У нас аж прихватило дыхание, таким омерзительным и скверным показался нам этот поступок Бога– Идола.

– Это Ураграмма – «сердце» Бога Света и Дерева Жизни – главное сокровище Зеленого Королевства. Пока Оно билось – Тумиль’Инламэ жил. Когда наше Дерево Жизни дало свои первые всходы на Элизиях, явился Урах. Ознаменовывая свое вечное расположение к альвам, Всеотец вспорол себе грудь, вынул из нее Ураграмму и вложил в город– дерево. Это Его дар для альвов…, – сказал Салидас, хватаясь за рукоять топорища. Он потянул его на себя, но, как ни старался, вырвать не смог. Отерев рукой пот с висков, эльф, скрипнув зубами, повел нас к лестнице.

– Еще не время, не время… – процедил он сам себе.

Мы спускались все ниже и ниже. В этом сходе, овеянном загадкой и седокудрой тайной, усеянном паучьими сетями и смоляными канавками, я, запаливший Лик Эбенового Ужаса, проникался неповторимостью мига. Первым шел Салидас с луком наизготовку, за ним я с посохом и мечом, за мной Настурция с полупрозрачной Клюквой, а за нами – Лютерия Айс. У нее оружия уже давным-давно не было. То ли мы специально где– то оставили ее шестопер, чтобы он не мешал ослабевшему магистру, то ли она сама его потеряла… Не помню уже…

Когда мы переступили, наверное, трехтысячную ступеньку, то оказались в каверне, люминесцирующей мириадами грибов и порхающих над ними мотыльков, каждый из которых не только сам лучился светом, но и держал в лапках малюсенькую лампадку. Мотыльки не обращали на нас никакого внимания. Когда мы подходили к ним слишком близко, они переставали сиять и теряли свою вещественность. Дух захватывает! Никогда и нигде такого не видел!

Дорожка под ногами – малахитовая брусчатка с серебряным вставками. Кое– где она обуглилась и деформировалась – здесь прошел Захваш.

Чем дальше мы заходили, тем отчетливее впереди маячило что– то громоздкое. Наконец я смог рассмотреть, что это такое. Из земляного бассейна, отороченного изумрудным бортиком, тянулись к потолку, и заходили в него, упругие, крепко перекрученные в канат и почти единые, отростки. Да, они покрылись шанкром, язвами и белесой плесенью, но не сгнили и не погибли, как Ураграмма. А могли бы, потому что основанием этих корней–отростков, их зачином служили две неимоверно тлетворные на вид палочки – Пиримиса и Литиривиса. Элизии, попранные Богом– Идолом, звенели и чадили красноватым туманом. Слева и справа от Пандуса Лилии, в стенах стояли нетленные короли – Лузановиэль с Рассекающим и Кириан с Альтнадиром. Запечатанные в прозрачный янтарь, правители Зеленого Королевства будто бы не умерли, но спали. А что же до… Они, оно тоже было здесь. Я сражался с Укулукулуном, противостоял Таурусу и боролся еще невесть с кем, однако… жалости к своим противникам никогда не испытывал, а тут…

Пиримиэль и Легия, оба, по пояс голые, спаянные затылками и спинами – так пластилин прилипает к пальцам – неотрывно бдели, сторожа Пандус Лилии и подход к нему. Их лица – почти божественно красивые и правильные, ежесекундно бередила судорога умопомешательства. Завидев нас, существо, ранее бывший королем и принцем, демонически возопило:

– Салидас! Сын! Внук! Уходи! Умоляю! Уходи!

– Нет, – останавливаясь и натягивая тетиву, сказал Салидас Аторэ.

Я примостился за правым плечом эльфа, Настурция за левым, Лютерия – позади нас. Мы встали таким образом не осознанно, а инстинктивно – бессознательно руководствуясь опытом пережитых сражений. У нас в Грозной Четверке подобная боевая расстановка использовалась постоянно и называлась «орешком». Альфонсо – рубака в непробиваемой броне всегда в первых, я и Эмилия чуть поодаль от него, а Бертран на прикрытии. Так Грозная Четверка могла маневрировать и принять в центр того из нас, кто подвергался вражескому давлению больше прочих.

Сейчас Лик Эбенового Ужаса и Клюква рдели импульсами заряженных заклинаний, а ладони Лютерии сияли Светом.

– Уходи! Прошу! Я убью тебя! Я не могу сопротивляться наваждению Захваша! Прошу! Пожалуйста! Я… Убью! Убью! Убью! – заголосило бедное создание, извлекая из ножен индигово– бирюзовую катану. – Честь Зеленого Королевства и меч… – Филириниль – тонкий, с витиеватым оливковым лезвием, как лоза, и с ручкой в виде головы ястреба.

– Я пришел, чтобы освободить вас, отец и дед, – прицеливаясь, ответил Салидас. – И вернуть Тумиль’Инламэ Его жизнь!

Стрела полетела в существо и… Честь Зеленого Королевства перерубил ее у самого носа Пиримиэля.

– Мальчик, мой мальчик, сын! Я не хочу твой смерти! – рыдая, закричал Легия, на четырех ногах быстро приближаясь к Салидасу Аторэ. Я выпустил из посоха шар Огня. Из Клюквы в существо полетело нечто шипяще– лакричное. Моментально прогнувшись, упав на две вытянутые незанятые руки, принц-король, увернулся от магических зарядов, и, как краб, ринулся на Салидаса. Бац! Бац! Бац! Это два меча и катана запели оду Смерти. Существо вновь выпрямилось и принялось вращаться по оси, веером лезвий блокируя любые выверты наших мечей и посохов. Принц– король так мастерски владел ратным искусством, что я сразу понял – даже четверо мы вряд ли одолеем его. Отбив Альдбриг, существо двинуло мне кулаком в скулу, локтем той же руки заехало в висок Настурции, катаной «цапнуло» по мечу Салидаса, потом сделало ему ногой подсечку и пустило вниз Филириниль (эльф откатился в сторону), затем второй рукой схватил Лютерию и двумя коленями пнул ей под ребра. И это все за две–три секунды поединка!

– Сын! Внук! Пожалуйста! Пожалуйста! Отступи! Отступи! – в два голоса продолжало умолять существо Салидаса, полностью переключая свою агрессию на Настурцию. – Я дам тебе время – их жизни! Беги! Беги!

– Нет! – прогремел Салидас, выпуская очередную стрелу (и мимо).

Честь Зеленого Королевства проехался по бедру колдуньи, а Филириниль высек искры об Клюкву и, резко подавшись назад, ударил Настурцию рукояткой в челюсть. Существо подпрыгнуло, и две его ноги стукнули по мне и Салидасу. Мы с эльфом упали, а принц– король направил на Настурцию сверху Филириниль, а снизу – Честь Зеленого Королевства, намереваясь так ее разрубить напополам. На защиту колдуньи встала Лютерия Айс. Без всякого оружия, как есть, она закрыла собою Настурцию. Меч и катана врезались в лучащиеся светом ладони магистра … Взрыв… Лютерия осталась стоять, прикрывая пораненную Настурцию, а существо отлетело к стене.

– Как Урах Один сильнее Всех Царей Хрипохора, так и Его Свет неизменно повергает Огонь Их, – промолвила Лютерия Айс.

– Я люблю и ненавижу Всеотца! – поднимаясь, заплакало существо.

Принц– Король перебил Филиринилем две стрелы Салидаса, парировал Альдбриг, с прямого «ботиночного» тычка хрустнул мою коленную чашечку и, отпихнув Лютерию, пригвоздил Настурцию Честью Зеленого Королевства к полу… Кровь… много крови и хрипа умирающей… Ярость, всколыхнувшаяся во мне, устремилась в Бездну Назбраэля, где нашла пагубный комок скверны. Не сосредотачиваясь, я запустил в короля–принца едкой, марево– магматической глобулой. Она бабахнула по торсу существа и тот истошно взвыл. Моя волшба проела дыру в его теле, но не убила его.

– Еще не поздно, сын мой! Поверни обратно! Ради меня! Ты – самое дорогое, что у меня было и есть! – закричал Пиримиэль– Легия.

– Вы не должен жить! Ни ты, ни дед! – в ответ заорал Салидас, прыгая на существо с вытянутым вперед клинком. Две руки короля-принца поймали занесенный меч и, крутанув, отшвырнули его обладателя, словно мешок, на Пандус Лилии.

– Тогда, молю, убей меня, мой мальчик!

Затем, скрестив Честь Зеленого Королевства и Филириниль, существо, как ножницами, вспороло живот Лютерии. Свет Ураха не уберег магистра Ордена Милосердия – она упала и больше не шевелилась. Нас осталось трое – я, Салидас и Пиримиэль– Легия. Сколько не противилось существо тому, что надо будет сойтись в битве с внуком– сыном, но выбирать ему уже не приходилось. Я и Салидас… Существо всеми фибрами души тянулось зарезать меня, но эльф был ближе. С воем отчаяния Пиримиэль– Легия обрушил на Салидаса катану и меч. Филириниль эльф поймал гардой клинка, а вот Честь Зеленого Королевства вскрыла ему доспех – из глубокой раны хлынула кровь.

– Не-е-е-ет! Это ты, человек, привел его сюда! Ты! Я чувствую это! Я насажу твою голову на свой меч! – иступлено закричал принц-король, и, как бык, понесся на меня…

Тот (те), кто противостоял мне – знал все военные хитрости и уловки, имел уникальную дуэльную сноровку и участвовал в таких масштабных баталиях, что мне даже и не снилось, но… Что– то надо было делать! Я не супер-ловкий парень, с Грешемом и рядом не стою, и тут, считаю, мне подсобила Вселенная. В последний момент я, присев на корточки и кувыркнувшись вперед, благополучно вывернулся из– под укола Чести Зеленого Королевства, «ног», «рук» и Филириниля и оказался подле тяжело дышащего Салидаса… Бам! Бам! Это катана и меч существа нанесли по Альдбригу два новых удара. Я был зажат и готовился «присоединиться к столу» Дурнбада и Альфонсо, но… Всегда есть это «но», правда? Иногда Зло, которое изнемогает от желания всю дорогу тебя уничтожить, по Воле Вселенной, по Ее Доброте и Милосердию, вопреки своей мерзкой сути, оборачивается причиной твоего спасения.

Лапа Дроторогора, что вела нас к Легии и его Филиринилю, наконец смогла вырваться из сумки Лютерии. Она накинулась на лицо принца и проткнула ему глаза своими жуткими пальцами. Ухватившись за десницу Бога–Идола незанятыми руками, существо, размахивая Филиринилем и Честью Зеленого Королевства, попытался ее с себя сбросить. Эта заминка Пиримиэля– Легиидала мне возможность еще раз снискать Расположение Мира Тьмы и заиметь в ладони заклинание Потустороннего Террора. Переместив его на Лик Эбенового Ужаса, я, удесятерив мощность своих чар, тут же выстрелил им. Напалм горючего пламени объял гомункула и лапу Дроторогора. Живой факел… Это – король–принц в Чертогах Клятвы… Предчувствуя скорую смерть, существо в роковой миг смогло победить Колдовство Захваша и совладать с наваждением Хрипохора, пытавшим его бессчётные тысячелетия. Умирая, они вновь стали сами собой – королем Пиримиэлем и принцем Легией. Король и принц альвов, несчастные, ослепленные, горемычные, уселись на колени, кое– как отодрали от себя клешню Дроторогора и пригвоздили ее Филиринилем. И тут из клинка Сирвиллы полился Свет. Тот могучий, всесжигащий Свет Добра и Небесного Трона Ураха, что способен выкорчевать и исторгнуть с Земли любую Тьму. Свет Филириниля буквально варил лапу Дроторогора в собственном соку…

– Я – король Зеленого Королевства! – властно сказал пожираемый пламенем Пиримиэль.

– Я – принц Его! – вторил ему Легия.

– Ты, Дроторогор – демон и наш Худший Враг! Ты, отойдешь за Грань вместе с нами!

Лапа Бога–Идола билась в конвульсиях и металась, но Филириниль крепко держал ее, и ничто не заставило бы короля и принца ослабить их хватки. Так король–принц, окутанные пламенем Потустороннего Террора и сникли… А вместе с ними перестала существовать и культя Дроторогора. Она вспучилась отвратительными пузырями и под воздействием Филириниля, Его Света, обратилась в красный пепел и без остатка исчезла с лица земли… Так ей и пришел конец.

За всем за этим я не заметил, как Филиринилем досталось и мне. Боль, откуда ни возьмись, пронзила мне спину чуть повыше крестца. Смертельная ли рана? Думаю, да… Лужа крови – тому доказательство. Получается, мы все погибнем? Я, Настурция, Лютерия и Салидас? Филириниль… Распластавшись на полу, я смотрел как он сияет в почерневших руках Легии.

– Ну, вот и все, – промолвил мне в ухо Салидас. Его губы, красные и разбитые, дрожали.

– Я был так близко к…

Эльф натужно закашлялся и смолк.

Я прикрыл глаза…

… И если сломлен ты – не значит побежден

Любовь – Отца дыханье

Святой! Твой путь еще неполностью пройден

Отвадит Он твои страданья…

Кто это говорит? Я разлепил веки… Лютерия Айс – чрезвычайно бледная, но решительная, вся перепачканная кровью, с искрящимся кольцом Лики Всеотца, опиралась на Филириниль.

– Урах, Отец Небесный, Царь Царей и мой Господин! Я – магистр Ордена Милосердия, Лютерия Айс – всегда была Твоей! Сейчас я умоляю Тебя: дай мне выкупить своей жизнью жизни своих друзей… помоги исполнить Волю Твою – изгнать Дроторогора… Прими меня, но не забирай их!

Свет из Ликов Всеотца потек по Лютерии. Он стал заливаться ей в рану на животе и в сапоги. Он поднялся ей до горла и полился за шиворот. Магистр Ордена Милосердия превратилась в сияющий столп света. Лучи Лютерии – теплые, согревающие, мягкие, снизошли на меня и окутали одеялом Добра, заботы и исцеления. Я возрождался, моя пропоротая кожа стягивалась, ссадины и синяки рассасывались…

В какой– то момент свечение Лютерии поглотило весь Чертог Клятвы. Когда свет потух, я смог подняться… Я был невредим… Настурция и Салидас так же, как и я, недоумевающе себя ощупывали, а Лютерия… Магистр Ордена Милосердия, более не была человеком. Она, как и в Тлеющей Чаще, превратилась в алебастровую статую. Я было облегченно вздохнул – чары рассеются, и Лютерия вновь станет самой собой, но… По каменному стану магистра прошла трещина… Через секунду Лютерия Айс осыпалась белым крошевом. Лицо–маска взирала на меня с пола белыми бельмами каменных глаз…

Нет! Нет! Нет! Я бухнулся на карачки и уткнулся носом в алебастровые осколки.

Лютерия Айс – самая преданная из преданных последователей Всеотца, обменяла себя на нас. Магистр – полная альтруизма, деликатности, радушия, нежности и несгибаемой веры девушка, вскинувшая за всех нас жуткую ношу – тащить лапу Дроторогора, умерла. Ее самопожертвование –величайший пример сострадания к ближнему и безоговорочного заступничества Света перед Тьмой. У Лютерии получилось лучше и объемнее, чем у Серэнити, выхолить во мне такие «цветы», как жалость и всепрощение. Она взлелеяла во мне не просто уважение к Ураху как к Богу Света. Магистр смогла поставить для меня Всеотца на одну планку с Вселенной. Принять, что Урах и есть Вселенная. Что Он неотделим от Нее и тождествен Ей. Без лишнего пафоса я заявляю: Лютерия Айс, ты – мой друг. Я не могу не оправдать твою надежду на победу Добра над Злом. Обещаю тебе, что, когда настанет День, Филириниль в моей руке не дрогнет! Я выйду с ним против Дроторогора и Флейта! За тебя, за Альфонсо, за Дурнбада и за все Соединённое Королевство! Я подниму его с Урахом на устах! Во Имя тебя, Его и во славу Победы!

Лютерия, я буду безумно скучать по тебе… Люблю тебя, прощай…

Я встал и встретился глазами с Салидасом Аторэ.

– Для моих отца и деда – все кончено. Держи, он теперь твой, – промолвил эльф, протягивая мне Филириниль. – Пускай его лезвие, как и в былые эры, сеет панику и ужас среди врагов Зеленого и Соединенного Королевств.

– Спасибо, – только и смог выдавить из себя я.

Ко мне подошла Настурция, и я прижал ее к себе.

– Что сейчас будет? – спросила колдунья.

– Если Урах и Сирвилла, Мать Матерей наших, еще желают того, чтобы Тумиль’Инламэ родился заново, то я постараюсь сделать Это.

Салидас Аторэ приблизился к Пандусу Лилии и вложил в его почву Хиловису. Поначалу ничего не произошло, но потом… От Хиловисы к Пиримисе и Литиривисе, по иссохшей земляной корке, поползли серебрящиеся ниточки. Они расширялись и уже ленточками оплетали оскверненные Захвашем Элизии. Боясь пошевелиться, я наблюдал за тем, как под влиянием Хиловисы с Литиривисы и Пиримисы спадает красный туман, как они перестают звенеть и словно бы обновляются. Медленно– медленно, с Элизий Захваша сошла корка гниения, и … о, Чудо! Все три Элизии расцвели и зарделись, как маленькие солнышки! От них к стволу Тумиль’Инламэ побежала энергия... Когда это случилось, все мотыльки с лампадками кинулись в корни, скрученные в канат. Облепленные эфемерными насекомыми, корни дернулись и принялись пульсировать!

– Быстрее! Бежим! – вне себя от волнения, крикнул Салидас.

Мы бросились к лестнице и по ней – вверх, вверх и вверх! В тронном зале Тумиль’Инламэ что– то творилось… Говоря себе так, я всегда подразумеваю что– то плохое, но сейчас – это было наоборот – хорошее, даже прекрасное! Ураграмма – «сердце» Всеотца и Дерева Жизни, вновь билось! Натужно, тяжело, со скрипом, но билось! Плача и смеясь одновременно, Салидас Аторэ опять возложил руки на топор Захваша, и в этот раз – он выдернул его! Болезнетворная опухоль, под названием Хрипохор, покинула Тумиль’Инламэ. Дерево Жизни преображалось прямо на глазах! Отовсюду потянулись листочки, запели фонтанчики, зазвенели ручьи, но что самое интересное и неимоверно радостное – отовсюду послышался оживленный шум, – это эльфы, обездвиженные Заклинанием Захваша, сбросили с себя свою кору-тюрьму. Сотни и сотни альвов приходили в тронный зал, чтобы склониться передо мной, Настурцией и Салидасом Аторэ на колени…

Мои друзья и я, Калеб Шаттибраль, пробудили Тумиль’Инламэ и навсегда стали Его легендами.