Russian Doomer Proza глава 3

Пока я шел в универ, раздумывая знакомые ли лица я видел в машине и параллельно грезя о том, как первым делом после пар забегу в столовую и потом домой спать, я даже не представлял, что ждет меня там.

На днях я вспоминал о своем школьном лучшем друге, с которым мы теперь почти не общаемся, отчего мне порой становится грустно. Мы были не разлей вода, часто садились вместе на уроках и много смеялись. Но не над кем-то - мы не очень приветствовали издевательства над товарищами по школе, у нас был свой мир и свои шутки. Ладно, на самом деле иногда шутки были и про кого-то, но вполне себе безобидные и ограничивались нашей детской наивной фантазией. Все учителя знали нас как лучших друзей и часто просто закрывали глаза на наши шалости, зная, что с нами бороться бесполезно. Хотя пару раз нам влетело так, что нас вызывала на разговор директор школы. В один из этих разов, мы всего лишь начали поджигать тетради прямо на уроке физики в специальном отсеке парты, куда можно было сложить что-либо. Ну а что такого? 9 класс, самый последний урок физики в году - почему бы не отметить это особенным экспериментом? Нам просто было интересно, как будет гореть тетрадь на 96 листов и на 48. Правда, учительница не разделила наш научный интерес и выставила нас из кабинета, заставив предварительно остановить эксперимент и убрать все его последствия.

Мой друг был намного симпатичнее и общительнее меня. Его все любили, а я так. Просто был. Его очень редко можно было увидеть грустным и он всегда поднимал мне настроение, так как я еще в школе часто бывал замкнутым и даже мрачноватым ребенком. Мы с ним, кажется, уравновешивали друг друга — я становился веселее и увереннее, а он — рассудительнее и с более высокими оценками, так как часто у меня списывал. Никто не знал, почему он общался со мной так близко, так как все считали меня неудачником, «тянувшим его репутацию вниз». Но так считали те, кто являлся в школе классическими «плохими парнями», так как они его уважали и хотели, чтоб он примкнул к их компании, и уж никак не ко мне. Знаете, есть такая шутка про девушек - одна симпатичная, а другая ее страшненькая подруга. Так вот, я и был той самой "страшненькой подругой" рядом с другом. Который, кстати говоря, со школьной скамьи был любимцем противоположного пола. В том числе и среди женщин 35+, то есть наших учительниц. Нередко, я шутил над ним из-за этого, говоря, что его первой девушкой вполне вероятно, станет наша хорошенькая учительница по английскому. И каково было мое удивление, когда в старших классах как-то раз он вместо того, чтоб в шутку ударить меня в ответ, как он часто это делал - просто отвел глаза и как мне показалось - его щеки порозовели. Я начал смеяться еще громче от такой его реакции, за что получил хороший удар портфелем в ответ. До сих пор помню этот удар, потому что внутри портфеля был как раз толстенный учебник по английскому. Притом, что остальные учебники он толком-то и не носил на уроки. "Вот так номер, чтоб я помер", - промелькнуло в моей голове и с тех пор я не шутил при нем про учительницу английского.

В его доме я был желанным гостем всегда, его родители гордились тем, что он дружит с таким «умным, тихим и порядочным мальчиком, а не с этими оболтусами, которые курят за гаражами». Но чего греха таить, в 11 классе и мы с ним начали курить забавы ради. А также потому что мы считали, что у нас стресс от выпускных экзаменов. Если бы я тогда вообще знал, что такое настоящий стресс... Я бы как волк из "Ну погоди", выкурил целую пачку за один раз.

Так вот в процессе очередных воспоминаний о школьных временах, я понял, что я давно не смеялся так искренне и от души, как делал это в школе. Что-то во мне будто надломилось и ничего не вызывало во мне таких искренних эмоций, какие я испытывал будучи школьником. Как будто мои душа и сердце отяжелели и я не мог чувствовать так, как чувствовал раньше.

Ну, в прочем, я об этом думал недолго и вскоре забыл. Но тут, видимо, произошло что-то из разряда «вселенная услышала мои мысли и отправила мое желание на исполнение». По крайней мере, слышал, что некоторые люди считают, что такое возможно.

Первой парой у меня должна была быть лекция с несколькими группами в большой аудитории, но я немного опаздывал и заходил, когда все уже расселись. И вот я осторожно захожу, немного запыхавшись так как почти бежал под конец. Пытаюсь быстро найти место, но понимаю, что с той стороны, с которой я заходил, место было сложно найти и надо пройти в другой конец аудитории, перед преподавателем и подняться повыше, так как я не любил сидеть близко на парах. Я пытаюсь быстрым шагом промелькнуть из одного конца аудитории в другой под укоризненным взглядом лектора и только поворачиваю, чтоб подняться по лестнице, как моя левая нога предательски начинает скользить из-за мокрой и стертой с одной стороны подошвы и, видимо, из-за того что не я один зашел в мокрых от снега ботинках. В общем, не вписался я в поворот и филигранно, почти как балерина, исполняющая танец, заскользил, чуть не присев на пол, благо успел схватиться за парту на первом ряду. Естественно, на это смотрела неотрывно почти вся аудитория, а для меня эти секунды длились очень долго. Такое бывает - когда кажется, что время замедляется в экстремальных ситуациях. Если выразиться проще - я поскользнулся и почти растянулся на полу на глазах у всей аудитории и изумленного преподавателя. Сказать, что я выглядел глупо в данной ситуации - это ничего не сказать.

И нет, вместо того, чтоб молча и стыдливо нырнуть наконец-то на какое-нибудь место за ближайшей партой, я встал и сказал на автомате на всю аудиторию "извините", перебив при этом уже начавшего лекцию, преподавателя. На меня теперь смотрела с недоумением и застывшим смехом на лицах вся аудитория. Преподаватель же в свою очередь совершенно не знал куда деться, потому что ему тоже стало смешно, а показывать ему это никак нельзя было. Было видно, что он каким-то титаническим усилием сохранял нейтральное выражение лица, смотря на меня поверх очков. Он спокойно (насколько это возможно было в его ситуации) произнес: "С вашего позволения, я продолжу читать лекцию. Если конечно вы не собираетесь выполнить еще какое-нибудь балетное па для всей аудитории".

После этих слов сидящие в аудитории студенты больше не смогли сдерживать смех и всех прорвало. А я, по всей видимости, окончательно впав в замешательство, произнес: "Извините, я не танцую". Развернулся на каблуках и как можно скорее взошел за самые верхние парты, где почти никого не было, плюхнулся на сидение и упал головой на тетрадь, сгорая от желания провалиться куда-нибудь под землю, чтоб меня никто не видел. При этом я сам еле сдерживал смех на самом деле и покраснел как рак. Многие подумали, что я покраснел от стыда, но на самом деле от почти истерического смеха. Я поставил тетрадь на парту так, чтоб меня не было видно и ржал как конь еще минут 15 и не мог остановиться, осознавая то, что сейчас произошло. "Извините", - думал я и смеялся сам над своей реакцией на падение. Может я еще на смертном одре буду извиняться перед всеми, кому потом предстоит хоронить меня? Заранее, так сказать, за предоставленные неудобства.

И тут-то меня и осенило! Ведь я только на днях думал: «Как давно я не смеялся от души как в школьные годы». И вот вам, пожалуйста. Ну спасибо тебе, Господи (или кто-то еще), я посмеялся просто от души, а также человек 60 в аудитории заодно! Мы наверное, за все время учебы в школе с лучшим другом так не смеялись, как я сегодня. Что хотел, то и получил, как говорится. Любит же эта жизнь надо мной потешаться.

В целом, я почувствовал какое-то облегчение на душе после этой смехотерапии, хоть и сосредоточиться на лекции в оставшееся время было сложновато — все время хотелось смеяться, как на зло. Среди толпы студентов моего потока, сидящих в аудитории, я разглядел девчонку, которая нравилась мне в начале первого курса. Я вообще был довольно влюбчивым и мечтательным, и часто пребывал в состоянии того, что мне кто-то нравился. Тогда я жил у бабушки с дедом, так как еще не переехал в свою квартиру, которую мне купили родители (настолько они видимо хотели, чтоб я отделился от своей семьи, что даже разорились на квартиру). Мой дед всю жизнь все болезни лечил водкой или чесноком. А иногда и тем и другим одновременно. И когда у меня обострился гастрит, дед сказал, что надо есть чеснок с утра, прямо натощак. Ну зачем я его послушал. Во-первых, желудок болел неимоверно, а во-вторых как на зло именно в тот день, та девушка, проходя мимо меня, обронила тетради, а я как доблестный рыцарь бросился их поднимать, в надежде на то, что получится завязать хоть малейший разговор. Но когда я поднял на нее голову и дыхнул чесночным ароматом в ее сторону, то понял по ее выражению лица, что скорее всего у нас ничего не выйдет. По крайней мере сегодня. Вот так и слушай советы старшего поколения о старых советских методах лечения всех болезней...

Усмехнувшись и этому, я уткнулся в тетрадь, пытаясь хоть немного записать оставшуюся лекцию. На полях тетради я рисовал всякие ноты и скрипичные ключи, потому что мне нравилось как они выглядят и я не представлял своей жизни без музыки. Внезапно я понял, что я максимальный идиот, так как забыл, что послезавтра мне нужно идти на репетицию к группе, куда меня пригласили попробовать поиграть на гитаре, а я со своими драмами, учебами и любвеобильностью совершенно забыл посмотреть материал, который они попросили меня выучить к репетиции. Ну что ж, поспать после пар не получится, ведь как говорится: «Хочешь насмешить Бога — расскажи ему о своих планах».