Два похода в баню

               
                               
Когда я был маленьким, ходил мыться в женскую баню, вместе с матерью, так как отец вечно пропадал на милицейских дежурствах. Баня располагалась недалеко от «Коксохимзавода». За её высоко расположенными маленькими окнами, то и дело, мелькали чумазые вагонетки подвесной канатной дороги. Каждый раз после помывки, выходя на крыльцо, я низко наклонял голову, боясь осыпающейся с вагонеток, угольной пыли. В четырёхлетнем возрасте я ещё не задумывался над гендерными различиями между мужчиной и женщиной. И, кто знает, как долго бы мне пришлось «любоваться» этими Кустодиевскими фигурами в облаках пены и пара, если бы ни одна вздорная бабенция. Она проходила мимо нас, когда мать уже окатила меня из тазика тёплой водой и я смывал пену с причинных мест.
- О, какой красивый маленький мальчик! – фальшиво «пропела» она.
- Я не маленький – я уже большой! – ответил я возмущённо.
Моя мать улыбнулась и потрепала мои мокрые вихры:
- Защитник у меня растёт!
- А сколько защитнику лет? – не отставала тётка.
- Пять! – выпалил я.
- О, так ты уже взрослый, оказывается. И не стыдно тебе мужику в женскую баню ходить?
Вопрос был задан с иронией в голосе, но я тем не менее внутренне покраснел и потупился в пол, не зная, что ей на это ответить. Ситуацию разрядило ужасно громкое падение в двух метрах от нас старухи с тазиком. Женщина сидела на склизком кафельном полу, и бормоча что-то бессвязное, пыталась встать. Баба-«ягодка», любительница каверзных вопросов, тут же забыла про нас с матерью, и бросилась на помощь немощной женщине. И довольно быстро, они вместе с какой-то молодухой вернули старуху в вертикальное положение.  Но мне было не до них. За пять минут я как будто повзрослел лет на десять. По крайней мере я с апломбом заявил пребывающей в лёгком замешательстве матери:
- Всё, мама! Я больше в женскую баню не пойду! Я взрослый мужик, мне в мужскую надо!
- Ох, горе ты моё. Улыбнулась мать. - А кто ж с тобой ходить-то будет в мужскую? Папанька-то твой, почти все выходные на ПМГ своём разъезжает. Придётся мыться в бочке, в огороде, вместе с овощами.
И пристально посмотрела мне в глаза. Но я отрицательно замотал головой. Мать тяжело вздохнула и взяв меня за руку повела в раздевалку.

В конце шестидесятых, начале семидесятых, большое количество людей в городе Кемерово проживало в частном секторе, а кто и в бараках. Поэтому общественные бани пользовались огромным спросом среди населения. Если мне не изменяет память, вход в баню (плюс тазик) стоили не больше буханки хлеба, копеек 15-20. Чай с сахаром (прямо из самовара) стоил три копейки, как впрочем и стакан газводы из автомата. Моя бабушка Аграфёна Фадеевна была завсегдатаем бани, что располагалась между ДК «АЗОТ» и заросшим ивняком логом. Она брала мочалку, мыло, веник и махровое полотенце, складывала всё это в балетку (небольшой чемоданчик с округлыми краями), затем садилась в трамвай номер шесть и ехала три остановки до «Предзаводского посёлка» (ПЗП). И чтобы её не теряли, писала на листе писчей бумаги, аршинными буквами записку своему мужу – деду Иосифу: «УШЛА В БАНЮ.» Когда и как, дед Иосиф сам ездил в баню, я не знаю. Возможно, он наведывался туда с коллегами по работе с трёхлитровой банкой «Жигулёвского». Школа № 23, где он работал завхозом, находилась недалеко от трамвайной остановки. Пока мы с матерью и отцом не переехали от бабушки на 2-ю Стахановскую, что на Новой колонии, мы тоже всей семьёй туда ходили.

После того злосчастного похода в баню, мать с бабушкой попеременно, начали мыть меня в обычной оцинкованной ванне, на летней кухне. И вот однажды, чтобы я не капризничал, баба Груня (вместо сказки) рассказала мне занимательную историю, произошедшую с моими родителями, ещё до моего рождения.

Как-то раз, мои будущие родители (Валентина и Николай), плюс бабушка (мамина мать) поехали в баню на ПЗП, что находилась недалеко от Ново-Кемеровского химкомбината (ныне као «Азот»). Дома остался лишь дед – Иосиф. Хорошенько помывшись и попарившись, выпив по стакану чая в буфете, они неспешным шагом прогулялись до остановки «Предзаводской посёлок». Дождавшись трамвая, мой отец помог подняться в салон моей матери и бабушке. На нём был серый плащ и того же цвета шляпа. На маме были дождевик и резиновые сапоги. Бабушка себя в рассказе не описала. Упомянула лишь то, что в её руках была большая хозяйственная сумка с веником. Бросив в железное чрево кассы-копилки несколько медяков, они отбили три билета и комфортно расположились на свободных сиденьях трамвайного вагона. Вслед за ними в салон вошла компания странного вида людей. Это были трое мужчин неопределённого возраста, в широкого кроя брюках, и грубой вязки пуловерах. Один из них, брюнет со взлохмаченной шевелюрой, увидев, как ему показалось, (судя по шляпе) интеллигента, подошёл к моему отцу и спросил:
- Эй, мужик, дай закурить!
- Извините, не курю: - как можно вежливей ответил тот.
- Где-то я тебя видел: - наседал на него незнакомец. – Ты знаешь, Ваську Жука, из наших, из химкобинатовских?! Он ещё недавно «Запорожец» в
лотерею выиграл!
- Простите, но я в другой сфере работаю.
- Ты так на его братана похож. Он в прошлом годе одолжил у меня четвертак
до получки, да так и не вернул.
- Простите, молодые люди, но вы явно обознались. Не знаю я никакого
Ваську Жука. А по вопросам пропажи денег обращайтесь в районное
отделение милиции.
После такого совета парень опешил и отошёл к своим приятелям. Все трое переглянулись, и скучковавшись на задней площадке, стали шушукаться.
- Странные какие-то мужики, смеясь пояснил Николай. - Выпили наверно
лишку, вот и ищут себе на одно место приключений. - Давайте, Аграфена
Фадеевна, готовиться к выходу, кажись «Поперечку» объявили. И уже обращаясь к супруге: 
- Валя, дорогая, дай мне руку!

Октябрьский вечер дарил миру последние лучи заходящего солнца. Дождь, про который с утра талдычило радио, так и не пошёл. Мои будущие родители с бабушкой, уже начали переходить трамвайные пути в сторону промтоварного магазина, что был тогда на Якимова, как вдруг заметили тех самых троих за своими спинами.
- Точно этот? – вопрошала чья-то мелкая тень у силуэта в жилетке.
- Да вроде не этот: - отвечал клетчатый жилет.
- Да этот, бей! – вмешался качающийся субъект со светящимся в темноте
золотым зубом. И хулиганы двинулись на мужчину, который им так не понравился в трамвае, полукольцом. Моему отцу, в то время, уже стукнуло 23 года. Работая в передвижной милицейской группе (ПМГ), около трёх лет, ему довольно часто приходилось сталкиваться с подобного рода отребьем. Но даже он не ожидал такой наглости. Чья-то рука схватила его за шиворот плаща сзади. Он, недолго думая, провёл приёмчик самбо - «бросок через спину». Один из нападавших улетел аккурат в лужу возле трамвайного рельса. Двух других, он, ловко развернувшись на каблуках столкнул лбами, а затем, резко развёл в стороны. Моя мать с расширенными от ужаса глазами, закричала:
- Караул! Милиция! Убивают!
И тут на помощь отцу пришла бабушка. Отдав дочери свой зонтик, она села сверху мужика, упавшего в лужу, и давай его охаживать банным веником по мордасам. Веник был новый берёзовый и мужик под бабушкой стонал и охал словно клиент в парилке. Отец боксёрскими ударами отправлял то одного, то другого, в раскатанную самосвалами жижу. Но помолотив их с пяток минут и слегка притомившись, крикнул молодой супруге:
- Валя, дуй к продовольственному! Зови милиционеров! Пора этих цуциков вязать!
- Ага, Коля, хорошо. Я мигом!
Моя мать, кстати сказать, в свои 19 лет бегала довольно быстро, так как ещё в школе выигрывала различного рода забеги и эстафеты, о чём свидетельствовали её многочисленные спортивные грамоты. И она. как спринтер, понеслась по лужам к деревянному зданию магазина, что находился на углу Совхозной и Якимова. Там всегда дежурили милиционеры, караулившие подвыпивших мужичков. Увидев фигуру в форме, она закричала:
- Помогите, товарищ милиционер! Там, на остановке, на нас какие-то хулиганы напали!
- Успокойтесь, девушка: обратился к ней сержант постовой службы в тёмно-
синем мундире и чёрных кирзовых сапогах.
- Сколько хулиганов?
- Трое. Но там, с ними остались моя пожилая мама и мой муж Николай.
- Хорошо, сейчас разберёмся. Эй, Серега! - крикнул он напарника.
Хватит круги нарезать вокруг продмага! Дело есть!
- Какое? – В свете фонарей блеснула его золотистая кокарда на красном
ободе фуражки.
- Надо трёх «бандюков» повязать!
- Есть, товарищ сержант! Будет сделано!
Выйдя из магазина, тот, кого называли Серёгой, начал надрывно дуть в милицейский свисток, давая сигнал гуляющим по улицам дружинникам, что - бы те, шли на подмогу.

А, тем временем, «грязевое побоище» подходило к концу. Баба Груня, не смотря на свой пенсионный возраст, (а ей на тот момент было уже 58) в кровь посекла лицо первого нападавшего веником, отчего тот стал похожим на голик. Второму, отец заломил руку за спину и удерживал его в положении лицом в землю, до прибытия людей в синей форме. Третий, услыхав трель милицейского свистка, дал стрекача, словно «мартовский заяц». Догнать его так и не удалось. Вдобавок, как оглашенный звонил трамвай. Дело в том, что вся эта куча-мала происходила практически на трамвайных путях, и вагоновожатая не могла продолжать движение. В свете фар, всё это было похоже на дубль плохого индийского боевика, где о пощаде молили уже сами нападавшие. Оперативную группу решили не вызывать. Так, мелкое хулиганство на алкогольной почве. Поэтому было решено идти в опорный пункт милиции, для составления протокола. Опорный пункт располагался в квартале от трамвайной остановки, в помещении кинотеатра «Октябрь». Двум побитым злоумышленникам заломили руки за спины и отконвоировали. В свете ярко освещённого вестибюля они выглядели особенно жалко и удручающе. У одного из них были рассечены бровь и губа, а у второго, был синяк под глазом и вывихнута рука.
- Мы не хотели, товарищ начальник, бес попутал! - обращаясь к сержанту
плакал первый. - У нас жёны, дети. Простите, нас, пожалуйста!
- Это всё Гринька виноват, тот который убёг, чёрт волохатый! - продолжал
второй, он принёс откуда-то литр бормотухи в счёт долга.
-  А, вы в курсе, что напали на милиционера с семьёй? Благо он был не
при исполнении!
Сержант кивнул в сторону Николая, всего извозёканного и без шляпы. Чистыми оставались лишь его чёрные кудрявые волосы. Парни в наручниках смолкли как мыши при виде кота. А потом, как по команде бухнулись оба на колени.
 – Прости, мил человек, обознались! С кем не бывает? Приняли тебя за
Ваньку «Фофана». И вы милые женщины, обращаясь к стоящим в уголке,
моей матери и бабушке, - нас простите! Это всё бормотуха окаянная.
- Пятнадцать суток вам светит «супчики-голубчики»! - прервал их запоздалое
 раскаянье сержант.
- Не губи, начальник! Выписывай любой штраф, только не арестовывай!
Нас же потом жёны домой не пустят!
- Это ваши проблемы! Расписывайтесь в протоколе задержания!

Иосиф Адамович, по обыкновению, смотрел программу «Время» по небольшому телевизору в зале, в майке и трусах. Но когда стукнула входная дверь он оглянулся и чуть не упал со стула.
- О, Божечки, где вы были!?
- В баню ходили!
Ответила баба Груня с всклокоченными волосами, в которых застряли листья от веника, который она до сих пор сжимала в руке. Мой отец, в рваном плаще, успокаивал мою маму, у которой колготки были забрызганы грязью, не смотря на резиновые сапоги.
- А, я думал, что на вас черти ездили! - съёрничал дед.
- Да, какие черти, Иосиф? Жульё местное, как банный лист, по дороге
пристало, пришлось их малость проучить.
И она помахала в воздухе остатками веника. Все громко рассмеялись.