Лейтенант Груздев - после Победы Глава 7

               
                В городе Славянске

  …Волею судьбы оказываюсь в городе Славянске – Украина. Подумав, устраиваюсь электросварщиком на масложировой комбинат. Специальность приобрёл перед уходом в Армию, к сожалению, маловато опыта.

   Всё бы ничего, но с обысками не могу смириться. - При выходе, по окончании работы, на проходной тщательно обшаривали. Действует раздражающе. Кабы нёс что (флакон масла можно было взять), а то иду пустой, но не верят. Увольняюсь.

   Устраиваюсь на станции в паровозное депо, где зарождалось кривоносовское движение, - повышение производительности труда. Работа как работа. Проходной нет, никто не шарит по карманам – предмет раздражительности. До семейного очага восемь километров. Пешком, конечно, не хожу, через весь город – от вокзала до курорта - курсирует «кукушка». Моя остановка «Сользавод», недалеко с семьёй снимаем флигель у старушки.

   Жена работает при ФЗО, в километре от дома, по тем временам – совсем рядом. Получаю удовольствие от совместной работы с бригадиром, опытным слесарем, Алексеем Карповичем Морозом. Давал перекуры в работе, это время использовал для рассказов об истории депо.

   Моё ощущение, что и я давно здесь работаю, знаю всю подноготную депо.
Однажды поднимаю валяющийся кирпич, на нём «1905», несу бригадиру, показываю, не сдерживая восхищения:
- Вот это да! Столько лет прошло, а он крепок, будто выпущен на днях!
- О-о-о, - протянул Алексей Карпович, вытирая концами ветоши широкий нос, - это работа Ефимыча. Его продукция.
- Кто такой Ефимыч? – задаю вопрос на перекуре.
- Э-э, мой старый знакомый – Фёдор, отец Петра Кривоноса.
- Выходит, что он отец нашего начальника Южной дороги?
- Да, он самый. Дело в том, что Ефимыч раньше имел заводик по изготовлению кирпича, из которого немало построек в Славянске. Качество - сам видишь…
- Как Пётр Фёдорович выдвинулся, в курсе?
- В курсе, - вновь утёр нос. – Я способствовал ходу. Ладно, закуривайте ещё по одной, пока затягиваетесь, расскажу историю Петра. Я давно работаю в депо.
   Однажды приходит ко мне Ефимыч с просьбой:
- Визьмы моево лоботряса Пэтра до сэбэ на работу, хай познае слесарно дило. – Було цэ  в тридцатом роци. Да, так и е. Був сперва подручным слесарем, потим поучився, и сразу на помощника пийшов. Хлопец хваткий и, тут же, ёму забажалось самим машинистом стать. И туточкы бэз мэнэ ни обийшлось, похлопотав за ёго…
   Мало, зовсим мало поводыв составы самостоятельно, поступае предложение: снять запрет на ограничение грузоподъёмности паровозов. Все это не так просто, снять, если паровоз «Э;ка» рассчитан тянуть 2700 тонн и нэ бильшэ. Колы лышку да сломыться шо, держав ответ?..
   Першему поручалось машинисту Россошенко. Вин визьмы та откажись, дило рысковэ. Неудача пахне … вредительством. Тоди Пэтро вызвався. Як бы вы зналы, як переживав за ньёго. А вин справывся, дви нормы увиз. С той поры и загримел наш Пэтро. Вскоре стал у нас начальником депо, а потим и дороги. Тэпэр усим Пётр Фёдорович, а мэни Пэтро. Ну, годи, по мистам. - И ко мне:
- Ты, сибиряк, иди и привари получше поручни и подножки у «ИэСки» - 20- 600.

   Повествование Алексея Карповича впечатлило. «ИС - 20 – 600» стоит, попыхивая парами. На будке машиниста красуется надпись – «Лучший паровоз сети дорог СССР», ниже – машинист Россошенко. Нужно было видеть, с каким желанием приваривал поручни и подножки на лучшем паровозе.

   Вскоре убеждаюсь в достоверности слов бригадира… В депо суета - оперативное устранение неполадок.
- Ждут Кривоноса, - сообщает сварщик Фёдоров.

   Каждый занимается своим делом. Общее волнение закрадывается ко мне. Интересно, подтвердится образ Петра, обрисованный Морозом?
  …В цех профилактического ремонта входит группа людей в форменках. Между начальником депо Жуком и секретарём парткома Старожуком шагает рослый, в сером кителе, начальствующий железнодорожник. По ходу сопровождающие проявляют услужливость, даже степенный, уважаемый всеми Жук, и тот угодничает.

   Подумалось: в строгости их держит Петро. И не ошибся.
Заметив идущих по цеху, Алексей Карпович, не спеша, на ходу вытирая свежей ветошью замасленные руки, двинулся напролом навстречу Кривоносу.  Руководитель депо Жук не выдерживает, подаётся вперёд, и на бригадира строго:
- Вы что, не видите, кто идёт? Посторонитесь!

   Не обращая внимания на начальника депо, Мороз, убрав ветошь в левую руку, протягивает Петру свою широкую ладонь. Жук, увидев, с каким уважением и радостью встретились старый мастер и молодой начальник дороги, сконфузился. Не ведал, что Пётр Фёдорович отсюда начинал свой трудовой путь под наставничеством Алексея Карповича.

   Позже бригадир поведал, что бывало чуть что не так, садился в поезд и в Харьков к Петру, через него пробил столовую при депо.
По совести говоря, столовая была, да толку мало… Крупа капусту гоняет… Похлебаешь подсоленной водички (благо - на окраине сользавод), выйдешь, через час готов, как говорят, собаку проглотить. Поглядываешь, когда же конец смены?

   Коллега, Николай Белоус (жил в деревне Былбасовка), однажды предлагает отобедать в балочке – базарчик за разрушенным вокзалом. Не приходилось бывать: отработал… на «кукушку», и домой. Тут такой случай, и мы пошагали.

   На стеллажах наставлено всё домашнее, в основном – молочное. Хохлушки подзывают покупателей:
- Пидхотьте, бэрить кому шо: роблэне и смэтанка, и маслице, и лепешки, и пампушки.

   У меня разбегаются глаза: готов всё взять, да денег в обрез. На помощь приходит Николай:
- Возьмем по лепёшке и куску масла, вот так налопаемся. – И провёл ребром ладони по шее. Получилось и не дорого, и сытно, и затратили десяток минут.

   В запасе остаётся более сорока минут, решаем побродить по балочке. Толпа. Подходим, протискиваемся в круг. В центре сидит мужчина средних лет, в тёмных очках. Рядом малец, лет десяти, в форменной фуражке и с жестяной баночкой в руке. Одним словом – поводырь. Мужчина, выслушав женщину, поведавшей о беде, изрёк:
- Вы его, вот-вот увидите, он у вас на пороге.

   Поделившаяся бедой, с накрашенными губами, бросает в баночку червонец, при этом показывает своим видом неверие в гадания.
   
   Следующим подходит мужчина с кожаной повязкой на лице, вероятно, нет глаза. Не знаю, о чём они судачили, не заострял внимания, но когда услышал, что подошедшему предстоит служить в военном ведомстве, насторожился. Почему он должен служить?
   Прикидываю, может и впрямь придётся служить, Обстановка осложняется: на Западе создаётся военная структура НАТО. В состав организации планируют войти Турция и Греция.
   Жуков назначен командующим Одесским особым военным округом, неспроста. Похоже, опасный участок… У меня запас первой категории, в случае чего, первым загремлю по мобилизации.

   Сотоварищ предлагает испытать судьбу у слепого. Согласившись, встаю в очередь. Время у нас ограничено, и Николай уговорил впередистоящего знакомого поменяться местами. Ворожей, узнав у меня дату рождения, вопрошает:
- Тебя зовут Савелий, угадал?
- Не совсем так, но будем считать, - да.
  …Сразу вспоминаю слова своей бабушки, что меня должны были назвать Савелием, но крёстный не согласился.

   Предсказатель поведал многое о моей жизни, как будто был знаком с моей биографией. Угадал, что есть дочь и беременная жена. Затем начал излагать будущее:
- Жена родит сына, и ещё будет один сын, но одно дитя не сохранишь. Скоро предстоит разлука с семьёй на пять лет. Бойся октября и ноября месяцев.
   Приобретай вещи в месяц твоего рождения, они будут долговечны.
Затем вещун просит назвать дату рождения жены. Сообщаю. Услышал о второй половине такое, чего и не знал. Врезалось в память:
- У вас коса на камень наскочила, трудно придётся обоим.
- Долго ли жить буду?
- Коли бросишь пить и курить, проживёшь более шести десятков. Будешь маяться с полостью живота.
- Служить доведётся?
- Нет, служить тебе больше не придётся.

   Рассчитываюсь с прорицателем. Курс – депо. Не успеваем отойти, навстречу женщина с накрашенными губами, которая давеча общалась со знахарем, вся в слезах, тянет за руку подростка, лет пятнадцати – шестнадцати. Мы назад, интересно же.
- Вот он, вот он, - рыдая от радости представляет людям своего сына. Достаёт всю наличность из ридикюля и высыпает в баночку мальцу. – Выхожу на перрон. - Взволнованно рассказывает мать. – Путь преграждён товарняком, жду, пока остановится. Остановился.

   Соскакивают парнишки, один из них подбегает к дежурному по станции (на счастье, стоявшему вблизи), и, ой, боже мой, не поверилось, меня спрашивает…
Я онемела. Неужели меня ищет? Своего парня помню девятилетним, а этот взрослый.
   Будто кто-то толкнул меня к нему. Боже мой, счастье-то какое, да это Гришунька. Хватаю, и сюда, поделится радостью.

   Время на исходе. Бежим с Николаем с мыслью: не опоздать бы, вовремя повесить бирку на табельную доску. Через двадцать минут после окончания контрольного времени табельщица закроет доску на замок и составит акт на наличие пустых мест.
   На гражданских предприятиях давали единый срок: четыре месяца тюремного заключения. На железнодорожном транспорте - приравнивалось к военным заводам – восемь лет исправительных лагерей. На одном дыхании переползли под вагонами линию.

   Был беспрецедентный случай… Собираюсь неспешно на работу, а часы забарахлили, одел один ботинок, слышу вдалеке, на остановке «Курорт», засвистела «кукушка», трогается. Мне до остановки «Сользавод» метров двести.

   Срываюсь, один ботинок в руке, и бегом к месту посадки. Едва успеваю зацепиться за последнюю подножку. Однако станция «Славянск» наш транспорт не принимает, стоим два часа.

   Тревожно, опаздываем на работу. К счастью, нашлись знатоки, убедившие опаздывающих, что в данной ситуации не придётся держать ответ. Дай бог, дай бог… Нас много, всех не засудят, работать некому будет.

   Наконец добираемся до депо. Табельная доска открыта. Табельщица ожидает, когда заполнятся нужные номера. Событие не осталось незамеченным.
Не прошло двух дней, выясняется - проходил особый поезд с товарищем Сталиным, ехавшим отдыхать на Кавказ. Оказывается, в такой ситуации можно опаздывать. Трудящиеся шёпотом, а то и на ушко говорили:
- Почаще бы ездил…

   В обеденный перерыв Лёнька Фёдоров рассказывает мне про женщину, живёт неподалеку от неё, нашедшую неожиданно сына:
- Это было в сорок первом году. На город налетела гитлеровская авиация. Дети – несмышлёныши вылезли из укрытий и побежали смотреть бомбёжку, подходившую к завершению.
   Хватилась мать, а сына нет, она за ним. На беду её тяжело ранило. С той поры ребёнок потерялся. Следом – после оккупации города - враги собрали безродных ребятишек и увезли в Западную Украину, где раздали желающим взять на воспитание.
   После Победы ребят, в том числе Гришутку, зачислили в ремесленное училище в городе Краматорске. Финал – встреча на станции «Славянск». Благополучная история, в отличие от моей.
- Не понял? – Интересуюсь.
- Можно сказать, со слезами на глазах уничтожал свой труд. Тебе этого не понять.
- Вдруг пойму? Рассказывай!
- Из горфинотдела принесли извещение по поводу обложения – чего никогда не было – яблонь налогом.
   Сумма солидная. Прикинул – овчинка выделки не стоит.
За топор и всё повырубил. Такое чувство, как будто семью уничтожил.
Жена горюет. – Глядя в сторону, со злостью продолжил – Ещё не успели избавиться от «стеклянных» людей, и опять хотят вернуться к прошлому. – И умолк.

   «Стеклянными» называли людей, пухнувших от голода, которые шли на помойки, подбирали рыбьи головы, ели, а потом, обпиваясь водой, отекали. Стоило такому человеку свалиться наземь, он больше не поднимался.

   К тому ж продавали много мариупольской кильки, от неё особенно томила жажда. Люди заполняли желудки чем попало, потому и пухли. Самому приходилось встречать «стеклянных» в округе.

   Летом отвели мне земельный участок в районе деревни Былбасовка, от депо для посадок. Сажаем кукурузу. Выросла. Решаем убрать в ближайший выходной. Приезжаем в воскресенье и не можем найти свой участок.
Дошло: его без нас убрали вместе со стеблями. След указывал на деревню. Махнули рукой и вернулись ни с чем. Будем на базаре покупать…

   Эта тема – только повод –
   Сразу жар в груди.
   Как в удавке гибкий провод,
   Тянешь – не уйти

   «Мразь повсюду обнаглела». –
   Кто-то скажет пусть. –
   У меня от беспредела
   Сильный гнев да грусть

   Люди не особо тянулись к работе на производстве: заработок мал, питание слабенькое, ответственность…
Проводили много времени на базарах. Торговали, кто чем мог. Славянцы приторговывали солью. Смешно, дешёвый товар, много не унесёшь. Куда деваться, жить захочешь – понесё-ёшь. В другие города возили, лишь бы заработать копеечку.

   По части купи – продай наши таланты на нуле…  Когда мы покупаем товар, продавцы так расхвалят, что лучше быть не может, переплачиваем. Если мы что-то продаём, раскритикуют, отдаём за бесценок.

   У кого был приусадебный участочек или подходящая работа жили лучше. У нас с Анной ни кола ни двора. Всё чужое. Оба работаем, а перебиваемся с копейки на копейку. Зачастую у касс вывешиваются объявления: «деньги завтра». Ненавистная бумажонка может не удаляться и месяц, и два, и три, и…

   Залезаем в долги, благо находятся люди, не отказывают, верят в отдачу. Только получишь деньги, раздашь долги и снова занимаешь.
Тем не менее, надежда на лучшее теплилась, понимали: послевоенная разруха, острая потребность в рабочих руках для строительства и восстановления производств.
   Однако не все так думали об общем котле, приворовывали, лишь бы выжить…
В поездах было немало безбилетников, ездили в обмен на что-нибудь, либо «зайцем» на крыше вагонов. Государство не смирилось: издаётся Указ Президиума Верховного Совета СССР по борьбе с хищением государственной и кооперативной собственности.
   Уверен, мало кто знал об Указе (узнавали в кабинете следователя), хотя касался каждого живущего в стране, даже тех, кто его издавал. Тащили, как говорят, что плохо лежало, и попадались, как мухи в паутину, но всё равно преступали закон.

   Больше всего судачили о Содовом комбинате. Через проходную соду не пронести (знакомые охранников втихаря нарушали запрет), перебрасывали через забор.
   Начальник охраны, по фамилии Москвин, фанатично исполнял служебные обязанности, идущих вдоль забора людей, как собак, отстреливал из пистолета. На его совести не одна загубленная человеческая душа. По закону – прав.

   Мы тоже в какой-то мере рисковали… Под забором валялось энное количество выброшенных деревянных бочек из-под хлорки. Донные и боковые клёпки изготавливались из хвойных пород дерева.

   Аннушка идёт с работы, прихватит несколько клёпок. Пока донесёт до квартиры, кофточку вымажет, а то и дырочек наделает… Опять слёзы, деньги нужны, и дрова нужны.

   Продавали на базаре – в двух километрах – расколотое на четыре части полешко за 5 рублей. Невыгодно, лучше клёпки, которые, в принципе, никто и не брал. Но нам деваться некуда.

   Правда, мне выписали в депо коксу восемьсот килограммов на год. По три-четыре раза пропускаем ведро через топку. Выгребем золу, выберем комочки кокса в уменьшенном виде, и снова в топку. Клёпки годились на растопку.

   Работа в депо нравится. Быстро изучил составные части паровоза в цехе подъёмки, где их чистили, мыли, наплавляли, обтачивали, цементировали…
   Моя работа заключалась в наплавке выработок на валиках и других деталях. Здесь сдружился со слесарем Сашей, занятым на цементации обработанных валиков. Мне захотелось познать секреты цементации. 

   В субботу получаем зарплату и прежде, чем идти к нему на квартиру, решаем вымыться в деповской котельной, где кочегарит его отец. Сказано – сделано.
   Родитель, Тихон Кузьмич, на первый взгляд имеет суровое обличье: большие глаза прикрыты кучными белёсыми бровями; впавшие щёки, потому как во рту – сверху и снизу – имеется всего по два зуба; трёхаршинный рост (аршин – 0,7 метра); натруженные жилистые, узловатые руки. Поставь такого человек со скрещёнными руками у трансформаторной подстанции, получится плакат «Не подходи! Убьёт».

   При общении впечатление рассеялось. Обменялись  мнениями о проезде Сталина в Сочи через Славянск. Я, как всегда, восхищённо отзываюсь о нашем вожде, но сидевший напротив пожилой человек, сморщившись, качает головой:
- Эх, вы, желторотики… Тоже небось с партийным билетом ходишь? Я лично не признаю его как вождя, он обманул народ. Знакомясь с ленинскими трудами, пришёл к выводу:
   Сталин всё сдул с наследия и выдаёт за своё, собственное. – Обманщик, не верю ни единому слову.
- Не боитесь огласки? – не сдерживаюсь я.
- Кого мне бояться, тебя что ли? Уверен, сын не свяжется с дураком. Если Санька привёл домой человека, бояться нечего. Жить мне осталось мало, хочется, чтобы люди знали: наступило время хитрых и мудрых. Доходчиво изъясняюсь?
- Не совсем, Тихон Кузьмич.
- Всё просто: хитрый живёт за счёт глупого, а мудрый за счёт умного. Вот Сталин и стал мудрым.
- Вы состоите в рядах ВКП(б)?
- Если бы не состоял, то зачем мне ленинские труды? – И кивнул на самодельную полку с несколькими томами.
- На собраниях бываете, выступаете?
- Приходится, присутствую. Говорю о деле, по работе. Добрые люди посоветовали не углубляться в политику,  чревато опасностью. Сашке жизнь испорчу… Вот и скриплю зубами. Видишь, все «повыскрипел»? Во рту пусто стало.

  …Еду на «кукушке» до «Сользавода» и боюсь, кажется, за мной следят. С мудрыми и хитрыми - по Тихону Кузьмичу – постоянно встречался на своём жизненном пути, в какой бы среде не находился.

   Знакомый слесарь Вася, добирающийся до депо, как и другие из деревень, на пригородном поезде, рассказал небезынтересную историю:
- Приехал брат в отпуск, который не был со времён, как взяли в Армию, ещё до войны. Служит в Генеральном штабе. Мать давай жаловаться, как здесь душат налогами и прочими поборами, люди пухнут да мрут с голоду.

   Побыл гость полдня и говорит: «Ты извини меня, браток, помочь ничем не могу, а карьеру испорчу, поеду обратно в Москву, пока не разложился. У вас голод, а у нас в ведомстве каждый день банкеты и балы. До свидания». – И уехал.

   Коллектив сварщиков депо был небольшой, но дружный, кроме бригадира Кнюха, - «ябедный» и пресмыкающийся перед начальством тип. Сразу не понравился, терпеть не могу его указания.

   Дело было под осень, произошёл неприятный случай. В цехе подъёмки разбросали, оставив дырявый остов, полностью паровоз, который через месяц должен выйти на парах, как новенький.

   Много деталей попадает в сварочный цех, следом - в токарный - на обработку. Цементация, термическая обработка – в кузнечном цехе.

   Прихожу в ночную смену, на сварочных столиках уйма валиков. На каждую партию наряды натыканы. Нормы и расценки известны. Садись и наплавляй всю смену. Так и делали. Выбиралась работа, которая расценивалась подороже. Последними, как всегда, оставались валики тормозных колодок тендера.

   В этот раз они были собраны в мою кабинку, такую «заботу» проявил бригадир. Смену убьёшь и ничего не заработаешь: валики тонкие, сильно разогреваются, нужна выдержка – дать остыть, а время уходит… Работы с валиками выполнялись в приказном порядке: через чертыханья и маты.

   Чешу я затылок – похоже, помогает русскому мужику - и принимаю решение: встаю на стол, с трудом поднимаю связку валиков и швыряю в окно, в хлам, поросший крапивой. Ответная «любезность» Кнюху. Иду к Алексею Карповичу:
- Давай, Карпович, работу, в цеху делать нечего.
- Пока нет, но скоро будет. Покури.

   Бригада обслуживала только пассажирский парк: паровозы – ИС. На этот раз дневной заработок я себе обеспечил, а на валиках прогорал.
Вспомнили о них, когда паровоз был собран, оставалось надеть тормозные колодки, а крепить их нечем, валиков нет. Поиски оказались успешными: нашли в крапиве, ненаплавленные.

   Для дознания – причина срыва своевременного выхода поезда из ремонта – собрали собрание в цехе подъёма, где было просторнее, чем в других цехах. Мы с Лёнькой Фёдоровым взобрались на расточный станок, на котором растачивали бандажи колёсных пар. Всех видно.

   Парторг Старожук начал выступление с угрозы: за несвоевременный выпуск паровоза виновника ждёт наказание. Начальник депо Жук вёл себя более сдержанно. Лёнька шепчет мне на ухо:
- Если никто не объявится, все шишки свалят на меня.

   Дело в том, что Лёнька от захватчиков не убежал, остался в городе, и классно выполнял сварочные работы. Немцы ценили его. Сейчас он выполняет в депо самые ответственные задания, при отсутствии оных, обваривал и валики.
- Не волнуйся, - шепчу ему. – Посмотрим, как будут развиваться события, только нужно настаивать, чтобы расценки на валики пересмотрели. Ты предложи их заново пронормировать, а я скажу, что выбросил.

   Как договорились, так и сделали. И верят, и не верят, что моя «работа» - тупик. Всё же пошли нам навстречу, поручают нормировщику Похиленко произвести метризацию обработки валика.

   Лёнька обрадовался, отозвал меня в сторону и предложил свою кабину, где показал, как вести наплавку в таких случаях. Хронометраж зафиксировал время – двадцать восемь минут, вместо восьми. После этого валики шли нарасхват, в первую очередь.  Этот случай не прошёл даром…

   Спустя несколько месяцев чувствительно отрыгнулся: пятном на всю мою жизнь. Старожук злопамятен. На одном из партийных собраний прошёлся по мне, припомнив валики. Прозвучала особая нотка: дело с валиками не должно закончиться так просто.
   Неужели будет куражиться над кандидатом в члены ВКП(б) при приёме в партию? В нём проглядывалась такая черта. Как бы там ни было, квартиру мне всё же пообещали и намеревались дать другую работу, рядом с депо.