22. 12. 2013 Про взрослые миры

 

      Мы росли дикими детьми природы.

      Нас окружали немногочисленные, не очень красочные и слегка страшноватые игрушки, несимпатичные вещички, тусклые цвета. Достаточно однообразная, загруженная физическим трудом жизнь.

      Строгое воспитание, суровые правила.

      Это сейчас, на дистанции все видно, даже немножко жаль тех детей, лишенных современного разнообразия, добродушной вседозволенности, неограниченности выбора и доступности всего, даже того, до чего пока не дотянуться.

      Мы же не видели ни трудностей особенных, ни ограниченности палитры. И наши игрушки казались нам нормальными, вполне пригодными для игр и ломки. И наши куклы и плюшевые мишки были для нас самыми любимыми. И даже, когда появились блондинистые и кучерявые Тедди, они не смогли затмить моего любимчика- темно коричневого, похожего на Чебурашку без ушей, без бантиков и бисера в лапках, но самого любимого на следующие двадцать лет ( пока не развалился от старости).
      Подозреваю, что Барби все-таки победила бы мой гаремчик, но ей (мне?) не повезло: она ворвалась в наше пространство уже поздно, когда мое детство закончилось.

      И, может, у нас и не было такого безумного изобилия мелких детских забав, зато мы, юные натуралисты, оказались близки к настоящим взрослым занятиям. Они были для нас лазейкой в загадочный мир взрослых, не как экскурсии городских причесанных школьников, вывезенных на какую-нибудь фабрику на полчаса, а самые, что ни на есть, реальные взрослые миры, куда можно ввалиться на полдня, походить, обнюхать все, потрогать, посидеть, что-то даже помочь. Чай попить по деловому, сидя на одной скамейке за одним столом со взрослыми рабочими во время перерыва.
      Естественным образом интегрированные в нашу жизнь, подобные экскурсии сами становились частью нашей жизни. И детство получалось многогранным. Не приплюснутой картонной декорацией с одноплановыми плоскими картинками, а большим, огромным миром, где пасторальные сценки из детского сада (уже тогда, почему-то казавшиеся мне слишком утрированными и детскими) перемежались с бесконечными пространствами лесов, озер, заводских цехов и административных зданий, где уже все было по взрослому.

      Одним из самых любимых занятий в то время, еще до школы— сходить к маме/папе/ бабушке на работу.

      Это были целые вселенные, в каждом месте своя. Кусочек  недосягаемой пока взрослости, куда ты приходил, как на экскурсию, но смотрел на процесс не снаружи, а  изнутри. Никто ничего не адаптировал, не прилизывал и не подстраивал. Все было огромным и настоящим.

      Мама работала на стекольном заводе. И работу выдувальщиков я видела вот так: сидишь на скамеечке перед верстаком и смотришь завороженно на огонь в огромной печи, на то, как здоровенный мужик тонкой длинной палкой ерошит в этом огне что-то, потом выдувает из невнятной массы полупрозрачный пузырь невообразимых цветов, что-то там прищипывает и приглаживает, и на твоих глазах рождается чудо. Из огня и вязкой цветастой массы — какой-нибудь замысловатый графин. А ты можешь сидеть на той табуреточке напротив, пока не надоест. Или пока не прогонят. А чаще - пока мамин рабочий день не закончится.

      На маминой работе были ангары невообразимой высоты, много железных конструкций, огромных дверей, гулкие, шумные звуки, яркие пятна стекла тут и там, горы картонных коробок для упаковки.

      Завод был вечно живущим, never sliping, в воздухе висел какой-то азартный запал, бодрый, немного агрессивный, буйный и мощный, гораздо более активный, чем все, что я видела до этого.

      Бабушка работала в другом цехе, где стекло составляли. Химическая лаборатория вообще не ассоциировалась у меня с химией (наверное, я еще и понятия не имела, что это за наука), а больше напоминала мне аптеку: ряды хрупких, прозрачных пробирок и горки порошков на весах. Люди в респираторах и в белых халатах. И вообще людей мало, тишины много. Там рождался волшебный порошок, из которого потом в печах образовывалась разноцветная бликующая масса, из которой потом выдувались все эти стеклянные шедевры.

      Другая бабушка работала в другом мире, ее окружали чистота, упорядоченность и свет. Там, в закромах сестры хозяйки, в узкой комнатке, с настилами с двух сторон, аккуратно закрытыми для зрителей, за белыми полотняными занавесями таились педантично сложенные стопки чистых простыней и наволочек, подушек, халатов, всяких нужных и не очень тряпочек, коробочек и с их неизвестным содержимым, четкими, выстроенными колоннами, высотой до потолка. За дверями хранилища были элегантные интерьеры и спокойные лица. Красивые помещения, неторопливые, уравновешенные, улыбающиеся люди. Умиротворение и эстетика. Какая-то бескрайняя доброжелательность.

       Папина работа по сравнению с предыдущими, была не очень интересная, вся из труб и ограждений, с вентилями разных- размеров и счетчиками разных калибров.. Еле уловимый гул и странный технический запах, трогать ничего нельзя. Самое интересное , наверное было — лес вокруг, окружавший, скрывавший маленький технический узел. И так как я с рождения была не техник, все эти железные бездушные конструкции не были мне слишком уж интересны. Хотя, для разнообразия, я могла сгонять туда и обратно, чувствуя себя Красной Шапочкой на новый лад и жалея, что дорога туда -обратно короче, чем песенка, которую приходится петь по пути.

        Все в этих приключениях для ребенка было и странно, и забавно, и жутко занимательно. Казалось, дома — скучновато, а на работе — бездонный интересный мир.

        Я любила, когда кто-то из родных брал меня с собой, любила ходить «на работу» даже просто в уголке посидеть и позаниматься своими делами, чтобы хотя бы побыть в этой атмосфере взрослости, занятости единым делом, среди людей, увлеченных, сплоченных одной идеей, веселых, иногда грубых, таких разных и таких не похожих на то, что я видела каждый день дома.

        Мне уже тогда было интересно наблюдать разное. И чем более непохожим было оно на то, к чему я привыкла, тем интереснее это было для ребенка.

       Ситуации, когда меня не с кем было оставить дома, были проблемой для моих родителей, а для меня в итоге стало удачей и расширением границ.
       Я с детства насмотрелась на такие разные типажи и характеры, разные лица, разные пристрастия, типы поведения и жизненные уклады, что, казалось, в дальнейшем меня уже мало чем можно было удивить.

       И еще до сих пор атмосфера тех мест воссоздается в памяти, словно по щелчку. Нет уже ни завода, ни профилактория, но стоит только вспомнить, как было там — словно волшебные, скрытые в тумане миры вырастают в моем сознании и я чувствую эту мощь и эту силу, и хороший задор людей, занятых своим трудом и доброе, открытое отношение к своему делу.
      Ради дела, а не для каких-то регалий, премий или пунктика в резюме.