Моё знойно степное детство. Кистендей

В электричке народу мало, я бегаю по проходу и выглядываю в окна с обеих сторон – замучилась от безделья, а бабушка чинно сидит на жёлтой деревянной скамейке.
От маленькой станции добирались с попутчиками, добрый водитель согласился подвезти нас прямо к деревянному домику бабушкиной сестры. Я же так устала, что мечтала только оказаться в кровати, утром буду разбираться, куда приехала.

Бабушкина старшая сестра показалась мне старенькой, она была ниже моей бабушки и одета вовсе не так хорошо, как та – в поношенное синее платье с мелкими белыми цветами, на ногах какие-то чуни, а голова повязана платком. Моя бабушка смотрелась городской щеголихой на её деревенском фоне, но стоило той заговорить, как я услышала знакомые бабушкины нотки в её чуть насмешливых речах и, признав её роднёй, подошла и протянула ей ладошку – познакомиться. Так учила поступать моя бабуля во Владивостоке. Моя новая бабушка несколько смешалась – видно не ожидала столь взрослого поведения от дошколёнка, но руку подала и представилась по форме:
- Зови меня баба Вера.
Торжественность момента была прервана процессией хорошеньких жёлтеньких гусят, быстро просеменивших из-под печки в горнице прямиком в тёмные сени, там стояла неглубокая и широкая миска с кормом. Заворожённая необычным зрелищем, я, забыв и свои манеры, и новую бабушку, ринулась за гусятами, присела рядом на корточки… Какое чудо, они не заводные игрушки, как у «Свата» во Владивостоке, они совершенно и абсолютно живые! Бабушка строго окликнула меня, позвала в горницу.
- Смотри, гусят не пугай, они только вылупились, пока живут в доме, вот подрастут – тогда их переведут в сарай ко взрослым гусям.
Но у меня в голове уже засела мысль: если это гусята, они без воды жить не могут. А где в доме им воды взять? Надо им помочь – спасти бедненьких! Удивляясь тупости и бездушности взрослых, я составила план спасения. Как только представится возможность - сделаю. А пока мы с бабушкой пошли осматриваться. Баба Вера водила руками, показывая:
- Вот клеть, там погреб, там птицу держу, а это вот калитка в огород.
И правда, позади дома был низенький заборчик с калиточкой. А за ним простирались необъятные огородные владения бабы Веры. Сада почти не было, были заросли малины, крыжовника, кустики чахлой красной смородины, вот, пожалуй, и всё. Зато сколько было грядок с морковкой, свёклой, луком, не таких, как папа смастерил в песочнице – всамделишних и невероятных по длине! А какие раскидистые кусты помидоров, какие ковры из огурцов! Между грядками стояли подсолнухи, по мне так более похожие на деревья в жёлтых коронах. Вдоль ограды я увидела ряды…тростника, камыша?
- Это кукуруза, - пояснила бабушка, - посмотри, ей тут самый климат, не то, что на Урале. Помнишь, что тогда было?
С плохо скрытой враждебностью подобралась я к великанам с толстенными стеблями и большими хохолками на макушке, так вот она какая, кукуруза? Из-за этих дылд меня тогда наказали?
Во мне снова вспыхнуло ретивое!
Я им покажу, как в угол на колени!
Непроизвольно стала озираться в поисках палки…
Видя, что мои отношения с кукурузными рядами грозят перейти в открытый конфликт, бабушка поторопилась переключить моё внимание на более приятных обитателей огорода:
- А вот угадай, это что такое?
Я сконфузилась… что такое ползёт по земле толстенными канатами и переплетается в сеть? А листья большие, но не лопухи… Это на них что? В изумлении я разглядывала маленькие зелёные шары, приделанные к толстым плетям. Такие, немного в полоску, величиной с мячик, лежат себе на солнышке…
- Мячи?
- Да это же арбузы, - смеётся бабушка.
Арбузы… я очарована и уже тянусь сорвать…
- Да подожди ты, они же не поспели! Им ещё расти, наливаться, месяца два подожди.
Так долго? Я трогаю пальчиками толстеньких зелёных поросяток, горячих от солнца. Какие они твёрдые и хорошенькие, не может быть, чтобы их нельзя было есть…
А вот кое что посущественнее – грядка с горохом! Только и горох ещё не годится, тощие, как бумага, стручки пока не вырастили в себе сладкие горошины. Что ты будешь делать, и тут надо подождать, вот же досада!
Но, как бы то ни было, разжившись пучком молодой морковки, мы уходим с огорода. Ладно, хоть шерсти клок.
- А у кого есть на продажу, ну, клубника, черешня, вишня?
Бабушки оживлённо беседуют, а я думаю, с кем бы поиграть? Из-за угла дома вышел толстый и жутко пушистый кот.
- Не трогай его, - спешно одёргивает меня баба Вера, - он ещё какой дикий! Обдерёт, и пикнуть не успеешь!
Ну вот, с котом тоже нельзя…то не трогай, это не ешь, а что можно?

Бабушка понимает. Она берёт меня за руку, и мы выходим со двора на улицу. Кажется, улица тут единственная…Такая широкая-широкая и пыльная, дома на ней стоят редко-редко, вовсе не как в Ирбите, где один высоченный коричневых брёвен дом переходит сразу в другое подворье с очередным сумрачным и строгим великаном под высокой крышей. Там на Урале глухие заборы никогда не кончаются, а тут…! Беленькие, зелёненькие и голубенькие избушки утопают в садах. Везде, куда ни глянь, кучерявятся огороды, огороды. Земляная убитая улица почти без травы, над ней вьются серые облачка пыли. Замечаю, что здешние подворья огорожены не как положено - не основательным забором с мощными крытыми воротами, с лавками в два ряда в подворотне - тут всё такое лёгонькое, низенькие штакетнички, прозрачные калиточки… Память зазвенела комариком, и вдруг я вспомнила, где раньше видела подобное – конечно в Армавире сто лет тому назад! Но в Армавире буйно бушевала зелень, высоченные деревья стояли кругом как в лесу, всё цвело, вздымая волны безумного разноцветия…А тут? Глазу зацепиться почти не за что…травяное царство, ровное место прямо до горизонта, деревьев почти нет, лесов нет, одни фруктовые сады у домиков, а в палисадниках у всех одинаковые цветы.
- Бабушка, почему одинаковые?
- Ну, друг у друга семена берут… Вот мальва, вот ноготки, а это, да, космея, цветные ромашки.
На высокую и скучную мальву я и глядеть не стала, подумаешь, дылда! Ноготки, они и в Африке ноготки, а вот космея мне понравилась. Высокие кусты разноцветных воздушных ромашек - лепестков в цветке немного, семь-восемь, но они широкие, похожи на крылья бабочек. Прохладные и яркие мотыльки космеи порхали на ветерке в каждом палисаднике.
- А мы балеринок наделаем, - говорит бабушка. Она срывает стебелёк травинки и протыкает насквозь один цветок – и вот она, лёгкая танцовщица в розовой пачке, крутится у бабушки в руках!
- А из маленького бутончика мы ей голову …
Я прыгаю от радости – у меня балеринка!
Недалеко на широкой улице кто-то вывалил машину жёлтого песка. В куче играет девочка, я бегу к ней и показываю балеринку. У девочки две длинные косички и белые сандалики, как у меня. Мы сразу находим общий язык и строим замок для царевночки. Девочка рассказала, что тоже пойдёт в первый класс и уже умеет читать. Я рассказываю ей про Отикубо, и повергаю её в благоговейный трепет, она признаёт во мне старшего, чем закладывает прочную основу нашей дружбы на всё лето.

- …слава те господи, нашла себе компанию. Хорошая семья. Это нашего председателя совхоза дочка. Раньше мы были колхозом «Красное Знамя», сильный был колхоз, миллионер, а семь лет назад его разукрупнили. Теперь мы – совхоз «Кистендейский». У нас и школа есть, вон, кинотеатр построили, далековато от меня, правда. А контору нашу сходите посмотрите, двухэтажная! Как кирпичный завод запустили – все из кирпича строят, или обкладывают. Тут у нас глину добывают, что же завод не поставить кирпичный?
... Нет, татары тут никогда не жили, немцы рядом с Кистендеем жили, это правда, они до войны тут рядом село поставили, тоже за землёй приехали.
…Почему Кистендей? Кистени, верно, делали тут…не знаю я… Рассказывают, ещё когда тут леса стояли, в те леса беглые стекались, ну, беглые крестьяне, от помещиков бежали. Кистенями орудовали на дорогах. Знаешь, даже одно место тут названо по имени ихнего атамана – Бакутов куст…

- Да, я ребят когда учила, мы читали с ними рассказы Чехова про вольную жизнь на Волге, как о ней крестьяне сказки сочиняли…
- Да нет, не сказки…быль это …была.

Меня уже уложили спать, а сами разговаривают тут же в горнице. На столе горит керосиновая лампа под абажуром, а в ногах у меня устроился кот. Ничего он не дикий, сам пришёл и мурчит. Но я пока побаиваюсь его гладить. Моя бабушка спрашивает сестру:
- А больница есть? В случае чего? Маленькая она, видишь, болела много…
- Есть амбулатория. Это бывший дом Кожевникова, старорежимного богатея тутошнего. Там у нас доктор хороший, но его ещё поймать надо…всегда в разъездах. А фельдшерица там…так себе.
- А земля у вас какая, смотрю, не такая, как у нас в Ирбите…
- Так чернозёмы же! Тут раньше леса были, рассказывали старые люди, богатые леса! А потом, как началась Столыпинская реформа, так народ сюда поехал. А что? Тогда все с места стронулись… Вон и мужа твоего семья на Урал перебралась. Сколько тогда в России народу жило, всем земли надо. Пошли обозы за обозами. Узкоколейку здесь купцы проложили, река есть, чернозёмы жирные. Что не жить? Вот на стройки, на железную дорогу все леса и извели. На избы, на мельницы…Теперь тут только степь, суховеи какие страшные…
Поля, поля… пашем.
А братьев помнишь?
Бабушки помолчали, погрустнели…
- Ладно, спать пора, завтра поговорим…

Один знойный день плавно и неотличимо перетекал в другой, не меняя рутины жизни. На этом ровном фоне острыми пиками высились страшные события…моих рук дело. Вбив себе в голову, что гусята должны жить в воде, но не имеют такой возможности за отсутствием речки в горнице, я решила тихонько поливать их из ковша. И время от времени мне удавалось плеснуть немного воды на зазевавшегося гусёнка. Было немного странно только, почему они со всех ног улепётывают от меня, а не собираются под сенью благодатного душа? Баба Вера удивлялась, отчего в сенях на половицах возникают лужи. Удивлялась до тех пор, пока не застала меня с ковшом в руках. Тут истина открылась ей во всей ослепительной ясности.
- Гусят нельзя поливать водой! Они простудятся и умрут! Чтобы я этого больше не видела, поняла?
Но, к сожалению, я не поняла.
Позади всех в веренице всегда семенил один самый маленький и слабый гусёнок, ему-то и доставалась почти вся моя вода, остальные умудрялись убежать.
Однажды я пришла с гуляния и застала в доме необычную тишину. Никто меня не встречал, не спрашивал, как погуляла…
Что такое?
В тревоге я забежала в горницу.
Обе бабушки сидели у стола с мрачными лицами. Они и не взглянули на меня.
- Бабушка, что вы обе молчите? Что случилось?
Суровая баба Вера встала из-за стола и взяла меня за плечо:
- Пойдём. Покажу.
Обмирая от страха, я прошла в сени…
- Смотри, что ты сделала. Это ты его убила.
На половице лежал тот самый последний гусёнок. Глазки его были затянуты белой плёночкой, длинная беззащитная шейка откинута, пушистое тельце ненужным мёртвым комочком скособочилось под миской. Баба Вера наклонилась, взяла тельце и вдруг с силой стала впихивать его мне в руки, говоря:
- Ты этого хотела, на же бери теперь!
Не могу описать, что со мной сделалось. Я кричала, билась в истерике, упала на колени…душу мне терзало страшное осознание и жгучее отчаяние: не вернуть, не вернуть никогда теплоты живого тельца, не откроются эти глазки, не побежит больше гусёнок по полу! Это абсолютный и необратимый конец! Мрак закрыл мир, и нет мне прощения!
А обе бабушки стояли рядом и приговаривали:
- Плачь, плачь, может быть, поумнеешь…
Не один день провела я в слезах раскаяния, пока, наконец, баба Вера не испугалась силы моих эмоций и не вздумала меня попытаться утешить. Она сказала, что прощает меня и преподнесла в качестве утешения…арбузик! Сама выбрала побольше и разрезала на дольки. Ну чем ещё унять безбрежное горе, как не угощением? Всхлипывая, я попробовала и нашла, что хоть арбузик и маленький, а сладкий и мне очень даже по вкусу!
И начался следующий этап моих прегрешений. Арбузный.
Бабушка договорилась в соседями, что я буду приходить к ним в сад и сама срывать с деревьев черешню или вишню, а с куста – малину. Бабушка оплатила за это оговорённую плату. Просто купить миску ягоды было бесполезно. Я не ела. Только если сорву сама. Бабушка поняла это после первого случая. У соседей оказалась большая «плантация» садовой земляники, они предложили нам купить мисочку, задёшево! Обрадованная бабушка, решившая, что все проблемы со мной позади – ведь какой ребёнок откажется от земляники - радостно принесла в дом свою добычу!
- На, смотри, что я принесла! Земляника!
Я скучно гляжу на плоскую мисочку с отбитой по краешку эмалью…
- Попробуй, ну же!
Я нехотя тяну в рот одну ягодку, меня перекашивает – кисло!
- Ну ладно, давай сахару подсыплю!
Бабушка щедро сдабривает кушанье столовой ложкой сахарного песку.
- Давай!
Я пробую: по вкусу сахар звучит отдельно, а кислая ягода – отдельно. Непроизвольно морщусь…
- Ах ты, барыня какая! Ну давай я молочком залью, будет всё сладко!
Бабушка наливает парного молочка в миску…Теперь и вовсе ужасно выглядит…желудок у меня начинает переворачиваться от тошнотворных воспоминаний об ирбитских блюдцах с тётиным сцеженным молочком…
- Вкусно же! Ешь! Смотри, как вкусно!
Бабушка показательно отправляет полную ложку в рот и причмокивает, жмурится, как тутошний кот.
- Бабушка, тебе правда вкусно? Так пожалуйста, кушай сама!
И легче пуха и пера вылетаю из-за надоевшего стола, через сени - прочь, прочь, на солнечный день, на широкую безлюдную улицу, туда, где меня преданно ждёт подружка!
Бабушка укоризненно качает мне вослед головой и грустно доедает «угощение».

Время от времени я пролезала в огород и, таясь от взрослых, с большим трудом откручивала себе с плети очередной арбузик, тот, что казался побольше. Потом триумфально приходила с ним в дом.
- Ах ты, горе моё, опять арбуз принесла!
Так причитала баба Вера, но, делать нечего, уже всё сделано. Оставалось только разрезать его и отдать мне. В общем, ни один из арбузиков до спелости не дожил. Грустно собирая граблями бесполезную уже ботву, баба Вера вздыхала, этот год прошёл зря. На последней плети она обнаружила последний арбузик.
- На бери, чего уж теперь…

Всю неделю с востока дует суховей. Мы сидим дома за закрытыми ставнями. Даже гулять нельзя. Пыль, песок летят в глаза, забиваются под ресницы, смотреть больно. В доме душно, сумрачно, тяжело. Все ждут дождя, влаги. Иногда на горизонте разыгрывается сухая гроза: гремит, сверкает молния, но ни капли не падает на воспалённую землю… Люди нервничают, срываются друг на друга, обижаются без причины…вот такой он – суховей.

Мы с подружкой идём по краю оврага, их тут много, балок, оврагов, но этот самый глубокий. По его гребню проложена узкая тропка. Мы идём гуськом, впереди топает знакомый мальчик. Мы играем в солдат. Идём и поём: «Солдаты в путь, в путь, в путь! А для тебя, родная, есть почта полевая…» Небо синее и бездонное, жарко, как в печке. Одуряющий запах настоявшихся под солнцем степных трав кружит голову. Хорошо! Так бы всю жизнь и шагала вперёд, туда, где непременно ждёт меня сияющее разноцветное счастье, где высокие красивые дома, где все смеются и рады мне и друг другу, ну как на ноябрьской демонстрации во Владивостоке !
Замыкает наш строй бабушка, она вышла собирать лечебные травы. Она вообще растения любит, всех ими лечит. Кажется, нет такой травки, которую она бы не знала.
- Это шалфей, а то вон смотри - белыми киверами вьётся по ветру – это ковыль. Это клевер, а то - дикая люцерна, белая полынь… Неожиданно тропу нам перебегает заяц! Мы с подружкой визжим! В противоположной стене оврага проделаны дыры – это норы. Я уже не раз тут видела сурков, как они стоят на задних лапках, крупные такие зверьки, толстенькие и симпатичные. Но ужасно пугливые. Чуть чего, сразу - юрк в нору. Возле Кистендея есть только небольшие степные речки Бирючка и Батучка, бабушка говорит, они притоки Малой Аркадачки. А ещё говорит, что мы сами потом поедем в Аркадак в гости к племяннице бабы Веры, но всё это случится только в конце лета.
Уезжать мне не хочется, тут у меня подружка, тут я уже привыкла, а там как будет? В общем, сейчас, не задумываясь о будущем, я иду по гребню оврага и с удовольствием горлопаню: «В путь, в путь, в путь!"