Глава девятая. Накануне перестройки

 ЛИХОЛЕТЬЕ.Книга третья.
Глава девятая. Накануне перестройки.         
 
 Мамы не стало 20 ноября 1982 года. Наблюдая по телевизору за похоронами Леонида Ильича Брежнева она тихо сказала: «Ну вот и я теперь умираю вместе с Брежневым. Вот с ним-то я и пожила по-человечески!..». И это была сущая правда.   
 Восемнадцать лет управлял страной Леонид Ильич и только в конце его правления стали ощущаться некоторые материальные сложности в жизни простого человека. Потому-то и была принята Продовольственная программа РСФСР на период до 1990 года, разработанная в соответствии с решениями XXVI съезда и майского (1982 г.) Пленума ЦК КПСС.
 Автором программы называли Михаила Горбачёва курировавшего в Политбюро вопросы сельского хозяйства. Программа констатировала основные проблемы развития сельского хозяйства. Особенно в обеспечении мясом и мясными изделиями. В том числе и колбасой. Именно потому-то её всем и не хватало. Даже появилась такая загадка-поговорка: «Длинная, зелёная и пахнет колбасой – что это?». И все знали, что это электричка идущая из Москвы.
 Но произносилось эта прибаутка-шутка совсем не зло, а даже как-то весело и с юмором, озорно и без всякого недовольства. А у всех в холодильниках тогда все эти мясные и прочие продукты были. Холодильники-то были ими забиты у всех до предела. Предприятия и местные власти заботились об их наполнении. Но и Москва выручала.
 Точно также бытовала и другая присказка-шутка: «Передайте Брежневу, что будем пить по-прежнему!». Это тоже произносилось весело и озорно по поводу некоторого ограничения времени продажи алкоголя или же на него небольшого роста цены. Все считали, что это только временные трудности и никто даже и не подозревал, что дальше-то будет ещё хуже и совсем никому не смешно. Никто не знал, что при Горбачёве вдруг грянет антиалкогольная кампания и будут уничтожатся виноградники в Молдавии и Грузии. Но пока этого никто не подозревал и в мыслях не держал.
 Была при этом и ещё другая загадка-чудесница, которую никто и не думал разгадывать. Она была как бы тоже связанная с колбасой или же с какой другой какой мясной продукцией. И тут она уже произносилось без всяких шуток и вполне серьёзно, потому что это была сама настоящая реальность повседневной жизни.
 Если в магазинах был серьёзнейший мясной дефицит, то в любой квартире у всех в холодильниках было всё, что только нужно из продуктов для нормального питания. В каждой семье были плотно забит холодильник не только колбасой и мясом, но и всем, что хотелось человеку покушать. 
 Откуда? Как же это тогда всё могло быть? Но над этим не многие тогда задумывались и ломали головы. Только лишь такие люди, как Сергей, начинали задумываться над этим. Но таких было не очень много или они не верили сами в свои догадки.
 11 марта 1985 года к власти в СССР придёт Горбачёв и уже 23 апреля на состоявшемся пленуме ЦК КПСС он заявил о необходимости реформирования экономической системы страны под лозунгом «ускорения социально-экономического развития », то есть ускорения продвижения по социалистическому пути на основе эффективного развития экономики. А как её "ускорять" ещё никто не знал. Страна итак работала чётко, как часы. Через два месяца после своего прихода к власти Горбачёв сразу же объявит антиалкогольную кампанию, приведшей в целом к гибели всей винодельческой отрасли в стране. Его "реформы" и словесная демагогия о демократии и гласности, расширение самостоятельности предприятий разрушали плановое развитие народного хозяйства страны. И это к началу девяностых привело к анархии и разладу в экономике, к тотальному исчезновению в стране продуктов питания. Почти к голоду.
 С началом перестройки советское руководство во главе с Горбачёвым встало перед необходимостью включения элементов рыночной экономики в социалистическую систему производства. Одной из таких первых компромиссных форм нового хозяйственного уклада в СССР оно посчитало кооперативы. Каждый день регистрировались кооперативы десятками и сотнями. Но стали ли они той экономической силой, на которую рассчитывала новая власть? Отнюдь. Только лишь начался раздрай в экономике.
 Особенно оживилась торговая мафия. Выгоднее было реализовывать продукты питания через кооперативные магазины, чем через государственные, что приводило к ещё большему дефициту не только той же колбасы. И к потере продовольственной безопасности страны.  Но тогда в середине восьмидесятых это казалось совершенно невозможным. Страна была ещё богата, мощна и сильна. Люди жили довольно ещё неплохо и в достатке. Можно было ещё тогда с одной лишь бутылкой водки или вина зайти запросто в гости к друзьям. И не стыдно было это, знали что закуска-то в холодильнике у каждого хозяина дома всегда имеется. А не то, что потом после смерти Брежнева, да прихода "реформатора" Горбачёва станет совершенно невозможным. "Иной раз и подумаешь,- рассуждал порой Сергей,- пойти ли в гости или нет? Не слишком ли это станет обременительным и разорительным для хозяев?" 
 Именно так и думал Сергей осенью 1987 года направляясь в гости к своему другу Эдику Куляеву, чтобы сообщить, что он хочет жениться на Нине Ивановне Кулихичиной, заведующей крутояровской аптекой. И пригласить его на небольшое семейное это торжество в их "родовое гнездо", что в Крапивенке. Именно с праздничного стола Сергей и прихватил с собой бутылку водки. Шёл он и вместо того, чтобы думать о будущей свое семейной жизни, думал-рассуждал о будущем государства и его непрочной экономической стабильности.
 Сейчас-то Сергею иногда кажется, что его мама была права и лучше времени правления Брежнева уже никогда не повторятся. И в этом он убедится еще раз спустя несколько лет в самое лихолетье девяностых годов во время гибели СССР.
 Но тогда-то это казалось просто невозможным. Все были во всеобщей эйфории от объявленной Горбачёвым перестройки и находясь во власти его демагогии о социализме "с человеческим лицом". Под прессингом средств массовой информации и известных экономистов обвинявших виновной во всех экономических трудностях плановую социалистическую экономику и брежневский застой, к тому же объявлявших панацеей избавления от всех бед и возрождения страны рыночную экономику и частную инициативу.    
 Сожалея о случившемся со страной Сергею позже думалось: «Какими же мы были все тогда глупыми? Ведь у нас-то в Крутом Яру во второй половине восьмидесятых годов при Горбачёве появились первые кооперативные магазины, в которых свободно было можно было купить всё что нужно для пропитания. Но пусть чуть-чуть подороже. Покупай, пожалуйста, кушай на здоровье! Деньги-то у каждого тогда были, в каждой семье. О безработице никто тогда даже и не помышлял, не задумывался и слыхом не слыхал. Так нет, подавай нам только колбасу за 2рубля 20 копеек. Не иначе! А без этого жить нельзя. Но сегодня-то каковы цены? И никто не возмущается...".
 И эту человеческую странность бывших советских людей подтвердят позже лихие девяностые годы, особенно после "шоковой терапии" и перехода страны к рыночной экономике. Ни каких серьёзных возмущений не было, только одно удивительное терпение и смирение. Хотя цены-то стали просто космическими! Во много раз выше, чем в тогда конце восьмидесятых и в тогдашнем кооперативном магазине в Крутом Яру.
 "Да что там говорить, время назад не прокрутишь,- вздыхал позже Сергей,- это же не кино?". Да тогдашние цены в сравнении с грядущими не пойдут ни в какое тогда сравнения. Даже с теми же ценами в тех кооперативных магазинах. Потому они всем покажутся просто смешными! Но о них-то все просто забудут, словно этого никогда и не было. Не говоря уже о самом качестве колбасы. Которую потом и колбасой-то трудно назвать, она ею даже и не пахла.
 Но об этом Сергей будет размышлять значительно позже, лишь в начале двухтысячных годов. Вспоминая тяжёлое, можно даже сказать, что и трагичное время для всей их семьи. Это смерть их мамы Тамары Васильевны и начало гибели первого в мире государства рабочих и крестьян. Великой страны СССР. А пока в начале восьмидесятых Сергей тяжело переживал их большое горе, потрясшее большую их семью, ставшую на много меньше и готовясь к похоронам.
 Большую помощь в похоронах мамы ему оказал партком Крутояровского металлургического комбината. К его горю на комбинате отнеслись сочувственно. В связи с похоронами был выдан ему специальный пропуск-разрешение чтобы  отовариться на Крутояровской продуктовой базе. Там можно было всё купить по государственной цене.
 Это значительно облегчало устройство поминок. Бесплатно был сделан также гроб в ремонтно-строительном цехе комбината. Там же был он обит красным материалом.
 С одним из друзей-музыкантов Олега - Юрием, на его же "жигулях", Сергей вместе с ним, привез этот гроб в их "родовое гнездо". Это был один из самых тяжёлых моментов в жизни Сергея в это время. После смерти отца, а теперь вот уже и мамы, с разницей всего лишь в два года, ему показалось, что он совсем перестал бояться похорон.
 Но он ошибался. Траурная атмосфера в их доме легла тяжелой ношей на души всех в нём. Весь мир для Сергея низвергся во мрак. Особенно ночью, когда над гробом склонилась специально нанятая женщина, чтобы читать при при иконе и лампаде псалтырь.
И эта тяжесть осталась в нём навсегда. Сергей лежал тогда в своей комнате и думал:    
 " Да и то, правда, что в своей жизни наша видела хорошего, кроме стабильных и спокойных брежневских лет? Ничего!". Сиротство и полуголодное детство, потом жизнь в людях. А затем и довоенная молодость на тульском патронном заводе. Потом уже ещё и замужество, рождение двух детей, а затем страшная война и послевоенные продуктовые карточки.
 Голодно, холодно. И затем, после смерти Сталина, началось и хрущёвское разорение. Когда запретили всякую живность в подворьях и стали по домам развозить на лошадях запряжённых в телегу продукты питания. В том числе, и в Крутом Яру. Крупу и сахар, муку и так далее. И всё продавалось это по живым душам в каждой семье и по определённой норме на каждого её члена. То есть, по специально составленным спискам.
 А вот при раннем Брежневе всё это было устранено и проблем в этом почти не стало. В магазинах вполне всяких продуктов было достаточно. Дешевых и доступных. Те же трудности, что стали возникать в экономике страны в последние годы правления Брежнева, оказываются просто семечками в сравнении с будущими перестроечными катаклизмами. Но о том тогда никто не подозревал и не мог этого даже предположить в самом диком сне.
 С приходом же к власти 1985 году Горбачёва, озвучившим перестройку и взявшим курс на реформы в социалистической экономике, направление которых никто ещё не понимал, а страну вдруг охватила эйфория всеобщей свободы и безнаказанности за слова и поступки. Под видом критики существующих недостатков началось охаивание всего советского прошлого и самой партии.
 В полном ужасе и в смятении вышел из кинотеатра в Туле Сергей после просмотра фильма Тенгиза Абуладзе "Покаяние", вышедшего на экраны страны в 1984 году. Центральная пресса словно взбесилась и как по команде набросилась на советское прошлое и настоящее, выискивая недостатки, которые, конечно, имели место. 
 Раздували их до немыслимых масштабов, так называемая демократическая оппозиция создавала негативное представление о советской стране и социалистическом строе .  Особенно постарались на этом поприще в журнале Огонёк" его редактор Коротич, на телевидении программа "Взгляд", а Познер на своём телемосту со Штатами. 
 Региональная печать, особенно молодёжная, не стеснялись проповедовать "общечеловеческие ценности" и доказывать, что и у нас сегодня начинается сексуальная революция. Проповедовалась также мысль, что потребительское мещанское общество при капитализме является мечтой всего человечества.       
 Наступали иные времена, но об истинной сути демократии и перестройки пока  никто ещё не догадывался. Но жить становилось всё труднее. И потому сегодня Сергей доволен тем, что его родители так и ушли из жизни не зная о том, что ожидает их страну всего через несколько лет. В страшном сне они не могли того представить и увидеть, что будет с их детьми в будущем и с их "родовым гнездом". 
 Они были избавлены от всяких тех гибельных и дурацких «загогулин» будущих руководителей партии и страны, как в политике, так и экономике. От всяких пьяных кульбитов и дефолтов при перехода к дикому капитализму. Но всё это пока прикрывалось словесной шелухой и трескотнёй Горбачёва о "социализме с человеческим лицом", демократии, гласности и всеобщей свободе. Об потребительском обществе, где будет всего в достатке и единственной заботой членов общества будет только потреблять. Но это будет позже, а пока шёл 1987 год и перед Сергеем открывались новые страницы его биографии, как в личной, так и в профессиональной. Многие из которых будут тяжёлыми и только поддержка его новой жены, братьев и сестры, а также добрых людей помогут ему их преодолеть.
 Известие же о смерти Брежнева застало Сергея в ноябре 1982 года в хирургическом отделении заводской медсанчасти, где он готовился к операции. В это время умирала его мама и он боялся, что у него та же болезнь. Но к счастью это оказалась всего лишь водянка. Операция прошла успешно, хотя и довольно болезненно. Однако, не это главное. Сергею до сих пор помнится, как встревожился уважаемый хирург-кудесник уролог Грандштейн при траурном сообщении о смерти Брежнева:
 - Что же теперь будет?
И он попросил Сергея установить в хирургическом отделении большой портрет Леонида Ильича с траурной лентой и откуда-то взявшимися цветами. Вскоре Гранштейн покинет Советский Союз и уедет навсегда в Израиль. Умные люди чувствовали, а он был без сомнения человеком умным, что ныне грядут тяжёлые времена со смертью Брежнева, как что-то очень страшное и мрачное надвигается на страну, что и им пора сматываться из страны.
 Гончаровы же, в том числе и Сергей, совершенно этого не понимали и не принимали при любых обстоятельствах. Никогда они не думали об этом, даже если бы и имели такую возможность. Сергей даже и не понял вопроса его лечащего хирурга: "Что же теперь будет?". Как и большинство людей в стране они не ощущали никакой опасности. Умер один генсек изберут другого. И будет их жизнь нормальной как всегда. Что может измениться в их жизни? Советский строй незыблем и прочен навсегда. В этом Сергей был совершенно уверен.
 Но люди продолжали уезжать.  Уехала в Германию Ираида Алексеевна Бечешева, начальник одной из лабораторий ЦЗЛ комбината. В то время она была уже на комбинате заместителем секретаря парткома по идеологии.
 Прекрасным была она человеком, с которой у Сергея складывались неплохие не только рабочие, но и человеческие дружеские отношения. И ему было жаль её отъезда. Ещё одним хорошим человеком становится меньше в его окружении. Он этим очень дорожил. Но вот одного-то он не понимал: "Как можно покинуть свою страну и уехать на чужбину?".
 Хотя в Германии, как говорят, у неё проживают родственники. И этим всё объясняется. Но всё равно это никак не укладывалось у него в голове. Уехал туда же и другой хирург их медсанчасти Моисей Иссакович Крановский. Это ещё более Сергея огорчило. Его золотые руки спасли многих в посёлке и вернули им здоровье.
Этого человека тоже было тяжело терять. Такие люди нужны были стране.И это было страшно. Сергею становилось тоже как-то тревожно наблюдая за происходящими событиями. Особенно за временем торжественных похорон. Один за другим начали умирать вновь избранные больные и престарелые генеральные секретари, руководители партии и государства. Вначале Андропов, затем Черненко. Вот потому убирая в аптеке траурную ленту с портрета Андропова и видя задыхающегося нового генерального секретаря Черненко, Нина Ивановна Куличихина сказала:
 - Далеко эту ленту не убирайте? 
 Так и случилось. И после Черненко был избран молодой всегда улыбающийся словоохотливый Горбачёв. И у всех появилась надежда, что траурные времена прервались. Однако, это только казалось. Многие начинали видеть за демагогией Гобачёва скрытую угрозу гибели первого в мире союзного советского социалистического государства. Но открытого выступления против взятого Горбачёвым и его окружением экономическим курсом в партии и в государстве долгое времени не было. Лишь только 13 марта 1988 года в газете «Советская Россия» было опубликован письмо преподавателя Ленинградского технологического института Нины Александровны Андреевой: «Не могу поступиться принципами". 
 Это письмо было для многих подобно разорвавшейся бомбе. Многое из них вздохнули с облегчением надеясь на благоразумие в партии и в государстве. Появилось какое-то даже оцепенение и ожидание:"Что же будет?". Но ничего не случилось. Всё осталось как есть. Не многие в партии и стране поддержали это смелое её выступление настоящего коммуниста. Рычаги управления партией и страной были в руках Горбачёва. И Сергей был тоже разочарован в своих ожиданиях.
 Ну, а тем кто не догадывался о предстоящих губительных переменах, а только лишь чувствовал их приближение, в том числе и Гончаровым, всем им предстояло жить в очень тяжёлые времена. В эпоху безвременья и хаоса, почти что и полного развала советской экономической мощи. Вряд ли таких перемен требовал певец и композитор Виктор Цой.
Комбинат во все брежневские времена работал ритмично, можно даже сказать просто  замечательно. О каком здесь можно было говорить о «застое», коли чётко и организованно хорошо отлажено работал комбинат и в начале девяностых. Несмотря на все перестроечные катаклизмы и полный развал экономики Советского Союза в лихие девяностые. Назло всем майданам 1991-93 года.
 Вопреки всем трудностям с обеспечением комбината сырьём и топливом, вопреки катастрофическому обрушению экономики страны и её финансовому краху в 1998 году. 
В начале же перестройки это никому и в голову не приходило. Комбинат устоял несмотря на «миллионные» зарплаты, когда рубли стали фантиками, подобием «керенок», несмотря на всяческий дикий капитализм и бартер вместо торговли, почти полное исчезновение продовольствия, несмотря на торжество талонной системы, когда даже грудным детям выдавались талоны на водку.
 Эта крепость комбината, как позже понял Сергей, нерушимое его единение и  сплочённость, заложенные в нём  всей предыдущей советской жизнью, позволяло ему ещё долго хорошо работать и выживать. И это благодаря тщательной партийной, комсомольской и профсоюзной работе воспитания коллектива, когда руководящие кадры тщательно подбирались и строго наказывались за малейшие упущения, когда комбинатом руководили технически грамотные и опытные металлурги, а не люди со стороны далёкие от металлургии. Как это станет позже.
Но несмотря на всё эти катаклизмы, на все центробежные силы разваливающие страну, постепенно проникающие и на комбината, подрывающее его единство-сплочённость и снижающие его стойкость, в нём было достаточно и центростремительных сил - это любовь к своему предприятию и Крутому Яру, к своей профессии и крепкие трудовые традиции. И первый удар перестройка нанесла не столько по экономике, сколько по самой партии и политическому строю. 
 И первыми это удар почувствовали рядовые коммунисты и простой работящий народ. Многие из рядовых коммунистов начали сами выходить из партии, мотивируя свой этот выход тем, что они никак не могут понять внутрипартийной политики партии и и её генсека Горбачёва, а также внутренней государственной его экономической политики. 
 Особенно это сильно проявилось в доменном цехе. В самом главном цехе на комбинате. Здесь был отмечен самый массовый выход из партии. И так было но всей стране, что было на руку высокопоставленным партийным и хозяйственным чиновникам на самом верху, партийным бонзам-функционерам во главе с обосновавшимся в ЦК партии Горбачёвым, Яковлевым, Шеварнадзе и другими.
 Весь развал партии и государства начался именно сверху, а нижестоящие партийные органы и организации привыкшие к демократическому централизму и подчинению, к порядку и дисциплине, исполняли все их предначертания замаскированные под лозунги дальнейшего развития социализма «с человеческим лицом» и «повышение эффективности экономики, направленной на удовлетворение потребностей человека».         
 Впрочем, Горбачёва было трудном понять многим. Говорил он много, долго, складно, но бестолково и непонятно. Нанизывая бесконечные фразы одна на другую, он притуплял внимание и понимание слушателей.  Слушая его речи Сергей всегда силился понять: а в чём же их суть? Что он хочет сказать! Но не мог осмыслить им сказанного.
 Такое обилие его речей, наполненных трескучими фразами и новыми модными словечками, исключало какое-либо понимание и наличия в них подобие мысли и логики. Всё тонуло в его бесконечном фарисействе, в словесные извержениях, что ничего было  нельзя понять.
 Ещё в конце 80-х или же в самом начале 90-х, сейчас этого Сергей уже точно не помнит, но однозначно тогда ещё во времена челноков-мешочников, когда их стараниями вся торговая сеть наполнилась товарами, а киоски-палатки были все забиты видеокассетами и аудиокассетами, то оказавшись однажды в Москве около одной из станций метро, Сергей вдруг услышал песню «Даду-даду».
 Она его не только рассмешила-удивила, но и поразила. Усмехнувшись он подумал тогда:" Как же это всё-таки кто-то здорово придумал. С каким же едким юмором изображён Горбачёв? Но юмор-то тот был, конечно, не только едкий, но и горький. И не странно ли то, что такие пустые и злобные люди, как Горбачёв, оказался у руля не только самой партии, но и у всего государства?
 Сергей ещё подумал о том:" Откуда у этого пятнадцатилетнего пацана - помощника комбайнёра оказался такой важный орден Трудового Красного Знамени? Это же ведь очень высокая награда, один из самых высших орденов государства! И что нужно было ему сделать для того, чтобы быть им отмеченным? Какой трудовой подвиг нужно было ему совершить? И разве выпускник самого лучшего в стране учебного заведения, как МГУ, может говорить: «Азебажан, обожите, вы по процедурной? Развитой, углубить-расширить, внедрёж-падёж и так далее»? Как в той песне.  Сергею припомнился и ещё такой случай, как сильно был расстроен секретарь парткома завода Беляков, когда на стенде при подходе к комбинату, где был начертан лозунг: «Народ и партия едины!», кто-то карандашом подставил частицу «не». Ведь это же был уже звоночек к снижению авторитета партии, благодаря действиям и стараниям таких партийных лидеров,как Горбачёв он становился всё призрачнее. Партия теряла доверие людей.
 Однако, авторитет парткома на комбинате был ещё достаточно прочен. Хотя некоторые хозяйственные руководители, чувствуя перемены, старались освободиться от партийного контроля и опеки партийных "вожжей», как выражался один из высокопоставленных начальников комбината. Оправдывая свои промахи в работе, мотивируя и манипулируя хозяйственными и экономическими трудностями сложившимися в стране, они теперь легко уходили от ответственности.
 Зачастили на комбинат не только теперь представители различных новомодных институтов экономики, но и иностранные корреспонденты. А разве такие новшества, как работа по хозрасчёту в цехах и в бригадах, с КТУ(коэффициентом трудового участия) и без него, выборы руководителей производства различных уровней, от бригадира и до директора завода, не подрывали единство коллектива?
 Под видом повышения эффективности труда! Где же это сейчас всё те новомодные веяния, в том числе и «улучшение развитого социализма»? Где ныне сейчас и сам социализм? Так думал Сергей.
 А разве командировки «за опытом» в Японию, Германию, да и в сами Соединённые Штаты Америки заводского генералитета, в том числе и престарелого, не подрывали единство коллектива? А намеренное совмещение должностей директора завода и председателя поселкового Совета, а затем разделение властей на законодательную и исполнительную в том же поссовете, на депутатский корпус и исполнительную власть, соперничающих ныне друг с другом не подрывало в целом единство и авторитет этого местного органа государственного управления?
 Но всё это по-началу казалось даже и вполне приемлемым-пристойным, демократичным и привлекательным. Пока не начался полный хаос и раздрай во всех сферах жизни страны и предприятий. Благодаря разорительным налогам исчезли у предприятий оборотные средства, в том числе и на Крутояровском комбинате.  Несмотря на то,что металл продавался за рубеж уже за доллары. Пропали наличные деньги и начался бартер.
 Первое время все на комбинате были даже рады распределению западной продукции ширпотреба по цехам и отделам, рады красивой и качественно сделанной одежде и обуви, редкой тогда в стране японской видеотехники и аудиотехники, а также бытовой техники.
 Особенно потому что в сравнении с другими предприятиями это было, как бы и привилегией. Престижно. Были также все рады распределению по цехам и отделам консервированных продуктов питания, приобретённых по бартеру, когда с питанием было просто туго. Но если подумать, то это и было прямое разорение и разделение страны на бедных и богатых, подобием того, как европейцы за цветные стеклянные бусы выменивали у аборигенов Америки золото.
 Но апофеозом всей этой вакханалии и безумного ажиотажа явилось то, что в советское время в цементном цехе на комбинате чуть ли не случилась забастовка. Причина которой стало недовольство рабочих пропажей в стране «курева», то есть тотальной нехватки  табачных изделий. Не то, чтобы просто хороших сигарет не стало или папирос, а вообще даже не было махорки. Вот такие чудеса!
 И этим вопросом тушением рабочего возмущения занимался тогда на комбинате не только лишь один партком, но и профком и всё высшие заводские начальство. Все хозяйственные руководители, вплоть до директора комбината Литвинова.
 Неизвестно ещё каким способом и за какие деньги, но заводским курильщикам были  приобретены требуемые ими табачные изделия. И это было единственное возмущение на комбинате.
 Сегодня Сергей думал о том, как это можно было остановить на ремонт все разом  табачные фабрики по всей стране не обеспечив запаса этой продукции? Или же не стало никакой возможности её приобретения за рубежом? Видно так. Тоже самое происходило с алкоголем, сухим законом Горбачёва, когда на стенах пивных заведений в посёлке можно было видеть надписи: «Моча Мишки Горбача…». 
 Вспомнилось Сергею также как в Доме культуры один из самых замечательных и искуснейших врачей-хирургов Крутого Яра Момука Горгадзе отмечал своё шестидесятилетие без спиртного. Все столы просто стонали под изобилием праздничного застолья, а вот спиртного на столах не было. Но, увы, и веселья-то тоже не было! В конце этого торжества все яства остались нетронутыми, как и до начала празднования.
 Конечно, можно согласиться с тем, что не кушать же сюда люди пришли, а чествовать достойнейшего человека. Всё это правильно, верно. Добрых слов на юбилее было сказано тогда много. Были и танцы, шутки, но всё-таки это было как-то сухо и скучно, пресно, не так, как хотелось бы. "А разве всё эти «реформы» исподволь не подрывают наш русский менталитет, а вместе с тем и доверие к партии и государству?- так думалось Сергей,- ведь благие намерения, как порой говорят, мостят дорогу в ад? Если это всё делать без головы!".
 А если это злонамеренно? С такими мыслями Сергей вступал в совершенно новую для себя часть взрослой жизни. Он шёл к своему другу, чтобы пригласить и его в ней тоже участие. Всё должно идти по порядку. Но не всё в ней будет, как ему хотелось.
А.Бочаров.
2020.