Лейтенант Груздев - после Победа Глава 8

                «Был бы человек, а дело найдём»   

   Подошло время отпуска, и я с семьёй решаю съездить к родителям в Сибирь, на малую родину, в Новопреображенку. Хозяйка съёмной квартиры посоветовала купить недорого соды и продать по месту прибытия, тем самым немножко оправдать дорогу.
   
   Из затеи ничего не вышло, раздали по родным и знакомым, не вернув ни копейки.
В пути следования доченька Людочка играла с девочкой из соседнего купе, которая то и дело покашливала. Ну, почему бы не обратить внимание на факт? Прошляпили.

   Приезжаем в деревню, Людочка стала кашлять, как та девочка в поезде. Пытаемся изгнать недуг народными средствами, безуспешно. Наш доктор ставит диагноз – коклюш. В больницу за тридцать километров в распутицу не повезли. Надеялись, пройдёт.

   Поджимает время окончания отпуска, жена в предродовом положении. Еду в райцентр. В райсовете в должности зампредседателя оказался односельчанин. Предлагает:
- Зачем тебе брать оправдательную справку? Оставайся в районе, работу тебе найду. Должность директора районного Дома культуры свободна. Сделаем запрос на документы, вышлют.

   Что делать? Жена на сносях, а вскоре, о, горе, умирает Людочка. Я остаюсь. Оформляют меня на работу без трудовой книжки. Депо трудовую книжку на запрос не высылает, требует моего возвращения. Райцентр повторно предлагает Славянску выслать документы, мотивация - Груздев уже работает.

   В депо не унимаются, присылают угрожающее письмо (мне не показали), вкратце ознакомив с сутью, примерное содержание: «Если Вы его не отпустите, то мы на Вас подадим в суд через Верховный орган, как за укрывателей дезертира производства, плюс – ему выдана форменная спецовка…»

   В итоге, местные власти трухнули, начали готовить, в своё оправдание, мой арест… Вызывают на бюро РК ВКП(б) - костяк: прокурор, начальники райотделов МВД и МГБ, председатель райисполкома, директор предприятия. В те времена повсеместно практиковалось членство силовиков в партийных органах.

   Принимают решение: исключить из кандидатов в члены ВКП(б). Прокурор звонит от первого секретаря в КПЗ, называет пароль (я его не запомнил), и через несколько минут при помощи милиции оказываюсь в застенках.

   Началось следствие. Чего только не инкриминируют, всё отвергаю. Доказываю решительно свою правоту. Чего мне бояться? Несколько лет под постоянной угрозой смерти шёл с боями от Москвы до рейхстага. Этим, не без гордости пытаюсь отбиться от помощника прокурора Кузнецова, назначенного вести следствие. Заявляю:
- Нет у вас никаких оснований задерживать меня, тем более отдавать под суд. Сделаете? Напишу, разберутся.

   Вечером в КПЗ на своё заявление получаю ответ от начальника МГБ Аронова:
- Ишь ты, герой нашёлся. – Нет основания его держать. Нам лишь бы был человек, а дело найдём. Понял? Заткнись, сволочь!

   Угроза насторожила. Не сразу, но собираюсь с мыслями. Час назад ко мне в камеру доставили двоих из Мариинской тюрьмы… Председателя Итатского сельпо Симоненко и его заготовителя Шелудько. Председатель сдержан, тактичен. Второй какой-то малахольный баламут, ведёт себя непонятно… Жаргон: хезать, хавать… Мне непонятно, а ему смешно:
- Во, фраер, ничего не тумкает, а спорит с мусором. Ты знаешь, они с тебя что хошь сляпают, шо ты ему баишь? Не таких гнут в бараний рог. Понял? Фраер!
- Ты бы немного остепенился, Миша, - просит председатель.
- Как это остепениться? Вишь, новенький фраирок. На нём бабочка и лепень, и прахоря ништяк.
- Миша, кому сказано? - Отвяжись от человека! – И уже вполголоса. – Ему не до тебя, своё горе.
- Пусть привыкает, пригодится, начинает проходить школу мужества с КПЗ. В тюрьме легче перенесёт базарный выход.

   «Бывалый» продолжает демонстрировать непонятное мне «искусство»: карие глаза сверкают; брови передёргиваются, веки щурятся, жаргоны сыплются…
Заскрипела дверь. В коридор вошли.
- Замри, тебе говорю, - прошипел Симоненко, - ни звука.

   Понятно, верх держит Симоненко. Так что на Шелудько с его жаргоном я теперь начхал. О Михаиле Симоненко слышал: посадили за работу в сельпо. Причиной не интересовался, ни к чему. Сейчас такая возможность появилась. Интересно, за что такая немилость властей: заточение под стражу.

   Подсаживаюсь к нему на нары (больше нет ничего), пододвигается, освобождая место.
- Что же вас сюда привело, если не секрет? – спрашиваю Михаила.
- В таких случаях говорят: «За непочтение родителей». Понял?

   Мне ничего не остаётся делать, как замолчать и ждать дальнейших событий. В коридоре заговорили в полголоса, и приблатнённый прильнул к зрачку в двери, стараясь уловить слова. Затем подошёл ко мне, приложив указательный палец к своим губам, почти прошептал:
- Твои косточки моют, фраирок. Так - так, значит за РДКа горишь? Понятно, что за птаха, - и щёлкнул пальцами перед носом.

   Так захотелось вмазать по кривой со шрамами роже, но меня сдержал холодный ответ Симоненко - «за непочтение родителей». Они за одно. Придётся терпеть.
- Ну, что там за толковище, о чём? – спрашивает в полголоса Михаил.
- Бан, мол, фраерка в Мариинск нужно готовить. Приковыляет Костя, и сразу. На рояле играл? – спрашивает меня:
- Не успел, рановато ещё.
- Не беспокойся, сейчас будешь играть, храмой мусор приковыляет и займётся тобой. Он быстро тебя научит, на всю жизнь следы останутся.
- Что ты буровишь? – не сдержался я.
- Ха-ха-ха, - вырвалось у приблатнённого Миши, - сейчас увидишь. На этап готовят. Неужели совсем не тумкаешь? Ха-ха-ха!

   Слово «этап» пронзило меня, как остриём, насквозь… Перед глазами потянулись вереницей закованные в кандалы, обросшие, угрюмые люди в сопровождении конвоя. Неужели и меня поведут так? И так горько и обидно стало, что не слышал голоса приблатнённого.

   В голове мутилось. Не слышал, как открыли дверь. На пороге дежурный по КПЗ, рослый смуглый милиционер, указывает пальцем на меня:
- Выходите!

   Мне показалось, меня сейчас отпустят, и я помчусь к семье. Так хочется скинуть каменную ношу с души. Мечты – мечты… Подводят к столу. На нём разложены: катки, краски, стекло. Остроносый Костя, с погонами старшего сержанта, берёт мою правую руку в свою, ворочает большой палец – туда-сюда -  по стеклу, и переносит палец на чистый лист бумаги с аналогичным действием. Повторив процедуру для всех десяти пальцев и заполнив какие-то бумаги, сказал:
- Можете идти.

   Воспринимаю фразу как окончание задержания и машинально направляюсь к выходу. Останавливает резкий окрик:
-На место, в стойло! Забыл откуда вышел?
   Тело обдаёт жаром. Неужели нет выхода отсюда? Как просто: вызывают в условленное время в райком; прихорашиваюсь, чтоб выглядеть поприличнее; спешу, боясь опоздать. Правда, причины вызова не знал. Да и в голову не могло прийти, что произойдёт роковой поворот в судьбе.

   Переступаю порог камеры и падаю на нары, сильно зажав руками лицо. Кажется, вот-вот раздавлю скулы. У меня вырывается:
- Почему меня никто не предупредил о последствиях, которые могут устроить члены бюро райкома партии?

   Начинаю анализировать все высказывания райкомовцев… Резанула ухо язвительная тирада председателя исполкома Глушкова:
- Ишь ты, умудрился ходить кандидатом в члены ВКП(б) четыре года. А вступил когда? – В марте сорок пятого, значит, чего-то выжидал. Почему раньше не сделал этого, когда немцы были под Москвой?

   Мои доводы никто не хотел выслушивать… Пучеглазый дутыш, начальник МГБ, потрясая в руке бумагой грозил:
- Здесь сказано, как он работал, даже была попытка сорвать план выпуска паровоза после ремонта. В этом разберёмся…

   Голова «пухнет» от мыслей… Проплывает вся моя в общем-то короткая жизнь. Только военная стезя может защитить, но с меня неважный оратор: не могу сосредоточиться в нужный момент, когда перебивают речь. Но бодаться буду – дело жизни и смерти. По военной линии тоже есть грешок, за который получил по заслугам. Сейчас всё соберут, не зря Аронов изрёк: «Был бы человек, а дело найдём».

   У каждого человека есть грешки, идеальных - единицы.
Нынешняя ситуация - за душой ничего, кроме собственной шкуры, которую буду защищать всеми средствами. Пытаюсь себя успокоить, но… На помощь со стороны не рассчитываю, ни души из влиятельных – членов бюро райкома ВКП(б), кто бы встал на защиту.

   Сергеева можно было попросить, первого секретаря, так его буквально неделю назад заменили на другого, которого ни он, ни я не знаю. Более того, новый секретарь без году неделя, как занимает должность, а подхватил всякую чушь из других уст.

   Ещё секретарь по кадрам Комаров, пьяница, не имеет никакого авторитета среди членов РК. Прокурор Николаев, больше всех заинтересован, чтобы меня посадить за решётку. Эвон, как размахивал кожаной культей, разрезая воздух.

   Директор завода Усков, сидевший с заплывшим лицом, тяжело отдуваясь, и не проронивший ни слова. Может к нему обратиться? Решаю, как только жене разрешат свидание, попрошу сходить к Ускову за помощью.

   Забегая вперёд, сообщаю, - пустая затея, даже не стал разговаривать на эту тему. Скорее всего, боялся за себя. Кто я для него? Никто.
- Послушай меня, - легко толкает в бок Симоненко, - какой бес будет предупреждать, если они действуют исподтишка, внезапно? Так поступают со всеми.
   Вот и меня пригласили в контору райпотребсоюза - поближе к КПЗ - и оттуда предложили пройти с ними в милицию.
   Вот так-то. Жена ждёт меня из конторы, а я уже за решёткой… Вон махонькое оконце, ты видишь небольшой просвет, а тебя не видит никто, кроме четырёх стен.

- Сюда, милый фраирок, - встревает другой, - дорожка широкая, чуть поскользнулся, и здеся. Во, как оно бывает, - понял? Привыкай, забудь о доме, жёнушке, тебя ждёт новый клич «Бери больше, кидай дальше, пока летит – отдыхай».
- Не запугивай ты человека, - продолжает Симоненко, - без тебя ему тошно, а ты с кличами. Придёт время, сам разберётся, что к чему, из чего складывается жизнь, как к ней приспосабливаться. – И ко мне:

- Да ты не смотри на меня из-под бровей, правду толкую. К примеру, был бы у тебя кто-нибудь из начальства свой, ты бы и дня здесь не сидел. Так устроена система: «рука руку моет». Чем ты можешь «помыть» руку прокурору? – Мотает отрицательно головой. – То-то оно и есть. Прибудешь в тюрягу, всего наслушаешься и сделаешь для себя много открытий.
   Только там разберёшься, что к чему, если мозгами будешь кумекать. Вспомнишь свои ошибочки и где допустил промашку на своём пути. По совести, признайся, чувствуешь грешок за собой?
- Как сказать, смотря в чём он заключается? Мне кажется, у каждого человека есть что-то.
- Вот-вот, как раз «есть что-то» поможет тебе впрячься в телегу, которую тебе рисуют.
- Ничего они мне не нарисуют. Вины за собой не чувствую - Вклинивается третий:
- Ты же своими ушами слышал: «Был бы человек, а дело найдём».
- Его дело говорить, может быть запугивать, но всё равно без вины ничего не сделают.
- Ха – ха –ха! Ты что, чокнутый?
- Сам ты чокнутый, - не сдержался я, не понимая смысла слова.
- Ты знаешь, что я с тобой сделаю? – Со сжатыми перед собой кулаками накидывается было на меня. – Сожру, без чеснока и без соли сожру! Понял?
- Присядь и заткнись, ухарь, и не духарись передо мной. Не знаешь меня, а кидаешься.

   Сокамерник сразу поменял пластинку:
- Видно будешь своим парнем, фраирок. Так и действуй, иначе загрызут и под нары загонят. Давай сдачи, и посмелее.
   
   Заскрежетал в двери ключ. Мы утихаем. На пороге дежурный милиционер, постоял неподвижно с минуту, то ли привыкали глаза к темноте, то ли забыл фамилию вызываемого:
- Ты, - указывает пальцем на Мишу, - выходи!
Симоненко ему вслед:
- Не будь фраером, понял?

   Остаёмся вдвоём. На душе тягостно. Михаил молча ложится на нары, подложив под голову френчик, и негромко роняет:
- Нужно малость вздремнуть, после него меня выдернут. Пусть мозги отдохнут, а то следователь начнёт пудрить.