Лаура

Аннотация: О женщине, пережившей насилие, и о том, как ее муж решил написать об этом насилии книгу


Лаура едва научилась спать, не вздрагивая от шума. Иногда она даже могла смотреть на себя в зеркало без гримасы боли и не отводить взгляд от шрама на внутренней стороне бедер. Лаура жила с этим искалеченным, отнятым у нее телом уже три года, и иногда не могла поверить, что была та ночь. Чаще Лауре не верилось, что у нее была настоящая жизнь. Та ночь заполняла все, обрушивалась черным водопадом безнадежности, наваливалась со всех сторон, не оставляя ничего, кроме оцепенения.
За завтраком, когда сыр растекался по горячим тостам безобразной горгоньей головой (Горгона тоже пострадала), муж Лауры произнес:
— Знаешь, я хочу написать книгу об этом.
В его больном изломе бровей, участливом взгляде Лаура прочитала смысл «этого».
— Не надо…
— Ты не понимаешь, — Стив мягко накрыл ее руку, а его горящий взгляд говорил о величине замысла. — Я напишу ее для всех женщин! Как еще я могу защитить вас?
— И как книга… об этом… — голос Лауры почти исчез. — …защитит нас?
— Я напишу о страданиях, которые мы пережили… ты пережила, и это будет словом против насилия.
Лаура долго молчала, обхватив плечи. Очнулась, ощутив боль от ногтей, и по-прежнему не могла выдавить ни слова. С Лаурой это бывало часто.
Стив отстал, но через несколько дней прислал парламентеров, их почти взрослых детей.
— Поверь ему, мама, он хочет, как лучше, — попросила дочь Элен.
— Он творческий человек, ему надо выплеснуть наболевшее, ты же понимаешь, — вторил ей сын, Стив Младший.
Лаура согласилась, возможно, потому что не имела сил спорить.
Стив стал выглядеть вдохновленным. Он говорил, что текст так и летит, не замечая, что в ответ взгляд Лауры меркнет.
«Это всего лишь книга. Многие тексты уходят в небытие, проигрывая фильмам или картинкам. Пусть выпишется и все забудет», — думала Лаура, стараясь погрузиться в учебу. Она мечтала о своей гостинице в горах, иногда признаваясь себе, что это мечта о бегстве.
Но ее настоящий дом подозрительно наполнялся людьми. Стив сказал, что дал почитать книгу знакомому режиссеру, и тот захотел сделать фильм, и непременно прежде книги — потом роман еще и взлетит! Лаура робко попросила дать ей сценарий, но Стив нахмурился и сказал, что не хочет показывать незавершенную работу, ведь его замысел не будет ясен.
— Поверь ему, мама, — попросила Элен.
— У творческих людей свои страхи, — заметил Стив Младший. — Его и так наверняка мучает, оценит ли режиссер сценарий, прочитав лишь начало. Не наседай на него, мама.
Однажды Лаура проходила мимо кабинета мужа, где тот встречался с какими-то важными людьми. До нее донеслось:
— Сценка выйдет, что надо!
— Я так и слышу стук каблучков!
Раздался мужской смех.
Лаура хотела ворваться внутрь, но вдруг резкая боль скрутила живот. Она помчалась в туалет, и ее больно рвало просто водой, просто жизнью.
Когда гости ушли, Лаура потребовала ответа у Стива:
— Вы смеялись над сценой, где женщина не может убежать от… преступников?
Лауре было больно произносить слово «насильники». Ужасное слово, которое сбрасывало ее в черноту.
— Это была шутка об актрисе, вовсе не о тебе. Просто шутка.
Стив выпятил подбородок, но, увидев лицо жены, понял, что сказал что-то не то. Он принялся утешать Лауру, и все слова словно текли мимо, пока Лаура не ощутила, как муж целует ее шею.
— Прекрати, не надо…
— Ну что ты? Мы давно не делали это.
— Не сейчас, не могу…
— Ну давай, ты расслабишься, я расслаблюсь…
— Нет!
Лаура вырвалась и сделала несколько шагов прочь от мужа.
Стив стиснул кулаки, но заставил себя выдавить улыбку.
— Мы словно больше не муж и жена.
— Я не могу, — едва слышно прошептала Лаура. — Не сейчас.
Она опустила голову, и Стив просто вышел, не извиняясь.
Утром Лаура собрала вещи. Она снова вернулась в дом своего детства, окруженный осенними лесами. Плакать вместе с дождями легче, когда деревья хоронят печали под сияющим золотом опавших листьев. И все же Лаура просила Стива три раза, как будто заклиная, — оставь, не пиши, будь добр ко мне.
Он не отвечал, и Лаура пряталась в доме, ожидая, когда узел между ними сам развяжется. Она хотела найти утешение в прогулках по лесу, как в детстве, но даже если представляла себя девочкой с двумя косами, на душе этой девочки зияли страшные раны, которые, быть может, никогда не станут шрамами. Лаура боялась одиноких прогулок и хруста веток за спиной. К счастью, приехала Элен, и они смогли гулять вдвоем. Дочка больше не повторяла, что нужно поверить мужу. Возможно, она что-то знала.
Прошел год, Лаура вернулась сдать экзамены и, быть может, помириться с мужем. Стив сиял, хотя под глазами были круги — то ли от творческих мук, то ли от выпитого с партнерами. Он подарил супруге целый букет роз и был весьма мил, словно время повернулось вспять, а на следующий день пригласил Лауру в кино. В молодости они часто ходили смотреть фильмы, но что-то во внезапно проявившейся нервности Стива встревожило Лауру. Она подняла взгляд и спросила:
— На твой фильм?
— Мой фильм, — гордо ответил Стив.— Прошу, ты все увидишь сама.
— Это его триумф, мама, конечно, он хочет, чтобы любимая женщина была рядом, — сказал Стив Младший, уже совсем взрослый и напоминающий отца в молодости.
— Не ходи, мама, — коротко написала Элен, и Лауре показалась знакомой ее немногословность. Но у Лауры появилось желание сопротивляться — у нее хватит мужества, она перевернет эту страницу! Сеанс может стать точкой в ссоре со Стивом, не так ли? Может, еще не все потеряно?
Лаура редко носила платки, но перед самым выходом ей ужасно хотелось спрятаться, хотя никто и не знал, что фильм написан по событиям ее несчастья. В комоде обнаружился подаренный черный платок с серебряной искрой, и Лаура с трудом заставляла себя не закрывать им лицо полностью, чтобы вместо фильма видеть лишь очищающий блеск серебра.
Она сбежала на десятой минуте.
Стив вернулся спустя три часа. Он встречался с какими-то новыми важными людьми, а теперь пытался скрыть, что доволен.
— Что ты натворил? — спросила Лаура одними губами, стараясь больше не плакать. Лицо и так опухло от слез. Она напрасно искала в глазах мужа сочувствие.
— В чем я на этот раз виноват? — повысил голос Стив, и она посмотрела на него долгим взглядом, понимая, что отныне они и правда чужие. Не сказав ни слова, Лаура заперлась в своей комнате. Она услышала, как хлопнула дверь. Муж ушел в никуда, оставляя ее наедине с чернотой, которую сам пробудил.
Лаура старалась не думать о том, что увидела на экране, но образы все равно заполняли все ее мысли.
Роль сыграла красивая актриса с идеальным ночным макияжем. В платье, почти полностью открывавшем грудь, героиня шагала по освещенному софитами парку.
«Я шла в темноте. На мне были просто джинсы», — вспоминала Лаура свое мрачное прошлое.
Стук каблуков учащался. Героиня поняла, что ее преследуют.
«Я не поняла ничего. Они просто выскочили из ниоткуда».
Когда же насильники поймали свою жертву, ужас происходящего был превращен в визуальную эйфорию. Камера сладострастно скользила по телу героини, пытаясь убедить каждого, что насилие похоже на танец, а в глазах терзаемой женщины можно увидеть томность.
Именно тогда Лаура вскочила с места. Сейчас же от воспоминаний ее затошнило и вырвало. Спустя долгие минуты спазмы прекратились, а слезы высохли. Чернота была исторгнута, но ее метастазы продолжали оставаться в теле Лауры, под ее исцарапанной кожей.
Лаура сидела на полу ванной опустошенной и думала, как ей все забыть, где ей спрятаться. Откуда-то из глубины вдруг поднялась злость. Лауре казалось, что каждую клеточку ее тела перекрашивает из черного в белый от этой ярости. Она умылась и зашла в кабинет мужа, чтобы отыскать файлы фильма и злополучного сценария.
Сжав кулаки, жена творца досмотрела чудовищный фильм до конца, а следом прочитала сценарий. Стив не зря не показывал текст — он мало чем отличался от фильма. Его героиня, похожая на нимфоманку, оказывается, тайно хотела насилия и получила его, и весь последующий сюжет смотрела на мужчин с призывом, чтобы они повторили ее фантазию. В фильме разве что был дополнительный главный герой — муж, который пытался сохранить свою честь и страдал от неудовлетворенности. Его грустный взгляд фигурировал со стой же частотой, что и полная грудь жены.
— Так ты все это время думал обо мне так? — спросила Лаура Стива по SMS, пока дочка наливала ей чай и готовилась утешать. Элен тоже испугал этот фильм.
— Это просто вымысел, — отвечал Стив, не видя причин приносить извинений — его кошелек был полон.
— Чем твой фильм защитит женщин? — написала Лаура следом, но тот не удосужился ответить. Вскоре они благополучно развелись, даже не встречаясь.
Лаура хотела, чтобы фильм убрали из проката хотя бы на большом экране. Все, к кому она обращалась, посмеивались или не отвечали. Тогда Лаура поняла, что для власть имущих женщины по имени «Лаура» нет, нет ее боли.
Тем временем, фильм понравился многим . Не критикам, «простым людям». Не целиком, а одной из начальных сцен — той самой. Именно ее чаще всего прокручивали и отдельно выложили в интернете. Кто-то даже закольцевал чертову сцену на десять часов и назвал ее самым вульгарным именем. Лаура боролась и против этого ролика, и, хотя здесь ее ждало больше удачи, эта сцена все время возвращалась в мировую сеть под заголовками «удаленная» и «запрещенная».
В этих попытках, порой кажущихся бессмысленными, Лаура вдруг осознала, почему ее так тревожил молодой возраст актрисы. Режиссер выбрал такую, чтобы ее хотели. Эта сцена с самого начала должна была выглядеть не насилием, а соучастием — каждого зрителя, который будет на нее смотреть и возбуждаться. Но, хотя Лаура и актриса были совершенно непохожи внешне, Лаура чувствовала то отвращение, то ярость — это ее страдания «завирусились», это ее образ поощряет насилие! Стив, обещавший помочь женщинам, создал чудовищную вещь.
За год исчерпав силы, Лаура снова уехала в родные места. Какими бы ни были ее страдания и тревоги, лес покрывался золотом в свой срок. На прогулке к Лауре пришла мысль, что можно противопоставить своему несчастью — самой написать честную книгу. В конце концов, Лаура познакомилась со Стивом, когда они ставили маленькие пьесы в студенческом театре. Она умела писать, только рядом с мужем чувствовала, что в этом нет нужды. Может быть, потому что он морщился на ее «вирши».
Текст давался с трудом. Он был пропитан болью, старой и новой. Лаура писала не о том, как на нее напали, а о том, что было после — как над ней насмехались полицейские, спрашивая, во что она была одета и зачем работала до шести, как она словно второй раз умерла на кресле гинеколога от стыда и ужаса, как она потеряла  сознание, на этом жестком кресле, как больно было ходить, как невозможно было вернуться к пробежкам, как половина друзей не захотела с ней больше встречаться, а половина семьи за спиной обвиняла в глупости (зачем ты шла домой по парку!), как Лаура начала ненавидеть каждую частичку своего тела, потому что не могла, глядя на него, забыть о произошедшем, как ее красивые руки покрывались царапинами, пока она не придумала носить бинты, а сверху рукава, как рыдала на мягком кресле психолога, крепко стиснув колени, и после, опустошенная, мыла посуду на кухне, как не могла больше думать о занятиях любовью и, наконец, как отчаянье едва не загнало ее под машину, чтобы всё, конец, тишина, скверна, смерть. В кажущийся последним, не самый темный, но самый ледяной миг, Лауры коснулось холодное дуновение ветра. Оно словно сдуло ее измученную душу с костей, и Лаура вдруг увидела, что вокруг все еще теплится жизнь, что жизнь зовет свое вечное дитя распустившимися цветами, трелью птицы, ласковыми лучами солнца, которых она не заметила раньше. С тех пор Лаура понемногу делала шажки в сторону света. Это был поворотный момент ее жизни - и ее книги.
Лаура сначала не знала, к чему ее приведет замысел, но с каждой страницей она обретала силы для возвращения к нормальной жизни, чувствования себя. Нет, боль никогда не исчезнет, а новое предательство все еще причиняет страдание, но все это наконец позади.
Лаура писала в книге о своих мечтах. Своя гостиница в лесу, попробовать на вкус личи, покататься на лошади, выучить итальянский, съездить в Мексику и на остров Пасхи, научиться нырять с аквалангом и, быть может, еще раз попробовать писать пьесы. Лаура начала пробовать все это, медленно вписывая в книгу страницы своей обновленной жизни, вкус новых переживаний, имена новых подруг, и вдруг оказалось, что книга дописана.
Лауре было страшно думать о ее публикации, хотя дочь и друзья обещали во всем помогать. Новое дело — всегда страшно. Лаура решила из любопытства зайти в книжный, посмотреть, как выглядят настоящие книги и позаимствовать идей для своей. Внезапно она увидела книгу Стива. Та лежала с краю большой полки, где смешались боевики для настоящих мужчин, кое-что из фантастики и несколько книг, написанных по фильмам. Отставив книгу Стива в сторону, Лаура перебрала обложки и аннотации других книг. Наверное, она не смогла бы сделать это раньше, но теперь, из своей новой полноты, Лаура испытала не раздражение и страх, а печаль. Почти в каждой книге Лаура обнаруживала сцену насилия над женщиной, превращенную во что-то неестественное и кошмарно «привлекательное», а если таких книг много, то сказанное в них превращается в нормальное. Нормальность насилия — вот что печально.
«В том парке, на том месте все еще не было фонарей...» — рассеянно подумала Лаура. — «Быть может, стоит на презентации моей книги начать собирать донаты — на фонари. Также можно сделать карту неосвещенных и небезопасных мест города, а в будущем...».
Она остановилась на середине мысли. Помогут ли эти фонари, если самые темные места — не улицы? Тьма правит в магазинах, тьма — в кинотеатрах и онлайне, тьма — в глазах и сердцах. Возможно, все, что можно сделать с тьмой, это рассеять ее на полках и экранах, запустить новый живительный поток из сотен, тысяч историй, противоположных истории Стива.  Ошеломленная, Лаура долго смотрела на книжную полку. Хватит ли ее жизни, чтобы написать много? Хватит ли ее скромных умений, чтобы книги кого-то тронули? Но Лаура обрела твердую уверенность в одном — молчать нельзя, чтобы другие не молчали.