Свобода как внутренняя сущность человека

«Когда говорят, что свобода состоит вообще в том, чтобы делать все, что угодно, то подобное представление свидетельствует о полнейшем отсутствии культуры мысли, в котором нет и намека на понимание того, что есть сами в себе и для себя свободная воля, право, нравственность и т. д.» (Г. Гегель «Философия права»).

1

Великая французская революция провозгласила лозунг «Свобода! Равенство! Братство!» и именно это определило суть новой религии человечества, религии, в которой понятие «Бог» заменяется понятием «человек» и которая в корне изменила саму сущность понятия «свобода». Но что есть свобода? Каковой она должна быть и в чем ее принцип? Для чего человеку необходима свобода и есть ли у свободы цель? Неоспоримо то, что неверно понятая и, как следствие этого, неверно реализуемая свобода приводит как личность, так и общество, государство к катастрофическому конечному результату и, что еще более важно — к полному упразднению свободы, к порабощению человека человеком, обществом, государством, а также и к порабощению человеком природы, к неразумному пользованию ее богатствами и к ее уничтожению; разрушается гармония человека и природы, созданные Богом для разумного сосуществования, они становятся крайне враждебными друг другу и если человек уничтожает природу, то и природа уничтожает человека, показывая этим, что она далеко не бессильна и не безответна.
Для угнетенных и бесправных вполне естественно желание справедливости,  свободы и равенства; к концу 18-го века во Франции сложилась ситуация, при которой разнузданная роскошь аристократии соседствовала с нищетой и бесправием остальных народных масс и это привело к взрыву. Революция подобна стихии, сметающей все на своем пути и именно так проявила себя революция во Франции. Были лозунги, гуманистические идеи, желание создать справедливое гражданское общество, но основная проблема всех революций состоит в том, что революция всегда стремится полностью отменить все прежнее, независимо от того, плохим оно было или хорошим и не умея при этом создать нечто полноценное новое. Были вожди революции — Робеспьер, Марат и другие, - но не было никого, кто в разгуле этой стихии трезво мог бы оценивать причины и последствия этой революции; никто не смог подвести под революцию духовный фундамент и действительностью стало то, что и свергаемая народом аристократия, и свергающий ее народ были едины в своем отказе от духа — аристократия, погрязая в роскоши и эксплуатации народа, выказала тем самым свою абсолютную бездуховность; восставший народ, в свою очередь, отверг духовность как пережиток прежнего режима (что и нам знакомо). Вот почему свобода, провозглашенная французской революцией, изначально была осознана односторонне, только лишь с точки зрения гуманизма без учета Божественных истин и принципов; создавалось новое гражданское общество без духовного фундамента и это привело впоследствии всю Западную Европу к катастрофическим последствиям, которые мы и наблюдаем сегодня. «Республиканская конституция никогда не осуществлялась во французской революции как демократия, и под маской свободы и равенства выступала тирания, деспотизм» (Г. Гегель «Философия истории»).

Обретение французским народом свободы происходило посредством террора и казней, конфискаций и изгнания, и таким образом свобода одних послужила причиной лишения этой свободы других, истинный же принцип свободы должен базироваться на всеобщности — только то государство можно назвать государством свободных граждан, в котором могут быть свободными все, иначе государство превращается в тиранию, диктатурой одной части общества над другой. Но именно такая свобода стала эталоном для пробуждающейся от монархического сна Европы — свобода, основанная на насилии и имеющая своим основным принципом сугубо материальную сторону — пользование равными правами, избирательность власти, свобода слова и печати, доступность благ и таким образом свобода приобрела окраску комфорта и благополучия, но истинный дух свободы не был понят и реализован не только во Франции, но и во всей Европе, а также и в Соединенный Штатах, где борьба английских колоний за свою независимость имела исключительно политический характер. Хотя первые переселенцы из Европы покинули европейский континент именно по причине религиозных притеснений — католицизм ни в коей мере не хотел сдавать своих позиций протестантизму и кровавым насилием отстаивал эти позиции (чего только стоит одна только Варфоломеевская ночь!) — и, казалось бы, новые североамериканские колонии должны были в своем становлении использовать прежде всего духовные принципы, но этого не произошло, отчасти потому, что вслед за гонимыми протестантами на северо-американский континент хлынули толпы авантюристов всех мастей из разных стран; освоение новых земель вылилось в почти поголовное истребление коренного населения, рабство было неотъемлемой частью действительности в Новом Свете, поэтому и тут мы видим, что свобода на американских континентах также была основана на насилии и геноциде местных народов, что послужило причиной того, что путь развития новых государств, основанных переселенцами из Европы, пошел совсем не по тому пути, которым они могли бы пойти, если бы были применяемы принципы истинной свободы, ибо не может быть истинной свободы там, где она достигается за счет несвободы других, за счет рабства, грабежа и насилия — причины этого в том, что в формировании принципов свободы был отвергнут дух; Бог и Его истина в этом отношении занимали даже не второстепенное место, а если эти принципы и провозглашались, то только исключительно по отношению к тем, «кто были этого достойны», то есть к тем, кто захватывал и грабил, стремясь к еще большему распространению своего влияния и, что самое главное, к обогащению — главнейшая проблема Соединенных Штатов состоит именно в том, что главным принципом и целью развития США как государства стало материальное благополучие и богом стал доллар, что развилось впоследствии в национальную идею и наложило свой отпечаток на взаимоотношения США со всем остальным миром — вот какова цена неверно понятых и реализуемых принципов свободы. Более того — это привело не только к возрождению нацизма в западном мире, но и к тому, что Запад принял сатанократию как форму нового государственного устройства и политики, как внутренней, так и внешней; таким образом, провозгласив первоначально свободу как основу своего существования, Запад стал империей лжи, цинизма, человеконенавистничества и насилия, продолжая при этом скрывать под вывеской свободы свое истинное лицо, но навязывая при этом (под вывеской демократии) сатанократию всему миру как единственно возможный и обязательный для всех тип государственного устройства. Свобода в современном мире, особенно в западном, может осуществляться только как средство разделения людей; утверждение их личных свобод есть утверждение всеобщего неединства, в чем, разумеется, и состоит одна из главных целей дьявола. Христианство же призвано соединить человечество в одно целое и здесь свобода должна играть положительную, а не отрицательную роль, служить единству, а не разобщенности и таким образом мы должны прийти к пониманию того, что свобода человека должна иметь не гуманитарную, а духовную природу ради свободного подчинения каждого одной высшей цели – достигать Бога сообща, как единое человечество, а не по отдельности, как это показано на примере лебедя, щуки и рака в известной басне.

2

Полноценным членом общества может быть только внутренне свободный человек – человек с рабским мышлением, не ощущающий свободы или не имеющий возможности ею пользоваться, всегда будет ограничен в своем творческом подходе к той сфере деятельности, которой он посвятил свою жизнь. Общество, состоящее из людей, осознающих истинный смысл свободы и живущих свободно, можно было бы назвать идеальным, но что есть свобода? Можно ли отнести к свободе либерализм или же установление в государстве более или менее справедливых законов, перед которыми все ответственны в равной степени или же свобода есть нечто иное, до конца нами еще не осознанное?

Прежде всего нужно понять, что мы не должны уповать на государственную власть как на податель свобод для граждан, ибо государственная власть в любом ее виде есть инструмент насилия (причем это насилие можно рассматривать как в отрицательном, так и в положительном смысле), подчинения гражданина интересам государства таким образом, как это видит власть, то есть – незначительное количество (в сравнении с остальной частью общества) людей, облеченных полномочиями осуществлять функции управления государством. Государство мало озабочивается внутренним моральным состоянием человека, преследуя прежде всего чисто политические и экономические задачи (что приводит к одностороннему развитию общества и для которого, в конечном итоге, экономическое благополучие становится причиной духовной деградации с последующим разрушением государства изнутри), поэтому свободы личности в государстве имеют чисто внешнее значение и регламентируются исключительно законами государства, в то время как закон добра должен присутствовать в самом человеке как основа его самосознания.

Итак, мы можем говорить о двух типах свободы: о свободе внутренней, духовной и об относительной свободе действий человека, которая даруется ему извне (государством) как позволение делать что-либо (в то же самое время запрещая делать то, что не соответствует законам государства); внутренняя свобода возвышает человека, делая его целеустремленной личностью, в то время как неограниченная свобода действий (к чему стремится либерализм)  ввергает его в пучину хаоса при отсутствии конкретной цели и таким образом свобода становится рабством, ибо человек становится рабом своих желаний — истинно свободен тот, над которым желания не имеют абсолютной власти и он поступает в соответствии со своим духовным видением мира, а не руководствуясь исключительно рационалистическим и потребительским к нему отношением. Свобода внешняя, дарованная (государством, хозяином, начальником и т.д.) является сама по себе крайне противоречивой, ибо позволение чего-либо тут же ограничивается запретом на остальное, потому что никто не может даровать человеку абсолютной свободы делать всё, что ему заблагорассудится; сами государственные законы подразумевают, что человек лишен вообще какой-либо свободы, потому что то, что может быть ограниченным в любой момент по произволу кого-либо не есть свобода, а лишь ее видимость. Внутренняя свобода есть свобода творческая, созидательная; внешняя – есть ни что иное, как попытка реализации своего собственного «эго», потому что при такой свободе разрушается прежде всего внутренняя целостность человека, его дух, который становится зависимым от материальных начал и служит исключительно материальному, а не духовному, что можно с полным правом назвать духовной смертью человека, потому что и политические свободы человека не отвечают требованию его внутренней свободы, так как подчинены политическим интересам отдельной партии, либо интересам государства в целом. При отсутствии внутренней свободы человек неизбежно разрушает себя изнутри и при этом он не может не разрушать и того, что находится вокруг него и прежде всего того, что не соответствует его взглядам, которые уже искажены влиянием политических или либеральных убеждений, что в конечном итоге приводит к отвержению всех существующих нравственных норм, не соответствующих взгляду общества на мораль, которые с течением времени и с развитием машинной цивилизации, с сопутствующим упадком культуры, неизбежно деградируют, ибо общество всегда осознаёт только ту нравственность, которая полностью отвечала бы общепринятым в данный исторический период тенденциям.

Внутренне, в силу своих естественных природных наклонностей, человек желает иметь свободу делать всё, что он хотел бы и это неизменно приводит его к деланию зла, по причине чего людям и пришлось установить систему законов и судов, чтобы ограничивать самих же себя и себя же наказывать за чрезмерное увлечение пороком, причем только в той его части, которая наносит явный ущерб обществу и является для него неприемлемой, в то время как внутреннее разложение человека остается ненаказуемым, так как до этого нет никому дела до тех пор, пока это разложение не станет явно опасным для окружающих и для существующих государственных устоев.

Прежде всего я хотел обратиться к тому, что я называю «внешней свободой», то есть той «свободой», которая регламентируется государственными законами и общественным мнением. Нам знакомы такие понятия, как «свобода слова» или «свобода совести» и тому подобное. Все эти свободы объединяет одно – их регламентирует само общество, оно же определяет и те ценности, которые в данном обществе должны считаться приоритетными. Можно ли сомневаться в том, что для каждого отдельного человеческого общества свободы и ценности будут различными и даже противоречащими друг другу (примером может служить пример Афганистана, где США стремились навязать стране с другой культурой те ценности и свободы, которые они считали приоритетными для себя (а также – и для всего мира), но которые оказались абсолютно неприемлемы для народа Афганистана, что и провело к полному и позорному провалу американской «миссии»).

Демократические ценности, так ценимые в западном мире, подразумевают наличие свобод, главнейшими из которых являются свобода слова и печати (при этом само же западное общество и ограничивает эти свободы посредством жесточайшей цензуры, что неопровержимо свидетельствует о лживой природе такого явления, как демократия), а также свобода самовыражения. Совсем не важно, какие это свободы и насколько они выглядят привлекательными и оправданными с точки зрения гуманизма – гораздо более важно то, что эти свободы не являются неотъемлемой принадлежностью человека как личности, потому что они даются ему извне и что еще более опасно – они являются общеобязательными для всех и служат лишь тому, чтобы сформировать из общества однородное и легкоуправляемое стадо, при этом важно, чтобы это стадо властвовало  над отдельной личностью, тем самым лишая его какой бы то ни было личной свободы, кроме той, которая одобрена этим обществом. «Свобода слова, как и всякая свобода, не может быть понята формально и внешне. Свобода слова есть внутренняя и духовная святыня. Слово есть выражение духовной жизни, и свобода его стоит в зависимости от духовной жизни. Свобода слова должна быть духовно завоевана. Формальная отмена цензуры не есть еще завоевание свободы слова: эта отмена лишь раскрывает путь для работы над освобождением слова. Свобода слова не есть распущенность и вакханалия слова. Свобода слова, как и вообще свобода человека, предполагает аскезу, самоограничение и самодисциплину, самоочищение слова. Слово, хотя бы и освобожденное от внешнего цензурного рабства, может начать разлагаться, и тогда свобода для него невозможна, оно может попасть в рабство к самым низменным стихиям. Уже хамский и разнузданный дух ворвался в повседневную прессу, уже раздаются речи такого душевного неблагообразия и безобразия, что это вызывает опасения за душу народную, показавшую себя столь прекрасной в момент переворота. Торжество и разгул массовой стихийности не рождает свободы. Необходимо духовное просвещение этой массовой стихийности, раскрытие в ней начала личности. Нам необходима духовная самодисциплина, борьба качеств против власти количеств. Дух свободы всегда есть дух качества, а не количества. И свобода слова есть высокое качество духа... Свобода и достоинство слова предполагает дисциплину слова, внутреннюю аскетику. Право свободы слова предполагает обязанности по отношению к слову» (Н. Бердяев «Падение священного русского царства»). То, что Н. Бердяев пишет о свободе слова, вполне применимо и ко всем остальным свободам.
Противоречит ли цензура свободе слова? У многих само слово «цензура» вызывает негодование, но давайте зададим себе вопрос — может ли свобода слова простираться настолько, чтобы становиться угрозой внутренней стабильности государства? Мы знаем, что в России (с начала 90-х годов) многие средства массовой информации спонсировались из-за рубежа и целенаправленно разрушали единство страны, служили интересам своих спонсоров, а не России — должна ли распространяться свобода слова на откровенно враждебные публикации, речи, идеи? Никто ведь не считает излишним существование военной цензуры во время войны, потому что она действительно необходима. Свобода слова необходима обществу, но источником словоизлияний не должно быть желание понравиться кому-либо вне страны и исполнить его волю, направленную на разрушение собственной страны. Получается, что в таком случае необходимо было бы дать свободу говорить все, что угодно и откровенным врагам России, но это было бы абсурдом. И если этот враг является врагом внутренним, рожденным и выросшим в самой России, но желающий ее падения и уподобления Западу, то неужто и таким людям мы должны позволять говорить то, что может послужить к падению нашего государства? Так же нельзя давать свободу для пропагандирования откровенно безнравственных идей и принципов, способствующих нравственной деградации общества. Цензура необходима, но она не должна служить интересам одной какой-либо партии или части общества, но должна стоять на защите существующих абсолютных и традиционных для нашей страны ценностей и способствовать их распространению в обществе.

Никто не может определять степень внутренней свободы человека - если кто-то определяет степень моей свободы, то это уже означает, что я несвободен – таковы принципы любых свобод, которые человек получает извне, а не имеет их в себе как неотъемлемую часть своего самосознания, своего «я». Внешняя свобода – это ярмо и так называемые «демократические свободы» никак нельзя считать свободами, потому что их цель – держать человека в определенном состоянии духа, которое не противоречило бы мнению толпы, что давало бы возможность осуществлять тотальный контроль над человеком, что и является главнейшим отличительным признаком сатанократии. Но при всем этом важно понимать, что свобода не есть вседозволенность, но, прежде всего — это ответственность.

Нельзя называть свободой и то, что не запрещено законом, иначе почему тогда человек всегда предпочитает находиться у самой запретной черты, при каждом удобном случае стремясь эту черту перейти? Внешняя свобода не может приносить внутреннего удовлетворения, даже если человек и сможет в полной мере реализовать все свободы, даруемые государством (хотя это вряд ли можно признать возможным из-за ненасытности человека во всем). Человек вынужден находиться в постоянном поиске чего-то, что могло бы принести ему полное удовлетворение и, не находя этого, он готов опуститься в бездну самого грязного порока, думая найти в нем удовлетворение, но так и не находит и можно ли это назвать свободой? Пребывая в свободе, человек не может не испытывать внутреннего удовлетворения (не нужно путать с сытым довольством), поскольку он, не завися от мнений и стандартов общества, знает, что ему нужно в действительности и восполняет свои реальные нужды, а не желания, навеянные модой, рекламой, общими тенденциями и т. п. Следовать за мнением большинства — ошибочно, ибо в противном случае придется признать, что большинство обладает знанием истины, но это далеко не так. При этом человек пренебрегает собственным мнением и попадает в зависимость от мнения других, что не соответствует принципу свободы человека. Соглашаться с мнением других можно только тогда, когда это мнение соответствует Божественной Правде.

В так называемом «демократическом» обществе (не важно в каком, Будь то Запад или Россия) не может быть реализована абсолютная истина, могут быть лишь сформулированные государственной властью «ценности» и «свободы», которые ни в коей мере не могут быть признанными абсолютными, а значит и приемлемыми они могут быть не для всех – то, что является свободой для одних, будет порабощать других. Но примечательно то, что человеческое общество не только никогда не стремится к абсолютным ценностям и к абсолютной истине, но и всячески стремится отдалится от них, ибо наибольшую степень несвободы недуховный человек ощущает именно тогда, когда он приходит к пониманию необходимости внутреннего самоограничения делать зло, подавлять свое внутреннее желание к пороку, к неограниченной власти, богатству, ненависти к другому человеку.  Ограничение себя делать злое уже само по себе есть добро, но именно к этому менее всего способен человек, потому что делание зла гораздо более отвечает его внутреннему желанию и является для него естественным, в то время как делание добра подразумевает определенное усилие над собой и именно этого усилия человек делать не желает, идя по пути наименьшего сопротивления. «Многое дает демократия человеку, но она, к сожалению, не дает человеку ума. Демократия дает человеку возможность расти в любую сторону, но свободный человек в большинстве случаев предпочитает расти в сторону глупости, потому что так ему жить легче» (Ф. Искандер «Человек и его окрестности»). Таким образом получается, что когда человек совершает злое, он делает это как человек не свободный, но как раб своих собственных злых наклонностей; когда человек, делая усилие над собой, совершает доброе, то именно это и показывает его как человека, свободно употребляющего свою волю на подавление зла в себе, но свободой это можно считать только тогда, когда человек делает это, сообразуясь не столько с законами государства, сколько со своим внутренним законом, со своим личным желанием делать добро вместо зла, когда делание добра является для него не обязанностью, а внутренней необходимостью. Совершить нравственный поступок можно только в состоянии свободы; совершение поступка безнравственного есть признак рабства.

3

Определяя то, что можно и чего нельзя делать человеку, позволяя ему делать что-либо или же, наоборот, запрещая, общество никогда не сможет тем самым убедить его в том, что он свободен (что подтверждается происходящими разрушительными процессами в «свободной» Европе — забастовками, столкновениями протестующих с полицией) – осознание свободы должно исходить изнутри человека. Может ли человек сам определять для себя степень своей свободы? – Он обязан это делать, потому что свобода одного человека никогда не должна входить в противоречие со свободой другого – нельзя обеспечивать свободу для себя за счет свободы других людей.  «Свободен не тот человек, который пользуется свободой, а тот человек, который дает другому пользоваться свободой... Свобода — это не то, что я беру, а то, что я даю» (Ф. Искандер «Человек и его окрестности»). Свобода немыслима без ответственности, иначе она превращается в анархию и беззаконие: «Свобода не означает произвола, не означает, что каждый может делать, что ему в голову взбредет, — свобода предполагает уважение ко всякой человеческой личности, признание ее неотъемлемых прав, бережное отношение к собственной и чужой человеческой душе. Те, у кого анархия внутри, анархия в мыслях, воле и чувствах, ничего, кроме анархии, не могут создать в стране, государстве, в жизни всего народа. Тогда часть восстает на целое, каждый стремится к своим частным, личным и групповым интересам, не считаясь с интересами России, с благом всего русского народа. Свобода невозможна без дисциплины, без самообуздания и самоограничения, без подчинения себя той истине, которая и делает человека свободным. В Евангелии сказано: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными». И целый народ делается свободным лишь тогда, когда он познает истину и служит ей» (Н.Бердяев «Падение священного русского царства»). Ограничивать свою собственную свободу может лишь только тот, кто обладает этой свободой; тот, кто пользуется только видимостью свободы, всегда вынужден находиться в определенном раз и навсегда состоянии зависимости от влияющих на него внешних факторов, законов и мнений.

В каждом человеке должно присутствовать не обусловленное внешними факторами, но исходящее изнутри его самого чувство ответственности за собственные поступки – не столько перед другими людьми или перед государством, но, прежде всего – перед самим собой, перед собственной совестью, что говорит о необходимости существования внутри нас нравственного закона, цель которого – побуждать нашу волю действовать так, чтобы это не противоречило этому закону, индикатором которого является совесть. Поступать или не поступать в соответствии с внутренним нравственным законом – наш собственный выбор, поэтому мы сами определяем для себя следование по пути добра или зла, при этом наш выбор необходимо определяется одним из двух факторов: идя по пути несопротивления собственным природным наклонностям, мы всего лишь осуществляем наши желания, независимо от их нравственной оценки; но свободный внутренне человек дает нравственную оценку своим намерениям и желаниям и поступает в соответствии с этой оценкой, употребляя для этого волю. Наш выбор зависит от того, насколько мы ощущаем чувство ответственности за его последствия, оценивая то, как наши действия будут влиять на окружающих нас людей, но для того, чтобы иметь возможность делать этот выбор, нам необходим внутренний нравственный критерий, опирающийся на эталон истины, которая вне нас. Этот эталон должен быть подтвержден абсолютным авторитетом для того, чтобы человек мог быть убежден в его истинности. А это означает, что человек должен быть убежден в существовании абсолютной истины, посредством которой он мог бы определять свое внутреннее состояние, оценивать свой дух, приводя его в состояние согласия с истиной. Свобода – это и есть внутреннее согласие с абсолютной истиной, пребывающей вне нас, ощущение собственной к ней принадлежности. Парадокс в том, что для того, чтобы ощутить себя свободным, нужно себя подчинить сознательно тому, что ты считаешь настолько лучшим и высшим себя, что осознаешь невозможность для себя самостоятельно стать мерилом правды и добра (что, как правило, мы применяем не по отношению к самим себе, но к окружающим нас людям, становясь для них и законодателями, и судьями), но что может (и должно) стать для тебя ориентиром – таким образом человек, чтобы обрести внутреннюю свободу, подчиняет себя истине – подчиняет не принудительно, а потому, что полностью с ней согласен, тем самым обретая свободу от внутренних противоречий и освобождая свою совесть от обвинений. Это не есть иная форма рабства, хотя и выглядит парадоксом – если истина абсолютна, она освобождает человека, совершая в нем внутреннюю гармонию, полное согласие с истиной и с самим собою; такой человек внутренне освобождается от деспотической власти над собой законов общества и общественного мнения. Любая зависимость есть зло, кроме той, которая порождается любовью, ибо любовь есть то, в чем максимально концентрируется всякая истина и в чем находит свое выражение всякое совершенство.

Там, где есть вина и осознание чувства ответственности, там есть и свобода, иначе вина и ответственность за нее потеряли бы всякий смысл. Таким образом именно свобода позволяет человеку определять его обязанности по отношению к другим людям, причем это определяется не вынужденно, а действием воли самого человека. Воля же может быть направлена и на хорошее, и на плохое – законы только обязывают человека делать выбор в пользу хорошего, но только в том случае, если это имеет отношение к внутриобщественным отношениям, но выбор человек делает сам и особенно это видно в том, когда человек делает нравственный выбор, не принуждаемый к этому законами государства – если я не свободен, то и не должен нести ответственности за то, что я вынужден делать; если же свободен, то я делаю свой выбор в соответствии с той ответственностью, которую возлагает на меня моя причастность к духовному миру - миру абсолютного добра; именно степень познания человеком Бога и Его истины определяет меру его способности судить самого себя, исходя из понимания абсолютных, а не относительных ценностей. Без свободы выбора нет нравственности, ибо выбор подразумевает прежде всего отрицание одного из двух начал — нравственного и безнравственного, и если мы осознаем это, то всё в мире для нас приобретает прежде всего нравственное значение; если же мы «плывем по течению», предоставляя другим делать выбор за нас, то вопрос нравственности теряет для нас какое-либо значение, ибо ответственность за выбор мы перелагаем за других, не понимая, что и это тоже есть наш собственный нравственный выбор — жить так, а не иначе.

4

Если есть ответственность, то должен существовать некто, перед кем мы ответственны – общество в лице государства, другой человек, Бог. Поскольку законы государства несовершенны, о чем свидетельствует необходимость постоянного усовершенствования законодательства путем принятия более справедливых законов, в наибольшей степени отвечающих данному этапу развития общества и, что еще более важно – поскольку государственные законы не являются неотъемлемой частью самой личности, а налагаются на человека извне, то, во-первых, в данном случае человек имеет возможность нести ответственность за исполнение этих законов не столько перед самим собой, то есть – перед своей совестью, сколько перед государством (человек вынужден исполнять законы, даже если внутренне он с ними не согласен), что уже само по себе делает человека несвободным и, во-вторых, с изменением закона изменяется и мера ответственности. Что же касается ответственности перед другим человеком, то здесь она регламентируется иначе – государственные законы подразумевают неизбежность наказания за их нарушение; ответственность перед другим человеком не всегда подразумевает наказание с его стороны (по той простой причине, что он не обладает властью и силой для этого), но здесь мы имеем дело с собственной совестью – когда, например, нам необходимо сдержать данное кому-либо обещание или исполнить взятые на себя обязательства. Посредством этого посторонние люди могут составлять о нас представление как о честном или бесчестном человеке, о степени доверия к нам и т.п., но все же главная наша ответственность по отношению к другому человеку состоит в том, чтобы, реализуя свою собственную свободу, мы тем самым не наносили ущерба другому человеку, то есть – мы сами должны устанавливать для себя те пределы, до которых может простираться наша личная свобода и которых мы переступать не имеем права. Но и здесь могут возникнуть проблемы, ибо мы всегда склонны составлять о себе мнение лучшее, чем о других и почитать себя выше других, а других ниже себя, причиной чему является наш врожденный эгоизм. Для того, чтобы правильно установить для себя границы дозволенного, нам необходим некий критерий, главной сутью которого должно являться наше личное отношение к другому человеку. Как уже было сказано, мы не сможем установить правильно границы своей свободы, если будем считать себя выше других. Считать других равными себе было бы более правильно, но и здесь могут возникнуть проблемы, ибо точно известно, что двум людям, равным по достоинству, трудно уживаться вместе, вместе сосуществовать, потому что, проведя раз и навсегда границы дозволенного, ни один из них не хочет уступить даже в малом и поступиться своей личной свободой. Является ли человек здесь свободным – это еще вопрос. Удивительным фактом является то, что по настоящему свободным человек может ощутить себя только тогда, когда другого он почитает высшим себя самого (один из основополагающих принципов, заповеданных Христом), так как тогда ему будет гораздо легче самостоятельно устанавливать границы собственной свободы. Здесь нет никакого раболепия или приниженности – проблемы возникают не от того, что к кому то мы относимся с большим уважением, чем к себе, а в том, что в данном случае необходима обоюдность, как сказано в Евангелии: «Почитайте один другого высшим себя». Так рождается взаимная ответственность людей друг перед другом. Есть ли в этом свобода? Несомненно, так как уже было сказано, что ответственность возникает из самого наличия свободы, а где нет свободы, там не может быть и ответственности. Ограничивать собственную свободу по отношению к другому человеку способен только тот, кто сам свободен внутренне, ибо это решение можно принять только самостоятельно, в противном случае это уже не было бы свободой.

Но что может заставить человека относиться к другому таким образом, чтобы не только наряду со своими личными интересами учитывать и его интересы и даже ставить интересы другого выше своих; пользуясь собственной свободой, не ограничивать этим свободы другого? Совесть? Но и совесть должна на что-то опираться, так как при отсутствии такой опоры или примера и сама совесть становится порочной, руководствуясь эгоизмом человека, а не идеальными принципами. В человеке есть понимание добра и зла, но есть ли в нем желание всегда следовать добру, руководствуясь не эгоизмом, а нормами общей справедливости? Ведь главнейшая проблема человеческого общества в том и состоит, что каждый желает добра прежде всего только для себя, причем за счет других людей; желает максимально реализовывать собственную свободу, не принимая в расчет того, что каждый человек имеет такое же право на реализацию собственной свободы – вот откуда происходят насилие, социальная несправедливость, желание достигать цели любыми средствами; такие качества как подлость, лицемерие, лживость, цинизм, предательство так же имеют тот же самый источник. При этом каждый человек сам устанавливает для себя (помимо того, что общепринято) меру нравственности, ценности, нормы поведения и т.д. Вот почему для всех нас необходим один, общий для всех, эталон истины, ибо множество «истин» никогда не могут сосуществовать, но всегда находятся во враждебном противоборстве. Но что же есть истина? – Это отвергаемый человечеством Бог. Многие люди соглашаются с тем, что если бы все жили по истине Божьей, то мир был бы намного лучше, но мало кто желает жить по этой истине, объявленной старомодной, несовременной, показателем необразованности и отсталости. Но что же тогда современно? Ложь, предательство, супружеские измены, свободный секс, извращенчество, разводы и аборты, и при этом - над всем властвующий личный эгоизм? Никто не признает открыто, что это хорошо и что так надо жить, однако все именно так и живут, а не иначе, ибо это стало нормой нашего существования – это разрушает каждого из нас изнутри, но мы не в силах от этого отказаться именно потому, что отвергаем истину и по этой причине остаемся несвободными, оставаясь рабами своих же собственных пороков и ложных принципов. Только познав истину, можно стать внутренне свободным, мы же, объявив истину пережитком прошлого, предпочитаем оставаться рабами. Нет и не может быть истины вне Бога – пока человечество этого не осознает, оно всё неудержимее будет стремится к своей гибели и отвратить эту гибель будет невозможно. «Чем больше расширяется познание конечных вещей — ведь область распространения наук стала едва ли не беспредельной, и все сферы познания почти необозримо увеличились, — тем больше сужается круг знаний о Боге. Некогда в прошлом всякое знание было наукой о Боге. Нашу же эпоху характеризует иное: нам ведомо все на свете, мы знаем о бесчисленном количестве предметов, но ничего не знаем о Боге. Прежде наивысший интерес духа заключался в том, чтобы познать Бога, постигнуть Его природу, только в этом занятии дух обретал покой и почитал себя несчастным, если не мог удовлетворить эту потребность; духовная борьба, которую вызывает в душе познание Бога, была для духа самым серьезным из всего, что он знал и пережил; любой другой интерес и любое иное познание не имело для него существенного значения. Наше время заглушило эту потребность, устранило связанные с ней напряжение и борьбу; мы с этим справились, с этим покончено» (Г. Гегель «Философия религии»).

5

Политики (которые в подавляющем большинстве являются демагогами) гордятся демократическими свободами как достижением гуманизма или чего то там еще, но в действительности люди, якобы обладающие этими свободами, ничего не могут сделать без одобрения и позволения толпы, к которой они и сами принадлежат, и вместе с этой толпой они с радостью преследуют, травят и стремятся уничтожить любого, кто не соответствует тому, что толпа определяет как общепринятое, делая это бессмысленно и жестоко, ибо толпа – это зверь, не имеющий никаких этическо-нравственных принципов и не понимающий при этом, что действует не свободно, но всегда по указке искусного дрессировщика, получая время от времени в виде поощрения какую-либо кость, именуемую то «либеральными ценностями», то «достижениями просвещенного Запада», то «демократическими свободами», которые есть ни что иное, как утопия, главным лозунгом которой является девиз, провозглашенный некогда деятелями Великой французской революции: «Свобода! Равенство! Братство!». Никто еще не смог воплотить этот лозунг в жизнь, но носятся с ним все, желающие оболванить народ и иметь от этого власть, привилегии и прибыль. То, что при этом никто не обретает ни свободы, ни равенства, ни братства – никого не волнует, ибо демагоги во всем мире уже настолько прочно овладели толпой, искусно кормя ее несбыточными обещаниями, что толпа свято верит в то, что вот именно этот очередной болтун наконец-то исполнит свои обещания и приведет народ к светлому будущему, которому никогда не суждено стать настоящим. То, что истинная свобода человека не имеет никакой взаимосвязи с государственными законами и мнением толпы, но имеет духовную природу – остается непостижимым ни для толпы, ни для самих демагогов, которые и сами пребывают в том же самом рабстве систем и условностей. Если человек зависим от общественного мнения, от моды; если он разделяет только общепринятые взгляды, то это означает, что как личность он находится в рабстве, не имеет собственного мнения, а если и имеет, то не способен его провозглашать и отстаивать, и еще более он не способен жить по принципам, идущим вразрез с общепринятыми понятиями – таково рабское самосознание.  Человек наиболее полезен для общества не тогда, когда он находится в отношении к обществу лишь как его винтик, исполняя предназначенную ему функцию, а когда он свободен от власти общества над его духовной сущностью – только такой человек способен видеть недостатки общества и способы их решения. Свобода не несет в себе анархизма, ибо она имеет духовную природу и нет иной свободы для человека, кроме свободы духа.

Западная толерантность стремится дать человеку свободу во всем. Гомосексуализм, иные сексуальные извращения, так же как наркомания и алкоголизм – не являются проявлением свободы. Это даже не болезнь, но крайняя степень развращенности человека. Все эти явления являются результатом опустошения души, которую пытаются заполнить хоть чем-нибудь, испытать наиболее острые ощущения и наиболее предпочтительным в этом отношении является совершение чего-либо, противоречащего традиционным устоям; в какой-то степени это бунт против существующих общественных взаимоотношений, отношения общества и государственной власти, бунт против самого общества, ощущение принадлежности к которому не дает человеку чувства защищенности и удовлетворения. Основная проблема западного общества – это постепенное опустошение души, что на наших глазах превратило западное общество из демократического в сатанократическое. И то, что сейчас (на Западе) все сексуальные извращения не только защищаются государством, но им же и пропагандируются и насильно навязываются уже с детского возраста, является лишь закономерным следствием давно происходящих процессов. Созидается совершенно новое общество – общество рабов, главным нравственным критерием которого должно стать отсутствие какой бы то ни было нравственности; объявлена война традиционности во всех отношениях – семьи, взаимоотношения полов, собственной истории. Важно понимать, что западные «ценности» - это отсутствие вообще каких бы то ни было ценностей и западные «свободы» есть ни что иное, как наихудшая из всех форм рабства. «Свобода как идеальность непосредственного и природного не есть нечто непосредственное и природное, но, напротив того, сперва нужно заслужить и приобрести ее, а именно посредством бесконечного воспитания, дисциплинирующего знание и волю. Поэтому естественное состояние оказывается скорее состоянием бесправия, насилия, вызываемых необузданными естественными влечениями бесчеловечных поступков и ощущений... Свободу всегда понимают превратно, признавая ее лишь в формальном, субъективном смысле, не принимая в расчет ее существенных предметов и целей; таким образом ограничение влечения, вожделения, страсти, принадлежащей лишь частному лицу как таковому, ограничение произвола принимается за ограничение свободы. Наоборот, такое ограничение является просто условием, делающим возможным освобождение, а общество и государство являются такими состояниями, в которых осуществляется свобода... В польском сейме каждый индивидуум должен был давать свое согласие, и государство погибло из-за этой свободы. Кроме того предположение, согласно которому только народу присущи разум, понимание и знание того, что справедливо, оказывается опасным и неправильным, потому что всякая часть народа может объявить себя народом» (Г. Гегель «Философия истории»).

Смысл свободы состоит не в том, чтобы человек имел возможность делать всё, что он хочет, напротив – такая свобода трансформируется в одну из наихудших форм рабства у собственных пороков, так как такая свобода неизбежно приводит к нравственной и духовной деградации. Свобода не приходит извне, она не имеет какой-либо разрешительной категории, но истинная свобода должна исходить изнутри человека, из его духа, потому что подлинная свобода – это и есть сам дух; отказ от духовности есть принятие на себя ига рабства. Когда рабу позволяют что-либо делать для своего удовольствия, то при этом он всё равно остается рабом; так и «демократические» свободы не делают человека свободным. Сама государственная власть становится заложником ложно понимаемой свободы, становится бессильной против этих свобод и не в состоянии обеспечивать свою наиважнейшую функцию – сохранение нации, ее истории и фундаментальных ценностей. Само провозглашение свободы делает сохранение этих ценностей проблематичным.

6

Развитие возможно только там, где есть свобода, так же, как и любое добро есть акт свободного деяния в отличие от зла, которое есть знак принуждения и  рабства. Акт свободы есть всегда творческий, созидательный акт, творчество же есть открытие новых путей, образов, смыслов, а не хождение по уже известным путям. Творческий дух в человеке невозможно пробудить приказным порядком — это внутреннее состояние самого человека и только он и никто другой, способен воплотить этот творческий дух в реальность. Категорический императив «ты должен» имеет двоякую природу — исходящий извне, он подавляет свободу личности, принуждая ее к действию; если же он исходит изнутри, когда человек сам говорит себе «ты должен», то это есть реализация внутренней свободы человека, реализация его «я» через свободный выбор. Личность реализует себя не тогда, когда реализуется его «я хочу», а тогда, когда реализуется его «я хочу именно то, что должен»:  «Свобода есть самоопределение личности, печать свободы лежит на всем том, что согласно с «я», что вытекает из его внутреннего существа. Свобода не отрицательное понятие, как это утверждают буржуазные мыслители, для которых она есть только отсутствие стеснений, свобода понятие положительное, она синоним всего внутреннего духовного творчества человеческой личности. Но быть свободным не значит определяться эмпирическим «я» с его случайным, взятым из опыта содержанием, свобода есть самоопределение духовного «я»... Нужно человеком быть и своего права на образ и подобие Божества нельзя уступить ни за какие блага мира, ни за счастие и довольство свое или хотя бы всего человечества, ни за спокойствие и одобрение людей, ни за власть и успех в жизни; и нужно требовать признания и обеспечения за собой человеческого права на самоопределение и развитие всех своих духовных потенций. А для этого прежде всего должно быть на незыблемых основаниях утверждено основное условие уважения к человеку и духу — свобода» (Н. Бердяев «Этическая проблема в свете философского идеализма»).

Огромное количество людей умирает, не реализовав себя в этом мире творчески, никак не выразив себя в своей свободе, ибо так и не познали свободы. Провести всю свою жизнь под знаком необходимости, руководствоваться лишь желанием осуществить насущное, погрязнуть в мелочах жизни, не познав ее грандиозного замысла для каждого человека — вот самое из жалких состояний человека и одна из главнейших причин того, что большинство людей живет именно в таком состоянии, состоит в том, что многие занимаются не тем делом, к которому они призваны и не в соответствии со своими дарованиями, а тем, которое они вынуждены делать ради того, чтобы просто поддерживать свое существование. Огромное число людей не могут реализовать себя в жизни и не всегда в этом их собственная вина — ограниченность материальных возможностей, общественное положение и даже место жительства (город или деревня, столица или провинция, Сибирь или морское побережье, север или юг и т. д.) влияют на возможность самореализации. Одни обладают настолько большими возможностями, что с лихвой могли бы творчески реализовать себя, но вместо этого — по своей собственной тупости — используют эти возможности, прежде всего материальные, для того, чтобы впасть в роскошь, испытать как можно больше удовольствий или же как можно больше увеличить свое благосостояние. Другие не могут себя реализовать по той простой причине, что из-за недостаточности средств не имеют возможности получить то образование, которое в наибольшей степени способствовало бы развитию их дарований. А как распространено такое явление, когда молодые люди стремятся получить образование исключительно для того, чтобы больше зарабатывать денег, а не по призванию или же вообще с безразличием относятся к выбору профессии, только бы получить диплом, причем многие из них даже и не посвящают свою жизнь той деятельности, которой обучались, а занимаются чем придется. Всё это признаки несвободы. Свободный человек занимается тем делом, которое любит — ему не нужны какие-либо внешние стимулы или приказы, ибо он руководствуется в своей деятельности исключительно внутренними мотивами и поэтому он не только способен творчески мыслить, но и претворять творческие идеи в жизнь и чем из большего числа таких людей будет состоять общество, тем в большей степени такое общество будет справедливым (ибо каждый занимался бы своим делом, не вмешиваясь в чужие) и жизнеспособным.

Мы живем в состоянии нереализованной духовности, а это подразумевает отсутствие свободы, так как свобода есть только в духе; бездуховность есть самая высшая категория рабской зависимости, облеченная в видимость свободы, которая реализуется не в духе, а в плоти и постепенно приводит человека к скотскому состоянию. Животное не может обладать свободой, ибо оно живет и действует исходя из необходимости; только одухотворенное самосознание дает возможность обретения свободы, потому что свобода должна быть постигнута разумом в самой себе, то есть в духе. Стать выше необходимости — вот что есть свобода; если необходимое довлеет над человеком, то он становится рабом этой необходимости. При этом важно понимать — что определяет необходимость того или иного предмета или поступка. Определяют ли это обстоятельства, общество, государство или же я сам — вот в чем кардинальное отличие. Свободный человек сам определяет то, что необходимо, исходя не из общепринятого, а из собственного понимания полезности, ибо необходимое должно быть полезно; то, что не полезно, не может являться необходимым для человека. Значит, необходимое должно являться благом, будь то для самого человека, или же для других, но поскольку высшее, абсолютное благо имеет отношение к Божеству, то и критерием для человека определения своих поступков является Бог, но единение с Ним в духе невозможно без свободы, так как степень свободы человека определяется не иначе, как степенью его духовности — Дух Божий не только абсолютно свободен, но это Он и есть абсолютная свобода, поэтому и взаимные отношения человека с Богом невозможны вне свободы. Таким образом то необходимое, что определяется в духе, не может нанести вред ни самому человеку, ни окружающим его людям, ни обществу в целом и не приводит к нарушению принятых в государстве законов, если только эти законы не противоречат Божественной правде, а это означает, что и законы в государстве должны приниматься в соответствии с этой правдой, чтобы не создавалась такая ситуация, когда сами законы побуждают человека к их нарушению, если эти (человеческие) законы принуждают нарушать законы Божии. 
Свобода есть естественная, неотъемлемая часть бытия человека, его духа — поскольку человек обладает духом, то он обладает и свободой, но свобода эта присутствует в человеке как потенция — она может быть реализована, но может быть и подавляема как внешними причинами, так и внутренними; главнейшая задача человека — реализовать свободу духа в себе и именно в этом и состоит смысл бытия человека и его главнейшая цель в жизни, ибо если человек не реализует себя в свободном духе, он не исполнит своего высшего предназначения. Отсюда вытекает необходимость решения двух важнейших задач: противостоять тому, что подавляет свободу человека извне и подавлять сознательно в себе то, что препятствует реализации свободы, но не менее важным является при этом и личная ответственность человека в реализации своей свободы — это ответственность перед Богом и другими людьми, что ни в коей мере не ограничивает его свободы, но именно в этом она и реализуется, когда человек, осознающий свою ответственность перед кем-либо, свободно принимает то или иное решение. Совершенно очевидно, что во взаимоотношениях людей друг с другом, человека и общества, человека и государства не может существовать абсолютной свободы, ибо эту свободу неизбежно ограничивает сам принцип сосуществования отдельных индивидуумов; полная свобода достигается только в духе.

7

Воля человека теоретически может проявляться как угодно в соответствии с его желаниями, но при этом нельзя не учитывать то, что необходимо существование неких причин, побуждающих нас поступать тем или иным образом и в результате мы имеем то, что воля сама в себе может быть абсолютна свободна, но в своем проявлении она зависит от внешних причин. Таким образом провозглашаемые так называемые демократические свободы направлены на то, чтобы сначала внушить человеку определенные желания, а затем добиваться их исполнения, чем пользуются впоследствии другие люди – такова ситуация с так называемыми «зелеными» - думая, что борются за экологию, эти люди в действительности выполняют задачу политико-экономическую, выгодную тем, для кого вопросы экологии стоят на последнем месте, а на первом – чистая финансовая и политическая выгода.

Если воля человека несвободна, то она уже не воля, ибо не может быть воли без свободы; порабощенное сознание не может воплощать в жизнь желаемое; безвольный человек несвободен, волевой — свободен в своих решениях, ибо его воля способна преодолевать внешние обстоятельства и не подчиняться чужой воле, разве только по своему выбору. По поводу свободы человека и, особенно, его свободной воли, было написано множество книг, велось множество споров — является ли воля человека свободной или же она порабощена? Но ответ на этот вопрос лежит на поверхности — там, где нет духа, который и есть сам по себе свобода, там не может быть никакой свободы воли человека, ибо она остается порабощенной вещественным началам мира. Утверждать же, что духовный человек находится в состоянии порабощения воли Богом, то есть утверждать, что благодать воздействует на человека таким образом, что человек не может ей противиться, значит извратить сам смысл благодати, ибо благодать никого не насилует так, чтобы человек действовал против своей воли, «ибо где Дух Господень, там свобода», в том числе и свобода подчинения Богу — нам нужно понять, что Бог более желает иметь общение с человеком свободным, а не с раболепствующим и бесконечно себя унижающим, якобы обретая в этом унижении смирение и если справедливо то, что человек не равен с Богом, то неоспорим и тот акт, что он есть наилучшее творение Божие, созданное не как игрушка для Бога, а как Его образ и подобие, которому в духовной иерархии предопределено стать выше Ангелов небесных; суть же вопроса состоит в том, что именно в Духе объединяется воля Бога и человека так, что они не могут противоречить друг другу — именно в этом обретает человек свою истинную свободу и иной свободы для него не существует.