Счастье и горе воспоминания о прожитом

В кинофильме Ростислава Ростоцкого «Доживём до понедельника» школьникам в начале жизненного пути предложили написать сочинение на тему «Моё представление о счастье». По существу, им было предложено пофантазировать на предложенную тему, что они и сделали, каждый по-своему, кто как умел. В итоге, сочинения превратились в пепел, в том числе ещё и потому, что предугадать судьбу и жизненный путь человека невозможно, это всё равно что руками поймать солнечный зайчик.
В конце жизненного пути человек способен дать точное определение счастья и горя в различные периоды своей жизни. Детство, отрочество, юность, молодость, зрелость, пожилой возраст, старость – дают собственное представление о счастье и горе, которое соответствует мироощущению человека в конкретный период его жизни.


Детство.

Мне посчастливилось родиться в тихом маленьком ухоженном подмосковном городке с первой в России электростанцией, работающей на торфяном топливе, турбины которой в настоящее время работают на газе. Детство проходило в окружении друзей-приятелей такого же возраста из нашего двухэтажного бревенчатого общего дома на окраине города. Дом стоял на улице с символическим названием Пионерская. Рядом располагался красивый берёзовый парк, стадион, две школы и большой кирпичный клуб им. Ленина ГРЭС № 3 им. Р.Э. Классона с большим и малым кинозалами, танцевальным залом, библиотекой и многочисленными абсолютно бесплатными детскими кружками. Напротив клуба был разбит сквер с фонтаном, липовыми аллеями и цветочными клумбами. Сразу за клубом начиналась система искусственных озёр для охлаждения теплоносителя, примыкающих к электростанции. Вода в них всегда была тёплой и мягкой из-за добавления щёлочи, зимой озёра не замерзали. В шаговой доступности начинались заболоченный карьеры бывших торфоразработок с зарослями брусники, голубики и полянами клюквенников. Сразу за картофельными огородами начинался лес.

Родители занимались тяжёлым физическим трудом, а мы были предоставлены целый день сами себе. В этом и было наше счастье, счастье в ощущении свободы и вседозволенности. Можно было часами возиться в рядом расположенной непересыхающей всё лето луже гоняя по ней головастиков и пуская бумажные кораблики. Можно было срезать длинное удилище, привязать дефицитные леску и крючок, а также поплавок из пробки и гусиного пера и пойти на озёра ловить окуней на жучков (личинок стрекоз), что нам было строго настрого запрещено. Можно было до одурения играть в карты на столике, расположенном рядом с домом или забраться за недозрелыми яблоками в школьный сад. Можно было на озёрах ловить раков и креветок закатав штаны и ощупывая прибрежные камни голыми руками. Горе состояло в том, что крючки иногда цеплялись за подводные коряги, а так как они у нас были на вес золота, приходилось раздеваться до гола на виду у всего честного народа, чтобы не замочить трусы, и лезть в воду, нырять и искать зацеп. Правда нас этот стриптиз нисколечко не смущал, главное было спасти дефицитный крючок, а то что кто-то увидит детский сморщенный «стручок» нас совершенно не беспокоило. Заловив за этими и многими другими «интересными» занятиями матери ограничивались подзатыльником, а отцы пороли кожаным ремнём. При этом, один из наших приятелей всегда жаловался: «Да-а, вам хорошо, вас отцы ремнём порют, а меня батя шланго-ом! Так что оказывалось, что горе - это совсем не беда, когда тебя порют кожаным ремнём, да по мягкому месту. Настоящее горе, это когда шлангом, да ещё куда попало! Счастье посещало нас со старшей сестрой практически каждую субботу, когда из соседнего города приезжала моя нянька тётя Тоня или просто Тоня средняя сестра моей мамы. Она никогда не приезжала с пустыми руками, всегда привозила нам подарки. Достаточно сказать, что все ёлочные игрушки на нашу новогоднюю ёлку покупала и привозила нам именно она.

Летом меня со старшей сестрой отправляли в деревню Клобучки к бабушке Поле (по материнской линии), что располагалась в Скопинском районе Рязанской области. Бабушка жила в белоснежной мазанке из известняка с настоящей русской печкой под соломенной крышей без электричества. Дедушка Вася умер во время войны от сердечного приступа, оставив жену с пятью малолетними детьми. Вместе с бабушкой жили младшие дети: дядя Лёша и тётя Зоя. Бабушка держала корову Зорьку красивого бежевого окраса, несколько овец, барана, пару свиней, кур и гусей. Рядом с домом в будке жила большая белоснежная собака лайка Пушок. Спал я в небольшом чуланчике рядом с печкой. Просыпался от чудесного запаха свежеиспечённых в русской печке оладьев и запечённой с корочкой картошки в чугунке. На завтрак всегда были яйца, творог, сливки и сметана, иногда свежевсбитое масло. Один раз в две-три недели бабушка ставила заварное тесто и пекла в печи белый и черный ржаной хлеб. В этот день ранним утром в доме стоял такой чудесный запах ржаного хлеба, подобия которому я не знал больше никогда в жизни. Вот это было настоящее счастье. Хлеб бабушка выпекала в формочках от торфяных машин, предназначенных для добычи торфяной крошки (фрезера), которые привозил мой отец. Они по форме и размеру удивительным образом копировали формы для выпечки чёрного хлеба. Правда мне тогда, худенькому мальчугану с копной белоснежных волос, всё это было совсем не интересно. Я хватал пару оладьев или огромный кусок чёрного хлеба, кусок сахара и выбегал на улицу к Пушку. Снимал его с цепи и вместе с ним мчался к приятелям заниматься не менее «интересными» чем у себя дома в Подмосковье занятиями.
 
В соседнем доме жил старенький одинокий дедушка, к которому из Москвы на лето приезжали внуки: старший Валерка, средняя Танька и младшая Ольга. Дед на телеге каждое утро отвозил колхозные фляги с молоком с фермы в соседнюю деревню на переработку. Затем распрягал старую чёрную кобылу, и мы с Валеркой отводили её в конюшню. Путь проходил через овчарню перед которой был обустроен загороженный оглоблями загон. Овцы в это время уже были на выпасе, и мы с Валеркой, сопливые пацаны, по очереди в загоне по кругу катались на старой ухайдоканной кляче. Катались без какого-либо седла, держась только за уздечку, отбивая себе промежность до синяков. Набрав под старой соломенной крышей заброшенного свинарника голубиных яиц, варили их в чугунке на тут же разведённом костре и ели как волшебный экзотический продукт. Из разветвлённых стволов ивы, разрезанных лапшой велосипедных камер и небольших кусочков кожи, сделали себе «профессиональные» рогатки и кусочками битых чугунков пытались сбить голубей, чтобы зажарить их на костре, но этого нам так и не удалось сделать точно также нам не удалось и другое откровенное хулиганство. В амбаре, напротив нашего дома, временно ставили на ночь лошадей. Сзади амбара в стене была большая дыра. С наружи дыра прикрывалась высокими зарослями крапивы. Пробираясь через крапиву мы с Валеркой залезали в амбар и сразу карабкались на поперечные перекрытия потолка, выполненные из длинных и толстых брёвен. Сняв штаны и перемещаясь на корточках вдоль брёвен малолетние обормоты пытались наложить на загривки лошадей. Но «патронов» не хватало, и операция никак не удавалась. И слава Богу! Представляю, что могли сделать с нами местные мужики, запрягая лошадей с такими «подарками». Видела бы бабушка эти безобразия!? Но это же было счастье, счастье торжества безобразных выходок и адреналина!
 
Природа Рязанщины непередаваемо красива. Деревня была вытянута с востока на запад вдоль ручейка, который брал своё начало в небольшом пруду с ключами на одном конце деревни, а впадал в такой же пруд в низинке на другом конце. Бабушкин дом располагался примерно в центре деревни.
 
С севера за картофельным огородом располагалось огромное колхозное поле, на котором ежегодно чередовались посевы ржи и ячменя. Неизменными оставались только заросли ярко синих васильков по краю поля, цвет которого в течение лета менялся от темно зелёного до жёло-соломеного, что в сочетании с голубым небом и белыми облаками создавало волшебное ощущение бескрайнего простора без начала и конца. Эта живописная картина волновала и возбуждала душу ребёнка, ещё не осознававшего своей принадлежности к племени великого, упрямого и непобедимого народа, с открытой, бесшабашной и распахнутой душой, в «жилах» которого течёт кровь великого русского поэта, воспевшего эту величавую красоту и трагически закончившего свою жизнь в расцвете сил в отеле «Англетер» от рук негодяев без рода и племени.
 
С юга за ручейком, по берегам которого произрастали раскидистые вётлы, простиралось большое пастбище с разнотравьем: ромашками, колокольчиками и часиками (луговой гвоздикой). После дождя на этом поле причудливыми кругами «высыпали» «варюшки» (луговые опята) которые мы собирали целыми подойниками (оцинкованными цилиндрическими вёдрами) и бабушка из них варила нам суп-лапшу, которую делала сама и поджаривала грибы на сковородке, заливая их яйцами. Рядом со старым свинарником на перегное росли другие грибы «печерицы» (шампиньоны), которые тоже попадали на сковородку. За пастбищем начинался большой лес, на опушке которого росли раскидистые кряжистые дубы. Подножие дубов покрывала густо растущая высокая «Иван да Марья». В детстве эта трава с таким необычным названием с небольшими жёлтыми цветочками и зелёно-синими листьями производила на ребёнка какое-то необыкновенное магическое впечатление и заставляла верить в сказки, которые рассказывала бабушка.
 
Слева рядом с лесом располагалось небольшое болотце с названием «Моховое». Туда мы с тётей Зоей ходили мыться. Болотце находилось в густых зарослях низкорослых деревьев и кустарника. Народу там практически никогда не было и можно было раздеваться до гола и спокойно мыться. Дорожки, ведущие к прозрачной торфяной воде, были густо выстланы мхом, по которому тётя Зоя и моя старшая сестра Надя ходили как русалки: большая и маленькая. На фоне зелёных «декораций», окаймляющих неподвижную гладь темной прозрачной торфяной воды с распустившимися лилиями, эти белоснежные фигурки рязанских красавиц производили неизгладимое впечатление на маленького мальчика, ещё не осознававшего всей красоты и великолепия женского тела. Дух захватывало, наполняя всё внутри каким-то неведомым чувством, которое бередило душу и заставляло стесняться своей наготы из-за возникающего внутреннего напряжения. Вот это было такое непонятное, но явно осознаваемое счастье! Прохладная вода и простое хозяйственное мыло быстро приводили в чувства растревоженное естество мальчугана и ополоснув кристально чистой водой его быстро обтирали полотенцем и одевали в чистую одежду. Закончив летние банные процедуры троица гуськом выходила из этого оазиса чистоты и свежести.

 Справа от леса в некотором отдалении располагалось село Богослово, в которое мы с сестрой и тётей Зоей ходили к знакомому пасечнику за мёдом. Обычно брали темный гречишный мёд, который на свету переливался и менял свой цвет от тёмно коричневого до какого-то зеленоватого, словно флюоресцировал. Наш путь в Богослово проходил через большую поляну дикой полевой клубники. Она была бело розового цвета приплюснутой формы с непередаваемым ароматом и вкусом. сильно отличавшимся от запаха и вкуса лесной земляники.

В лесу за дубовой опушкой росли как лиственные, так и в небольшом количестве хвойные деревья. Разнообразие грибов было таким же, как и в Подмосковье, но они несколько отличались насыщенностью и глубиной окраса. Может быть это было просто более ярким детским впечатлением, но тогда мне это казалось именно так. Несомненно только одно, лесная растительность Рязанщины более яркая, разнообразная и богатая чем в Подмосковье. Мы с сестрой часто ходили на опушку леса за травой для Зорьки или сухими ветками для розжига печки.  Вязанки основательно перевязывали скрученной травой и тащили на горбу, скрючившись в три погибели.

Часто, вместе с деревенскими ребятишками, ходили на недалеко расположенное колхозное поле, на котором рос овёс вместе с горохом на силос. Брали с собой небольшие мешочки и набирали в них гороховые стручки. Регулярно на своем «козлике» поле объезжал председатель колхоза и гонял нас, потому, что мы вытаптывали овёс с горохом. Занятие это было рискованным и щекотало нам нервы. Тем счастливее мы были, набрав полный мешочек гороха и не попав в «лапы» председателю.

Однажды дядя Лёша неожиданно примчался на обед на молодом ретивом жеребце огненного (рыжего) окраса, посадил меня перед собой, и мы галопом с ветерком гоняли по деревне взад и вперёд на виду у всех деревенских мальчишек. Счастью не было предела! Несчастье посещало меня каждый вечер, когда тетя Зоя заставляла меня зажмурившись залпом выпивать стакан парного (тёплого) молока. Такого издевательства мой кишечник не терпел никогда: ни тогда в детстве, ни потом в зрелом возрасте.

Однажды по какой-то надобности мы с сестрой пошли к знакомым в конец деревни. Путь пролегал мимо дома местного жителя, у которого в огороде стояло несколько ульев. Он их держал исключительно для себя. Сестра была одета в красивое платьице клёш с рукавами фонариками малинового цвета с реденькими белыми цветочками. Неожиданно её атаковали пчёлы. Пришлось вместе отбиваться и бегом убегать от пчёл. Обратно шли огородами вдоль ручейка.

Когда болело горло или живот, особенно когда начинали плодоносить огурцы, бабушка нам заваривала розоватые головки тысячелистника со зверобоем и лечебной ромашкой. Расстройство кишечника лечилось одним единственным способом. Мы забирались на большую черёмуху, которая росла рядом с погребом, и ели вкусные и терпкие чёрные ягоды. Однажды я баловался, лазая по зубьям наклонно расположенной старой брошенной механической косилки и сорвался, глубоко распоров внутреннюю сторону бедра. Кровь хлестала сильно. Бабушка и тётя Зоя испугались и стали заливать рану йодом. Вдруг йод запузырился и оказалось, что в суматохе мне вместо йода рану залили каролином, аналогичным лекарством для животных. Переполох был страшный, но в конце концов всё обошлось, а приличный шрам так и остался на всю жизнь.
 
Самым большим и страшным горем для меня была мучительная смерть Пушка. Пьяные охотники из соседней деревни проезжали на телеге с визгом и гиканьем мимо нашего дома. Пушок был без привязи и стал облаивать охотников, увязавшись за подводой. Они не нашли ничего лучшего как взять и выстрелить из двустволки двумя патронами в собаку, в упор в живот. Когда я выскочил на улицу Пушок юлой крутился в дорожной пыли и почему-то рвал зубами собственные вывалившиеся кишки. Ничем помочь собаке было уже нельзя и дяде Лёше пришлось пристрелить собаку, чтобы она не мучилась. Страшная смерть Пушка произвела на меня неизгладимое впечатление на всю оставшуюся жизнь. Я сразу повзрослел и понял, что кроме добра есть ещё на свете зло, страшное зло, которое нельзя ничем и никогда оправдать.

Вот такое ощущение счастья и горя посетило меня в раннем детстве.


Отрочество и юность

Моя первая учительница Антонина Васильевна была женщина достаточно организованная и властная, могла и деревянной линейкой по башке ударить. Для учебного процесса эти свойства её характеры, наверное, были полезны. При этом, её абсолютно не интересовал внутренний мир ребёнка, его устремления, мечты и даже бытовые условия проживания. Она была требовательна и одинаково равнодушна к своим ученикам. Подход к делу у неё был достаточно прагматичным, он определялся единственным критерием – участием родителей в родительском комитете. Таких детей она тянула «за уши» и некоторых ей даже удалось сделать отличниками. У меня таких привилегий не было, но я был прилежным и старательным учеником. Родители у меня были простыми работягами и уже с раннего детства я прекрасно понимал, что могу рассчитывать в жизни только на себя. Поэтому начальную школу окончил только с двумя четвёрками. Я всегда трезво и спокойно относился к оценкам, но равнодушие и ощущение завышенных требований ко мне со стороны первой учительницы всегда испытывал. Почему в начальной школе ко мне относились как к студенту в вузе я не понимал? Поэтому теплых чувств к своей первой учительнице никогда не питал.
 
В четвёртом классе я сидел за одной партой с очень боевой девочкой, которая уверяла меня, что чернильница непроливайка так называется потому, что действительно не проливает чернила, даже если её перевернуть вверх дном. Мы поспорили, и она не преминула продемонстрировать свою уверенность перевернув чернильницу над моим плечом. Чернила почему-то полились на мой новый, только что купленный, модный пиджак в клеточку, которым я очень гордился, ведь обновки у меня появлялись очень редко. Мама очень сильно ругала меня и это было настоящим горем.

В пятом классе, когда по каждому предмету стали преподавать разные учителя, вдруг неожиданно выяснилось, что отличники оказались липовые, а на меня подспудно обрушилась волна осторожных симпатий со стороны преподавателей, которая в старших классах превратилась в дополнительную нагрузку по участию в различных олимпиадах по точным наукам. Учился я действительно очень хорошо, а моя фотография всегда висела на доске почёта. Иногда она неожиданно пропадала и завучу приходилось вешать новую. Об этом мне сообщали одноклассники, так как мне на это было абсолютно наплевать потому, что я всегда стеснялся этой совершенно не нужной мне популярности. Со временем начал анализировать причины этих метаморфоз и мне почему-то хотелось верить, что это не случайно и я кому-то, наверное, нравлюсь.

Самым большим несчастьем в школе для меня было то, что приходилось учиться по старым учебникам моей старшей сестры, которая была на два года старше. Новые учебники всегда чуть-чуть отличались от старых как по содержанию, так и нумерации страниц и задач. Мне всегда было стыдно переспрашивать номера заданий по старым учебникам. Жили мы очень скромно, экономили на всём и новых учебников для меня позволить себе не могли.

Лет с 10-и - 12-и отец начал привлекать меня к тяжёлому физическому труду: перекапывать огороды, делать грядки, выращивать овощи и, главным образом, картошку. Я стал с ним ходить за грибами и ягодами в лес и на карьеры. В нашей семье ничего не делалось для развлечения. Овощи выращивались в товарных количествах, грибы из леса приносились бельевыми корзинами, а ягоды вёдрами. На зиму заготавливалась большая бочка квашеной капусты с целыми половинками или четвертушками кочанов, «закопанных» в рубленную капусту с тертой морковью. Две средние бочки были предназначены для солёных огурцов и помидоров, а небольшая бочка для солёных грибов. В погребе всегда была морковь, закопанная в песок, свекла и редька, как лечебное средство от бронхита с мёдом. Мама всегда заготавливала несколько трёхлитровых банок варенья лесной малины и черники. В сарае зимой лежала замороженная клюква. Бруснику и калину мама замачивала в трёхлитровых банках. Время от времени в доме появлялся и разрастался чайный «гриб». В специальных чистых белоснежных мешочках хранились сушёные белые грибы.

Самым интересным и завораживающим событием для меня всегда была стерилизация деревянных бочек. Отец привозил домой по очереди чистые вымытые и высушенные кадушки и ставил их в коридоре на кирпичи. В бочки клали веник из можжевельника и заливали кипяток, сверху они накрывались старыми одеялами и пальто. Одновременно в печке до красна нагревался камень или большая металлическая болванка. Отец кочергой заталкивал камень или болванку на специальный металлический совочек для выгребания золы и быстро опускал в кадушку, мгновенно закрыв одеялами и пальто. Вода в кадушке закипала и бочка начинала жутко гудеть, трястись и даже вибрировать. Зрелище было фантастическим и производило на ребёнка неизгладимое волшебное впечатление. Это было счастье познания в простых житейских вещах физики событий и явлений.

В период отрочества отец в июле месяце покупал мне путёвку в пионерский лагерь от предприятия под названием «Дальненский». Этот лагерь располагался в сосновом лесу на приличном расстоянии от города. Добираться туда приходилось всем лагерем на специальном поезде с локомотивом по узкоколейной железной дороге. Располагался лагерь на большой живописной поляне. Несколько отрядов размещались в одноэтажных зданиях без отопления. Единственное дореволюционное двухэтажное кирпичное здание было отдано под пионерскую комнату и кабинет врача с небольшим изолятором.  Первый этаж этого здания представлял собой историческую ценность, ведь это был охотничий домик известного фабриканта Саввы Морозова. Домик имел метровую толщину стен и на подоконниках было так удобно восседать в пионерской комнате, заигрывая с девочками. Утром и вечером по горну отряды выстраивались на квадратной линейке для подъёма и спуска красного государственного флага Советского Союза. Линейка запомнилась тем, что сплошь была усеяна часиками (полевой гвоздикой) и эта естественная красота лесной полянки так врезалась в память, что спустя годы и десятилетия отпечаталась даже в сновидениях взрослой жизни. Обычно право подъёма и спуска флага предоставлялось отличившимся ребятам, как правило, за дежурство по кухне, за спортивные победы или победителям в различных конкурсах. Мне так хотелось, чтобы меня вызвали к флагу, ведь тогда бы я оказался в поле зрения одной девочки, ради которой собственно я и ездил в этот лагерь. Пару раз так и получилось. Это было счастье.
 
Девочку звали Женей. Она приезжала из Москвы со своей старшей сестрой Викой. Женя была небольшого роста, блондинка с голубыми глазами и короткой стрижкой копны густых волос. Отличал её низкий грудной голос, который почему-то очаровал меня. Вечерами на большой веранде под аккордеон устраивались танцы. Я был стеснительным мальчиком, но преодолев стеснение каждый раз приглашал на танец только одну Женю. Это ещё не было любовью, это было какое-то предчувствие любви. Это было познание противоположного пола, невинное, но уже волнующее, завораживающее и какое-то обжигающее своей близостью во время детского танца. Там же хором мы пели блатные и цыганские песни и разучивали твист и шейк на прямых ногах (без сгибания в коленках). Это было не так просто сделать, но в конечном счёте получилось и уже на вечерах в школе я невозмутимо демонстрировал и твист, и шейк, чем немного шокировал учителей, видевших во мне только прилежного успевающего ученика. В последнюю мою поездку в пионерский лагерь Женя намекнула, что приедет и в третью смену. Я с огромным трудом дозвонился до отца и попросил купить путёвку на третью августовскую смену. Каково же было моё разочарование и горе, когда Женя в третью смену не приехала. Это был первый в моей жизни, но далеко не последний коварный удар «ниже пояса», полученный мною в жизни от женщин.

Тут же в пионерском лагере я узнал, что такое настоящая мужская дружба. Я познакомился с мальчиком, с которым нас связали общие увлечения и интересы. В отличие от меня субтильного и физически не очень развитого он имел достаточно хорошую физическую форму, потому что занимался спортом. Однажды ребята из соседнего отряда привязались ко мне и решили так для прикола почесать кулаки. Друг встал на мою защиту и нам пришлось отбиваться от пацанов прислонившись друг к другу спинами. Именно тогда я и понял, что настоящая дружба определяется не словами, а вот так, когда друзья занимают круговую оборону, прислонившись спина к спине, как в прямом, так и в переносном смысле.

В 15 лет на городской танцплощадке я увидел девочку, которая заставила трепетно забиться моё сердце и ощутить настоящее неподдельное счастье. Я полюбил её с первого взгляда, раз и навсегда. Это была маленькая брюнетка с аккуратной короткой стрижкой, карими глазами и идеальной фигурой. Звали её Галей. У неё, как и у меня, была старшая сестра. Училась она в школе, расположенной на другом конце нашего городка. Моё чувство к ней было настолько сильным и глубоким, что оно буквально парализовало мою волю и сознание. С одной стороны, я боготворил её и вознёс на недосягаемую высоту своего представления о женском идеале, а с другой, в своём стремлении сблизиться, вёл себя опрометчиво, неумело и зачастую просто глупо. Может быть поэтому, а может быть в силу заурядности моих внешних данных, я ведь никогда не отличался привлекательной внешностью, или иных неведомых мне причин, я не нашёл ответного чувства. Когда настал печальный момент и мне был дан окончательный отказ во взаимности, удар для меня оказался настолько страшным, горьким и сокрушительным, что противостоять ему мне стоило невероятных усилий. Вот это было вселенское горе, которое, как показало время, я так и не сумел пережить окончательно и через годы и десятилетия. Образ этой девочки навсегда остался в моей памяти, как ощущение абсолютного счастья, которое я не испытывал больше в жизни никогда.

Шоком и большим горем оказалось для меня тяжёлое неизлечимое аутоиммунное заболевание родной сестры Нади, при котором женщины обычно не доживают до 30-и лет. Будучи уже студентом я всеми правдами и неправдами сумел устроить её лечение на кафедре терапии и проф. заболеваний Первого Московского медицинского института им. И.М. Сеченова. Оказавшись «тематической» больной она два раза в году лежала в клинике этого института, получая первоклассную диагностику и корректировку хода лечения гормональными препаратами. Только благодаря этому она и сумела прожить до 53-х лет.

В институте я хорошо учился, всегда получал стипендию, да и ещё неплохо подрабатывал. Распределился в один из ведущих подмосковных НИИ и семь лет прозябал в общежитии для одиноких. Поступил в аспирантуру, сдал кандидатский минимум и писал диссертацию. Печатался в ведущих отраслевых и академических научных журналах.

В НИИ встретил интересную девушку, пытался красиво ухаживать, учитывая предыдущий негативный опыт. Показалось, что даже вызвал ответный интерес, но я ошибался. Девушка немного поигралась, а замуж собралась за другого. Мне очень не хотелось её терять, и я стал вести себя как последний идиот, продолжая волочиться попусту. Она вышла замуж, а я опять остался у «разбитого корыта». После этого я просто пошёл в разнос. Без сожаления, участия и каких-либо обязательств я использовал девиц, которые сами запрыгивали ко мне в постель, для удовлетворения своих животных физиологических инстинктов и ни о чем не жалел. Но это было актом отчаяния, разочарования и какой-то необъяснимой мести за то, что личная жизнь у меня не складывалась. Разумеется, что ничего хорошего это не сулило и это было горе, большое горе человека, который с юности мечтал о создании крепкой любящей семьи, а попал в ситуацию одинокого неприкаянного мужика, растрачивающего свою молодость попусту с кем попало и как попало. Наконец мне всё это осточертело до такой степени, что я принял решение устраивать свою личную жизнь старым испытанным методом через «институт» сватовства, тем более, что дамы на работе на перебой сватали мне своих незамужних или разведённых дочерей. К сожалению, такие встречи, как правило, становились первыми и последними. Мне уже было близко к 30 годам, я был окончательно «испорченным» чёрствым, циничным и грубоватым человеком. После отказов любимых женщин, с которыми я был готов сломя голову бежать в ЗАГС, я «поумнел» и почти уже не верил в любовь. Прагматизм и рационализм в отношениях с женщинами возобладали. Я просто искал подходящую партию для создания семьи без особых чувств, с тем, чтобы просто не прожить жизнь пустоцветом.
 
Но упорство и настойчивость не пропали даром. Одна из очень активных дам, дочери которой я отказал наотрез, скрепя сердцем познакомила меня с красивой и жизнерадостной девушкой. После первой удачной встречи мы договорились о втором свидании, на которое она не пришла. Вот это был удар! Что я пережил тогда не передать словами! Вся моя несчастная и непутёвая жизнь пронеслась у меня в голове, когда я два часа ждал её на морозе. Неужели и в третий раз меня ждёт разочарование отказом? Мобильников тогда не было и в помине. Всю ночь я не мог уснуть, а утром явившись на работу начал названивать на её рабочий телефон. Оказалось, что она не пришла на работу. Я тут же «раскрутил» креативную даму, познакомившую меня с девушкой, на её домашний телефон и позвонил. В трубке услышал слабый осипший голосок. Она извинялась, что заболела ангиной с очень высокой температурой и мамка не пустила её на свидание (и правильно сделала). После бессонной ночи я слушал её в состоянии какой-то безумной прострации с дурацкой улыбкой на лице мало что соображая и меня постепенно «отпускало». Наконец «сознание» ко мне вернулось и дальше я уже инициативу не терял ни на минуту. Через несколько дней с букетом болгарских роз, коробкой дорогих и дефицитных по тому времени конфет, фруктами и бутылкой Новосветского шампанского я уже знакомился с будущей тёщей и тестем, явившись в строгом дорогом пальто и ондатровой шапке, сшитой охотниками моему отцу на заказ из отборных шкурок, и элегантных финских зимних кожаных сапогах в цвет шапки. Розы я покупал в магазинчике на ул. Горького, нынешней Тверской, отстояв в очереди целый час, их только что завезли самолётом. Объяснил продавщице пикантность моей ситуации, и она твердо сказала бери вот эти! Я возразил ей, что у них одни листья и маленькие бутончики. «Бери говорю и поставь вместе с листьями в тёплую воду», - сказала продавщица. Я так и сделал. Каково же было удивление и шок моей будущей тёщи, когда розы в течении получаса на глазах у всех полностью раскрылись. Это оказалось финальным аккордом в окончательном признании меня будущим зятем. Я был счастлив и благодарил Бога за то, что эта девушка единственная из тех, кого я любил, выбрала меня. С ней я и создал семью.


Молодость и зрелость,

Ребёнка я заделал сразу, задолго до свадьбы, потому что это было хоть какой-то гарантией того, что меня не отвергнут, как это случалось прежде. Моя будущая супруга была невинна и это льстило моему самолюбию и компенсировало те удары судьбы, которые я пережил ранее. Для меня, такого неприкаянного и одинокого, циничного и озлобленного, это было счастье. Я воспринимал этот факт, как подарок судьбы за все мои предыдущие неудачи в личной жизни. Девочка родилась и выжила не благодаря, а вопреки нашей бестолковой и во многом безграмотной в своей массе, медицине. Усилиями одного единственного врача-акушера специалиста с «золотыми» руками удалось спасти ребёнка от расчленения в утробе матери сворой непрофессионалов, к счастью, закончивших свою смену и покинувших роддом. Послеродовые осложнения у жены и ребёнка целиком и полностью легли на мои плечи. Я боролся долго, настойчиво и целеустремлённо, собрав волю в кулак, за здоровье своих девочек. Медленно и упорно шел к своей цели и победил, ощутив в конечном итоге счастье настоящей семейной жизни.

Дочь окрасила самые счастливые годы моей семейной жизни очарованием отцовства, о котором я так долго мечтал, отдавая все нерастраченные чувства любви к ребёнку, которого я беззаветно любил и обожал. Мне долго не везло в любви. Но ведь в чём-то должно же было повезти в качестве компенсации за долгие годы одинокого прозябания!? И мне повезло! Ребёнок в своём упорстве и тяге к знаниям абсолютно копировал меня, а во многом даже превзошёл. Дочь училась легко и непринуждённо. За все годы обучения в первоклассном лицее я ни одного раза не подошёл к её письменному столу. В старших классах, точно так же, как и я, она принимала участие в многочисленных школьных и вузовских олимпиадах по математике и физике, занимая призовые места. Когда она вышла из аудитории мехмата МГУ им. М.В. Ломоносова, где сдавала последний устный экзамен-собеседование в рамках вступительной мартовской олимпиады и с улыбкой сообщила, что получила пятёрку, я впервые в жизни прилюдно, отвернувшись к окну, заплакал. Это было счастье. Я благодарил Бога за то, что он вознаградил меня за все мои многолетние неудачи и страдания в личной жизни. Точно также она досрочно и с лёгкостью поступила на любой факультет МФТИ и любой факультет МГТУ им. Н.Э. Баумана. В МФТИ её уже знали «как облупленную» и, из соображений практичности и рационального отношения к послевузовскому обустройству, она выбрала физтех. На факультете девочек было «по пальцам пересчитать», поэтому у них было привилегированное положение. Одевал я её «как картинку», в том числе ещё и поэтому, она пользовалась успехом у однокурсников. На неё обратил внимание один симпатичный паренёк с курса, с которым у них завязался роман. Через некоторое время он сделал ей предложение, и мы с женой стали готовиться к свадьбе. Я не мог позволить себе ударить «в грязь лицом» и одел свою единственную дочь и жениха «с иголочки». Конечно мне это льстило и это было счастье.

Для полного счастья нам с женой не хватало только внуков. После посещения святых мест Иерусалима, где мы с женой истово просили Бога о внуках, через два года супружеской жизни дочь родила нам внучку. Испытав все «прелести» отечественной медицины при рождении дочери, к рождению внучки мы готовились заблаговременно и очень тщательно: заключили коммерческий договор с лучшим роддомом Московской области и конкретным врачом-акушером за месяц до родов. Как только воды отошли я отвёз дочь с зятем в роддом, где они разместились в отдельной предварительно прокварцованной палате и строго приказал зятю присутствовать при родах и не спускать глаз с новорожденного ребёнка. Благополучное рождение внучки стало для нас с женой великим счастьем за которое мы благодарили Бога.

Вместе с тем, этот период стал началом череды смертей в нашей семье: моей сестры Нади, мамы, отца, тёщи и наконец тестя. Особенно тяжело я переживал смерть мамы, ведь она очень любила меня. Более того, я всегда чувствовал какую-то особую связь с ней. После её смерти меня на протяжении четырех месяцев преследовал перманентный гипертонический криз, из которого я вышел только благодаря замечательному кардиологу, заместителю главного врача одной из Московских клиник, армянке по национальности. Она использовала комбинацию из всего спектра сильнодействующих гипотензивных препаратов и не только. Это был тяжёлый период потерь и ударов судьбы, который нужно было пережить.

Внучка для всех нас стала центром вселенной. Беззаветно и трепетно её любил мой тесть. После смерти тёщи, которую тесть боготворил всю его сознательную жизнь, правнучка стала последней его любовью. Наверное, именно поэтому бог дал ему лёгкую мгновенную смерть. Проводив правнучку в школу, он помахал ей рукой, когда она побежала из раздевалки в класс, и упал замертво. Мне позвонили по его телефону, где мой номер был забит первым, и через 10 минут на такси я уже был на месте. Вбежав в школу, увидел переносной электрокардиограф с трагической прямой линией на экране. Это было страшным ударом для моей жены, ведь она была единственной дочерью у отца, которую он очень любил.

В тяжёлые 90-ые годы и начале нового века судьба играла со мной самым причудливым образом. В каких только коммерческих структурах я не работал и чем только не занимался. Терял одну работу и каким-то непостижимым образом сразу находил другую с более высокой должностью и большим доходом. Однажды перерыв в работе составил около 2-х месяцев. Я уже начал комплексовать по этому поводу, но жену с дочерью на отдых в Турцию с «тяжёлым сердцем» всё-таки отправил. Буквально через два дня мне предложили интересную работу с хорошим доходом. Я позвонил вечером жене и сообщил, что завтра выхожу на работу. Они ужинали в ресторане, и я услышал возглас радости и облегчения после двух месяцев томительного ожидания удачи. Это было наше выстраданное счастье и надежда на лучшую жизнь.

Работая в одной из коммерческих фирм мне пришлось заниматься строительным аудитом, а практически техническим руководством строительства жилого комплекса из двух зданий, большого бассейна и расположенного под ним подземного гаража в турецкой Анталии. С этой целью на протяжении нескольких лет приходилось по 2-3 раза в месяц летать в Анталию и мониторить выполнение регламента строительных работ. В этот период времени я изучил практически всё средиземноморское побережье Турции. Работа была достаточно сложной, что с лихвой компенсировалось постоянным общением с морем, таким удивительным, теплым и ласковым. Из этих поездок я никогда не приезжал с пустыми руками. Однажды, в канун восьмого марта, мне удалось привезти своим девочкам разноцветную фрезию. Я очень люблю эти необычные и очень нежные цветы. Это было счастье.



Пожилой возраст и старость

Счастьем было рождение второго внука, которого назвали моим именем и совсем недавно третьего, названного в честь прадедов с обеих сторон. Жена вышла на пенсию и целиком и полностью посвятила себя внукам, что тоже является огромным счастьем. Я уже белее десяти последних лет посвятил себя интеллектуальной деятельности по своему основному профильному образованию и счастлив тем, что заканчиваю свой жизненный путь, работая по той специальности по которой получил базовое образование.

Что нужно ещё человеку в преклонном возрасте для полного счастья? Ничего, кроме спокойствия и умиротворения в окружении родных и близких людей. Разве что иногда воспоминания бередят душу и не дают покоя мысли о быстро летящем времени, похоронившем столько грандиозных планов и светлых надежд, которым не суждено было сбыться…

Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как–нибудь иначе, –
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
Они меня на кладбище снесут,
Простят долги и старые обиды.
Я отменяю воинский салют,
Не надо мне гражданской панихиды.
Не будет утром траурных газет,
Подписчики по мне не зарыдают,
Прости–прощай, Центральный Комитет,
Ах, гимна надо мною не сыграют.
Я никогда не ездил на слоне,
Имел в любви большие неудачи,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.

Геннадий Шпаликов