Беспросветность

                Любовь Бережнова

                БЕСПРОСВЕТНОСТЬ
                Рассказ

         Дождь шёл весь день. По асфальту вода бежала мутными потоками,  но сквозь  эту муть  кое-где виднелись трещинки, из которых  пробивалась молодая травяная поросль.
     Тоська шла до дороге, не обращая внимания на то, что её босоножки  хлюпали и уже пришли в негодность.  За плечами её   в такт  шагам покачивался небольшой рюкзачок с  девчоночьими  пожитками. Правой рукой она зажимала левую кисть, обёрнутую  большущим листом лопуха. Из-под краешка   его  виднелся след от  струйки крови. Лопух служил вместо бинта, но никаким образом он не мог  заменить стерильную повязку. Да только  Тоську не это заботило – она ломала голову над тем, где  можно  подыскать  съёмное жильё, причём, недалеко от городской столовой, где она проходила  практику. Её ночёвки на железнодорожном вокзале закончились плачевно.  И никакой-то там страж милиции  погнал её оттуда, а пьяный  здоровенный мужик, который начал приставать к ней. Это ровесникам  Тоська могла дать отпор, а тут – детина почти под два метра ростом, с лицом, заросшим щетиной. Он  был похож скорее на  дикого кабана, приблудившегося к человеческим цивилизациям, нежели на человека, обладающего нормальным разумом. Такого, пожалуй, забоится всякий, а  кто она,  Тоська, перед ним?
       Перед взором  Тоськи промелькнул  весь сегодняшний день её пока что трёхдневной практики,  куда её направили после  окончания теории на шестимесячных курсах  поваров.  Тоська  торопилась нашинковать капусту, то есть спешно выполняла задание старшего повара. Старательно обрезала кочерыжку, с которой уже и взять-то было нечего, вот и резанула по руке острым ножом.
Испуганно ойкнув, помыла  руку  холодной водой в моечной и отрапортовала:
- Анна Яковлевна, я нашинковала капусту, могу  быть свободной?
Ах, как хотелось бы  Тоське  сказать « могу  идти домой?» Но дома у  неё не было.
Анна Яковлевна, на редкость худая и костлявая женщина, но с добрым приветливым лицом, отозвалась  из дальнего угла огромной кухни:
- Иди, иди,  Тосенька! Да завтра не опаздывай на практику, заведующая столовой у нас насчёт этого, ох как строга!
    Тоська поспешила выйти из духоты на улицу.
 И вот теперь  она брела  неизвестно куда, лишь бы идти и идти…   
 Заметив, что  струйка крови предательски  поползла к запястью,  по пути сорвала  другой   лист лопуха, росшего у  палисадника большого частного дома.  По поводу того, что городок не очень-то ласково её встретил,  Тоська особо тоже не заморачивалась – поживём – увидим, ей хотелось поскорее подыскать себе жильё, пусть хоть мало-мальски захудалое…
       Был конец лета, но ещё не осень. Может, поэтому погода сжалилась: дождь  утих, и  небо посветлело. Приближался вечер.
   А Тоська  всё шла и шла, осматривая дома, как бы примериваясь: пусть или не пустят  на временное проживание? Она решила походить по улицам городка, пусть хоть  даже до темноты, а потом постучаться в самый   неприметный  дом и спросить, не согласятся ли  её, практикантку,  взять на постой? А что? Платить за квартиру она будет, поскольку ей была обещана зарплата за практику.  Вот с общежитием оказалась проблема. Правда, ей туманно  намекнули, что  хотя общежития от столовки нет, но если уж туго придётся, то  кто-то из  сотрудниц возьмёт её к себе на   время прохождения практики.  А пока  Тоська   пыталась проявить самостоятельность в этом направлении. Вскоре она почувствовала, что левая нога выскользнула из босоножки и ступила в  размытую грязь.  Тоська наклонилась  поднять уже  негодную босоножку и остановила взгляд на полоске молодой свежей травки, пробивающейся  из-под лопины асфальта.  «Надо же, какая силища у слабенькой травы – так   и рвётся из-под толщи асфальта  наружу!» – с явным  одобрением подумала  Тоська и,  горестно вздохнув,  зашагала дальше…
      В этом небольшом городке Дудинск   Тоська всего-то три дня, а точнее, трое суток, но успела  полгорода  пройти и ознакомиться с его  длинными улицами. Ей понравился высокий мост над  железнодорожным полотном, разлинованным блестящими рельсами. От старших сотрудников в столовой она узнала, что Дудинск славен тем, что через него идут поезда во все города страны. Одним словом, это – большая узловая  станция, связывающая   железнодорожными путями огромное пространство населённых пунктов. Уже за одно это Тоська признала городок своим…
     Начинало темнеть.
   Тоська решила: надо  ускориться в поисках жилья. До  слуха  девочки доносились  гудки поездов, которые как-то успокоительно действовали на  неё…
Ночевать её пустила  к себе сухонькая старушонка в частном доме по улице Цветочной, за которой сразу же начинался жилой массив из многоэтажек. Женщина была довольно старой по возрасту.  Из-под тёмного платочка на её  голове  выбивались  каким -то нелепым клочком   седые волосы. Сунув  дряблые морщинистые руки под  цветастый передник, старушка пытливо оглядела пришелицу, а затем, поняв, видимо,  что худа эта девчонка ей не причинит, засуетилась возле неё, приговаривая:
- Ай, божечки!  Сиротка ты, што ля?  Да  што это носит-то тебя в такую непогодь?
Не дожидаясь ответа на свои расспросы, бабка кинулась  на кухню, откуда  вскоре послышался свисток  закипевшего чайника. Умытая, разрумянившаяся от тёплой воды, Тоська пила чай вприкуску с кусочками пилёного сахара. А ещё сердобольная бабулька положила на блюдечко  подтаявшие  разноцветные конфетки-подушечки и подала блюдце  Тоське, как бы извинительно роняя слова:
- Больше-то попотчевать тебя нечем, живу вот на свою  махонькую пенсию, питаюсь тем, што  Бог пошлёт… А чья ты будешь-то?  И куды путь держишь?
 И тут же запричитала, увидев  на руке  девчонки свежий порез, из которого  скупо сочилась уже только сукровица:
– Батюшки! А с рукой-то што у тебя, никак поранил ктой-то?
Но Тоську  так разморило, что глаза слипались. Заметив, что девчонке сейчас не до расспросов, старушка  засуетилась уже  по поводу ночлега. Она положила на огромный сундук  полосатый  ватный матрас,  накинула на него выцветшую тонкую простынку и позвала:
- Иди, девонька, приляг. Вижу, что не до беседок тебе со мной…да и  я  улягусь поране, а утречком и поведаешь про себя-то, ладненько?
Но  Тоська уже не слышала  её воркотни, сон сморил её.
                ***
     Едва рассвело, Тоська тихонько выскользнула                из-под  жиденького одеяльца и поспешила в столовую, решив, что прихорашиваться ей незачем – на голову белый чепчик, под  цвет ему униформа и вперёд – на   заготовку овощей для первых и вторых блюд. В течение рабочего дня к ней с расспросами подступила пожилая женщина, работавшая посудомойщицей. Тётя Христя, как её все  звали, приобняв девочку за плечо, участливо спросила:
- Дочка, устроилась с жильём?
Тоська, опустив голову, промолчала.
- Понятно, – раздумчиво произнесла тётя Христя, – значит, негде тебе жить…
Она немного помолчала, а затем предложила:
- А знаешь что? Идём ко мне в квартирантки. Правда, живу я далековато от нашей столовой, почти за городом, на улице  Фадеева. Ну да ничего, что далеко, я-то ведь  прихожу без опозданий на работу. Вместе будем ходить, согласна?
Девочка в ответ благодарно прижалась к плечу своей  будущей хозяйки.
- Ну вот и порешили, – отпуская девочку от себя, проговорила  тётя Христя.
      Тоська  услышала в голосе  незнакомой тёти Христи  какую-то  доброту, неведомую ей доныне. Редко она слышала ласковые слова в свой адрес. Виной этому, как сама Тоська считала, была её  внешность:  среди своих ровесников она слыла гадким утёнком.  И это, между прочим, нередко  подтверждалось отнюдь не теоретически. Внешностью она и впрямь не отличалась – худенькая, длинноногая, про таких говорят – долговязая.  По   бледному лицу разбежались веснушки,  тёмные волосы коротко подстрижены совсем не по-девчоночьи, а скорее всего, под мальчика. Карие  глаза смотрят  настороженно и не улыбчиво. А с чего ей, сироте, улыбаться?

        Тоська Смольникова в свои пятнадцать лет мало что знает о  родной семье. По рассказам  тётки, которую она  всю жизнь считала мамой,  родители этой малохольной, по тёткиному мнению, девчонки  были  воздушными гимнастами в местном цирке города Ленинабада. Они погибли при землетрясении,  случившимся в далёкие годы, а её, двухлетнюю, вывезла  тогда  она, Илона – сестра погибшей  Муниры и её мужа Ростислава. Малышку вытащили из-под завалов, едва подававшей признаки жизни. Похоронив  близких родственников, убитая горем Илона   сутками не выходила из больницы, в которой  врачи спасали жизнь её  крошечной племянницы. А когда девочка выздоровела, оформила над ней опеку и увезла  к себе, в зауральское село. Тося помнит,  как   её, маленькую, тётка баловала: покупала ей всякие наряды, игрушки. Но такое  сладостное благополучие длилось до определённого времени.
    Свои  первые школьные годы  Тоська вспоминает с содроганием. Её в классе недолюбливали не только   одноклассники, но и  учителя. Угрюмой необщительной девочки сторонились все, а порой и откровенно  насмехались над ней. Это теперь Тоська хорошо знает все школьные предметы. А тогда…
 В  четвёртом классе шёл урок пения. Учительница  Анастасия  Михеевна   диктовала текст  Песни о Щорсе. Дети  с восторгом прослушали песню с грампластинки  и теперь записывали куплеты под диктовку. Проходя по рядам,  учительница увидела в тетради Тоси нелепую запись:» Мысыны батрацкие».
Удивлённо приподняв брови, Анастасия  Михеевна воскликнула:
-  Тося Смольникова, это что за слово  ты написала?
Ты же соединила два слова в одно: местоимение  «мы» и подлежащее «сыны».
И учительница обратилась к  сидящему  рядом  с  Тосей ученику:
- Тимофей Куприянов, иди  к доске и напиши   предложение из песни…
Или вот такой курьёзный случай из  школьной жизни, уже в пятом классе.
На уроке литературы ученики у доски  пересказывали содержание заданного на дом рассказа. После того, как  Тарас Нефёдов  пересказал часть рассказа,  учительница Пелагея Львовна, пробежав глазами по  классному журналу, постукивая костяшками пальцев по  столу, попросила:
- Смольникова  Тося, продолжи пересказ!
Девочка прошла к доске и бодро начала:
 - Игнатий снял с   гвоздя полотенец 
- Полотенце, – глядя за окно на моросящий дождь, бесстрастно  поправила Пелагея Львовна.
- Полотенце, – повторила  Тоська и продолжила:
- Поправил тельняшку на плече,  затем вышел на крылец
- Крыльцо! – уже не сдерживая себя, повысила тон учительница, – Смольникова, ты когда научишься   правильно говорить? Полная беспросветность в знании русского языка! Садись. Двойка!..
       Тоське вся  её жизнь казалась  беспросветностью. Слишком много  было обидного для неё в отношениях с одноклассниками, учителями. Подруг  у Тоськи не было; да, собственно, она и не нуждалась в утешениях – привыкла  обходиться без заступников. При своём  высоком росте девочка обладала  необычной гибкостью и силой. Не потому ли её обходили стороной даже самые задиристые мальчишки? Многие из них на себе испытали её силу – девчонка знала множество силовых приёмов, где она  приобрела их – никому неведомо…
        И только уроки физкультуры легко давались  Тоське. Физрук не мог нарадоваться на успехи прилежной ученицы.  На турнике и брусьях  Тоська выдавала такие пируэты, что все только ахали, а девчонки  испуганно визжали:
- Гурьян Елисеевич! Она  может разбиться!
 А Тоська, словно окунувшись в свою стихию, птицей  кружилась на канатах, с разбега прыгала с шестом так далеко, что удивлялся сам физрук. К похвалам его   Тоська относилась с полным равнодушием. Она ещё не нашла себя ни в чём. Жизнь её проходила, сопряжённая  с обидами и подковырками.  Тоське не с кем было поделиться  своими печалями… Даже родная тётя не стала ей ласковой мамой и другом. Она никогда не интересовалась тем, что на душе у её подопечной. «Сыта, обута-одета и ладно», –  уже без всякого умиления думала  Илона.
     А однажды,  когда  Тоська  уже заканчивала восьмой класс, тётка в запальчивости выплеснула  на неё всю горечь своих жизненных невзгод, которые она, Илона, якобы приняла на себя из-за  этой сироты. Тётя, уперев  руки в  пышные бока, тряхнув мелкими чёрными кудряшками, гневно обрушила на Тоську  словесный поток:
- Вот если бы не ты, негодная, я давно бы приглядела для себе приличного мужчину и жила бы припеваючи  в своё удовольствие!..
Девочка тогда выбежала из дома и помчалась  за село,   упала на зелёную траву и зашлась в истошном плаче…
     Кое-как сдав экзамены за неполную среднюю школу, Тоська уехала в областной центр и поступила учиться на  курсы поваров. Ей вовсе не хотелось   всю жизнь  стоять  у кухонных котлов и кастрюль, но пришлось пойти из-за того, чтобы получать стипендию и, видимо, пришла пора  позаботиться о себе самой.  На курсах теории  Тоська неожиданно проявила хорошие знания по всем предметам. Она записалась в библиотеку, брала так много книг, что библиотекарь удивлялась – надо же, какая любознательная девочка!
      А  Тоську захлестнула волна жажды знаний, которых она не смогла почерпнуть в  стенах школы. Может быть, бесконечные издёвки одноклассников и нелюбовь к ней со стороны учителей способствовали отвращению к учёбе, может, что-то другое –  у девочки не  было времени на рассуждения. Она помимо учебной программы хваталась за  всякую литературу, стараясь восполнить  пробелы в своих знаниях. В общежитии она легко сдружилась со всеми девушками. Куда-то исчезла её угрюмость и угловатость –  Тоська просто расцветала, как скромная полевая ромашка. Она стала ещё выше ростом, лицо её округлилось. И ходила  Тоська уже не опуская головы. Тайно она мечтала стать акробаткой, но вслух ни разу ни с кем не поделилась своей мечтой. Она боялась, что снова услышит в свой адрес язвительное: »полная беспросветность»…
   Приехав на практику в Дудинск, она подружилась  и как-то быстро нашла  понимание среди коллектива работников столовой. А с тётей Христей  Тоська  как бы сроднилась, увидев в ней не только  свою квартирную хозяйку, но и доброго наставника, и друга.
Производственная практика подходила к концу. Приближалось скорое расставание с коллективом, с приветливой тётей Христей.
Февральские метели не пугали  Тоську; она  за несколько месяцев практики сумела хорошенько приодеться, разумеется, не без  советов  тёти Христи.
     Как-то, прогуливаясь по городку,  Тоська увидела красочную афишу  на стенде у  кинотеатра.  Девушка подошла ближе и ахнула от удивления: в городок приезжает с выступлениями большой цирк. Внимательно изучив афишу, Тоська   стремительно помчалась домой и с порога с ликованием закричала:
- Тётушка Христя!  Через три дня в город приезжает цирк! Я очень хочу пойти на представление!
Тётя Христя отложила в сторону недовязанный берет, внимательно посмотрела на девушку и ласково сказала:
-  Тосенька! Что тебя так взволновало? Хочешь увидеть циркачей, так и пойди. – Только билет надо купить заранее, – озабоченно добавила она.
Всю программу циркового представления  Тоська с восторгом смотрела на воздушных гимнастов –
 как они летали под куполом! Вот бы ей, Тоське, так полетать!
После окончания выступления, когда  зрители  аплодировали артистам, Тоська стала пробираться за кулисы. Она ещё не знала, что  скажет им, покорившим её сердце и душу,  но разум её и ещё какое-то чувство  заставляли её  подойти к артистам, которые уже спешно сворачивали  свои декорации. Первой её заметила невысокая девушка, которая виртуозно крутилась на  воздушных лентах. Она  уже успела переодеться и помогала остальным  упаковывать цирковые принадлежности. Девушка  с любопытством посмотрела на  Тоську и спросила неожиданно тоненьким голосом:
- Тебе кого, девочка?
От её приветливого голоса  Тоська как-то осмелела и приблизилась к юной артистке. Свой  потаённый вопрос она задала  ей, профессиональной гимнастке:
- Скажите, пожалуйста, в цирковое училище ещё не поздно  поступить?
 Артистка широко раскрытыми глазами удивлённо окинула взглядом  Тоськину тонкую фигурку и уже хотела что-то сказать, но в этот момент к ним подошёл миловидный черноглазый  мужчина и почти повторил вопрос гимнастки:
-Ты что-то хотела, девочка?
Тоську словно прорвало за все годы её затаённого желания. Она то говорила, то  прерывая свою сумбурную речь, начинала  показывать  свои пируэты. Гимнастка  и молодой человек  переглянулись между собой и почти в один голос спросили:
- Девочка, а где ты всему этому научилась?
- Нигде я не училась – просто мои мама и папа  работали когда-то в цирке воздушными гимнастами. И тут же со вздохом добавила:
-  Только я их не помню… они погибли во время землетрясения…
Девушка куда-то побежала, но  вскоре вернулась и подала  Тоське листок, на котором было что-то написано.
-  Что это? – недоумевая, спросила  Тоська.
-Это адрес, по которому  тебе надо приехать примерно через два месяца.
- Я не ошибаюсь, Эдуард Кириллович, что это уже почти готовая цирковая  дублёрша? – обратилась девушка к мужчине и стала что-то говорить на иностранном языке.
Цирковые артисты, ещё немного переговорив между собой,  дружелюбно попрощались с девочкой.
   Тоська  бежала к себе на квартиру, не чувствуя   земли под ногами от радостного возбуждения. С ходу она принялась обнимать свою хозяйку, затем сбивчиво начала свой  рассказ о знакомстве с артистами цирка. Тётя Христя  порадовалась за свою подопечную и усадила за стол ужинать…
       Два  месяца для Тоськи промелькнули как две недели. Она успела сдать  экзамены, предоставив  положительный отчёт о практике, и получила удостоверение младшего повара. Решив, что поварское дело подождёт, девушка отправилась в дорогу по указанному адресу.
Найдя нужный дом, сдерживая внутреннюю дрожь, нажала на  звонок. Раздался мелодичный звон, на который спустя минутку вышла знакомая  девушка. Она  тепло поприветствовала приезжую и, протянув ей руку, сказала:
- Добро пожаловать к нам в мир  циркового искусства! Я – Гелена. А как тебя зовут?
Тоська  тоже протянула руку и представилась:
- Меня зовут Тосей.
Девушка улыбнулась и, слегка покачав головой, произнесла:
- Нет, теперь ты не Тося,  ты – Антония, такое будет у тебя сценическое имя. Ну, идём в дом!
И Гелена увлекла  гостью за собой.
       Шагая рядом с  цирковой артисткой, Тося всем своим существом поняла, что впереди   в её жизни начинается просвет. Тот просвет, которого она так долго ждала, так  долго шла к нему через многие препятствия, скрывая от всех  свою  сокровенную мечту. И наконец-то он появился, как благодарение   за упорство и смиренное терпение…
Весна-хлопотунья степенной девицей царственно  ступала по  разбуженной земле. 
      Буйно цвела сирень, а в воздухе почему-то сладко пахло апельсинами.