Сквозь бури и штормы Плигин С. И. Из книги Дорога

Именно в труде, и только в труде, велик человек, и чем горячей его любовь к труду, тем более величествен сам он, тем продуктивнее, красивее его работа.

Максим Горький


За свой долгий период службы на флоте, моряков срочной службы прошло перед моими глазами великое множество, полагаю тысяч десять, а может и больше. Одни пришли-ушли и не оставили никакого следа, другие, их очень мало, были кровопийцами и торчали все три года у офицеров и мичманов, как кость в горле. Этих мозг тоже цепко держит в памяти до сих пор. И третьи – нормальные ребята, много хорошего сделавшие для корабля. Их нельзя не забыть!

Среди последних был и Серёжа Плигин. Я, естественно, не могу вспомнить многие его деяния, поскольку был офицер и служил в медицинской службе, а он – в минно-торпедной боевой части, но то, что это был надёжный и знающий моряк, могу утверждать на сто процентов. Почему так уверен? Да потому, что с его командиром, лейтенантом Андреем Михайловым, мы были друзьями и наши каюты, разделённые переборкой, были рядом. А Серёжа по службе часто заходил к Андрею, там я с ним и общался.

Он был выше среднего роста, весёлый, бойкий, энергичный, спортивного телосложения. На его лице часто можно было видеть улыбку.

В его чуть вытянутых живых глазах бегали искорки радости и хорошего настроения. Уголки тонких губ слегка повёрнуты вниз. Нос слегка вытянут и мясист. На лице ярко выражены носогубные складки. Между бровями проглядывалась продольная складка, свидетельствующая о силе и твёрдости характера. Лоб высокий, волосы короткие, жёсткие. Голова твёрдо сидела на короткой плотной шее.

Он рос и мужал у меня на глазах, как впрочем, и я, прошедший на этом корабле большой путь становления офицера и врача. На эсминце «Благородный» он служил с 1979 по 1982 годы, а я пришел на этот корабль с большого противолодочного корабля (БПК) «Сообразительный» в 1978 году, перевёлся на сторожевой корабль (СКР) «Без-заветный» в 1984 году.

Хочу сразу сказать, что это не был моряк-паинька, «оловянный солдатик», беспрестанно отвечающий «есть!» и бегущий выполнять приказания. Но он не был и отъявленным разгильдяем. Сергей как-то сразу влился в коллектив, с первых дней не пугался собственной тени, и одним из первых сдал зачёт на самостоятельное обслуживание своего заведования. Это был человек, готовый мгновенно принять верное решение и адекватно отреагировать на возникшую боевую обстановку. В нём жил лидер, руководитель, способный взять на себя командование. Таким он и дальше шёл по жизни – твёрдым, принципиальным и уверенным в себе. А ещё Плигин любил поговорить и отстаивать свою точку зрения, а этого политработники очень даже не любили.

Сергей Иванович Плигин родился 5 ноября 1960 года в городе Волгограде, но как любит говорить и всячески подчёркивает это, в Сталинграде, в роддоме Тракторозаводского района. И он действительно родился в Сталинграде, ибо Волгоградом город стал в 1961 году.
 
Его отец, Иван Васильевич Плигин (1924–1992), родился в селе Чуево-Алабушка Уваровского района Тамбовской области. Участник Великой Отечественной войны с 1944 года, воевал на Дальнем Востоке с японцами. Был миномётчиком. Служил в армии вместе с фронтом – 7 лет. О войне рассказывать не любил.

После войны и до самой пенсии работал наладчиком токарных автоматов на тракторном заводе, сначала Сталинградском, затем Волгоградском. Запись в трудовой книжке одна, менялись только профессии. В молодые годы был неосвобождённым секретарём комсомольской организации автоматного цеха. Перед пенсией по состоянию здоровья занимался ремонтом станочного оборудования. Умер в 1992 году.

Мама, Надежда Ивановна (Сафронова) Плигина (1926–2021), родилась в селе Старая Таяба Челно-Вершинского района Куйбышевской области.

С 1944 по 1947 год она работала в гидрометеорологической службе на станции гидрометеорологом. Затем трудилась бухгалтером в кулинарии города Волгограда, на тракторном заводе и заводе газовой аппаратуры, откуда и ушла на пенсию.
Старший брат Сергея, Владимир, 1953 года рождения, работал в Волгограде водителем на разных предприятиях.

Был у меня дедушка, Иван Матвеевич Сафронов, отец мамы, – вспоминает Сер-гей Иванович, – Я его никогда не видел и о нём практически ничего не знаю. Но не сказать о нём я не имею права. После него остались фотографии, на которых видно, что он был боевой солдат и порядочный человек.

Судя по погонам, Иван Матвеевич служил в 7-м сибирском сапёрном батальоне.

Дедушка после Империалистической войны работал бухгалтером в колхозе, был одним из самых грамотных в селе. Люди приходили к нему за помощью в составлении жалоб и написании писем.

До 1965 года мы жили в Тракторозаводском районе Волгограда. После объединения двух цехов тракторного завода, автоматного и серийного, семья переехала в Дзержинский район во вновь построенный дом для работников тракторного завода, где работал отец.

Трёхкомнатная квартира в «хрущёвке», после однокомнатного подселения показались нам раем. Свободные площади от скудного количества мебели, мне, пяти-летнему пацану, казались просто огромными. До сих пор помню эхо в этой полупустой квартире.

В 1968 году я, почти в восьмилетнем возрасте, поскольку месяц моего рождения ноябрь, пошёл в первый класс. Главное, все мои соседи-ровесники по дому пошли в школу, а меня не взяли, только лишь на следующий год! Это было для меня большое горе. До сих пор помню, как проревел чуть ли не всю ночь.

Школа № 97 располагалась в самом центре частного сектора на территории Цыганского посёлка. Название получил из-за проживающих здесь цыган.

Первая учительница, Мария Григорьевна, была очень строгая и ответственная. Её боялись все. У неё взгляд был такой колючий, просто жуть. Помню, как мой сосед по парте, Сережа Канищев, кого-то побил, так она схватила его за запястья и стала бить его кисти о радиатор отопления. Это чтобы не распускал кулаки на других. Вот таким было моё начало учёбы и воспитательный процесс!

В четвертом классе у нас была парочка цыган, парень и девушка, им тогда бы-ло уже по 17 лет. Сидели они на задней парте. Научившись за год считать и писать, они поженились и пропали. Ещё хорошо помню, как парень нас защищал от старших ребят, которые пытались нас обижать.

В пятом классе я перешёл в новую, только что построенную школу № 128. Она располагалась напротив нашего дома, была большая, светлая и по форме напоминала букву Н.

До восьмого класса я учился очень хорошо, одни пятёрки были. Занимался плаванием, показывал неплохие результаты. После 8 класса я попал кандидатом в сборную города и перевёлся в 134 школу, в спортивный класс. Вот там я возомнил себя великим спортсменом и «забил» на учёбу. Но успехи в спорте особо не радовали ни меня, ни тренера… И я сломался… Настала спортивная усталость. Забрав документы, вернулся обратно в родную 128 школу, но был уже крепким троечником.

Честно сказать, учиться особого желания не было. Решил заняться другими видами спорта – волейболом, штангой. Но и это не нравилось.
В нашей школе проводились соревнования среди старшеклассников «А ну-ка во-ин», куда входили подтягивание и поднятие 24 килограммовой гири. Два года подряд я занимал первые места в двоеборье и это при моём бараньем весе 64 килограмма.

После этих достижений на стенде у физкультурного зала повесили мою фотографию.
Лет в 16 очень заинтересовался зарубежной эстрадой, роком. Тогда вся молодёжь была на этом помешана. Много слушал, покупал на толчке диски, а они стоили огромных денег, менялся ими с товарищами. Тогда были популярны The Beatles, Led Zeppelin, Pink Floyd, Rolling Stones, Deep Purple, Creedence Clearwater Revival, всех и не перечислишь. Что характерно, на обложках дисков печатались тексты песен, на английском языке, разумеется. Мы переводили их, пели песни... Вот отсюда я и поднаторел в английском языке. Говорил бойко, сносно читал и переводил.

В школе, в параллельном классе, ребята организовали вокально-инструментальный ансамбль. Решил и я попробовать себя на этом поприще. Играть на гитаре брат обучил, а потом я стал учиться стучать на барабанах. Дома на стульях тренировался.
 
В те годы хорошо работала с молодёжью профсоюзная организация. В промышленной зоне Волгограда было много заводов. Вот мы и подались на один такой – завод буровой техники. Пришли, попросили взять нас для проведения репетиций и дальнейших концертов в честь праздников на заводе. Председатель профкома оказался бывший музыкант, барабанщик. Вот он меня и натаскал.
Вот так и началась моя карьера музыканта-самоучки.

Закончив в 1978 году школу, я через две недели пошёл к отцу на работу слесарем по ремонту навесного оборудования станков, а весной 1979 года меня призвали на флот.

На призывном пункте Волгограда сформировали команду из 200 человек и повезли в город Севастополь.

Я призывался вместе со своим товарищем, Лёшей Науменко. У него рост – 196 сантиметров. Физически очень крепкий, занимался борьбой. И как друг – надёжный. Частенько с ним бок о бок дрались на улице. Вместе и приехали в экипаж, а там и расстались. Он попал сначала в боцманскую команду ракетного крейсера « Грозный», а затем в спортивную роту по гребле.

На приёмном пункте города Севастополя нас построили на плацу, рядом столы стоят. За ними сидят «покупатели», набирают себе подчинённых.

– Музыканты есть? – спрашивают.

– Есть, – отвечаю я.

– На чем играешь?

– На барабанах.

– Иди сюда.

Я подошёл к столу. Офицер пробил пальцами дробь по столу, я повтори

– Беру.

– К нам в оркестр, у нас барабанщика не хватает.

– Куда? – удивился я.

– Я не хочу.

– Это почему? – поднял он брови.

– Хочу в спортивную роту.

– Уважаю одержимых людей! Иди.

Рядом стоял стол, где лежали английские газеты. Я задержался возле него.

– Английский знаешь? – спросил капитан.

– Немного.

– Прочитай и переведи, – протянул он газету.

Я удачно перевел текст.

– Беру.

– Куда?

– Переводчиком.

– Я не хочу.

– Это почему? – его брови тоже поднялись.

– Хочу в спортивную роту.

– Иди. Второй раз не предлагаю.

Как потом оказалось, в спортивной роте плавание не культивировалось. Можно сказать, пролетел по всем направлениям.

Так я попал в учебный отряд имени адмирала Ф.С. Октябрьского, 15 роту, где и прошёл минно-торпедное обучение в течение 5,5 месяцев.

 
И всё же мне довелось показать своё спортивное мастерство и поучаствовать во флотских спортивных мероприятиях по плаванию и водному поло в учебном отряде, а затем и на корабле. Результаты были хорошие.

Как я уже говорил, после учебного отряда меня направили на эсминец «Благо-родный». Корабль в это время был на боевой службе в Средиземном море и вскоре должен вернуться в Севастополь. Нас временно разместили на крейсере «Дзержин-ский». Через двое суток в базу пришёл «Благородный» и нас, несколько человек, пере-правили туда, завели по трапу на корабль и построили на юте. Стоим, ждём. Выхо-дят, скорее выползают, из разных щелей какие-то люди с выражением лиц, «жажду-щих нашей кровушки». Это «годки»! Один из них как гаркнет: «Румыны есть» ?
– Есть, – ответил я один.
– Куда его?
– В Сталинград! – отвечает другой.
Я обрадовался, что повезут на родину, в народное хозяйство. Ходили толкова-ния, что были такие случаи. Но не тут-то было. Подошли офицеры и мичманы, свери-ли документы, рассказали о корабле и повели на боевой пост с названием «Сталин-град».

 
Самое первое, что было – это моя новая форма «раз» (белая для Дня ВМФ), тельники и маечки перешли к морякам, уходящим в ближайшее время в запас, им же надо выглядеть при увольнении «с иголочки». Голым меня, конечно, не оставили, взамен дали всё б/ушное. Но я не расстроился – не я первый, не я последний… «Будет и моё время», – подумал я, – буду и я сверкать как новая копеечка.

На «Благородном» была незыблемая традиция, командование корабля
фотографировалось с молодыми матросами (в центре – командир корабля,
капитан 3 ранга Г.Н. Шевченко и заместитель по политической части,
капитан-лейтенант А.М. Мохорт)

О службе можно многое рассказать. Она и интересная, и насыщенная… Было в ней всё. На «Благородном» находился на трёх боевых службах. Заходил в иностранные порты Югославии – Сплит и Дубровник; Сирии – Тартус; Туниса – Тунис; Болгарии – Варна! Есть, что вспомнить… Я горжусь, что служил на флоте!

Был такой анекдотичный случай на корабле. Вы его, Александр Витальевич, должны хорошо помнить, – Сергей радостно смеётся, – Расскажу почти без прикрас, иначе потеряется весь смысл сказанного.

Наш корабль как всегда был на боевой службе и бороздил просторы Средиземного моря. После захода в Сирию на корабле произошло ЧП, человек двадцать-тридцать, извините меня за это слово, обо… обгадились! ДИЗЕНТЕРИЯ!!!
Корабль из-за дезинфекции весь пропах хлоркой, невозможно дышать. Перед каждым приёмом пищи обязательное мытьё рук тем же хлорным раствором, посуда после замачивания в нём воняла так, что из неё жрать невозможно. Эпидгруппа, что базировалась в сирийском Тартусе, поселилась на нашем корабле. Вы, как ужаленный носились по кораблю, всем проволокой ставили «палки», тыкали в задницу и размазывали кал в стеклянной чашке.
Я видел, как в офицерском коридоре Вы поймали старпома. Он не хотел это делать, но Вы пригрозили ему за саботаж расстрелом на юте и так глубоко засунули в него проволоку, что глаза у того стали как тарелки, а челюсть отвалилась до колен.
Я чуть не лопнул от смеха, и буквально скатился по трапу вниз. Старпом сто-нет: «Доктор, посмотри, кто там за нами подсматривает»? Вы видели меня, но ответили, что в целях чистоты эксперимента не можете это сейчас сделать.

 Из Севастополя на корабль доставили левомицетин в коробках, и санинструктор на вечерней проверке всем здоровым для профилактики давал пить таблетку. Её запивали водой из одного стакана.

Больных поселили в кубрике и сняли трап, чтоб они не бродили по кораблю, а Вы туда спускались по тросу. Зрелище просто потрясающее, цирк отдыхал! Пару раз Вы туда спустились, а потом это делал санинструктор. Вы ему ещё сказали, что если будут трупы, пусть он их через иллюминатор выбрасывает за борт. И ещё помню, как для пущей важности и значимости данного события заместитель по политической части решил приумножить жуть и посеять ужас на корабле. На построении он выдал умную тираду о гигиене и засранцах. «Дизентерия, – сказал он, значимо подняв к небу палец, при этом усики на губе нервно задёргались, а фуражка сползла на левое ухо, – болезнь говна. Засунул палец в жопу, а потом обсосал его. Отсюда и результат».
А когда мы вернулись в базу, он сам попал с этой самой дизентерией в госпиталь. После его выписки моряки из шхер кричали ему вслед, что дизентерия – болезнь говна. Он сильно нервничал, но никого не поймал.

Ещё был случай. В ноябре 1980 года мы стояли на рейде сирийского Тартуса. Было по-летнему тепло. Я уже прослужил 1,5 года, а это по флотским меркам хоть и маленький, но срок. Уже появляется право голоса и уважение, если не «шланг», конечно. Мне исполнилось 20 лет! Как никак – круглая дата. Друзья к этому дню заквасили бражку, запекли курицу с яблоками! Брага стояла в питьевом бочке в кубрике и ждала своего часа! В кубрике отчётливо слышен её кислый запах. Все ждут вечера.

Мы сидим в кубрике, ждём ужина. Из города Тартуса вернулись моряки, делятся впечатлением. И вдруг в кубрик влетает взмыленный старший помощник, капитан-лейтенант Александр Николаевич Яковлев. Все вскочили, как ошпаренные… Понимаем, что старпом не просто так спускается к личному составу, что их кто-то сдал и праздника не будет!..

– Опять ничего не делаете, бездельники? – он берёт кружку, смотрит на всех отрешённым взглядом и открывает краник бачка.

Это у всех производит эффект взорвавшийся бомбы. Но… из бачка ничего не течет. Видно закваска браги затромбировала кран.

– И воды у вас, охламонов, нет! Иллюминаторы откройте, в кубрике задохнуться можно, воняет какой-то кислятиной, не моетесь что ли? – он выругался и быстро поднялся по трапу наверх… А праздник вечером удался!

 
Перед заходом в иностранные порты, нас всегда инструктировали: и командир боевой части, и замполит, и командир корабля. Говорили, как себя вести, куда можно ходить, куда нельзя... Обязательно находиться рядом со старшим в пятёрке, это был либо офицер, либо мичман.

Как-то перед заходом в Тартус, нам «лекцию» прочитал капитан-лейтенант Плотников, представитель особого отдела. Так, мол, и так, если вдруг кто спросит про меня, кто такой и всё остальное, говорите, что флагманский механик.
После захода мы вновь вышли в Средиземное море. И мы с Витей Виноградовым, шутники местные, при встрече с Плотниковым с серьёзными лицами задаём вопрос, как, мол, ведут себя механизмы, нет ли сбоев? А тот остановился, покраснел от напряжения, поправил белесые волосы… А когда догадался, то рассмеялся. Юморок проскочил! Но мы не остановились на достигнутом! И так продолжалось ещё пару раз! На третий – он по одному вызвал нас к себе в каюту… И там в популярной форме объяснил и «про работу двигателей», и про наше светлое будущее, и что эти шуточки могут вполне закончиться плачевно… И тут мы подумали и о стройках народного хозяйства, и про солнце в клеточку… Вопрос о «механизмах» был закрыт навсегда. Больше желания с ним общаться никакого не было, а тем более шутить.
Кстати, два подобных случая на корабле были, когда ребята пострадали за язык. Один поздоровался «зигованьем», а другой решил пошутить про посещение на острове Крит женского монастыря. Типа, вот бы ночью сплавать на случку. Обоих под арест и вывезли в Союз! Закрыли им форму допуска 2. А тот, кто не имеет вторую форму допуска секретности, не имеет право выезжать за пределы страны в течение 5–10 лет. И вузы, и всё остальное для них навсегда закрыты.

А как готовились для захода в Югославию, в порт Дубровник – просто песня, в самом прямом и переносном смысле. Создали на корабле ансамбль, с других кораблей взяли в аренду усилители и инструменты, что-то было и на «Благородном». Все на службу ратную, а мы репетируем! А когда зашли в порт, на юте, возле трапа, мы играли и пели. Так что я всегда и всем потом говорил, что мы давали концерт за границей!

Отдельно хотелось бы сказать о нашем командире корабля, капитане 3 ранга Григории Николаевиче Шевченко.

Авторитет у командира был бесспорный. Матросы очень гордились им и уважали, но и побаивались. Справедливый был человек, очень порядочный, умел видеть в каждом хорошее и не был злопамятен.

Как-то раз, во время проведения очередной приборки, на правом шкафуте я «прихватил» молодого моряка, не успевшего занять своё место, и решил выдать ему дежурную швабру. Но тот полез в «бутылку», мол, не буду. Как так, кто посмел морские традиции нарушать, и я стукнул его. Хочу сразу сказать, что на корабле с не-уставными отношениями было очень строго, за это нещадно карали. Тут выскочил откуда ни возьмись лейтенант и сразу доложил наверх. Собрал Шевченко в своей ка-юте заместителя по политической части, старшего помощника и моего командира боевой частью, капитан-лейтенанта Батуева, ну и меня, разумеется. Со всей пролетарской честностью, я оправдаться решил, мол, традиции, порядок, слово старослужащего - закон…. Но не тут-то было. Шевченко так меня пропесочил, что я был про-сто убит. Спросил, если бы поступили так с моим сыном, как бы я на это реагировал, а закончил он тем, что если бы было военное время, он меня лично бы расстрелял на юте! Непередаваемое ощущение! Сквозь землю можно провалиться. Я забыл сразу, как меня зовут! Это было очень доходчиво.

А вот ещё один случай. Я смеялся до слез! Стоим в точке Средиземного моря, получаем с танкера продукты: картофель, помидоры, овощи разные и… арбузы. Док-тор тут как тут, со своим хлорированием. Налили в баки воду, размешали хлорку и полощут их. Подошёл командир, указал на самый большой арбуз и зажал его между ног. Сам стоит он около закрытого люка, бравый такой, наблюдает за работами по разгрузке-загрузке. Тут быстро открывается этот самый люк и чумазый, что и не узнать, матросик вырывает у него этот арбуз и вниз. Командира надо было видеть, просто онемел от такой наглости. У него в зобу всё перекрыло. Он что-то прохрипел, но арбуз с неопознанным чумазым матросом был таков. Виновника и арбуз не нашли.

Про получение продуктов можно много что рассказать. Как только кто из матросов был схвачен с поличным на поедании не хлорированного фрукта, то в дело вступал наш доктор, капитан медицинской службы Александр Витальевич Финогеев. Без всяких церемоний жертве либо промывали желудок, либо заставляли пить чуть ли не ведро воды с марганцовкой. После таких страданий желание положить в рот недезинфицированный фрукт навсегда пропадало.

Вообще, военно-морская служба очень насыщена всевозможными событиями. Боевая служба – это не круиз на лайнере по Средиземному морю. Это – постоянная боевая готовность, готовность в любой момент отразить атаку вероятного против-ника. Конечно, случаются и комичные ситуации.

Старший помощник, капитан-лейтенант Яковлев, был человеком изобретательным. Чтобы предотвращать разгильдяйство и разногласия между молодыми и старослужащими моряками, его излюбленным методом были такие, как чистка якорь-цепи в цепном ящике, смена смазки на вьюшках металлического троса, ну и самое обидное и «смотрибельное» – строевые занятия под барабан вокруг башни универ-сального калибра. И всё это во время обеденного перерыва. Ладно, если это в море, а когда корабль стоит у стенки и с соседних кораблей на весь этот цирк смотрят и потешаются, а ты ходишь, как дурак…

У нас в БЧ-3 служили два грузина: Чкония и Цуцхубая, молодые матросы, одногодки. Цуцхубая был крупный, крепкий, что не скажешь о Чконии. Тот небольшого росточка и ничем не выделялся среди других. А вот Цуцхубая был интересен. Он всегда был озабочен в отношении женского пола, так мне показалось после одного наблюдения. Были мы на боевой службе в Средиземке, и подошёл к нам танкер для дозаправки. Этот пароход с гражданским экипажем, на котором были и женщины. По нашему правому борту выстроилась швартовая команда из боевой части 3.

Офицеры и мичманы, участвующие в этом мероприятии, и командир корабля, осуществляли контроль. И тут, откуда ни возьмись, по танкеру с поклажей проходит молодая девушка. Одежда на ней, ну как раз для просмотра изголодавшихся моряков. Цуцхубая, не отрывая от барышни глаз, двинулся параллельно её ходу по шкафуту нашего корабля, не замечая ничего вокруг и что-то бормоча себе под нос на грузинском языке. По ходу движения он наткнулся на стоящего командира, который в свою очередь чуть не свалился на палубу. После доходчивой тирады, которую Григорий Николаевич выдал на происходящее, наш герой скрылся со скоростью лани, несмотря на свои габариты.

Мой срок службы подходил к концу, когда на корабль после училища командиром БЧ-3 пришёл зелёный лейтенант. «УХО» – так мы называли молодых офицеров, Андрей Петрович Михайлов. Ну, так как мы здесь все «плавали, знаем», то решили «забить на него болт». Мы ёрничали по любому случаю, показывали, кто в доме хозяин. Время шло. В боевой части и так был бардачок, а мы ещё и гонор демонстрируем.
Собирает он «годков» в своей каюте для беседы. Разговор был построен настолько человечный и доходчивый, что нам стало стыдно за свои фордыбасы.

«Ребята, мы с вами ровесники», – сказал он, – мне нужна ваша помощь. Помогите наладить службу». После такого разговора мы начали и сами пахать и молодых гонять, но не до беспредела. И всё быстро наладилось. Нет, панибратства никакого не было, была настоящая уставная служба и взаимоуважение.

В моём понимании, Петрович – настоящий эталон офицера. Порядочный, чело-век слова, хороший спортсмен, мастер спорта по фехтованию, первый разряд по акробатике. Грамотный и ответственный. Он очень быстро завоевал авторитет среди офицерского состава и в целом экипажа корабля.

Перед моим увольнением он пожелал мне много хорошего, увидев во мне нормального человека. Очень запомнилось одно его наставление: построй свою жизнь так, чтоб свободного времени в ней практически не было. Надо быть всегда занятым, вот тогда ты почувствуешь, что такое отдых и радость от него! Теперь я так и живу!

Что мне дал флот?

Очень многое!!!

Во-первых, я горд, что прослужил 3 года на Краснознаменном Черноморском флоте, и в частности, на эсминце «Благородном»!

Я приучил себя к порядку, дисциплине и ответственности за порученное дело. И в дальнейшей своей жизни и работе это было для меня нормой. И мои подчинённые знали, откуда такое рвение и ответственность за содержание своего оборудования, техники и инструмента. Наша флотская дружба не меркнет. Мы встречаемся, переписываемся и не забываем поздравлять друг друга с днём Военно-морского флота и другими праздниками! Я этим очень горжусь!

После службы немного погулял, и снова пошёл на работу на тракторный завод. Поступил в инженерно-строительный институт на факультет теплогазоснабжения и вентиляции (ТГВ), заочный факультет. Окончив институт, перешёл на работу на завод «Аврора», в «почтовый ящик». Здесь и зарплата была больше и условия шикарные.

Женился в 1988 году на Ирине Николаевне Дробышевой, моей ровеснице. После окончания техникума нефтяной и газовой промышленности она начала работать в Волгоград-трансгаз оператором газораспределительной станции. Проработав там 32 года, вышла на пенсию

Катя окончила Волгоградский университет, филологический факультет, затем аспирантуру. Кандидат филологических наук. Во время учёбы была стипендиатом губернатора Волгоградской области и Президента Российской Федерации. Во Всероссийском конкурсе заняла второе место.

Грянула перестройка. Чего перестраивали – неизвестно! Заводы встали… Три месяца за свой счёт… Денег нет, жить не на что, есть нечего... Растёт маленькая дочь...
И тут приглашают прийти в Трансгаз на собеседование во вновь образованную Службу безопасности. Взяли старшим охранником. Проработал 3,5 года, поступило предложение перейти в Транснефть начальником службы безопасности. В подчинении 350 человек!!! Обязанностей хоть отбавляй. Проработал в этой службе 3 года.

И вновь сменил сферу деятельности на инженера-механика участка по ремонту запорной арматуры, а после ухода начальника участка на пенсию, перешёл на его место.

При образовании базы производственного обслуживания в Волгоградском районном управлении назначили начальником, где проработал с 2007 по 2022 год, почти 15 лет, откуда и ушёл на пенсию.

Общий трудовой стаж почти 44 года, из них 25 лет – в Транснефти.
Имею грамоты и благодарности от Министерства и Компании.
 

В настоящее время Сергей Иванович на заслуженном отдыхе, но об отдыхе и не мечтает. Сейчас он реализует свою давнюю мечту. Организовал в гараже мастерскую – мастерит декоративную мебель, поделки из дерева. И это у него здорово получается.

Доброго здоровья тебе, дорогой сослуживец по любимому мной кораблю – эсминцу «Благородный».

Семь футов под килем и попутного ветра!