Сердце Чернобыльца 2 - Глюк

   Зона хмуро наблюдала за тем, как по её телу поползли в разные стороны двуногие существа с выжженными мозгами. Они не успели спрятаться от гневного выброса энергии из Сердца Чернобыльца, и перестали быть людьми. В их теле сохранились только чуть теплящаяся жизнь, разлагающаяся от радиационных язв плоть, жажда стрелять и рвать зубами тех, кто остался человеком. Сюрприз пришельцам, подарок Зоны.
   Из нор и укрытий выползали её дети, чтобы поживиться тем, что сготовила им Мать-Зона. Нервные окончания мутантов ещё не пришли в норму, мутные мозги ещё не ощущали Вселенную под именем «Земля отчуждения». Детей Зоны, словно магнитом, тянуло к центральному могильнику. Они сбивались в стаи, выли и лаяли, орали и скулили. Наставал момент, и мутные души рвались на волю, туда, где раскручивалась спираль жизни. Только вперёд! Туда, где много пищи – за периметр ограждений!
   Ни лай пулеметов, ни уханье артиллерии не могли заглушить жажду проломить бетонную стену, смести и снести все преграды и вырваться в мир, где нет радиации, боли… Страха мутные души не знают, он придет позже, когда пройдёт ослепленье.
   Гигантский зверь, похожий на доисторического звероящера, под ливнем свинца, словно торпеда, несётся на бетонные строения. Раны на теле зарастают так быстро, что животное даже не успевает почувствовать боль. Он из новой породы животных Зоны. Он – неубиваемый.
   Горы трупов животных, льётся кровь… Оказывается, она такая же красная, как и у людей. Последние хрипы, тухнут глаза, успокаивается дух мутантов. Живые разбегаются по истерзанной земле. Яростно вспыхивают глаза: до встречи, человек!

   Громоздкие тучи крутятся валами, ослепляют молниями и погромыхивают. Ливневые потоки истончаются, переходя в моросящий нудный дождь. Люди, животные каждый по-своему радуются очередному осеннему дню Зоны.
   Около бункера Вашехона расположились несколько групп сталкеров. Привычно набросив на плечи дождевики, люди сидели около костров, равнодушно глядя на синеватые языки пламени. Холодный дождь налипал на плащ-накидки, стекал ручейками, не обижаясь на то, что никто на него не обращал внимания. Тренькала старая расстроенная гитара. Кое-где слышались взрывы смеха, это сталкеры снимали напряжение, рассказывая или слушая очередной бородатый анекдот.
   У самого крайнего костра расположились трое. Высокий, худой мужчина стоял на руках вверх ногами, от этого его одежда сползла вниз. Брючины штанов, подчиняясь закону гравитации, обнажили сухие, словно палки, ноги. Кости голени были обтянуты серозной кожей, под которой вздувались вены похожие на верёвки. Колпак куртки касался поверхности земли и почти полностью закрывал лицо.
   Худой изогнулся, подпрыгнул, приземлился на ноги. Стряхнул с себя морось. Сделал несколько акробатических упражнений и снова встал на руки. Он смотрел на шелестящую бурую траву. На то, как по травинке ползёт капелька дождя. Словно живая, она растёт, толстеет, чтобы неожиданно сорваться вниз и потеряться среди каменистой почвы.
   – Ой, Ширяка, ловко ты ето крутишься, – с восхищением сказал мужичок с торчащей бородёнкой.
   – Обычно, – равнодушно бросил акробат.
   – Моих пацанов мог бы такому научить?
   – В цирке учат медведей ездить на велосипедах, а пацаны посмышлёнее будут, – прошёлся на руках Ширяка.
   Почесал в воздухе ногу об ногу, потом перенёс вес тела на одну руку, попытался приладить колпак куртки на шею, чтобы освободить лицо.
   – И чего себя истязать? Не надоело? – хмыкнул невысокий крепкий сталкер лет сорока и провёл рукой по влажным волосам.
   Седые, без единой чёрной тени, коротко стриженные волосы проскользнули между коротких цепких пальцев и снова вернулись в положение «стойкого ёжика», оставив влагу на руке хозяина. Широкое лицо с лёгким налетом превосходства, ладная, крепкая фигура – всё в человеке дышало достоинством, уверенностью в собственной правоте.
   – Привычка, – беззлобно отозвался Ширяка, – тело просит.
   – Ет, Седой, как глянуть, – не спуская восторженного взгляда с акробата, проговорил бородатый, поглаживая морщинистые щёки. – Ты может и хотел бы так-то себя истязать, да истязалку заклинило.
   – У меня других достоинств тьма, – горделиво повёл плечами Седой.
   – У всех своё, но памперсы у всех разные, – мужичок почесал бородёнку.
   – Гляжу на тебя, Памперс, и не пойму, чего ты со своими памперсами всюду суёшься. Только кликуху позорную словил, – и Седой смерил пренебрежительным взглядом щуплую фигуру.
   – Какое же ето позорное имечко? Очень даже приличное, – Памперс повернулся к Седому. – Все мы тут памперсы. Собираем дерьмо.
   – Разве артефакты дерьмо?
   – Конечно дерьмо! Аномалия сожрала мутантика, переварила и выдала нам дерьмо. А мы и рады.
   – Чего же ты тогда их собираешь до трясучки?
   – Народил пацанов, значит кормить должон. На то мы и родители.
   – Помолчите-ка, – шёпотом прервал их Ширяка. – Турында!

   Сталкеры примолкли, глазами разыскивая самую уважаемую птицу Зоны. Ходило поверье: увидел турынду, считай, Зона тебя по плечу погладила.
   Рядом с костерком мокрая трава жёстко ворчала на порывы ветра. Клонила отмершие стебли и листья до самой земли. Метрах в пяти перпендикулярно земной поверхности торчали две тонкие, высокие палочки. Сверху на палочках лежал комок перьев.
   Вот среди перьев открылся красный глаз, посмотрел на людей и закрылся. Из комка спиралью вывернулась длинная шея с громадным клювом.
   Птица повернула клюв, за ним обнаружилась крохотная головка. Не почуяв опасности, турында принялась крошить сильным клювом стебли травы. Слегка подбрасывала обломок, подхватывала его повдоль и проглатывала. Время от времени вращала головой, чтобы осмотреться, и снова принималась за трапезу.
   Турында замерла. Это из норки высунулся мышонок, покрутил носом и собрался бежать по своим неотложным делам. Молниеносное движение, и грызун исчез в объёмном клюве. На изогнутой шее пернатой вздулся бугорок и быстро укатился в перьевой шарик тела птицы.
   – Ах ты, хищница, – возмутился Седой и махнул рукой, отгоняя турынду.
   Та медленно приподняла ногу-тростинку, подумала секунду, наклонив голову. Красный глаз моргнул… Птица визгливо вскрикнула, выкинула вперёд, словно верёвку, шею, долбанула Седого по руке.
   – Ну, тукан недоделанный… – разозлился мужик и вскинул автомат.
   Стрелять было не в кого. Турында исчезла так же, как и появилась. Осталась только куча птичьего помёта.
   – Напугал турындочку, – мелко засмеялся Памперс, – вот птичка и обмаралась. Чё ж памперсов-то ей не дал?
   Кувыркнувшись, Ширяка встал на ноги.
   – Ничего себе, – проговорил он, – никогда не видел турынду близко. Носится, как пуля. Я только заметил, что перья метнулись…
   – Захочешь жить, будешь так же бегать, – буркнул Седой, потирая ушибленную руку. – Эффект неожиданности. Замерла, взвизгнула так, что уши заложило, ударила и тикать…
   – Слух у её как у микрофона, – восторгался Памперс. – Мышонка под землей услыхала.
   – Полезная птица: и об опасности предупредит, и вместо петуха время скажет. Но костёр надо перенести, – поморщился Ширяка, – а то от птичкиного «подарка» несёт за версту.
   Сталкеры потушили костёр и побрели поближе к бункеру Вашехона, куда недавно ушёл старший группы Мобила.

   – Чего это вы переезжаете вместе с костром? – спросил Мобила, подходя к группе.
   – Турында заставила, – обернулся Ширяка и укоризненно посмотрел на Седого, – чтобы у некоторых руки не чесались.
   – Ладно, командир, не тяни губошлёпа за мошонку. Чего там у Вашехона? – буркнул Седой, подкладывая сухое горючее под мокрые дрова.
   – Есть дело у жемчугового тоннеля, – присел к разгорающемуся костру Мобила, – выдвигаемся утром, проверьте оборудование, придётся идти через территорию пункта захоронения радиоактивных отходов.
   – Давненько через ПЗРО не бродили, – пробормотал Седой.
   – Не самый лучший вариант, – согласно кивнул головой старшой.

   Среднего роста, мускулистый мужчина, был уважаем среди вольных ходоков. Внимательные серые глаза, волевые черты лица создавали образ вожака. Таким он и был на самом деле. Группа под его началом редко попадала в переплёт. Точно проложенный, выверенный не один раз маршрут приводил отряд Мобилы в нужную точку и возвращал в лагерь сталкеров, что располагался в развалинах посёлка Замошня, практически без потерь и столкновений с военными.
   Самая большая утрата у Мобилы произошла полгода назад перед очередным Чернобыльцем. Группа возвращалась с рейда. Уже прошли территорию НИИ «Медпром», когда исчез замыкающий и друг Мобилы Джон. Поиски результатов не дали. Его маячок погас на карте безвозвратно. Надвигающийся Гнев Чернобыльца не дал возможности продолжить поиски.

   – Вашехон попросил в северный бар заскочить на обратном пути, забрать посылку.
   – Надо взять с собой Тихого Глюка, – не поворачивая головы, буркнул Седой и поплотнее застегнул дождевик.
   – Мутный он мужик. Не поймёшь, что у него на уме.
   – Зато жадностию не владеет, – повернул всклоченную бородёнку Памперс, уже готовый поджаривать на костре большой кусок колбасы, нанизанный на короткий прут.
   – Тебе, Памперс, главное, чтобы конкурентов было поменьше, а хабару побольше, – хрустко потянулся акробат. На его худом лице блуждала довольная улыбка. Заострившийся нос неестественно возвышался над обтянутыми кожей скулами.
   – А тебе чё уж и хабару не хочется, – миролюбиво сказал Памперс, пробуя мелкими чёрными зубами колбасу, – так вот и ходишь просто – для интересу? Надо же, Ширяка, от хабару отказался? Ага?
   – Завёлся, не остановишь.
   Ширяка махнул рукой и пошёл прочь от разгорающегося костра. Широкий комбинезон на его тощем теле болтался на ветру так, будто под ним ничего, кроме воздуха нет. Худоба сталкера была предметом насмешек и легенд в шинке Пахома. Да он и сам смеялся над собой и говорил, что не он рюкзак тащит, а рюкзак – его.
   Рассказывали, когда акробат миновал периметр ограждений, то попал в стажеры к Тормозачу, не самому знающему проводнику. В первый же выход группа молодых нарвалась на разъярённого чернобыльского кабана. В живых остались акробат да горе проводник. Долго ещё Тормозач рассказывал, вытаращивая для пущей важности глаза, как новичок спас ему жизнь: «Прям перед носом кабана как кувыркнётся!.. Мут за ним… Он снова кувыркается, потом как ширнёт нож!..»
    «Что ж ты не стрелял по кабану», – спрашивали его сталкеры.
    «Я на ветке висел, а третьей руки у меня не было».
   Это сражение сделало Ширяку самым известным сталкером-стажёром и положило конец карьере Тормозача-проводника. Сообщество свободных людей Зоны отторгло его и прониклось уважением к человеку, который не испугался могучего хищника.
   Посмотрев вслед тощему компаньону, Седой спросил:
   – Кто пойдет замыкающим? Дорога неблизкая...
   – Ладно, потолкую с Глюком, – согласился с ним командир, – а ты займись экипировкой, по Мёртвым Пустошам пройти придётся.
   – Ещё вчера, – горделиво ухмыльнулся Седой, поднялся от костра, расправил плечи и пошагал вслед за Ширякой, в его облике чувствовалась военная выправка. Подошёл к возвращающимся сталкерам, обменялись рукопожатиями. Пачка сигарет в руке Седого быстро ополовинилась. Послышался мерный разговор.

   Шинок Пахома открылся с полгода назад. В сохранившемся помещении полуразрушенного бетонного здания соорудили барную стойку, отгородили фанерными листами кухню, разномастные столы и лавки заполнили остальное пространство. Здесь собиралось сталкерское сообщество в перерывах между походами в Зону. Подобие цивилизации возникло, как ни странно, с одобрения Вашехона, который, однако, жёстко следил за тем, чтобы его интересы не были попраны барменом. Запрет на торговлю оружием, скупку артефактов, прямое общение с Большой Землей выполнялось новичком в полном объёме, хотя и с некоторой долей неудовольствия. Подвал шинка Пахом приспособил под ночлежку, где легко можно было переждать Чернобыльца.

   Пройдя немного, Мобила оказался в питейном заведении. Народу было не много. Отсутствовала большая часть постояльцев лагеря, отправившись в Зону после Гнева Чернобыльца. За грубо сколоченными столиками вели негромкий разговор несколько человек. Хозяин заведения копошился у барной стойки. Его несуразно коряжистая фигура прижухла в ожидании клиента. Короткие, толстые пальцы замерли на полдороге к алюминиевой кружке. Только колкие катышки глаз метались по глазницам, потом и они остановились, сосредоточившись на денежной купюре.
   – Из загашника, – коротко проговорил Мобила.
   Пахом раболепно кивнул головой и нырнул в подсобку.
   – Для Мобилы завсегда из загашника, – говорил он, подавая бутылку водки, – пашаничная. Навострился штоль куда? – толстые губы бармена разъехались в стороны, изображая улыбку.
   – Меньше знаешь, дольше водку пьёшь, – не глядя на него, сказал сталкер и, взяв горючку, пошёл в дальний угол, где спиной к редкому сообществу сидел высокий плечистый сталкер. Это и был Тихий Глюк.
   Никто не помнил, когда Глюк появился в Зоне. Как-то произошло всё обыденно так, что этого никто не заметил. Просто есть здоровенный, покладистый, не от мира сего мужик. Потому к прозвищу добавилось ещё и слово Тихий. В отличие от других, Тихий Глюк не злоупотреблял спиртным, не гонялся за богатым хабаром, довольствовался малым. Легко соглашался сопровождать отряды. Его можно было навьючить поклажей, а самому сходить налегке. Если он замыкал отряд, то его широкая спина была отменным барьером при внезапном нападении диких собак.
   Глыбообразное тело Глюка было на удивление лёгким и подвижным. С полной выкладкой мужик бегал и прыгал быстрее молодых. Умение предчувствовать опасность поражало бывалых искателей приключений. Казалось, что мужик видит затылком и чует кожей. При этом сталкер отличался самым миролюбивым характером, не вступал в разборки кланов, пьяную поножовщину.
   Часто исчезал в Зоне, снова появлялся такой же тихий и молчаливый. Сдавал хабар, отсыпался, пополнял запасы. Ни слова о том, где был и что делал. Да никто и не спрашивал, потому что ответа всё равно бы не дождался. Однако шутить над ним никто не решался. Рассказывали, как Тихий Глюк перекинул такого шутника через высоченный бетонный забор бывших воинских складов. Одной рукой!..
   Кто его знает, правда это была или выдумка, но подшучивать над Тихим Глюком охотников не было.
   Мобила поставил на стол бутылку и подсел к сталкеру. Тот вопросительно поднял глаза, и на предложение: «Пойдем с нами замыкающим к жемчуговому тоннелю», – разлил водочный антидот по стаканам. Молча опрокинули прозрачную жидкость, и командир добавил: «Выходим утром до турынды».

   Собраться в ходку с группой Мобилы к жемчуговому тоннелю Глюку не составило труда. Привычно проверил оружие, добавил запасные рожки в армейский разгруз. В рюкзак, ко всему прочему, прибавил запас продуктов на два дня, кассетный защищённый контейнер для артефактов. Проверил карманный компьютер ЛПК. Погладил его крышку, потому что этот прибор для Глюка был самым важным в зонной жизни. В нём находилась цель его пребывания в Зоне.
    «Пребывание в Зоне… – мысленно повторил сталкер, – прибывание… пробивание… прибивание…»
   Вздохнул и хотел уже паковаться, но, подумав, вынул из рюкзака небольшой, плоский свёрток. Упакованный в полиэтиленовую оболочку, предмет был туго перевязан прочной бечевой. Сталкер внимательно осмотрел, проверил качество упаковки, будто хотел удостовериться в её надежности. Покачал пакет на руке, как бы проверяя вес, и усмехнувшись, завернул в старый противогаз. Сгрёб в кучу несколько весьма приличных прибамбасов сталкерского снаряжения, вышел на улицу. Противогаз с довеском и другие вещи выбросил в яму с мусором недалеко от пивнушки Пахома.
   Отошёл от помойки… Оглянулся… Хотел вернуться, но передумал и решительно двинулся к бункеру Вашехона. Через полчаса Глюк поднялся на поверхность уже в новом комбинезоне с усиленной защитой. Его рюкзак заметно потяжелел и увеличился в объемах. Карманы разгрузки приняли дополнительный боезапас.
   Некоторое время сталкер неподвижно стоял с закрытыми глазами, лицом на запад. Толи спал, толи к чему-то прислушивался. Челюсти его сжались, так что желваки выступили под кожей твёрдыми кочками. Казалось, что тело человека находится здесь, на коричневом пространстве, поросшем колючей рыжей травой, а душа бродит так далеко, что не в состоянии управлять мышцами, потому и замер бродяга без движения.
   Руки, повинуясь многолетней привычке, цепко держали автоматическое оружие. Сжимая холодный металл, пальцы слушались только команд тех участков мозга, которые отвечали за приобретённые рефлексы, действующие на грани с врожденными.
   При малейшей опасности мышцы отработанными до автоматизма движениями нажмут на гашетку раньше, чем человек сможет проанализировать степень враждебности окружающего мира. Такова была сущность отношений внутри отвергнутой земли.

Рисунок Новикова Александра.