Письма из Сибири

В юности мне довелось прожить безвыездно три года в Сибири. Это была ссылка. Суд приговорил меня к ней по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде. Я отбывала ее в небольшом сибирский поселке, куда меня привезли под конвоем после одного года заключения.
В ссылке я получала много писем и много времени уделяла их написанию. Сейчас, просматривая эти письма, я обнаружила, что они свидетельствуют о той эпохе ничуть не меньше, чем воспоминания. И интересны они могут теперь быть не только мне и моим адресатам.
Чем жили мы тогда, о чем переживали и что доводилось нам пережить - это уже история. А историю не стоит забывать.

Я начну эту публикацию с писем в Москву к Кате Ш. Ее отец отбывал в то время срок в политическом лагере.

ПИСЬМА КАТЕ Ш.

8-9.03.1985
Милая Катя! Спасибо тебе большое, что позвонила. Звони еще. Правда, это стоило, наверно, кучу денег, потому что мы, по-моему, сами того не заметив, проговорили порядочно. Жалко, что я тебе не могу звонить. Еще плохо, что перед телефонной трубкой я обычно теряюсь как-то больше, чем перед бумагой, и у меня такое ощущение, что ничего толком я сказать тебе не успела и вообще ни о чем поговорить не успели. Я, конечно, побольше хотела расспросить о свидании. Да и о суде. Но ты, наверно, вроде меня – я не знала, что конкретно спросить (хотелось спросить сразу обо всем), а ты не знала, что конкретно рассказать.
Когда я видела твоего папу последний раз (это было где-то в первых числах августа), он плохо выглядел, сильно похудел. Как он сейчас? Как его здоровье? Напиши, если можешь, побольше и поподробнее. Я очень за него переживаю.
...Кстати, насчет упомянутых Волохонского и Евдокимова. Я имела удовольствие лицезреть их сегодня по телевизору. Это было очень забавно. Точнее, забавно-грустно-печально. Зашла я сегодня к женщине, с которой в больнице вместе лежали. Собралась было уже уходить, а она мне: посиди еще, телевизор посмотри. Я хотела было сказать, что вообще – не любитель телевизора, но взглянула, смотрю – о чем-то знакомом речь. Стала прислушиваться – ага, об НТС. Ну, думаю, сейчас, может, что-нибудь интересное покажут. И впрямь. Увидела я там и Репина с женой, и Евдокимова, и Волохонского, и Бердника, а также – Щаранского, Бегуна, Солженицына, фотографию Е.Боннэр и А.Д., и т.д. Но все это представляло собой такую мешанину, такую кучу и кашу, перемешанную с какими-то взрывами бомб и пулеметной стрельбой, и вообще весь этот "фильм" – такой бред, что, по-моему, авторам его не мешало бы провериться у психиатров.
Рядом со мной вот смотрела его простая женщина. Я спросила ее: вы что-нибудь тут поняли? Она говорит: нет, ничего не поняла. Поняла, что в евреев кто-то стреляет.
Я пыталась посмотреть по программе – будет ли повторение, но так и не нашла. А называется этот "фильм" – что-то типа "Заговор против страны советов", или что-то в этом роде, точно не помню.
Кать, как у тебя дела, и вообще – как жизнь? Напиши мне, ладно? Вообще обо всем напиши, о чем только можешь, что в голову придет. А то я целый год как на острове необитаемом прожила, совсем от жизни отстала. Мне все и обо всем интересно.
Часто ли вы переговариваетесь с Викой? Как она? Окончила ли институт? Пишет ли письма? Что у нее нового?
Катя, я тебе уже говорила, что читала некоторые протоколы допросов твоего отца и хочу тебе сказать, что в них хоть и было раскаяние, осуждение своей деятельности, но там, где речь заходила о третьих лицах, он вел себя с необыкновенным достоинством и достаточно твердо. А речь об этом заходила беспрерывно. Если, например, мое следствие состояло из того, чтобы склонить меня к раскаянию (это было, так сказать, целью моего следователя номер один), то у Юры – из того, чтобы заставить его давать показания на разных людей. Вообще надо было, конечно, предположить, что они сильно разозлятся, что это не удалось, и дадут срок, но то, что настолько большой срок (при раскаянии, признании вины!) – это для меня что-то дикое и непонятное. Особенно для меня непонятно – в сравнении с моим сроком. Мне до последней минуты грозили большим сроком, а также трясли бумагами с заявлениями Юры и говорили – вот этот человек заслуживает снисхождения, а вы, мол – нет.
Вообще-то, конечно, я понимала, что при незначительности моего обвинения мне много не дадут, но все же на 4+5 себя настраивала. А твоему папе – я очень надеялась, что дадут только ссылку. Думала даже некоторое время, что его выпустят, не доводя до суда. Был момент, когда я почти уверена была, что его уже выпустили. И можешь меня понять – я сравниваю сейчас его и мой срок с таким недоумением, что думаю – или я тут что-то не понимаю, или они там слегка рехнулись.
Но Юра мне еще на первой очной ставке с уверенностью сказал, что срок ему дадут. А насчет меня – намекнул, что мне дадут мало. Да, а я вот совершенно в их логике не ориентируюсь.
Если тебе интересно – могу о следствии, об этих наших встречах написать подробнее. Если, конечно, доходимость моих писем к тебе будет нормальной. А то они от меня, как выясняется, доходят весьма выборочно.
Ну ладно, прощаюсь. Расскажи о свиданиях. И о первом, и о втором. Сколько часов дали первый раз? И не объяснили ли они, почему дают только сутки, почему так мало?
Ну, счастливо, Катя. Привет маме передай. Передай, чтоб она была здорова и настроение у нее чтоб было бодрое и хорошее.
Пиши.
Твоя Лена.

18.05.1985
Милая Катя!
Напишу потом более обстоятельно, а это пока – записочка.
Получила твое письмо, спасибо. По штампу на конверте поняла, что ты ездила на выходные–праздники в Калининскую обл. Хорошо ли ты там отдохнула? Места там, наверное, очень хорошие.
Ты знаешь, я недавно получила письмо от твоего папы, что меня и удивило и обрадовало. Это – коротенькая записка на четверть тетрадного листа, в которой он перечисляет письма, полученные от меня. Он получил, как я выяснила, все, кроме открытки с днем рождения. Далее там следовало примерно следующее: "Чувствую я себя сносно, думаю, что до ссылки как-нибудь доскриплю. Поговорим при встрече где-нибудь между 1988 и 93 гг" Более в этом письме ничего не содержится, а дата – то ли 23, то ли 24 апреля, точно сказать не могу, т.к. произошла странная вещь: письмо лежало у меня на столе, и вдруг куда-то исчезло, никак не могу его найти и даты точно не вспомню. Письма были отправлены заказным, на конверте стоял штамп учр.ВС-389/37.
И еще – вопрос. Ты пишешь: "Папа твое письмо получил, просит тебе сообщить и сказать спасибо. Кажется, в начале февраля он его получил". Но первое письмо отсюда я ему отправила во второй половине февраля.
У меня все нормально, любуюсь красотой здешний мест, учусь играть на пианино (взяла его на прокат).
Пиши, как у тебя дела и как ты. Большой привет маме.
Более подробное письмо напишу чуть позже. Действительно, очень уж все сложно. Ну да ладно.
Счастливо тебе!
Привет всем, кого увидишь. Жду твоих писем.
Лена.

5.06.1985
Милая Катя!
Спасибо тебе большое за заботу обо мне, за вкусную ветчину и колбасу (мы с мамой ели и то и другое на наши именины), и за все-все.
Позволь и мне сделать тебе этот маленький подарочек. А за ним последуют и другие – не возражаешь? (Предвидя возможные возражения, сообщаю, что все они неверны и неправильны).
У меня все нормально. Погода наконец-то установилась (вроде бы), ходим с мамой на прогулки по здешним живописным местам. Я завела недавно щенка и котенка, оба очень симпатичны, хоть и рвут мамины чулки когтями и зубами, а также приводят в непригодность ее юбку, пользуясь тем, что она не умеет от них отбиваться. Я им обоим дала по кусочку твоей ветчины: один вилял хвостом активно, другой громко мурлыкал, и оба тебя очень благодарят.
Всего тебе самого-самого! Пиши. Огромный привет от мня твоей маме. Счастливо вам.
Лена.

20.06.1985
Дорогая Катя!
Собралась, наконец, тебе написать. Т.к. мама уезжает, отдам письмо ей, и оно дойдет до тебя быстрее, чем по почте.
Отвечаю на твое письмо.
Да, Кать, о выдаче архива я знаю. Мне об этом рассказывали и следователь, и твой папа, В.Попов показывал протокол допроса Кирпичниковой, а В.Сорокин – список адресов, написанных рукой твоего папы. Он на это пошел под "честное чекисткое слово" (если такое бывает) следователей, что неприятностей у этих людей не будет. Но неприятности все равно были, т.к. сам такой визит и сама подобная выдача – неприятность, на мой взгляд, пострашнее мелких (или крупных) неприятностей по работе.
Сейчас попытаюсь тебе объяснить свое отношение ко всему этому.
Я считаю, что нельзя отождествлять человека с его поступками. И из совершения плохого, нехорошего поступка делать прямой и резкий вывод, что и сам человек нехороший или плохой.
А в данной ситуации за подобный поступок вообще осуждать человека нельзя. Для того, чтобы не совершить его, требовался героизм, огромная сила воли. Героизм – не та черта, которой можно от человека требовать. И за отсутствие которой можно осуждать. Подлости твой папа не совершал, а что не сумел поступить красиво и героически – так что ж поделать? А к людям, которые теперь осуждают его (не побывав при этом там и не пережив то, что пережил он) я отношусь с раздражением.
Кроме того, я вообще не понимаю людей, которые резко меняют отношение к человеку за какой-либо единичный поступок. Помню, я не могла понять Вику, когда была вся эта история с Агатовым. Она мне пересказывала и через каждое слово называла его сволочью. А я слушала с недоумением. Все-таки Агатова она хорошо знала, он был другом семьи, она рассказывала мне о нем с теплотой и симпатией. И вдруг так легко и просто, без попытки разобраться, вычеркнуть его из списка людей. Да, человек совершил плохой поступок, но человек-то остался тем же. И за поступок так резко, круто менять отношение к человеку, самому человеку... Это мне непонятно.
Теперь о Волохонском. Он был одним из 2-х свидетелей (вторым свидетелем был Репин) у Саши Скобова. Ему вменялось только одно произведение, Репин и Волохонский дали показания, что написал его Скобов. Скобову дали общую психушку. Кроме того, Волохонский, насколько мне известно, давал показания на Сендерова. И то, что он в числе других встал в позу, когда твой папа попал в лагерь – это с его стороны отвратительно.
То, что фильм об НТС шел в залах кинохроники, я уже слышала. Говорят, на него никто не ходил (кроме тех, кому было интересно посмотреть на знакомые лица), залы были пустые.
О том, что твой папа ожидал срока, могу судить по следующим двум его фразам. Когда я ему с недоумением сказала, что ведь легче быть в лагере, чем выйти на волю такой ценой, он сказал, что в лагерь итак попадет, т.к. не дает показаний на третьих лиц. Когда при мне он спросил у следователей, почему ему до сих пор не дали фотографии, которые обещали (где он снят со своим архивом) и ему ответили "Не беспокойтесь, дадим", он спросил: когда дадите, в лагерь, что ли, пришлете?
Когда меня арестовали, то, судя по всему, срок мне давать не хотели, а думали вытянуть из меня показания с раскаянием и выпустить, дать условно. Поэтому с самого начала мне стали носить "для примера" разные покаянные заявления, в первую очередь принесли том дела Дмитрия Дудко. В середине февраля примерно Сорокин принес какие-то бумаги, написанные почерком твоего папы, сказал, что он раскаивается и "дает обо всем показания", но прочесть не дал, а только показал две строчки: "Хоть я не верю в Бога, но слава Богу, что я на это решился" и "Хочу предварительно заявить, что пишу все это сам, без какого-либо давления со стороны следствия". На мои вопросы, дает ли он показания на третьих лиц, Сорокин отвечал положительно, а я говорила, что не верю. Он это "не верю" отнес, очевидно, ко всему остальному, и поспешил дать нам очную ставку (это было 7 марта). А потом приносили разные его заявления, из которых помню следующее. Еще в ноябре, через неделю-другую после ареста, он написал заявление, что еще на воле хотел прекратить заниматься подобной деятельностью, а теперь окончательно пришел к выводу, что заниматься ею не надо, и если его выпустят, то заниматься он этим не будет. И только в конце декабря – начале января он решился на раскаяние и стал писать какое-то длинное заявление под названием "чистосердечные показания". Выдать архив, не выходя из-под стражи, его уговорили в середине февраля.
Как-то в июне, когда мне Гладков в очередной раз плел, что если я пойду следствию на уступки, меня выпустят, я спросила: как вам верить? Шихановича вы почему-то до сих пор держите. Он сказал: а откуда вы знаете, что держим? Может, выпустили уже. Хоть поверить ему было трудно, но, во-первых, я вспомнила, что Дудко выпустили через полгода, а во-вторых по некоторым признакам поняла, что в 49-й камере Юры нет (номер его камеры я выяснила на очной ставке). Поэтому был период, когда я думала, что, возможно, его и выпустили. Но потом узнала, что он еще под следствием. Когда нам дали вторую очную ставку (точнее, встречу), Юра выглядел очень плохо, был очень худой и бледный. Но это, очевидно, не от недоедания, а от того, что очень уж нервы они ему вымотали.
В некоторых протоколах, которые вместе с протоколами очной ставки были приложены к моему делу, Юре без конца задавали вопросы о разных людях, но он на них не отвечал, говорил, что давать показания на третьих лиц – это не этично. (Вопросы были типа: "Кого вы знаете из редакторов "В"? Что знаете об участии в "В" таких-то и таких-то? Назовите фамилию человека, который вам принес это письмо... И т.д.)
Об очных ставках я написала подробно Асе, она тебе покажет.
Да, никаких книжек об НТС ни у каких чекистов я не просила. Они сами принесли мне книгу "НТС, нам пора объясниться" где-то феврале месяце, и я взяла, т.к. думала, что она интересная, раз ее просил твой папа (это вы мне говорили, когда я еще на свободе была). Но она оказалась настолько скучная и мутная, что я очень серьезно усомнилась в том, что твой папа ее просил. Только начало там интересное – о зарождении НТС и первых НТС-овцах (это – молодость автора, он пишет об этом живо и интересно). Но дальше идет такая муть, что я не дочитала.
А теперь расскажу, какой комплимент сделал мне однажды мой следователь. Как-то раз он мне с торжеством сказал, что "Хроника текущих событий" выходить больше не будет. Я спросила, почему он так в этом уверен. "Потому что Шиханович заниматься больше "Хроникой" никогда не будет". Я сказала: "Ну и что? Так почему же "Хроника" выходить не будет?" Он сказал: "Нет, не будет". А потом добавил: "Ну, может, и будет, но это будет уже не та "Хроника". Такого хорошего редактора, как Шиханович, у нее уже не будет". Потом помолчал, подумал и вдруг говорит: "Правда, разве что если вы ею займетесь..." Я открыла было рот, чтобы сказать спасибо за комплимент, но во-время сообразила, что "спасибо" в данной ситуации как-то неуместно.
Заканчиваю, а то уже утро (или ночь? начало пятого, в общем, а мама уезжает завтра (т.е. сегодня). Так что прощаюсь, целую и жду твоих писем.
Маме привет огромный.
До свидания.
Лена.

27.07.1985
Катюша, здравствуй!
Спешу тебе ответить, чтобы письмо успело дойти до того, как ты куда-нибудь уедешь в отпуск.
Я уже неделю живу в своем собственном домике, который купила. Он очень славный – гнилой, покосившийся и развалившийся. Но если его слегка подремонтировать, думаю, что перезимовать можно будет. А летом в нем – просто благодать: прохладно, тихо, вокруг – деревья, природа. Совсем рядом – крутой обрыв над Обью. И лес рядом, т.к. домик на самом краю поселка. А в лесу  земляники много.
И вообще – дни стоят теплые-теплые. И вода в реке такая теплая, что только бы купаться, загорать да за ягодами ходить. Здесь, кстати, пляж песчаный есть рядом. Так что я с чистой совестью могу приглашать летом людей сюда на курорт. Оговаривая, правда, два неудобства: комаров чуть побольше, чем в средней полосе (но в жаркое время дня во второй половине лета их уже почти нет), и милиция документы проверяет. И третье, которое скоро отпадет: домик мой пока что благоустроен еще не на 100%. Но скоро благоустроится.
Книги такие продаются именно в Кривошеино. В здешнем книжном магазине периодически появляются. Только я забыла, что именно тебе послала. Обычно запоминаю или записываю, чтоб впредь не повториться, а тут забыла. Может, напомнишь? Вот ты отговариваешь меня, а зря: мне же удовольствие доставляет послать хорошие книги хорошим людям и узнать, что их это обрадовало. Особенно когда узнаешь, что человек любит этого автора и как раз у него этой книги не было. Ведь не лежит же такое свободно на прилавках в Москве, так почему бы не помочь Кривошеинскому магазину план выполнять? А ты меня такого удовольствия хочешь лишить. Напиши лучше, какие книги тебе иметь хотелось бы (из тех, которые могут появиться здесь в продаже), а я буду иметь в виду.
А письма от папы все время приходят такие коротенькие? С самого начала? И какие письма он перечисляет – те, которые получает от вас, или вообще все, которые получает? Если все, то получает ли он мои письма? Я отправила 2 письма в этом месяце и 3 в мае-июне. Там были фотографии, открытки и календарики – интересно, передают ли все это? То, что я послала в первых трех письмах – передали.
Жалобы, по-моему, можно писать во все инстанции. И чем больше, тем лучше. Если, конечно, время есть и нервов не жалко. И чем больше их будет, тем более вероятен эффект. (Писать можно хоть в газету "Правда", хоть в Сов.Мин., в Президиум, хоть куда. Да – в Прокуратуру, в прокурорский надзор, и т.д.) А писать надо, конечно. Иначе эта лагерная администрация совсем обнаглеет.
А как мама себя чувствует? Это, конечно, безобразие, что она на работу ходит, когда болеет. Уж здоровье наверняка важнее этой работы. Лечиться надо и отдыхать побольше.
Привет ей от меня большой-большой.
Спасибо тебе за адрес Вики. У меня его действительно не было. Теперь непременно напишу ей. Интересно, будут ли доходить отсюда письма? Мне пока пришло из тех краев только два письма, и оба – от незнакомых людей. На одно я ответила, но уведомление до сих пор не вернулось (а уже 4 мес. прошло).
Что узнаешь о Вике (или от нее) нового – пиши, ладно?
Книгу об НТС я, разумеется, не просила. И более чем уверена, то и папа твой не просил. Но все же спросите на всякий случай. Думаю, он удивится так же, как я удивилась, когда мне мама рассказала, как у нее эту книгу от моего лица просили.
Насчет поступков... Я могу при случае объяснить, почему считаю, что о людях судят не только по поступкам, и не в первую очередь по поступкам. Понимание этого у меня исходит, пожалуй, из христианской концепции личности... Но все это так – рассуждение на тему.
Вообще-то, наверно, судить (не в значении "рассуждать", а в значении "осуждать или оправдывать") действительно можно в первую очередь по поступкам. Но даже и в этом значении – по поступкам в совокупности, а не по поступку. Впрочем, все это просто темы для размышлений. О чем при случае можно порассуждать.
Не улучшилась ли в Москве погода? Здесь она отличная, но боюсь, что скоро уже ухудшится: сибирское лето коротко и молниеносно. Но пока загораю. И езжу от организации на сенокос (это вместо уборки общежития). И чувствую себя вполне хорошо. На работу мне теперь ходить далеко, на прямо противоположный конец поселка. Езжу на велосипеде.
Зверята мои подрастают. Кошечку зовут Муся. Щенка я хотела назвать Крон. Кличка хорошая и звучная, но слишком короткая. Когда зовешь собачку, удобнее, чтобы два слога было. Я сказала об этом маме, а она говорит: ну, зови тогда – Кронид. Я сомнение высказала: не обидится ли на это Кронид Аркадьевич? Но мама говорит – нет, только посмеется. Скорее всего она права. Но пока песик маленький, я зову его просто Кутик. И это как-то прижилось, он очень резво откликается. А подрастет – там уж видно будет. Оба зверька живут сейчас в сенях. Спят на одной подстилке. Когда иду куда-нибудь (в лес, за водой, за молоком) – бегут за мной оба. Но это так – играют они. Хоть и рычит он на нее грозно. Славные звери. Думаю, когда Кутик подрастет, надо еще щенка завести. С ними все же не так страшно зимой будет.
Пианино я еще в свою избушку не перевезла. Так что играю, когда на работу езжу. Успехи кое-какие есть. Разучиваю сейчас очень милый менуэт Моцарта. И даже Баха кое-что умею.
А как твои успехи на машинке? Я этому специально никогда не училась. Однако даже на работу машинисткой меня приняли. Действительно, во всем, чему учишься, нужна практика.
А я пытаюсь всерьез заниматься английским. Но тут уж не будет никакой практики. Даже книг на английском языке в местной библиотеке нет. Так что при всем своем желании говорить по-английски не научусь. Но хоть читать научиться бы свободно, без помощи словарей.
Кого из наших общих знакомых ты видишь? Кого увидишь – привет передавай. Видишься ли с Сашей и Л.К.? Как они? Не знаешь ли, как Старчики? А у Кати моей ты не была еще? Она теперь так далеко живет, что, наверно, и не доберешься.
Пиши мне. Всего тебе самого-самого!
До свидания.
Лена.

5.10.1985
Здравствуй, Катюша!
Давно что-то ничего от тебя не слышно. Как ты? Как дела? Как съездила в отпуск?
Честно говоря, когда я узнала, что ты на Байкал поехала – надеялась слегка, что удастся тебе на обратном пути ко мне заехать. Здесь тем более в эти дни такая чудная погода стояла!Но потом поняла, что по времени у тебя не получилось.
Пишет ли что-нибудь Вика? Звонишь ли ей? Я написала в начале августа небольшое письмо, но не знаю, дошло ли.
Получила ли ты мое письмо, отправленное в июле?
У нас здесь сейчас резко кончилась осень и тепло, подул ледяной ветер, снег сегодня утром даже шел. Сижу сейчас дома и думаю: как пойду на работу? Не собьет ли меня ветром (такой он сильный!)
Целую и жду твоих писем.
Лена.

12.10.1985
Здравствуй, Катя!
Получила твое письмо через день после того, как отправила тебе открытку, которую ты уже, наверно, получила. И в тот же день получила твою бандероль.
Рада, что ты так хорошо провела отпуск. Завидую даже немного. Я видела Байкал однажды мельком, но с приключениями. Возвращалась из экспедиции и застряла в Иркутске: нелетная погода. На какие-то сутки мне надоело уже ждать этого самолета и я решила хоть с пользой время провести: съездить Байкал посмотреть. Села на автобус, проехала вдоль Ангары до Байкала (не помню уж, как этот поселок называется, до которого я доехала). Там побродила по берегу, полюбовалась, а когда темнеть стало, пошла на автостоянку и тут выяснила, что вечерние автобусы в Иркутск отменены по причине гололедицы. В таким я завидном положении оказалась: темно, снег идет, берег Байкала и поселочек этот темный – куда хочешь, туда и иди. И тут вдруг к пристани катерок какой-то подошел, и – все равно делать нечего – я села на него и прокатилась по ночному Байкалу до порта Байкал. Там переночевала в каком-то пустом зале ожидания, который дежурная специально для меня открыла, и утром села на поезд, который ходит там, кажется, один раз в сутки. Вот тут я и полюбовалась Байкалом: эта ветка железнодорожная идет вдоль берега, и я только и делала, что, не отрываясь, из окна смотрела. Такой он красивый из поезда! А представляю, какой красивый вблизи.
Привыкла ли ты за время похода к горам и высоте? У меня с горами бывало – когда как: когда с огромным трудом на них залезала, а когда и легко. Даже не знаю, от чего это зависит.
А был ли у вас с собой фотоаппарат и фотографировались ли вы? Интересно, какой Байкал красивее – северный или южный. Я-то была на южном.
У меня все по-тихому. Звери мои растут и процветают. Недавно я завела третьего звереныша, щеночка, которого назвала Корой. Кутика так и зову – Кутик, хоть он уже большой, здоровый. Он живет в сенях, а киска в комнате, т.к. в сенях ей уже холодно, здесь уже морозы и снег. Кора сейчас сидит рядом и грызет неизвестно где найденную мочалку, киска спит на кровати, а Кутик лает в сенях – разлаялся что-то, не знаю, на кого.
Дрова у меня есть, но пока все же недостаточно, надо бы еще привезти. Только достать их здесь – дело немыслимое. Но на первое время хватит, до весны даже хватить может, если расходовать экономно и если морозы не слишком сильные будут.
Да, в моем предыдущем письме я, кажется, пропустила одну фразу. Я там писала, что зверята всюду ходят за мной, а иногда Кутик загоняет киску на дерево или на столб. Вот эту фразу я пропустила. Потому что тут девочка одна гостила, и я в этом письме написала о ней, а потом что-то о друге ее Волохонском. Так она стала категорически настаивать, чтоб я о Волохонском вычеркнула, что о нем, мол, и так много сплетен ходит (хоть я там о нем ровным счетом ничего плохого не написала). Я разозлилась и переписала письмо, убрав оттуда всякое упоминание и о девочке, и о Волохонском. А т.к. писала сквозь сон поздней ночью, то пропустила эту строчку о зверюшках, так что там, наверно, непонятно что-то получилось. А заметила я это тоже сквозь сон, но в суете так и не поправила.
Письмо, пропавшее со стола, так и не нашлось, хоть в процессе переезда я все вещи пересмотрела и перетряхнула. У меня вообще в общежитии было несколько пропаж (лежало – и как ветром сдуло), причем самых разнообразных: чистая кассета, двухтомник Гете, купленный здесь, часы, незадолго перед этим отданные мне в милиции – "лефортовские"... Не знаю, что и предположить. Помню, у вас были такие воры, что потаскали все очень выборочно. Но писем-то они не брали, наверное. И трудно, причем, сказать, одновременно ли эти вещи исчезли. Так что – странное что-то.
А со стороны администрации 37-го лагеря очень мило, конечно, что они письмо, отправленное к 9 апреля, соизволили вручить только 24 апреля. И, кстати, я вспомнила, что то (исчезнувшее) письмо было как раз от 24 апреля. Сейчас я думаю, почему не дошли мои письма № 5 и № 6. Наверно, потому, что в них, кажется, было что-то более содержательное, чем в предыдущих, что-то кроме "здравствуйте – будьте здоровы – до свидания". Впрочем, я порылась сейчас в своих бумагах и выяснила, что именно там было содержательного: в № 5 я сообщала дату конца моего срока и еще писала о смерти Лины Тумановой и о ней самой. А в № 6 ничего не было, кроме двух моих здешних фотографий да сообщения о том, что в Кривошеино сейчас плохая погода. Да еще – о моих зверятах. Так что его, наверно, не вручили "заодно". А после письма № 7 я отправила еще 2 июля № 8, 15 июля № 9, 31 июля № 10, 12 августа № 11 и 10 сентября № 12. Интересно, какие из них дошли и какие нет. Содержательными из них были только № 9 – в нем я писала, что общий наш знакомый Кирилл обычно на Кавказ летом ездил, а этим летом подался в какую-то более далекую экспедицию; и № 10 – в нем были выдержки из книги Екклесиаста. Но если по их законам и правилам нельзя писать ничего содержательного, – может, и остальные не дойдут.
Впрочем, по их понятиям ничего, кажется, писать нельзя. Я в июле написала туда (в 37-й) Сергею Григорьянцу – так письмо конфисковали, хоть в нем не были ничего, кроме поздравления с днем Сергия Радонежского и сообщения о том, что я тут купила книжку для его сына Тимошки.
Знать бы точнее – не дошедшие письма конфисковали или просто не вручили. Об этом папа не пишет? Вот о письме Григорьянцу я точно знаю, что конфисковали, и написала уже туда по этому поводу заявление.
Напиши про остальные письма (когда будет известно), и я тоже займусь писанием жалоб и заявлений.
Звонила ли ты на день рождения Вике? Как она? По-прежнему ли тоскует? Что бы ей написать или послать такого хорошего, чтоб не тосковала?
Витамины я эти попробовала – они апельсиновый сок напоминают. А может быть все же можно их как-нибудь в лагерь послать? Под видом конфет, например. Там ведь они нужнее. Да и куда мне столько? В воде они шипят, бурлят и пенятся, пока не растворятся. И чего только там не придумают, на этом "гнилом западе"! Тут чтоб приготовить что-то подобное, надо фрукты или овощи вымыть, нарезать, в воду положить, поварить, посолить или подсахарить, а тут раз – и готово. Хорошо там, наверно, домохозяйкой быть: таблеток накупил, в воду опустил, они там пошипели – и обед готов...
С английским у меня плохо, никак что-то не займусь им как следует. Зато на рояле скоро буду играть, как пианистка.
Пиши. Привет маме. Пусть не худеет, а поправляется. До свидания.
Лена.

24.10.1985
Здравствуй, Катя!
Получила твое второе письмо. А ты мое получила?
Письмо от Марии Гавриловны я получила в начале сентября и 13.09 отправила ей ответ, не знаю, получила ли она. И больше ничего от нее не получала. Она тебе об этом письме говорила или о новом? Если о новом, то выходит, что не получила.
Словарь Соколова буду смотреть и спрашивать. И попробую еще написать отсюда Вике.
Недавно я устроилась на новую работу – на фабрику спорттоваров. Работа трудная, но времени занимает немного. Сложно, что вставать на нее надо рано: там надо убрать все  помещения до начала рабочего дня, т.е. до 9-ти. Для этого вставать надо раньше шести. А еще плохо, что пыли там древесной много. Но ничего, жить можно. Главное, что день почти весь свободный, только вечером там еще с 4 до 6 надо работать.
Привет от меня Саше и Л.К. Хорошо, что ты теперь так часто их будешь видеть. Привет и лучшие пожелания маме.
До свидания.
Лена.

25.11.1985
Получила вчера твое и Катино письмо. Спасибо тебе.
По моему новому адресу письма писать вполне можно. Но можно и "до востребования", т.к. на почту я все равно очень часто захожу. Заказные, наверно, лучше "до востребования".
Про письмо Григорьянцу я узнала так: о конфискации сообщили ему (причем, отдали при этом все открытки, которые в нем были), он написал жене, а уж через нее сообщили мне. А бумаги, конечно, никакой не приходило. И не пришло до сих пор ответа на мой запрос. Так что буду писать еще.
Письмо от твоего папы из 3-х строк, действительно, информативно, и по-моему немного обнадеживающее. Мне кажется, что работать дворником приятнее, чем слесарем (или токарем?) Например, в моей теперешней работе самое приятное – это расчистка дорожек вокруг фабрики. И возле дома снег я люблю чистить. И в снеге, и в свежем воздухе есть что-то приятное и здоровое.
А поскольку там (в 37-м) территория маленькая, то и работы, наверно, не слишком много.
Насчет своих писем начну скандалить в ближайшее время.
Словарь названий животных здесь так и не появился. Наверно, в деревню таких книг не завозят из-за отсутствия спроса. Но может быть в Томске есть? Если удастся мне как-нибудь выбраться в Томск, посмотрю там, и если попадется, куплю для Люси Бойцовой.
На работу, действительно, встаю в шесть. Фабрика работает в две смены, и надо там убраться до начала рабочего дня, т.е. до девяти, а потом – перед приходом второй смены, до шести вечера. Там есть вторая уборщица, и мы чередовались: неделю она работала утром, а я вечером, неделю – наоборот. Но сегодня директор фабрики мне сказал строгим, не терпящим возражений голосом, чтобы мы приходили каждый раз вместе и работали по 8 часов в день. Ну, насчет 8-ми часов он загнул, конечно (да и где уборщицы работают по 8 часов?), там работы на двоих человек за один раз максимум на два часа. Но ходить каждый день на работу по два раза – это меня, конечно, мало радует. Тем более, путь неблизкий, километра два, часть пути по полю, а в ветреные дни там – вообще кошмар. Температура сейчас уже под -30. Но будем надеяться, что энтузиазм директора фабрики скоро поутихнет и снова все будет нормально.
Насчет отъезда – я немного другое имела в виду. Я слышала, что, может быть, выпустят А.Д. и Ан.Щ., опять в обмен на кого-то, но точно это решится после женевской встречи. Но продолжения этих разговоров не знаю, т.к. не слышно что-то ничего, глушат.
А если Е.Г. уедет и не вернется – это, действительно, ужасно.
Всем привет от меня. Маме привет.
Счастливо!
Лена.

8.01.1986
Получила твое поздравление. Спасибо большое. Посылаю тебе письмо, т.е. копию письма, которую прошу тебя передать Марии Гавриловне – это то мое письмо, которое до нее не дошло.
Наши с тобой письма курсируют, вроде бы, благополучно (что там сделать надо – сплюнуть или постучать по деревяшке?), так что может хоть копию М.Г. с таким опозданием получит. И скажи ей, что поздравление ее получила и скоро напишу. Детские книжки – это тоже ей, для внука. А Гейне и Гете – это вам с мамой рождественский мой подарочек.
Доходят ли письма от папы? И столь же ли бедны они количеством строк? А когда теперь свидание – ведь, кажется, скоро должно уже быть.
Очень хочу узнать, какие из моих писем он не получил. Чтобы жалобы начать писать.
У меня все нормально. Любуюсь зимой сибирской. На днях, возможно, возьму отпуск. Правда, меня никуда в этот отпуск не отпустят – просилась в Томск, но и туда нельзя. Так что возьму, если дадут, только часть отпуска – недельки две. Он у меня, оказывается, большой – к 24-м еще 8 дополнительных дней "за вредность". Остальную часть его можно будет летом взять. Хоть, надо сказать, хочу я искать уже другую работу. Потому что на этой директор совсем озверел: приказ выпустил, что уборщицы (нас там двое) должны работать по 8 часов в день: с 6 утра до 10-ти, и с 4 дня до 8-ми. Это же вымотаться можно, особенно если учесть, что от дома до работы идти порядком.
Хотела я как-то позвонить Вике – так у телефонистки глаза на лоб выкатились, сама она вся в лице переменилась и сказала, что никак нельзя. Я спросила, точно ли она знает, что нельзя, на что она обиженно и возмущенно ответила, что всю жизнь тут работает, а ни с чем подобным ни разу не сталкивалась.
Ну что ж, не вышло, так не вышло. Жаль. И переписка что-то не клеится, Вика там совсем замолчала. Ты если будешь с ней разговаривать – привет от меня передай обязательно.
Счастливо тебе. Целую.
Лена.

26.04.1986
Здравствуй, Катя!
Спасибо большое тебе за письмо, за фотографию и открытку. Это ты так всегда водишь собак на поводках? Мне уже своих собак держать на поводках надоело, они у меня бегают свободно. А Джин выглядит неплохо, и незаметно, что старенький. Как-то получилось, что весь фокус на собак наведен, а твоего лица почти и не видно.
Я очень виновата, что не ответила до сих пор на твое февральское письмо. Я его получила, но почему-то весь март и апрель у меня совсем не было времени на письма, хоть твое письмо все время лежало на столе и я все время собиралась на него ответить. Много времени отнимала нелепая моя работа, да еще и за книги попыталась взяться усиленно – вот и не осталось времени на письма. Вот ведь какая штука – время, нигде его не хватает: ни в московской суете, ни в глуши этой. Даже в камере, помню, не хватало времени, не успевала за день прочесть все, что хотела. Как-то в конце дня я сказала: "Быстро день прошел, ничего сделать не успела", а соседки мои стали смеяться и я не сразу даже поняла, что их так развеселило.
У нас здесь тепло все никак не наступает, дни пасмурные. На реке ледоход. Снег почти сошел, можно в лес уже ходить. Зверят у меня теперь 8 шт.: две собаки, кошка и пять котят. Котята пушистые и очень славные, только еще маленькие. Но растут в прямом смысле – не по дням, а по часам.
Прислала ли Вика фотографии? Что у нее вообще нового? Не переменился ли еще ее адрес? Как-то отсюда безнадежно туда писать – не доходит по-моему ничего. А тебе она давно последний раз писала? Будешь писать – привет ей большой от меня передай, ладно?
Домик мой оказался для зимы вполне пригодным. Хоть на вид он куда более ветхий, чем иная "не зимняя" подмосковная дача. Но, наверно, это только на вид. Хоть топить приходилось часто и помногу, но было вполне тепло. Этим летом надо будет переложить печку, и тогда совсем жилой дом будет. Вообще летом много всего придется делать и с ремонтом дома, и с огородом, и я с ужасом думаю, откуда я столько времени возьму, чтобы все успеть.
В отпуск меня сначала пообещали куда-нибудь отпустить, но потом отказали. Да и самого отпуска на работе не дают. Еще меня обещали устроить в библиотеку – там нужны сейчас библиотекари, но это оказалось так сложно, что решить может только первый секретарь райкома, а он только на следующей неделе приедет (почти месяц его не было). Так что, может, скоро дадут более определенный ответ.
О том, что Сережу Григорьнца перевели, я знаю. В 37-м сейчас, кажется, Иосиф Тереля. И то непонятно все как-то: сначала он был в 36-м, потом в 37-м оказался, но жене вдруг пришла телеграмма из 35-го, что свидания не будет. И непонятно, куда писать человеку.
Знаешь, Катя, я точно не знаю, но мне кажется, что свидания можно лишить только на 3-4 мес. вперед. И если у вас свидание должно было быть в феврале, то, может быть, срок этого лишения пройдет и свидание дадут? Правда, я точно не знаю. По-моему, вам надо сделать запрос, на сколько он лишен свидания. Вообще все это ужасно грустно и тяжело, особенно в виду всех этих новых сроков "за нарушение режима".
Недавно узнала о приговоре Кирилла и о новом сроке С.Х. Совершенно не ожидала, что будет так много у Кирилла – думала, что гораздо меньше будет, а у Сергея – вообще не знала, что можно столько по этой статье дать. И сразу настроение испортилось, все кажется каким-то грустным и мрачным. И погода, как назло – пасмурнее некуда...
О новом "законе о невыезде" я уже слышала. Когда мне Ася по телефону сказала о этом, мне даже смешно стало. Она удивилась, чему я смеюсь, ведь ничего смешного. Действительно ничего смешного, но меня почему-то насмешило то, что мне навсегда запрещен въезд в тот город, в котором я родилась и выросла. И из которого, кстати, всегда мне хотелось куда-нибудь уехать (но по которому, увы, скучаю).
Смешна тут, конечно, не печальная сторона дела, а нелепость. Это уже какой-то китайской стариной отдает.
А еще первый раз слышу, что человек, который принимает у себя иногородних гостей, может подвергаться выписке из города. Это уже что-то совсем новое. А почему они вдруг так привязались к Саше и Л.? Вроде бы – совсем тихие люди, ничем уж никому не досаждают. Где же они теперь будут останавливаться, когда в Москву приедут?
Ко мне скоро мама собирается. Я уже соскучилась по ней. Хочешь, я с ней пошлю для тебя пушистого котика?
Счастливо тебе. Пиши. Привет маме. И вообще – всем, кого увидишь.
До свидания.
Лена.

13.06.1986
Здравствуй, Катя!
Отправила я тебе недавно бандерольку, а сейчас попытаюсь написать более подробное письмо, хоть это следовало бы сделать раньше: сейчас 3 часа ночи, а завтра утром мама уезжает. Но все же попытаюсь, хоть уже, вроде бы, и спать надо. Дело в том, что я еду завтра вместе с мамой: меня отпустили на два дня в Томск проводить маму, т.к. я сейчас в отпуске. Больше, чем на два дня, правда, не разрешили. Вообще-то три: с 14 по 16. Но 14-го половина дня на дорогу и 16-го тоже. Так что, можно считать – 2,5 дня. Ну да все равно – очень хорошо, что смогу я хоть маму проводить до самого поезда.
Котят мне удалось пристроить троих. Одного возьму с собой в Томск – может, там пристроить удастся в хорошие руки. Потому возьму самого пушистого и красивого. И останется еще один. Пристрою как-нибудь.
Такую важную вещь, как работа в библиотеке, мне, конечно, не доверили. Оказывается, для того, чтобы перебирать книги, нужно иметь очень хорошую идеологическую закалку, а человеку, у которого таковой нет, и даже наоборот – разногласия с этой самой идеологией имеются, даже и судим он был за выражение этих разногласий – такому человеку доверять столь важную работу нельзя. К такому выводу пришел здешний райком после более чем двухмесячного раздумья. Жаль – отказали бы сразу. Тогда бы я давно уже с фабрики бы уволилась.
Я знаю, что запрещение въезда в Москву действует только на срок судимости, но не знаю, сколько держится этот срок по ст.70, а потому не представляю, кончится ли он у меня когда-нибудь.
Не знаешь ли, какой новый адрес у С.Х.? Или еще не известен?
Хорошо очень, что письма вам приходят регулярно и что они стаи более веселые. Отправили ли посылку? Как быстро время летит, даже и не верится, что уже 2,5 года прошло. Известно ли хоть, когда теперь будет свидание, на сколько лишили?
Вернулась ли Е.Г. и как ее самочувствие?
Привет от меня Насте и ее дочке.
Прощаюсь. Пиши. Большой привет маме.
До свидания.
Лена.

июнь 1986
Катюша!
Спасибо за письмо. Вот тебе еще одна книга в пополнение твоей библиотеки. Когда их завезли сюда, я жалела, что не имею денег, чтобы скупить все экземпляры. Но какое-то количество скупить все же удалось. Послала одну А.Д. ко дню рождения и сейчас вместе с твоим письмом получила уведомление – подпись, кажется, его собственная, что очень приятно.
Сейчас у меня в гостях мама. Уедет в конце недели. Сама я тоже наконец в отпуске. Подробнее напишу чуть позже.
Целую.
Лена.

12-13.09.1986
Здравствуй, Катюша!
Получила твое письмо два дня назад. День был какой-то из сплошных грустных новостей и известий. Утром я в Томске была и мои очень хорошие знакомые как раз вернулись от сына из армии. И рассказали о его положении там и об армии такое, что волосы дыбом встают и уму непостижимо. А днем приехала в Кривошеино, зашла на почту, и – твое письмо...
Так что даже неловко как-то за мои собственные как будто хорошие новости и перемены к лучшему. Перемены такие, на которые я, честно говоря, не надеялась, хоть и добивалась с прошлого лета. Мне дали разрешение выехать в Томск сдавать экзамены вступительные на заочное отделение филфака. И я их сдала на пятерки и одну четверку (по обществознанию).
И вот теперь я – в Томске на установочной сессии. Даже и не верится. Странно все так.
Твое письмо не выходит из головы. Да, хорошенькое утешение – могло быть и хуже... Я не знала, что его перевели на станки, думала, что он еще дворником работает. Представляю, каково вам с мамой сейчас. Мне кажется, что легче самому страдать, чем когда кто-то из близких – и не можешь помочь. Хорошо хоть, что люди вокруг повнимательнее оказались. И что швы заживают хорошо.
Не могли уж свидание вам подольше дать. Сволочи!
А состав 37-й за это время изменился и, мне кажется, в лучшую сторону. Иосифа Т. туда перевели где-то в конце зимы (или в середине, понять трудно), Кирилла П. недавно, а оба они все же очень добрые и человечные люди, как знаю их. А Иосиф к тому же – такой оптимист и юморист, что как-то спокойнее за тех, кто с ним рядом. Рядом с такими не соскучишься и не затоскуешь. Правда, там так все меняется – и в людях, и во взаимоотношениях, и сложно все. Но и все же...
Я сейчас подумала – может, тебе бы познакомиться с кем-нибудь из родственников Кирилла (если не знакома), его мама и сестра едут на свидание (личное) где-то в октябре. Может, спросили бы, узнали бы хоть что-нибудь. А то ведь вы же на свидании совсем ни о чем не поговорили. Правда, мама Кирилла такая запуганная и осторожная, и от всего далекая... Я их всего один раз видела, только бабушку Кирилла видела почаще. У меня только телефон есть, адреса нет. Если ты позвонишь, на меня сошлешься, заедешь – думаю, нормально все будет, и поймут они все. Сестру зовут Женя, маму – Ольга Ильинична, бабушку – Юлия Владимировна. Ко мне Ася недавно приезжала, она с ними поддерживает отношения. Говорит, от Кирилла письма какие-то грустные приходят, точнее – подавленные какие-то. За него тоже тревожно как-то, и в связи с этими станками – тоже: Кирилл такой рассеянный... Неужели там все на них работают?
Папа не пишет – избавят ли его хоть от работ после этого? Но до чего же ужасно! И главное – не придумать, как и чем помочь.
(Я сейчас сижу на лекции по истории КПСС. Ужасно мешает писать – гудит и бубнит про какие-то фракции. Сдать ее хочу досрочно, чтобы отделаться поскорее. Позавчера я была на двух лекциях (первый день сессии) и так устала слушать – такой низкий уровень! Вчера на лекции уже не пошла, а договорилась с преподавателем, что сдам экзамен досрочно на следующей неделе. Еще съездила вчера в ГУИТУ и продлила маршрутный лист на основании вызова на сессию. Вернулась и нашла в университете уютный читальный зал, где и думала сегодня дописать тебе письмо вместо истории КПСС – так ведь оказалось, что именно в этом читальном зале и проводится лекция. Вот не повезло!)
Я вчера вечером еще ходила в филармонию на фортепианный концерт, где не была уже, кажется, сто лет. Странно все так. Просто фантастика.
Экзамены, сданные в Калинине, мне проректор зачесть отказался, но разрешил сдавать досрочно экзамены, по которым сейчас читают лекции. Что я и буду делать.
Меня вообще-то не сразу приняли, хоть оценки были самые высокие. Я собралась было между установочной сессией и концом экзаменов в Кривошеино съездить – и хорошо хоть, что в университет зашла перед отъездом. Там объявление висело: зайти мне в приемную комиссию. Я зашла, и секретарь комиссии стал спрашивать – где я была с 1983-го по начало 1985-го почему в стаже перерыв. И целых полчаса мне голову морочил, примеры приводил, что где-то в каком-то университете человека с судимостью приняли, не доглядели, а потом у ректора неприятности были, и еще что-то болтал, а на мой конкретный вопрос, есть ли постановление, запрещающее людям с судимостью учиться, так ничего толком и не ответил. Пробормотал только что-то про инструктивные письма, которые "не рекомендуют". Я ему объяснять ничего не стала и разговаривать дальше не стала, а пошла прямым ходом в КГБ здешнее. Спросила кого-нибудь из отдела, курирующего "особо опасных государственных" ссыльных и спросила – какой смысл было отпускать меня на эти экзамены, если университет не принимает.
Так этот гебист вдруг пошел вместе со мной в университет, по дороге сказал, что сам в нем учился, когда подходили – он со всеми преподавателями здоровался, как с приятелями, и секретарь приемной комиссии у него приятелем оказался, и проректор по учебной работе... Такой вот университет! Она с этим секретарем о чем-то поговорили, и тот мне сказал, что в списки рекомендуемых к зачислению меня занесут. Странно все так.
В тот день поездка у меня сорвалась (по ходу дела пришлось съездить на речной вокзал, билет сдать), но на следующий день все же выбралась (до установочной сессии день оставался, а надо было еще на работе отпуск продлить). Там и получила твое письмо.
А с институтом после этого одно ясно. Пока ГБ не против – я буду учиться. А как станут против, так тут же исключат, даже если одни пятерки будут. Уж раз так не принять могут, то долго ли исключить.
Такие вот у меня дела. Хожу по Томску, и все привыкнуть не могу, что я по нему хожу и что учусь даже.
Насчет срока судимости. Я, действительно, никогда не заглядывала в эту часть кодекса и думала почему-то, что он должен быть очень длинным. Таким длинным, что снова сесть сто раз успеешь. И не знала, что к разным срокам заключения он разный. Но если у меня три – это, действительно, немного.
Приходит ли что-нибудь от Вики? Как там у нее с защитой диплома – защитила? Я ей послала открыточку ко дню рождения, но не знаю, когда дойдет. Ты не будешь ей в день рождения звонить?
Извини, письмо какое-то сумбурное получилось и все вперемешку. И заканчивать уже надо. Ты не знаешь, Вика получило то мое письмо, которое я в июне отправила?
И еще не помню, писала ли я тебе, что перешла на новую работу – техничкой в клубе? Летом работы там не очень много, так что отдыхала, читала, гуляла по лесу. Лето было теплое и красивое. Приезжала ко мне в гости Инна, с которой мы тоже в КЮБЗе вместе занимались. Вроде бы она неплохо отдохнула. Вообще у меня летом очень хорошо, и прекрасное место для отдыха: лес все же рядом, река, купаться можно. (Может, выберешься на следующее?)
А в августе, в середине, мне дали разрешение на сдачу экзаменов, и я срочно уже готовилась.
Так вот провела лето. А куда ты в отпуск ездила, ты так и не написала.
Ну ладно, заканчиваю. Маме передай большой-большой привет. И пиши, ладно?
До свидания.
Лена.

29.11.1986
Здравствуй, дорогая Катя!
Спасибо тебе большое за поздравление. Оно шло ко мне полмесяца, я его получила только в середине ноября, а отправила ты в октябре. Наверно, в черепашьей упряжке почтовый вагон ехал.
Весь сентябрь я пробыла в Томске. Это было каким-то полусном – все не верилось, что я действительно в Томске и что вокруг меня город, а не Кривошеино. Вернулась в конце сентября. А снег первый тут выпал уже в начале октября. За короткий промежуток времени я кое-как успела убрать свой огород и подремонтировать дом к зиме.
Зима здесь стоит уже больше полутора месяцев. Правда, пока еще не настоящая сибирская, а вроде подмосковной – без сильных морозов и ветров. Но скоро уже морозы должны ударить, уже два дня дует ветер холодный и сильный. И сейчас слышно, как за окном воет.
Работа у меня сейчас занимает совсем немного времени. Так что занимаюсь, готовлюсь к сессии. Хожу в музыкальную школу раз в неделю. Я уже примерно на уровне 4-го класса музыкальной школы.
Что у вас нового? Не известно ли еще, будет ли у вас в феврале свидание?
Около месяца назад я звонила маме Кирилла, когда она вернулась со свидания. Кирилл с твоим папой ни разу не виделись, хоть были все время в одном лагере, но как-то все время оказывались в разных зонах. А недавно Кирилла перевели в 36-й, но Алешу К. за несколько дней перед этим перевели в Чистополь. Вот уж действительно – "большой пасьянс"!
Или, наверно, – малый, народу очень уж мало.
На днях я получила письмо от Андрея Шилкова, моего соседа. Он тоже в Томской области, но еще в более глухой дыре, чем я. Перед ссылкой он был в 37-м, поэтому я ему написала о вашей грустной новости. Он пишет, что при нем два человека потеряли на станках пальцы – а ведь он там был сравнительно недолго. Впрочем, я тебе приведу это место из его письма полностью.
"Спасибо за известие (хотя и грустное) о Ю.А. Правда, может и грех так говорить, но благодаря несчастью он теперь избавлен от отупляющего стояния за станком и выматывающего "норма, норма, норма..." Дай лишь Бог, чтобы было, чем ручку держать. При мне на 37-й двое потеряли пальцы, так что я довольно живо себе представляю Юрино состояние, очень сочувствую ему..."
Может быть, действительно может служить утешением, что могло быть и хуже. И что теперь хоть работать заставлять не будут.
Но как все это до ужаса грустно...
Еще я недавно получила письмо от Олены Терели. У нее уже больше трех месяцев от Иосифа нет никаких вестей, и свидания на 37-м у них так ни разу и не было, хоть он там уже почти год.
Очень я обрадовалась новостям о Тане О. и о Ратушинской. Похоже по-моему, что А.Марч. тоже скоро будет где-то на свободе – только вот где?..
Есть ли у тебя что-нибудь новое от Вики? Я ей за этот год раза четыре, наверно, письма отправляла – интересно, получила ли она хоть одно?
Мама мне говорила, что ты была на моем дне рождения, и это меня очень обрадовало. Все же и я там косвенно присутствовала.
А скоро (7 декабря) – день Екатерины, твои именины. Так что поздравляю тебя.
Да, и еще с одним приближающимся праздником поздравляю.
Скоро ко мне собирается мама ненадолго, чему я ужасно рада. Всего тебе самого-самого наилучшего.
До свидания.
Лена.

Январь 1987(новогодняя открытка)
Здравствуй, дорогая Катя!
Сегодня разбирала бумаги и наткнулась на набросок своего предыдущего письма тебе – на строки о Марченко. И ужаснулась. Нет, никогда и ничего не буду я больше браться предсказывать в этом мире непредсказуемости! И откуда была у меня уверенность, что не дадут ему умереть, что выпустят? Как все это ужасно! И когда весь этот кошмар кончится!
Я поздравляю тебя с Рождеством. Посылаю сборничек Никитина – мне очень нравится этот поэт. Как у вас дела? Ко мне вот-вот должна приехать мама. Рада я очень возвращению А.Д. – просто очень рада!
Целую тебя. Привет маме. Пиши.
Лена.

28.02.1987
Милая Катя!
Спасибо за письмо.
Знаешь, мне тоже верилось с трудом – но только первый день. Я очень быстро ко всему этому привыкла и стала воспринимать как само собой разумеющееся, даже особых восторгов не заслуживающее. Будто кончился какой-то ужасный, кошмарный сон – и все мы, наконец, проснулись. И удивительно не то, что он кончился, а то, что был и во многом еще продолжается.
Но, одним словом – рада я за вас ужасно. И радость, и грусть одновременно – грусть, что было все это, хоть могло бы не быть, точнее – не должно было быть... Получила вчера письмо от Кати Ж. – она пишет, что твой папа очень плохо выглядит. Это не удивило меня, помня нашу последнюю встречу да плюс представления о том, что есть зона...
Одним словом – дай Бог, чтобы все утряслось, а плохое, насколько возможно, забылось.
Когда 7-го я позвонила маме и узнала обо всем – тут же перезвонила туда, где был Иосиф, и едва поверилось, что слышу его голос. А он торопился закончить, заботясь о моих финансах и уверяя, что мы скоро увидимся. И Пинхос Абрамович заодно взял трубку и сказал, что "совершенно точно" я скоро окажусь в Москве. Окажусь ли, нет ли, но боюсь, что с Иосифом мы уже не увидимся. И очень при этом хочу, чтобы его поскорее за границу выпустили. Из всех, кого знаю, он – самый неугомонный, и ни малейшей гарантии, что через год он не окажется там же...
Рада твоему сообщению об Альбрехте.
Да за всех рада – что говорить!
Что до меня, то желания оставаться в Кривошеино у меня, конечно же, нет. Томск еще – допустимое место обитания, но Кривошеино... Как же я хотеть этого могу? Но есть целый ряд причин – разом не перечислить – по которым я отказываюсь от необходимого письменного реверанса. Последний разговор на эту тему был у меня 9-го – привезли на машине, уговаривали долго. Это и хорошо – хоть испортили настроение, но зато натолкнули на раздумья более основательные – оттого и решение более определенным и обдуманным стало.
Но за меня волноваться не надо. Ведь – странно сейчас говорить – по состоянию на месяц-полтора назад моя ситуация была чуть ли не самой легкой. Ну а сейчас, когда вообще жизнь значительно легче стала оттого, что так сократилось число людей, за которых больно и тяжко – сейчас-то уж неужели не дотяну "шутя" оставшееся? К тому же – перемежая ссылку учебой в университете!
Конечно же, хочется очень, чтобы все вернулись и все для всех кончилось хорошо. Но... уж что мне действительно дали в полной мере эти годы (хорошо это или плохо) – так это привычку не питать лишних иллюзий и надежд.
(А они ведь – вещь заразительная, их иметь хочется)...
У любой болезни, даже самой тяжкой, бывают ремиссии. А у зимы – оттепели. Но не надо забывать, что ремиссия – не выздоровление, а оттепель – не весна.
Получили ли вы с мамой мою бандерольку ко дню ее рождения?
Пишу – а мне что-то эпизод столетней давности вспомнился. Как мы вернулись из заповедника, расположились с рюкзаками возле какой-то телефонной будки у Рижского вокзала, стали звонить по очереди, и вдруг – вылетает Вика из будки, как вихрь, кидается мне на шею, чуть с ног не сбивает и кричит:
"Дядя Юрочка вернулся!"
Ну так пусть же эта радость будет второй и последней, т.е. чтоб больше ни горестей, ни радостей подобных не повторялось... И вообще – чтоб улеглось и забылось все, со всеми тяжестями и сложностями...
Вот все, что пожелать хочу и обнимаю вас всех.
До встречи.
Лена.

30.12.1987
Милая Катя!
Поздравляю тебя с Новым годом и Рождеством! Желаю всего-всего наилучшего и светлого!
Спасибо тебе большое за письмо и фотографии. Извини, что не собралась ответить сразу. Вику на фотографии трудно узнать – повзрослела.
Меня "освободили" настолько неожиданно, что до сих пор не привыкну к мысли, что могу ехать, куда хочу. Съездила пока только в Томск. С работы пока не увольняюсь, думаю сначала съездить на сессию, а там уж и собираться.
Как раз за пять дней до "освобождения" мне привезли целый грузовик дров: все для зимы есть, но можно уже и не зимовать.
Не знаю, кого еще коснулось это "помилование". В предписании о выполнении Указа, которое мне показали, было написано: "Указ о помиловании некоторых лиц..." А кто еще к этим "некоторым лицам" относится?..
Тебе легче, раз ты пессимист по природе. Я же по природе – оптимист (к сожалению), оттого и обламываю все время крылья, оттого и к тому, чтобы не питать иллюзий, все время приходится привыкать. Что не всегда удается.
Ну да ладно...
Зима здесь сейчас на удивление красивая. Глубокие сугробы, луна, домик мой замело со всех сторон. И морозы в этом году не очень сильные. С трудом верится, что вот-вот покину уже сей край благословенный.
Я прочла в здешней библиотеке 14 декабря лекцию о декабристах, причем составилась она у меня как-то неожиданно удачно. Даже казалось, что улавливаю какие-то понимающие и сочувствующие взгляды в публике. А дней пять спустя прочла лекцию об Окуджаве в детской библиотеке. И мне уже говорят: "Давай теперь о Высоцком читай!" В общем, только во вкус "общественной работы" вошла...
Ну ладно, скоро мы, надеюсь, увидимся. Еще раз – с Новым годом! Пусть наступающий год принесет побольше тепла и радости.
Лена.