Эльбрус или как погладить гриву снега

Позади был уютный Пятигорск. Город, в котором сплелись эпохи нашей страны. Старые лечебницы царской постройки, помнящие великих русских медиков и блестящих имперских офицеров, советские здравницы и метал и стекло современных строений. Город, дух которого пронизан поэзией и прозой великих русских поэтов и писателей. Уютный и светлый, какой-то очень родной. Город, лежащий под Машуком и Бештау. Одинокими глыбами остывшей магмы, на бескрайней зеленой равнине.

Из Пятигорска я вернулся в Минеральные Воды, а оттуда начался наш путь в предгорья Эльбруса.

Дорога к Терсколу тянется вдоль бурлящей горной реки Баксан, которая берет свое начало в ледниках Эльбруса, несет его холод и строптивость до самого Каспия. На входе в это ущелье кончаются земли «равнинных» кабардинцев и начинается территория «горцев» - балкарцев. Народа с запутанной историей и происхождением, впрочем, как и у всех народов на Кавказе. Толи они произошли от алан, потомков древних скифов, толи были частью крымско-татарских племен, откочевавших с полуострова на Кавказ. Но правды никто не знает, Кавказ, как опытный бармен, множество раз взболтал и смешал сотни народов в удивительный и яркий коктейль.
Баксанское ущелье – очень живописное. Скалы по обоим сторонам дороги каждую минуту открываются под новыми ракурсами, то обращаясь к наблюдателю своими мощными каменными мускулами, то небрежно накинутыми на них лесными покрывалами, подернутыми дымкой. Ехали мы не быстро. Виной тому частые изгибы дороги и здешние неспешные пешеходы – коровы, не слишком тщательно соблюдающие правила дорожного движения.

Постепенно в ущелье начали попадаться полуразрушенные постройки промышленного назначения. Мы проезжали руины баксанского вольфрамомолибденового комбината, бывшего сердца города Тырныауз. Здесь не было циклопических сооружений, но территория комбината раскинулась на много километров в виде огромной сети штолен, шахт, небольших заводиков, сортировочных, ниток железных дорог, тянущихся прямо по утесам. Его построили еще до войны, во время отступления взорвали, но уже к 45-ому году восстановили. Он проработал 50 лет. Но увы, рухнул в небытие вместе с Советским Союзом. Словно выброшенный на берег кит, он задыхался все 90-ые годы, истлевал. Остовы брошенных зданий обнажались, словно кости мертвого гиганта. Время, ветер, и селевые потоки разрушали постройки. А эффективные менеджеры и голодные люди, лишившиеся работы, словно насекомые растаскивали все ценности, что хранились в его чреве. Станки, машины, провода… Через 10 лет после крушения СССР крупный завод пришел примерно в то состояние, в котором можно наблюдать его сейчас. Призрак ушедшей эпохи. При этом сам городок живет, во-многом за счет туристов. Сам город вряд ли может похвастаться чем-то особо примечательным, но многие его жители работают в отправной точке на Эльбрус – Терсколе, который и был нашим пунктом назначения.

На Эльбрус традиционно восходят с двух сторон. С севера (обычно на восточную вершину) и с юга – на западную. Южный склон обладает хорошо развитой инфраструктурой, приютами, прокатами снаряжения, подъемниками. По понятным причинам большинство восходителей поднимаются с юга.
Итак, Терскол. Это поселок на высоте 2100-2300 метров над уровнем моря, что уже довольно высоко для равнинного обитателя. Это высота Розы Пик в Сочи (где уже в июне уже лежит снег, и где я побывал за 2 недели до Эльбруса) или Шринагара в Кашмире.

Здесь же, в Терсколе, снега не было, но ощущалась приятная горная прохлада, особенно в сравнении со зноем Пятигорска. Вокруг Терскола со всех стороны возвышаются мощные горы. В самой же долине, через которую лежит дорога в поселок, шумит Баксан и стоят леса из огромных и ровных как на подбор сосен. Лес очень чистый и светлый. Свет легко проникает между бесконечными рядами идеально ровных стволов, словно подпирающих небо. В самом Терсколе нет ничего интересного, но зато есть все, что нужно для различного рода отдыха на природе. Прокаты со снаряжением для трекинга, альпинизма, горных лыж/сноуборда, квадроциклы, лошади. Прямо из него выходят несколько интересных маршрутов. А из примыкающего к нему соседнего поселка Азау тянуться несколько ниток канатной дороги, которая поднимает желающих до станции Гарабаши, на высоту 3800 метров.
Перемена климата и высотности отразилась на моем состоянии. Сразу после ужина меня сморил сон.

На следующий день после приезда мы отправились на первый трек на склон горы Чегет. Трек начинался прямо от Терскола дорогой, уходящей под углом градусов в 45 вверх. Через пару часов подъема открылся вид на вершину Донгузорун (4,5км). Отделяющую территорию России от Грузии. Примечательность этой горы в удивительном леднике, который рассекает гору от ее вершины до основания. Ледник представляет собой практически идеальную, из прописей, цифру 7. Ниже горы, в ущелье лежал второй ледник, устремленный в долину Терскола. Его поверхность была закрыта ровным слоем мелких черных вулканических камней, от чего создавалось впечатление, что кто-то строил тут огромную трассу шириной в 10 полос. Уже положили подушку, залил битумом, засыпали щебнем. Осталось лишь положить асфальт и трассу Терскол-Донгузорун можно сдавать. Из-под камней вырывался поток воды, сливаясь в бурную горную речку. Небольшую, но такую шумную, что ее яростный гул, отраженный горными стенами, разносился по всем окрестностям. Небольшие лавины то и дело срывались со снежных карнизов, вызывая каждый раз восторг и трепет у зрителей.

Подъем от поляны Чегет до канатной станции (2700) занял примерно 3-4 часа, где мы развернулись вниз. Где-то на полпути вниз мы встретили группы молодых ребят из спортшколы (а в Терсколе находится несколько тренировочных баз). Мы застали их за попыткой сделать шину и импровизированные носилки для мальчишки, который сломал ногу. Парень лежал на земле и рыдал от боли. Объединившись, мы парами несли его вниз на сцепленных на манер сиденья руках. По 5 минут каждая пара, после чего сзади пристраивалась следующая пара и принимала беднягу на руки. Через полчаса подоспели ребята с носилками, и мы уже могли нести его четверками. В итоге пострадавший был доставлен до поляны Чегета, где им занялись врачи. Что тут скажешь…горы требуют дисциплины. Горы – это серьезно. А паренек решил слезть с камней там, где этого делать не рекомендовалось.

Подъем дался не просто. Ноги устали. К горам я готовился. Бассейн и бег. Но самая эффективная нагрузка, как оказалась – бег по горкам. Это дает не только общую выносливость, но и укрепляет специфические ноги мышц. Ведь в горах практически нет плоских поверхностей. Ты либо идешь вверх, либо вниз.

На следующий день мы вооружились всем набором высокогорной экипировки и отправились на поляну Азау – канатную станцию. Всего между Азау и станцией Гарабаши 3 канатки. 2300 – 2700, 2700 – 3300, 3300 – 3800. Всего за полчаса зеленая долина сменилась на черный вулканический лунный пейзажи, а после на занесенный сугробами «полярный» городок из бытовок разного размера. Бытовки были двух видов: кирпичики и бочки. Последние напоминали опрокинутые на бок резервуары для воды. Здесь на высоте почти четырех километров горы дышали своим холодным дыханием. В то же время нам дыхания остро не хватало. Небольшой подъем по лестнице или по сугробу заставлял сердце колотиться, а дыхание долго не восстанавливалось. Организм подсказывал не делать резких движений. Горы настойчиво напоминали тебе первое правило высокогорья: идет дальше не тот, кто идет быстрее, а кто не останавливается.

4 км – это высота облаков. И здесь они двигаются стремительно. Словно кто-то разорвал туман на лоскуты, и они несутся мимом тебя, как куски грязной влажной ваты. Минуту назад на юге ты видел циклопическую стену Большого Кавказского Хребта. На севере же возвышался двурогий Эльбрус, словно белоснежный шлем гигантского богатыря. И вот еще через минуту на всю эту картину налетает тяжелый, осязаемый, зябкий туман.

Сам Эльбрус не входит в Большой Кавказский хребет. Он находится на одном из его северных отрогов. Словно грозный Гектор, стоящий на страже стен древней Трои, и ждущий роковой схватки с Ахиллесом.

Эльбрус…у Эльбруса много имен. Не удивительно. Ведь от его узнаваемого профиля замирало сердце как у первых древних людей, суровых скифов, безжалостных монголов, так и у наших современников. Оставаясь не покоренным до 19-ого века, он воспринимался все историю жившими рядом людьми, как нечто недоступное, а оттого загадочное, колоссальное, мистическое. Горцы называли его Минги-Тау («вечная гора»). Тюркоязычные племена «Джин-падишах» («Повелитель духов»), грузины – Иалбузи («Грива снега»). А известное нам имя Эльбрус, видимо, восходит к скифскому Элбурз («высокая гора»). Но каждое племя давало горе свое поэтическое уважительное имя. Племена приходили, жили, исчезали…а Эльбрус так же стремился в Солнцу, воздевая обе свои вершины, словно руки молящегося.
 
Эльбрус – стратовулкан, что ставит его в один ряд с такими именитыми гигантами, как Кракатау, Везувием и Фудзиямой. Причем это вулкан не потухший, а «спящий». Последний выброс пепла на его склоны случился 500 лет назад, а выброс магмы – около 1,5 тысяч лет назад. Современный же облик Эльбрус сформировал примерно 250 000 лет назад, что по геологическим понятиями – недавно. При этом ученые отмечают некоторую геологическую активность и сегодня. Из-под земли бьют горячие источники, а склоны Эльбруса изобилуют фумаролами. Причем наличие последних отмечали многие путешественники. Они возникали неожиданно в разных местах горы, как у подножия, так и почти на самых вершинах и могут быть опасными для оказавшихся рядом.

Покорила Эльбрус впервые в 1829 году русская экспедиция во главе с генералом Георгием Эммануэлем. Вообще «русская» экспедиция состояла из людей с фамилиями как Эммануэль, Купфер, Ленц, Минитрие, Мейер, Бернардацци. Лишнее доказательство, что Россия всегда привечала иноземцев, которым были открыты социальные лифты до самых серьезных постов. Генерал Эммануэль – герой Бородино, на Кавказе оказался в связи с покорением племен кабардинцев и балкарцев, а также очередной войной с Турцией. Собственно, и поход на Эльбрус носил первоочередной целью – разведку приграничных территорий, троп и перевалов, а уже во вторую – научный интерес и азарт первооткрывателя.   

В итоге, по результату экспедиции попутно были покорены кабардинские и балкарские племена. Но что важнее, часть горцев добровольно присоединилась к экспедиции. И именно кабардинский пастух Киляр Хаширов стал первым человеком, оказавшимся на Восточной Вершине горы. Маршрут генерала пролегал с северной сторону горы, и подробное описан в записях участников экспедиции.

В течение последующих 100 лет на склонах Эльбруса побывали многие путешественники, альпинисты, картографы. Интересный эпизод случился во время Великой отечественной. В 42-ом году на Кавказе полыхали бои. Эльбрус, как высочайшая точка Европы, обладал в глазах сражающихся сторон символическое значение. Для штурма (во всех смыслах) Эльбруса были собраны элитные горные стрелки из дивизии «Эдельвейс». Операция называлась так же. Интересно то, что в число бойцов вошли в том числе те офицеры, которые до войны покоряли Эльбрус в составе альпинистских команд. Захватив «приют 11», немцы взошли на вершину и установили там немецкие штандарты. Советский отряд пытался отбить высоту, но попал в огневой мешок, и был практически полностью уничтожен.

Повторный и уже успешный штурм совершился уже в феврале 43-его, когда немецкие войска уже отступали с Кавказа. К тяжелейшим условиям зимы добавлялись военные риски, минные поля, вражеские солдаты, необходимость нести не только горное снаряжение, но и вооружение. Основной отряд немцев с приюта 11 уже ушел, но в ущельях еще оставались разрозненные отряды врага, с которыми могли встретятся штурмующим.  Вверх шла элита альпинистов, имевших опыт зимних восхождения на Эльбрус. Прорвавшись сквозь буран, ураганный ветер и ледяной туман, советские альпинисты сбросили немецкий вымпел, заменив его на алый советский стяг.
Но вернусь к собственным ощущениям. На 3900 высота уже была ощутима. Как при небольших нагрузках, так даже и в покое. Выражалось это особенно ярко при попытке заснуть. При засыпании дыхание становится все более медленным, ты начинаешь проваливаться в сон…а потом просыпаешься от того, что резко вдыхаешь воздух. И так по кругу. Такой эффект даже имеет специально название. Периодическое дыхание или дыхание Чейна-Стокса. Похожий эффект (но менее выраженный) я помню по нашим ночевкам в Лехе (3300) в северных Гималаях. Первое время это немного пугало. Казалось, что, если заснешь, можешь задохнуться во сне.

Первый наш выход был в день прибытия в лагерь. Задача - подняться на склон и отработать базовые приемы по движению в кошках по склону в разных направлениях, движение в связке, а также обращение с ледорубом. Путь занял час. Идти было тяжело. Принципиальное значение имело то, насколько удается синхронизировать шаги и дыхание. Здесь, конечно, помогает опыт бега. Так как в беге та же проблема. Если ты нащупал темп дыхания/ бега так, что более или менее комфортно можешь двигаться в этом темпе долгое время, то все хорошо. Если нет, то движение становится мучительным. Нужно постоянно притормаживать или делать дополнительные вдохи, а значит темп рвется. В тот день мы поднялись совсем немного, до 4100. Примерно на том же уровне находился уже упомянутый мной по событиям ВОВ Приюта 11. Увы, в 98-ом году он сгорел.

Первая ночь прошла беспокойно. Сон рваный (в том числе из-за периодического дыхания). Ребята утром жаловались на плохие тревожные сны. Ощущения нехватки воздуха передается и в сны, трансформируясь в специфические образы. Кому-то снилось, что они в яме, кому-то удушения. Мало приятного.

Следующий день ознаменовался подъемом до скал Пастухова, названных в честь русского офицера-топографа, отдавшего свою увы недолгую жизнь горам Кавказа. Скалы Пастухова начинаются на 4600 метрах каменной грядой и кончаются примерно через 200 метров выше. На подъем отводилось 4 часа. План максимум – дойти до верхней оконечности камней. Минимум – до их начала.

Этот выход дал нам в полной мере понять, как тело будет ощущать себя во время штурма. Шли в тумане. С привалами раз в час. 50 минут хода, 10 минут привал. За 10 минут успеваешь отдохнуть, выпить чай. Но не успеваешь остыть. Было достаточно тепло, шли без пуховок. И даже штормовку приходилось расстегивать, чтобы не закипеть. Идти было сложно. Высота давала о себе знать головной болью, дыханием, которое сбивалось от незначительного изменения темпа. У кого-то на одной из остановок скрутило живот…горняшка проявляет себя по-разному.

В итоге, мы немного выбились из графика, но дошли до верхней части скал уже с получасовым опозданием. Когда я впервые слышал термин «скалы Пастухова», то мне рисовались какие-то мрачные пики, каменные отвесы, или угрожающие ледяные сераки. На самом же деле «скалы» - больше похожи на «поле камней», выглядящее издали, как темное пятно на белом склоне горы. Эта россыпь глыб находится примерно на середине пути от лагеря до вершины. От лагеря, кажется, что расстояние смешное. Но тут масштаб горы играет с нами в оптические иллюзии. Просто гора очень большая. А рядом нет ничего, чтобы давала бы представление о масштабе (а так задумаешься… в этом и красота…только ледяная шапка горы и бездонное небо…и больше ничего). Разве что можно увидеть людей, которые словно мелкие темные букашки, ползут вверх по белоснежному покрывалу.

Спуск занял меньше времени. Мы оказались в лагере примерно через 2 часа после разворота. Без сил, физических и моральных. Примерно до этого времени часть группы сомневалась в необходимости подниматься к 5100 на ратраке. Но после похода на Пастухова сомнения отпали. Для того, чтобы оценить свои силы, можно посчитать так: подъем на верх без ратрака примерно вдвое увеличивает трудность подъема. Фактически до точки 5000 мы даже не дошли. А это уже отняло очень много сил. Поэтому, совместным решением было пойти по более простому варианту. Впрочем, последующие события и так не оставили нам иного выбора, о чем я скажу дальше.
На следующий день по плану был назначен штурм (если быть точным на следующую ночь). Но Эльбрус показал нам свой изменчивый характер. Еще накануне похода на Пастухова погода стала резко портиться. Ночью вокруг нашего вагончика завывал сильный ветер. Он дул не равномерно, а яростными порывами бросался на нашу металлическую ракушку, отползал и выл в бессильной злобе, прежде чем сделать еще одну попытку столкнуть нас в пропасть. С юга, с хребта наползали тучи. Тяжелая плотная масса облаков заполнила пространство между горами, а потом она словно перелилась через край хребта.  Засверкали сполохи молний, вычерчивая острые пики на фоне мрачных туч. Фронт подбирался к Эльбрусу. Оказаться во время грозы на горе – одна из самых опасных ситуаций, что бывают в горах.

На две ближайшие ночи прогноз обещал нам сильный ветер 60-70 км в час, что по всем правилам уже представляло серьезную опасность (ветер 75-80 км/час считаются уже штормовым) и закрывала для нас возможность восхождения.
Атмосфера на вечернем собрании была невеселая. Перед нами возникла реальная перспектива остаться без вершины. Плохая погода ожидалась на оба дня, основной и запасной. Надежда оставалась только на заключительный день, день отлета. Поэтому было принято решение спуститься обратно в Терскол на два дня и там ждать погодное окно.
Погода в горах очень изменчива, метель с ветром могли продолжиться и на третий день. Но выбора у нас не было. А ждать лучше было внизу. На третью ночь на тот момент прогноз был тоже так себе. Но уровень ветра должен был снизится до 30-45 км/час, что неприятно, но уже не критично.

Мы спускались. Кабинки подъемников нырнули в сырой туман, чтобы через полчаса вернуть нас из царства снега в зеленую долину. По результату, могу сказать, что 2 дополнительных дня внизу пошли нам всем на пользу. Мы отдохнули от непростых условий высокогорья, поспали в нормальных кроватях, привели себя в порядок. Но за эти 2 дня мы не только отдыхали, но и продолжили акклиматизацию. На следующий день после спуска мы отправились в трек к Терскольскому водопаду. Трек занял примерно 4 часа в одну сторону с подъемом до 2800 метров.  Место удивительной красоты. К водопаду вело ущелье, превращающееся в широкую зеленую долину с рекой по центру.   Слева и справа от нас крепостными стенами стояли скалы с удивительными слоистыми выходами породы. Местами поверхности скал обнажали необычную структуру, словно горы эти были сложены не из горизонтальных, а вертикальных слоев, своеобразных трубок, чем-то напоминавших трубы органа. По центру долины вниз бежала шумная горная река. Вход в долину образовывал горловину, самое узкое место, где река была сжата двумя крутыми берегами, по кромке которых шла тропа. Но по мере продвижение вперед и вверх горные стенки раздавались в стороны, открывая перед нами широкую и просторную долину. Мы шли по тропе, которую постоянно пересекали небольшие ручьи. Земля под ногами сильно пружинила, как будто слой земли лежал поверх туго натянутого батута. И через некоторые время стало понятно почему. Периодически прямо на пути попадались своеобразные колодцы, отверстия в земле, где на глубине буквально полуметра текли прохладные воды горной реки. А мы шли как бы по навесу над этим потоком. Складывалось ощущение, что кто-то организовал огромную и сложную систему канализации, в виде множества каналов, а потом просто накрыл слоем земли, оставив множество технических точек доступа к потокам.

Дорога шла в гору, но была достаточно пологой. Каждый раз, повернувшись назад, можно было любоваться величием Донгузаруна и росчерком ледника на его могучем теле. А спереди из-за гор виднелась восточная вершина Эльбруса. Погода была ясная. Но даже отсюда можно было видеть «снежный флаг» от вершины. Это признак сильного ветра, который сдувает снежный покров и создает что-то вроде снежного облака с подветренной стороны склона.

Сам водопад открылся только тогда, когда мы практически уперлись в тупик ущелья. Он был по левую руку, в небольшой нише. Поэтому его не было видно с середины долины. Мы свернули к нему. Здесь уклон пошел резко вверх. Весь он был усеян осколками скал, словно после подземного взрыва. Поэтому периодически приходилось идти прямо этим огромным осколкам, прыгая с камня на камень.

Наконец, мы добрались до самого водопада. Здесь скалы также имели «столбчатую» фактуру. Если бы мы не видели их до этого, то подумали бы, что это вода выдолбила множество желобков в камне. Чем-то похоже на большие горки в аквапарке из целого ряда полуоткрытых труб или желобов. Близко подходить не стали. Куски скалы, подточенные водой, время от времени падают на головы любителям красивых ракурсов. Обратно путь занял традиционно меньше времени.

На следующий день был назначен подъем обратно в лагерь на 3900. С замиранием сердца мы все время проверяли, не испортился ли прогноз. Цифры не менялись. И наши инструктора подтвердили планы на ночной штурм.

Подъем к лагерю был назначен на послеобеденное время. Поэтому утром была возможность погулять по лесу, настроится на штурм. Чтобы напитаться чистым лесным воздухом я сделал комплекс цигун, прямо в сосновом бору. Мерный шум воды Боксана и отсутствие привычного фонового звука города очень располагает к сосредоточению и концентрации.

Мы поднимались. Внизу накрапывал небольшой дождь. По мере того, как мы поднимались, дождь постепенно превращался во влажный туман. На базе было облачно, окружающие вершины тонули в облаках. Мы снова перегрузили вещи в вагончики, после чего нам была дана команда отдыхать до ужина. Ужин был ранний, потому как в час ночи нам предстоял еще и предштурмовой завтрак. А как известно в горах, как полопаешь, так и потопаешь. Сразу после ужина инструктора проинспектировали весь комплект одежды/снаряжения каждого восходителя и согласовали полный список одежды и снаряги. Ночью не должно было быть никаких сюрпризов, типа «ой, я кажется рукавицы оставил внизу». Ведь один досадный промах мог поставить под вопрос не только твое собственное восхождение, но также и ослабить группу (Инструкторов с нами шло 4 человека, именно на случай, если кому-то придется возвращаться с полпути).  После аудита нас снова отправили отдыхать и по возможности поспать. Было всего 6 часов вечера. Но из-за пасмурной погоды уже через час стемнело. Настроение было особое. Чувствовалась собранность и решительность. Каждый готовился психологически к непростому испытанию. Почти для всех из нашей группы восхождение на такую высоту было первым. Несколько человек ходили в прошлом к базовому лагерю Эвереста (около 5000). Но там иной климат. Высота переносится легче. До Эльбруса я единственный раз был на высоте выше 5000. На перевале Хардунг-Ла, где великие Гималаи встречаются с Каракорумом и Гиндукушем. Высшая точка перевала - 5300, уровень седловины Эльбруса. Но, во-первых, это тоже были засушливые горы Ладакха (более простые для организма условия). А во-вторых, туда мы поднимались на машине. Поэтому те ощущения и реакции организма экстраполировать на Эльбрус было бы не корректно. Все испытывали тревогу. Никто не знал, каких ощущений и подлянок от организма ждать. Как мы будем себя ощущать за 5000 под нагрузкой, повезет ли с погодой (а при сильном ветре потеря сил многократно выше). В общем, каждый прислушивался к себе и в ветру за окном… каждый настраивал себя на штурм. К счастью, удалось поспать. А в полночь подъем…
Мы одевались максимально тщательно. Сверху – 5 слоев, на ногах 4. Каждый слой сверху внахлест закрывает слой снизу. Так, чтобы ни щелочки не осталось. Потом поправить будет сложно. В итоге, сборы закончены. Осталось одеть только кошки. После быстрого завтрака и заправки термосов чаем мы были готовы. Пока ночь была тихая. Время от времени сквозь просветы в облаках нам даже подмигивали звезды… Ратрак глухо рычал на стартовой площадке. Мы погрузились. Двигатель недовольно взревел, и мы покатил по снежному полю, границы которого тонули в черноте ночи. За полем начался резкий подъем. Все, кто сидел на скольких боковых лавочках скатились в конец, прижав весом в несколько тел того, кому не повезло сидеть в самой глубине кузова (поэтому девочек туда не сажали). Снежинки летели в глаза (я опрометчиво не надел маску перед посадкой), поэтому я спрятал голову за соседа и оттуда украдкой смотрел на небо. Над головой проплывали тучи. Их почти не было видно в темном небе. Разве что звезды то появлялись, то исчезали на небе. Мимо проплывали уже знакомые детали пейзажа. Глаз выхватывал скудные ориентиры, а мозг автоматически отмерял высоту… будка, значит 4100…въехали в коридор, образованный двумя скальными грядами… выехали, значит примерно 4300…показались скалы Пастухова…4600…проехали, 4800…начинается неизведанная нами доселе территория. Наконец, ратрак добрался до конечной точки. Мы спрыгнули в снег. Пока ощущения были нормальными. Впрочем, сидеть в ратраке - не самая большая нагрузка.
 
Отсюда начинался первый участок нашего пешего маршрута. Так называемая «косая полка». Классический маршрут на вершину Эльбруса – это подъем по восточном склону, после путь идет по диагонали, траверсом. Не на вершину (восточную), а как бы вокруг нее с выходом на седловину. Почему не подниматься на восточную вершину? Есть и такие маршруты (есть даже маршрут «крест», с штурмом обоих вершин за один выход). Но, во-первых, восточная вершина ниже на 20 метров (а значит это уже не высшая точка Европы/России, это важно), а во-вторых прямой путь на восточную вершину опасен, так как изобилует трещинами. Косая полка – отрезок пути длинной примерно в 2 часа по сравнительно пологой поверхности (подъем всего на 200 метров). Тем не менее идти приходится по узкой тропе, по одну руку от которой резкий подъем вверх, а с другой наоборот резкий спуск, откуда можно легко соскользнуть на снежные сбросы. В целом, состояние было удовлетворительное. Единственное существенное неудобство - сильно потела маска. Поэтому идти приходилось, ориентируясь на световое пятно впереди (на спину впередиидущего товарища светил налобный фонарь). Так как видимость в маске была очень скверная, пришлось приспособиться чувствовать склон палками. Через какое-то время возникло ощущение, что идешь не на двух конечностях, а на четырех, благо палки стали продолжением рук. Ими сперва щупаешь надежность поверхности, а после переносишь на них вес тела. Этот навык приходит очень быстро и сам собой. 
 
Наконец, объявили привал. Я снял маску и с удивлением обнаружил, что уже довольно светло. Солнце еще не взошло. Вокруг нас стоял предрассветный сумрак, в котором снег казался темно-синим, словно с него еще не сошла печать ночной темноты.
Привал на косой полке означал, что еще немного и мы будем на седловине. Следующий участок пути был одним из самых легких. Мы шли практически по ровной поверхности и по сравнительно широкой тропе. Солнце еще практически не было, ветра тоже. Значит можно было пройтись некоторое время без защиты глаз. Через час мы оказались ровно в центре седловины. 5300. Отсюда можно было увидеть окружающий мир по обе стороны от горы. До этого мы могли видеть только южный склон, большой Кавказский хребет, разделяющий Россию и ее южного соседа – Грузию. Теперь же можно было взглянуть на север. Северный склон – пологий. Он сходит плавно к предгорьям и равнинам Ставропольского края. Где-то там Машук и Пятигорск…
Здесь на седловине было много групп. Широкая ровная поляна идеально подходила для отдыха и подготовке к финальному штурму. Люди пили чай, вязали веревки для связок, проверяли экипировку. Некоторые отставляли прямо здесь часть снаряжения. Долго мы не засиживались, надвигалась непогода. Мы находились на высоте более 5 км, а значит облачность преимущественно находилась ниже нас. С юга -  бескрайний ковер облаков, который увидишь в обычный жизни разве что из иллюминатора самолет. Розовые в утреннем свете пики Кавказского хребта, словно острова, торчали из белого моря облаков.  С северной части мы видели поверхность земли. Но очень скоро грязно-серые снежные облака закрыли обзор и как бы ползли вверх по склону по направлению к нам. Теперь кто быстрее, мы или фронт снежных туч. Последовала команда связаться в группы по несколько человек и поменять одну палку на ледоруб. Мы выдвинулись к вершине. Начался самый трудный и опасный участок пути. Так называемые «перила».

Путь шел также траверсом по западной вершине, но уже под значительно более крутым углом, чем на косой полке. По направлению движения были натянуты веревочные перила, за которые зацеплялись первый и замыкающий связки. Я замыкал группу, поэтому мне нужно было постоянно перестегивать карабины рядом с опорными столбиками, для чего приходилось снимать теплые рукавицы. Один ряд перил на подъем, второй, параллельный – на спуск. Идти приходилось по очень узкой и крутой тропе. Слева склон вверх, справа резкий скат вниз. Когда вся картинка белая от снега, теряется ощущение масштаба. Только когда видишь точку бредущего по склону человека, понимаешь истинный размах этих пространств. Тут тоже было не понятно, куда можно укатиться в случае срыва с тропы. Но, памятуя об оптических эффектах горы, проверять не хотелось. Идти было трудно. Дважды члены нашей группы проверяли качество страховки и реакции своих соседей, срываясь вниз. Один раз на пути вверх и еще один уже на пути вниз. Группа срабатывала четко, как учили, зарубались на склоне ледорубами и кошками. Тренировки пошли впрок. Спустя примерно часа полтора, мы дошли до конца перил. До этого по понятным причинам никаких привалов не было, поэтому на небольшой площадке мы повалились на снег без сил. Участок отнял у нас много энергии. К концу подъема по перилам нас, наконец, догнала метель. Поднялся ветер, снег летел в лицо. Видимость упала метров до пятидесяти. Но нам повезло, почти всю опасную и сложную часть пути мы прошли при сравнительно хорошей погоде. Мы вышли на предвершинное плато. До вершины оставалось всего минут 40 ходьбы и подъем на 100 метров. Плато было широким, а плохая видимость полностью скрывала от нас то, что мы находимся на вершине горы. Перед нами было заснеженное поле практически без каких-либо ориентиров. В лицо летел снег, холодный ветер. Моя маска сначала начала запотевать изнутри, а немного погодя, испарина превратилась в узорную корку льда, отчего маска практически полностью потеряла прозрачность. Приходилось периодически ее снимать, иначе двигаться было просто невозможно. Последние 100 метров, как мне показалось, я шел уже практически в слепую.

«Все, пришли». Сказал кто-то рядом. Только тогда я понял, что мы достигли вершины. Мы стояли на небольшом пяточке метров в 10 в диаметре. На нем была что-то вроде плиты с какими-то надписями. Видимо она символизировала точку, к которой так все стремились. Мы побыли там недолго. Подходили следующие группы.  Никаких эмоций не было, только облегчение и усталость. Впереди был еще спуск вниз, тяжелый и долгий. В условиях непогоды. Поэтому расслабляться было рано.
Мы выдвинулись вниз. Вниз идти проще. И физически, и психологически. Ты знаешь, просто ЗНАЕШЬ, что идешь вниз. А значит, через 5 минут ты будешь ниже, чем сейчас. С каждым шагом будет легче. Еще очень поддерживает мысль, что цель достигнута. Все время на пути вверх ты не знаешь, достигнешь ли вершины. Может сильно испортиться погода, может не вытянешь физически, или же плохо станет твоему товарищу. Можно придумать множество совершенно реальных ситуаций, почему ты НЕ ОКАЖЕШЬСЯ наверху. Ты стараешься о них не думать, но при этом осознаешь степень разочарования, если восхождения не удастся. Когда же вершина позади, идешь с легким сердцем. Надо просто топать вниз. Тем не менее, просто топать оказалось совсем не просто. Метель намела много снега, ввиду чего нам приходилось тропить через сугробы. Наша группа разделилась на две. Та часть, в которой я шел, достигла ратрака в расчетное время. Другая же заплутала в условиях очень плохой видимости и проходила лишней час в поисках правильного пути. Мы спускались вниз опять же по довольно крутому склону и через глубокие сугробы. Временами мне казалось, что мы идем не по косой полке, а где-то еще. На пути вверх этот участок показался мне пологим. Здесь же мы спускались выраженно вниз. Не знаю, возможно это была какая-то параллельная тропа. Спуск казался бесконечным. Из-за тумана ощущения расстояния пропало. Сколько мы прошли, сколько еще осталось? Я старался войти в состояния «незамечания» времени. Для этого я напевал про себя песни или думал о чем-то отстраненным, пока ноги и руки делают свою работу, шаг-палка-вдох-шаг-палка-выдох…

При этом я прислушивался к звуку мотора, который должен был возвестить нам о скором отдыхе.

С небольшими привалами, минутами слабости и ободряющими словами нашего гида (в духе «ты сейчас встанешь и пойдешь, я сказал ВСТАЛ И ПОШЕЛ»), мы наконец, добрались до ратрака и просто завалились в него, как мешки с картошкой. Через полчаса мы были уже в лагере…
Что можно сказать в заключении.

По результату нашего восхождения осталось немного двойственное ощущения. С одной стороны, главная задача была выполнена. Высоту взяли. Тем не менее, восхождение с ратраком – это все-таки не тоже самое, что честное восхождение. Безусловно, короткий срок акклиматизации накладывал свои ограничения. Ведь рекомендуемый еще с советских времен норматив – 13 дней. Что подразумевает несколько дополнительных дней на разных высотах. Даже то, что мы провели 2 дополнительных вынужденных дня внизу уже дал значительную прибавку в выносливости и готовности организма к высоте. Ноги окрепли. Организм привык к кислородному голоданию. Мы уже немного «знали себя на высоте». При полноценной акклиматизации, думаю, мы смогли бы зайти и «по-честному». Пожалуй, это единственное, что вызывает у меня чувство незаконченности. Да, до вершины мы также добрались с видимостью в 50 метров. Но это меня расстраивает не сильно. Зато последние часы подъема были более волнительны и экстремальными. Да и вообще очень повезло, что все удалось, спасибо нашим гидам, выбравшим единственно возможную тактику в сложившихся климатических условиях. Так что тут претензий у меня нет. При нас несколько групп не взошли накануне.

Одним из ключевых вопросов, который мне удалось прояснить – это поведение моего организма на высоте. До этого, наш визит на Кхардунг-Ла оставил ощущения, что организму там очень нехорошо. И могут быть проблемы. Но акклиматизация с нагрузками сделала свое дело. И организм не подвел. Спасибо ему за это.
Спасибо и Эльбрусу, что дал нам зайти. Раз в несколько лет на Эльбрусе случаются крупные трагедии, в том числе с опытными альпинистами. Годом ранее группа попала в тяжелые метеоусловия, 5 человек погибли, еще 11 получили серьезные обморожения. В 2006 из 12 человек вернулся 1… Это далеко не единичные случае. Эльбрус, несмотря на свой невысокий рейтинг опасности по международной классификации, не прощает халатности. В этот раз он был благосклонен к нам. Но в горах, как нигде, понимаешь, что далеко не все зависит от человека. Хотя опыт и «чуйка» максимально снижает риски. Нам очень повезло с инструкторами. Каждый из них суммарно провел по несколько лет на склоне и повидал всякого…спасибо и им.   
 
Восхождение в горы – это в том числе вопрос самоконтроля и воли. Умение справляться с собой. В одно из первых моих погружений с аквалангом я испытал легкую паническую атаку. Для погружения на пояс вешается тяжелый пояс с металлическими грузами. Благодаря им, тебя тянет на дно. Когда я оказался на глубине, я ощутил, что не могу всплыть. Пояс давил вниз, уводя меня под воду. Сразу стало казаться, что воздуха из баллона не хватает. Инстинкт подсказывал, что нужно выплюнуть загубник акваланга и, преодолев тяжесть груза, вырваться на поверхность, чтобы глотнуть живительный воздух. И именно силой воли удалось сдержать этот ошибочный, и довольно-таки опасный порыв, сосредоточится на глубоком вдохе-выдохе, вдохе-выдохе. До тех пор, пока мозг не понял, что кислорода вполне достаточно. Здесь, на высоте тоже приходилось справляться с моментами слабости. Когда понимаешь, что идти еще много часов, а уже кажется, что очень устал. В эти моменты ты переключаешь свое сознание на такой «спящий режим», когда сосредотачиваешься просто на текущих монотонных действиях, шаг - упор палкой – вдох – шаг - упор палкой - выдох. И все внимание на том, чтобы этот нехитрый цикл был максимально ритмичный, оптимальный, без сбоев. Как движение шестеренок и стрелок часов. Это очень помогает восстановить не только дыхание и функциональность тела, но и, что очень важно, психический фон. Поэтому, восхождение к вершине, это - общение со своим телом. Еще я мог бы сравнить это с пилотированием сложной техники, когда ты постоянно смотришь за кучей датчиков: усталость, дыхание, наличие замерзающих или обгорающих мест на теле, изъянов в экипировки, голод, жажда. И для ровного хода всей машины нужно постоянно корректировать тот или иной параметр.

Ну а горы. Горы – это потрясающе. В любом ракурсе, они притягивают взгляд, вызывают внутри какой-то трепет. Наверное, мы, люди, редко видим перед собой что-то невообразимо огромное. Живя в городе, таких объектов просто не увидишь. Да и в природе средней полосы России тоже. Да, бескрайние поля… но поля – это пустота. Пространство. А горы – это нечто, перед чем ты ощущаешь себя несоизмеримо малым. И эти снежные исполины вызывают восторг, на каком-то очень глубоком уровне мозга.
А картина, как мощный грозовой фронт штурмует большой кавказский хребет останется со мной навсегда….